Текст книги "Беременна от брата жениха (СИ)"
Автор книги: Ксения Громова
Соавторы: Амина Асхадова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)
Тимур? Причем здесь Тимур? Однако, молчу, опасаясь задавать какие-либо вопросы, только внимательно слушаю и не опускаю взгляд, чтобы не злить Андрея. Он так доверился, так рассказывает, словно давно об этом мечтал – рассказать…
– Как же она меня любила, Вика. Словно на божество смотрела. Не только в постели любила, понимаешь? Она мне сердце свое продала, словно оно мне было нужно, – презрительно ухмыляется.
– А потом? – прохрипела не своим, чужим голосом.
– А вскоре она приходит ко мне, чтобы обрадовать – беременна, любит меня, семью со мной хочет. Представляешь, Ася забеременела? – смеется Андрей каким-то дьявольским, ужасным смехом, который пробирает меня до костей.
– В чем же была проблема? – изображаю любопытство, которое так хочется видеть Андрею.
Впрочем, изображать не приходилось – я хотела узнать эту историю. Не только хотела, мне было необходимо узнать, чтобы спастись.
– Она была не моя. Она была чужая.
– Что? О ком ты? – выдыхаю я, охваченная смутными сомнениями.
Нет, этого не может быть! Нет, только не говори, что…
– Невестой Тимура она была, девочка та. У них к свадьбе дело шло. А я ее трахнул несколько раз, совсем зеленый был, поддался легко на ее сексуальность. Один раз и больше ничего не будет – вот, что она говорила… А в итоге мы так увлеклись, что раз десять я был с ней за все время, что она жила с нами.
– Она не сопротивлялась или?..
– Я же не насильник, Вика, – брезгливо ответил Андрей, словно насильник был намного хуже психопата, избивающего свою жену.
– Хорошо, но ведь она с большой вероятностью была беременна от тебя? – пыталась нащупать логику, хоть голова едва соображала, а конечности и вовсе занемели.
– Она крутила роман с нами обоими, обоим трахала мозг, а мы оба трахали ее. Какая тут вероятность? Мне на ромашке надо было гадать, чей ребенок? Нахрена мне это было нужно?! – с каждым последующим словом тон Андрея повышался, как и температура в этом холодном подвале.
И я замолчала, изображая покорность и послушание. Только не злить его, только не злить. Андрею нужно рассказать, высказаться, а мне было необходимо время.
– А что потом? – только прошептала я.
– Мне было все равно, это она говорила мне о любви, а не я. Но когда она сказала, что ребенок у нас будет, что Тимура бросит, за меня замуж выйдет... семьей будем, сказала она, я и не стерпел. Сказал, что после рождения сделаем ДНК, после этого и подумаем. Да и вообще я детей не хотел, о чем прямо и сообщил. А пока сказал ей валить подальше, потому что трахать беременную чужую бабу я не собирался. Да и Тимур вот-вот должен был прилететь с практики, поэтому разврат с Асей должен был закончиться.
Боже, что за человек сидит передо мной? Кто он? Неужели я его знаю?!
– Говорю же, девочка она совсем была. Как ты. Только ты умнее, верная была, за что я тебя всегда и ценил. А она приехала с женихом, закрутила роман с двумя по глупости, влюбилась в меня и твердила, что ребенок мой. Про сроки что-то говорила, бледнея и пытаясь достучаться до меня, а зачем мне эти проблемы? У меня тогда и с отцом не ладилось, ведь это Тимур был любимым сыночком – ему и жениться скоро предстояло, и с отцом они на одной волне в бизнесе были, счастье, да и только, а я бы испортил все. Я сказал Асе больше ко мне не приходить, у меня к тому времени пыл остыл, надоела она мне в общем, понимаешь? А тут беременность вообще напугала меня, растерялся да отослал. А вдруг все-таки не от меня? И что, я чужого ребенка воспитывать потом буду? У меня к ней тогда такое омерзение появилось, что я и прогнал ее. Ася тогда в смятении нервно посмеялась и ушла.
«– Но ведь этой твой ребенок, Андрей… Разве бы я стала врать?
– Родится и посмотрим. Я отпрыска своего брата воспитывать не собираюсь, если это окажется так.
Запинаясь, бледная Ася продолжила:
– Что же я скажу Тимуру, когда он прилетит? Что пока он был на практике, я полюбила его брата и забеременела от него? Ты представляешь, какой это позор?! Андрей, скажи мне что-нибудь! Я ведь люблю тебя!..
– Ты сама накинулась на меня. Сама соблазнила. Причем здесь я и ваш с Тимуром ребенок? – нервно огрызнулся Андрей, с презрением посмотрев на невесту своего брата, – в конце концов, первый раз мы с тобой переспали за один день до его отлета, а той ночью ты кувыркалась с ним. Откуда такая уверенность, что это мой ребенок? Не вноси раздор в нашу семью, поняла?! Ты дождалась, пока Тимур улетит, и не вылезала из моей постели, а ведь если бы моему брату не пришлось улететь, он бы точно почувствовал неладное и вывел тебя, шлюху, на чистую воду!
– Но что я скажу ему, когда он прилетит?
– Правду. Жених только в самолет, как ты уже прыгнула в постель его брата. Так ведь было, Ася? Так!
Нижняя губа Аси затряслась, а на глазах девушки проступили слезы. Она всхлипнула, сбежала вниз по лестнице и вскоре хлопнула входной дверью, а на следующий день пролетел Тимур. Аси уже не было в живых…»
– Дальше… – шептала я, в ужасе слушая историю, которая случилась со мной.
История, что случилась со мной и с Асей. В разное время, но в одном месте. История разная, но мы обе любили Андрея. Только она была невестой Тимура и спала с ним добровольно, а нас с Тимуром связало лишь насилие и… моя беременность от него.
Беременна от брата жениха… как двояко, как двояко!
– Дальше было не столь интересно. На следующий день ее нашли в номере отеля, где в ванной она себе вены перерезала, – глухо пробормотал Андрей, – в записке эта сучка все переврала тысячу раз. Конечно, дальше Тимура содержимое не пошло, чтобы у родителей инфаркт не случился, но она все для Тимура написала. И что я ее якобы насиловал на протяжении всех недель, пока Тимур был на практике, и что я ребенка ей сделал, а потом отказался от него. Представляешь?! – закричал Андрей.
– Насилия не было? – осторожно шепчу я, совсем без сил.
Становилось все хуже и хуже, и я сильно боялась отключиться, так и не узнав правду.
– Нет! – взревел Андрей, подскакивая со стула как ошпаренный, – я клянусь, что не насиловал ее! Она сама приходила ко мне, сама меня соблазнила, ты просто не представляешь, какой она была шлюхой, Вика! Родители еще жили в этом доме, так Ася никого не боялась – приходила ко мне в спальню, едва только родители сваливали на работу!
Сквозь боль хмурюсь. Ничего не понимаю, еще и боль в голове усиливается с каждой пульсацией.
– Неужели Тимур ничего не замечал?
– Чем ты слушаешь, Вика?! – разозлился Андрей пуще прежнего, – они с Асей едва в дом на знакомство приехали, как его вуз почти сразу отправил на практику. Родители обещали присмотреть за невесткой, но они не особо смотрели, как видишь. Ася сразу в мою постель побежала. Вот почему Тимур родителей тогда возненавидел вместе со мной – не смотрели! И поэтому после смерти Аси он уехал скоропалительно, не желая нас видеть, разорвал отношения со всеми, потерял доверие отца и матери полностью. Даже если бы он хотел засудить меня на основе записки, уже бы не смог, ведь самое главное я знаю: он не хотел порочить честь Аси перед ее родителями. Самоубийство, и все тут. Даже о беременности никто не знал, о записке знали только мы с Тимуром. Весь такой святой, он заботился о ее чести даже после смерти!
Одни оправдания звучат из его уст. Андрей хотел оправдаться, отмыться. Вот, что он делал в ванне так долго – отмывался от собственных грехов, для Чернова-младшего это было важно.
– Но ведь ты знаешь, что она была беременна от тебя. Зачем ей врать верно?
– Верно. Сейчас я понимаю, что она не врала. Поэтому и подменил твои противозачаточные, – нервно смеется Андрей, заставляя леденеть мою душу.
– Что? – хриплю.
– Вика, дорогая моя жена… Сколько лет меня грызет чувство вины за нерожденного ребенка? Сколько лет я страдаю из-за того, что эта беременная дура убила себя? Это ведь был мой ребенок, сейчас я уже осознаю это. Зачем ей врать, если бы я все равно сделал ДНК, да? Она слишком любила меня, чтобы врать.
– Причем здесь я?
– Просто я думал, что ребенок поможет избавиться мне от греха. Ты забеременела, ты родила, ты выносила ребенка, который не появился на свет много лет назад…
– Ты болен! – не выдерживаю я.
Мне хочется закричать в призыве о помощи, но я только повторяю и повторяю, что он болен, болен, Андрей психически болен!
Еще один удар Андрея отрезвляет меня, высушивает слезы, заставляет меня слушать, пока я нахожусь в предобморочном от страха и ударов состоянии.
– К тому же, с помощью тебя и твоей беременности я наладил и укрепил отношения с отцом. Тимур уехал, потому что не смог видеть наше счастье, он-то свою невесту потерял. А ты как раз забеременела, отец наш обрадовался, я при делах оказался, на наследство претендовать теперь могу! Видишь, как теперь у нас с тобой все хорошо?! – голос Андрея был резкий, звонкий, даже чересчур больной.
Да, хорошо у нас все будет… теперь ничего не будет хорошо, если я не выберусь отсюда живой.
– Раньше ты ведь говорил, что она тебе изменила. Совсем другое говорил… Зачем лгал? – бормочу я.
Взгляд Андрея меняется, его равновесие на стуле пошатывается.
– Не говорил я тебе такого. Ты и не спрашивала у меня никогда об Асе. Я просто не мог тебе этого говорить, глупышка.
И смеется. Истерически хохочет. Его болезнь превзошла себя.
Пока есть силы, я задаю вопрос, который интересовал меня больше всего:
– Если ты знал, какой ненавистью к тебе пылал Тимур, твой брат… То неужели ты не боялся оставлять меня наедине с ним?
– Мы с Тимуром разные. Совсем разные. Он никогда бы не загорелся желанием отомстить мне, Тимур для этого слаб. Он божий одуванчик, с которого родители пылинки сдували, понимаешь?
«– Андрей не опасается меня просто потому, что эту сторону моей жизни он попросту не знает. Твой жених – слеп к моей черной стороне, Вика. Андрей видит во мне только прежнего наивного братца. Он уверен, что я расскажу тебе лишь часть той истории, ведь я – его старший послушный и добрый брат, который не станет говорить о черной половине той истории.
– Но ты рассказываешь… – шепчу я.
– Рассказываю. Ведь он не видит, как я изменился за пять лет…»
– А если он изменился? – шепчу, чувствуя привкус кровь на своей губе. Снова.
– Что ему меняться? – брезгливо фыркает он, – Тимур на месть не способен. Он интеллигент, у него хорошие гены, не то, что я.
– Андрей, я не понимаю?.. – немею я.
– Не то, что я, рожденный наркоманкой. Мать меня родила, а на следующий день умерла. Отец сбежал. А родителям Тимура наплели, что у меня хорошая родословная. Приемный я, Вика, но слишком сильно хотел родителям угодить, хотел быть лучше их родного сына Тимурчика. Вот такой ублюдок, не то, что Тимур, – расхохотался Андрей.
Задаю контрольный вопрос:
– Ты чувствуешь себя виноватым в ее смерти?
Оглядываясь куда-то наверх, Андрей поспешно отвечает на мой вопрос, словно только его и ждал. Словно нас подгоняли…
– Вот уже много лет ее смерть не дает мне покоя. Вина разъедает меня изнутри, подобно кислоте. Я называю это кислотой прошлого…
А затем я начинаю неистово кричать. Кричать, орать, звать на помощь, ведь Андрей, словно безумный, вытянул свои руки вперед, оттопырив пальцы, и начал приближаться ко мне.
– После Аси ничего не может быть хорошо. Она погубила меня, а ведь я старался начать жить заново, старался быть хорошим с тобой, но Ася… Ася говорит мне задушить тебя, Ася никогда не скажет плохое, она была милой девочкой, она любила меня и нашего с ней сына…
– Андрей, у нас дочь! Андрей!
Андрей болен. Дико и безвозвратно, Чернов-младший психически болен. Жаль, что я понимаю это слишком поздно, лишь когда он начинает говорить до жути страшный бред…
И когда ледяные пальцы обхватывают мою шею, заглушая безумные крики, рвущиеся из моего горла, я понимаю, что это конец.
– Ты псих… слышишь… – хриплю из последних сил, растирая руки у холодной батареи в кровь.
Легкие горят, секунды бегут с бешеной скоростью, пронося кадры из моей жизни, и я осознаю, что больше не могу дышать.
Глава 27
Время: рождение Ульяны, январь
Сколько же сил мне понадобилось, чтобы смотреть на это? Сколько раз мое дыхание сбивалось к чертям от падения очередного кирпича, раздавленного до крошки?
Я не знал. Но, тысяча чертей!.. это было больно.
Сколько это строилось? Строилось месяцы, годы.
За сколько часов все было разрушено? Да за считанные часы, не более.
Время тянулось до бесконечности, и лишь когда фундамент был разрушен – лишь тогда мое дыхание пришло в норму, а кулаки, наконец, обессиленно разжались. Это был конец.
Конец и одновременно возрождение. Это стало началом новой жизни, я назвал это легкими шагами в неизвестность, о легкости этих шагов и говорил мне Артур. Он был рядом.
Друг не торопил, друг не был настойчивым, и я благодарен ему за то, что он позволил мне самому сделать этот нелегкий выбор. Решиться. Отдать приказ.
Артур лишь предложил вариант, а я начал его развивать.
Он лишь подсказал, как можно начать жить с нуля, а я…
А я снес дом.
Я наблюдал за падением кирпичей, которые уже точно не были пригодны для новой постройки. Я наблюдал за разрушением крыши, которую много лет назад я укладывал своими руками, и падение крыши ознаменовало невозврат к тому грязному, мрачному прошлому. Крыши нет, и это значило, что к прошлому больше не вернуться. Стены, перегородки, фундамент… Весь дом, который планировал лично я и который строил, в частности, я, этот дом – перестал быть домом, а на его месте образовалась лишь груда строительного мусора, который еще предстояло утилизировать.
Артур лишь подсказал, а я снес то, что строил во имя Аси.
Этот падающий дом, что разрушался бульдозерами прямо на моих глазах, означал лишь одно – той девушки больше нет в моей жизни, она мне не невеста, не жена, не любовь.
Она мне никто.
Я разрушил то, что строил в ее память.
Я преодолел себя еще тогда, когда позволил бульдозерам въехать на свою территорию.
Я ничего не чувствовал, я просто хотел начать жить. Этот дом лишал меня этого права.
Однажды мне стало так тяжело дышать, что я оказался перед выбором: либо этот дом, либо новая жизнь и чистое дыхание. Без выбора здесь не обойтись, а сохранить одно и воссоздать другое – увы, не получится.
– Ты молодец, Тимур! – Артур хлопает по плечу, закончив руководить сносом, – приехала бригада, будем утилизировать?
Артур обо всем спрашивал. О каждой мелочи. Ему было важно услышать мое согласие на снос едва ли не каждого кирпича. Он спрашивал: продолжаем? Я кивал. Крыша? Я кивал. Окна? Я кивал. Продолжаем, точно? Я снова кивал. Точно.
Каждая комната сносилась на моих глазах и, как ни странно, мне становилось легче. С каждой комнатой легче.
Я снова кивнул:
– Пускай грузят и увозят. Я уже нашел покупателей на территорию, пусть приведут ее в порядок. Чтобы ни одного кирпича здесь не осталось!
– Ребята, погружаем и увозим, – довольно командует Артур, покидая меня.
Шагая по выжженой земле, где еще шесть часов назад стоял огромный дом, я учился заново дышать. Свободно так. Легко. Не тяжело, как это было раньше, когда я спал здесь ночами и жил мертвым прошлым. Особенно в последние дни становилось совсем худо…
Без дома стало размашисто, без упоминания о ней стало… человечно. Не больно.
Словно я перестал болеть.
Словно я победил болезнь, что одолевала меня годами. Годами!..
Я победил ее за шесть часов и теперь, шагая по грязной растоптанной земле, я просто не понимал, почему я не сделал этого раньше?.. Почему на протяжении стольких лет я не нашел какие-то шесть часов, чтобы излечиться от болезни по имени Ася?
Теперь все погребено вместе с ее вещами. Ее комната была разрушена первой, как символ того, что вернуться туда более нельзя, да и смысла – не имеет.
Еще когда бульдозеры въезжали на территорию, я передал Артуру:
– Ее комнату сносим первой.
Я просто был не уверен. Мне было не по себе, мне было хреново, словно тысяча чертей одолевали меня, но одолеть так и не смогли. Артур боялся, да что там – я и сам боялся, что отступлю от своей затеи, потому и отдал этот приказ. Артур все сделал быстро, бульдозеры тоже. Ее комнаты больше не существовало.
Дальше пути назад не было, и я начал дышать. Все еще болезненно, все еще сжимая кулаки, но стоял и смотрел, как весь дом, что я строил ради нас с нею, сносят целыми кирпичами.
Теперь все закончено. Началось с ее спальни, а закончилось рыхлой землей, по которой я шагаю и отчего-то свободно дышу.
– Ждем тебя в Москве, друг… – позже простился Артур, понимая, что мне необходимо побыть одному.
Огромная пустая территория со вскопанной землей после разрухи – вот, что меня окружало. Я освободился. Больше нет этой клетки в Польше, которую я собственноручно воссоздал из чертежей для себя.
Изначально я искал покупателей на землю. Я не хотел, чтобы этот дом стоял, и, тем более, чтобы в нем кто-то жил. Теперь, когда я был свободен от прошлого, меня здесь ничего не держало.
Дома нет – и памяти нет.
Я излечился.
Я стал свободным.
– Прощай, Ася. Теперь тебя действительно нет, – шепнул я, подковырнул грязный мокрый булыжник носком ботинка и ушел.
На следующий день земля была успешно продана, а через пару месяцев, когда я разобрался со всеми оставшимися делами, я скоропостижно покинул Польшу, вздыхая полной грудью и не оборачиваясь, чтобы посмотреть назад.
Теперь в этом не было нужды.
* * *
Время: настоящее
Если ты дорожишь женщиной, то ты сделаешь для нее все, верно?
Даже если это «все» – ей задаром не нужно.
Это не подвиг, нет, и не мое оправдание, но именно ради этой женщины я разрушил дом, когда-то мечтая, чтобы в нем жила та, другая женщина – призрак прошлого. Каюсь, не только ради этой женщины я разрушил дом, не только. Просто в один миг я понял, что больше не могу так жить – не могу постоянно жить под гнетом прошлого. Но большую роль сыграла она – та самая дорогая мне женщина по имени Вика.
Которая принадлежала Андрею вот уже… четыре года? Пять лет?
Интересно, смог ли он отделаться от прошлого? Дышит ли он полной грудью сейчас? Или все так же дыхание дается ему тяжело, а вода не смывает все его грехи, которые он набрал вместе с Асей?
Но за все то время, что я следил за их с Викой жизнью, я понял самое важное: мой брат так и не научился жить без груза вины. Однажды я похоронил Асю и молча уехал, а он остался жить в этом доме, по всей видимости, копая себе могилу. Я уехал, никому не рассказав правду о насилии, о ее положении, потому что верил и надеялся, что эта вина сожрет его сама без моих усилий, без судов, без тюрьмы.
В то время я дорожил светлой памятью об Асе, слишком дорожил, чтобы на всеобщее обозрение выставлять омерзительную правду: о том, что Андрей насиловал ее; о том, что она от него забеременела… Ее родители и так потеряли свою единственную дочь, и я так и не смог опорочить ее честь после ее смерти. Правда бы просто убила ее родителей, а мне стоило огромных усилий молча взять и уехать в Польшу, чтобы там строить дом призрачных иллюзий о ней и о нашем с ней счастье.
Это не оправдание, нет. Просто так оно все и было.
Только сейчас, зная, каким образом все аукнулось на жизни Вики и ее дочери, я жалею о том, чего не сделал. Жалею, что думал о чести Аси в то время, как самое место для Андрея было – психушка.
Новость о рождении их дочери дала толчок, и я снес дом. И я уехал из Польши, чтобы быть рядом с ней и ее дочерью. Я следил за ними, еще позже я начал ей писать.
Но она продолжала врать, что в их семейной жизни творится полная идиллия.
Пусть это не любовь, но я следил за каждым ее шагом. Даже в интернете.
Если все так хорошо, то почему она занималась подработкой в интернете? Если все так хорошо, то почему подруга писала Вике о том, что она переживает о ней? Спрашивала, не пора ли? А что пора – я не знал, ведь я молча следил, но не вмешивался в их жизнь. Я знал, что Вика в порядке, ведь она ежедневно выходила на связь. Вмешиваться больше положенного я не имел права – и так вмешался, достаточно натворив дел.
Пусть это не любовь, но я следил за тем, чтобы внутренний зверь, зверь вины не вырвался из Андрея. На протяжении всего года после рождения Ули я был рядом с Викой, хотя по телефону лгал ей, что нахожусь в Польше.
И однажды случилось то, во что было трудно поверить. Тогда я почти поверил, что в семье Черновых все чисто да гладко, если бы не телефонный звонок Вики.
Внезапный.
Первый ее звонок.
Я, конечно же, снял трубку. Неважно, были ли дела. Тут же ответил.
Ее слова: «Не люблю», предназначенные не мне – лишили покоя, и я прилип к телефону всеми фибрами души. А затем трижды повторенное ею: «Развод» – и мое сердце начинает биться с такой силой, будто тотчас же выпрыгнет.
Я растерялся. Первое время я не понимал, правда ли это или дурной сон, но так плохо в жизни мне еще никогда не было. Думал, что мы с ребятами просто не доедем до их дома – и мне в тридцать инфаркт стукнет.
– Этого ведь стоило ожидать, почему не забрал ее?! – психует Стас, когда мы сажаем в машину ребят из органов, – силой бы увез да вместе с дочерью! Да все лучше, чем твой братец ненормальный!
– Я и так натворил хренову кучу дел, чтобы еще похищать ее вместе с дочерью! – огрызнулся в ответ.
Хотя сейчас я понимаю, что лучше было бы силой утащить ее из-под носа мужа, вместе с Улей, чем сейчас ехать вот так на нервах и не знать, к чему в итоге приедешь…
Сердце разрывалось напополам, когда я увидел знакомый отцовский дом, где жила семья моего брата. За все время я не находился столь близко к ней… Знал, что если подойду, что если увижу в одном из окон ее силуэт в живую, то сорвусь и больше не смогу находиться на расстоянии.
– Подождите меня!
Я оглянулся. Из серебристой иномарки, спотыкаясь, вылезала девушка. По голосу из телефонных переписок я делаю предположение, что это ее подруга – Лера.
– Без меня собрались?! Вика весь день телефон не берет, мое сердце чувствует, что произошло что-то плохое!
– Лера? – нахмурился я от ее излишней активности.
Девушка была сильно взволнованна.
– Лера я, Лера. А ты Тимур, я так предполагаю. И чего уставился?! Внутрь дома нужно, не зря же оперов со скорой притащил…
Оперативно выпрыгнув из машины, одна половина бригады растянулась по периметру дома, а другая половина вместе со мной, Стасом и Артуром в составе, оккупировала дом, уже врываясь в который я услышал крики.
На втором этаже в моей спальне плакала, заливаясь слезами, ее дочь.
* * *
Оказывается, следом за нами приехала еще одна бригада скорой помощи. Лера постаралась. За ними и полиция потянулась, на что Лера только взволнованно пожала плечами, мол, что еще оставалось? Они уже начали шерудить по территории дома в то время, когда я стоял с крохотным свертком на руках. Может быть, не такой уж и крохотной Уля была, но я детей-то и не держал в руках никогда…
Мне сразу донесли информацию, что в гостиной на полу нашли мобильный Вики. Каждая частичка моего тела похолодела, но я по-прежнему не мог отпустить Ульяну из рук, которая не переставала заливаться слезами. И Лера, как назло, куда-то пропала, у нее хоть опыт есть…
– И какого черта вы стоите? Вику найдите! – я не узнал свой загробный голос.
Нужно было срочно успокоить Ульяну, иначе мы можем просто не услышать возможных криков Вики. Она где-то здесь, где-то рядом...
Внутри меня поселилось дико нехорошее предчувствие, которое сдавливало легкие до ломоты по всем теле. Какая-то безысходная ярость овладела моим сердцем, когда я взял этот небольшой комочек на свои руки, а затем мной овладела нежность. Я так сильно хотел помочь Ульяне, что просто прижал этот кричащий комок к себе, чтобы через несколько секунд уложить обратно и отправиться на поиски Вики. Секунды шли с неумолимой скоростью.
– Я пойду искать твою маму, принцесса. Я скоро вернусь. Вместе с ней, слышишь? Не будешь плакать?
Однако, едва я вознамерился положить Ульяну в ее кроватку и заговорил с ней, как она тут же замолчала. Замолчала, перестав плакать, и вылупилась на меня своими огромными глазами, словно увидела что-то безумно интересное и новое. Да, я и был таковым для нее, но от этого взгляда у меня внутри что-то надломилось, а время просто остановило свое течение.
По мере разглядывания этого крошечного беспомощного существа мое лицо вытягивалось еще больше. Словно я детей никогда не видел, ей богу…
Но этот ребенок был для меня особенный. Это ребенок ценной для меня женщины, и пусть между нами – целая пропасть.
Ульяна ворочалась в моих руках – ее крошечная головка поворачивалась в разные стороны, она с любопытством разглядывала меня. Я замер и, кажется, даже перестал дышать, когда ее ручка с такими же крошечными пальчиками потянулась к моему лицу, а точнее – к носу. А в следующую секунду я шумно выдохнул, перехватил девочку понадежнее и правой рукой осторожно повернул ее голову в сторону. Светлые брови девочки сдвинулись, выказывая недовольство, и Ульяна закряхтела, пытаясь повернуться к моему лицу, чтобы продолжить разглядывать меня, однако, теперь настал мой черед.
Отодвинув пальцами тонкий локон с ее виска, я замер от увиденного и нахмурился. Капризная принцесса тут же начала хныкать, лишь бы я разрешил ей повернуться и продолжить разглядывать ее незнакомца, и мне пришлось отпустить ее.
Но родимое пятно на виске девочки я не только заметил. Я его разглядел.
Все свои вот уже тридцать лет я смотрю на него.
Мне не составило труда заметить абсолютно такую же коричневатую метку на виске Ульяны. Идентичное родимое пятно было у моего дедушки, у моего отца, оно есть и у меня. Легкие горят, и я понимаю, что не могу спокойно дышать от осенившей меня догадки. Это значит…
А в следующий миг я похолодел, словно лишившись жизни. Почему-то из соседней комнаты кричал Артур:
– Тимур! Тимур, мать твою! Тимур! Все сюда!
Оперативно кладу Улю в кроватку. Она тут же начинает заливаться плачем, но я спешно шепчу:
– Ты подожди, принцесса, мне твоя мама нужна. Ох, как нужна, Ульяна!.. Да и тебе еще пригодится, я уверен!
Я ворвался в спальню Андрея и Вики и остолбенел. Артур стоял в ванной, но там, где он стоял – должна была находиться стена. Не так ли?
На первый взгляд казалось все непонятным. Я увидел лишь руку Артура, который показывал мне следовать за ним, и, молча повиновавшись, я направился следом. Там, где должна быть стена, я увидел вход… казалось бы, в никуда.
Прямо за дверью в ванную, возле раковины, находилась небольшая дверь.
– Я бы и не услышал, пока плач ребенка не затих…
В этот миг за стеной раздался глухой женский крик. Едва слышимый…
Когда эмоции взяли верх над разумом, моя нога в ту же секунду коснулась двери, и та с грохотом ударилась об стену. С гулко бьющимся сердцем я принялся спускаться по витиеватой лестнице, уже понимая, что эта незамысловатая конструкция приведет меня на первый этаж дома.
Однако, то, что я увидел там, внизу, дало трещину в моей многолетней выдержке.
Вика лежала на бетонном полу и не подавала признаков жизни.
У меня просто не было времени думать. Это к чертям выбило из колеи. Я бросился к ней, но мужская фигура перегородила мне путь.
– Не нужно оказывать моей жене помощь! Я ее задушил, потому что слишком многое рассказал ей! Вика уже не жилец! – истерично рассмеялся Андрей, – Ася нас попросила сделать это…
Я думал, что свихнусь от его слов. От этого поганого имени – Ася! От его безумия в глазах и словосочетания: «Ася попросила нас». Что несет этот больной придурок?!
Кровь бурлила во всем теле, вызывая неимоверную трясучку, и, не думая, я набросился на Андрея. У меня просто не было времени думать, и мой кулак приходится ему прямо в почки.
– Меня никто ни о чем не просил! Если Вика… если… – я не смог сказать этих слов, – то я тебя убью. Ты слышишь?! Убью, как хотел это сделать много лет назад во имя той ненормальной Аси!
Эмоции застилали мои глаза, когда я наносил удары один за другим, но в какой-то момент я просто не заметил нож, блеснувший в руках Андрея. Я нехило приложил его к стене, подумав, что с ним покончено – он был в крови, мои руки были в крови, стены и пол тоже были в бордовой жидкости, и меня нещадно воротило от вида Андрея. Я разбил кулаки об его зубы, нос, глаза и обо все, что только было можно разбить.
Тысяча чертей! Кажется, с глазами у него полная беда…
Возле Вики уже были медики. Еще до нашей борьбы они взялись за свое дело, я старался не вмешиваться, только добивал Андрея до полуживого состояния. Такая смерть – слишком легкая для него. Четко до полуживого состояния, не более.
После попытки удушья время шло на минуты. Если это была лишь попытка… Вскоре я заметил, как они перерезали веревку, которой Вика была привязана к батарее. Тысяча чертей!..
Несколько оперов уже спускалось сюда, больше места не было. Я планировал сказать им, чтобы забрали полуживое тело ублюдка и убирались отсюда, да и сам хотел выйти. Несмотря на бешеное состояние, я пытался думать рационально – нужно было выйти, чтобы больше медиков смогло спуститься сюда к телу Вики и вынести ее отсюда к машине. Нужно ведь в больницу, но если счет на минуты, то…
Я чувствовал, как горю в огне собственного отчаяния и безысходности, а перед глазами проносилось крохотное детское лицо Ули…
Я смотрел, как они делают массаж сердца, и ничем не мог помочь. Абсолютно ничем. И это убивало, заставляло гореть в огне собственной никчемности.
Вика не дышала. Медики не останавливались, а из другой бригады спросили, сколько прошло времени после удушья. Сверху кричала Лера, ее не пускали вниз. Ее истошный крик отчаяния и боли действовал мне на нервы, только усугубляя ситуацию.
– Немного. Мы ворвались сразу, как услышали ее последний крик. Не останавливайтесь, проводите реанимацию! – глухой приказ, и добавляю тише, – я заплачу сколько угодно. Не останавливайтесь. Она сейчас задышит, задышит… Пожалуйста, моя девочка, – шептал, словно в бреду.
Я собирался повернуться, чтобы допросить этого ублюдка, сколько прошло минут, но не успел.
А через несколько секунд, совершенно позабыв о том, что я не добил Андрея, я получил удар в спину. Ножом. Не сразу понимаю, откуда слышится болезненный хрип-стон-выдох: то ли от Андрея, то ли от бледной Вики, которая не подавала признаков жизни, то ли от меня, ничком падающего на бетонный пол…
«Твою мать!.. Вот и пригодилась Лера со своей бригадой скорой…», – успело пронестись прежде.