Текст книги "Ты пойдешь со мной? (СИ)"
Автор книги: Ксения Сальникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)
– Я случайно подслушала ваш разговор с Ирмой. – она с наигранной стыдливостью опустила глаза, и я почувствовала, как стало легче дышать – И решила помочь тебе.
Амалия выпрямилась и грациозно, явно играя на публику в лице меня, прошла мимо к маленькому окну. Она заглянула в него и, не найдя ничего для себя интересного, снова повернулась ко мне. Все ее действия отдавали некоторой театральностью, и я с тревогой ожидала кульминации, гадая, к чему она ведет. Могу поспорить, она чувствовала, как трепещет мое нутро, как натягивается звенящей струной мое эго, грозясь лопнуть в любую секунду, получая удовольствие от моего оцепенения.
– Есть волшебница. Она живет в лесу, возле Хрустального водопада. Она знает все. Умеет колдовать, но главное – она видит будущее. Я уверена, что она сможет помочь тебе найти то, что ты ищешь. Или кого. – сказав это, присела, аккуратно подбирая подол юбки, ненавязчиво оттеснив меня в сторону, заглянула в телескоп, повернула его правее, градусов на пятнадцать, посмотрела и, убедившись, что настроено верно, сказала.
– Вот здесь. Посмотри.
Я заглянула в глазок и увидела огромную скалу, с которой по горным уступам, как по ступеням, струилась кристально прозрачная вода. Внизу зеленела крошечная полянка. Водопад образовывал небольшое озеро, из которого вода узкой, но быстрой речкой, исчезала где-то в недрах лесной чащи.
Я оторвалась от телескопа и посмотрела на Амалию. Даже вблизи она была идеальной. Гладкая, словно бархат, матовая кожа, серебряные нити волос, чувственные губы холодного малинового цвета. Она смотрела на меня своими сверкающими глазами, и на секунду мне показалось, что она пытается загипнотизировать меня, хотя на самом деле я совершенно отчетливо понимала, что просто растворилась в сверкающем калейдоскопе ее глаз. Армат от ее кожи исходил просто удивительный, но нечеловеческий – так пахнет воздух перед грозой. Она поднялась на ноги, расправляя подол юбки, и сказала.
– Я буду признательна, если ты никому не расскажешь о том, что я тебе показала. Сама знаешь, меня не особо жалуют здесь, и я могу поплатиться многим, помогая тебе. Ты уж не подведи меня.
Последнее она сказала, уже держась за дверную ручку открытой двери. Она бросила на меня прощальный взгляд из-за плеча, и вдруг совершенно неожиданно для ее обыденного высокомерия, но в той же неповторимой манере, слегка улыбнулась и игриво подмигнула мне, словно закадычной подруге. Шах, мат и полная капитуляция. В ту же секунду я поняла, что никому, ни за какие сокровища в мире я не выдам ее.
Бесшумно она скрылась за дверью, а я осталась одна в тишине каморки, чувствуя себя так, словно по мне проехал каток. Искать никого не хотелось, да и не осталось сил. Этот короткий разговор обессилил меня, превратив в измочаленное нечто, всей душой желающее доползти до кровати и проспать неделю, может быть даже две.
***
Несмотря на то, что обед только начался, я уже медленно погружалась в дрему, провалившись в мягкий, уютный диван, зарывшись в подушки и теплый плед. Очевидно, никто в замке не утруждал себя чтением, потому как за все время, что я пряталась здесь, ни одна живая душа (по крайней мере, из плоти и крови), не появлялась здесь. Меня это определенно радовало. Сквозь сгущающийся туман сна, все гуще застилающий мое сознание, еще мелькали тонкие лучики мыслей, блуждающие в молочном мареве, в надежде быть замеченными. И я их замечала. Мысли эти были разные – о волшебнице, живущей где-то там, у водопада, о том, за что так ненавидит меня Граф, где сейчас Влад, и как же мне помочь мальчику-тени. Потом одна мысль смешалась с другой, зацепила третью, перевернула четвертую, они смешались воедино, создавая радужный калейдоскоп. Они переплелись в моей голове, соединяясь в причудливую, разноцветную картинку, расплывчатую и размытую, словно акварель. Одна мысль незаметно превращалась в другую, создавая причудливые образы – узоры моего подсознания, пока в конце концов, все не поглотила тьма.
Я видела сон, настолько реальный и осязаемый, что чувствовала запахи и прикосновение ветра. Но в то же время я прекрасно понимала, что сплю.
Кругом был темный ночной лес – спокойный, тихий, погруженный в сон могучий великан, который еле слышно шелестел деревьями-легкими. Я сразу узнала это место. Здесь я проснулась, здесь впервые встретила Влада и Фоса. Между двух исполинских сосен стояла крошечная фигурка. Она стояла ко мне спиной, и я не видела лица, но затылок со светлыми волосами, рубашка с коротким рукавом и шортики обрисовывали знакомый мне силуэт. Это был мальчик-тень. Не полупрозрачный призрак, а мальчишка из плоти и крови. На вид ему было лет пять, не больше. Он стоял, словно оцепеневший, не двигаясь и еле дыша. Он вертел головой, силясь понять, что это за место. Я чувствовала – ему страшно. Странным образом я ощущала все, что чувствовал он – мурашки, пробежавшие по его телу и испарину на спине, мелкую дрожь и сердечко, бьющееся как сумасшедшее. Губы его сжаты и белы, как мел. Он теребит верхнюю пуговицу своей рубашки холодными ручками.
И вот он делает шаг. Нетвердый, совершенно не уверенный в том, куда и зачем, но все же его нога медленно переносит его хрупкое тело вперед. Вторая нога становится рядом и замирает. Он слушает лес, ждет, что тот ответит ему на столь смелый ход. Лес молчит. Мальчик делает еще шаг. Затем еще. И вот он уже бежит во весь опор, не зная куда именно бежит, лишь чувствуя, что направление верное. Крошечные ножки мелькают в траве, оставляя позади мрачный лес, дышащий ему в спину. Он не смеет остановиться, не смеет даже обернуться. Воздух обжигает легкие, сердце колотится, глаза отчаянно высматривают то, к чему он бежит, повинуясь шестому чувству, толкающего его в спину. И, наконец, видит.
Лес обрывается резко, словно его рубанули тяжелым тесаком, и ребенок оказывается на большой поляне, со всех сторон окруженный стенами из гигантских елей, которые, склоняя верхушки к центру, образовывают купол из самих себя. В центре стоит огромное дерево очень похожее на дуб с размашистой кроной, высотой с трёхэтажный дом. У него странные ветви – вьются, словно завитки неведомого кружева, создавая удивительные узоры. Каждый листик на них слабо светится, и поляну заливает нежный, светло-зеленый свет. Кора испещрена глубокими бороздами, как лицо старика морщинами, выдавая древность, вросшую корнями в само время. Мальчишка пытается охватить взглядом исполина, но дерево такое огромное, что затмевает собою все, заявляя себя хозяином этого места. И тут я понимаю, что оно живое. Не могу объяснить, как, но просто чувствую, что передо мной существо разумное. Внутри дерева струится, растекается, собирается и, снова распадается колоссальная энергия, густая и темная, как человеческая кровь. Мальчик, так же как и я, слышит его дыхание, отдающее легким шорохом листьев, и всем телом ощущает пульсирующую в нем жизнь. Он подходит к дереву и долго стоит рядом неподвижно, то ли собираясь с мыслями, то ли прислушиваясь, но потом хрупкая ладошка ложится на теплую морщинистую кору. И вдруг дерево отвечает ему. Оно не говорит, но в голове у ребенка возникают картинки и образы, словно отпечатки слов, но не сами слова. Они безмолвны, но предельно ясны.
Дерево спрашивает у мальчика, чего он хочет. Я не слышу его слов, не понимаю, что именно он говорит. А мне очень нужно понять. Дерево вздохнуло, словно приготовилось очень глубоко нырять, словно раздуваясь и становясь еще больше, еще нереальнее. Жизнь искрится в его листьях, а по стволу бегут золотые нити. Энергия, невероятная сила, совершенно нечеловеческая, неземная и она закипает внутри дерева, грозясь разразиться взрывом. Она бурлит, она жжет кожу и заставляет воздух вибрировать, и я чувствую, что сила эта недобрая. Внезапно мне становиться ясно, что сейчас случится что-то нехорошее. Я пытаюсь закричать, пытаюсь предупредить мальчика, но мой голос беззвучен, словно вязнет в каком-то киселе. Я вижу, как мальчишка шевелит губами – он говорит что-то дереву, но я не слышу его. Дерево отвечает. Вижу, как мальчик кивает головой в знак согласия. Я кричу громче, пытаюсь перекричать звенящую тишину между нами, пытаюсь пробить этот светло-зеленый кокон, скрывающий его от меня. Бесполезно. И тут сон начинает выталкивать меня. Контуры, до того четкие и яркие, начинают расплываться, стирая границы между предметами, рвется хрупкая нить, связывающая меня с этим видением. Теперь я вижу лишь крохотную фигурку в центре размытых пятен, сливающихся в светло-зеленый фон. Вижу, как он смотрит на свои руки, сложенные ковшиком. Он улыбается, он счастлив, глядя на крохотный белый комочек, дрожащий в его руках.
Дерево подарило ему мышь.
Яркая вспышка обжигает глаза огненно-белым светом, заполняя весь мир, сметая все на своем пути, стирая краски, запахи и ощущение абсолютной реальности происходящего, неся пустоту и оставляя ничто после себя. Ударная волна бьёт меня в грудь, сбивая с ног. Я просыпаюсь от боли и отчаянья, лежа на полу и чувствуя, как начинает ныть отбитый копчик. Одеяло обвило ноги, словно расплющенный шерстяной питон, копчик ныл все сильнее, а затекшую руку начинали колоть крошечные иголочки. Я поднялась и села, оперевшись спиной о диван. Сон мгновенно выветрился, словно его и не было, не оставив даже послевкусия, как это бывает от кошмаров, чей дым еще долго остается у тебя в голове. Я даже подумала, не привиделось ли мне все это. Нет, это точно был сон. Лицо мое было мокрым от слез, а горло саднило. Видимо я кричала во сне.
Я оглянулась в поисках случайно забредшего сюда, стакана воды. Кругом было темно. Камин давным-давно погас, и в воздухе висела прохладная ночь. Лунный свет, льющийся из окна, четко обрисовывал контуры комнаты. Нет, воды здесь нет.
Нет, все-таки сон оставил кое-что после себя. Внутри ерзала, пытаясь улечься поудобнее, холодная, колючая тоска. Я вздохнула и закрыла лицо руками. Ощущение того, что это не сон вовсе, становилось все сильнее и отчетливее. Вернее, что-то во мне, где-то глубоко внутри, было абсолютно уверено, что я каким-то образом сумела перенестись в прошлое и стать невольным свидетелем того, что произошло, возможно, многие десятилетия, а может и столетия, назад. В памяти стояло белое от страха личико с огромными глазами, жадно ищущими помощи, трясущиеся ручки, маленькие ножки, тонкая полоска бескровных губ. Боже мой, как же он был напуган! И его неподдельная, такая искренняя радость при виде крохотного зверька. Сердце мое сжалось от боли при мысли о том, насколько же нужно быть одиноким, чтобы так радоваться мыши. Я поднялась с пола, поднимая скомканный плед, и кладя его на диван. Я снова легла в надежде, что смогу заснуть. Была глубокая ночь, и идти с моими переживаниями мне было не к кому. Наконец, когда я успокоилась, я смогла рассуждать трезво, насколько вообще умела это делать. Я решила, что Ирма наверняка знает о волшебнице, и сможет помочь мне выбраться из замка и найти ее. Завтра, сразу после завтрака. Эта мысль убаюкала меня, и я снова уснула.
***
Утром Ирма не пришла разбудить меня, как делала это обычно. Меня разбудили топот и постоянное бормотание, перемежающееся хихиканьем. Вероятно, беготня за моей дверью происходила уже давно, потому как иначе я бы и ухом не повела.
Я открыла глаза. Солнышко пробивалось сквозь тяжелые портьеры библиотеки, так и норовя прорваться сюда. Снова мимо дверей пробежали служанки, хихикая и бормоча о чем-то, что приводило их в щенячий восторг. Меня же это, как и любого, кого будят насильно, раздражало безумно. Я бросила взгляд на часы на каминной полке. Шесть сорок утра. Отлично! Я перевернулась на другой бок и постаралась снова уснуть, но топот небольшого поголовья юных газелей, лихо проносящихся за дверью, кого угодно мог свести с ума. Я стала подумывать, а не придумал ли Граф очередную забаву для любимой гостьи. Я совершенно легко представила себе, как он, шикарный и томный, сидит за своим огромным столом и тоном властелина мира приказывает своим горничным, устроить соревнование по скоростному бегу в коридоре, но обязательно в той его части, что примыкает к библиотеке. Форма одежды – свободная, начало в пять утра.
Окончательно потеряв настрой на сон, я поднялась с дивана. Надеясь, что мое гневное причитание будет услышано, я оделась и открыла двери. Никого. Ха. Я бы даже сказала «ха-ха». Ни единой живой души. Сговорились они, что ли? Я вышла, закрыла за собой дверь, и тут меня чуть не сносит с ног Анютка. Та самая, которую я впервые увидела с граблями в руках.
– Ой, Лера, простите, Бога ради, я Вас не заметила. – быстро затараторила она. На этот раз в руках у нее была стопка небольших полотенец, которые рассыпались по полу, когда она брала меня на таран.
– Все нормально. – сказала я, присаживаясь и помогая ей собрать ее ношу с пола. – Помочь тебе донести?
– Ой, что Вы?! Я сама! Ни в коем случае!
– Ладно.
Мы собрали гору полотенец и водрузили их обратно в ее хрупкие ручки. Я поняла, что подобные тяжести, очевидно, не были для нее в новинку, глядя на то, как она лихо перехватила огромную охапку, и налегке понеслась прочь, попутно извиняясь и желая мне доброго утра. Я не стала говорить ей, что утро мое уже не может быть добрым, и ее стараниями в том числе. Я стояла и смотрела на опустевший коридор, пытаясь проснуться, как вдруг меня осенило, что Анютка, будучи созданием искренним и бесхитростным, не смогла бы глаз отвести от "подарочка" Графа, но она на меня даже не посмотрела. Я потрогала свои уши и чуть не взвизгнула от восторга – они приняли прежний размер и форму. Ну что же, возможно, это утро еще можно спасти.
Я нашла Ирму на кухне. Она была в прекрасном расположении духа и напевала себе под нос незнакомый мотивчик. Увидев меня, она удивленно вскинула брови, а потом широко улыбнулась.
– Привет, дорогая. Что-то рано ты сегодня. Не спится?
– Очень даже спится. Просто сегодня в коридоре соревнование по скоростному топотанию.
– Не знаю, о чем ты, зайка.
– Что происходит? Почему с утра все носятся, как заведенные?
– А... Так сегодня же бал!
Теперь я удивленно вскинула брови и уставилась на Ирму в ожидании пояснений.
– Ты же не знаешь. – она достала огромных размеров кастрюлю откуда-то из под стола и водрузила ее на плиту, пыхтя и отдуваясь. – Каждый год к нам приезжают друзья. Строго говоря, это друзья Графа. Если быть совсем точной, то это и не друзья вовсе.
– Ну теперь все стало понятно.
Ирма засмеялась и продолжила.
– Все, кто приезжает на этот бал, по разным причинам считают Графа скорее покровителем, чем другом.
Я закатила глаза. Ирма отдала должное моему скептицизму, но все-таки возразила.
– Можешь мне не верить, но Граф хороший.
– И правда, с чего бы мне в этом сомневаться...
– У вас с ним не заладилось. Вы никак не можете... – она задумчиво подняла глаза, пытаясь отыскать подходящее слово, но, очевидно не найдя такового, махнула рукой. – Неважно. Люди, которые приедут сегодня, в разное время разными способами получили от Графа огромную помощь. И они приезжают сюда, чтобы отблагодарить его. Ну и поплясать от души.
Ирма налила мне чаю и достала, неизвестно откуда, чашу, в которой огромной горой громоздились свежеиспеченные кексы. От них по всей кухне разошелся удивительный аромат, а рот мой сразу наполнился слюной. Я втянула носом и взяла один кекс – он был еще теплым. Этого было достаточно, чтобы губы мои сами разъехались в счастливой улыбке. Ирма посмотрела на меня с материнской нежностью во взгляде, а потом, совершенно удивительно, но очень приятно для меня, наклонилась и поцеловала меня в лоб.
– Дитя. – произнесла она шепотом. – Совсем еще дитя. – и с улыбкой осмотрела меня еще раз. Щемящая нежность разлилась внутри меня, и я почувствовала, как защипало глаза. Удивительно, как эта женщина могла вот так просто дарить тепло другим. Не стесняясь этого, не видя в этом ничего необычного и не требуя ничего взамен. Одним движением и парой слов.
– Так о чем я? Ах да! Так вот... – она снова принялась за готовку, достав огромную охапку какого-то овоща, похожего на большую фиолетовую морковь, и рьяно принялась за чистку. – Они всегда приезжают в прекрасном настроении, в бальных одеждах, с подарками и такими счастливыми лицами, что, помяни мое слово, ты легко поверишь, что Граф хороший, только глядя на то, как светятся их глаза, как только он входит в комнату.
– Поверю тебе на слово.
– Почему?
– Потому что присутствовать при этом я не буду.
Удивленные брови Ирмы взлетели вверх, требуя немедленных объяснений.
– Ты действительно не понимаешь, почему меня не будет на этой ярмарке тщеславия, посвященной худшему представителю рода человеческого, где каждый будет восхвалять его, петь оды в его честь, а он будет делать вид, что ему это совершенно не льстит?
– О, как загнула…
– Я еще и не так могу. Вот выспалась бы…
– То есть не пойдешь?
Я отрицательно мотнула головой.
– Но Граф уже распорядился найти для тебя платье. Я полночи перебирала гардероб, пока не нашла нужное! О, милая, оно прекрасно. Нежно-голубое, с вышивкой из камней и серебра. Ты даже не представляешь, как оно тебе пойдет...
– Какое еще платье? – кекс чуть не застрял у меня в горле.
– Нежно-голубое, говорю же...
– С чего он вообще решает, куда мне идти? И тем более в чем. Что мне вообще делать на празднике, где все восхваляют и без того раздутого от любви к самому себе болвана, который не в состоянии прожить и суток, чтобы не нагадить кому-нибудь.
– Не кому-нибудь, а тебе. – вставила Ирма.
– Вот именно!
– Он не самовлюбленный, а циничный.
– Мне решительно без разницы, каким словом его можно обозвать, лишь бы как можно обиднее.
Ирма посмотрела на мое гневное лицо так, словно ни капли не удивилась, и сказала.
– Он знал, что ты так скажешь. Поэтому просил передать, что это не приказ, а приглашение, и что, если ты не захочешь, можешь не приходить. – она смотрела на меня выжидательно и улыбалась, глядя на то, как мой праведный гнев сходит на нет, совершенно против моего желания. Я попыталась разозлиться снова, но что-то внутри меня угасло и больше не хотело разгораться. Исподлобья я смотрела на Ирму, которая еле сдерживалась от хохота. Я старательно изображала из себя обиженную, а она из кожи вон лезла, чтобы напустить на себя сочувствующий вид. Но чем дольше мы старались, тем смешнее все это выглядело. Первой не выдержала я и захохотала. Она подключилась ко мне, и мы смеялись, пока меня не разобрала икота.
– И все же я не пойду. – сказала я, икая, но продолжая уплетать кексы.
– Ну смотри, зайчик, дело твое. – из ее косы выбилась прядка волос и теперь свисала прямо перед кончиком носа. Она заправила ее обратно. – Но не забывай, что до самого утра все будут веселиться, и я в том числе. Компанию составить тебе будет некому.
– Ничего страшного. Есть же целая библиотека.
Я позавтракала, поблагодарила. Предложила ей свою помощь, но она отказалась, сказав, что у нее на кухне сегодня целая рота. Я сказала ей, что если понадоблюсь, она знает, где меня найти. Она кивнула и подмигнула, бросив напоследок.
– Если ты все же надумаешь, я жду тебя у себя в комнате к восьми.
Я отправилась в библиотеку с твердым намереньем провести там весь день и отправиться спать пораньше. Про свой сон я напрочь забыла и, само собой, ничего не узнала о волшебнице, живущей в лесу. Решила, что сделаю это завтра, первым делом. А пока, меня ждут книги.
Каково же было мое собственное удивление, когда без пяти восемь, я стояла у двери комнаты Ирмы. Она отрыла мне двери и улыбнулась.
– Я знала, что ты придешь.
– Честно говоря, я пока еще не совсем уверена, что...
– Никаких разговоров! У нас не так много времени.
Она принялась за меня с таким рвением, что я побоялась, как бы в итоге не получилось нечто, похожее на ребенка, добравшегося до маминой косметики и одежды. Но в итоге получилось прекрасно. Ирма сделала мои каштановые волосы темно-каштановыми с удивительно красивым холодным, серебристым отливом, заплела их в очень сложную, красивую косу и украсила шпильками с небольшими сверкающими камнями. Косметики на мне почти не было, но травы, которыми она давала мне умыться сделали мои глаза блестящими, кожу – матовой, цвета слоновой кости. Единственное, что она добавила – немного помады цвета спелой малины. Ну и конечно же, нежно-голубое платье, которое мы отправили обратно в шкаф, до более подходящего момента. Оно было сплошь усыпано камнями и вышивкой, да так усердно, что если им как следует махнуть, можно было бы сшибить кого-нибудь с ног. Но в этом же шкафу я заметила шелковое темно-синее платье, которое сразу же пришлось мне по душе. Ирма возмущалась, что слишком простое, но скорее так, для вида, а когда платье оказалось на мне, призналась, что выглядит оно шикарно. На себя же Ирма потратила всего полчаса, но когда она закончила, была выше всех похвал – ярко-красное платье, темные, почти черные волосы, собранные в пучок, и шикарный макияж, хоть и немного яркий, на мой взгляд. Но она заявила, что вечерний макияж и должен быть самую малость «ярковат». Она вытащила из ящика стола комплект – сережки-капельки и тонкое ожерелье из сверкающих бриллиантов. Я упиралась, говорила, что не надену, но она настаивала, а еще очень удивилась, узнав, что из тех мест, откуда я "родом", это стоит целое состояние.
– Ну, не знаю, милая. Я ничего не понимаю в камнях и их стоимости. Мне их Граф подарил. А мне и без того есть, что надеть. Он часто мне дарит подобные безделушки.
Я посмотрела на "безделушки", которые переливались разноцветной радугой, и улыбнулась – странно, но сейчас и для меня россыпь бриллиантов, тяжело лежавших в моей руке, не имела особой ценности. Уже перед самым выходом она вручила мне перчатки – короткие, из черного шелка.
– Зачем они мне?
– Так нужно. Это традиция.
– Перчатки?
– Да. Все будут в перчатках.
– А в чем смысл этой традиции?
– В традициях нет смысла, есть подтекст. Идея.
– Так... И в чем идея перчаток?
– Видишь ли, бал – всегда флирт, и под каким бы величественным предлогом он ни проводился, это всегда праздник влюбленности и ухаживаний. А что главное во флирте?
– Не знаю...
– Во флирте главное, при всей кажущейся близости, оставаться немножечко недоступной. Быть совсем рядом, но всегда чуть-чуть не дотягиваться. Быть на расстоянии вытянутой руки, но не прикасаться. Быть настолько близко, насколько ты никогда бы не позволила себе в обыденной жизни, но при этом всегда, подчеркиваю – ВСЕГДА – в полушаге друг от друга. Это важно. Это и делает флирт – флиртом. Понимаешь?
– Да. То есть, нет. Не понимаю, при чем здесь перчатки?
Ирма вздохнула и покачала головой.
– Дитя... Перчатки – это то, что всегда отделяет твою руку от руки партнера. Даже в танце, который сам по себе означает близость, между вами всегда есть что-то, что не дает вам быть слишком близко друг к другу. Эта и есть та самая грань. Дымовая завеса, без которой пропадает волшебство. Это препятствие, пусть тонкое и весьма символичное, к тому, чтобы вы стали СЛИШКОМ близки.
Она многозначительно посмотрела на меня и поняла, что ничего из того, что она сказала, до меня не дошло.
– Просто надень их. – сказала она и вручила мне тонкие лоскутки. Я надела и их и удивилась, до чего же красиво они сели. Руки мои словно покрыли черным шелком, который стал моей второй кожей, и это было непривычно. Я даже не знала, что простые перчатки могут так изменить облик. Даже не облик, нет. Ощущение. Странным образом, хоть не поняла и половины из того, что Ирма объясняла мне про загадочность и дымовую завесу, я почувствовала себя женственной и таинственной.
Мы вышли из комнаты в десять часов вечера. За окнами уже стемнело, и луна подглядывала за нами свозь неплотно прикрытые портьеры.
– А куда мы идем?
– Бал будет в столовой.
– А как гости приехали? Я имею в виду Фоса. Неужели никто не побоялся?
– Все приехали днем. Ты, сидя в своей библиотеке, все пропустила. Меньше читать надо. Днем Фос не приходит, ты же знаешь. Ну, а в замок Фосу не пробраться.
– Ну как сказать. Ведь совсем недавно ему это почти удалось.
– Ну не удалось же. Кроме того, странно, но именно в ночь бала Фос и сам старается сторониться замка. Ходит в округе, но близко не подходит.
Так за разговорами мы не заметили, как пришли. Уже подходя к столовой, я услышала гомон сотен голосов – их смех, их радость, их удивление, смешанное с восторгом. Я никак не ожидала, что людей будет так много. Честно говоря, уже в этот момент у меня возникло постыдное желание развернуться и отправиться прямиком в библиотеку, на ходу снимая с себя украшения и перчатки, но твердая рука Ирмы, лежащая на моей спине, отрезала мне путь к отступлению.
– Не бойся. – шепнула она мне на ухо.
– Я и не боюсь.
– Трясешься, как заяц. – тихонько хихикнула она.
– Мне все это кажется совершенно дурацкой затеей. Зря я пришла сюда.
– Абсолютно не зря, мой трусливый зайчик. Я скажу тебе больше – эту ночь ты не забудешь никогда. Я смело, со всей ответственностью, берусь утверждать, что больше нигде и никогда ты не увидишь того, что будет сегодня. – я лишь кинула на нее взгляд, полный немого крика о помощи, но увидев в ее глазах знакомый огонек, который уже видела однажды, когда мы подняли на уши целую кухню, поняла, что она уже ни за что не даст мне уйти.
Не успели мы вплотную приблизиться к дверям, как они распахнулись, впуская нас в полумрак крошечного коридора, служащего вестибюлем столовой. Сейчас здесь было темно из-за окружавших нас портьер, которыми было завешано и без того крошечное пространство, создавая ощущение маленькой пещеры, в темноте которой горели две свечи. Они были в руках встречающего нас человека в маске с огромным длинным носом и закрывающей лишь верхнюю половину лица.
– Добрый вечер. – произнес он тихо, и губы его растянулись в широкой улыбке. – Сердечно рады видеть Вас. Пожалуйста, внесите свой вклад.
– Вклад? – удивилась я. – Но у меня нет денег.
Тут Ирма заговорила у меня за спиной. – Деньги и не нужны, моя хорошая. Нужна музыка.
Тут незнакомец в маске ловким движением убрал руки от свечей, которые так и остались висеть в воздухе, тихо покачиваясь из стороны в сторону. Руки его исчезли в темноте, а через секунду появились снова перед моими глазами, заключая в себе странный предмет – хрустальный тетраэдр, размером немногим больше спичечного коробка, который переливался под мягким светом свечей. Ирма обошла меня, закрыла глаза и внезапно тетраэдр заискрился, словно внутри вспыхнул радужный взрыв, разбрасывая разноцветные вспышки по собственным граням.
– Это совершенно не сложно. Просто подумай о своей любимой песне, и она перенесется сюда.
– Да, но... – я представила себе, как великосветское общество в вечерних нарядах будет сочетаться, например с Linkin Park или Rammstein. Не то, чтобы мне нравилась эта музыка, но посмотреть было бы весело. – Я не думаю, что моя музыка будет уместной... здесь.
– О, не волнуйся. Любая музыка есть музыка. Она универсальна и здесь рады каждой. Ты даже не представляешь, какие удивительные мелодии привозят сюда наши гости.
– Но зачем?
– Как зачем? Мы будет танцевать под нее! – глаза Ирмы так вспыхнули. Я вздохнула, закрыла глаза, и попыталась представить себе что-то из классики. Но тут человек в маске сказал.
– Простите, мадам, нужна именно любимая песня, а не та, которую Вы считаете правильной.
И то ли оттого , что голос его был тихим и вкрадчивым, то ли он применил какое-то заклинание, то ли просто сработал рефлекс на слово «любимая», но нужная песня в ту же секунду вспыхнула в моей памяти и, открыв глаза, я увидела, как догорает хрустальный тетраэдр, а затем прячется где-то в темноте.
– Благодарю.
Перед тем, как руки человека в маске снова вернулись к свечам, он галантно приоткрыл для нас тяжелую портьеру, пропуская нас в столовую, ставшую на сегодня бальным залом.
И без того огромная, она превратилась в необъятную из-за царившего в ней мрака, оттенка чуть светлее ночи, скрывающего все вокруг. В воздухе витает аромат летней ночи, свежей и пьянящей. Я подняла голову и увидела россыпь крошечных звездочек, летающих по всему залу. Свет от них рассеивался, и было похоже, что миллиарды маленьких дисковых шариков летают то высоко, то опускаясь почти к самому полу, то снова взлетая наверх, неся с собой брызги света. Один из них подлетел совсем близко. Я протянула навстречу руку, и он приземлился мне на указательный палец. Искрясь и переливаясь, он посидел на пальце пару секунд, а затем медленно взлетел, уносясь куда-то в темноту несуществующего потолка. Смутно угадывались очертания людей, находящихся в зале. Я разглядывала их силуэты, но невозможно было сказать, сколько их, и лишь гомон множества голосов говорил сам за себя. Сотни две, может три, и все они скользили в темноте, разговаривая и смеясь. Кто-то узнавал кого-то, и тогда доносились приветствия, искренняя радость и неподдельный смех. Живая, дышащая, полная предвкушения толпа волновалась, словно море перед бурей. И наконец, раздался первый раскат грома, как первая весточка начинающегося шторма.
– Дамы и Господа! – голос Графа, низкий, бархатный, прогремел в кромешной тьме, прокатившись эхом по всему залу. Воцарилась полнейшая тишина, и где-то совсем рядом со мной чей-то взволнованный женский голос тихо взвизгнул, не в силах сдержать эмоций. – Да начнется бал! – а в следующее мгновенье миллиарды светлячков устремились к стенам и, осев на них причудливым узором, вспыхнули, словно искры, освещая собой все вокруг. Зал возник словно из ниоткуда, приобретая очертания, украшенный, и оттого почти неузнаваемый, полностью заполненный людьми. Высоко под потолком вспыхнул каскад фейерверков, и толпа взревела от восторга, заполняя криком весь зал. Граф сидел на одном из искусственных карнизов высоко под потолком и приветственно махал рукой, вызывая взрыв аплодисментов и восторженных приветствий.
– Волшебник. – сказал Ирма, хитро прищурившись, глядя на то, как Граф планирует вниз, прямо по воздуху.
– Позер. – ответила я.
Удивительно, но сам он был одет более, чем скромно. Его комплект – темно-синие брюки и такого же цвета шелковая рубашка, удивительно элегантная в своей простоте, шикарно сидел, подчеркивая мужественность и стройность его фигуры, и выгодно выделял его на фоне пестрой толпы. И, конечно же, цвет – глубокий, насыщенный – он зажег его глаза, и они, и без того синие, словно океан, вспыхнули, переливаясь, словно два подсвеченных изнутри сапфира , искрясь, словно звезды. Он улыбался и, похоже, был в том же восторге, что и все присутствующие. Никакой ложной скромности и напыщенности, только счастливая улыбка, и горящие глаза.
