Текст книги "Беременна от брата жениха (СИ)"

Автор книги: Ксения Громова

Соавторы: Амина Асхадова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 22

Год спустя основных событий

Сегодня был первый день командировки Андрея. К счастью меня прошлой и к сожалению меня настоящей, продлится она недолго, всего три дня, и хотя бы это время я желала провести с малышкой вдвоем, наедине. Без мужчины, которого я, с собственному удивлению, более не любила...

Забавно, но будь Андрей чуточку внимательнее раньше, в нашей жизни все было бы хорошо. Если бы он проявлял тогда такое внимание ко мне, какое он проявляет сейчас, то и жизнь сложилась бы иначе. Теперь же его забота и внимание кажутся до отвращения лишними, ненужными, надоедливыми.

Домашние дела были переделаны, Андрея я проводила еще с утра, а малышку уложила на обеденный сон. Она была послушная, моя дочка понимала, как ее маме хотелось подумать... побыть в одиночестве, прислушаться к этой тоскливой тишине.

Я устроилась с чашкой горячего чая, пока Ульяна сладко сопела.

Думала ли я, что захочу сбежать из этого дома? Что мужчина моей любви перестанет быть таковым и что эта самая любовь пройдет столь быстро? Думала ли я когда-то, что у меня появится ребенок от другого мужчины, не от Андрея?

Боже мой, зачем я снова начала думать об этом? Зачем?

К счастью, мои мысли вскоре прерываются. Телефон начинает вибрировать, и я, чтобы окончательно не податься мрачным мыслям, быстро поднимаю трубку. На экране отображается знакомое мне имя.

– Вика, Андрей уже уехал? – слышу радостный голос подруги.

– Да, Лерка, – облегченно выдыхаю я, – давай не сегодня. Придешь завтра?

– Хочется побыть одной? – догадывается Атаманова.

– Прости... хочу, – шепчу я.

– Понимаю, Вик. Понимаю. Приеду завтра, но от ночевки тебе не отделаться! Я с нетерпением жду, когда смогу потискать вашу с Тимуром малявочку!

– Лера... Что ты говоришь такое? – до боли кусаю губу.

– До завтра, милая, – пропела Лера, чмокнув меня напоследок.

Откладываю телефон в сторону, сбрасывая звонок. Лера упорно напоминает мне о том, что Ульяна – дочь Тимура. Да, я больше не испытываю прежних чувств к Андрею, но все было бы проще и лучше, если бы я была беременна от него. Мне бы не пришлось врать и бояться правды.

Ведь было бы проще, не так ли? Может быть, и не успело бы все разрушиться между нами с Андреем, а дочь объединила бы нас. Теперь же... я в западне.

Смотрю на бескрайний лес, что расстилался из окна в спальне Тимура. Отсюда вид лучше. Или воспоминания здесь лучше? Впрочем, и то, и другое заставляло меня неизменно приходить сюда, садиться на широкий подоконник, на котором когда-то сидел сам Чернов-старший, и просто сидеть, о чем-то мечтая.

Я снова глубоко вздыхаю, а сердце все никак не может успокоиться от того ритма, что задала нам жизнь. Я прихожу сюда, чтобы посмотреть на белоснежный лес, но на деле я прихожу сюда не по этой причине. Действительно ли вид лучше? Нет, здесь просто спокойнее, а наша спальня с Андреем давно перестала быть таковой для меня.

Телефон снова вибрирует. Лера, милая, я ведь хочу побыть в тишине...

Поднимаю телефон, но вижу на экране совсем другое.

То, от чего мое сердце ухает вниз.

Обрывается где-то ниже, так, что я перестаю слышать даже собственное дыхание.

«Здравствуй, Вика…»

Сначала прихожу в себя, а затем незамедлительно печатаю ответ:

«Кто это?»

«Как дочка?», – приходит в ответ.

Два слова, но... сколько же эмоций.

Проходят минуты, прежде чем я начинаю правильно дышать и даже могу двигаться. Экран телефона давно потух, и тогда я снова разблокировала его, чтобы прочитать предложение из двух слов еще раз.

Не знаю наверняка, но чувствую адресанта. Больше просто некому объявляться в моей жизни с неизвестного номера и спрашивать о дочери.

Не понимаю зачем, но я отвечаю. Руки сами делают это, не слушая разум хозяйки:

«Спит», – клацаю пальцами по сенсору.

В этой комнате все осталось так же, как и было перед его отъездом. То же белье, та же кровать, те же окна и шторы, вид из окна. Я никогда и ничего не трогала здесь, только приходила посидеть на теплом подоконнике, чтобы забыться или, наоборот, задуматься о решении проблем.

И вновь я устремляю взгляд в окно. Давно я не вспоминала о Тимуре, давно выбросила из головы, занятая другими проблемами, и теперь же появление этого незнакомца стало для меня серьезным эмоциональным ударом.

Пытаюсь думать о чем-то другом, наслаждаться одиночеством, но то и дело подрагиваю от ожидания того самого звука о приходе сообщения. Как же он узнал, что Андрей отправился в командировку? Ведь не может это быть стечением обстоятельств, верно?

И вскоре вздрагиваю. Приходит еще одно сообщение…

«Поздравляю… вас»

Пока думаю, что написать в ответ, молчу. Надо бы ответить, но какой в этом смысл?

– Какой смысл? – проговариваю вслух самый важный вопрос.

В итоге я решительно откладываю телефон с полной уверенностью в том, что наш короткий разговор окончен. Черт возьми, и откуда же такая уверенность в том, что это Тимур?..

Думаю, что разговор окончен, но мои глаза уже читают следующее смс:

«Как назвали?..»

«Ульяна…» – незамедлительно печатаю в ответ.

Вздыхаю, откладываю телефон. Похоже на безумие, но уже читаю следующий ответ:

«Мне нравится», – коротко.

Снова замолкаю, рассчитывая на одиночество. Нам с ним больше не о чем говорить. После той истерики в нашу последнюю встречу – говорить более не о чем.

А ведь случилась действительно истерика. Я кидалась на него с кулаками, умоляя убраться восвояси, и он убрался. Исчез, уехал, убрался. Выполнил мою просьбу, разве можно было винить его в этом? Во всем остальном винить было можно, и я винила, но в том, что он выполнил мою просьбу и уехал… едва ли.

«На кого больше похожа?»

Едва не смеюсь тем самым истерическим смехом, но только боюсь разбудить сладко спящую малышку. Вот же ирония, не правда ли? Перевожу взгляд на заснеженные деревья, но вскоре хватаю телефон и набираю ответ…

«На тебя», – хочется мне ответить, но вместо этого ввожу совсем другие буквы.

«На меня. Немного на Андрея». Отправляю сообщение.

Боже, что мы делаем? Чувствую, что хожу по очень тонкому лезвию, поэтому решаю тут же закончить эту сумасшедшую переписку, будущего у которой нет.

Почему он решил засветить свой номер, если скрывается даже от отца?

Я начала вспоминать…

Альберт Чернов на выписке был совсем не свой. Не столько внучку на руках держал, сколько интересовался у меня о Тимуре. Почему у меня? Я не знала, но Андрей стоял рядом и молчал, никак не защищая меня от неприятного разговора.

– Я не знаю, Альберт Артурович, почему ваш сын так стремительно покинул Россию, – объясняла я в тот день, когда мы ехали с малышкой домой.

Вот и весь наш разговор. Однако, Альберт был действительно в замешательстве, и я поняла, что он сильно хотел увидеть своего старшего сына. То ли скучал, то ли тот был необходим ему для дела.

Смотрю на темный экран телефона.

Кажется, собеседник замолк. Последнее сообщение не понравилось? Или ему так ненавистно имя собственного брата?

«Если на тебя, значит, красивая девочка…», – вскоре приходит ответ.

Тело охватывает мелкая дрожь от этого странного и до боли безумного сообщения. Зачем он вновь объявился? Спустя столько времени!..

Мне не хочется спрашивать ни адреса, ни того, где он пропадает. Не хочется говорить, что его ищет Альберт Чернов. Не хочется рассказывать о повседневности.

А хочется молчать.

Как же хорошо, что Андрей уехал. Иначе бы он мог случайно прочитать эти сообщения, и что бы тогда было?

Или Тимур знает, что Андрей уехал?

Который раз я замолкаю первая. Не вижу смысла в этих сообщениях.

Объясняю это тем, что дочь слишком связала мое настоящее с моим прошлым. Теперь каждый звонок из прошлого – доводит до дрожи. Смысла не вижу, а почему-то реагирую. Немного болезненно…

«Как ты, моя девочка?»

«Твоя девочка добавляет тебя в черный список. А вот с Викой все хорошо…»

Боже… Пожалуй, это самое длинное сообщение данному адресанту. Долго читает… или долго думает, что ответить? А, может, решил вовсе не отвечать? Было бы хорошо.

Этой переписке пора было действительно прекратиться

Но собеседник считает иначе:

«Понял, принял. Рад, что у Вики все хорошо…»

Понимаю, что если я промолчу, то это будет четвертый намек на нежелание вести беседу. Чувствую где-то внутри, что Тимур, хоть и настойчив, но биться в закрытые двери перестанет... ненадолго. Уехал ведь, когда я у меня случился приступ ненависти? И сейчас перестанет… наверное.

«А как ты?..», – сжимаю телефон покрепче и бросаю взгляд на спящую Ульяну.

Моя девочка, послушная моя девочка. Позволяет маме побыть наедине с собой… Понимает, что мне это необходимо.

«Словно мертв. Однако, через два дня у меня состоится бой, и я вновь почувствую себя живым в эти моменты радости»

«Хочешь жалости?», – грубо, но получается только так.

«Ты спросила, я не солгал».

Усмехаюсь. Выкрутился.

Бросаю взгляд на часы и понимаю, что со всеми перерывами в нашем общении прошло несколько часов. Ульяна начала ворочаться, сладко посапывая при этом. Времени остается немного, а побыть наедине со своими мыслями так и не удается, но сожаления нет. Вторжение Тимура в мой телефон было не таким болезненным, как жизнь бок о бок с Андреем.

«Мне пора. Ульяна просыпается», – отправляю, слезаю с окна и подхожу к малышке.

Проснулась, и правда. Смотрю в ее большие темные глазки и улыбаюсь, она сладко причмокивает, а затем начинает хныкать. Беру на ручки и оставляю нежный поцелуй на ее пухленьких розовых губках бантиком.

«Передавай Уле привет…», – приходит последнее сообщение.

Хоть и нет подвоха, но все равно вздрагиваю от последнего сообщения. Веет тайной, чем-то неизведанным, моим страхом. Кажется, что в этом сообщении совсем другой смысл, но качаю головой и стараюсь не думать об этом.

А сокращение красивое. Я еще не думала над «Улей»…

Вновь игнорирую сообщение, забываясь повседневными делами…

* * *

Я для них исчез, я для них пропал. У нее своя семья, ребенок, ведь так? Я там лишний, мне было проще оборвать все связи, чтобы оставить ее в покое. Как она меня о том просила. Иначе я бы не оставил ее, и что с того, что ребенок не мой? Мое предложение улететь в Польшу вместе со мной действовало без каких-либо условий, мне стало неважно, чей это был ребенок.

Но она не хотела меня видеть. Вплоть до истерики. А истерики у беременных заканчиваются плохо, я знаю это на деле.

Я смог пересилить себя и не натворить дел, а просто уйти, уехать, улететь.

Боже, как же недавно это было. Казалось бы. Но на самом деле прошло полтора года, как я не видел ее. Как узнал, что она на втором месяце беременности. Она просила меня уйти вплоть до угроз, и я ушел. Слишком много натворил дел, чтобы позволить себе рисковать ее ребенком – Вика была в опасном состоянии, когда билась в истерике, била меня и умоляла исчезнуть из ее жизни.

Я хотел обернуться в тот миг, чтобы посмотреть на нее, но понял, что окончательно потерял ее, так и не обретя. Я просто ублюдок в ее глазах. С машиной, огромным домом в Польше и черствым сердцем. Просто боец, который нах*р не сдался ей. Но только я знаю, насколько сильно мне осточертел этот дом, а точнее – одиночество в нем. В моем глупом сознании тешилась надежда, что с Викой здесь было бы иначе, но предложение полететь вместе со мной действительно было глупым. Разве мог я надеяться на то, что она уедет со мной?

Во время ее истерики я понял, какой бред я тогда предложил ей. Она твердила, что беременна от Андрея, и я поверил в это окончательно только здесь, в Польше, когда отслеживал новости о ней. Она родила, и все встало на свои места. Меня тогда еще не было, ребенок действительно от Андрея.

Но сейчас, спустя полтора года, я сидел в этом одиноком доме на веранде, смотрел на густой лес и ловил себя на мысли, что хочу написать ей. Под любым предлогом просто напомнить о себе. Она не ответит, даже добавит в черный список, не ответит, но мне хотелось, чтобы она подумала обо мне хотя бы на одну сотую часть того, сколько я думаю о ней все это время.

Как выглядит девочка? Как назвали? Я не знал. Я ничего более не пробивал, чтобы не тревожить незажившие раны. Зачем это? Наши жизни пересеклись лишь однажды, чтобы смиренно разойтись навсегда.

Хотя у меня была возможность узнать все. Даже увидеть девочку, я бы непременно нашел способ увидеть малышку. Но зачем, если я увижу там только копию Андрея?

Я слишком далеко зашел в своей мести и жестокой игре с Викой, чтобы иметь право на что-то в их жизни.

Но написать захотелось. Сейчас, спустя столько времени…

И я нашел предлог – поздравил ее с рождением дочери. Выяснить, что родилась девочка, не составило труда, и я остановился на этом.

Как я и ожидал, Вика поняла, кто ей пишет. Как и ожидал, желания отвечать у нее не было, и вскоре наш диалог окончился. Он был коротким, но уж слишком он был живым, слишком желанным и долгожданным, чтобы я смог остановиться…

Глава 23

Моя девочка спит, сладко посапывая и причмокивая своими губками, она даже не подозревает о терзаниях, которые изранили мою душу от и до. И я надеюсь, что она никогда о них не узнает, ибо я сильно боюсь разрушить ее покой – независимо от того, сколько Ульяне будет лет. Я сделаю всевозможное, чтобы она ни в чем не нуждалась – сумма, накопленная мной, позволяла жить многие годы, ни о чем не заботясь. Но, конечно, заботиться я буду, как только дочка подрастет и станет ходить в садик, я начну работать, приумножая то, что у нас с нею будет.

Я рассчитала все от и до. Сумма, которой я располагаю, обеспечит нас на долгие годы, примерно – на десять лет. Все рассчитано даже с учетом форсмажорных обстоятельств, если брать среднестатистическую зарплату недалекой провинции, в которой я планирую жить. Москва не для нас, и на это есть две причины: слишком дорого, чтобы позволить себе не работать до детсадовского возраста Ули, и слишком мало одной Москвы, чтобы уживаться здесь вместе с Андреем после нашего грядущего развода.

Развод… Наступает время, когда я должна буду сказать об этом Андрею. Поговорить.  Убедить его в том, что наша семья перестала быть таковой еще до рождения Ули, он и сам это чувствует, он и сам это поймет. Я надеюсь.

Прошел год после рождения дочери, сколько раз он подходил к ней? Сколько раз он с нею играл? Я задавала эти вопросы не только себе, но и ему, на что он отвечал неизменно. Ему была важна душевная часть наших отношений, отношений мужа и жены, а никакого тепла между нами больше не было. Не стесняясь, Андрей винил в этом меня, а я смотрела в его лицо, пылающее какой-то глубокой, еле заметной агрессией, и не знала, как сказать ему правду.

– Тебе даже плевать на то, что я возвращаюсь поздно.

– Ты работаешь, – неуклонно отвечала я, изображая супружеское понимание.

– От меня несет женскими духами, Вика! – взорвался он однажды.

Я прикрыла глаза, глубоко вздыхая. Я чувствовала. Я всегда чувствовала эти духи – то сладкие, то горькие, то игривые, то какие-то ядерные, от которых меня выворачивало наизнанку. Не от боли, нет, они просто были безвкусными.

Я все знала, чувствовала, все видела, но мне нужно было еще немного времени – Уля должна подрасти, мне нужно было скопить еще немного денег, мне нужно было заочно найти агента, который подберет мне квартиру неподалеку от Москвы. Кажется, что все так легко – собрал вещи, схватил ребенка под подмышку и побежал, куда глаза глядят. Только вещей – чемодана два, и это только с детскими вещами, ребенка не схватишь под подмышку – ведь это ребенок, и бежать, куда глаза глядят, непозволительная роскошь для матери с грудным ребенком, и поступать столь необдуманно с Ульяной на руках я не имела права. Это было глупо.

Поэтому пока агент ищет подходящую квартиру, я составляю свою речь о разводе, которую буду говорить Андрею. Тем временем Андрей и сам понимает, что семьи больше нет. Он зависает где-то ночами, порой напивается, порой просто приносит в дом запах чужих духов и чужой женщины, а я добила его окончательно тем, что переехала в другую спальню.

Семьи больше нет.

Любви больше нет.

Есть только демон прошлого, который сидит глубоко в душе Андрея, и я боюсь, что однажды этот демон выйдет наружу. Демон по имени Ася.

Ничего больше нет, кроме дочери, которую я люблю больше жизни. Я помнила все: и тот день, когда она была зачата, и насилие. Но дочь я все равно люблю, как может быть иначе? В чем виноват ребенок?

Сейчас я понимаю, что оба брата в чем-то похожи. Удивительно, но похожи: один насиловал меня физически, Андрей же – морально. Морально давит, морально бьет тем демоном, который с каждым днем показывается наружу все больше и больше. Несмотря на то, что я пытаюсь угождать мужу, каждый раз появляются новые психи – Андрей зациклен на том, что я стала холодна к нему, равнодушна, хотя я изо всех сил стараюсь показывать обратное. Однако, последней каплей было то, что…

– От тебя действительно пахнет женскими духами. Но ты ударил меня, помнишь? В первые месяцы после рождения Ульяны, когда я крутилась возле детской кроватки, а ты ждал, когда же я приду к тебе, когда же уделю тебе время. Ты ударил. Помнишь?

Он ударил, а я упала и ударилась о ножку детской кроватки. Тогда я лежала со стеклянным взглядом и видела, как рушатся остатки того самого фундамента, что мы строили несколько лет вместе с Андреем. Сейчас, спустя время, я могу говорить об этом спокойно, а тогда я не осмелилась рассказать об этом даже Лере.

– Хватит об этом напоминать! – широкая вена вздулась прямо на лбу некогда любимого мужчины, – она кричала уже несколько часов, а ты никак не могла успокоить свою дочь! В конце концов, у всех это бывает. Подумаешь, дал пощечину…

– Она и твоя дочь тоже. И это была не пощечина, Андрей, – пытаюсь возразить мягче, ведь демон просачивался все больше и больше.

И Андрей меня уже просто не слышал.

– А я пришел после тяжелого рабочего дня и всего лишь хотел твоей любви…

– В тот день от тебя пахло другой женщиной.

– Если бы ты была более ласковой со мной!.. Но это уже слишком, когда собственная жена воротит нос! Хотя ты даже в порядок себя привела после родов, фигура стала еще лучше…

В следующую секунду глаза Андрея сощурились, а я поняла, что демон жил в нем всегда. Сначала демон проявлялся в невнимательности – Андрей не замечал того, что происходило между мной и Тимуром. Затем демон проявлялся в равнодушии – Андрей замечал, но не реагировал… словно боялся чувства дежавю, ведь нечто подобное было в истории Аси, которую вспоминать он просто-напросто не хотел. Если вспомнит – то все пропало. Теперь демон проявляется в обиде и негодовании, что же будет дальше? Я не знала, но точно поняла одно – пора было уходить.

– Для кого ты приводила себя в порядок? Если не для меня, то для кого?

Едва не поперхнувшись, я не смогла ничего ответить. Он словно чувствовал, что Уля – не его дочь. Мужчины ведь тоже что-то чувствуют, так? Поэтому он так мало времени уделяет ей, потому что чувствует.

– Все свободное время я уделяю Ульяне. Я даже не притрагивалась к тренажерам, только изредка плавала в бассейне. Ты об этом?

Пытаюсь оправдаться. Но зачем?

– Между нами больше ничего нет. Ты стала холодна, ты стала чужой, словно вы с ней, – он махнул рукой в сторону нашей с Улей спальни, – чужие. И она тоже!

Сказал Андрей и замер.

Я тоже застыла изваянием, не в силах что-либо сказать.

Да, она тебе чужая. Не пора ли сказать правду? Сердце трепыхалось в груди, израненное…

Правду?.. А если снова ударит? Но это было не так страшно, как если он тронет мою дочь.

После этого разговора прошло немного времени, но я так и не осмелилась сказать Андрею правду. Да, я тогда промолчала, а он развернулся и ушел.

Я чувствовала, что время еще не пришло, нам с Ульяной было некуда уходить – риелтор говорила: «Уже вот-вот, вот-вот», но видимых результатов не было, а рисковать я не видела смысла, ведь Андрей затих и несколько раз даже предлагал какую-то помощь.

Со дня на день я скажу Андрею о разводе, а там, если он начнет угрожать о лишении родительских прав, я расскажу правду, что ребенок не его. И будь, что будет, к тому времени я буду готова.

Еще чуть-чуть, уговаривала я себя, еще чуть-чуть.

Особенно я уговаривала себя так в момент нашей последней близости – именно та ночь заставила меня переехать в спальню Тимура…

Около года назад…

Рука Андрея беспрепятственно скользнула к моей груди и сжала ее, а я от бессилия прикусила губу и едва не взвыла от отчаяния. Его сильные руки притянули меня к себе, и я уперлась спиной в его грудь. Это было состояние ни жива, ни мертва, именно оно.

– Андрей, я устала... Давай просто ляжем спать?

– Я сниму твою усталость, милая...

Задрав мою сорочку, Андрей что-то прошептал мне на ухо, сместил трусики в сторону и приподнял мою ногу, чтобы было легче войти в меня. грязная картина заставляла меня морщиться от неприязненности, все с Андреем стало таковым – противным, ужасным, тошным…

– Прекрати. Сказала же, не хочу, – процедила я.

Но он не слышал меня. Или не хотел слышать.

Где-то шустро зашумела упаковка презерватива, а в следующую секунду он толкнулся в меня.

– Я люблю тебя, Вика. И ты меня любишь, да? – шептал он.

Не знаю, сколько прошло времени, пока он стонал, а я вздрагивала от тупых механических движений в мое тело.

– У нас с тобой все хорошо, – убеждал он скорее себя.

Я выждала последние секунды, после которых Андрей поднимается и уходит в душ. Как обычно, надолго, этим самым позволяя мне уснуть или просто прийти в себя.

С неприязнью поднимаюсь с нашего супружеского ложа, неосознанно хватаю телефон с полки и ухожу в другую спальню, где тоже есть душ. Не хотелось ждать, пока выйдет Андрей.

С особой настойчивостью я намыливаю свое тело, стирая остатки прикосновений и жестоких ласк. Ласк, которые не приносили ровным счетом ничего. И я по-прежнему считала, что в этом была вина... Тимура.

Я больше не умела получать удовольствия. Или Андрей стал совершенно чужим, но я слишком запуталась, чтобы понять причину…