Текст книги "Чернее, чем тени (СИ)"

Автор книги: Ксения Спынь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

Время обычного утреннего доклада Нонине близилось, но ещё не подошло. Но пока Кедров прикидывал, будет ли теперь лучше зайти к ней чуть пораньше или подождать точного часа, в коридоре внезапно появилась Софи.

– Эндрю, зайди ко мне на минуту, – она кивнула на дверь кабинета и тут же вошла сама.

Он последовал за ней. Тихо-тихо звякнул тревожный звоночек, но пока это ровным счётом ничего не значило. Софи закрыла дверь и, деловито усевшись за свой стол, уставилась на Кедрова со всем вниманием. Мельком он отметил, что пепельница на столе доверху забита окурками. Похоже, Софи шмалила сигарету за сигаретой всё утро. А может, и ночью.

– Ну? – заговорила она с требовательным интересом. – Что слышно? Ещё восстания, забастовки, массовые протесты?

– Ничего такого, Софи, – спокойно и даже искренне ответил он.

– В Воломееве всё подавлено?

– Я приказал принять меры, и они должны быть достаточно действенными. Не думаю, что у этого эпизода будет какое-то продолжение.

– Хорошо, – Софи одобрительно кивнула. – А в Ринордийске?

– В Ринордийске всё спокойно… – Кедров пытался смотреть ей в глаза и, по возможности, убавил официальщины. – Ну, ты же видела о чём они болтают даже в своей ленте. Едва ли в ближайшее время кто-то из них дёрнется что-то устраивать.

– Угу, – Софи кивнула, словно на такой ответ и рассчитывала. – А как же субботний вечер в северо-западном лесу?

– Субботний вечер? – повторил он машинально.

– Ну как же, – нарочито удивилась Софи. – Северо-западный лес, платформа «Болотная», двадцать минут по лесной тропе, поляна с большим дубом и ещё пять минут вглубь чащи. Суббота, девять вечера. Ты ведь так им передал, правда?

Кедров отвёл от неё взгляд, мимодумно поискал что-то на столе, в неровных древесных узорах. В них, впрочем, ничего не было. Наверно, следовало что-то ответить… Ясно пришло осознание, что от того, что он сейчас скажет (или не скажет), ничего не изменится.

Поэтому, уже просто так, Кедров сказал:

– Ваше Величество… А можно спросить, как вы узнали?

– А я всё про вас знаю, – мрачно ответила Софи. – Даже то, чего вы сами не знаете.

Они помолчали немного.

– Хотя нет, вру, не всё, – продолжила она уже с чуть заметной иронией в голосе. – Я не знала, что в тебе погиб поэт, Эндрю. Это же надо… – она повела рукой и торжественно процитировала. – «Волчонок превратился в крысу».

Кедров поднял взгляд.

– Ваше Величество, если вы хотите, чтоб я подтвердил собственные слова – да, я это сказал. И да, я по-прежнему так считаю.

Он чуть наклонился к ней:

– Ты и в самом деле изменилась, Софи. И не в лучшую сторону.

Нонине несколько растерянно поморгала: будто она отыгрывала какую-то роль, а её незапланированной репликой сбили с мысли.

– Ясно, – быстро пробормотала она, глядя куда-то в сторону. – Ну, тогда иди.

– В смысле? – не понял Кедров.

– Ну, иди, я тебя не держу, – опять будто бы удивилась Софи.

– Куда?

– Н-ну, я не знаю, куда ты собирался, – она пожала плечами. – Может, они тебя ждут уже…

Она очень внимательно занялась какими-то бумагами из тех, что лежали у неё на столе, и больше не смотрела на Кедрова – как будто его тут и не было. Он не стал уточнять, какие «они», по её мнению, ждут, и, поднявшись со стула, медленно направился к выходу.

Ясное дело, что не могло быть так, как она сказала, но откуда именно ждать удара, Кедров пока не понимал. Может быть… дверь, – осенило его. Он настороженно обернулся к Софи.

– Она не заперта, – небрежно бросила Нонине.

Кедров повернул ручку: да, действительно не заперто.

– Как скажете, Ваше Величество, – он быстро поклонился и вышел.

Как только закрылась дверь, Софи в ярости вскочила со стула и хотела запустить вслед гипсовой фигуркой, но в последний миг удержалась.

«Так, успокойся, поставь на место. Поставь-поставь. В дверь-то уже какой смысл».

– Вот же дрянь.

Она села обратно, хмуро подпёрла лоб кулаками. Потёрла ими переносицу. Лучше от этого не стало.

– Вот же дрянь, – пробормотала Софи повторно. – Где б ты был сейчас, если бы не я.

Посидев так немного и утихомирив разбушевавшиеся волны, она подняла голову и оглядела свой кабинет. Надо бы сейчас закончить.

Интересно, далеко он успел уйти? Софи, поднявшись, неторопливо прошагала по кабинету, приблизилась к окну и из-под прикрытия шторы выглянула наружу.

Нет, недалеко. Вон он, в сухом осиннике, посреди деревьев – гладких и совсем без листьев. Он казался таким маленьким отсюда – глупым беспомощным человечком, который, видимо, не очень-то понимал сейчас, где находится и что ему надо делать дальше. Он попытался закурить, но никак не мог поджечь сигарету: похоже, у него дрожали руки.

Губы Софи сложились в хищную ухмылку.

– Курить в сухостое… Как неосторожно. Ты ведь всегда боялся лесных пожаров…

Так же неторопливо и твёрдо она вернулась к столу, подняла телефонную трубку и набрала номер пожарной бригады спецреагирования. Чётко проговорила:

– Пожар в Правительственном палисаднике. Будьте в течение пятнадцати минут.

– В палисаднике? – откликнулись с той стороны и замолчали: по всей видимости, сверяли показатели. – Но, Ваше Величество, по нашим данным, там ничего нет, даже дыма…

– Я же сказала, будьте в течение пятнадцати минут, – повторила Софи и повесила трубку.

Из кармана она достала угольный карандаш, а из стола – специально для этих целей существующий блокнот. Блокнот был удобен тем, что листы в нём складывались гармошкой и можно было набросать список в сколько угодно имён, а затем легко оторвать. Впрочем, Софи редко вписывала больше одного за раз.

– Никогда не думала, что здесь будет твоё имя, – будто заклиная бумагу, она пристально вглядывалась в желтоватый листок. – Если уж совсем честно, этого я тебе не хотела. Но ты первый меня предал, – Софи кивнула. – Да, ты первый меня предал.

Она аккуратно вывела чёрным «Андрей Кедров», оторвала листок и подожгла свечу на столе.

Автоматически стряхнув пепел (шестерёнки заело), он даже не сразу понял, что что-то не так. И что здесь неоткуда было взяться бьющим часам.

А когда понял, было уже слишком поздно. Быстро вспыхнула сухая трава, огонь потянулся вверх по голым стволам…

Когда листок догорел, Софи разжала пальцы. Последние пепелинки упали на гладкую поверхность стола.

Вот и всё.

– Ваше Величество! – в дверях появилась Китти. – Кедров…

– Его больше нет, – не оборачиваясь, сказала Софи.

– Да… Поняла.

Китти исчезла.

Где-то за окном гудели сирены, полыхали остатки огня и разносился едкий запах дыма.

Софи опустилась за стол, машинально смахнула с него несколько пепелинок.

– Крысиная королева, – лицо её застыло в негнущейся усмешке. – Кто ж вам виноват, если вы сами такие… Такие.

67

– Ну, то есть, мне предлагается поверить, что к нам сюда приходил начальник охранки и сдал Нонине, – вслух размышлял Феликс, расхаживая по комнате и время от времени чиркая зажигалкой. – Ну, смешно, да.

У Лаванды уже несколько мельтешило в глазах от его бесконечных перемещений, и она недовольно моргала и хмурилась.

– Ты ему не веришь?

– Он ссо-шник, – бросил Феликс так, будто это объясняло всё.

(Сколько успела узнать Лаванда, слово «ссо-шник» в устах Феликса было самой уничтожающей и безапелляционной характеристикой, ещё похуже, чем «сволочь»).

– Мне не кажется, что он лгал, – задумчиво произнесла Лаванда, хотя знала, что к ней, скорее всего, как всегда, не прислушаются. – Его тяготило что-то… Он будто бы хотел и одно, и другое, и не мог решиться.

– Они же все отличные актёры, не забывай. Это фактически один из необходимых им профессиональных навыков. Впрочем… – Феликс остановился и несколько раз щёлкнул зажигалкой в напряжённом раздумье. – Если он по каким-то причинам действительно сказал нам правду, а мы не поверим и упустим эту возможность… Нет, это даже не смешно.

Лаванда незаметно нашарила мел в кармане, погладила пальцами амулет. Она догадывалась, что если уж речь пошла о «возможностях», вполне вероятно, что сейчас опять пристанут к ней. Будто не понимают, что она просто не может этого сделать. Ей нравилось, что колдовской мел, принёсший из глубин веков такую огромную, диковатую, неотёсанную ещё силу, здесь, у неё под рукой, нравилось ощущать этот гладкий кругляш подушечками пальцев, но использовать его – нет, и не просите.

Но всё же она спросила:

– И что собираешься делать?

– Не знаю, – Феликс пожал плечами. – Надо бы, по идее, связаться с нашими… Какой сегодня день?

– Четверг.

– Хреново. Это, значит, уже послезавтра. Сами они, конечно, не позвонят. А палиться с этим вдвойне не стоит. Кстати, собираться всем вместе по этому случаю – тоже. Не исключено, что на это и рассчитано.

– Что рассчитано? – не поняла Лаванда, она совершенно не успевала за скачками его мыслей.

– Всё это рассчитано на то, что мы устроим незапланированную сходку, чтоб обсудить, и там нас и накроют. Провокация, – он посмотрел на Лаванду как-то даже удивлённо, будто эта мысль самому только пришла в голову. – А что. Вполне может быть.

Она всё равно поняла только приблизительно. Но, в любом случае, ей это казалось таким пустяшным, неважным, не имеющим никакого отношения к действительности… Что же было по-настоящему важно – она никак не могла уловить, но, думалось, что-то совсем другое.

– Или даже не на самой сходке – встретиться-то можно и с кем-то отдельно. Может, и на месте. В этом самом лесу, – Феликс снова переглянулся с Лавандой и нервно рассмеялся. – Представляешь, приходим мы туда такие выслеживать Нонине, а нас там уже ждут. Ну а что – натуральное покушение на правительницу, и не прикопаешься же, – он снова засмеялся.

– Ты так считаешь? – очень тихо, глядя в пол, сказала Лаванда.

– Нет, ну, я не знаю, конечно. Но очень возможно, что так. Прямо-таки очень возможно.

Снаружи вдруг всё огласилось протяжным и тоскливым карканьем. Лаванда по привычке подняла голову к окошку, но неба оттуда было не разглядеть.

– Что это они? – спросила она у Феликса.

Он даже не обернулся:

– Углядели, чего пожрать, мало ли.

Лаванду это не успокоило. В криках ворон слышалось что-то тревожное, почти пугающее. Будто они первыми почуяли грядущую беду и принесли её на своих перьях.

Это было как запах гари…

Гарь. Лаванда потянула носом воздух. Нет… кажется, на этот раз ей не показалось.

Феликс, по-звериному вскинув голову, принюхался.

– Ты тоже чувствуешь? – с тревогой посмотрела на него Лаванда.

– Да. И ты тоже?

Они молча уставились друг на друга, по-видимому, с одной и той же мыслью: где-то совсем рядом случилось что-то нехорошее, сильно нехорошее, и, может статься, оно имело к ним непосредственное отношение, слишком уж всё сходилось.

Запах гари ворвался теперь в реальность, он прошёл сквозь сферы и нагрянул на их привычный человеческий мир.

Вороны всё пролетали мимо, и всё не смолкали их голоса. Феликс перевёл взгляд на окошко и всматривался теперь куда-то в невидимую отсюда даль.

– Это в Ринордийске, – тихо сказал он.

– Думаешь?

– Чувствую.

Радио вдруг разразилось прерывистым хрипом:

– Прямая ли… Китти Башева. Внимание, экстр… Внимание…

Феликс метнулся к приёмнику, включил на полную громкость.

– Полчаса назад произошёл крупный пожар у резиденции Её Величества Софи Нонине. Причины оперативно устанавливаются, предварительная версия – организованный диверсионный акт. Последствия пожара практически ликвидированы, Правительница Нонине в безопасности. Однако есть потери среди ближайшего окружения Её Величества. Вычислить преступников пока не удалось, но работа по их поимке активно ведётся, приняты все меры безопасности. Её Величество Софи Нонине проведёт запланированную на середину мая конференцию досрочно – в девятнадцать часов сегодняшнего дня, место проведения – Турхмановский парк. Внимание: конференция не будет транслироваться по видео. Правительница желает высказать своё мнение по поводу случившегося и касательно будущего нашей страны глаза в глаза тем, кто сочтёт нужным посетить мероприятие. Её Величество Софи Нонине напоминает каждому из вас о существующем гражданском долге и призывает ответственно подойти к присутствию при её словах. Информация прозвучит только на встрече и не будет нигде повторена. Ответственность за её незнание полностью ложится на граждан страны. Повторяем: конференция Её Величества Софи Нонине состоится в девятнадцать часов сегодняшнего дня, место проведения – Турхмановский парк. Также призываем соблюдать бдительность при столкновении с подозрительными лицами и немедленно сообщать…

Феликс убавил звук и отошёл от радио.

– И что это? – испуганно и растерянно спросила Лаванда. – Почему?

– Ты же слышала? Диверсионный акт.

– На самом деле?

– Ну конечно.

– Нет, я серьёзно… Это Софи или правда чья-то диверсия?

Феликс развернулся к ней:

– В двух шагах от резиденции, где круглосуточная охрана? И уже ищут преступников, хотя причину даже не выяснили? И кто-то из компании Нонине вот так случайно подставился – причём на следующее утро после того визита? – он со смехом развёл руками. – Да ладно!

– Так, значит, Софи, – Лаванда опустила глаза. – И это из-за вчерашнего разговора?

– Не исключено. Я даже не удивлюсь, если «потери среди ближайшего окружения» – это тот самый Андрей Кедров, – Феликс о чём-то задумался. – А ведь если она за это его кокнула и он действительно говорил правду… То, возможно, мог стать не таким уж плохим человеком.

Лаванда нахмурилась: как-то слишком уж быстро определял он людей в «хорошие» и «плохие», исходя исключительно из того, помогали они ему или наоборот.

– А как нам быть с конференцией? – вспомнила вдруг она. – Вдруг там действительно будет что-то важное?

– С конференцией… – протянул он. – С конференцией, похоже, что придётся идти.

Он поймал удивлённый взгляд Лаванды и закивал:

– Да, я понимаю, что это всё равно что лезть в пекло… Тем более, если устранила она действительно Кедрова и именно за это, а не за что-то другое, то это ведь означает, что и весь наш вчерашний разговор ей известен. А если так, то мы с тобой фактически под прицелом, сестрёнка, – Феликс взглянул на неё с несвойственной ему серьёзностью, даже как будто с грустью. Быстро добавил. – Ты, впрочем, можешь не ходить.

– Нет, я пойду, – Лаванда быстро закивала.

– Пойдёшь… Хорошо. Мне, конечно, не следовало впутывать тебя во всё это… Но, кстати, мел по-прежнему при тебе.

68

Софи ещё раз сняла трубку телефона.

– Китти, зайди ко мне.

Времени как раз прошло достаточно для всего пути от студии в штабе связи до резиденции. И правда, одна минута – и Китти со стуком вошла, смотря на Софи с внимательной готовностью.

– Садись и пиши, – Нонине кивнула на бумагу и ручку на секретарском столе, сама же отошла к окну. – Записывай, что ты сейчас скажешь во вступительном слове.

Конференции, на которых Софи присутствовала лично, обычно начинались с выступления Китти, которое как бы предваряло речь правительницы и готовило к её словам. Не стоило делать исключения и на этот раз. Помимо прочего, Софи не слишком хорошо себя чувствовала и надеялась дождаться улучшения, прежде чем выступать перед публикой.

Она подумала над формулировками, глядя в окно, где только начинал рассеиваться дым и с силой пытались пробиться сквозь него солнечные лучи. Слова с трудом примыкали друг к другу, они были расплывчаты, рыхло рассыпались и никак не хотели передавать то, что имела в виду Софи. Это, наверно, из-за тяжести в голове, изнутри давящей на стенки висков и переносицы.

– Во-первых, – начала Софи. – У нас стало ещё больше внутренних врагов и маскируются они куда лучше. Масштабы столь велики, что требуют быстрых и радикальных действий. Во-вторых, эта опасность устранима, но я буду вынуждена действовать жёстко. Любая критика этих действий в любой форме, включая двусмысленности и намёки разной степени прозрачности, будет автоматически приравниваться к подрыву авторитета действующей власти и пресекаться на корню. К устным разговорам это тоже относится. В-третьих, с завтрашнего дня начнутся рейды по квартирам с целью поиска улик, доказывающих причастность к антиправительственной деятельности. Наличие таких улик повлечёт за собой привлечение к суду по статье… по статье…

Она закрыла глаза, потёрла лоб между бровей. Всё плавало в голове и не давало сосредоточиться.

– Госизмена, – вспомнила Софи. И уже быстрее и менее отчётливо, как необязательное дополнение, добавила. – Насколько что там доказывает, будем определять в частном порядке, разумеется. Я лично буду.

Она обернулась на Китти. Та всё записала и снова внимательно смотрела на Софи.

– Ну, ты, конечно, не так им это скажешь. По-другому, чтоб им понравилось. Ну, придумаешь, как.

Китти кивнула.

– Да, и ещё, – вспомнила Софи. – Все блокпосты по границе города должны быть в полной боевой готовности. Из Ринордийска никого не выпускать. И не впускать, соответственно.

– В случае попытки бегства? – уточнила Китти таким тоном, будто речь шла о том, сколько ацетонового растворителя нужно заказать.

Софи мрачно посмотрела на неё, задумалась, отвернувшись к окну.

– Уничтожать, – наконец кинула она и, заметив, что Китти записывает, добавила. – Это не надо писать.

– Простите, – Китти быстро зачеркнула последнюю строчку.

– Это ты им лично скажешь, – с недоброй улыбкой Софи приблизилась к её столу. – Позвонишь и скажешь.

Китти спокойно подняла глаза:

– Будет сделано.

Софи остановилась и, будто только увидев, придирчиво окинула её взглядом.

– Китти, а почему ты в красном платье? Ты в нём выглядишь, как шлюха.

– Потому что конференция проходит без камер, Ваше Величество, и в таких условиях необходимо, чтоб говорящего было видно и из задних рядов.

– А, да, – Софи закрыла глаза и потёрла лоб. – Конференция же…

Открыв глаза снова, она посмотрела на Китти уже с усталым раздражением.

– Ладно, дай сюда, подпишу.

Подписывать собственные указания она начала с тех пор, как несколько раз не смогла вспомнить точно, когда и при каких обстоятельствах появились хранившиеся в её сейфе бумаги. На всякий случай, чтоб быть уверенной.

Дважды поставив свою завитую подпись – у самих тезисов и у последних зачёркнутых строк для надёжности – Софи вернула листок Китти.

– Свяжись с общественностью, секретарь! – она насмешливо улыбнулась.

– Да, Ваше Величество, – кивнула Китти и вышла из кабинета.

Пройдя несколько метров от двери кабинета Нонине, Китти подалась чуть влево и слегка прислонилась к стене.

Тяжёлый день. Сначала Кедров, теперь это… Китти вдруг очень захотелось всего этого не видеть.

«Так, прекрати истерику», – сказала она себе тем жёстким и холодным голосом, который всегда звучал у неё в голове, но которым она почти никогда не говорила с другими людьми. Полчаса до конференции – за это время приведи себя в порядок, а дальше всё должно быть безупречно, как всегда.

Она подняла голову и быстрым чётким шагом пошла вперёд по коридору, до конца которого успела выпрямить спину, расправить плечи и нацепить на лицо неизменно милую улыбку «первого диктора страны».

69

Турхмановский парк был совсем другим сейчас, в начале мая. Не только потому, что здесь теперь ходили толпы людей: деревья озеленились, расправились в воздухе пышные кроны и, сливаясь на расстоянии в зелёную дымку, бросали вниз бархатную тень. Деревья будто бы помнили всё, что прошло под ними, и знали, что будет дальше, но им это было совсем всё равно…

Лаванда и Феликс расположились возле Дворца Культуры, прямо у его парадной лестницы. Лаванда, устав от долгого ожидания, сидела на парапете и разглядывала всё вокруг, Феликс стоял рядом и думал о чём-то своём.

Было около часа до начала конференции, и людей собралось, по-видимому, ещё не так много. По крайней мере, здесь, у старого и всеми покинутого здания, пока были только они двое. Лучше всего прятаться в толпе, – так сказал Феликс, – но это уже позже, когда они скучкуются и всё внимание будет обращено на Нонине. Пока же лучше не светиться.

По воздуху начинали разливаться сумерки – самые ранние, прозрачные, которые едва притрагиваются мягкой кисточкой. То было тепло, то вдруг прохладный ветер, скользнув по открытым плечам, заставлял вздрагивать и ёжиться. Он накрывал густым обволакивающим запахом сирени.

Если прищуриться и смотреть не прямо, можно увидеть даже, как по дорожкам парка, вокруг Дворца разгуливают нарядно одетые парочки – дамы в вечерних газовых платьях, джентльмены в смокингах, с манжетами и бабочками… Они скользят лёгкими тенями забытой сказки, играют в графинь и герцогов, баронов и маркиз. И они танцуют – танцуют под звуки старинного вальса. И если прислушаться, уловишь простенький, но завораживающий мотив, он сохранился и по сей день и часто играет в музыкальных шкатулках. Можно даже разобрать часть слов, что нанизываются на мелодию, как бесконечная гирлянда.

«В Ринордийске всё спокойно,

Мерно башенка звонит,

Свои волны так привольно

Речка под мостом струит».

– Феликс?

– Мм?

– А как может звонить башенка?

– Ты про песню? Это о Часовой башне на Главной площади. Каждый раз в ровное время часы звонят, это имеется в виду.

Его что-то беспокоило, что-то, чем он не счёл нужным делиться, и Лаванда решила, что не стоит его отвлекать.

«В Ринордийске всё спокойно,

Всё о мире говорит.

Почему же сердцу больно?

Почему оно не спит?»

Пары кружились, почти невесомые в призрачном полусвете парка, менялись местами, мелькали белые подолы платьев… И музыка разлилась с сумерками и сиренью, чуть печальная, красивая – как могут быть красивы последние светлые деньки, когда уже точно знаешь, что они сейчас закончатся.

«В тишине полночной сада

Поменялись явь и сон.

Посмотри, как звездопадом

Озарился небосклон».

Кто-то сидел здесь вот так же, на этом парапете, много лет назад, и ждал чего-то, ждал с тревожным нетерпением, и думал о чём-то, и о чём-то мечтал… Но кто и о чём?..

«Загадай скорей желанье,

Пусть не сбудется оно,

Но до тех дойдёт посланье,

Знать кого не суждено…»

В мелодию откуда-то влился, а потом и заглушил её шум мотора. Кто-то остановился у ворот.

– Приехали, – сказал Феликс.

– А? – Лаванда вздрогнула и испуганно огляделась. – Кто? Зачем?

Феликс посмотрел на неё со снисходительным удивлением.

– Где-то витаешь опять? Кортеж подъехал, сейчас конференция начнётся.

– Аа, – она быстро и охотно закивала. – Да, точно, конференция.

– Так пойдём?

– Пойдём, – Лаванда торопливо соскользнула с парапета и последовала за Феликсом, держась несколько позади.

Народ толпился у высокого деревянного помоста, на котором была установлена пышно украшенная трибуна. Здесь вообще всё было украшено: деревья и столбы фонарей увесили красными букетиками гвоздики, гвоздика же плавала в фонтанах, которые теперь-то заработали на полную мощность. Струи воды взмывали в воздух и орошали деву и мантикору, и те блистали в лучах вечернего солнца, представляясь уже скорее не противниками, а двумя сторонами одного. И было шумно: оркестр разбрасывался трещащими звуками, совсем как фонтаны – брызгами воды, шёпот и шелест толпы мешался с ними, всё тонуло в блеске и гвалте.

– В апреле мне тут нравилось больше, – пробормотала Лаванда, но Феликс её, конечно, не услышал: он что-то выискивал взглядом в этом кипящем котле. Стараясь не потеряться в толпе и держаться рядом, Лаванда тоже огляделась.

Она заметила девушку в красном платье. Девушка шла от ворот сюда, к стоящим, и вокруг неё странным образом создавалось кольцо свободного пространства. Приглядевшись, Лаванда поняла, в чём дело: вокруг девушки на некотором расстоянии держалась почти незаметная в толпе охрана. Складывалось ощущение, что то ли эти люди ведут её под конвоем, то ли, наоборот, она негласно распоряжается ими. Поравнявшись с Феликсом и Лавандой, девушка вдруг легко проскользнула между охранниками и едва заметным движением руки, не глядя, передала Феликсу какую-то бумагу. Он тут же перехватил листок. Девушка же вернулась обратно в круг – будто так и было. Всё произошло так быстро, что Лаванда ни за что бы не углядела, если бы стояла чуть дальше или смотрела бы в другую сторону.

Да это же Китти, – вдруг поняла она. Лаванда не сразу узнала её в красном, но да – естественно, та самая Китти Башева, совсем как в телевизоре, только в живую.

Феликс мельком просмотрел бумагу и сразу отчего-то помрачнел.

– Что там? – спросила Лаванда. Он молча показал ей листок.

– Я говорил, что чем-то подобным кончится, – Феликс уже глядел сквозь толпу в сторону помоста.

Лаванда вчиталась в узкие ровные строчки – так быстро, как только успевал её ум вникать в написанное. Последние были зачёркнуты, но чисто символически – тонкой линией, за которой отлично виделись все буквы.

В смятении, не до конца даже поверив, она подняла взгляд на Феликса.

– Но… это же…

Он кивнул:

– Вот теперь начнётся по-настоящему.

Китти преодолела свой путь и запросто взбежала по лестнице помоста, будто высокие каблуки ей абсолютно не мешали. Оркестр играл что-то жеманно-развесёлое. Китти улыбалась всем вокруг и смотрелась очень милой, приторно милой, как засахаренная вишенка в бокале шампанского.

– И что теперь делать? – шепнула Лаванда почти в панике. – Рассказать кому-то? Предупредить?

– Это да. Но сначала, как минимум, надо убраться отсюда до того, как придёт Нонине. С таким размахом, – Феликс кивнул на бумагу, – ничего хорошего нас здесь не ждёт.

Он быстро огляделся по сторонам.

– Так, дай мне пять минут, потом тоже уходи, через боковую.

И исчез прежде, чем Лаванда успела что-то ответить.

Она поспешно начала искать его взглядом, но Феликс как растворился. Лаванда понятия не имела даже, в какую сторону он направился, и некому было уже сказать, что она так и не поняла, куда ей надо уходить – в убежище или куда-то ещё. И что, если в убежище, то она вообще-то не сказать, чтоб помнит, как добраться до него отсюда. И, если уж на то пошло, не знает, где у Турхмановского парка боковой выход, если Феликс это имел в виду. То ли он сильно переоценил её способности, то ли просто не успел подумать, как часто с ним бывало.

Не найдя никаких других ориентиров или чего-то, за чем можно было бы наблюдать, Лаванда стала смотреть на помост и трибуну. Китти вещала оттуда… Трудно было понять, что именно. Она говорила что-то о том, что Софи Нонине очень рада их приходу и что это «показатель того, что наше общество обретает свою идентичность и сплочённость», о том, что Её Величество вкладывает в них так много «сил и энергии» и исключительно поэтому мы двигаемся «от прошлого к будущему», что-то ещё о каких-то расплывчато-неопределённых врагах, которые хоть и стали сильнее и коварнее, но бояться их совершенно незачем, потому что разве справятся они с целой страной, с целым народом… Впрочем, всё в словах Китти было расплывчато и неопределённо и не оставляло ни мысли в голове, только ощущение безумного карнавала – вместе с охапками цветов, и фонтанами, и флажками, и взбудораженным шёпотом толпы, и её овациями. Лаванда не понимала, чему они так радовались, чем сумела Китти зажечь в их глазах неуёмную жажду продолжения. Вся эта нарочитая любезность, пластиковый блеск, картонная улыбка – все эти откровенно дешёвые приёмы… И как на них можно вестись.

С уверенностью Лаванда заключила, что Китти ей всё-таки неприятна и несимпатична – не важно, была она «своей» или нет.

Но, пожалуй, пора уже уходить отсюда. Лаванда двинулась сквозь толпу куда-нибудь, где было бы поменьше народа, чтоб рассмотреть боковой выход или хоть какой-то выход, кроме главных ворот. Это оказалось нелегко: люди теснились поближе к помосту и были очень недовольны, что их раздвигают. Наконец, удалось выбраться на более менее свободное место, но правая рука застряла между стоящими, браслет зацепился то ли за сумку, то ли за молнию… Лаванда рванула рукой сильнее и высвободилась, но нить, скрепляющая перья, лопнула, и белые пёрышки разлетелись по воздуху.

Далеко они не улетели – упали тут же, под ногами. Лаванде вовсе не хотелось терять их – свидетелей стольких её лет – и она присела на корточки, чтоб собрать перья. Одно, два, десять… Вот и все (или почти все) у неё, надо будет только скрепить потом заново. Лаванда спрятала их в карман и, почувствовав вдруг на себе чей-то настойчивый взгляд, вскинула голову.

Поодаль, шагах в пяти от неё стояла Нонине. Не фотография, даже не глюк – живая всамделишная Софи Нонине.

Она стояла у стены старого здания и смотрела на Лаванду с неодобрительным подозрением. Лаванда, уставившись на неё, замерла на месте. (Что теперь делать, надо куда-то бежать, когда бежать невозможно, или прятаться, но где, да и поздно, но что-то же надо делать…)

Минуту или две они смотрели друг на друга молча. Затем Софи плотнее укуталась в плащ из крысиных шкурок, отвернулась и, больше не поворачиваясь, прошествовала в сторону помоста. Её длинное чёрное платье шелестело по земле.

Выйдя из ступора, Лаванда подскочила и бросилась прочь.

Остановившись только за углом, она прижалась спиной к стене – в попытке слиться с этой стеной, стать невидимкой. Кровь стучала в висках одной только мыслью: «Она меня видела, она меня видела…»

«Успокойся, вы всего лишь встретились взглядами».

«Это она!»

«Эй, – пришло вдруг в голову, – да ведь она и не на тебя, скорее всего, смотрела. Она же правительница, она смотрела на всех сразу… А тебе показалось, что только на тебя».

Лаванда хотела было поверить, но память её была упряма и говорила обратное. «Нет, она смотрела именно на меня!»

Хотелось только рвануть отсюда и бежать куда-нибудь – прочь из города, за полярный круг – всё равно, куда.

«Ну, даже если и так, Лаванда… Во-первых, совсем не обязательно, что она будет что-то делать по этому поводу. Даже, скорее всего, что не будет. Поэтому бежать совершенно незачем. Ну а если вдруг случится маловероятное и она всё же решит что-то предпринять… То, видимо, она уже предприняла. И тогда, будем честными, тоже бежать незачем».

Что ж, разумно. Немного успокоив загнанное дыхание, Лаванда осторожно огляделась по сторонам. По правую руку остался Турхмановский парк, оттуда долетал ещё шум и звуки оркестра, но в этот проулок люди не заходили. Слева, поодаль, открывались городские проспекты. На них было полно патрулей, Лаванда разглядела. Но, если двигаться не проспектами, а крохотными узкими улочками… Да, пожалуй, так удастся уйти незамеченной.

Она прошла немного, стараясь не срываться на бег, ведь всё нормально, она здесь просто гуляет, и совершенно незачем кому-то её преследовать… Лаванда достигла так второго переулка. Тут её нервы не выдержали, и она побежала.

Софи дошла до помоста со смутным ощущением, что она только что думала о чём-то важном и что-то хотела сделать в связи с этим. Но что это было, она сейчас абсолютно не помнила. Ладно, попытается вспомнить потом, после конференции.