Текст книги "Чернее, чем тени (СИ)"

Автор книги: Ксения Спынь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)

– До Нонине? – догадалась Лаванда.

– Нет… До Нонине был Чексин. А до Чексина… Тогда я был ещё совсем малявкой. Но знаешь, – Феликс неотрывно уставился ей в глаза, будто искал отклик, – я откуда-то точно помню, что раньше было по-другому. Будто здесь была наша настоящая жизнь, а потом её отняли и спрятали куда-то, и всё изменилось. Стоит только отыскать её и вернуть обратно… – он нахмурился. – Но для этого сначала надо скинуть Нонине.

Лаванда опустила взгляд:

– Думаешь, всё из-за неё?

– Очень многое, как минимум. Пока она сидит над нами, никакой жизни нам не будет. Любой светлый порыв она задушит в зародыше. Ей нужны только крысы, которые будут жрать друг друга.

Лаванда посомневалась, стоит ли озвучивать свои мысли, но решила, что на этот раз стоит:

– А если после Нонине будет кто-то ещё хуже?

Феликс несколько нервно рассмеялся:

– Хуже, чем Нонине? Этого быть не может!

Он оторвался от подоконника и собирался со смехом пройти в какую-то из комнат, но остановился в дверях:

– Мы вчера на сходке говорили с парнями – с Витькой Рамишевым, с Пурпоровым – обсуждали планы. Так вот, у нас же в чём главная проблема: мало людей. Ну, нас самих – мало. Поэтому ничего и не получается. Представляешь, если б – чисто теоретически – толпа в несколько тысяч подошла бы к резиденции Нонине… Да, были бы потери от охраны и, возможно, от самой Нонине, если она вспомнит про уголь. Но в итоге… Со всеми бы она всё равно не справилась. В итоге победа была бы за нами.

Лаванда представила. Получилось настолько невесело и нерадужно, что больше представлять не захотелось.

– А ты бы смог повести их туда?

– Я? – Феликс, казалось, не ожидал такого вопроса, и тот застиг его врасплох.

– Да.

«Я уже поняла, что ореол трагического героизма тебе глубоко симпатичен, – продолжила она не вслух. – Но смог бы ты повести туда других, зная, что их, очень возможно, ждёт? А, братишка?»

Казалось даже, что Феликс и так прочитал её мысли и улыбнулся в ответ на них:

– Это же только в теории, Лав. Никто никого пока не поведёт. Некого вести. По-прежнему сплошная болтовня, – он со смехом развёл руками и оставил её в одиночестве.

44

Они ничем не занимались в этот вечер – обычными, ничего не значащими делами. Вполуха слушали бормотание рекламы по телевизору. Лаванда пыталась дочитать всё-таки книжку про мальчика и девочку в стране гор и застряла где-то посередине. Феликс иногда уходил в кабинет, где был включён его ноутбук, и проглядывал последние сообщения в ленте. За окном буднично почернело, и ничто не предвещало перемен, когда раздался тройной звонок в дверь.

Феликс настороженно прислушался – впрочем, без особой тревоги.

– Кто там? – тихо спросила Лаванда.

– Судя по звонку, скорее, кто-то из наших, – он встал с дивана. – Посиди пока тихо. Если вдруг что, ты приехала вчера, остановилась на пару дней. Я твой кузен, но ты обо мне почти ничего не знаешь.

Лаванда хотела было возразить и потребовать объяснений, но Феликс уже скрылся в прихожей.

– Кто?

Из-за двери что-то пробубнили.

– Ха, – Феликс щёлкнул замком. – Какие люди. А я тебя ждал на сходке.

– Некогда было! – выкрикнул высокий мужской голос, жующий слова. – Я вообще был не в Ринордийске.

– А где же? – Феликс отодвинулся, пропуская гостя, закрыл дверь на замок.

Тот – низкого роста, суетливый человек, тоже лет под тридцать – дробно захихикал:

– У наших западных друзей.

– Это у кого? – резко насторожился Феликс.

– А у тебя, я так посмотрю, аллергия на запад, – гость снисходительно помахал пальцем.

– Ничего против него не имею. Просто не люблю всех этих мутных игр.

– Какие игры, Феликс! Ты разве не знал, что я иностранный агент и использую тебя в своих целях? – он рассмеялся. Феликс, видимо, шутку не оценил, потому что следом гость добавил уже более спокойно. – Ладно, не истери. Всего лишь в Загорьи. Теперь мне можно пройти?

– Проходи, – он кивнул в сторону гостиной. – Хотя, по-хорошему, я на тебя в обиде и мог бы не пускать.

– С чего это?

– Потому что, что за дела? – Феликс сердито на него воззрился. – Мы с тобой вроде как друзья. А у тебя вдруг какие-то тайные планы, причём всех наших ты в них хоть как-то посвящаешь, а мне этого, видите ли, знать не положено. Нормально, по-твоему?

– Ну, почему-то же не положено, Феликс, – он неспешно прошёл в комнату. – Я как раз и хотел обсудить всё с тобой приватно, отдельно от остальных. А кто эта прелестная девушка? – он с улыбкой кивнул на Лаванду.

– Моя кузина, Лаванда. Можешь при ней, она в курсе. Лав, это Уля, – поймав испепеляющий взгляд Феликс с сарказмом поправился. – Прошу прощения, Ульян.

Тот кисло улыбнулся и, стараясь сохранить милый вид, чуть поклонился:

– Можно просто Уилл, – он снова повернулся к Феликсу. – Так вот…

И сразу же замолчал. Будто забыл, с чего собирался начать, или хотел, чтобы начали за него.

– Ну? – подтолкнул Феликс. – Ты был в Загорьи.

В это время из телевизора грянула летящая торжественная музыка, и на экране завращались цветные шары.

– Здравствуйте, с вами «Главная линия» и Китти Башева.

Феликс мгновение колебался, затем щёлкнул пультом. Телевизор вместе с девушкой за столом погас.

– Кстати, – Уля о чём-то вспомнил и оживился, – какие новости?

– Никаких.

– Как так? – наигранно удивился Уля.

– Вот так. Нет связи.

– А инициативу проявить? – тот снова мелко и дробно засмеялся. – Позвонить, к примеру.

– Ты издеваешься или прикалываешься?

– Не, ну а что такого. Выбери время, когда…

– Так, не надо об этом здесь, – резко оборвал Феликс. – Я сказал, нет связи. Всё.

– Боишься, что Нонине подслушает? – усмехнулся Уля.

– Я лично не боюсь. Но втягивать в это кого-то ещё не хочу. Ты был в Загорьи. Что дальше?

– А дальше, Феликс, тебе не понравится, если ты не хочешь никого втягивать. Как же без этого? Нам-то и в наше время – вообще никак… Но кстати, то, что я придумал, может закончиться чем-то весомым, в отличие от большинства наших прочих дел.

– Ну так рассказывай! – жадно потребовал Феликс. Глаза у него загорелись.

– Смотри… – неспешно начал Уля. – Если, положим, завтра, несколько тысяч людей столпятся на набережной, под окнами Нонине… Скажем, они захотели с ней поговорить. Может народ просто поговорить со своей правительницей, без всяких посредников?

– Теоретически может. А практически – ты сам знаешь.

– Вот, – довольно кивнул Уля. – Они придут просто поговорить – тихо, мирно… Ну, может, не очень тихо, но всё в рамках.

– И Нонине выпустит на них своих людей, – заключил Феликс.

– Разумеется, – кивнул Уля. – И вот тут выяснится, что на такой случай мы тоже не хлопали ушами и немного подготовились.

– В смысле? – Феликс уставился на него, затем широко распахнул глаза в догадке. – За этим ты ездил в Загорье. Да?

Тот, похихикивая, закивал:

– Это же окраина, да притом автономия… Когда всюду запретили оружие, там на это смотрели сквозь пальцы.

– Так значит, – уточнил Феликс, – под окна Нонине придёт уже не просто толпа, а толпа вооружённая.

– Не, – Уля мотнул головой. – Целая толпа мне не нужна. Это сложно и слишком заметно. Достаточно нескольких человек, которые знают, что делать, и будут наготове. Если люди Нонине начнут атаку, у нас ведь развяжутся руки, и мы сможем обороняться. Не так ли?

– То есть, по сути, ты хочешь столкнуть две агрессивно настроенные массы, притом в руках и у тех, и у других будет оружие. Ты понимаешь, какая это взрывоопасная смесь?

– Да, вполне. Именно такая смесь нам и нужна. По сути, тут три возможных исхода. Первый – люди Нонине никого не трогают, всё проходит мирно… Может даже, Нонине действительно выходит поговорить, – Уля усмехнулся. – Вариант слишком наивный, но чем чёрт не шутит. Будет просто ещё одна акция как бы протеста. Второй – нам каким-то чудом удастся одолеть охрану и захватить резиденцию… Вариант чрезмерно оптимистичный, хотя опять же. Ну и третий – в этот раз ничего не получится. Но это запустит повстанческую волну среди ринордийцев, а может, и в регионах. Ты же сам знаешь: они никогда не скажут слова против, если только лично их не припрут к стенке. И вот тогда, когда они увидят, что их правительница стреляет по своим же людям, которые, заметь, не сделали ничего преступного… Этого Нонине так просто не спишут. Мы сможем встать во главе и выступить в открытую – ну же, Феликс, мы ведь давно этого хотели! Иначе, в этой стране, в это время, не выйдет. Ну а с чьей стороны раздадутся первые выстрелы… Это уже тогда будет неважно. Да и засвидетельствовать некому.

Феликс на секунду закрыл глаза и поднял руки в останавливающем жесте. Затем открыл снова.

– То есть, ты осознанно хочешь спровоцировать конфликт. Правильно?

– Да, – спокойно кивнул Уля.

– Это набережная. Ты понимаешь, что если перекроют мосты к резиденции, большинство не сможет уйти?

– Да.

Феликс замолчал. Сомнения блуждали по его лицу, что-то среднее между «Друг, можно я с тобой!» и «Что ж ты, тварь, делаешь?»

– Скажи-ка мне, Уильям, – проговорил он наконец и заходил по комнате, не глядя на Улю. – Скажи-ка мне. Эти люди, которых ты там соберёшь – они знают, на что идут?

Уля пожал плечами:

– Наверно, знают.

– Ты им не говорил.

– Неа.

Феликс остановился.

– Это подло, – негромко заключил он.

– Неужели?

– Да. Мы можем рисковать сами собой, но другими – людьми, которые на это не подписывались… Это просто подло, Уля.

Тот рассмеялся:

– Надо же, в Шержне проснулся великий моралист!

– Мораль тут ни при чём.

– Ну, сдай меня полицаям, – Уля насмешливо улыбался. – Давай, они оценят твои высокие порывы.

– За кого ты меня принимаешь? – нервно дёрнулся Феликс. – Нет, Уля, доносить я, разумеется, не буду и как-то мешать тебе – тоже. Но и помощи от меня не жди.

– Да ладно, я и сам справлюсь, – тот пожал плечами. – Мне, собственно, никакой особой помощи было и не нужно. Просто поделился с тобой, как с давним приятелем и единомышленником, – его несколько надменный тон вдруг сменился на виновато-выпрашивающий. – Слушай, только одна маленькая просьба. Там, возле моего дома сейчас дежурят…

– Уже и дежурят, – рассердился Феликс. – За тобой слежка, а ты вот так открыто заявляешься и выкладываешь всё, что сейчас рассказал?

– Да ладно, успокойся, – Уля махнул рукой. – Не будут же они подслушивать нас в частной квартире. Я только хотел спросить: можно, я у тебя переночую? Рано утром уже свалю, тебя даже никто не заподозрит. Не откажешь старому знакомому?

– Да ночуй, пожалуйста.

– Вот спасибо. Ты отличный друг, Феликс! Отличный.

45

Через час или около того Феликс вернулся в гостиную из своего кабинета, где сейчас обосновался Уля, и запер дверь. Его явно что-то нервировало и злило. Лаванда (на коленях у неё всё ещё лежала открытая «Про край света») подняла голову. Глаза у неё уже закрывались, но засыпать сейчас было некстати.

– Что случилось?

– Бесит он меня, – очень тихо прошипел Феликс, руками показывая, насколько бесит. – Додумался же… Вечный примазывальщик: чтоб всё сделали за него, он подпишется. А если что, он тут как бы и не при делах. Всегда таким был, сколько его помню.

– А мне казалось, что вы друзья, – слегка удивилась Лаванда.

– Друзья… – Феликс отмахнулся. – Не, ну, я, может, временами так и считал. Но я много кого считал временами. А с ним так вообще с самого начала всё было ясно, – со смешливой горчинкой в глазах он переглянулся с Лавандой. – Уловила, на каком моменте я вдруг стал «отличным другом»? Вот так каждый раз и происходило. Надо было послать его ещё в универе. Но как же, мы же соратники, мы же за одну идею… Идиот.

– Он или ты?

– Ну, ему-то можно, хуже не будет. А я идиот. Потому что продолжаю его поддерживать.

Феликс опустился на диван, прикрыл глаза рукой. Минуту он сидел так молча.

Потом поднял голову и снова посмотрел на Лаванду.

– Ты понимаешь? – тихо сказал он. – Завтра там будет бойня.

– Может, ещё не будет? – Лаванда сама услышала, как глупо это прозвучало, но ничего другого в голову ей не пришло.

– Может не быть, конечно… Если очень сильно повезёт. Но что-то я сомневаюсь.

Она попробовала представить всё то, о чём они говорили тут, в этой комнате – так, как если бы это были не слова, а реально происходящие события. Получалось не очень, и не верилось.

– Думаешь, они решатся начать стрельбу первыми? – спросила она.

– Или будет приказ Нонине. Превентивные меры, так сказать.

– Но может, она побоится вот так в открытую стрелять в людей?

– Нонине? – презрительно бросил Феликс. – Если что-то будет угрожать её власти, она пойдёт на что угодно. Она из тех мразей, которые ни перед чем не остановятся… Она города сровняет с землёй, если там будут против неё. Чексин ещё мог бы испугаться, что последняя поддержка разбежится, а Нонине такие вещи уже по барабану.

Лаванда хотела было ответить что-нибудь, но не смогла. Она ощущала себя ребёнком, вокруг которого вдруг всё начинает переворачиваться и ходить ходуном, и надо куда-то бежать, что-то решать, но что? Взрослые, доделанные полностью люди, наверно, могли разобраться, но она – нет.

– И что теперь делать?

– Не знаю, – устало и раздражённо ответил Феликс. – Я уже ничего не знаю. Его план – пусть делает, что хочет. В конце концов, никто из нас всё равно не придумал ничего лучше.

Он резко встал, отошёл к двери. На часах было около полуночи. В комнате совсем стемнело, картинку с детьми-путешественниками уже нельзя было рассмотреть. (Лаванда, впрочем, помнила, что там: огромная гора в задумчивости и сомнениях смотрит на мальчика, скользящего вниз по её склону, и девочку, что возбуждённо прыгает внизу у подножья. В углу листа в небе реет белая чайка).

За окном дождь начинал стучать по карнизу.

– Ты, наверно, спать хочешь, – осведомился Феликс.

– Немного.

На самом деле ей очень хотелось.

– Ну, спи тогда, – он открыл дверь, шагнул наружу.

– А ты?

– На кухне посижу. Всё равно все эти… мысли… Неспокойно.

Он вышел.

Лаванда отложила книжку на тумбочку (наверно, так и не судьба дочитать когда-нибудь) и наконец прилегла. Кресло приняло её в объятия, обволокло мягкостью и покоем. Как мало нужно иногда: всего-то позволить себе закрыть глаза и не думать больше ни о чём. Лаванда погрузилась в сладкую полудрёму – предвестник глубокого сна.

Феликс, кажется, готовил кофе: негромко звенел чем-то на кухне, а до носа долетал приятный сладковатый запах.

Всё так хорошо и спокойно в эту минуту – будто и не было всех предшествующих разговоров, всех пугающих перспектив. Даже если в следующее мгновение ночь разорвётся воем сирены и яркий свет фонаря забьётся в окно – это ещё не сейчас. Сейчас – только тишина и покой.

Дрёма и впрямь обратилась сиреной – её протяжным тоскливым зовом и бесполезно мигающим сквозь снежную пелену ярким пятном. Всё уже заносил буран. Ему не было конца, от него не было спасения. Он выл и свистел, и метал белые клочья в целом мире.

Лаванда стояла, прижавшись спиной к дереву. Это был единственный оставшийся ориентир: это да ещё бесполезная сирена, но к сирене не надо было сейчас идти. Вообще бессмысленно было пытаться выйти куда-либо в такой вьюге. Лаванда знала это слишком хорошо, а потому застыла без движения. Она уже почти не чувствовала холода, вообще ничего почти не чувствовала. Так, наверно, и будет теперь всегда, потому что время закончилось – время не идёт здесь. Только дерево, и ночь, и буран, и мигающий вой, – ничего никогда не переменится.

Яркий свет фонаря вдруг прорезал вьюгу. Раздались громкие мужские голоса.

– Кто там?

– Девчонка!

Одна из фигур просунулась к ней сквозь пелену.

– Живая? Давай в вертолёт, пока не закоченела!

Сам вертолёт она помнила смутно: не из тех больших и новых, что прилетали в Юмоборск, а маленький, шумный, тесный – на двух-трёх человек.

Внутри, в согревающем сумраке, кто-то из них обронил:

– Ещё круг – и возвращаемся. Здесь уже бесполезно кого-то искать.

Лаванда открыла глаза. Судя по звукам, доносящимся с кухни, прошло совсем немного времени – минуты две-три.

Снова память чудит. Лаванда перевернулась на бок и попробовала заснуть нормально, без мелькающих перед глазами тревожных картинок. За окном усыпляюще стучал дождь, и ветви порой бились в стекло, а где-то далеко раздавались глухие раскаты.

Она почти уже провалилась в сон, когда другой – громкий и внезапный – звук разбил в осколки тишину.

Били часы.

Они били звонко, не умолкали, и звук был самый что ни на есть всамделишный.

Лаванда подскочила на постели. Сердце её бухало.

Тут же, вторя часам, раздался пронзительный крик. Это из кабинета, – поняла Лаванда. Не зная, зачем ей это делать, она подорвалась и выбежала в коридор.

Там она столкнулась с Феликсом. Тот тоже выскочил только что и лихорадочно прислушивался.

– Это…

– Уля, – подтвердил он. – Стой, Лав! Не заходи туда!

Но Лаванда уже ринулась в кабинет: увидеть, что же случилось. Распахнув дверь, она застыла на пороге.

Уля полулежал, неестественно раскинувшись в кресле. Лампа, прежде стоявшая на тумбочке рядом, теперь валялась на полу, провод её слегка искрил.

Всё это было настолько предельно просто и понятно и настолько не укладывалось в рамки реальной жизни, что Лаванда отвела взгляд – будто бы поискать вокруг подсказок и пояснений.

Молния за окном высветила лицо Софи Нонине. Лаванда вздрогнула. Да, это была Софи – живая, настоящая, самая что ни на есть настоящая в этой ночи и грозе. Она стояла за окном, обозревая комнату внутри, и тоже увидела Лаванду.

Миг – один только миг – они смотрели друг на друга, глаза в глаза, затем мелькнули тёмные спутанные волосы, и Софи скрылась в ночи.

Поражённая, Лаванда стояла всё так же, когда за спиной появился Феликс.

– Лав, иди на кухню, – произнёс он голосом, не терпящим возражений.

– А что с ним?

– С ним всё, – отрезал Феликс. – Иди на кухню.

Она шагнула к двери, но задержалась ещё ненамного:

– Это она? Софи?

– Да, – ответил Феликс с мрачным спокойствием.

Он не стал отсылать Лаванду на кухню в третий раз, но теперь она и сама предпочла уйти из эпицентра внезапно грянувшей катастрофы, успев только услышать ещё, как Феликс за спиной пробормотал:

– Уля… Ты идиот.

Когда, наконец, уехали скорая и полиция и сирены их смолкли вдали, Феликс вернулся на кухню. На Лаванду он не смотрел, да и вообще ни на что особо не смотрел. Пройдя зачем-то несколько раз от двери к окну и обратно, он прислонился к холодильнику и молча покачивался вперёд-назад.

– Что ты им сказал? – негромко спросила Лаванда.

– Что короткое замыкание, – Феликс пожал плечами, глядя куда-то в сторону. – А что я должен был сказать? Его устранила Нонине, он готовил провокацию?

Лаванда не была уверена по его тону, что сейчас можно говорить, а что нет, и вообще – что изменилось по сравнению с предыдущим вечером, а что осталось так же. Зато она вспомнила кое-что – кое-что, что в любом случае казалось ей важным.

– Я видела её.

– Кого?

– Софи Нонине. Когда я вошла в комнату, она была за окном.

Феликс равнодушно покосился на неё:

– Тебе показалось.

– Ну почему показалось?

– Глюк на почве испуга. Это бывает.

– Да нет же! – Лаванда с убеждением всплеснула руками. – Она действительно была там!

– Нонине, – Феликс теперь повернулся к ней. – Софи Нонине. За нашим окном.

– Да, – закивала Лаванда, припоминая одновременно, что конкретно она видела. – Она была прямо у стекла, как будто висела в воздухе или стояла на чём-то. И, мне кажется… мне кажется, она меня испугалась.

– Нонине? Испугалась тебя? – Феликс беззвучно и напряжённо рассмеялся. – А, ну тогда, конечно, верю. Вообще без вопросов.

– Феликс! Ну ты же сам говорил, что она пытается всё везде контролировать! Почему она не может проследить лично, что уголь сработал, как надо?

Тот посмотрел на Лаванду уже более серьёзно и о чём-то задумался.

– Так ты уверена, что видела её? – спросил он вполголоса.

– Да, я же и говорю тебе!

– Это плохо, – он нахмурился. – И, говоришь, она тебя заметила? Это совсем плохо.

– Но почему, что меня – особенно плохо? – удивилась Лаванда. – Она ведь даже не знает, кто я.

– Зато отлично знает, кто я. И если поймёт, что ты со мной связана… К тому же, мы теперь оба связаны с Улей. Потому что, я так понимаю, наш разговор она слышала.

Феликс замолчал и неотрывно вдруг уставился на неё. Было видно, что какая-то идея пришла ему в голову и он полон решимости её исполнить.

– Так, ладно, Лав, – он оторвался от холодильника и приблизился к ней. – Бери мел и записывай её имя.

Лаванда насупилась и опустила взгляд.

– Я не буду ничего записывать, – сказала она тихо.

– Нет, сейчас ты запишешь. Всё, игры кончились.

– Это не игры, Феликс, – она поднялась, собираясь уйти к себе. – Я не стану убивать Софи и вообще не стану кого бы то ни было убивать.

– По-твоему, лучше, чтоб она убила нас? – Феликс придвинулся к ней, отсекая путь к отходу. – Тебя бы это больше устроило? Я и забыл, что ты тоже успела её обожествить. Пусть творится что угодно, но Нонине, что вы – Нонине наша правительница, она неприкосновенна, как же можно.

– Да нет же! – вскрикнула Лаванда. – Я как раз наоборот вижу, что она человек, точно такой же человек, как я, как все мы. Это для вас она только идеологический враг, которого надо уничтожить, и это не считается убийством, но так не бывает! Не бывает, что вместо человека – только чёрный силуэт, у которого единственная цель – нести всем зло и страдания. А если это не только силуэт, если там есть какие-то свои мысли, чувства, если за этим – целый чужой мир…

– Кончай рефлексировать, Лав, – оборвал он. Лаванда замолчала и удивлённо всмотрелась ему в глаза: в них сейчас бластилось что-то странное, чего она не замечала раньше. И немного опасное.

– Сейчас вопрос стоит так: либо мы, либо она, – понимаешь ты это!? – Феликс резким движением прижал её к стенке. Его рука замерла у неё на горле, и Лаванда как-то отстранённо прикинула, что, если вдруг что, вырваться она не сможет. – Ну же, сестрёнка, выбирай. Выбирай, кто тебе дороже.

– Я не имею права и не буду ничего выбирать, – холодно произнесла Лаванда.

– Она не имеет права! А оставлять подыхать столько людей – имеешь? – его пальцы сжались сильнее. – Имеешь, да?

– Не души меня.

Феликс вмиг убрал руку и отпрянул на другой край кухни. Лаванда потёрла горло. На «душить», конечно, не тянуло, но как-то он слишком увлёкся.

– Извини, Лав, – проговорил Феликс, стоя к ней спиной. – Извини, я не хотел. Иногда… Неважно.

Его чуть заметно трясло. Через минуту он обернулся и слишком уж радостно улыбнулся Лаванде:

– Ладно, к чёрту мел, я, может, и сам чего-то не понимаю, а ты где-то права… – Феликс скользнул взглядом по кухне, остановился на двух чашках на столе. – Хочешь кофе? Вот, пей.

Он придвинул ей одну чашку, вторую схватил сам. Лаванда не то чтобы хотела. Она однако отпила немного, но теперь это была одновременно сожжённая и совершенно остывшая дрянь, поэтому Лаванда просто сидела с чашкой в руках. Феликс же, давясь и так и не усаживаясь, почти всё выхлебал сразу, будто боялся не успеть. То ли это тоже было делом принципа, то ли сказалось нервное потрясение.

– Чувствую, другого случая попить кофе у нас может и не быть, – он ухмыльнулся.

– Почему?

– Не исключено, что от Нонине уже едут.

– Ты серьёзно?

– Нет, – он прекратил изображать нарочитую весёлость и медленно придвинулся к окну. Задумчиво он искал что-то за стеклом. – Нет, это не в её привычках. А если б уголь, она не стала бы так тянуть. Видимо…

Феликс недоговорил и замолчал. Он что-то там себе обдумывал, и Лаванде хотелось попросить его хотя бы думать вслух. Сама она уже весьма плохо понимала, что и для чего происходит, чего можно ожидать и что предпринимать по этому поводу, и это пугало.

– А может, это всё-таки было короткое замыкание? – без особой надежды спросила Лаванда. Сама она готова была уже даже согласиться, что Софи за окном была глюком, если б это что-то меняло.

Феликс мрачно покачал головой.

– Ну почему? Гроза же… И всё такое.

– Часы били. Слышала?

– Часы? – удивилась она, но тут же вспомнила. – Да, слышала… Я думала, мне почудилось. А ты тоже слышал?

Он кивнул:

– Когда чьё-то имя сжигают – в этот момент там, где он находится, бьют часы. А потом уже всё начинается. Так рассказывают, по крайней мере… Ну и, похоже, это действительно так.

«Всё начинается»… Лаванда задумалась. Бой часов – и все эти автокатастрофы, землетрясения в горах, взрывы в неположенном месте… короткие замыкания. И бой часов.

– Феликс?

– Ну?

– Что происходит с людьми, которых записали?

Он отвернулся, процедил неохотно:

– Ты же видела.

– Нет, ну а всё-таки? Что происходит после того, как имя сожжено? Какое-то фатальное невезение? Искривление реальности? Что?

– Ну, этого точно никто не знает. Да и тем более, работа всякой мистики – это скорее по твоей части. Но говорят… Это тоже, конечно, неточно и до конца не ясно, но, учитывая некоторые совпадения… В общем, говорят, что в этот момент как бы оживают и материализуются страхи этого человека: то, к чему он навязчиво возвращается в мыслях, о чём думает «хорошо, что так не происходит», что-нибудь, может быть, совсем мелкое, обычное… Оно как бы провоцируется мыслями о нём и становится реальным.

Лаванда невольно поёжилась.

– И что это может быть? Что угодно?

– В принципе да.

Она хотела было разглядеть получше свои мысли в поисках собственного варианта летальной развязки, но сразу же отпрянула назад: в этих затемнённых заброшенных закоулках можно было набрести на многое, с чем не было ни малейшего желания сталкиваться.

– А у тебя такое есть? – спросила она вместо того Феликса.

– Положим.

– А что это?

– А не слишком много хочешь знать, сестрёнка? – он насмешливо прищурился, хотя в глазах никакой смешинки не было. – Такие вещи пытаются не палить. И тебе, кстати, тоже не рекомендую.

– Да я и не помню, что это у меня, – она пожала плечами.

– Вот и не надо. Да, кстати, – он будто бы вспомнил о чём-то и вернулся к этой мысли. – Ты ведь не переводила документы в Ринордийск?

– В смысле? – не поняла Лаванда.

– Личное дело и всё остальное… Что там у тебя есть. Они же по-прежнему в Юмоборске, да?

– А… Да. Наверно, да.

– Тогда пора бы наведаться в наш департамент и попросить, чтоб перевели… Честно говоря, не помню, что там для этого нужно, но тебе там объяснят лучше.

– Хорошо, – кивнула Лаванда. – Зайду как-нибудь.

– Зайди завтра. Прям с утра. Они работают с шести.

Лаванда удивлённо хлопнула глазами. Ей вообще было непонятно, с чего вдруг Феликс озаботился сейчас всякими бумажками, к которым довольно презрительно относился.

– А почему прям завтра-то? – она недоумённо покачала головой. – Сколько я тут уже без документов, вроде никто не имел ничего против.

– Ну всё равно, не надо затягивать. Просто находиться ты тут, конечно, можешь и неофициально. Но если вдруг что… Лучше, чтоб было. Тем более ближе к осени они тебе в любом случае понадобятся, что бы ты ни надумала там делать дальше.

– Н-ну ладно… Но всё равно не понимаю, к чему такая спешка, – она посмотрела на часы: было три ночи. – Уже поздно, а мы даже не спали. Может, лучше в другой день…

– Лаванда, – Феликс наклонился к ней совсем близко. – Зайди завтра. Хорошо? – и, видя, что она медлит с ответом, добавил, как что-то совсем важное и сокровенное. – Я тебя прошу.

Лаванда с недоверием окинула его взглядом исподлобья: было что-то странное в его настойчивости, и во внезапно поднятой теме, и в этом «прошу». Он будто бы что-то недоговаривал.

Наконец она кивнула:

– Хорошо.

46

Софи мчалась по тёмным улицам Ринордийска. Ветер рывками перекатывал листья из подворотни в подворотню, где чем-то шуршали городские крысы, а сверху ещё падали порой крупные капли.

Она бежала вприпрыжку, тяжело дыша то ли от свершившегося торжества, то ли от переутомления. Скорее, первое, – полагала она. Но как бы там ни было, больше всего на свете сейчас хотелось оказаться в родной резиденции, где тепло и безопасно, где Софи проводила дни и ночи, за работой или просто так, вот уже десять лет.

Впрочем, уж безопасность-то она сумела бы создать себе везде: враги не успевали и приблизиться прежде, чем она их замечала. Только что так ловко и так вовремя она подрубила в основании дерево зла, готовое расцвести, а значит, никто не увидит и плодов. Не будет даже никакой шумихи: не Нонине же подстроила грозу и неисправную электропроводку. Один только видел её…

Неважно, – Софи яростно потрясла головой. Зачем остались перед глазами нездешний взгляд и смутно знакомые черты лица в грозовой вспышке – будто из давнего забытого кошмара? Нечего даже обдумывать эти бредни. Но зачем чудится топот лап по улицам – будто кто-то бежит за ней? Гибкий чёрный зверь стучал когтями по вековой брусчатке, и эхо от подслеповатых домов отвечало ему. Зверь следовал за ней по пятам – по всем улицам, по всем переулкам сразу. Зверь вовек не собирался отставать.

Но Софи была уже у цели. Она зашла с бокового хода и тут же захлопнула за собой дверь. Пусть остаются снаружи зверь и все странные взгляды. Пусть не смотрят и не следят за ней.

Теперь-то она поняла, что это было всего лишь из-за угля. Да, так и бывало каждый раз, как приходилось использовать уголь – сначала чуть заметно, потом всё резче, всё сильней и всё больше тревожа. Что ж, безграничная власть того стоит. А всё, что в голове… Оно ведь легко устраняется, стоит приказать ему исчезнуть.

Софи просто иногда слишком уставала, чтоб собрать всю волю в кулак, но так-то, несомненно, она могла.

Она отдышалась немного, откинула с лица влажные от дождя пряди. Здесь, наконец, было тепло, и Софи с приятной удовлетворённой усталостью потёрла замёрзшие пальцы и мокрый нос.

Вот теперь, пройдя в затемнённые внутренние помещения, можно было подумать спокойно и чётко над дальнейшим. Ах да, ведь после разрешения проблемы сразу нарисовалась новая, и с ней требовалось разобраться по возможности скорее. Но это было уже куда проще, да и на кону стояло меньше. Это, пожалуй, даже было бы забавно.

Под дверью её кабинета горела полоска света.

– Китти? – громко окликнула Софи. – Ты здесь?

– Да, Ваше Величество.

Софи, оттолкнув дверь, вошла.

– Отлично, – кивнула она, бросив на Китти полвзгляда, и прошла вглубь кабинета, к своему столу. Разумеется, здесь, – усмехнулась она про себя: Софи ведь ещё не отпускала её, а значит, Китти обязана была тут находиться, что бы ни показывали часы.

Впрочем, сколько Софи наблюдала за ней, Китти никогда не выказывала признаков усталости или банального недосыпа – хотя на сон ей зачастую оставалось часа четыре, чуть больше, чем самой Софи. Вообще, за работой Китти напоминала скорее заведённый механизм, чем живого человека. Да и выглядела в свои двадцать семь скорее лет на двадцать – прямо-таки студенточка журфака.