Текст книги "И тысячу лет спустя. Ладожская княжна (СИ)"

Автор книги: Ксения Максимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

И тысячу лет спустя. Ладожская княжна

Глава 1
Они обе

Хотя Марк остановился в простеньком хостеле, чтобы сэкономить деньги, ему довольно повезло. Аристову досталась верхняя койка в комнате на шестерых, из которых четверо были студентами и являлись спать только под утро. А мужчина, разместившийся под Марком, приходил дважды: вечером и к полудню, и каждый раз шел в душ. Вероятно, он ночевал у некой дамы, с которой они уже были достаточно близки для секса, но не для утреннего душа и завтрака.

Марк не знал, как долго ему придется искать Марину, да и найдет ли он ее вообще, и потому пытался растянуть оставшиеся сбережения на большее количество дней. Немного он все же подготовился и перед самым отъездом еще раз связался с приемными родителями Мирославы. Марк узнал, что они возвращаются в Лимерик из своей командировки в Дублин через три дня, и потому они договорились встретиться уже на месте, в их доме. Марк собирался открыть им все карты и, наконец, пролить свет на запутанное дело об исчезновении их дочери. Или убийстве. Если кто-то и убил Мирославу, то это была сама Марина. И если Мирослава и Марина – сестры, а Анна, вероятно, – их мать, значит, где-то есть и отец. Если верить словам Александра, родители Мирославы сгорели в пожаре. Анна и Дуглас сгорели в пожаре. Такое должны помнить соседи. Или газеты. С этого Аристов и решил начать, как только встретится с Ковалевыми.

– Что ж, нет ничего невозможного, – смеялся над собой опер, слезая с двухъярусной кровати. – Подумаешь, опираясь на слухи и догадки, найти погибших ирландских супругов в ирландском городе, где ты не имеешь никаких прав, власти и не говоришь на английском. А затем найти и Марину, которая, скорее всего, вовсе и не Марина. Кто знает, может, это и вполне возможно. В художественных романах.

Но Марк не был романтиком. Скорее, законченным скептиком и реалистом, и потому ему был нужен четкий план. Он знал, что Евгений, приемный отец Мирославы, имел хороший капитал в Ирландии, а значит, и связи. Он даже смог достать ему визу! К тому же когда-то мужчина был лично знаком с одной из подозреваемых, даже с двумя, а это уже что-то. Осталось только нащупать ту самую ниточку, за которую нужно было потянуть, чтобы начать распутывать клубок.

Первые три дня Аристов решил ничего не предпринимать и не занимался поисками намеренно. Он гулял по центру, изучал город, нашел то место с фотографии маленькой Мирославы – замок короля Иоанна, расположенный в самом сердце Лимерика на Королевском острове. Тем не менее голова его сама по себе поворачивалась то влево, то вправо, когда мимо проходили рыжеволосые девушки, коих было много.

Следователь даже записался на экскурсию по замку, во время которой постоянно задавался вопросом, на кой черт он сюда пришел и как это поможет делу. Его мучила совесть. Он не привык бездействовать и не привык тратить мизерную зарплату опера на безделушки. Тогда он вспоминал Марину, из-за которой ему все-таки пришлось нарушить свои правила: купить новый телефон, билеты в никуда, а теперь еще и слушать гида на английском! Познания Марка в английском оставляли желать лучшего. Он был даже хуже собаки, которая все понимает, но молчит.

В конце экскурсии, когда группа уже вышла из замка и собралась неподалеку на площадке, поросшей молодой зеленой травой, чтобы сделать фотографии, Марк вдруг сам себе сказал вслух: «И ты здесь была». Следователь вытащил из перекинутого через левое плечо рюкзака фотокарточку, сложенную вчетверо, и вытянул с ней руку. Действительно. Все те же круглые серые башенки, соединенные меж собой коридорами, и красные флаги, развевающиеся на их крышах от ветра, идущего с реки. В груди вдруг стало тепло и приятно. «Ты была здесь, Мирослава». Он удивился тому, что впервые сначала подумал о Мирославе, а не о Марине. Он тосковал по ней. Аристов и сам не заметил, как проникся светлыми чувствами к Мирославе, Марне ли. Оставались последние страницы ее книги, которую он везде носил с собой, и Аристов с упоением и страхом читал новые строки. Порой он перечитывал их по несколько раз и, нервничая, сминал уголки.

После замка Марк добрался до музея Хант, прямоугольного серого трехэтажного здания с такой же серой крышей на берегу реки Шаннон. Опер тут же утомился, когда дошел только до сотого экспоната из двух тысяч, но все же дошел до конца, иначе зачем была потрачена двадцатка! Когда Марк узнал, что в Лимерике есть еще как минимум три замка, чтобы посмотреть, он тяжело вздохнул, но на этот раз, уставший после долгой дороги, не смог пересилить себя и просто поплелся в паб.

Марк с горем пополам смог заказать себе пиво. Он был заядлым курильщиком, но не был любителем выпить. Нельзя было приехать в Ирландию и не зайти в паб! Это было преступлением! И об этом знал даже самый бедный и плохой путешественник.

Ирландцы удивляли его. Их манера говорить, смеяться, щедро угощать друг друга выпивкой и заводить песни отличали их от людей в России, и Марк чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Некоторые местные пытались подсесть к нему, заговорить, хлопали по спине, и тогда он вздрагивал и, натянув улыбку, отмахивался рукой, мол, он их не понимает и хотел бы остаться один. И вот в очередной раз, когда он был готов отмахнуться от разговорчивого ирландца, он увидел… девушку. Рука его зависла в воздухе, а после опустилась обратно к стойке и обвила холодную полупустую кружку темного.

Она была блондинкой лет тридцати. Одета дорого и стильно. Еще бы! «Жить в Лимерике или же приезжать сюда в путешествие – дело накладное», – подумал Марк.

– Откуда ты? – заговорила она с ним на русском, широко улыбаясь и натягивая красные пухлые губы. – Не смотри на меня так! Я наших везде узна́ю! Сидишь тут один, как беженец, и боишься пошевелиться!

– Я… Петербург, – только ответил он и слегка приветственно улыбнулся.

Он не смотрел на нее долго и уж тем более пристально. Только когда отвечал. А после его взгляд тут же возвращался к пальцам, которые обвивали кружку. Марк по-всякому крутил ее, рассматривая таявшую пену.

– Обалдеть! Я же тоже питерская! – вскрикнула она, еще больше открывая рот и придвигаясь ближе к Марку, чтобы перекричать музыку и шумевшую позади компанию фермеров. – Меня зовут Алиса! А тебе говорили когда-нибудь, что ты похож на Мэттью Макконахи? Я сначала чуть не упала, когда увидела тебя!

Действительно, как только она открывала рот и начинала говорить, вся ее прежняя благородность и умение подать себя трещали по швам. Быть может, Алиса просто была пьяна, и потому уже не могла подыгрывать сама себе, изображая девушку из высшего общества. Быть может, она была в Ирландии совсем одна, и все, что происходило в Ирландии, оставалось… в Ирландии. Не прошло и получаса с начала их беседы о всяком, как Алиса начала оказывать Марку явные знаки внимания. Она попросила проводить ее до отеля, что находился в нескольких кварталах отсюда.

– Я ни на что не намекаю… – смеялась она, закатывая глаза. – Просто здесь так много пьяных ребят и фермеров, снующих туда-сюда, а я такая красивая. Поздно уже…

Он внимательно посмотрел на Алису, но теперь уже не отводя взгляда. Ее опьяненные глаза сверкали не то от пива, не то от мужчины, сидевшего рядом. Она была красива и так доступна. Марку стоило только выйти с ней из бара под руку, и эта же рука после оказалась бы у нее под юбкой.

– Я приехал сюда к девушке, – немного подумав, вдруг серьезно ответил он.

Он и впрямь вспомнил о Марине и видел ее лицо перед собой, как сейчас видел лицо Алисы. Ее чистота, невинность и порою незрелость и ребячество, прежде раздражающие его, вдруг стали ее достоинствами. Марина была где-то рядом. Даже ближе, чем Алиса. Марина была внутри. Что-то перевернулось в груди Марка. Он понял, как не хотел сидеть рядом с этой девушкой и как оскорбляла она Марину одним только присутствием рядом с ним и широко открытым ртом, из которого то и дело вылетали двусмысленные фразочки и намеки. Он не хотел быть с другой женщиной. По крайней мере, сейчас. Пока помнил запах тех рыжих волос, пока помнил вкус тех слез на тонких девичьих, почти детских губах. Марк также вспомнил, что был первым мужчиной Марины, и подумал, как низко было с его стороны бежать от ответственности.

Но следующие воспоминания последних дней ворвались в поток его мыслей и рассуждений. Марина была лгуньей. Быть может, даже убийцей. Быть может, совсем как эта Алиса. Быть может, Алису вовсе звали не Алисой, и это имя было придумано ею лишь для Ирландии и ирландских грешков, которые она собиралась совершить. Быть может, в Петербурге ее ждал муж или возлюбленный, и в действительности по возвращении в Петербург она станет совсем другим человеком, оставив Алису позади. Как и все грехи, записанные на это имя. Так и с Мариной. Быть может, Мариной она была лишь с Марком, а здесь, в Ирландии, он найдет абсолютно другого человека, не знакомого ему. Этого-то он и боялся.

От этих мыслей, бегущих друг за другом в его голове, Марку совсем поплохело. Он опомнился только тогда, когда девушка вдруг коснулась его бедра, положив на него свою ладонь. Алиса сжала пальцы, подбираясь все ближе к его причинному месту, которое до сих пор оставалось спокойным.

– Вы глухая? Я же сказал, что мне это неинтересно, – вдруг выпалил Аристов грубо и с отвращением, но не убрав при этом ее руку.

– Хам, – Алиса сама отдернула руку, схватила брендовую сумочку и, не оплатив свои напитки, вышла из бара.

Так Марк влетел еще на двадцатку: бармен не отпускал его, как бы он ни пытался объяснить жестами, что та девушка была не с ним. Досада совсем овладела опером, и он на целый оставшийся вечер возненавидел и Марину, и Алису, и Ирландию, и бородатых барменов, и пьяных фермеров, и замки, и музеи, пока случайно не забрел на одну из площадей вечернего Лимерика.

Марк увидел тесную толпу, обступившую кольцом одно из зданий. По-видимому, зеваки за кем-то наблюдали. От нечего делать Марк решил подойти поближе. Толпа становилась все громче. Как и музыка, источник которой был заключен в кольцо этой самой толпой.

Наконец, он смог узнать и скрипку, и бубенцы. Остальные инструменты оставались тайными. Марк не разбирался в музыке. Пробираясь сквозь толпу и поднимаясь на носочки (Марк был не выше ста восьмидесяти сантиметров), он узнал и ирландский степ. Танцующих было немного. Максимум два. Быть может, даже один человек, но с очень сильными ногами и громкой обувью. Так Марк решил, когда посчитал количество ударов каблуков об асфальт. Каково же было его удивление, когда его глаза насчитали целых пять парнишек и одну девушку! Настолько ловкими были их ноги, что звук становился одним целым. Никто из танцующих даже не был близок к тому, чтобы сфальшивить, оступиться или коснуться каблуком земли раньше, чем его сосед.

Марк стоял завороженный, переминаясь с ноги на ногу и вставая на носочки. Он поглядывал через плечо рослого ирландца, что был впереди с ребенком, сидевшим у него на шее. Через минуту Марку и самому стало казаться, будто его сердце затанцевало ирландский степ. А ноги так и просились пуститься в пляс. Тогда и Марина, и Алиса, и замки, и дорогие музеи, и шумные ирландцы, и наглые бармены были прощены.

В хостел он вернулся радостный и уставший. Марку было странно и незнакомо это новое чувство, которому он не мог дать определения. Что это было? Неужели счастье? Разве истинное счастье может быть вызвано какой-то музыкой или парой танцующих ног? Истинное счастье достигается тяжким трудом, а порой и долгими годами. Вот, например, как только Марк закроет дело и найдет эту – будь она проклята – Марину, он будет действительно счастлив. И даже не один день! А, быть может, два или целую неделю, пока ему не дадут новое дело.

Все следующие дни Марк выстраивал свои маршруты так, чтобы пройти через уже знакомую площадь и застать там танцоров, но их там больше не было. Тогда он нашел в соцсетях несколько мероприятий и концертов, где в ближайшее время можно было бы посмотреть на ирландский танец еще раз, но цена его так поразила, что он раз и навсегда оставил эту идею.

Таким образом за три дня Марк обошел весь центральный Лимерик и изучил каждую его улицу.

– Пригодится, – решил он для себя. – Кто знает, где ты прячешься и куда побежишь, когда увидишь меня. А я уж буду готов.

На четвертый день пребывания в Лимерике Марку позвонили родители Мирославы, Евгений и Ирина. Они пригласили его в свой богато обставленный, правда, по мнению следователя, пошло меблированный загородный дом. Ко всему уже подготовленный, Марк тут же сообразил, куда его привез таксист. Он находился в одном из районов Лимерика, Каслтрое, что располагался восточнее и чуть-чуть севернее самого города. Марк узнал и реку, вдоль которой мчался таксист. Шаннон. Та же река, на которой стоял и замок Иоанна.

– Вот у нас университет, – рапортовал ему таксист. Марк, ничего не понимая, лишь улыбался и кивал, утыкаясь в окно. – Тут и университетский городок. Красиво! Слева – пляж. Можете сходить туда в свободный час. Он вроде как недалеко от того дома находится, куда мы едем…

– А это… справа, – продолжил он, сворачивая аккуратно и медленно на более узкую улицу, – бывший монастырь. Здесь теперь остались одни руины, в которых любят играть детишки. Говорят, это это был один из самых старых монастырей, построенных в Лимерике, еще до прихода викингов. Его много раз восстанавливали, но, видимо, судьба у него такая – быть руинами.

От слова «викинги» Марка перекосило. Аристов выглянул в окно, рассматривая руины. Он узнал это место, будто уже бывал здесь ранее. Тот самый монастырь, о котором он читал в книге Мирославы и в котором рос Райан МакДауэлл. У Аристова от самых кистей до локтей пробежали мурашки.

– А здесь вот клуб для гольфа, но вы, наверное… не любите гольф, – вдруг отчего-то решил водитель, обернувшись на хмурого и потерянного пассажира, уставившегося в окно. – Туда только богатые ходят.

Хорошо, что Марк не знал английского, иначе нашел, чем ответить на замечание о его бедности. Наконец, мучения Марка были окончены. Полчаса позора были за спиной. Он, не оставив чаевых, вошел в дом, куда его проводила пожилая горничная по имени Марта.

– Ну вот, я же говорил, что вы не играете в гольф, – вздохнул таксист и пробубнил сам себе под нос.

Разговор с парой выдался не менее странным, чем их первая встреча с Марком в квартире Александра и Мирославы. Следователь понимал: теперь он не мог говорить ни о каких правах и не мог ничего требовать. Только просить. А если он собирался просить, значит, был обязан дать что-то взамен. И тогда Марк все им рассказал. О результатах тестов ДНК, которые сообщали, что пропавшая Мирослава и ее подруга детства, дочь ее нянечки, – родственницы, скорее – сестры. Он рассказал, что нянечка Мирославы не только таинственно пропала или погибла, но и по каким-то причинам следила за Александром и Мирославой и даже бывала в его офисе. Рассказал, что прежде чем он взялся за дело и прежде чем дело было открыто, Марина пыталась закрутить с ним роман, а значит, что Мирослава вскоре исчезнет, ей было известно. И, наконец, Марк рассказал о том, что было найдено тело Мирославы, и когда Ирина чуть не упала в обморок, он добавил:

– Но это не Мирослава.

– О чем вы говорите⁈

– Женщина, которую нашли, старше Мирославы на двадцать-тридцать лет.

– Так это Мирослава или нет⁈ – вскипел Евгений.

– Наверное, родственница, – солгал Марк, не собираясь посвящать супругов в его доводы и догадки о путешествиях во времени. – Я здесь, чтобы все узнать. И мне нужна ваша помощь.

И вот теперь, рискуя потерять работу, Марк был здесь, в самом Лимерике. Он не знал языков и не имел связей, а ксива его была теперь лишь бумажкой, и тыкать ею в лицо ирландцев было бы позором не только для полиции России, но и для Марка. Чтобы найти Марину в одиночку, ему потребуются годы, а то и века, а также ирландский паспорт. Проще всего – заново родиться в Ирландии, поступить на военную службу, а уже потом приниматься за поиски.

Евгений и Ирина слушали его открыв рты, часто переглядывались, поднимали брови, закатывали глаза и порой даже жалели, что помогли Аристову с визой.

– Значит, Марина, – Евгений перебил длинный и закрученный монолог опера, в котором было много несвязанностей. – Марина, по вашему мнению, убила ту женщину, которая не Мирослава, но все считают ее Мирославой, и вам нужно ее найти. Я правильно понял, если кратко?

– Д-да, – Марк вздохнул и потер переносицу, а затем скорчил гримасу. Он знал, как глупо выглядел в тот момент. – Я…

– Пожалуйста, хватит этих длинных историй, – отмахнулась Ирина и разочарованно покачала головой. – У меня голова сейчас разбухнет. Просто ищите Марину и все.

– Я видела ее, – из коридора вдруг донесся чей-то голос, и старушка зашла в гостиную неуверенным шагом так, будто наказанный ребенок без разрешения вышел из угла. – Марина была здесь.

– Что ты такое говоришь, Марта? – прошептала Ирина. – Она заявлялась в наш дом?

– Да, она ходила кругом да около, а когда увидела меня, то сбежала.

– Ты уверена, что это была она?

– Да, – кивнула головой Марта. – Я ее сначала спутала с Мирочкой, у меня чуть сердце не выпрыгнуло из груди!

Аристов удивился, что горничная Ковалевых говорила на русском, но супруги тут же объяснили ему, что Марта выучила базовый русский за те двадцать с лишним лет, что работала в семье.

– Значит, она совсем рядом. И она может знать, что я здесь. Это опасно. Это может ее спугнуть, – Аристов принялся щелкать фалангами пальцев. – Я вот что еще подумал… Мне известно, что биологических родителей Мирославы звали Анна и Дуглас.

– Анна? – Евгений сглотнул ком в горле. – Вы все же думаете, что это та самая Анна? Ее нянечка?

Марк пожал плечами.

– У меня есть основания так думать, но мне также известно по слухам, что Анна и Дуглас погибли в пожаре. Вы когда-нибудь слышали о подобном? Случались у вас здесь пожары?

Евгений, Ирина и Марта переглянулись, словно спрашивая друг друга, помнят ли они подобное. Горничная присела в кресло, стоящее у дверей.

– Была одна такая семья, – прошептала Марта. – Но об этом лучше знают в кулинарии, где работала нянечка Мирославы.

– Что за кулинария? – Аристов тут же выпрямил спину.

– Ту кулинарию держит один человек, чьи друзья тоже погибли в пожаре. Быть может, это что-то может дать? Я никогда не знала погибших супругов лично, до меня лишь долетали слухи и разговоры.

– Я должен немедленно пойти туда, – Аристов поднялся со стула.

– Уже поздно, – ответила Ирина. – Это Ирландия. Здесь все работает до часов шести-восьми. Отправляйтесь туда завтра. Марта пойдет с вами, чтобы помочь с переводом.

Ирина посмотрела на Марту серьезно, давая ей разрешение на отлынивание от бытовых дел.

– Тогда я поеду в свой хостел, чтобы выспаться.

– Какой еще хостел? – заговорила Ирина, вытащила сигарету из пачки и закурила. – Я уже попросила Марту приготовить вам спальню на втором этаже. Там есть и своя ванная. Располагайтесь. Живите, сколько влезет.

– Но что если Марина…

– Она скорее заметит вас, если вы будете сновать туда-сюда по Лимерику, а сюда больше не сунется, раз Марта узнала ее.

Марк возражать и отнекиваться не стал, хотя то следовало бы сделать ради приличия, а уж потом соглашаться. Он мог бесплатно спать, есть, а это экономило деньги, которые, кстати, на деревьях не растут! Сэкономленные деньги позволяли Марку задержаться в Ирландии. Он тут же затушил сигарету и последовал за горничной в свою спальню.

– Воу! – присвистнул он, когда дверь за ним закрыли, почтительно дав все инструкции. – Да здесь одна кровать стоит больше, чем моя жизнь!

Впрочем, долго отвлекаться на предметы интерьера и их баснословные ценники он не стал. Ничего не стоило его времени больше, чем дело. Потому Марк тут же сел за стол из качественного дуба, аккуратно подвинул стул и положил книгу Мирославы перед собой, чтобы, не дай бог, ничего не повредить и не поцарапать. Пришло время вечернего чтения.

– Так-так… – глаза Марка забегали по знакомым строчкам, чтобы найти то место, на котором он остановился в последний раз, когда Марна вернулась за Райаном в Итиль.

Конечно, в книге Мирославы не было ничего о Рузи Кара или временном узле, который Мирослава, сама того не зная, сплела, ведь Марна была главной героиней романа, а не Мирослава. И потом Аристов с упоением читал о войне между хазарами и словенами, и никак не понимал, почему каган так легко сдал свою крепость. Он читал о том, как погиб Глеб, и о том, как Утред лишился своей головы на собственной свадьбе. Марк поморщился и отвел глаза от книги.

– Как же жаль тебя, старина… ты был славным парнем. Что же дальше? Так… древляне… Ух ты! Что-что?..

Ладони Марка вспотели. Он болел всей душой за Марну, когда один из древлянских дикарей напал на нее. Он переживал за нее не как за книжную героиню, а как за человека. Его сердце стучало о ребра, когда он читал о происходящем на крыше крепости и о том, как Марна, чтобы сохранить жизнь Райану, дала брачный обет Олегу. Наконец, он перевернул последнюю страницу. И тогда он увидел ее. Он увидел Марну, сидящую на берегу Волхова и смотрящую на свое отражение в его водной глади.

– Неужели пришло время прощаться с тобой? – вздохнул Марк. – Я… буду скучать.

Его пальцы скользнули к последней строке.

– Шрам.

Марк отдернул руки от книги и лопатками врос в спинку кресла.

– Шрам? Нужно прочитать эту книгу от начала и до конца… – решил Марк насупившись. – Я что-то упускаю. Прототип Марны – Анна МакДауэлл?.. Нет. Она не просто прототип. Тот чертов шрам.

Аристов закрыл глаза и потер виски. Он вспомнил свою первую и последнюю встречу с Мирославой, когда она лежала перед ним вскрытая на столе патологоанатома.

– У книжной Марны есть шрам. У Мирославы из будущего есть шрам. У ее нянечки Анны тоже есть шрам… А значит, и у матери Марины есть шрам. Неужели это просто совпадение? А если нет?

Марк в ужасе встал из-за стола и кругами принялся ходить по комнате. Самые ужасные и темные мысли приходили в его голову. Марта, постучавшая в дверь, была кстати. Женщина ласково извинилась за беспокойство и робко вошла в спальню, сложив руки в замок на своем фартуке. Аристов тут же схватил ее за руки и повел к дивану, чтобы она села.

– Мне нужно с вами поговорить, Марта. Немедленно.

– Да, Марк Алексеевич?..

– Расскажи мне все, что вы помните об Анне МакДауэлл. Как она выглядела? Что любила? Какой была?

– Ох, это было так давно… – вздохнула Марта. – Помню, что она была очень странной.

– Почему же Анна была странной?

– Я не знаю, имею ли право говорить такие вещи…

– Не просто имеете. Вы должны! – нетерпеливо воскликнул Марк.

– Что ж, – Марта немного помялась, поерзала на диване и почесала ладонь правой руки. – Она будто болела. Знаете… головой.

– Головой?..

– Да… понимаете, она очень часто вела себя странно, будто говорила сама с собой, кричала по ночам и даже втайне ходила к психиатру.

– Втайне? Тогда почему вы об этом знаете?

– У нас район маленький. Люди говорили, – скромно пожала плечами Марта и будто устыдилась того, что сплетничала. – Некоторые даже говорили, что у нее может быть… как же это называется… шилофрия!

– Шизофрения?..

Марк пытался слушать Марту еще внимательнее, но в его ушах вдруг стало гудеть. Он ничего не слышал и просил повторить еще и еще раз. Он удивлялся, с какой легкостью Марта говорила об Анне, не представляя, что ее слова теперь значат и какое большое дело делают.

– Что еще вы знаете о ней? Это очень-очень важно, Марта!

– У нее был жуткий шрам на левой щеке… где-то примерно такой, – тогда Марта показала его на себе, проведя указательным пальцем от виска до мочки уха. – И она часто рассказывала маленькой Мирославе такие же жуткие истории. О викингах, о жертвоприношениях, о… всяком таком, что мне очень не нравилось.

– Вы помните эти истории?

– Я их никогда не слышала. Но… у меня есть кое-что, – глаза Марты вдруг заблестели. – Моя хозяйка Ирина обычно избавляется от старых вещей, а я сохранила… ее альбом.

– Анны?

– Нет. Мирочки. Она часто рисовала те истории, что ей рассказывала нянечка.

– Так несите же скорей! – Аристов соскочил с дивана, как бы подгоняя горничную.

– Да… – неуверенно протянула Марта. – Сейчас.

И тогда она, наконец, встала. Марк ждал ее около десяти минут, не переставая ходить по комнате кругами. Горничная вернулась с толстой коричневой папкой в руках. Она положила ее на стол, словно реликвию, чтобы показать, какой клад она откопала, довольно и смущенно улыбнулась. Затем Марта развязала шнурок на папке и уступила Марку место за столом.

– Позволите, я останусь один?

Марта тут же ссутулилась, кивнула головой и вышла из спальни, напомнив, что гостя ждут к ужину через двадцать минут.

Как только Марк открыл эту папку, по всему столу рассыпались лепестки и семечки: меж листов хранились сухоцветы двадцатилетней давности. Записки не представляли собой некоего дневника, ведущегося линейно или пересказывающего события тех дней. Скорее, это были случайные и разнообразные заметки обо всем и сразу. Почерк был детским, но все же аккуратным, почти каллиграфическим. Например, на одной из первых страниц, куда была приклеена ромашка (совсем облысевшая, ее можно было узнать только по желтой сердцевине), говорилось о ее целебных свойствах: «если вздувает живот. ромашковый чай. две недели».

– Зачем это ребенку?.. – удивился следователь вслух.

Марк перевернул листок. Меж собой они не были скреплены, только сложены друг на друга и, кажется, были вырваны из различных тетрадей или вытащены из разных коробок для писем и печатных машинок. Некоторые из них были белыми и толстыми. Некоторые – желтыми и полупрозрачными. Некоторые – в линейку, некоторые – в клетку, а на тех, что были пустыми и отличались качеством, маленькая Мирослава рисовала. Вот здесь она, кажется, изобразила себя и Марину. Две девочки (девочек можно было узнать только по треугольникам, которые служили, по всей видимости, юбками) держались за руки, а на их головах оранжевым карандашом были начерканы круги – кудряшки. Ниже располагалась подпись: «Мирослава любит Марину. Лучшие подруги навсегда».

– Ох, Марина… – вздохнул Марк и откинулся на спинку кресла. – Хоть о чем-то ты не лгала… Но что случилось? Что произошло между вами? Почему мать увезла тебя? Почему в Россию? Почему Мирослава пропала, как только увиделась с тобой спустя двадцать лет…

Марк продолжил переворачивать листы. Почерк становился все лучше, а значит, шли годы, и с каждым перевернутым листком он читал мысли взрослеющей Мирославы. Одна надпись особенно его заинтересовала: «НЕНАВИЖУ!» – крупные буквы были написаны черным маркером через всю страницу. Марк отложил этот лист в сторону. Если учесть, что Анна покинула Ирландию в 2001, Мирославе тогда было пять лет. Мог ли пятилетний ребенок ненавидеть или, по крайней мере, осознавать свою ненависть? Если эта надпись появилась позже, то кому она была адресована? Но «ненавижу» совсем перестало быть зацепкой и иметь хоть какое-то значение, когда он добрался до следующих листов. Записок или заметок больше не было. Только рисунки цветными карандашами. Марку стало не по себе от того, какими зловещими были эти рисунки. Он нахмурился.

– Я будто в фильме ужасов, – выдохнул он и потер глаза. – Как такое может быть в голове у ребенка? Хотя, конечно… Анна.

Марк взял лист в руки и внимательно разглядел его. Рисунок был совсем детским, кривоватым, неточным, и потому приходилось подолгу всматриваться, чтобы отгадать, что же там происходит. Вот какую-то ведьму сжигают на костре. Или это все-таки стог сена с сидящей девушкой на нем? На втором был изображен волк. Уж его-то нельзя было не узнать. Хотя это могла быть собака или вовсе лошадь. Или собака-лошадь, если судить по лошадиному туловищу, но собачьей морде. На третьем он узнал Анну. Иначе и быть не могло. Шрам рассекал половину лица. Рыжие волосы до самого пояса были спутаны. Зеленая мантия с капюшоном развевалась на ветру. Она держала в руках меч.

– Не Анна. Марна, – догадался Марк. – Твоя нянечка рассказывала тебе обо всем, что ты написала в своей книге двадцать лет спустя. Ты воспроизвела все в точности, что запомнила…

На последнем рисунке девушка со шрамом на лице тонула. Под водой, обозначенной всего лишь двумя волнистыми линиями, было видно круглый живот. Девушка тянула руки к кораблю, что плыл где-то рядом. А, может быть, и далеко, но маленькая Мирослава не разбиралась в размерах и не умела правильно передавать предметы на расстоянии. Следователь по порядку разложил перед собой все рисунки. Они ужасали его.

– Беременная Марна тонет?.. Книга закончилась вовсе не этим. Неужели есть еще что-то за пределами ее страниц? Конечно. Марна все еще где-то там и выходит замуж за Олега. Только вот мне теперь никогда о том не узнать… может, именно так ты попала сюда?

За ужином Марк попросил Ирину о фотографиях Анны, но она тут же покачала головой.

– Она никогда не фотографировалась. Ненавидела свой шрам.

– Тогда я покажу кое-что вам… если вы сможете это вынести, – прошептал Марк, и сам потея от страха.

– Я обязательно должна это видеть? – Ирина напряглась.

– Я покажу вам фотографию трупа, найденного в Старой Ладоге, а вы должны сказать… похожа ли она… на…

– Мирославу? – воскликнула Ирина. – Нет. Нет. Ни в коем случае.

– Анну МакДауэлл, – тихо ответил Марк и протянул телефон Ирине.

Она нехотя взяла его в свои руки, но не решалась посмотреть на экран. Марта, стоявшая за спиной хозяйки и увидевшая фотографию первой, тут же закрыла рот обеими руками и ахнула. Тогда Ирина решилась. Она медленно поворачивала телефон, а когда, наконец, ее взгляд нашел фотографию, то отбросила телефон на стол, а сама нагнулась к полу. Ее вырвало. Евгений тут же бросился к жене, чтобы помочь ей. Ее рвало и рвало всем тем, что она успела съесть на ужин и еще вином.

– Что вы увидели? – прошептал Марк и положил руку на свое колено, чтобы унять стучащую о пол ногу.

– Это… это… – Ирина не могла говорить и тряслась. – Господи! Что с ней стало?

– Стало с кем? Кто это, Ирина⁈ – Марк повышал голос.

– Я не знаю, не знаю, – залилась слезами Ирина и вышла из-за стола, чтобы пойти в уборную.

– Кто это, Ирина⁈ – закричал Марк, и нога его стучала все сильнее и сильнее.

Тогда Ирина остановилась в холле и посмотрела на Марка через плечо.

– Они обе.

– Обе?

– Я не знаю, кто это из них. Будто… они обе… обе… Господи!

Тогда Ирина скрылась в уборной, откуда продолжились звуки рвотных позывов.