Текст книги "Дальний свет (СИ)"
Автор книги: Ксения Спынь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
– Что, они правда под Ринордийском? – Дукатов недоверчиво сощурился. – Не понимаю такого изврата логики.
– Мне самому странно… Скрываться по всей стране, чтоб в итоге вернуться прямиком сюда… Но если по Шелетову, то получается, всё так.
Дукатов оглядел всех остальных:
– Мне одному кажется, что этот Шелетов давно импровизирует на тему? Я бы взглянул хоть на одно свидетельство, что он не тыкает случайно в карту.
– Я тоже иногда сомневаюсь… Однако ничего невозможного в том, чтоб им вернуться, откровенно, не вижу. Что до логики – думаю, скоро сможем поинтересоваться у них самих. Я всё же рассчитываю, что здесь, под столицей шелетовским не составит труда на них выйти…
– Безусловно, им не составит, – сказал Шелетов собственной персоной.
Все даже подпрыгнули слегка и тут же сделали вид, что ничего подобного не было.
Шелетов стоял у дверей и поглядывал на всех с любопытством и интересом. Он был не слишком высок, одет в серый потрёпанный пиджак и довольно мало походил на ссо-шника (как всё ещё звали людей его когорты, хотя никакого ССО уже больше полувека не существовало). Хуже всего – было непонятно, как долго он здесь стоит.
– А, господин Шелетов, – он улыбнулся и чуть привстал навстречу. – Вы извините, я не подумал, что вы будете нас подслушивать.
– Вот ещё, подслушивать, – тот отодвинулся от входа, прошёл к свободному месту рядом. – Когда говорят о своём, говорят тише и как минимум закрывают двери. А так ни о каком подслушивании и речи быть не может.
Каждое движение он производил не то что неохотно, но с какой-то ленцой. Сев, с тем же интересом оглядел присутствующих.
– Думаю, самое время определяться с планами, господа.
– Да? – с вежливым вопросом он посмотрел на Шелетова.
– Что конкретно вы хотите получить. Как понимаете, теперь мы можем сопровождать их на всём пути вплоть до главных улиц Ринордийска. Но я слышал, вы изъявляли желание обо всём поговорить. Тогда, разумеется, не следует доводить до города. Какое-нибудь местечко за окраиной подойдёт для такого случая куда больше. Почему не в городе – вы прекрасно знаете, слухи распространяются быстро даже сейчас, а госпожа Мондалева, конечно, безмерно занята, но всё же не спит.
– Остаётся признать, что вы, несомненно, правы.
Шелетов коротко кивнул, будто возражений и быть не могло.
– Теперь вопрос второй: нужны ли вам непременно все или кто-то в особенности?
Он помедлил, переглянулся с Вайзоновым и кратко с Дукатовым:
– Видите ли, в чём дело…
Мглистая темнота неслась над взбитыми сугробами. Ветер свистел и бился в окно сбоку.
– Всё ещё прямо?
– Да.
Феликс даже привстал, сколько позволяло сиденье, навстречу вечеру и горизонту – так ему казалось ближе. Они мчались полями.
Китти неожиданно затормозила.
– В чём дело?
– Речка. Надо поискать мост.
Он приподнялся (при остановке даже швырнуло в кресло), постарался разглядеть, что она увидела.
– Может, так, по льду? Февраль всё-таки.
– Мы ещё – может, – она кивнула куда-то назад. – А вот они вряд ли.
Феликс оглянулся на видневшийся позади внедорожник. Тот неуверенно рокотал на одном месте.
– Ладно…
Поначалу казалось, всё просто: они только отдалялись правее и правее, не составит труда потом вернуться. Но вскоре пришлось сделать огромный крюк, так вильнуло русло, за ним – ещё один, направление так и не выровнялось после него. Казалось, река теснит их, отдавливает назад, совсем в другую сторону.
Наконец неясной тенью пролёг мост.
– Здесь!
Машина, неловко переваливаясь, пересчитала каждое из брёвен. Несколько из них угрожающе скрипнуло, но не больше.
Китти остановилась:
– Куда теперь?
Куда… Он оглядел призрачную белизну, что вдруг расстелилась во все стороны. Понял, что не знает.
Не чувствует больше.
С чего он вообще взял, что что-то там чувствует!
Китти смотрела на него, не мигая. Если она хоть что-то сейчас скажет, подумал Феликс, он не сможет больше вообще ничего.
– Подожди, – попросил он.
В тишине застыл на мгновенье звенящий ступор, затем отступил, дал место ощущениям и мыслям. Ну, конечно, как это он потерял…
– Прямо, – Феликс вздохнул с облегчением. – Прямо и чуть-чуть влево.
Там, впереди город по-прежнему сверкал огнями, невидимыми за горизонтом.
Они проехали больше половины, когда Китти зачем-то сбавила скорость.
– Слышишь?
Феликс дёрнулся было сказать, что нет, но тут же услышал и сам.
– Моторы?
– Перед нами, – Китти кратко обернулась. – Да?
Не дожидаясь ответа, она резко взяла влево.
Звук затих, растворившись в уходящих сугробах по правую руку.
– Это, может, и просто кто-нибудь, – пробормотал Феликс.
– На полях? Сейчас?
– Мало ли, – он упрямо пожал плечами.
Вскоре однако шум раздался уже с другой стороны.
– Нашествие, – тихо хмыкнула Китти и повернула ещё больше. Теперь они ехали скорее налево, чем к городу, перпендикулярно тому, что было нужно.
Но звуки на этот раз не пропали надолго. Они возникли снова: один, два… нет, собьёшься считать, сколько моторов: они менялись, одни выдвигались вперёд, другие скрывались на время и вновь возникали, затмевая первые. Казалось, минута за минутой они звучали ближе.
Феликс напряжённо вслушался.
– Они нас видят, что ли?
– Вполне возможно, – Китти не отрывалась от дороги. – Засекли.
Она вела машину в сторону и, понял Феликс, наперерез, по чуть-чуть, но продвигаясь вперёд. Если успеть обойти их и разминуться, до того, как те успеют подобраться слишком близко…
Шум раздался слева. Следом же выросло на рыхлом снегу несколько чёрных металлических морд.
Китти на всём ходу развернула машину, подняв клубы снега, и погнала обратно. Внедорожник, которому они успели просигналить на ходу, подался за ними, в сторону от города.
Какое-то время проехали свободно. Сугробы взметались и падали, пятна от фар прыгали по ним, как испуганные зверёныши, но казалось даже, что удалось оторваться.
– Если сейчас по большой дуге. Сможешь потом найти путь?
– Естественно.
Естественно – сейчас он, наверно, смог бы что угодно, найти город вслепую за сотню километров или выйти одному против всех них, если сложатся обстоятельства. Злобная ярость наполняла его и придавала столько сил, сколько он не помнил в себе за все последние месяцы.
Они продвинулись далеко вглубь полей – с полчаса или больше шли по линии реки, не приближаясь однако к ней вплотную.
– Мы сейчас отдаляемся, если что.
– Я понимаю. Хочу попробовать зайти с севера.
Чужие фары пробили темноту и замельтешили в отдалении хаотичными всполохами.
– Они за рекой! – возвестил Феликс.
Машина вильнула в сторону, и тут же нагрянул встречный рёв моторов. От него путь вынужденно вёл на запад – снова к городу и в лапы ловушки.
Китти резко отвела машину по дуге, притормозила.
– Так, стоп. Сейчас начнём метаться, хуже некуда.
Оба замерли. Затаив дыхание, они напряжённо вслушивались.
– Они везде что ли? – прошептал Феликс.
Китти неохотно кивнула:
– Кажется, мы в петле. Попались, как идиоты.
Рядом затормозил внедорожник. Вспыхнул фарами, его дверца открылась. Китти, вздохнув, отстегнула ремень и вышла сама. Феликс вынырнул вслед за ней.
– У нас бензин кончается, – сообщил Пурпоров, быстро подходя к Китти.
– Знаю. У нас тоже.
Из внедорожника выкарабкались Рамишев и Сибилла.
– И что теперь? Даже если зальём из канистр всё, что есть, на все эти круги не хватит. Там на путь по прямой до Ринордийска, не больше.
– Можем ещё отступить, – без интонаций произнесла Китти.
– Зачем, куда отступить? – вскинулся Феликс, но его никто не услышал.
– Но куда? – Пурпоров повёл рукой. – Последнее поселение было давно, туда не хватит уж точно. И там же ведь тоже больше нет бензина?
– Нет. Мы весь забрали.
– А где он есть, мы не знаем и не доберёмся.
– Хорошо, чего ты хочешь от меня? – Китти не смотрела на Пурпорова или на кого-то ещё, она смотрела в снег. – Чтоб я материализовала бензин в баках? Или посёлок поблизости? А, чтобы они оттуда ушли?
Она двинулась куда-то прочь от машины:
– Хорошо, сейчас скажу, чтоб расступились и пропустили нас.
Феликс успел схватить её за руку.
– Ты что, с ума сошла?
– Ну вот, господин Пурпоров считает, что это входит в мои возможности, – Китти приостановилась. – Жаль только, значок дежурного я успела сжечь. Но думаю, мне и так поверят.
Феликс кинул взгляд на Пурпорова:
– Что ты молчишь, скажи ей!
Тот только потерянно развёл руками:
– Но я реально не знаю, я просто хочу понять, что делать…
– Вот именно, – Китти невозмутимо кивнула. – Поэтому я пойду и спрошу у них.
– Нет, пойду как раз я, если ты отдашь мне пистолет, – сорвался Феликс. – Они мои естественные враги, а не кто-нибудь!
– Люди… – Рамишев уже неопределённое время пытался привлечь всеобщее внимание. – Люди, люди!
Все наконец посмотрели на него.
– Я только хотел сказать, там стоят какие-то постройки, – Рамишев неуверенно махнул рукой.
В той стороне, куда он показывал, дальше на юг, из снега высились невзрачные угловатые контуры. Одно крупное строение, видимо, было основным, рядом теснилось ещё несколько, поменьше.
– На посёлок не очень похоже, но всё-таки… хоть что-то, – пояснил Рамишев.
– Спасибо, Витик, – Китти кивнула ему. – Едем туда.
87
«Зачем я здесь?»
Собор наискось просвечивали лучи, но всё же тут было затенено, и галереи уходили в полумрак и сепию. Витражи, напротив, сияли, возгораясь на лучах алым, золотистым или зелёным. Фигуры были переменчивы: недвижно смотрящие перед собой, они, казалось, скашивали вдруг взгляд и тихо следили, что ты, как будешь делать, уголки же губ оказывались изогнутыми вверх или вниз – совсем немножко, можно и не заметить – да в следующую секунду уже и не было видно.
Лаванда двинулась вперёд неспешно, как в музее. Витражи нравились ей: им казалось, что они о чём-то ей рассказывали. На одном она заметила давешнюю человечицу в маковом: она тащила куда-то свой флаг, медленно уходя к горизонту, но не сумев глядеть на него. Глупая.
На других расплясывали невиданные диковинные звери и все косили глазом, все посматривали, глядит ли она, когда проходит мимо. Но больше привлекала волна – огромная, из куска чистого, но непрозрачного синего стекла, в котором свет застыл, заставив застыть мгновенье вместе с собой. «Из века в век, – прочитала Лаванда в рукописной книге на столике под витражом, – всевозможные ясновидцы и предсказатели уделяли катакомбам повышенное внимание, приписывая им особую важность и даже роковое значение в жизни столицы. Так, подземные реки, будучи потревожены…»
Страница закончилась, и Лаванда перевернула лист, но буквы там расплющились, стали жирными и непонятными, будто на них пролили что-то. Лаванда недовольно отвернулась и сделала вид, что ничего не случилось.
Она видела великанов, раззявленными ртами уставленных в небо, и созданий юрких и незаметных, как переливы вечернего огня. Правители сидели на престолах чопорно и строго, они не могли покинуть раз данное место и глядели с жадностью и упрёком, пока она проходила среди них под лучистой короной.
Здесь больше не было масок, но лица оставались неузнанными, вытянутые и озарённые в изменчивом свете – хотя казалось, всех их откуда-то помнишь, некоторые промелькнули в давнем забытом сне, другие жили с тобой бок о бок или стояли когда-то над самой колыбелью мира.
Лаванда пришла не за ними. В Сокольском соборе ей нужен был ответ на один только вопрос. Она миновала витражи, улыбавшиеся вслед затаёнными оскалами – дальше, к концу галереи, где за светло-мраморной колонной путь сворачивал вправо, уводя с собой свет. Напротив же колонны, в нише, куда не доставали искосые лучи, покоился ещё один витраж.
Луна, огромный белый диск, висела, как и было заведено, в сиреневом небе, но уже была расколота на части неодолимой силой. Трещины расползались между зазубренными изломами и разбивали картину.
Лаванда остановилась возле. Конечно, она тотчас поняла, что это за Луна.
«Мел взяла сельская травница – сновидица и знахарка, что жила на отшибе и, если только её не просили, не вмешивалась в дела соседей. Её слова могли быть неясны, но глаза следили течения мира, не видного людям. Глубины и дали разверзались перед ней».
– И этот последний, – тихо, только сама себе сказала Лаванда. – Он остался последний.
Кто-то шевельнулся в стороне от колонны и тем привлёк внимание. Лаванда обернулась: там стоял молодой человек непримечательной наружности, в сером костюме и шляпе по моде прошлого века. Смотрел он с некоторой отстранённой грустью.
– Кто вы? – спросила Лаванда.
– Вы меня не помните? – тот сдержанно и несколько неловко улыбнулся. – Я сновидец, игрок словами… поэт. Вы должны были видеть меня на старой фотографии.
Лаванда внимательно прищурилась, но вновь раскрыла глаза:
– Я вас не помню.
– Что ж, вполне может быть, – он отвёл взгляд. – Это, в любом случае, не помеха, мне просто хотелось уберечь вас от ошибки.
– Меня? – столь же отстранённо удивилась Лаванда. Человек улыбнулся опять:
– Видимо, такая у меня судьба – говорить правителям, что они неправы. В этот раз я, правда, пришёл не как подданный, а как союзник и товарищ по духу.
– Говорите же, я вас слушаю.
Тот посмотрел внимательно, покачал головой:
– Вы не можете грезить бесконечно. Сначала кажется, что вы полностью управляете ими, но они хрупки и капризны… Смотрите! – он легко повёл рукой, в глубине галереи закачались тени, и подумалось даже, что пахнет сиренью, однако в следующий миг всё уже полыхало огнём. – Однажды они покинут вас – в самый неподходящий день и час. И всё, что останется вокруг – это пустота и разрушающийся мир, до которого вам прежде не было дела.
– Я поняла, кто вы, Алексей Лунев, – сдержанно заметила Лаванда, – но ваши советы мне не нужны. Я слишком долго слушала всех и теперь знаю сама, что, как и для чего мне следует делать.
Свет проник по её мановению через расколотый диск, и стало видно, что в глубине галереи не было ни огня, ни сирени, один только шорох теней.
– Луна больше ничего не может дать вам, – тихо сказал человек. – Всё, что было у неё для вас, вы уже взяли сами.
– Я знаю, – кивнула Лаванда. – Я иду к Солнцу.
Она отвернулась, и человек скрылся из глаз, смешался с полумраком за колонной, будто и не был здесь. Больше никто не заграждал путь, и Лаванда пошла вперёд.
Галерея раздавалась далее – меж опустевших листов старой бумаги, меж засохших цветов, сплетённых в венки. Свет истончался, растянутые его нити натыкались на глухую кладку стены. Пыльная дымка клубилась в воздухе на лучах. Здесь был тупик.
Но за стеной отчётливо слышалось движение. Совсем другая жизнь.
Лаванда отставила стену – та спала занавесом и перестала мешать – и то, что открылось глазам, было широко и великолепно. Колесо в полнеба шло своим кругом, всё в огне, весёлое и яростное. Одна за другой пролетали кабинки – красная, чёрная, белая и всех других цветов – они повторялись и всё бежали, будто никогда не могли замереть и не кружиться больше. Ливень хлестал с неба, и вокруг разбегались уже все, кто могли. Только молодая пара стояла почти у подножья – те, чьим именем назвали главную улицу города. Взявшись за руки, они с интересом смотрели в мелькание спиц.
– Значит, что у нас получается, – негромко и отчётливо проговорил мужчина. – Одна и та же фигура через века, на каждом витке действие повторяется. Три акта с одним и тем же сюжетом, с теми же лицами…
– Три мало, – аккуратно прервала женщина, не отрывая от колеса взгляда. – Думаю, хотя бы пять или семь.
Здесь и сейчас, поняла Лаванда, когда вода заполняет землю, а огонь пронизывает воздух. Здесь будет только ещё оборот, и колесо остановится в последний раз. Так должны были застыть и обратиться в горы двое детей, что пробрались в зачарованный край и нарушили его покой. Так должна застывать любая форма в окончательном и совершенном своём варианте.
Она подняла руку, чтоб остановить вращение, и вздрогнула: парочка смотрела на неё с улыбками.
– Похоже, снова не на этот раз? – мурлыкнул мужчина, обращаясь то ли к ней, то ли к своей спутнице.
– Видимо, что-то было забыто, – откликнулась женщина в тон ему. – Ведь это так просто – не учесть и упустить какую-нибудь мелочь…
– Откуда пришёл он – загадка веков, – похоже, что-то процитировал мужчина. – Но ты правильно заметила, это, конечно, никакая не загадка. Откуда они пришли, достаточно известно, и это не так просто откинуть.
– Да, этого совершенно нельзя откинуть, – согласилась женщина.
– Как старая навязчивая песенка.
– Уже и слова забылись, а мотив остался, – она с улыбкой обернулась. – Я варю кофе. Ты будешь?
«Мотив?»
На задворках щёлкнул звук открываемой крышки, и как будто на миг донеслась мелодия – тихие и переливчатые колокольчики пели о чём-то забытом, но тут же всё смолкло, Лаванда не успела вспомнить.
Парочка развернулась к огненным всплескам, а колесо двинулось на них, ширясь и всё заполняя. Лаванда хотела схватить его, но колесо растаяло в её руке, всё растаяло, хотя она не говорила так сделать. Помещение переменилось: теперь это был большой зал со старыми каменными стенами, в щелях рос мох и веяло сырым. Воздух же дрожал и переливался от жара факелов – они были расставлены здесь всюду и принуждали тени растолкаться по углам. Лаванда заморгала с непривычки: глаза не сразу приспособились к освещению. Когда же она начала различать и узнавать предметы, то увидела, что на плитах и каменных глыбах сидели люди. Очень много людей.
Влага и шум дождя, казалось, уже сидели в стенах, текли где-то в трубах.
– Ты погляди только на эту крысавицу.
Он посмотрел, что там так привлекло Вайзонова в углу коридора, недовольно покачал головой:
– Давно ли они у нас тут шастают?
– Они по всему городу. Пора было и сюда когда-нибудь добраться, – Вайзонов задумчиво проводил взглядом незваную гостью, так же задумчиво обернулся. – Ты слышал? Говорят из-за них эпидемия. Прямо-таки настоящий мор косит.
Тихо хлюпала в трубах скрытая от глаз мутная жижа.
– Что за… – он недоумённо и раздражённо развёл руками. – Нет, я не понимаю. Крысы, эпидемии… В каком только веке мы живём?
88
Феликс стоял у стены, пытаясь не слишком теребить манжеты на рукавах и тюльпан-бутоньерку (ещё оторвётся). Скоро идти в актовый зал, и по-прежнему никого даже во всём крыле – любые шаги он бы услышал тотчас же.
Китти, впрочем, как всегда появилась бесшумно, по обыкновению в чёрном, только по случаю праздника накинула красный платок на плечи. Она прошла даже несколько мимо, будто не заметив Феликса, и только там остановилась, напряжённо оглядывая примыкавший коридор.
– Принёс?
– Да.
Китти вернулась назад, быстро приняла у него пачку поддельных грамот и спрятала под жакетом. Со стороны вообще было не понять, что она что-то там держит.
– Все уже в зале, иди к ним, – механическим жестом Китти оправила ему лацканы пиджака. – Что в самом начале?
– Революционный гимн, конечно.
Китти кивнула:
– Ну вот если до конца гимна не приду, считай, что не получилось.
Еды не было. Найденных остатков бензина хватило ещё на полканистры, но похоже, всё, что могло предложить им заброшенное депо – это укрытие. (И ещё старый дисковый телефон – бесполезным бонусом).
Внутри смогло засветиться несколько тусклых лампочек (больше бы, наверно, и помешало: совсем не стоило сейчас привлекать внимание снаружи). Оба автомобиля стояли под навесами, в тени строений, и заметить их случайно было, наверно, сложно. Что вовсе невозможно, никто однако не обещал.
Они невольно затаились, почти даже перестали разговаривать, а если говорили, то шёпотом. В этом шёпоте и сумраке сплелись надежда, что не ищут прицельно, что пройдут мимо невзрачных построек, и опасение заслышать вдруг чужой шум и скрип дверей.
Нашлись снегоход и две пары лыж. Но высовываться сейчас из укрытия казалось немыслимым. Договорились переждать время, что осталось до ночи, и тогда («если до того момента никто не придёт», – сказала Китти) попробовать разведать территорию, парами или поодиночке. Несколько механических часов вразнобой зависло между восемью и девятью.
Иногда казалось – шум машины, но нет, это только свистел ветер. Хотя никто сначала не хотел возиться – им здесь недолго – но всё же пришлось разжечь маленькую местную печку: было холодно, даже если не снимать верхнее.
Вслед снова нависло тягостное молчание, в такт которому кивал тусклый разлитый свет. Видимо, в них оставалось прождать часы.
Сибилла неловко и широко улыбнулась не к месту:
– Я нашла там колоду карт Терры. Если мы никуда не спешим, то можно погадать на ней.
Никто не возразил на это.
Сибилла старательно перетасовала колоду, сняла и отложила около половины карт, себе же взяла верхнюю из оставшейся половины. Затем, снова тщательно перемешав, передала колоду Рамишеву.
Рамишев помешал совсем немного и, сдвинув две-три карты сверху, забрал следующую себе.
Пурпоров сделал так же, как Сибилла, но снял куда больше половины и взял карту почти из самого низа.
Феликс долго мешал колоду (ему всё не нравилось, как она ложилась), разворачивал карты веером, выбирал одну – нет, другую – нет, всё-таки первую – снова смешивал всё и нервно тасовал.
– Можно же сколько угодно мешать, да?
– Да, – кивнула Сибилла. – Но в итоге ты всё равно должен что-нибудь выбрать.
Он остановился на секунду и крепко сжал колоду. Затем зарылся пальцами в самую глубину и погодя выцарапал оттуда карту.
Китти стояла поодаль от всех, у дверей, будто слушала что-то за ними. Когда Сибилла окликнула её, она подошла и, не тасуя, взяла первую же карту сверху. Казалось, её единственную не особо интересовал процесс.
Сибилла оглядела всех и, несколько смущаясь, проговорила:
– Теперь надо открыть карты. В той же самой последовательности, в которой их брали.
Она поколебалась, но всё же первой выложила карту на пол. Это была снежная тропа, широкая и извилистая, уходившая в ту даль, куда шёл одинокий путник. Казалось, он так и будет брести в бесконечность, пока будет петлять тропа.
– Это наша дорога и путь, – объяснила Сибилла. Тихо прибавила. – И моя. Вся, что ни остаётся.
Она глянула на Рамишева. Тот чуть было не выронил карту, но всё же положил её ровно под первой. Арену цирка с противоположных сторон освещали два факела, и канатоходец-жонглёр никак не мог решить, к какому из двоих направиться перед тем, как начинать номер.
– Это выбор, – прокомментировала Сибилла. – Между важным и важным, между необходимым и необходимым. Нам всем придётся его сделать, но тебе – в особенности.
На карте Пурпорова белел большой придорожный камень. Поверхность его была испещрена нечёткими надписями, в трещинах же пробивались молодые побеги какого-то растения.
– Это память, – сказала Сибилла. – Камень не может ничего сделать, но запоминает всё, что прошло мимо. Позже он будет свидетелем. А из скрытых до поры семян когда-то вырастет новая жизнь.
– Память – лучшее оружие? – осенило Пурпорова.
– Именно! – воскликнула Сибилла, радостная оттого, что её поняли, как надо.
Феликс быстро метнул взгляд в их сторону. Ему вдруг вспомнилось, как в студенчестве, курсе на пятом, он представлял, что героически погибнет, а годы спустя кто-нибудь напишет обо всём. «Никогда не думал, что это сделаешь ты», – хотел он сказать Пурпорову, но конечно, не сказал. Только повеяло давним, почти позабытым, которое вдруг начало сбываться.
– Теперь ты, – Сибилла смотрела на него несколько робко, но настойчиво.
– А… Да.
Феликс глубоко вдохнул ещё раз и резко выложил карту под предыдущими, накрыв её ладонью. Затем осторожно убрал руку.
Сибилла, вдруг очень заинтересовавшись, даже передвинулась со своего места и наклонилась рядом с Феликсом над картой. На рисунке неслось по кругу огромное чёртово колесо. Верхние кабинки взмывали в синеву на фоне тонких шпилей и изящных башен города, нижние же погружались к его чёрному антиподу с выбитыми стёклами, что искажённым отражением простирался вниз.
– Что это? – Феликс покосился на Сибиллу и кивнул на карту.
– Колесо, – завороженно пробормотала она. – Колесо жизни и смерти. Тебе, кажется, предстоит что-то совсем особенное.
– Что особенное?
Сибилла наконец оторвалась от карты и подняла взгляд на него:
– Понимаешь… это как будто два противоположных. Но на самом деле это один и тот же город. Один и тот же мир. Понимаешь?
Феликс понимал её, но не понимал, в чём именно здесь смысл. Он быстро окинул взглядом все выложенные карты.
– Это ведь одна история? Да?
Сибилла кивнула.
– Значит, это сюда выводит нас дорога? Но куда всё-таки? Сюда? – Феликс ткнул в верхнюю часть карты. – Или сюда?
Сибилла думала было что-то ответить, обернулась в сторону, где стояла Китти:
– Последняя карта у неё…
– Я думаю, нам пора, господа, – Китти сдвинулась и подалась к двери. – Прошло уже достаточно времени.
Феликс заметил, что она успела подсмотреть в свою карту.
– Китти, – остановил он настороженно. – Что у тебя?
– У меня? – она мельком оглянулась, будто не поняла, о чём речь.
На лице Сибиллы вдруг отразились испуг и догадка. Она быстро просмотрела оставшиеся карты, вскинула голову, чтобы что-то сказать, но наткнулась на взгляд Китти: металлический и запрещающий. И Сибилла ничего не сказала.
– Я пойду первой, – Китти приотворила дверь. – Подготовьте пока снаряжение. Пешком нельзя пройти далеко.
Снег взвивался сыпучим белым облаком из-под полозьев снегохода. Было не рассмотреть даже дорогу под собой, не то что окрестности. Последнее поэтому Феликс доверил Рамишеву, сам же полностью сосредоточился на управлении своенравным механизмом (нет, человек, я поеду в эту сторону, а не куда ты хочешь).
Разумеется, он сказал, что сможет вести эту ярко-красную нелепую конструкцию, раз уж доводилось водить похожую раньше (в подробности он вдаваться не стал, но вправду ведь довелось однажды). Как-то в зимние каникулы – Феликс тогда был в средних классах – мама за что-то обиделась на него или на отца, на них обоих и на неделю уехала к кому-то в гости, папа же без лишних объяснений повёз Феликса за город, где они вдоволь час за часом рассекали на снегоходе. Обычно спокойный и сдержанный, отец нарезал виражи и петли, спускался с таких крутых горок, от которых закладывало в ушах и хотелось перекричать ветер, только за руль почему-то не пускал. Но капризное и упорное «дай мне порулить! дай мне порулить!» в итоге всё же возымело успех. (И пожалуй, то был единственный раз в жизни Феликса, когда подобное срабатывало).
Рамишев судорожно вцепился в его плечо.
– Что такое?
– Впереди… – пробормотал тот.
Феликс затормозил снегоход и приподнялся, чтоб рассмотреть.
– Блокпост, – шёпотом пояснил Рамишев.
Впереди и правда бродили: несколько человек за снежным взгорком. В блуждавших пятнах фонарей иногда поблёскивали бляшки на чёрной форме.
– Это не блокпост, Витик, – снисходительно бросил Феликс. – Всего-то три-четыре спеца.
– Но значит, мы не сможем обойти с этой стороны…
Феликс следил почти зачарованно, как перемещались в потёмках неровные круги света, как снег рыжел в них и вновь подёргивался сумраком, превращался в призрачно-белый. Прихотливое решение всё отчётливей созревало в голове.
– Помнишь, как мы уходили с Озёрной? – заговорщически шепнул Феликс. – Когда перекрыли проходы?
– Конечно, помню, – откликнулся Рамишев.
– Почему бы не повторить?
Тот замолчал ненадолго. Потом произнёс:
– Мне кажется, это плохая идея.
– Почему же? В тот раз мы прорвались.
– Но нас бы там не убили, – протянул Рамишев.
– Могли посадить. Тогда за такое уже сажали.
Рамишев помолчал ещё немного.
– Мы тогда были студентами…
– С возрастом сложнее, да? – он злобно сжал руль всеми пальцами.
– Не все как ты, Феликс.
– Мне тоже сложнее, – он обернулся к Рамишеву и по глазам заметил, что для того это откровение. – Да. Мне тоже.
(Те, впереди, всё глухо и отрывисто переговаривались между собой. На мгновенье захотелось выскочить к ним с криком «Двадцать восемь – это почти тридцать, чёрт вас возьми!»)
– Мне кажется, это правда очень плохая идея, – проговорил за плечом Рамишев. Да кто бы спорил. – Нас даже сейчас могут услышать, а уж на машинах…
– Ладно, хрен с тобой, золотая рыбка, – пробормотал Феликс, сам в точности не решив кому он это – Рамишеву, спецам, ситуации в целом или самому себе. Выкрутив руль, он развернул снегоход, и они помчались обратно сквозь снежную марь.
У Пурпорова и Сибиллы дела оказались не лучше. На лыжах они прошли с четверть круга или даже больше, но везде пути были перекрыты. Всё сводилось к тому же: одиночке при должном везении ещё можно проскочить, всей компании – едва ли.
Не принесли успеха и последующие попытки.
– Похоже, их нет только позади, откуда мы пришли, – заключил Пурпоров. – Наверно, ещё не успели замкнуть круг.
– Ну не отступать же нам теперь, – фыркнул Феликс.
– Знаешь, как вариант.
Он хотел уже высказать всё, что думает об этом предложении, но голос подал Рамишев:
– Если их столько здесь, то что же на входе в город. Там точно заметят две чужие машины.
– Почему не оставить их здесь и не попробовать своим ходом?
– Ну… так, наверно, можно, – неуверенно пробормотал Рамишев, оглянувшись на Пурпорова, затем на Сибиллу. – Не знаю, насколько осуществимо…
Из одиночной вылазки вернулась Китти.
По её словам выходило, что позади нет ни одного спеца, потому что там те, другие – создания без образа и подобия.
– Так они уже рядом? – разом переключился Феликс.
– Кажется, скоро будут здесь.
– Тогда нам тем более надо искать путь и сейчас же!
Последние вылазки закончились так же впустую. Круг замкнулся.
Более того, это отняло добрую половину оставшихся сил, и марш-бросок до столицы теперь казался делом почти неподъёмным.
Феликс сидел, откинувшись к нагретой от печки стенке и закрыв глаза.
– Я всё-таки настаиваю, что нам надо прорываться в столицу, – проговорил он в надежде, что его слышно.
Никто не ответил.
– Дело уже не только в нас самих. Тут всё хуже и масштабнее.
Молчание.
– Я понимаю, что там все против нас, но должны мы хотя бы предупредить об этих тварях?
– Я не думаю, что там о них не знают, – глухо отозвалась Китти откуда-то от двери. Феликс открыл глаза: она полусидела на какой-то тумбе у самого выхода.
– Я не думаю, что все эти кордоны – ради нас, – пояснила Китти.
– Ну так тем более. Почему, я повторяю, не бросить машины и не попробовать в обход, какими-то тропами, по лесам? Ну серьёзно, они же не стоят сплошным заслоном, мы можем тихо проскочить мимо. Если нужно, разделиться и двигаться по одиночке – тут не такое дело, чтобы ещё размышлять!
– Но там же очень долго идти, – подала голос Сибилла. – И сейчас холодно… Мы просто можем не дойти все.
На это Феликс хотел было ответить, но не нашёлся, что, и прислонился обратно к стенке. Пурпоров обернулся к выходу:
