Текст книги "Ты пойдешь со мной? (СИ)"
Автор книги: Ксения Сальникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)
Бесконечные коридоры и двери замелькали перед нами. Я не помнила точной дороги, но сомнений быть не могло – мы шли к кабинету Графа. Всю дорогу я проклинала себя за ночную вылазку, которая обошлась так дорого. Да только платить по счету приходится Графу и всем тем, кто любит и нуждается в нем, а значит, всем жителям замка. Мне было горько и стыдно. Я боялась осуждающих взглядов и гневных проклятий, но больше всего я боялась такой реакции, как у Ирмы – ни тени упрека, ни слова, ни жеста, и даже строго взгляда, красноречиво говорящего, что все, что произошло с ее хозяином – моя вина. Ничего. Только тихие, горькие слезы, от которых душу выворачивает наизнанку. Мне было так тошно, что я не поднимала глаз. Наверное, со стороны могло показаться, что Ирма ведет меня не к больному, а на смертную казнь. Отчасти так и было, потому как сложно предсказать реакцию свиты, оставшейся без любимого короля. А уж о том, как поведет себя Амалия, я даже подумать боюсь.
К тому моменту, как мы подошли к дверям кабинета, я была чуть теплее трупа, с мокрыми от пота руками и белыми губами, на бескровном, как мел, лице остались лишь глаза побитой собаки. Наконец, Ирма взялась за массивную ручку и потянула на себя, и пока двери впускали нас в окутанную полумраком и согретую камином комнату, все мое нутро сжалось до размера яблока. Очень холодного и тяжелого.
В комнате никого не было. К своему стыду, я испытала облегчение, ненавидя себя за трусость еще сильнее. Но где же все?
Ирма не стала ждать, пока я приду в себя, а по-хозяйски уверенно пошла к кушетке, широкая и высокая спинка которой закрывала от меня лежащего на ней человека. Но не нужно было быть гением, чтобы догадаться, что нигде больше в целом мире Граф не пожелал бы быть. Рядом с кушеткой стоял невысокий табурет, а на нем тазик с непонятного цвета жидкостью. И только теперь, когда я увидела этот таз, я почувствовала выразительный запах, висевший в воздухе. Сложно его описать, так как ни на что мне знакомое он не похож, но аромат был терпким, травянистым и довольно приятным, хоть и резким. От него странно вязало во рту.
Ирма взяла кусок чистой ткани, которая была аккуратно сложена рядом, и запустила руки в таз, полностью смачивая тряпку. Ткань стала ярко-красной, и это окончательно сбило меня с толку относительно происхождения этой жидкости. Но, чем бы она ни была, она была нужна, чтобы помочь человеку на кушетке, а это – главное. Она достала ткань и, отжав совсем слегка, занесла над кушеткой, где ее скрыла от моего взгляда пресловутая спинка. По моему личному опыту все, что лечит, должно приносить боль, так уж устроен мир, но человек на кушетке не произнес ни слова, ни звука, ничем не выдавая свою боль. Эта гробовая тишина и заставила меня сдвинуться с места. Осторожно, нерешительно, я обошла кушетку. Сначала, я увидела лишь ноги и тело до пояса, остальное скрывалось за спиной Ирмы, усевшейся на край кушетки. Ирма обтирала лицо мягкими движениями, но при этом Граф лежал молча и неподвижно. Я не слышала даже его дыхания в звенящей тишине комнаты, изредка нарушаемой потрескиваньем поленьев в камине. Я сделала еще два шага и сдавленно ахнула, закрывая рот руками.
Ирма обернулась и посмотрела на меня:
– Ты как?
– Нормально. – выдавила из себя я, стараясь не показывать, что вот-вот упаду в обморок.
Ирма на мою напускную храбрость не купилась, но сделала вид, что поверила и не заметила, как затряслись мои пальцы.
А я ведь готовила себя, я сгущала краски и рисовала в воображении жуткие картины, но теперь... Я смотрела на него и понимала, что оказалась абсолютно не готова.
Белое, неестественно матовое лицо было спокойно, казалось, потеряло внутренний свет, и почти погасло, замерев в одном мгновении от смерти. Неподвижное, оно не застыло в гримасе боли, а по-прежнему было прекрасно. Правильные черты, манящий контур губ и волны темных волос, еще сильнее подчеркивающих бескровность лица. Было непонятно, спит он или без сознания, но красивое лицо было безмятежным и если тело и испытывало жуткую боль, то оно никак её не выдавало. И на фоне этого умиротворенного, снежно-белого лица, совершенно неуместно, абсолютно неестественно, словно плохо наложенный грим, и оттого еще более ужасно, горели багрово-красным три глубокие, рваные борозды. По левой щеке, шее и правой части груди тянулись параллельно друг другу линии разодранной плоти. Края были неровными, словно вспаханная плугом земля и оттого казались нереальными – не может человек с такими ранами выжить и уж тем более, спокойно лежать. Удар пришелся по касательной. Это было понятно по тому , как тонкие линии на щеке обрывались под подбородком, снова появляясь на шее, резко переходя в широкие и глубокие – на груди, оставляя лишь тонкий серп на правом боку. Глядя на грудь Графа я увидела, как он дышит – редко, слабо, еле заметно. Но самым ужасным и странным было то, что рана выглядела свежей. Она не затягивалась, кровь не сгущалась и не закрывала ее – ни одного признака начинающегося заживления, словно ее сделали минуту назад.
Я попыталась спросить у Ирмы, почему рана не зарастает, почему то тут, то там тонкой змейкой сбегает кровь, и почему он до сих пор не перевязан, но слова застряли в горле. Я лишь стояла, тяжело дыша, и цеплялась за реальность, как за улетающий от меня воздушный шар. В один момент все происходящее показалось мне фальшью, плохой игрой, дешевой постановкой, в которой я, по какому-то странному стечению обстоятельств, принимаю участие. Кирпичные стены – тонкий картон, плохо прокрашенный и мерзко освещенный, костюмы, огонь в печи и этот нелепый, уродливый грим – все это – фасад чего-то, в реальности не существующего, и сейчас самое время проснуться или услышать громкое и недовольное "Стоп! Снято", и смахнуть с себя ужас, прилипший ко мне, как уличная грязь. Ирма промокала лицо Графа тряпкой молча и уже без слез. Мне хотелось закричать ей: "Ирма! Ирма! Посмотри, ну ПОСМОТРИ же на меня!". Мне хотелось впустить ее внутрь себя и показать ад, полыхающий в моей душе. Мне отчаянно хотелось, чтобы она знала – я не просто стою и молчу, ИРМА, Я ГОРЮ! Мне дико больно, и я знаю, ты никогда не скажешь мне этого, но ЭТО Я ВО ВСЕМ ВИНОВАТА! Но она, конечно же, ничего не говорила, а я не смела раскрыть рта. Я смотрела на то, как Ирма промокает рану, и даже не отдавала себе отчета в том, что вижу, как странно ведет себя порез под красной тканью. Видела, но не понимала, как рваные края сходятся вместе, кровь перестает течь, а вывороченная наружу плоть прячется под белой, бумажной кожей. Я смотрела на это, как на фильм, который просто мелькает разноцветными картинками, совершенно не понимая, о чем он, и думая совершенно о другом, но потом меня внезапно пронзает.
– Ирма, она затягивается... Рана заживает.
– Да, да... Это временно, солнышко. На несколько часов. Фос оставляет раны, которые не так-то просто победить. Временно можно сдержать его магию, но потом рана откроется снова, словно и не заживала никогда.
В это время дверь кабинета неслышно отворилась, и в комнату вошел Косой. Он поднял на меня быстрый взгляд и снова уткнулся в книгу, которую нес. Я уже видела ее. Вблизи книга заклинаний казалась менее загадочной и куда сильнее потрепанной временем. Косой не удивился моему присутствию, очевидно, считая это само собой разумеющимся, и ничем не выдал своих эмоций, какими бы они ни были. Он прохромал мимо меня и с трудом уселся на пол перед камином. Не отрывая взгляда от книги, он сказал негромко, но в зловещей тишине было прекрасно слышно каждое его слово.
– Все, как я говорил. Трижды проверил. Есть все, кроме, естественно, слезы водяного. Заклинание сложное, но в целом я уверен, что справлюсь. Осталось решить, как добыть слезу.
– Отправить бабуинов – и дело с концом. Тут и думать нечего, – тихо сказала Ирма, которая аккуратно сложила использованный лоскуток ткани на край табурета и теперь развернулась к нам.
– Бабуинов? Ты соображаешь, что говоришь? Это как полоть сорняки атомной бомбой. Эффектно, конечно, но толку никакого. Они водяного до смерти замучают, но слезы так и не добьются.
– Да, верно... Но! Если дать им четкие указания? Они, конечно, безголовые, но приказы выполнять умеют.
– Ты, похоже, совсем забыла про историю с синими лисами.
– Ой, не напоминай.
– Нужен кто-то другой. Ваньку отправим?
– Да как же он пойдет, со сломанной ногой?
– Заклинание скрытой боли.
– Да побойся Бога!
– Ладно. Тогда мы могли бы отправить Римму. Она сильная, ни одному мужику не уступит.
– У Риммы – дети. Уж лучше я сама.
– Дорогая моя, с твоей кормой ты, боюсь, наверх не всплывешь.
– Хам бесстыжий.
– Я пойду. – вмешалась я. – Скажите куда идти. Я все сделаю.
Ирма охнула и разразилась: – Сумасшедшая девчонка! Не знает куда, а просится.
Косой ничего не сказал, а лишь посмотрел на меня. Но в его взгляде я не увидела ничего, что говорило бы о том, что я сказала что-то совершенно смешное и невыполнимое. Он отвел глаза, а я так и не поняла, значило это "да" или "нет". Я стояла и ждала. Ждала, что эти двое, наконец-то, выскажут мне все, что думают. Но они не произносили ни звука. Ирма засмотрелась на огонь, и взгляд ее стал отрешенным, а Косой, увидев, что тема исчерпана, снова полез в книгу с заклинаниями. И тогда не выдержала я:
– Да что же вы молчите? Почему ничего не скажете мне? Господи, ну это же невыносимо – это ваше молчание! Лучше уж накричите, чем Ваша смиренная тихая скорбь, она наизнанку выворачивает. Так нельзя... – зарыдала я, уже не в силах сдерживать своей истерики. Слезы – горячие, обжигающие катились по щекам, а слова рвались наружу, и я никак не могла их унять. Я вытирала слезы ладонями и сотрясалась в плаче. А потом тихий и жесткий голос Косого произнес.
– Ну, во-первых, сейчас уже нет смысла.
– Кричать?
– Лить слезы. Орать – занятие бессмысленное, в принципе, – говорил он настолько жестко, что моя истерика остановилась на полном ходу. Я подняла на него красные от слез глаза. Он смотрел на меня прямо и спокойно. В его взгляде было спокойствие, граничащее с жестокостью, и если бы мы не были на одной стороне, я подумала бы, что так смотрят на самого презренного врага, того, кто не достоин даже жалости и вызывает лишь стойкое отвращение. Я не понимала, как интерпретировать его взгляд, и это окончательно заставило меня прикусить язык. Увидев, что я перестала рыдать, он продолжил, понизив голос до еле различимого, но все же в тишине комнаты я слышала каждое слово ясно и отчетливо.
– Я знаю, зачем тебе нужен скандал. Тебе кажется, что если тебя отругали, как девчонку, наказали, наговорили гадостей, то вроде как мы квиты, и это снимает с тебя вину, дает право закрыть рот твоей совести, которая так мучает тебя.
Я удивленно раскрыла рот, чтобы узнать, откуда ему известно об угрызениях совести, как он продолжил.
– Да, да. Поверь, это так же очевидно, как и то, что на дворе ночь. Так вот я спешу тебя огорчить – истерика, какой бы обоснованной она ни была, еще никогда ни с кого не снимала ответственности за содеянное. Ты ушла из замка, ни с кем не посоветовавшись! Даже секунды не подумала о тех, кто будет волноваться за тебя. Ирма тебе это не скажет, но ее чуть удар не хватил, когда мы поняли, что в замке тебя нет.
Я молча кивнула, чувствуя, как жар стыда заливает мое лицо.
– Ладно, Косой, перестань, – вмешалась Ирма. – Хватит с девчонки и этого.
Косой бросил быстрый взгляд на Ирму, а затем уткнулся в книгу. Сказать мне было нечего, и я просто молчала, давясь жалостью к себе и заставляя свое уязвленное эго занять свое положенное место и заткнуться. Звенящую тишину нарушила Ирма.
– Нам нужно решить, что делать со слезой.
– Лучше всего будет пойти мне. С рассветом выйду и постараюсь управиться до заката. Авось, Фос утихомирится. – сказал Косой.
– Не утихомирится, и ты это знаешь. – с горечью сказала Ирма. – Ты единственный, кто сдерживает его натиск, без тебя тут все обречены. – Ирма злилась. – Знает, зверюга. Чувствует, что Граф обессилен, вот и рвется...
– Я пойду! – сказала я.
Они переглянулись. Не было в их взгляде ни облегчения, ни радости, лишь безнадега, помноженная на необходимость. Больше идти было некому, мы все это прекрасно понимали. Нужно лишь, чтобы кто-то признался в этом во всеуслышание.
– Садись. – Косой кивнул на пол напротив себя – Я объясню.
– Поторопиться бы. Действовать надо! – сказала я.
– Ты уже надействовала тут... Не разгребешь. – пробурчал Косой. – К тому же, пока не рассветет, из замка тебе не выбраться. Порошок тот был последним. Нет больше.
– Но Граф – он же...
– Мы помогаем Графу, чем можем, а если Фос таки доберется до тебя, станет хуже, чем есть сейчас. А сейчас уже хуже некуда. Ему не становится лучше, но и хуже тоже не станет. Он так и будет в этом состоянии, пока не изготовим противоядие от колдовства Фоса.
Я посмотрела на бледное лицо Графа. За все время, что мы сидели здесь, он ни разу не пошевелился, не издал не единого звука, и мне все отчетливее казалось, что он почти не дышит. Сейчас он больше напоминал прекрасную статую, изуродованную вандалами, чем живого человека. Признаюсь, после истории с ушами я, конечно, много раз желала ему недоброго, но сейчас смотреть на него, такого покорного и тихого, было выше моих сил. Наверное, поэтому я так торопилась – мне отчаянно хотелось сбежать, чтобы не видеть его таким, хотелось вернуть все на круги своя. Я уселась на пол, а Ирма поднялась.
– Пойду, принесу чаю, – сказала она и вышла из комнаты. Как только дверь за ней закрылась, Косой повернулся ко мне и тихо сказал.
– На самом деле времени у нас не так много. Он молод и силен и лишь поэтому еще не отправился к праотцам, но силы его истощаются. Я ничего не говорю Ирме, она и так держится с трудом. И тебе не советую. Странно, но чем слабее становится Граф, тем злее, тем сильнее становится Фос. С того момента, как ты появилась в замке, он с легкостью отражает все наши попытки борьбы с ним. Я никогда не видел его таким сильным, таким яростным.
– Хочешь сказать, я виновата в этом?
– Хочу сказать, ты как-то влияешь на него. Знать бы – как... Единственная причина, почему он до сих пор не ворвался сюда – заклинание купола, которое я держу. Именно поэтому я не могу покинуть замок. Но я не такой сильный, как Граф, долго мне не выдержать, а потому очень прошу тебя не терять времени даром. Есть древний рецепт, и, как я уже говорил, для него необходима слеза водяного. На севере есть озеро. В этом озере живет водяной. Нам нужна его слеза.
– Хорошо. И как мне добыть ее?
– К сожалению, самый надежный способ стар, как мир, но крайне неприятен для вас обоих.
Косой достал из-за пазухи складной нож. Лезвие раскрылось, светясь в отблесках огня тонким серебряным лучом. Он протянул его мне. Я послушно взяла, ощутив тяжесть металла в своих ладонях. Я подняла на Косого глаза.
– Нет, нет, убивать никого не нужно, – быстро сказал он. – Поэтому мы и не хотим отправлять никого из охраны. Нужно причинить боль, только и всего. (Только и всего!?) Небольшой, но ощутимый укол. Поняла?
Я смотрела не Косого и не могла поверить, что он говорит о боли так просто, так равнодушно. Всего лишь ткнуть живое существо ножом и ждать, пока оно зарыдает от боли? Косой ответил на мой немой вопрос так же быстро, словно я задала его вслух.
– Не смотри на меня так, – сказал он холодно. – Мне не по душе этот план, но другого у нас нет. Когда приходится выбирать из двух зол, люди всегда выбирают того, кто осмелится озвучить то, что сами они сказать не в состоянии. А потом? Они делают из него козла отпущения, вешая на него ярлык тирана, но в душе искренне радуясь, что этот "кто-то" – не они сами. Самому мерзко от того, что говорю, но если выбирать между жизнью Графа и небольшим порезом, который зарастет и не оставит после себя следа, я выберу Графа. Я хочу, чтобы Граф жил. А ты?
Глава 8. Чудовище
Я стояла совсем рядом с кромкой озера. От воды меня отделяло полшага. Прозрачная, она словно жидкий хрусталь, отражала на своих гранях утреннее солнце. Каменистый пологий берег плавно переходит в мелководье, создавая ощущение очень мелкого озера. Но пусть Вас не обманывают кристально чистая вода и камни, россыпь гальки, где до любого камня рукой подать. На самом деле, озеро бездонно, и в недрах его голодной пасти скрывается чудовище.
Я поежилась при одной только мысли о том, зачем я пришла сюда. Нож непомерной тяжестью лежал в руке, оттягивая ее, и вызывая жгучее желание выбросить его. Вдали ударил гром. Я подняла голову и стала смотреть, как прозрачное голубое небо затягивает сине-серыми тучами. Их было так много, и ползли они так быстро. "Сейчас хлынет" – подумала я.
Озеро, со всех сторон окруженное плотной стеной леса, почти не продувалось ветром, и лишь легкая рябь бежала по водной глади, размывая отраженную в ней надвигающуюся стихию. Мне стало холодно от одной только мысли о том, какой ветер сейчас бушует над вершинами деревьев. Здесь, в низине, было тепло, и даже влажность от озера не была промозглой.
Я ждала, пока подействует микстура, которую мне дал Косой. Прошло всего пять минут. Он сказал, что действует она быстро. Сделав пару шагов, я оказалась по щиколотку в воде. Она была теплой. Стояла звенящая тишина. Небо над головой быстро становилось серым и грозило разразиться ливнем в любую секунду. Я и природа – мы обе застыли в ожидании того, что вот-вот должно произойти. И оно не заставило себя долго ждать.
В тот момент, когда первая крупная тяжелая капля, разбилась о мой нос, я поняла, что дышу часто и не глубоко. Воздух стал вязким, как кисель, и каждый последующий вдох давался все труднее. "Как только почувствуешь, что задыхаешься – сразу ныряй и глубоко вдохни. Страшно, но чем быстрее сделаешь это, тем лучше" – говорил мне Косой, вручая крохотный красный флакон. Посмотрела бы я, как смело ОН пошел бы топиться. Я уже зашла по пояс в воду и тщетно уговаривала себя, что мне всего – то и нужно, что нырнуть и сделать резкий вдох – просто пережить этот кошмар, ставший явью, но страх не давал мне даже согнуть колени. Воздух почти не попадал в легкие, и голова моя пошла кругом. Тело отказывалось мне подчиняться, ведь всю свою жизнь оно дышало воздухом и теперь отказывалось верить, что может быть как-то иначе. Дождь обрушился резко и сильно. Капли, крупные и тяжелые, хлестали меня по лицу и груди, а я ловила ртом воздух, который застревал где-то в горле. Руки затряслись, все вокруг стало вращаться, и я потеряла сознание.
Открыв глаза, я увидела перед собой водную гладь, кипящую от дождя, и подумала, что, наверное, так же чувствовала себя Алиса, попав в Зазеркалье. За рябью воды бушевало небо, разливаясь серой лавой, сколько хватало глаз. Я дышала часто и глубоко, чувствуя, как унимается дрожь в руках и ногах, глядя, как прямо перед моими глазами проплывает стайка мальков. Я услышала слабый гул в ушах и кожей почувствовала едва уловимые колебания воды, ее волнения, еле ощутимые течения. Я приподнялась на локтях и оглянулась. Вокруг меня простиралось мелководье, на которое я еще совсем недавно смотрела сверху, и лишь десяток сантиметров отделяют мою макушку от поверхности воды. В паре метров от моих ног мелководье резко обрывалось. Я перевернулась на живот, подползла к краю и заглянула. От изумления я раскрыла рот. Все озеро оказалось огромной карстовой воронкой. Идеально круглой трубой диаметром около километра она уходила глубоко вниз. Дно ее скрывалось где-то в темноте. Эта темнота смотрела на меня с вызовом, спрашивая, рискну ли я, решусь ли спуститься. Я вглядывалась, силясь увидеть там, внизу, хоть что-нибудь, но темнота там словно становилась жидкой и концентрированной, заливая собой каждую щелочку. Если слишком долго смотреть туда, никогда не решишься спуститься вниз. А потому, не дожидаясь момента, когда трусость моя возьмёт верх, я оттолкнулась и полетела.
Я медленно падала вниз, удивляясь, как глубоко проникает свет – там, где, мне казалось, уже должна наступить непроглядная мгла, я совершенно отчетливо видела каменистые стены, местами покрытыми илом и цветными водорослями. Свет проникал сюда еще многие метры. Не знаю, сколько я спускалась – километр или десять, но вскоре тьма все же сомкнулась над моей головой. Она смешала все ориентиры, и теперь я с трудом понимала, где – верх, где – низ, и я уже сомневалась, падаю я или поднимаюсь. Удивительно, но страшно мне не было – непонятно, непривычно и напоминало скорее сон, чем реальность, но не страшно, даже несмотря на то, что я понятия не имела, что ждет меня там, внизу. Неожиданно ноги мои уперлись в мягкий песок. Первое, о чем я подумала, что в воде, как и на земле, в разных местах дышится по-разному. Здесь дышать было легче, словно вода сама входила в твои легкие. Наверху множество слабых запахов, перемешиваясь, сливались в невесомый коктейль. Здесь не пахло ничем, кроме... Странно, но здесь, под толщей воды, на дне, витал еле уловимый запах сирени! Не так ярко и не так приторно, как наверху, скорее – легкий шлейф, искаженный водой, но от этого еще более загадочный и удивительно приятный. Неужели на дне самого загадочного озера на свете растет сирень? Разглядеть бы хоть что-нибудь. Но я не видела даже своего собственного тела. Я ждала, думала, что глаза привыкнут к темноте, и я разгляжу хотя бы контуры, но спустя пять, десять минут ничего не менялось. Я не могла сдвинуться с места, потому просто не знала, что вокруг меня, но ощущение мягкого теплого песка под ногами почему-то давало невероятное спокойствие. Наверное, так чувствует себя ребенок в утробе матери. А потом меня заполнило странное чувство пустоты и апатии. Странным оно было потому, что я совершенно точно знала, что хоть одно чудовище здесь есть, не говоря уже о хищниках поменьше. Так почему я не боюсь? Пустота внутри меня разрасталась, словно я превращалась в огромную водоросль, которая подчиняется легкому течению воды. Я закрыла глаза, все равно толку от них сейчас никакого, и просто повисла, подчиняясь воде. А в следующий миг все изменилось.
Невероятным образом все мои чувства перемешались, переплелись, а затем, разъединившись, заняли новый порядок. Это было настолько восхитительно, что я с замиранием сердца следила за происходящим во мне чудом. Зрение здесь было не нужно, и оно просто выключилось. Зато с кожей стало твориться нечто невероятное – она стала слишком чувствительной. С каждой секундой, с каждым новым вздохом она все сильнее, все тоньше чувствовала малейшее движение воды, перемену тепла – я поняла, что вода здесь неоднородна, и теплые течения перемешиваются с холодными. Но то, что случилось дальше, было еще удивительнее. Моя кожа начала чувствовать... запахи. И не только запахи, но и вкусы. Я чувствовала, как в воде перемешиваются все ее химические составляющие, вплоть до мельчайших молекул. Соли, металлы, органические вещества – все это стало таким очевидным, что я с легкостью могла бы расписать всю химическую составляющую этой воды до сотых грана. Мозг мой взрывался от переполнявших меня ощущений. В следующее мгновенье я ощутила легкие электрические разряды, прокатывающиеся по моей коже на плече, на шее, на колене, левой пятке, кончику носа, словно миллиарды крошечных иголочек нежно щекотали меня. Я улыбнулась, потому что поняла – я чувствую проплывающих мимо меня рыбок, ракообразных и прочую мелкую живность. А потом случилось совершенно невероятное – сердце, которое билось спокойно и размеренно, сделав очередной удар, испустило слабый импульс. Крошечную взрывную волну, которую я почувствовала, а в следующую секунду, она вернулась ко мне, и мир вспыхнул вокруг меня, обретая очертания. На сотую долю секунды я увидела песок под ногами. Затем снова тьма. Еще удар – слабый узор, окружавших меня стен, и снова темно. "Да это же эхо-локация!" – подумала я, и пружина восторга распрямилась во мне, взвинчивая пульс. Сердце бешено зашлось, и мир расцвёл вокруг меня, обретая четкость. Ясно, как днем, я видела песчаное дно под своими ногами с редкой россыпью мелких и крупных камней, каменную трубу стен, уходящих далеко вверх. Я подняла голову и попыталась увидеть там хоть что-то, но теперь верх оказался бесконечной бездной, теряющейся где-то далеко в черноте. Теперь низ был вверху. Я прекрасно знала, что там, на поверхности, солнце и тепло, но мне туда совершенно не хотелось. Я слилась с водой, став частью подводного мира, и мне это нравилось. Я огляделась и увидела расщелину справа от себя, оттолкнулась, и вода подхватила меня, сделав легкой и невесомой, поведя за собой.
Поначалу довольно узкая, расщелина становилась шире, открывая передо мной просторный коридор, извивающийся, словно водяная змея. Я плыла по нему, чувствуя, что вода держит меня так же крепко, как земля. Вода заполняла меня – каждую клеточку, становясь электрическим импульсом, превращаясь в мысли и действия внутри меня. Я не сопротивлялась этому. Я наслаждалась этим.
Я наблюдала, как каменный потолок плавно перетекает в стены, а стены – в пол, и так по кругу, и чем дольше я плыла сквозь это каменное великолепие, тем более естественным мне казалось то, что я вижу на триста шестьдесят градусов одновременно. Словно какой-то проектор передавал картинку прямо в мою голову, да так, что я видела АБСОЛЮТНО ВСЕ, что окружало меня – спереди, сзади, справа, слева, сверху снизу и по диагонали одновременно. Ни одна крохотная деталь не укрывалась от меня. Словно так было всегда, настолько естественным это казалось моему телу. Восторг переполнял меня, заставляя забыть обо всем, и я просто отдалась течению воды.
Меня взбудоражил мощный электрический разряд. Импульс невероятной силы вырвал меня из нирваны, заставив вспомнить– кто я и зачем я здесь. Разряд такой силы мог принадлежать лишь очень большому животному, и я поняла, что тот, кого я ищу, совсем близко. Я чувствовала, как он огромен и силен, а еще я ощущала, как сильно отличается его жизненная энергия – от моей. Не знаю, как это объяснить, но когда ты весь превращаешься в ощущения, это становится очевидным. Это была энергия зверя.
Длинный коридор закончился, и я оказалась внутри огромного каменного купола. Исполинская пещера полусферой раскинулась передо мной. И тут я увидела его. Он ждал меня. Как и я, он чувствовал мое приближение. Гигантское, оно напоминало саламандру размером с двухэтажный особняк. У него были огромные глаза и длинный хвост. Не знаю, есть ли у саламандры зубы, но у этого зверя было два ряда длинных, острых зубов, плотно смыкающихся друг с другом. А вот чего я не ожидала, так это густой, длинной шерсти, которая слабо переливалась от малейшего движения воды. Странно, но отчасти он казался похожим, скорее, на огромного кота, чем на ящерицу, правда без ушей и носа. Он смотрел на меня, не моргая, и не отрывая взгляда двух огромных глаз. Я зависла у входа в пещеру, не смея пошевелиться. Мы застыли в ожидании, разглядывая друг друга. Животное дышало редко и глубоко. Его огромные бока понимались и опускались в такт глухому стуку его сердца. Оно пыталось прощупать меня, прочувствовать, чтобы понять, с чем я пришла, но по-видимому, ничего, кроме восторженного страха, не ощущало. Я же, рассматривая его, все больше поддавалась растущему внутри меня любопытству, смешавшемуся с благоговейным трепетом. У него были перепончатые лапы с пятью пальцами, заканчивающиеся острыми когтями. Этот зверь – определенно, хищник, но как и все, кто находится на вершине пищевой цепи, не лишен благородной медлительности. Он знал, что сильнее меня, так же как и любой другой твари в этом озере, поэтому он просто наблюдал за мной.
И надо же было мне именно в этот момент выронить нож. Тяжелый, он медленно спланировал, упав на белое песчаное дно пещеры. Вот тут – то животное и показало, насколько обманчиво его ленивое спокойствие. Резко сорвавшись с места, оно с проворством, которое трудно было ожидать от такого огромного зверя, бросилось на меня, недвусмысленно обнажив острые зубы. Тело мое среагировало быстрее, чем голова, и я, абсолютно инстинктивно, нырнула вниз, прижимаясь к песчаному дну. Водяной пролетел в нескольких сантиметрах от моей макушки. Следовавший за ним водяной поток подхватил меня, оторвав от дна, и потащил. Кувыркаясь через голову, я отчаянно пыталась остановить свое тело, но меня остановила стена. Удар был внезапный и сильный. Перед глазами поплыли черные круги, а дыхание сбилось, заполняя всю мою голову звуком из последних сил работающих легких. Не знаю – как, но я удержала свое сознание, и когда рассеялась черная пелена перед глазами, я увидела, как чудовище, грациозно разворачиваясь, заходит на второй круг. Сейчас оно убьёт меня. И вдруг я сделала то, чего совсем от себя не ожидала.
– СТОЙ! – заорала я что было сил, поднимая руки над головой. Мои раскрытые ладони, повернутые к нему, были моими белыми флагами. Звук моего голоса разлетелся по всей пещере и звучал удивительно – словно из-под подушки, но при этом очень громко. Чудовище, резко изогнув тело и хвост, остановилось на всем ходу, обдав меня волной, которая чуть не припечатала меня к стене снова. Он подплыл ко мне совсем близко, а его огромная голова опустилась ко мне. Он приблизил морду, и сердце мое зашлось, отчего каждая линия его головы стала такой отчетливой, словно я смотрела на него в солнечный, безоблачный полдень. Каждый волосок не его морде, зубы – словно кинжалы, а главное – бездонные глаза, словно два огромных колодца, в которых не было ни радужки, ни зрачков. Только бесконечная темнота, уходящая куда-то очень глубоко. Он шумно выдохнул.
– Ты боишься, – констатировал он без единой эмоции в голосе.
Настала моя очередь удивляться. Я совершенно не ожидала, что животное это настолько разумно, что разговаривает.
– Боюсь, – кивнула я. Скрывать очевидное нет смысла, равно как и говорить это вслух, но что-то нужно было сказать.
– Ты – ничтожное, трусливое существо, как и все те, кто приходил сюда до тебя, – голос его был до невыносимости низким и больно вибрировал по барабанным перепонкам, отчего где-то глубоко в моей голове, все резонировало в такт его словам. – Вы приходите ко мне с оружием в руках и страхом в сердце, но все же надеетесь подчинить меня себе.
– Я не хочу.
– Не хочешь чего?
– Подчинять.
– Я знаю, зачем ты пришла, – крикнул он, и на мгновенье мне показалось, что голова моя вот-вот взорвется. Тут он развернулся, медленно и величественно, и поплыл туда, где лежал до того, как я пришла. Странно, но движения его не имели ничего общего с кошкой или ящерицей. Все его существо в движении напоминало акулу. Хищно, элегантно, но немного сонно. Когда оно улеглось, я услышала, как оно тихо говорит мне.
