Текст книги "Маскарад стерв (СИ)"
Автор книги: Ксения Квин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)
– Мама! – крикнула она, обнимая ее. – Мамочка!
– Как же мы теперь без него, а? – отозвалась она упавшим голосом. – Что же теперь с нами будет...Я помогу с похоронами, – послышался опять откуда-то издалека голос Дмитрия.
Но Виктория его не слушала.
– Оставь нас, пожалуйста, одних, – безжизненно проговорила она.
Он кивнул.
– Хорошо. Обсудим все потом.
После чего вышел из гостиной, оставив их одних примиряться с неизбежным и непоправимым.
В день похорон у Виктории не было слез. Была только страшная усталость и отупевшее состояние, когда притупляешь эмоции, чтобы выдержать этот день и не сойти с ума. В один миг из беззаботной девочки, она превратилась в женщину, первый раз в своей жизни потерявшей близкого, очень любимого человека. А отца она любила. Только сейчас она поняла со всей ясностью, как же она на самом деле его любила. Без всяких денег, именно его. А сказать ему об этом не успела, и теперь уже нельзя. Поздно. Как же страшно, когда вот так, легко и внезапно, вдруг не стало человека. Еще вчера он дышал, ходил, говорил, смеялся, радовался, строил планы на жизнь, а уже завтра – безмолвный окоченелый труп. Как страшно! И ничего нельзя с этим поделать. Только лишь пережить. А как – никто не знает. У каждого свои методы, каждый переживает по-разному.
Дмитрий, как и обещал, помог с похоронами, и Виктория, несмотря на антипатию, была ему благодарна за это. Она первый раз столкнулась со смертью и не знала, как и что нужно делать. На маму рассчитывать не приходилось. Она стала еще беспомощней и похожей на ребенка из-за горя, чем это было раньше. Все время плакала или бездумно сидела на диване в гостиной. Обращаться за советом или просить помощи у нее было бессмысленно, она лишь безучастно глядела рассеянным взглядом, а когда слышала слово похороны, то заливалась слезами.
На кладбище Виктория не отходила от матери и все время ее поддерживала, когда она то падала на подкашивающие ноги, то вдруг намеревалась кинуться за гробом в могилу. Виктория силилась, как могла, дабы пережить этот ужасный день. Она чувствовала ответственность за мать, и это ей помогало, давало силы. Она не думала, что будет потом и все свои последние силы бросила на то, чтобы пережить день похорон. Один единственный день. Страшный по своему значению день.
Дмитрий от нее не отходил и старался всячески поддержать. Ей было стыдно, что она так поступала с ним, но отделаться от чувства отвращения к нему никак не могла. Не понятно, откуда взялось это чувство, и чем оно было вызвано, но оно ее отталкивало от него, даже больше, чем она сама того хотела.
Всю ночь после похорон Виктория не могла уснуть. Все вспоминала, рассматривая старые альбомы с фотографиями. Вспоминала отца, последний день, когда видела его живым, детство, счастливые минуты юности, связанные с ним. Их уже никогда не вернуть и не пережить заново, остались лишь воспоминания. Нелепо и страшно от сознания, что начинаешь ценить эти бесценные мгновения только когда человека, связанного с ними, нет в живых. Почему так? Почему люди начинают по-настоящему ценить человека только когда его уже нет с ними? Почему одни люди умирают так внезапно и нелепо, еще совершенно не старые, а другие доживают до ста лет – почему так глупо устроен этот мир? Почему близкие, родные люди могут уйти вдруг из жизни навсегда – зачем и кому так нужно? Или, может, это она, Виктория, чего-то не понимает в этом мире? А сколько чудесных мгновений утрачено зря из-за бестолковой суеты, обид, недомолвок! Оказывается, как она до этого была счастлива и совершенно этого не замечала и воспринимала как должное. И как страшно теперь прозрение!
Слезы вновь вернулись и не оставляли ее уже до самого утра, промочив насквозь всю подушку. Как на самом деле неважны эти мелочные будничные проблемы, эта ничтожная каждодневная суета. Как на самом деле все неважно по сравнению со смертью! Она неожиданно приходит, прерывает жизнь и неважно есть ли у тебя деньги или нет – все люди одинаково умирают, никто ничего с собой не забирает. Только вот человека уже не вернешь.
Наутро глаза ее воспалились и покраснели от слез, а сознание притупилось так, что было неясно – сон это или явь все происходящее вокруг. Виктория думала, что день похорон будет самым тяжелым, но оказалось, что без этой суеты еще хуже. Остаешься один на один со своим горем, в пустом доме, где натыкаешься везде на родные вещи, то и дело кажется, будто в одну из комнат войдет умерший любимый человек – улыбнется, обнимет и смерть его окажется просто чудовищным ночным кошмаром, не происходившем наяву. Но он не приходит, не улыбается, не обнимает. И это убивает, сводит с ума. Понимаешь, что этого больше никогда не будет и все лишь в собственном воображении, что на самом деле он неподвижно лежит в сырой земле, разъедаемый червями, что человека больше нет. И ты не знаешь, что тебе делать дальше, как жить. Как жить, когда из нее уходят близкие люди.
Глава 4
Только после смерти отца Виктория поняла, как много на самом деле он делал для них. Они с мамой жили, не задумываясь ни о чем, радуясь жизни и ни в чем себе не отказывая. Он полностью отгородил их от всяких проблем, от внешнего реального мира, защищал их маленький спокойный мирок. Они, как комнатные растения, росли и цвели под его опекой и заботой.вдруг этой заботы и опеки не стало. Вышло так, что перед внешним миром, который точно лавина, в один миг навалился на них – они совершенно беззащитны и беспомощны. Их маленький мирок рухнул навсегда. Розовые очки разбились вдребезги. Неизвестность пугала. Их будто силой выбросило в мир, который им был вовсе незнаком и потому они не знали как в нем нужно функционировать. Чуждый им мир, где все оказалось сложно и серьезно, где больше никто не решал за них все проблемы.
Только теперь Виктория искренне пожалела, что до этого никогда не интересовалась и не вникала совсем в дела и бизнес отца. Теперь она страдала от своей бывшей беспечности и легкомыслия. После похорон на них обрушился нескончаемый поток проблем. В один момент все партнеры отца, его конкуренты, полиция – все сделали из него предателя, вора и мошенника и во всеуслышание объявили аферистом. Все партнеры и полиция резко стали обвинять его в мошенничестве, отмывании денег и еще всякой всячине; конкуренты требовали вернуть им деньги, которые он якобы у них украл, а налоговая обвиняла в сокрытии прибыли и незаконных махинациях и схемах в бизнесе.
А они, его собственная семья, не могли даже ничего ответить по существу, так как в делах его совсем не понимали и никогда не вникали. Знали только, что дела эти были как-то связаны с куплей и продажей недвижимости. На этом их познания обрывались. То, что они пытались говорить о нем только хорошее – никак не помогало, им тыкали в лицо какие-то бумажки, факты, доказательства, а их самих не слушали. Мол, что толку говорить с женщинами, которые кроме покупок и своей внешности, больше ни в чем не разбираются. И как Виктории не становилось обидно и стыдно – это была сущая правда.
Все дело обсасывали долго и упорно всевозможные журналы, газеты, и даже телевидение. Из отца сделали крайнего, на него все ополчились. Они вдруг стали семьей, расплачивающейся по долгам. А долгов этих оказалось немерено. Все произошло в считанные дни, так что они даже и опомниться не успели. Их затаскали по судам, оклеветали и чуть ли не показывали пальцами. Знакомые отвернулись, не желая иметь никаких дел с семьей вора и мошенника.
Первый раз в жизни они оказались совершенно нищими. По решению суда у них конфисковали дом, машины, закрыли все счета отца и их собственные. Они остались на улице. Остались практически ни с чем. Их обобрали до нитки. На оставшиеся кое-какие деньги они смогли снять однокомнатную квартиру в старом десятиэтажном панельном доме, где-то ближе к окраине города. Все, что присутствовало теперь в их новой жизни – маленькая съемная квартирка в облезло-серой хрущевке и некоторая небольшая сумма на жизнь, которой, при жесткой экономии, могло хватить разве только на несколько месяцев. С собой, из старой роскошной жизни, им разрешили забрать только личные вещи и одежду.
Когда они впервые ступили на порог этой убогой маленькой квартиры, которая размерами была с их прежнюю ванную в бывшем шикарном особняке, Викторию обуяли ужас и отчаяние, а мама чуть не свалилась в обморок – настолько противоположными оказались миры. Всю свою одежду им увезти не удалось – их все время торопили и подгоняли, но даже то, что они с собой перевезли – совсем никуда не вмещалось. Да и эти дорогие дизайнерские вещи смешно и нелепо смотрелись в таких апартаментах. На фоне безвкусного, еще советского ремонта с ковром на стене и старой дешевой мебели – изысканные, красивые и отличного качества вещи выделялись чересчур заметно. Да и куда теперь было в них ходить!
Мама все время плакала, вспоминая их прежнюю жизнь, а Викторию обуял шок и страх. Никогда в своей жизни она не была в такой крохотной, уродливой квартире. Она не могла понять и осмыслить, как можно в ней жить. Как другие люди вообще живут в таких страшно маленьких каморках всю свою жизнь, да еще семьями? Это же сплошное мучение! Здесь же даже походить негде, всю квартиру можно обойти в два шага! Это и квартирой-то назвать нельзя – настоящий сарай, клетушка!мучила клаустрофобия, то и дело на нее нападали приступы необъяснимой паники. Непривычные низкие потолки, казалось, так и грозили упасть на нее, а стены давили. По ночам она не могла спать – пугали всевозможные посторонние звуки. Близость соседей, каких-то чужих людей через стенку, прямо рядом – вызывала ужас. Чрезмерная тонкость стен, слишком хорошая слышимость, когда можно без проблем услышать шаги соседа сверху, чей-то кашель или голос – и вообще сводили Викторию с ума. Она не привыкла к такому – все это было ей омерзительно.
Ужасный, обветшалый лифт, в который страшно было зайти, потому что он то и дело ломался, да и ездил с таким шумом, что делалось жутко, вонючий, отвратительный подъезд с кучей какого-то разного подозрительного малоимущего народа, по виду похожего на бомжей, постоянно туда-сюда сновавшего и косо, даже злобно на нее поглядывающего – все это повергало ее в жуткое отчаяние. Она всего здесь боялась, все ее раздражало, угнетало, расстраивало. Здешние люди ей не нравились – угрюмые, неопрятные мужики, смахивающие на алкоголиков, заплывшие жиром, неухоженные женщины, вечно повышающие голос на своих детей, вульгарно и безвкусно одетые молодые девушки и бандитского вида молодые люди, постоянно ей ухмыляющиеся. Эти невоспитанные, малообразованные, наглые, бестактные и скандальные люди пугали ее. Эта среда вызвала в ней отвращение и отторжение с первой минуты, как она в ней очутилась.
Виктория не могла до конца поверить, что стала бедной, среднестатистическим обычным человеком. И это после богатства, которое она знала с самого рождения и к которому привыкла, которое всегда считала непреложным элементом своей жизни. Она совершенно не была приспособлена к этой новой, бедной жизни. Никто и никогда не учил ее выживать, зарабатывать себе на хлеб, жить от зарплаты до зарплаты и работать на кого-то только ради денег там, где не нравится. С самого рождения она привыкла к комфорту, роскоши, привыкла тратить деньги, не задумываясь, не считая их, она просто не умела их экономить, не знала как это делается. Разве можно в чем-то себе отказать? Это было немыслимо для нее!
Виктория не умела ничего из повседневных бытовых дел – ни выбирать и покупать продукты, ни готовить, ни стирать, ни убирать, ни ездить в кошмарном общественном транспорте. Она не сталкивалась с этим и никогда подумать не могла, что столкнется. Раньше всем этим занимался целый штаб прислуги. Оказывается, какой легкой жизнью она жила до этого! И как теперь жить без всех прошлых удобств и без денег – она даже не представляла.
Но то, что и мама была такой же, если не хуже – еще более осложняло дело. Они стали питаться полуфабрикатами, сухомяткой и бутербродами, но к своему ужасу Виктория скоро заметила, что стала портиться фигура и желудок. Тогда она перешла на одни магазинные йогурты и воду. Все это плохо сказывалось на здоровье. Она привыкла, что ранее питалась только тем, что приготовит их домашний личный повар по диетическим рецептам известного диетолога, разработавшего специально для них меню, из лучших продуктов или к изысканной еде в модных и дорогих заведениях. После этого обычная еда типичных обывателей казалась ей отвратительной и непригодной. И вообще стандартная жизнь обычных людей казалась ей сущим адом. Неудивительно, что все здесь такие унылые и злобные – каждый день наблюдать вокруг себя всю эту серость и уродливость!
Из лондонского института Викторию отчислили за неуплату. Теперь она осталась еще и без элитного образования. Лето заканчивалось, а ситуация все усугублялась. Денег оставалось все меньше, и нужно было срочно на что-то решаться и как-то выживать, иначе они просто умрут от голода. Сожаления, жалобы – все это не помогало выжить в новом для нее мире. Виктория, после долгих и мучительных раздумий, решила взять все в свои руки.
Для начала она взялась успокаивать маму, жалобы, истерики и рыдания которой, лишь убавляли ее решимость и повергали снова в панику.
– Все будет хорошо, – повторяла она, точно мантру изо дня в день матери. – Я найду роботу. Могу быть моделью, как раньше. Еще можно продать некоторые наши вещи. Они ведь дорого стоят!
– Кто же их тут купит? Кому они нужны? – в отчаянии отвечала мать, сокрушенно качая головой и поглядывая в сторону сваленных в кучу сумок, чемоданов и кульков с вещами, занимающих почти всю небольшую залу – единственную жилую комнату. – Ты видела этих людей, во что они одеты?
– Видела. Но мало ли...
– Продавать собственную одежду – какой позор! До чего мы дожили! Выдел бы нас сейчас твой отец. Посмотрел бы, что нам оставил! Зачем было крутить все эти махинации?
– Ничего он не крутил! – разозлилась Виктория. – Его убили, нагло подставили, а потом решили нажиться. Я не верю им, нас обманули. Не мог отец такое проворачивать!
– Мог или не мог – какая теперь разница? Теперь мы пропали! – заплакала вновь мама.
– Не говори так! Я знаю, что делать. Позвоню друзьям, они обязательно помогут. С работой так точно. Все уже немного улеглось, журналисты оставили нас в покое.
– Позвони, зайка, позвони, – с надеждой в голосе ответила мама, немного оживая. У нее даже глаза заблестели. – Позвони. Скорей бы мы уже отсюда переехали! Я больше не могу здесь находиться! Бедность это так отвратительно и унизительно.
Виктория лишь вздохнула. Она набрала номер Кристины, лучшей подруги, но та почему-то не отвечала. Виктория звонила и звонила, раз десять так точно, пока не услышала в трубку недовольное “алло”.
– Почему трубку не брала? – обиженно спросила Виктория после коротких, ничего не значащих фраз.
– Викусик, я страшно занята, – ответила подруга после минутного молчания и какого-то неловкого замешательства. – Собираюсь лететь в Нью-Йорк, начинается учеба. Ничего не успеваю, времени просто нет! Как ты там, все уже улеглось, я надеюсь?
– Что улеглось? Все просто ужасно! – в отчаянии заговорила она. – Денег нет, мы живем в квартире, напоминающей кладовку, меня выгнали из колледжа.
– Какой кошмар! – как-то равнодушно проговорила та.
– Ты не могла бы помочь мне с работой? Без связей вряд ли со мной захотят говорить, да еще после этого скандала.
Кристина молчала. Виктории, казалось, будто она почти видит, как у той работает мозг, выдумывая причину, как бы получше отказать. Но то, что она услышала – побило все рекорды.
– Знаешь, я вряд ли смогу что-нибудь для тебя сделать, – ответила она изменившимся тоном – надменным, даже презрительным, полным превосходства. – И потом – я ведь завтра улетаю уже. Да и какие у меня связи, не смеши меня! Я бы предложила тебе в Нью-Йорк полететь со мной, но у тебя ведь денег нет, сама сказала. Так что не знаю, чем и помочь, уж извини.
– Ну, спасибо тебе, подруга! – съязвила Виктория, не в состоянии скрыть разочарование и обиду. – Не думала я, что ты так легко оставишь меня в беде.
– Слушай, скажи спасибо, что я вообще трубку взяла! – отрезала Кристина. – Мне не нужны проблемы. Я же сказала, что ничем не могу тебе помочь. Сама выкручивайся. Это не у меня отец бандитом оказался!
Виктория в бешенстве бросила трубку. Значит, вот как заговорила! Как развлекаться и тратить вместе деньги родителей, так Кристина тут как тут, а как помочь в беде, так выкручивайся сама. Вот тебе и дружба! Еще и папочку ее бандитом назвала, стерва!в который раз убедилась в непостоянстве и непрочности женской дружбы. Как только одна из мнимых подруг теряет собственную выгоду в этих отношениях, а ведь дружба это тоже отношения, так проходит и сама дружба. И так всегда. Дружба между женщинами длится ровно столько, насколько совпадают их собственные интересы. Как только интересы эти расходятся, тогда и дружбе конец. Женщины в этом плане эгоистки. Они, в отличие от мужчин, каждая сама за себя и никогда не пожертвуют собственным благополучием и комфортом ради другой женщины, даже чтобы помочь своей самой близкой подруге. Почти всегда подруги на подсознательном уровне завидуют и соперничают друг с другом. Одна сравнивает себя с другой и упаси бог проиграть это сравнение. Самолюбию конец. Поэтому часто бывает, что женщина выбирает себе подругу хоть немного, но страшней себя. И не дай бог хоть один мужчина отдаст предпочтение подруге. Дружеские чувства сразу меркнут. Поэтому долго длится лишь та дружба, где не задеты ничьи интересы. Да и то, когда у женщины появляется любимый мужчина подруга всегда уходит на второй план. И вспоминают про нее только тогда, когда мужчина ретируется, чтобы заполнить пустоту, наступившую с его уходом. В какой-то мере подруги заменяют женщине мужчину, которого по той или иной причине у нее нет. Но как только он появляется на горизонте, надобность в подруге сразу отпадает. По крайней мере, встречи и звонки становятся все реже и реже. Поэтому женская дружба вещь спорная и ненадежная.
Разочаровавшись в подругах, Виктория набрала номер Сережи. Тот взял трубку за пятым разом.
– Вика, привет... Как ты там? – спросил он, но как-то машинально, лишь бы спросить. И это чувствовалось.
– Плохо. Очень соскучилась по тебе! Может, увидимся? – не теряя времени даром, предложила она.
Было бы замечательно женить его на себе, тогда бы все образовалось само собой. А уж как это сделать, она при встрече изловчится.
– Знаешь..., – после секундного колебания промямлил он. – Я не могу с тобой встретиться. Хочу, но не могу. Этот скандал... Отец запретил мне общаться с тобой, грозил без денег оставить. Ты же понимаешь, я от него завишу сейчас. Гарвард и все остальное... Без него я ничто и зовут меня никак. Да и я уже... как тебе сказать... не свободен, что ли. В общем, женюсь я скоро...на Элине. Родители заставляют. Говорят нужно, хорошая партия и все такое. Короче, извини.
– Тряпка! – в бессильной ярости выкрикнула Виктория, и сразу услышала гудки.
Сережа бросил трубку.
Идея женить кого-нибудь на себе из прошлого окружения ей понравилась, и она принялась обзванивать всех своих бывших поклонников. Но... трубку почему-то никто из них не брал. Ее забыли, вычеркнули из жизни. Она потеряла связь с бывшим миром и ее там уже похоронили. Как же быстро забывают людей, стоит им попасть в беду! Никто не хочет связываться с обедневшей дочерью мошенника и вора. Обида и ярость захлестнули ее.
Так же, как и поклонники, никто из многочисленных ее знакомых и подруг – никто из них не хотел с ней разговаривать, все упрямо, нагло и подло игнорировали. Она даже пересилила гордость и позвонила Элине, но та тоже не взяла трубку.
Окончательным ударом стало для Виктории, когда обзвонив все модельные агентства, знавшие ее и приглашавшие неоднократно на съемки – все, до единого, теперь отказывались с ней работать, когда слышали ее имя. Негативная слава ее семьи дошла и до них. Никому не нужна была скандальная нищая модель.
– Ну что, договорилась с кем-нибудь? – спросила мама.
Виктория уныло покачала головой.
– Как же так? – не могла поверить она. – А ты звонила Диме, может, он что-нибудь придумает? Он так помог нам с похоронами!
Виктория не стала говорить матери, что ему не позвонит уже точно, так как рассорилась с ним, наговорив кучу обидных слов, когда перед переездом в эту ужасную конуру, он предложил самым наглым образом снять для нее приличную квартиру и тем самым роль любовницы, на что прямо и указал. От злости, обиды и отвращения она зарядила ему тогда пощечину. И теперь не хотела его ни видеть, ни слышать. Да и он сам, после отказа, вряд ли захочет ее слышать. Он так и выразился, мол, обращайся, если только передумаешь. Но, она, Виктория, еще не в таком отчаянии.
– Нет, придется нам самим как-то выживать, – твердо сказала Виктория. – Обеим нужно найти хоть какую-то работу, иначе будет скоро не на что жить.
– Работу? Какую работу? – изумилась мама. – Что бы я и работать? Да ведь я ничего не умею делать!
Она вдруг горько расплакалась.
Виктория знала, что ее мать никогда в своей жизни ни дня не работала. Она бросила институт и вышла замуж за папу, который всю жизнь ее обеспечивал. Сама же она родом была из Томска. Родители ее рано ушли из жизни, но из родственников осталась весьма не бедная тетя, которая ее воспитала и в свое время отправила учиться в Санкт-Петербург. Будучи очень красивой, она быстро променяла скучные лекции на статус жены олигарха. Отец увидел ее на одном из конкурсов красоты и влюбился без памяти. Так и прожила она в роскоши и комфорте, не задумываясь ни о чем серьезнее своего гардероба или интерьера дома, вплоть до смерти мужа.
– А твои родственники из Томска? – вдруг радостно вспомнила Виктория. – Тетя и ее семья! Может, они нам помогут? Ты говорила – она довольно хорошо живет.
Мама подняла на нее заплаканные глаза.
– Тетя? – переспросила она. – Я лучше умру, чем снова окажусь в этом ужасном Томске! Тетка терпеть меня не может и всю жизнь завидовала. Никак не могла пережить, что я за олигарха замуж вышла. Все пророчила мне в мужья водителя.
– Зачем тогда в Питер учиться отправила?
– А я ее дочку раздражала, вот и отправила подальше, даже квартиру сняла и денег регулярно высылала, чтобы не вернулась. Всех женихов невольно отбивала. А женихи-то видные. Боялись, кабы я лучше нее не устроилась.промолчала. Она поняла, что маме неловко обращаться к родственнице, которую, едва став женой бизнесмена, она благополучно забыла. Купаясь в роскоши, она и не подумала помочь тетке, которая сделала ей благо хоть тем, что отправила учиться. Виктория же эту женщину и вообще никогда не видела. Мама, так успешно обосновавшаяся в Питере, никогда больше не ездила в родной Томск и любое общение с родней прекратила.
Виктория также поняла и то, что работу придется искать только ей. Но это оказалось не так-то просто. Она даже не представляла себе раньше, как трудно на самом деле найти работу, когда нет никаких связей и знакомств. Более того, она не уставала изумляться тому, как с ней разговаривают люди. Все тыкают, кричат, обращаются, точно со скотом, а не как с человеком. Подобное обращение задевало ее гордость. Да как они смеют?! Обращаются с ней будто она никто, пустое место, ничтожество, быдло какое-то. Оказалось, эти бедные люди все какие-то недовольные, раздраженные, нервные и злые. Впрочем, Виктория не удивлялась, что от такой жизни, в которую ей самой пришлось окунуться, люди стали такими неадекватными, словно звери какие-то.
Но наиболее поражали копеечные зарплаты. И как только люди могут жить и воспитывать детей на подобный мизер! Более того, даже за такую зарплату шла невыносимая конкуренция. Это не укладывалось у нее в голове. Но более всего она изумилась, когда на всех собеседованиях на нее презрительно смотрели и грубо ставили на место. Когда работодатели слышали, что она до этого нигде не работала, что у нее нет диплома о высшем образовании – сразу кривились, что-то бормотали, и сплавляли вон. Она хотела устроиться переводчиком, но оказалось, что просто знать в совершенстве пять иностранных языков мало, по мнению работодателей, всем им нужен был опыт работы в определенной сфере и обязательно почему-то высшее образование. То, что она бесчисленное число раз проверяла свои знания языков на практике, а именно за границей в разговоре с людьми – никого из них не интересовало. Их интересовал лишь кусок пластика и мифический опыт на бумаге. И как только другие люди находят себе работу, если все так сложно и заморочено? Боже, как же трудно самой о себе заботиться! Вскоре она совсем отчаялась.
Но что было самым страшным, так это езда в общественном транспорте на эти собеседования. Мало того, что без своих контактных линз, которые она потеряла во время сумасшедшего переезда, она плохо видела названия, так еще не знала вечно на какой именно садиться маршрут. В самом транспорте ненормальные люди чуть не затолкали ее насмерть, а какая-то истеричка обругала на чем свет стоит. В метро она и вообще боялась потыкаться. Эта страшная толпа людей кругом пугала ее.
Мама жила одними воспоминаниями и была ко всему безучастной. Более того, Виктории с ужасом стало казаться, что она тронулась умом. Каждый день по привычке она наряжалась в свои красивые дорогие вещи и ходила в них по квартире или по двору, к всеобщему изумлению соседских бабок, и все плакала, а если не плакала, то бормотала про себя что-то нечленораздельное и как-то глупо посмеивалась. На вопросы Виктории, почему она говорит сама с собой, мама отвечала, что так общается с мужем и бывшим окружением. Она не могла ни привыкнуть, ни смириться с новой жизнью и бедностью, а потому мыслями жила в прежней жизни и почти перестала адекватно воспринимать реальность. И это было так страшно, что у Виктории то и дело опускались руки. .
Глядя на нее и на себя, Виктория с горечью думала, что лучше уже изначально родиться в мире бедных и видеть все это с детства, чем видеть и знать другую жизнь, роскошную, и все это вдруг в один момент потерять. Так еще больнее и невыносимее – на собственном опыте знать, что бывает по-другому.
Виктории пришлось научиться самой ходить за продуктами, готовить, стирать и убирать. Было тяжело, но она справилась, так как другого выхода не оставалось. Гордость не позволяла ей согласиться на роль любовницы Дмитрия. Отвращение пересиливало нужду.
Но деньги неумолимо заканчивались, как она не пыталась их экономить, а на работу никто не брал даже продавцом. Так прошли несказанно тяжелые для нее осень и зима, уступив место весне, обещающей быть не менее тяжелой и безрадостной. Работы все не было, как и настроения. Виктория продала на улице большую часть своих и маминых дорогущих вещей за сущие и смешные, как по ней, копейки, чтобы как-то протянуть эти холодные месяцы, но денег все равно не хватало. Да и никто дороже их просто не купил бы. Она выдавала их за качественную подделку, так как в то, что это настоящая брендовая одежда, никто не верил, и молодежь брала. Несколько раз ее пыталась задержать полиция за незаконную спекуляцию и приходилось отдавать процент от продажи, чтобы ее оставили в покое.
За все это время ей ни разу никто так и не позвонил из бывшего окружения. Никто из них. Все ее с легкостью забыли. Ни своим бывшим многочисленным поклонникам, ни подругам, ни знакомым она оказалась не нужна. А после того, как в общественном транспорте у нее украли айфон, она и вовсе осталась без средств связи с бывшим миром. Свой планшет, как и драгоценности, она продала еще раньше, что бы заплатить за квартиру.
Как-то в начале марта, когда Виктория возвращалась домой со своей подработки и очередного неудачного собеседования, ее ждал ужасный стресс, вид которого будет мучить ее всю последующую жизнь. Во дворе их дома, под балконами, собралась толпа, будто на митинге и что-то оживленно обсуждали. Казалось, на улицу высыпал весь дом, и Виктория подумала, не случился ли пожар или еще что-то. Но ничего не горело, а все люди таращились в одну сторону. Мимо нее проехала скорая помощь и полиция. Люди расступились, и Виктория заметила под балконами неподвижно лежащее в луже крови тело. Она медленно, как зачарованная, пошла в ту сторону. Кто-то выпрыгнул из окна и теперь неподвижно, раскинув руки, лежал на земле, посреди клумбы, огороженной небольшим забором.
Подойдя ближе и присмотревшись, изо всех сил напрягая плохое зрение, она рассмотрела рассыпавшиеся по траве рыжие волосы, запачканные кровью и грязью, перемешанной с талым снегом... и вдруг обомлела. Неистовый, страшный крик вырвался из ее груди, из самой души. В этой грязи, посреди клумбы, лежа на спине и беспомощно раскинув руки, лежала ее мать, выпрыгнувшая с восьмого этажа их квартиры.
Виктория пошатнулась, кто-то ее поддержал. Между тем подъехавшие врачи стали накрывать тело белой простыней. Вначале она не могла понять зачем они это делают, но когда осознала, что так поступают с трупом, с мертвым человеком, то чуть не лишилась рассудка. Ей кто-то что-то говорил, успокаивал, уговаривал, но она ничего не видела и не слышала, кроме того, как тело, накрытое простыней, поднимают и куда-то несут, кроме страшно бьющегося своего сердца и каких-то толчков, больно отдающих в собственной голове. Остальное все плыло перед глазами и сливалось в одно.
Полицейский кивнул в ее сторону и кто-то из соседей ответил:
– Дочь ее...
Затем немного тише, но вполне разборчиво проговорил:Странная была женщина, точно не от мира сего. Все дома сидела. Верно не работала нигде. Бывало нарядится, словно на бал – в блестящие такие платья, прямо как по телевизору показывают и ходит туда-сюда по двору. И сама с собою говорит, на окружающих даже не смотрит, не замечает. Мыслимо, каждый день новое платье одевала! И откуда только такой гардероб? Не работала ведь. Да и мужиков не видно было, хоть и красивая страшно.
Кто-то из полицейских повел ее домой. Она не помнила, как вошла в квартиру, не помнила, как отвечала на его вопросы, не помнила, как в руке у нее оказалась записка, написанная рукой матери. Смысл слов не сразу дошел до ее сознания, пришлось вчитываться несколько раз. В ней говорилось: “Прости меня, зайка, но я больше не могу так жить. Своим нытьем я тебе только мешаю. К тому же чувствую, что все чаще теряю связь с реальностью. И это пугает меня. Боюсь однажды совсем не вернуться. Что ты будешь делать со мной? В психушку я не хочу. Здесь мне нет места – это я вдруг отчетливо поняла, будто проснулась. Не злись на меня и постарайся понять. Там я буду с ним, нам будет хорошо. Мама”.
