Текст книги "Беременна от брата жениха (СИ)"
Автор книги: Ксения Громова
Соавторы: Амина Асхадова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)
Глава 28
Я собирался повернуться, чтобы допросить этого ублюдка, сколько прошло минут, но не успел.
А через несколько секунд, совершенно позабыв о том, что я не добил Андрея, я получил удар в спину. Ножом. Не сразу понимаю, откуда слышится болезненный хрип-стон-выдох: то ли от Андрея, то ли от бледной Вики, которая не подавала признаков жизни, то ли от меня, ничком падающего на бетонный пол…
«Твою мать!.. Вот и пригодилась Лера со своей бригадой скорой…», – успело пронестись прежде.
* * *
Больничная палата стала для меня завершением того ужаса, что творился в том самом пыльном и темном подвале. Но неважно, насколько холодный был подвал, важно то, что я в нем узнала.
Я осторожно изменила положение, однако, легче все равно не стало…
И кто бы только догадался, что это был не подвал и никакая не камера, а самая настоящая комната, расположенная на уровне первого этажа? И зайти в эту комнату, что напоминала именно безжизненный подвал, представлялось возможным лишь через ванную некогда нашей с Андреем спальни.
Я не догадалась. Все те годы, что комната существовала в нашем доме, я не догадывалась о ее существовании.
Но эта комната не была похожа на все остальные. От нее веяло сыростью, затхлостью, в ней было холодно и грязно. Альберт Чернов сказал, что если постучать по этой стене снаружи, с улицы, то можно без труда догадаться, что соорудил эту пристройку далеко не профессионал. Как предположил Альберт, Андрей сооружал помещение сам, без чьей-либо помощи.
Все, на что был способен Андрей – это жутко неровные и, к тому же, хлипкие стены, а также отсутствие теплоизоляции и систем теплоснабжения, а самое главное и ужасное – это перегруженные проводки, из-за чего в любой момент могло произойти замыкание.
А кто-то в одиночку горазд строить целые дома. Велика разница.
– Тимур сейчас руководит демонтажем пристройки и ремонтом в вашей ванной, – проинформировал Альберт Чернов.
– Спасибо, Альберт Артурович. Но мне все равно, я же сказала, что отказываюсь от этого дома, – заявила я, смотря в идеально ровный потолок.
– Какие у тебя дальнейшие планы, Вика? – понизив тон, спросил Альберт.
Он шагнул к стулу рядом с моей кроватью, сел и задумчиво воззрился на меня.
– Я постараюсь помочь со всем, что будет в моих силах.
– Еще несколько дней назад я лежала в реанимации и была подключена к искусственной вентиляции легких. Я была на грани жизни и смерти… поэтому сейчас говорить о планах даже несколько иронично, – усмехаюсь я.
– Прости. Прости, Вика, – стушевался отец Тимура, – если бы я только мог загладить перед тобой вину за... него.
Вспомнив, как Тимур ломился ко мне в палату, едва меня перевели из реанимации, я решила заявить об одном своем явном намерении:
– Я хочу уехать. Хочу уехать из Москвы.
– Уехать… – задумчиво произнес Альберт, и я увидела, как мое решение сильно задело его.
– Недалеко, – добавила я, – поскольку у меня здесь родители, да и вы с Еленой Михайловной будете скучать по Ульяне…
Затем я спохватилась:
– Постойте!.. Как себя чувствует Елена Михайловна?
Чернов-старший потер свое лицо ладонями, и в этом жесте я увидела отражение Тимура. Да и в его лице, в его мимике – только Тимур. Андрея здесь нет, Андрей – не его сын. Удивительно, но, когда узнаешь правду, с твоих глаз словно исчезает пелена. Без правды ты веришь, веришь во что-то, и глаза – тоже верят.
– Она пережила инфаркт, – вздохнул Чернов, который словно постарел за эти дни на несколько десятков лет, – ее тоже вчера перевели из реанимации, поэтому я после нее сразу к тебе заехал. Теперь ей предстоит долгая реабилитация, но она очень просила передать тебе ее искреннее соболезнование и… прощение за Андрея.
– Ох…
Мои кончики пальцев дернулись, едва я услышала это имя – Андрей... То, что случилось с женой Альберта, повергло меня в шок, когда я пришла в себя. Слава богу, что все остались живы. В том числе и я…
– Не нужно было ей говорить, что меня задушил Андрей, которого потом до полусмерти избил Тимур. Хорошо, что вы вовремя остановились и не сказали о том, что и Тимур получил ножевое ранение.
Альберт нервно и коротко улыбнулся. Да, нервы зашалили у мужчины тогда дико. А как бы вела себя я, будь в сознании? Вот Лерка там кричала до беспамятства и рыдала навзрыд так, что пришлось и ее откачивать корвалолом.
– Я сейчас это понимаю, Вика. А в тот день, когда мы приехали к вам домой, нас поглотил ужас и страх. Кругом возле дома машины скорых, куча полицейских, черные тонированные фургоны возле дома… Я ведь пошел разбираться, оставив ее снаружи, а когда вернулся, она начала требовать от меня ответа… Я и сказал ей, как есть, а она сразу за сердце и оседать начала. Из ожидающей скорой сразу выбежала бригада, та же бригада подкрепление вызвала в крупномасштабном объеме. В итоге вскоре пять машин скорой стояло у дома. Соседи проехать из-за скопления машин не могли. Тебе, Андрею, Тимуру… и нам с матерью оказывали помощь.
– Да… – выдыхаю я, отведя взгляд от мрачного Альберта.
Ульяна, наконец, спокойно уснула. Лера все это время была рядом с ней, за что я была сильно благодарна подруге.
– Спасибо, что моим родителям не стали ничего говорить. Я не знаю, что бы с ними стало… – слезы навернулись на глаза.
– Это все Лера, твоя подруга за нас решила. Она сразу предупредила, что у твоего отца проблемы с сердцем, и, если мы не хотим, чтобы были еще жертвы, нужно молчать. Пока не узнаем о твоей судьбе… – мрачно закончил он.
Альберт Чернов без раздумий принимал участие во всем, что касалось безопасности его внучки, и сейчас мы с Ульяной находились под присмотром врачей в одной из лучших клиник города. Не могу отрицать того, что и Тимур приложил к этому руку, выбрав для нас с дочерью самую комфортную палату.
– Тимур знает, что Андрей ему не родной брат? – тронула я хрупкую тему.
Альберт ответил без раздумий:
– Знает. Конечно, с детства знает. О чем еще Андрей рассказывал?..
– О всяком, Альберт Артурович. В основном о девушке Асе, – отмахнулась я.
– Асю я знал совсем немного. Не больше месяца. Она очень молчаливая была, поэтому мне нечего о ней сказать кроме того, что Тимур очень любил свою невесту. Ну ладно, ты отдыхай, а я пойду.
Его родители даже не подозревали о произошедшем много лет назад.
– А почему он об Асе говорил-то? – нахмурился Альберт.
Я пожала плечами, стараясь сделать это как можно беспечнее. Совсем по-отцовски он обнял меня, затем подошел к кроватке Ульяны, но побоялся ее растревожить. Уснула ведь только-только. Затем мы попрощались, а мне после разговора с ним стало как-то… легче что ли? Да, намного легче…
Тимур… На протяжении всей недели он рвался сначала в реанимацию, когда я пришла в себя, а затем, когда меня перевели, он пытался проникнуть в палату, но его не пускали. Я согласилась увидеть только Альберта, и все это время ко мне захаживала Лера с Ульяной. Сегодня, наконец, я смогла ухаживать за кем-то, кроме себя самой, и дочь оставили при мне.
Однако, как бы сильно я не хотела его видеть, поговорить нам было необходимо. Не о личном. Ему нужно было собрать факты для того, чтобы он позаботился о дальнейшей судьбе своего брата. Хоть и не родного.
А знает ли Тимур правду об Асе? И почему мне никто не сказал о том, что они с ним не родные братья? Я не знала даже таких грубых вещей, но и поднимать тему об этой девушке, из-за которой меня едва не убил Андрей, я не хотела.
Табу. Табу на Асю и на все их семейные секреты.
Я желала лишь поскорее встать на ноги, улучшить самочувствие и покинуть этот город раз и навсегда.
А для этого мне предстояло поговорить с Тимуром. Один раз. Я пишу ему сообщение, морально настраиваясь на тяжелый разговор, а уже через полчаса раздается стук в палату.
– Как твоя рана? – спрашиваю я, едва он заходит в палату.
Знаю уже, что в порядке. Альберт сказал.
– На ринге бывало и похуже. Поверь, Андрей был тогда слишком слаб, чтобы нанести мне сильный удар. Он добился только эффекта неожиданности, потом подлатали врачи, и дело с концом. Здравствуй, Вика…
Я кивнула, нервно сминая в ладони простынь. Да, нервы мне не вернуть, но подлечить бы стоило. Только как? Тимур совсем не дает покоя, настойчиво объявляясь в моей жизни.
– Расскажи мне все, как было. Так нужно, Вика. Чтобы я больше не возвращался к этому, – попросил, именно попросил Тимур.
Я отвела взгляд, хотя и чувствовала, что он продолжает смотреть на меня. Наверное, «ощупывает» мои запястья, которые еще неделю назад были стерты до дикой боли. Теперь же на них желтые синяки и боль при давлении. Однако, уже не такая, как была поначалу.
Головные боли от ударов стали мучить меньше лишь ненамного. Врачи сказали, что должно пройти много времени, чтобы такие потрясения больше не донимали тело. Я согласилась. Время лечит, но только физическую боль. Душевную – едва ли…
Поворачиваюсь. Вижу, как его взгляд скользит выше по больничному одеянию, и вскоре его глаза останавливаются на шее. На эти отметины мне было страшно смотреть. Я стараюсь не подходить к зеркалу, чтобы не видеть свое бледное исхудавшее лицо, а вместе с тем и шею. Скоро заживет.
– Но если ты не хочешь, то мы больше никогда не будем поднимать эту тему. Прости, тебе, наверное, хватило вопросов со стороны полицейских.
– Я могу поговорить. Психолог сказала, что если об этом говорить, то станет легче. С ней или с кем-либо другим, но не более первого месяца. Дальше – забыть.
Тимур молча кивнул. Психолог в этой клинике была хорошая, после каждого сеанса мне становилось если не легче, то проще жить. Продолжать жить.
– Андрей признался мне, что тогда подменил мои противозачаточные на какие-то витамины.
– Что? – лицо Тимура словно онемело.
– Он хотел детей – так это объяснил. А уже потом, в подвале…
Я ненадолго замолчала, чтобы собраться с новыми мыслями и продолжить:
– В подвале он рассказал мне об Асе. И ребенок, которого так хотел Андрей, был для него лишь избавлением от чувства вины за самоубийство беременной Аси. Он сам это сказал. Сейчас я понимаю, что он действительно был болен.
– Он подменил противозачаточные на витамины? – никак не отходил Тимур.
От него ощутимо исходил шок.
– Да, да… Я не понимаю, почему мы жили столько лет, а я ничего не понимала. Не видела, не замечала, скорее так… Однако, стоило мне заикнуться о разводе, как его внутренний зверь вырвался на свободу.
– Ты чувствовала, что с ним было что-то не то?
– Тогда нет… Это я сейчас понимаю, что в последнее время он был сам не свой. Сейчас, зная правду, я отчетливо смотрю в прошлое и вижу, что он болен. Как я могла этого не заметить? Я не понимаю… – в удивлении шепчу я.
Я ухожу в себя. Тимур быстро переключается:
– Оказалось, что это была пристройка. В нее можно было зайти только через вашу спальню, а именно – через ванную.
Тимур вздохнул, прикрывая глаза. Его ресницы дрогнули, когда я продолжила говорить:
– Я не подозревала о подвале. Хотя я предполагала, что мы находимся в доме, поскольку последнее, что я помнила – это то, как Андрей тащил меня к лестнице, ведущей на второй этаж. Помню, как мое тело туда-сюда по лестнице… Помню. Но никогда бы не подумала, что это специально сооруженная пристройка в нашем доме, в нашей спальне.
– Вот, что так долго делал Андрей в душе – его там попросту не было, – мрачно хмыкает Тимур.
Я в изумлении замираю.
Об этом я еще не успела подумать.
– Он включал воду, а на самом деле спускался в пристройку, чтобы обустроить ее. Или чтобы побыть там, ведь несколько дней назад, когда я спустился туда, я нашел фотографии Аси. Распечатанные, старые фотографии, нечеткие. Я их сжег.
Болезненно сглатываю, не в силах что-либо сказать. Жить и не знать о том, что под тобой – адское хранилище прошлого, это удар в спину. Самый настоящий. Такой, который Андрей нанес Тимуру тем днем.
– Знал ли он сам, для каких целей он это делает? Я даже не знаю, что было у него на уме. Впрочем, навряд ли теперь он будет в состоянии рассказать…
– Значит, его никогда не было в душе. Он запирал дверь, включал воду и, о боже, спускался туда, куда притащит меня через несколько лет… Ведь там было все необходимое. Боже, как страшно…
Я снова начинаю вздрагивать от каждого шума. Такой шум исходил от стула, с которого встал Тимур с намерением подойти ко мне ближе. Я едва заметно дернулась.
– Теперь все будет хорошо. Его поместили в специальное место. Самое страшное позади, Вика.
Тимур сделал только шаг, но на подсознании все во мне тревожно всколыхнулось.
– Не подходи! Ладно? Оставь меня в покое, – нервно бросила я, стараясь не смотреть ему в глаза.
– Вика, нам о многом нужно поговорить…
– Даже не заикайся об этом. Уходи, сейчас я не готова тебя слушать, о чем бы ни шел разговор, – обессиленно шепчу я.
– Мы ведь поговорим, правда?
– А нам есть о чем? – грубо обрываю я, – я благодарна тебе за то, что ты спас мою жизнь. Об одной лишь мысли о том, что Ульяна осталась бы сиротой, меня… бросает в дрожь. Удивительно, как мать может волновать судьба ее ребенка больше, чем собственная жизнь, но это правда. Это так.
– Я переживал. Я боялся. Мои мысли о твоей судьбе просто выносили мне голову, и я уже передумал обо всем, о чем можно было только подумать! Но самое главное, что в тот момент, когда я отбросил этого ублюдка от твоего тела, я прочувствовал одну не утешающую, но важную мысль: поверь, я бы никогда не оставил твою дочь. Ульяна никогда бы не осталась сиротой. Я клянусь.
Наше сражение взглядами длилось недолго – позвонила Лера. Она хотела заявиться и сегодня, но я попросила дать мне передышку. Правда, было тяжело разговаривать… Она понимающе согласилась навестить меня завтра, и мы попрощались.
Никто из нас двоих так и не смог прервать тишину. Первой подала голос Ульяна, которая проснулась и требовала к себе внимание. Тимур сделал шаг к детской кроватке.
– Не нужно… я сама, – шепчу я, теряя голос от страха.
Но Тимур только хмыкнул. С замирающим сердцем я смотрела на то, как его руки с осторожностью поднимают мою крохотную дочку.
– Она сейчас будет плакать. Ульяна боится чужих людей, она даже к Андрею долго привыкала… – бормочу я, пытаясь унять свое разбушевавшееся сердце.
Картина маслом: отец и дочь.
Мотаю головой, отталкивая чуждые мысли прочь от себя. Нет, нет… Об этом нельзя даже думать, иначе вся многолетняя ложь всплывет наружу и… что будет дальше?
Дальше второй Чернов, который также влюблен в давно умершую девушку?
Который также травмирован воспоминаниями о ней?
В конце концов, он меня изнасиловал. Несколько раз. А затем у нас с ним была та ночь, когда его друзья подсыпали мне в чай вещество.
Ничего хорошего, как бы я ни пыталась, вспомнить было невозможно.
Чем же он лучше Андрея, которого упекли в психбольницу? И я уверена, что именно Тимур об этом с радостью позаботился. Вот та месть, которую он дождался. Самая лучшая месть, не правда ли? Быть съеденным собственным чувством вины…
Отвлекаюсь от собственных угнетающих мыслей и слишком поздно замечаю очевидный факт.
– Она не плачет?
Тимур качает головой, не поднимая на меня взгляд. Он рассматривает дочь в то время, как Ульяна тянет к нему свои маленькие ручки. Непроизвольно замираю, забывая дышать, а затем вспоминаю… о родимом пятне.
Это пятно я узнаю из тысячи. Я заметила его в первые дни после ее рождения и всякий редкий раз, в который Андрей вознамеривался взять Ульяну на руки, я маскировала его детским кремом. Ведь это пятно было только у Альберта Чернова и его старшего сына. Возможно, не только у них из рода.
Сначала я увидела его у Альберта, а затем на фотографиях и у Тимура.
Эта новость, это пятно – было ударом под дых.
– Все, отдай мне мою дочь, – поспешно произношу я, протягивая руки.
Тимур отвлекся, бросив на меня пронзительный взгляд.
Холодно стало вмиг.
Руки дрогнули, как и мой голос:
– Побыстрее. Дай же мне ее! И уходи.
Я занервничала, и это не ускользнуло от взгляда Чернова. Я видела это по тому, как он прищурил глаза и несколько секунд сканировал меня своим пристальным взглядом.
– Ты не хочешь со мной поговорить? – раздался его холодный голос.
Чего смотрит? Не понимаю. И о чем он это? О каком разговоре речь? Поскорее бы отдал мне дочь и ушел восвояси…
– Ты слышишь меня, Тимур? – меня бросило в дрожь, и я повторила, – отдай мне мою дочь! И уходи.
Это подействовало на Тимура, и вскоре он подошел к моей кровати. Однако, Ульяну отдавать не торопился. Да и она, что странно, не плакала в его руках…
– Больше не стоит приходить.
– Об этом нам и нужно поговорить, ведь Андрея больше не будет в твоей жизни, – уверенно прозвучало рядом, и он передал мне дочь.
– Если мне понадобится помощь после выписки, то я обращусь к своему свекру. Уезжай, навести маму, Тимур.
– Я только что от нее.
– Что ж, в следующий раз передай Елене Михайловне, что мне очень жаль. Я желаю ей, чтобы она поскорее поправилась…
Он кивнул, но перед выходом Тимур обернулся.
– Я ведь могу рассчитывать на один небольшой разговор? Ты не собираешься после выписки уезжать с Улей?
«С Улей…»
Тем временем я дотянулась до игрушки и принялась играть с дочерью, словно не замечая его присутствия и взгляда, того самого взгляда…
Глава 29
Он кивнул, но перед выходом Тимур обернулся.
– Я ведь могу рассчитывать на один небольшой разговор? Ты не собираешься после выписки уезжать с Улей?
«С Улей…»
Тем временем я дотянулась до игрушки и принялась играть с дочерью, словно не замечая его присутствия и взгляда, того самого взгляда…
Последний день в больнице тянулся для меня бесконечно долго. Стало легче, когда пришла Лера и начала рассказывать мне о своих буднях – о работе, о новом знакомстве в клубе, которое, как и всегда, не обошлось без приключений, и о своих родителях. Рассказывала о том, как они держатся друг за друга, если вдруг плохо себя чувствуют, а когда их здоровье приходит в норму – держатся в любви и благополучии.
– Я помогу тебе со всем, что ты задумала в своей темненькой голове, – улыбнулась Лера, махнув в ответ своими длинными локонами.
– Спасибо… Ты мне лучше скажи, зачем кричала в доме? Мне Тимур рассказал, как тебя пришлось откачивать другой бригаде скорой, – вспомнила я.
– Ой, не напоминай, – вздохнула она, отводя взгляд, – вся жизнь перед глазами пролетела, когда мне сказали, что ты не приходишь в себя. А уж когда я пришла в себя, так сразу к Ульяне пошла. Мне плохо было, но на нее смотрела – тебя вспоминала, прижимала к себе и пыталась не плакать.
– Горе ты мое…
– Кто бы еще говорил, – пригрозила она, – больше такого я не переживу! Имей в виду, Вика…
– Больше и не придется… надеюсь. Тимур Андрея упек в психбольницу. Он сказал, что Андрей превратился в овощ, сам себя уничтожил и… в общем, недолго ему осталось. Тимур пытался заверить, что Андрей больше не вернется в мою жизнь.
– Ох… – только и выдохнула Лера.
Тему мы закрыли вскоре, и подруга, как всегда, принялась нянчиться с Ульяной.
– Тебе бы своих детей, – заметила я с улыбкой.
Ее глаза заблестели, но она лишь отмахнулась, мол, какие ей дети? Она еще сама ребенок.
А затем пришел Тимур. Второй раз.
И, как оказалось, последний.
Лера к тому времени убаюкала малышку и тактично покинула нас.
– Я завтра за тобой заеду, – прошептала она.
Тимур проводил Леру взглядом, они кивнули друг другу. Не нарушая тишины, он подошел ближе ко мне и присел возле кровати.
– Я планировал заехать за тобой, – шепотом.
– Не стоит. Мы с Лерой и Ульяной уезжаем к моим родителям, – коротко, шепотом.
Он промолчал. Я только заметила, кинув взгляд вскользь, как он прикусил нижнюю губу, словно заставляя себя не настаивать. А он планировал настаивать, я ведь знала его.
Тимур кивнул, словно самому себе, а затем принялся что-то доставать из кармана. Черный пакет перекочевал на мою кровать. Нелегкий.
– Это деньги.
Я молча кивнула, встречая растерянный взгляд Чернова.
– Твои?
Не все мои. Просто накопленное. Но отвечаю иначе:
– Я копила их, чтобы сбежать от Андрея. Буквально через месяц я планировала уехать.
Тимур кивнул.
– Я нашел их в своей спальне.
– Я планировала заехать за ними завтра.
Оба молчим. О многом можно поговорить, но молчание – оно ведь лучше всяких слов, верно?
Но Тимур так не считал.
– Я подумал, что я слишком легко оставил тебя. Я почувствовал, что происходит что-то страшное. И в сердце вдруг закралась мысль, что я должен… должен приехать сюда. Словно от этого зависела чья-то жизнь…
– И давно ты здесь?
– Вернулся в Россию сразу, как только снес дом.
– Дом в Польше? – уточняю, замирая.
Это ничего не значит. Это ничего не меняет. Но почему-то холодок все равно пробегает по коже.
Удивление? Нет, здесь что-то другое…
Шок? Да мне его сполна хватило, нескоро еще подобное испытаю.
Наверное, это было равнодушие вперемешку с чем-то приятным. Однако, я постаралась тут же заглушить все непрошенное.
– Да, в Польше.
– Который ради нее строил? – мрачно вспоминаю рассказы.
Смотрю на Тимура в упор. Как отреагирует?
Вижу, как черты его лица напрягаются. Он прикрывает глаза, его ресницы вздрагивают, а лицо словно стареет на несколько лет.
Забавно.
Забавно, ведь у Андрея даже губы не вздрагивали, а лицо и его черты словно из камня высеченными становились. Ноль реакции снаружи, зато какой взрыв внутри.
Здесь же взрыв снаружи, но есть ли что-то внутри помимо разочарования, досады? Помимо отвращения к прошлому, которое так явно отразилось на лице Тимура?
– Который ради нее строил, – твердо отвечает Тимур.
С отвращением к прошлому.
– Я его снес. Как только родилась Ульяна, я снес тот дом, продал участок и уехал в Россию. Я все это время жил неподалеку.
– Зачем?
– Чтобы рядом быть… – выдыхает, пытаясь поймать мой взгляд.
Смотрю перед собой. Не понимаю, что чувствую и могу ли чувствовать.
– Я уезжаю. Больше рядом быть не нужно. Позаботься об Андрее в своих лучших традициях, чтобы мы с дочерью были в безопасности. Пусть он находится там, где больше никому не сможет причинить зла.
– Я позабочусь об этом. Куда ты уезжаешь? Неужели нет никаких шансов? Ты меня никогда не простишь?
– Тебе не смешно? – шепчу я.
– Когда-нибудь. Не сейчас и не через год, я ведь немногого прошу – просто быть рядом с тобой и Улей.
– Ульяна. Ее зовут Ульяна, Тимур, – поправляю я, – и она дочь Андрея.
– Мне все равно, – жестко бросает он, и я поднимаю на него взгляд, полный растерянности.
Тимур отчего-то сжимает челюсти, на его лице проступают желваки. Смотрит прямо в цель – на меня.
– Ты бы строил свою семью. Своих детей заводил, Тимур.
– Не нужно давать мне советы, Вика, – не грубо, но твердо.
– Вот и не нужно присутствовать в моей жизни. На это имел право только отец Ульяны и Альберт Артурович. Теперь нас с тобой ничего не связывает, Тимур. Пустота. Безжизненный мост. И плохие воспоминания.
– Я не хотел. Но увидел тебя в его постели, увидел счастливого Андрея и вспомнил, как он сделал это с моей невестой. Тогда, в самом начале нашего с тобой знакомства…
– Тимур, хватит, – ощущая боль во всем теле, я прищуриваюсь.
Не хочу это вспоминать! Я не готова! Мой организм просто не воспринимает слова Тимура, он не хочет вновь переживать все те события, не хочет!
– Это ни в коем случае не исключает моей вины, я осознаю все, что я сделал с тобой. Это невозможно не забыть. Но что, если я чувствовал месть только по отношению к Андрею, а не к тебе? И вскоре она, эта месть, стала мертва. Это чувство разрушилось под руинами того дома, и даже раньше. В ту ночь, на даче.
– Я сейчас не слышу тебя, Тимур. Я не готова, понимаешь? – бормочу я, а у самой все расплывается перед глазами.
– Послушай меня…
В последний момент замечаю, как его рука тянется к моей ладони. Он успевает коснуться ее прежде, чем я одернула руку, вздрагивая при этом.
Все кончено. Слишком поздно, слишком больно, слишком… Все слишком!
Нельзя быть с тем, кто воспользовался твоей слабостью. Кто насиловал. И неважно, какие были мотивы. Неважно, насколько теперь сильна вина, которую он при этом испытывает.
Сейчас я не готова это слушать. Я хочу тишину и уединения. Чистых мыслей. Я мечтаю о возможности самой сделать выбор в этой жизни.
Решительно произношу, глядя ему в глаза:
– Тимур, я не хочу тебя видеть. Приходи через «никогда», пожалуйста.
Он бы не ушел, если бы не Альберт. Его отец приехал с вещами для Ульяны, а затем заставил Тимура выйти с ним за дверь и долго, долго с ним говорил.
Альберт говорил со своим сыном о чем-то важном, о чем я узнаю намного позже.
* * *
Куда люди возвращаются после больницы? После испытаний, что выпали на их долю? Куда люди возвращаются, если им некуда идти и если их никто не ждет?
Правильно: никуда. Никуда – это то место, где нет родных и близких. Никуда – это нечто новое, но такое одинокое. Никуда – это просто пустота, где тебя никто не ждет.
И я выбрала свое личное «никуда». Выбрала сама. Ни у кого не спрашивая совета или помощи и ни от кого не являясь зависимой. У меня больше не было страха, что выбор сделает кто-то за меня саму – кто-то плохой, потому что сейчас я ощущала себя самостоятельной. Если мне причинят боль – я пойду в полицию и найду там защиту. Если ко мне применят силу – я больше не стану этого терпеть. Я пересмотрела себя прошлую. У меня есть опыт. Я попробую стать другой. Но сначала – не буду ни от кого зависеть там, в «никуда».
Ведь теперь у меня есть тот смысл жизни, ради которого важно оставаться личностью, самостоятельным человеком. Человеком, способным защитить теперь не только себя, но и своего ребенка. Ради нее, Ульяны, невозможно сидеть сложа руки.
Я выбрала свое личное «никуда». Возможно, это не город мечты молодежи, но после всего, что со мною случилось… это был город моей мечты. Рядом с Москвой, но за два часа не домчишься. Рядом с городом, что пытался меня погубить, но достаточно далеко от него. В общем, далеко и не слишком, как бы мне того хотелось, ведь там остались мои родители, и я не могла уехать дальше. Я нашла золотую середину – не далеко, но и не близко.
Я отказалась от имущества – от того самого безжизненного дома, в котором все время жил призрак Аси. Мне он был не нужен, ведь я хочу начать жить заново. И, главное, самостоятельно. Чтобы ни от кого больше не зависеть. Альберт удивился моему отказу от прав на дом, я знаю, но виду он не подал. Молча покинул палату, вручая мне документы о разводе. Мысленно тогда я попрощалась с ним и продолжила искать подходящий дом в своем прекрасном «никуда». Уже нашлось несколько подходящих вариантов.
Приоритеты, конечно, были. Поближе к садику, ведь через несколько лет я планировала выйти на работу, поближе к школе, поближе к больнице.
Я приехала к родителям перед своем переездом в заветное «никуда», и отец поспешил меня обрадовать:
– Дочка, я переговорил со своим двоюродным братом. Они готовы продать тебе эту квартиру, так сказать, по-свойски.
Широкая улыбка озарила мое лицо, и я бросилась в объятия отца, едва не сшибая его с ног. Извинилась, а затем поцеловала его в щеку и защебетала:
– Спасибо, папа! Видишь, сама судьба распорядилась так! Подумать только, что твой двоюродный брат жил в этом городе… Такая случайность неслучайна, это точно знак, папа. Знак, что я все делаю правильно!..
Папа только добродушно улыбнулся.
– Итак. За сколько же он готов продать мне эту квартиру?
Несмотря на крохотное население в двести тысяч человек, в этом городе была хорошо развита инфраструктура: много садиков, есть выбор школы, новые высокие дома, отделанные в современных дизайнах, хорошая экология и, главное, работа есть. А еще людей не так много – тихий, спокойный городок был мне по душе. Мое размеренное «никуда», это точно было оно…
По стечению обстоятельств отец вспомнил, что именно там живет его двоюродный брат – Василий Астахов. Я видела его, будучи совсем маленькой, но помнила, что он живет где-то недалеко от Москвы. Папа тут же созвонился с ним, чтобы узнать, нет ли у них знакомых, которые продают квартиры или частные дома, а уже вскоре мы получили фотографии свободной квартиры. Оказалось, что Астахов недавно перебрался в Москву к детям, а свою квартиру выставил на продажу.
– Почему твой брат так дешево ее продает? Мой бюджет был готов даже к бОльшим потрясениям, – недоверчиво улыбнулась я.
– Родственники, как никак, – взмахнул руками папа, отводя взгляд
Цена меня, конечно, смутила – совсем недорого. Но наличие садика рядом с домом, парковки, детской зоны и школы поблизости развеяли мои сомнения – нужно брать. Этаж тоже неплохой – пятый из девяти, район очень хорошо развит медицинскими учреждениями.
И если я сомневалась поначалу, что еду в неизвестность, где могут быть плохие условия для дочки, то, пересмотрев карты и информацию о городе, я полностью успокоилась. И родители, что самое главное, одобрили, ведь они знали о том, что пришлось пережить нам с Ульяной.
Не в краске, а довольно сухо я рассказала им о том, что у Андрея начались нарушения с психикой, и я вовремя заметила изменения, происходящие в нем. Добавляя облегчение и радость в голос, я поведала им о том, что, к счастью, ни я, ни Ульяна не пострадали, и сейчас мой бывший муж заключен в психиатрическую больницу. Родители поверили, их здоровье для меня самое главное.
…Вскоре мы с дочерью переехали в наше тихое, уютное и размеренное «никуда».
– Сделка прошла успешно? – взволнованно выдохнула мама в трубку телефона.
– Сделка прошла на ура, мама. Дочка Василия Астахова была со мной очень мила, она все мне рассказала и показала, познакомила с некоторыми соседями и напоила чашечкой кофе после успешной купли-продажи.
– Как тебе там, дочка?
– Мама, я очень рада. Я начала обретать спокойствие, – вздыхаю полной грудью.
– Возможно, ты не навсегда туда уехала, – подала надежду мама, а затем всполошилась, – а далеко от дома поликлиника? Вдруг Уля или ты, не дай бог, заболеете?
Мама тоже, на удивление, называла свою внучку «Улей», как и папа.
Я подошла к широкому окну, распахивая его настежь. Я сделала долгожданный глоток весеннего чистого воздуха, и это придало мне еще больше спокойствия и умиротворения. Первый майский день залетает к нам в квартиру, своими лучами солнца заставляя меня улыбаться.
– Не беспокойся, мама. Из окна нашей квартиры и больницу, и поликлинику видно. Здесь вообще все рядом, и квартира уютная такая, хорошая. Я понемногу начала ее обставлять, но самое основное у нас есть. Да и деньги, ты знаешь, есть.
– Я не беспокоюсь, дочка. Я знаю, у тебя все будет хорошо, – с откуда-то взявшейся уверенностью заявила мама.
И она действительно не беспокоилась. Ну, разве что самую малость, но сердце ее не болело и голос не дрожал. Возможно, когда-то это и натолкнуло бы меня на различные размышления, но сейчас я только начала приходить в себя и не задумывалась о таких «случайных случайностях» и о странном поведении родителей.
