Текст книги "Ты пойдешь со мной? (СИ)"
Автор книги: Ксения Сальникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
– Я не дам тебе того, что ты хочешь. Сама ты это взять не сможешь. Уходи.
Он зевнул, закрыл глаза, а потом обернулся собственным хвостом, совершенно так же, как делают все домашние коты. Такой огромный пушистый кот, который только что чуть не сожрал меня. А теперь он лег и, кажется, уснул.
Я застыла на месте, не зная, что мне делать. Действительно, что я могу? Крошечная, я слабее, медленнее и, похоже, намного глупее, чем он. Ко мне медленно начинало подбираться отчаянье. Ведь когда противник борется, есть шанс, хоть и мизерный, выиграть, но когда он уходит, не боясь повернуться к тебе спиной – ты однозначно проиграл. И вот теперь мне оставалось лишь развернуться и отправиться в замок с пустыми руками. Но этого сделать я не смогу. Я вспомнила глаза Ирмы, тоскливые и смиренные. Нет, в замок ни с чем я ни за что не пойду.
– Послушайте, – тихо заблеяла я, подозревая, что чудовище уже успело прикорнуть. Собрав последнюю смелость в кулак, я заговорила громче. – Я предлагаю обмен.
Животное приоткрыло один глаз, выглянув из-за своего пушистого хвоста. – Обмен? – в голосе его звучало удивление. – И чем же мы будем меняться?
– Желаниями.
– Как это?
– Ну, что мне нужно, мы оба знаем. А чего бы хотели вы? Ты... Хм... Ну, в общем, у каждого есть желания.
Зверь шумно выдохнул, и это сильно напоминало снисходительный смешок.
– Насекомое... Возвращайся туда, откуда пришло, – сказал он и снова спрятался.
– Я серьезно. Вы сказали, что все, кто приходил, хотели обидеть. Я предлагаю иное. Я хочу дать Вам то, что сами вы получить не в состоянии.
– Ничтожное двуногое, как ты можешь дать то, что даже я сделать не могу?
– Не смотрите на мой рост и слабость. Иногда трус, когда очень нужно, становится отважным. Тем более, вы ничего не теряете. Ну же! Я смогу!
Я замолчала. Молчал и зверь. То ли он думал, то ли уснул. Удивительно, но мне мои слова казались убедительными настолько, что на мгновение я и сама поверила в то, что говорю. Слова застыли между нами, и только одному чудовищу было известно, о чем оно думает.
– Если у меня ничего не выйдет, я просто уйду, как вы и хотели. Но если у меня получиться...
Зверь открыл один глаз, затем второй. Он долго рассматривал на меня, не говоря ни слова, лишь огромные бока поднимались и опускались, а когда заговорил, вибрация снова больно ударила меня по барабанным перепонкам.
***
Одежда на мне все еще была мокрой и неприятно липла к телу. Наверное, нужно было раздеться и оставить платье на берегу, но как-то не хотелось являться к королю подводного мира в чем мать родила. К тому моменту, как я выбралась из озера, уже стемнело, и полная луна висела над головой. Мне уже начинало казаться, что я заблудилась, как над верхушками деревьев показалось острие горы, от которой до поляны рукой подать. Я прибавила шагу. Наконец, добравшись до водопада, я отдышалась. Найдя Великую Волшебницу, благо, теперь это было нетрудно, я подбежала к ней, упала на колени и заговорила громко, как могла.
– Великая, мне нужна Ваша помощь. Срочно!
Я ждала. Камень молчал.
– Але! Слышите меня?
Тишина. Мне никто не отвечал. Еще несколько раз я звала Волшебницу, но камень оставался беззвучным, словно это был просто камень и ничего больше. Я начала сомневаться, а не перепутала ли я ее. Да нет же, это именно тот камень, что был мне нужен. Прошли долгие две минуты, в течение которых мне приходили в голову разные мысли – одна другой краше. Но больше всех меня пугала та, в которой я очень явственно представляла себе, как сразу после моего ухода Великой вздумалось сменить физическую оболочку, и теперь она беззаботно строила плотину (почему бы и нет?) на ближайшей реке. И теперь мне ни за что не отыскать одно единственного, нужного мне, бобра среди сотен точно таких же, ничуть не бобрее, чем все остальные.
– Ну, помогите...
– Бога ради! Кто там горло дерет? А... Опять ты?
– Слава Богу! Как хорошо, что Вы не бобер.
– Бобер? С чего бы...
– Я звала Вас, Вы не отвечали. Я страшно испугалась, что вы...
– Я спала вообще-то! Ночь на дворе.
– А... Хм... Камни спят?
– А что еще делать, лежа без движения на одном месте? Спать, конечно.
– Ну... Да. Наверное... Да не важно. Выручайте! Умоляю Вас...
– Да перестань ты тарахтеть. Успокойся и объясни, что нужно.
Я, как могла подробно, но быстро, рассказала ей о Водяном, о том, как он чуть не слопал меня, и том, что мы заключили сделку.
– И чего он хочет?
– Вы не поверите, но, оказывается, подводное чудовище больше всего на свете хочет увидеть рассвет! – я сделала паузу для фанфар, но восторгов и умиления так и не последовало. – Но подняться на поверхность оно не может, потому как...
– Да поняла я.
– Правда? Я вот не сразу...
– Не сразу поняла, что ему нечем дышать? – она сказала это таким голосом, что без труда угадывалось между строк, что я – девушка не самого светлого ума.
– Да не сразу. Между прочим я не знаю, что умеют Водяные, а что – нет. – сказала я обиженно. – Ну, не суть. Вы поможете мне? Может, есть какая-нибудь травка, или ягода, ну или обряд какой-нибудь. Сплясать на восходящую луну или, может, потрясти задом против часовой стрелки над муравейником... – я болтала безумолку, лишь бы она не успела вставить что-то вроде "Зачем мне это?", или "С чего это я буду помогать тебе?", но к моему удивлению, когда словестный запас мой полностью истощился, она лишь сказала.
– Ничего особенного. Простое заклинание. Невелико колдовство.
– Так Вы поможете?
– Отчего нет?
Вот уж воистину, странная дама! То уговариваешь ее до мозолей на языке, то она сама рвется в бой, самоотверженно и безвозмездно. Но вслух я сказала лишь.
– Отлично! Что нужно делать?
– Что, Что? Отнести меня к нему.
Я кивнула и вцепилась в камень обеими руками. Но не тут – то было. То ли я такая щупленькая, то ли Великая Волшебница такая тяжелая, но у меня было впечатление, что я пытаюсь столкнуть с места плотно покушавшую беременную слониху. Я шипела сквозь зубы, упиралась ногами во все, что только было можно, и даже пробовала взять немыслимую задачу с разбега, но – тщетно. Не отвоевала и пары миллиметров. После десяти минут совершенно безрезультатных попыток, я обессилено шлепнулась на траву, поскуливая от боли в руках и спине.
– Может, – заговорила я, тяжело дыша. – Вы просто объясните мне все. Расскажете все, запишем дословно, а я повторю?
– Бесполезно. Это очень сложный и древний язык.
Я вспомнила витиеватые и трудновыговариваемые слова, которые Граф произносил во время заклинаний, и кивнула. Язык, непонятный даже на слух, на вкус, скорее всего, был бы просто непроизносимым. Мне такое в жизни не повторить.
– Что будем делать?
Великая молчала, и я подумала, что все-таки сложно общаться, не видя выражения лица собеседника. Правда, будь она бобром, вряд ли стало бы легче. Только я представила себе бобра, с задумчивым видом потирающего подбородок в позе мыслителя, как Великая прервала мои безумные фантазии.
– Ну что ж. Все остальные варианты гораздо сложнее, – сказала Великая, заканчивая одной ей известный внутренний монолог. – На этой поляне есть сосна. Она позади тебя. Вон та, видишь? Самая высокая. Да, да, она. Так вот, на самой ее верхушке есть прозрачная иголочка. Не смотри на меня так, я понимаю, что найти ее будет очень трудно, но поверь, когда найдешь – сразу поймешь, что это она. Она может преломлять лунный свет так, что получается нить – тонкая и очень прочная, но главное даже не это, а то, что она умеет делать невесомыми даже самые тяжелые объекты. То есть, с ее помощью ты легко можешь унести гору позади себя. Но гора – то нам не нужна, а вот меня она поднимет с легкостью, и ты сможешь перенести меня так же легко, как воздушный шарик.
Я оглянулась и посмотрела на дерево пятидесяти метров в высоту.
– Да, нелегко будет залезть туда.
– О, об этом можешь не переживать. Есть кое-какие ягоды...
– Вот о них можете не рассказывать.
Пожалуй, самым сложным было заставить себя съесть эти чертовы ягоды. Я никак не могла заставить себя положить их в рот, не говоря уже о том, чтобы прожевать и проглотить.
– Чего ты там застряла? – крикнула мне Великая, глядя на то, как я переминаюсь с ноги на ногу, рассматривая одну единственную ягодку на своей ладони. Я нарвала больше, штук десять, но помнится мне, тут с лихвой хватит и одной. Остальные лежали в кармане, завернутые в носовой платок. В этот раз некому было поймать меня и привязать за руку, и веревки под рукой не было тоже, поэтому у меня были все шансы отправиться в свободное плаванье на высоте нескольких тысяч километров. Понимая это, я намертво вцепилась в толстый ствол многовекового дерева.
– Чего тянешь? Трухнула что ли?
– Нет! – рявкнула я, чувствуя, как подгибаются колени.
– Ну так ешь эту несчастную ягоду!
– Великая, а как я буду назад возвращаться?
– Ты же говорила, все про них знаешь.
– Говорила.
– С черенками рвала?
Я посмотрела на ягоду, у которой был крохотный черенок, с маленьким листочком.
– Да.
– Черенок не выбрасывай. Он действует обратным образом.
– Серьезно?
– Нет, шутки шучу. Конечно, серьезно! Как бы я тебя отправляла наверх? Дилетанты... Лезь, давай!
Я положила ягоду в рот, а черенок в другой, свободный карман. Знакомый, волшебный вкус разлился во рту, аромат, дурманящий, пленительный заполнил нос, поднимаясь все выше, окрыляя, заполняя голову своим пряным, нежным облаком. Какие же вкусные эти ягоды! Интересно, а Влад тоже знал про черенки? Вот паршивец! Как же я соскучилась по нему...
Знакомая легкость оторвала меня от моих мыслей. Снова, как и в первый раз, первыми оторвались от земли ноги и зад. Интересно почему? Я потихоньку разжимала руки, все еще цепляясь за дерево, но уже свободно скользя вверх. Если вы помните свои полеты во сне, вы легко поймете меня. Понимая, что происходит невозможное, быстро начинаешь верить, что для твоего тела это так же естественно, как дышать. Я стала легкой, земное притяжение отпускало меня. Мне хотелось визжать от страха и восторга, но все же ускользающая вниз земля пугала меня. Даже тяжелые мысли больше не держали, вылетая из головы. Ветки проплывали мимо меня, и я легко касалась их руками, не для того, чтобы зацепиться, а для того, чтобы почувствовать, как они остаются внизу. Я посмотрела наверх – там ночное небо распахнуло для меня объятья, как старому другу. Под ногами расстилался лес, величественный и тихий. Великан с философией невмешательства в свою же собственную жизнь.
Наконец, замелькали короткие ветки верхушки. Я осторожно взялась за ближайшую. Словно воздушный шарик, зацепившийся за ветку, я висела на расстоянии вытянутой руки от макушки огромной сосны. Мне не потребовалось много времени, чтобы подобраться к ней. Словно бы точно зная, где иголка, я сразу же нашла ее. Тоненькая, прозрачная, она была чуть тоньше швейной и казалась хрупкой на вид, словно сделанная из хрусталя. Она испускала удивительное свечение, словно внутри нее горела своя собственная крохотная луна. Я подтянула ветку поближе к себе и чуть не клюнула носом это удивительное чудо. Вблизи она казалось совершенным оптическим прибором – внутри нее лунный свет многократно преломлялся, становясь все тоньше и тоньше с каждым отражением. Лучи перекрещивались между собой, образуя причудливый и очень красивый узор. И тут я заметила, что из кончика иглы торчит крохотный обрывок нити. Незаметный с первого взгляда он едва улавливался взглядом. Не потерять его из виду я смогла лишь, когда уловила легкий отблеск. Осторожно, изо всех сил стараясь не напартачить, я потянула за нить. Ни разу в жизни я не видела ничего подобного. Легко, словно я разматываю невидимый клубок, потянулась серебряная ниточка. Тонкая и прозрачная, она лишь угадывалась в свете полной луны. Невесомым прикосновением она легла в мою ладонь легкой паутиной. Она лишь отдавала холодом, но не весила совершенно ничего и была, наверное, в сотни раз тоньше, чем человеческий волос. Обмотав ее вокруг ладони, словно шерсть, я начала тянуть дальше, и тут же поняла, что не так-то просто ее порвать. Казалось, от любого дуновения ветерка она должна лопнуть с легким звоном, но нет. Рука моя пару раз дрогнула, но нить, натянувшись, сохраняла свою хрупкую целостность, и не думая рваться. Нить шла очень легко, и уже через несколько минут на моей руке блестел внушительный моток лунной пряжи. И только я подумала, как же оборвать нить, которая не рвётся, как лунный диск закрыла огромная косматая туча. Нить легко оборвалась и послушно легла последним витком в мою ладонь. Пока все шло, как нельзя, удачно. Ну, пора было спускаться.
Надо заметить, что черенок на вкус был отвратительным. Казалось, что жуешь болотную тину. Да и спускаться было не так приятно, как подниматься. Действовал он очень быстро, и за несколько метров до земли тело мое быстро обрело первоначальный вес, так что я отшибла себе пятки и чуть не откусила язык. Я не приземлилась, я рухнула. На ум пришло столько живописных ругательств, что позднее я пожалела, что их негде было записать. Хромая, я шла к Великой, надеясь, что на поляне растет хоть одна обезболивающая травка-муравка. Оказалось, что нет. Не растет.
***
Мы стояли на берегу озера, и меня не отпускало легкое ощущение дежавю. Великая пребывала в прекрасном настроении – смена декораций и ночная прогулка явно пошли ей на пользу. Я же чувствовала себя ишаком, немилосердно загнанным собственным хозяином, потому как даже с помощью волшебной веревки тащить огромный валун было ох, как не просто. Если Вам когда-нибудь, доведется пользоваться лунной нитью, знайте – предметы с ее помощью не теряют своего веса. Это наглое и бессовестное вранье! Они, со всем своим весом, просто поднимаются в воздух. Это как тащить что-то очень тяжелое, но не по земле, а по воздуху. Так что я вас предупредила.
– Ладно, – сказала Великая, – дальше я справлюсь сама. Спусти меня в воду.
Я ослабила веревки. Огромный валун высвободился и, упав в воду, взорвал тихую гладь, обрызгав меня с ног до головы. Он, точнее она, пропала в темноте воды. Я осталась одна.
Только наедине с собой я, наконец, поняла, как устала. Каждая мышца ныла, каждая косточка звенела. Я уселась на каменистый берег и стала ждать.
Не знаю, сколько времени прошло, когда вода посреди озера закипела. Волны расходились во все стороны, возвращаясь и цепляясь одна за другую. А в следующее мгновение в центре кипящего котла, показалась мохнатая макушка. Огромная, с прилипшей к черепу шерстью, голова водяного медленно поднималась из воды. Огромные черные глаза озирались по сторонам, не то в испуге, не то в удивлении. Наконец Водяной остановил свой взгляд на мне и в этот момент, сама не знаю почему, я улыбнулась ему, вскочила и, как сумасшедшая, начала размахивать руками, как будто мы друзья и не виделись целую вечность. А в следующее мгновенье, и это было совершенно удивительно, он улыбнулся мне в ответ. Это было одновременно страшно и восхитительно. При виде этой улыбки я взвизгнула от восторга (или от страха, трудно сказать). Представьте, что Вам улыбается большая белая акула. Два ряда острых, как ножи, зубов, обнажились в совершенно искренней улыбке, которую от хищного оскала отличал лишь хитрый прищур огромных, счастливых глаз. Теперь, пожалуй, я видела все.
– Как дышится? – крикнула я.
Его голос был настолько низким, что напоминал, скорее, гудок локомотива. Но, слава Богу, на воздухе он не отдавал жуткой вибрацией по всему нутру.
– Тяжело, – ответил он и поплыл ко мне навстречу.
Когда он почти полностью показался из воды я увидела, что Великую он тащит в лапе. Я встретила его на мелководье и помогла, обвязав камень лунной веревкой, которую повесила ему на необъятную шею, словно кулон.
– Великая, как Вы?
– Мокро, – проворчала она, но по голосу я слушала, что ворчание ее напускное, и что она в полном восторге. Странная все же дама. – Там, внизу, очень холодно. Даже для меня.
Водяной, сотрясая землю огромными перепончатыми лапами, вышел на берег, а потом тяжело рухнул в полуметре от меня.
– Тут тяжело, – дыхание его было частным и сильным. Вода больше не держала его, и теперь вес его огромного тела давил на него самого. Здесь, на земле, он вдвое превышал свой привычный вес, и теперь был похож на синего кита, выброшенного на берег.
– Великая, можно помочь?
– Подождите вы. Не все сразу.
Она тихо забурчала что-то себе под нос (ха-ха) так, что было не понятно, то ли она все еще причитает, то ли помогает. Я подошла к нему и положила руку на огромную лапу. Под тихий шепот Волшебницы я осознала, что совершенно его не боюсь. Да, огромные когти. Ну и что с того. Зубы? Да бросьте... Глаза его были удивлены, счастливы и немного обескуражены, и, наверное, это все делало его не страшнее котенка. И тут я поняла, почему так радовалась, когда он появился над водой. Почему внутри меня кипит радость, почему распирает от восторга. Потому, что друзья мои, не каждый день становишься свидетелем того, как происходят чудеса. Огромное подводное чудовище впервые в жизни выходит на поверхность, чтобы увидеть то, что должно было лишь сниться, но не могло стать явью, но теперь... Я видела рождение чуда – мечта, из бесплотного переплетения надежд и желаний, превращалась в осязаемую, совершенно реальную вещь.
Великая замолчала. Прошло несколько секунд. И внезапно, бока огромного чудища перестали хрипеть и пыхтеть. Он вдохнул и выдохнул легко, словно вода снова держала его на весу. Тихо и неслышно. Он поднял голову, вдохнул и выдохнул еще пару раз, да так сладко, словно тяжесть всего мира внезапно свалилась с его плеч.
– Хорошо... – сказал он и неуклюже поднялся на лапы.
– Великая, так что ж ты сразу этого не сделала? – спросила я ее.
– Чего не сделала, чего не сделала... – передразнила меня она. – Забыла я. Думаешь легко волшебством налево и направо разбрасываться?
От радости я припала к холодному мокрому камню, обнимая ее.
– Спасибо тебе, Великая Волшебница. Спасибо.
Она замолчала. То ли боролась с нежностью, то ли с искушением нахамить. Кто ж ее знает?
– Пойдемте, – голос ее стал мягким и немного усталым. – Я знаю отличное место, где можно встретить рассвет. Поторопиться бы, а то светает.
***
Отвесный утес с неровными, словно наспех оборванными краями, большим, выпуклым, словно нос, выступом нависал над обрывом. Там внизу зеленый ковер леса бархатными волнами перекатывался по горам и холмам. Где-то далеко, где линия горизонта еле угадывалась в предрассветном небе, забрезжило зарево нового дня. Солнца еще не было видно, но небо уже зарделось розовым румянцем, переходящие в желто-белые оборки по краям.
Мы сидели на самом краю. Водяной свесил правые лапы с обрыва и молчал, а мы с Великой спорили о том, насколько безопасно тут сидеть. Она утверждала, что каких-то несколько сотен лет назад, это был самый безопасный обрыв на всем белом свете. Что могло измениться за столь ничтожное время? Я не нашла, какой именно из ста двадцати миллионов доводов выбрать, поэтому решила промолчать.
Компания наша была удивительной, и мне подумалось, что со стороны огромное косматое чудовище, девятнадцатилетняя девчонка и говорящий камень выглядят довольно странно. Водяной не отрывал огромных глаз от горизонта, а Великая без остановки болтала о старом добром Мармараке. Кто это был, я так и не поняла, но, видимо, он оставил в ее воспоминаниях неизгладимое впечатление.
Наконец, солнечный диск показался над верхушками далеких деревьев. Яркий, белый, но еще не обжигающий, он в одно мгновенье разогнал полумрак, заливая окружающий мир красками, полупрозрачными, словно акварель. Мир обретал очертания, отражая свет.
– Что это? – спросил Водяной, стараясь басить как можно тише, словно боясь вспугнуть застенчивое светило.
– Это солнце, Водяной, – сказала я почему-то тоже шепотом. – Это и есть рассвет.
Я посмотрела на него и впервые за все время, увидела его таким, каков он был на самом деле. Шерсть его полностью высохла и теперь лежала нежным шелковым покрывалом, пушистым, как у персидских котов, но длиннее, и как только первые лучи солнца коснулись ее, я увидела, что она нежного светло-сиреневого цвета, с белыми крупными пятнами по всему телу. Мне так понравились эти пятна, что я не удержалась и провела рукой по одному из них. Мягкая, словно пух. Она слабо, еле слышно пахла сиренью. Я улыбнулась, понимая, откуда на дне озера сирень. Но Водяной не заметил этого. Он во все глаза смотрела на то, что так долго представлял себе только в своей голове. Изо всех стараясь не упустить ни одной детали, он жадно ловил глазами каждую мелочь. Я же, как зачарованная, смотрела на его глаза, не в силах оторвать своих. Там , под водой, они казались бездонными колодцами, но теперь, при свете дня, я поняла, почему у него нет зрачков – его глаза были огромными, кристально чистыми изумрудами, сверкающими миллиардами граней, и как только первые лучи солнца коснулись их, они вспыхнули всеми цветами радуги, искрясь огнем, отражая свет, разливая его повсюду вокруг себя. Красный, желтый, синий, фиолетовый, все оттенки розового, бирюзового и даже черный. Вы и не знаете, как прекрасен отблеск черного цвета. Все это было в его глазах. Огромные зубы раскрылись в улыбке, в которой светился детский азарт и совершенно искренний восторг. Такая милая, пушистая, улыбающаяся белая акула. Жутко, но удивительно привлекательно.
Мир вокруг нас расцвёл внезапно, когда солнце выглянуло наполовину. Трава из серо-синей превратилась в зеленую. Водяной смотрел на это так, словно сейчас подпрыгнет и убежит. Глаза его сверкали и бегали вокруг, глядя на все происходящее жадно, мгновенно перескакивая с места на место. Он поджимал лапы, словно свет сейчас затопит его. Рот его раскрылся, показывая нежно-розовый язык. Откуда-то налетел прохладный ветерок, принеся с собой нежный запах хвои. Водяной вдохнул этот аромат, зажмурившись от удовольствия, чтобы через мгновенье снова раскрыть глаза и страстно вглядываться в то, как меняется все вокруг. В лесу за нашими спинами защебетали птицы. Водяной чуть повел головой, вслушиваясь в их разговор. Я отвернулась и стала смотреть, как раскаленный добела диск почти оторвался от холмов на той стороне земли. Я улыбалась, внутри меня клокотало и булькало счастье. Еще никто никогда не заражал меня своим восторгом так, как делал это огромный зверь. На моих глазах свирепый монстр превращался в огромный комок счастья. Минуты превращались в секунды, пролетая мимо нас безумным вихрем, и вот уже солнечный диск полностью вышел из-за горизонта. Наступило утро. Мы молчали не в силах вымолвить ни слова. И тогда я услышала это – странный звук, словно что-то стеклянное упало, но не разбилось. Я решила – мне показалось, но тут же за первым последовал второй. Тонкий, хрустальный. Я обернулась и увидела, как огромные глаза наполняются слезами. Скатываясь по морде, они застывали, превращаясь в мутные камни негранёного изумруда, которые со звоном падали на траву. Я протянула руку и подняла с земли камень, размером со спичечный коробок. Он не блестел, не искрился, а был матовым, словно грязное, от времени, стекло. Я положила его на ладонь. Он был легким и теплым.
Никаких ножей, Косой. Плакать можно не только от боли.
А камни все падали и падали. Они россыпью ложились на траву, и если бы Вы глянули на них, поверьте мне, ни за что на свете не сказали бы, что они имеют хоть какую то ценность. А она была, и была огромна.
– Водяной, хватит. Остановись...
– Думаю, он не для тебя старается, – тихо сказала Великая, – Знаешь, ведь слезы боли сдержать можно, а вот слезы радости...
Водяной нас не слышал. Он замер, глядя на солнечный диск, и только по частому дыханию можно было понять, что он еще живой. Он забавно вытянул шею и застыл, глядя на то, как по земле разливается свет. Где сейчас он летает? В какой вселенной? Одному Богу известно, что сейчас творится в этой огромной мохнатой голове. Хотелось бы мне взглянуть хоть на секундочку, как выглядит его восторг.
– Ты бы убрала их, – сказала Великая.
– Кого?
– Не кого, а что. Камни, балда. Подальше от любопытных глаз.
– Мы в чаще глухого леса. Кто их тут увидит? Кому до нас вообще есть дело?
– Ты удивишься, узнав, как порой бывают проворны те, кому до нас нет никакого дела.
Под рукой у меня не было ничего, куда можно было бы сложить мое сокровище. Я достала из кармана платок, полный летающих ягод и без сожаления высыпала их на траву. Они засверкали красными искрами на зеленой траве. Я собрала все камни в платок и крепко связала его концы в тугой узел. Тридцать два камня. И хоть узелок вышел весьма внушительным на вид, на вес оказался практически невесомым. Я уселась на свое место, положила его на колени и накрыла своими руками.
– Великая, я хотела спросить тебя...
– Я знаю.
– Знаешь?
– Ну конечно. Я же все – таки вижу будущее, – голос ее был таким, каким говорят с людьми о чем-то неприятном, но необходимом.
– Ну... Тогда...
– Честно говоря, мне не очень хочется об этом разговаривать.
– Почему?
– Потому что знаю, как ты намерена поступить потом.
– Я сделаю что-то плохое?
– Хотелось бы верить, что ты потупишь мудро. А плохо это или хорошо – не знаю. Вообще не понимаю таких категорий, как хорошо и плохо. Тут, главным образом, дело выбора. Проблема в том, что когда человеку это право выбора дают, обычно начинается полная неразбериха.
– А что, у меня будет так много вариантов, что я могу запутаться?
– Можно и двух соснах заблудиться. Выбор есть выбор, и не важно, выбирать из двух миллионов вариантов или из двух. Ладно, – выдохнула она, понимая неизбежность этого разговора. – Ты ведь о дереве хочешь узнать? Ну, конечно, – она замолчала, словно пыталась правильно сформулировать мысль, или просто тянула время. – Дерево, которое ты видела, что-то вроде пуповины. Многие заблуждаются, полагая, что оно – венец всего сущего в нашем мире, источник жизни, потому что оно исполняет желания. Но на самом деле, это не так. Творец, в самом прямом смысле этого слова, желаний не исполняет. Он создает. Из пустоты. Это и есть самое главное – из ничего создать время и место, материю и сознание, жизнь, в конце концов, и то самое пресловутое право выбора, понимаешь?
Я не понимала.
– Ладно, мы сейчас не о Нем. Мы о дереве. Это существо соединяет нашу вселенную с другой, параллельной нам. Не спрашивай меня о ней, я совершенно ничего не знаю. Для меня это черная дыра. Но знаю – о чем бы ты ни попросила его, оно выполнит любое твое желание. Это вселенная через Дерево вершит свою, понятную ей одной справедливость. Равновесие, так оно это называет. Вернее, называло.
– В каком смысле называло?
– В прямом. Дерева уже нет. Осталась лишь его тень.
– Как такое может быть?
– Говорю же, не знаю. Ничего толком ничего не знаю, ни о нем, ни о том месте, откуда оно растет. Это, в общем-то, и не важно, ведь суть его осталась прежней – оно все еще исполняет желания. Все что захочешь, каким бы невероятным ни были твои фантазии, все можно осуществить. Но! Я хочу, чтобы ты поняла – это создание, в отличие от Творца, из ничего создавать не умеет. Не может заполнять пустоту. Оно способно трансформировать и менять. А за основу оно берет того, кто приходит к нему с просьбой.
– Как это?
– Очень просто. Что бы дать тебе желаемое, чем бы оно ни было, оно возьмет часть тебя и, изменив до неузнаваемости, вернет тебе, как исполненное желание. Именно из-за этого довольно трудно простому человеку понять, радоваться ему от того, что желание его исполнилось, или горевать. Теперь понятно?
– Нет.
– Например. Приходит мужик и просит сытости ему и его семье. Что даст ему дерево?
– Еды.
– Нет. Оно даст ему семена. А уж от мужика будет зависеть, посадит он их или нет, взойдут ли они, соберет ли он урожай. Но самое страшное, что дары этого дерева выглядят, как самостоятельное, законченное произведение, как то, чего и хотел человек, и наверное, поэтому из уст в уста передается вера, что дерево это бескорыстно и от всей своей темной сущности желает людям добра, – тут Великая как-то хмуро хихикнула, – Но, чтобы семена эти сделать, – продолжила она – оно берет, да и отнимает мизинец на левой ноге. В общем-то, что за беда, правда? Подумаешь, мизинец. Его функция для человека вообще сводится к тому, чтобы колотиться о тумбочки. Беда в том, что люди не знают, что для дерева мизинец левой ноги и сердце имеют совершенно равное значение. Оно ведь из другого мира, а там мерило всех ценностей совершенно другое, а потому сложно предугадать, что оно посчитает нужным забрать у тебя. А если учесть, что оно умеет забирать не только части тела, но и души... Ты можешь прийти к нему за возможностью любить, но при этом напрочь лишиться умения сопереживать, сочувствовать, не понимая, что любовь без сочувствия – это рабство для того, кто будет объектом этой любви. Это – страшная, несправедливая лотерея.
Мы замолчали. Мне было совершенно непонятно, зачем же люди приходят туда. Я задала этот вопрос Великой. Прежде, чем ответить, она очень долго думала, а когда заговорила, мне показалось, что вопрос этот окончательно ее расстроил.
– Я так понимаю, вопрос не в том, зачем, это и так ясно. Отчего не делают все сами?
Я кивнула.
– Ты права, многие делают это из собственной лени.
– Я этого не говорила.
– Это подразумевает твой вопрос, – она тяжело вздохнула. – Из лени, но не только физической, но и моральной. Не оттого, что невыполнимо, а оттого, что страшно брать на себя ответственность, жутко делать что-то совершенно новое. Кажется, что это невероятно просто – пришел, попросил, получил. Просто и легко. А главное, что все, что они делают собственными руками, всегда вызывает у них сомненья. Всегда, глядя на творение рук своих, человек спрашивает, а все ли правильно я сделал? А когда все сделали за тебя, таких вопросов не возникает. Но иногда лень человеческой души приобретает совсем другой оттенок – отчаянье. О, это самая коварная разновидность человеческой лени, – голос ее стал громче, но, похоже, что сама она этого не заметила, – А главная большая беда ее кроется в том, что она безумна. Отчаявшийся ничего не видит, ничего не замечает и не способен рассуждать. Но самое главное, что в отличие от обычной лени, тихой и скромной, этой – нужно действовать. – Великая говорила все быстрее, голос ее звенел и местами срывался. Говорила она так отчаянно, что, казалось, еще немного – и заплачет. – Бежать, лететь, совершать глупости, лезть на рожон. Заставить себя успокоиться умеет не каждый, и в этом – то и заключается суть – любое нежелание приструнить себя, обуздать свое сознание я называю ленью, и неважно, чего требует твоя лень – сесть и ничего не делать или бежать, сломя голову, не разбирая дороги. Нежелание взять себя в руки – есть лень человеческой души. Никогда, НИКОГДА не позволяй себе отчаиваться, – почти кричала она, – иначе можно наворотить такого... – она замолчала.
