Текст книги "Беременна от брата жениха (СИ)"
Автор книги: Ксения Громова
Соавторы: Амина Асхадова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)
Глава 24
К счастью, несмотря на все переживания, мне удавалось не переходить на молочные смеси в кормлении Ульяны. Однако, после очередного кормления малышки мой мир вновь пошатнулся, когда мне на телефон пришло сообщение от известного абонента...
«Я хочу тебя услышать. Хотя бы по телефону»
Тимур…
Хочет меня услышать? А счастливую жизнь он не хочет вернуть? Не хочет отмотать время назад и все изменить, интересно?..
Меня обуяла злость, и я тут же стерла это сообщение и запихнула телефон подальше. Больше сообщений не приходило... пока не наступил глубокий вечер.
«Согласен, много прошу»
«Много», – сухо отвечаю я.
«Мы ложимся спать...», – добавляю я позже.
Смотрю на циферблат – два часа ночи. Значит, в Польше сейчас была полночь, и он тоже не спал.
«Я уже не надеялся на ответ...»
Молчу, заглядываясь в непроглядную тьму за окном. Все равно ведь напишет, а у меня нет причин отвечать ему по-доброму.
«Я позвоню?»
«Я хочу тебя слышать?», – остро отвечаю вопросом на вопрос.
Со вздохом я откладываю телефон в другую часть подоконника, словно это поможет избавиться мне от настойчивости моего собеседника. Бросаю взгляд на дочку, которая в коем-то веке придерживается графика и сладко спит этой ночью. Хотя, признаться, только в последнее время она что-то стала буянить, раньше была более спокойной… Я не хотела думать, что негативная обстановка в доме так влияла на малышку, не хотела верить в это, но отрицать это было глупо. Даже крохотные – они, дети все чувствуют. Все. Поэтому задерживаться больше было нельзя.
«Ты была сейчас с ним?..», – вопрос с подвохом. Двусмысленный вопрос.
«Ты действительно много себе позволяешь. Может, тебе еще и позы сказать?», – грубо, но это сообщение ограничивает рамки его вседозволенности.
Более Тимур к этой теме не возвращался.
Не выдерживаю и задаю вопрос, который мучает меня еще с того самого дня. Когда к нам приехал Тимур и ворвался в нашу спальню...
«Почему Андрей так долго купается?», – в моем смс чувствуется усталость.
«Отмывается от своих грехов, моя девочка»
Вспыхиваю от злости, поэтому гневно строчу:
«Твоя девочка идет спать, а вот Вика вполне могла бы недолго поговорить!»
«Вика, я не хотел. Вика, давай поговорим!..»
Медленно длилось его молчание. Чернов не должен больше писать, если пройдет пять минут, однако, они не успевают истечь…
«Я понял, это красный. Но ты сама задала мне этот вопрос, а я тебе всего лишь ответил»
Но больше я не отвечаю, удаляю переписку и ставлю «Не беспокоить», а Тимур более не пишет. Он не пишет больше одного сообщения в пять минут, это что-то вроде конспирации, о которой мы негласно договорились.
А через несколько дней в дом стучится курьер – в его руках белая коробка, а мужчина просит расписаться, не отвечая ни на какие мои вопросы. Только попросил предъявить паспорт, потому что поручено доставить именно адресату.
Я в недоумении раскрываю коробку и нахожу в нем смарт-браслет известной модели.
Осторожно раскрываю записку: «Чтобы ты всегда смогла прочитать мое сообщение. Даже когда укладываешь дочку спать».
Укладываю все обратно, а на сообщения Тимура даже не отвечаю. Если еще утром я планировала исполнить его просьбу и ответить на звонок, то теперь он от меня ничего не добьется.
«Я хочу тебя услышать. Это мое последнее желание», – пишет Тимур.
«Решил подкупить меня своим подарком? Кажется, сегодня мой черный список пополнится еще одним номером», – печатаю в гневе, удаляю переписку и вновь ставлю «Не беспокоить», потому что Андрей вернулся с работы. Записку, прилагаемую к подарку, я порвала на мелкие части, а сам подарок спрятала как можно дальше.
Но проходит время, и вот очередной ночью после душа я сижу на подоконнике, все также смотря на заснеженные леса чуть поодаль от нашей территории. Ульяна, уже накормленная и окутанная заботой, беззаботно спала в своей кроватке, и я уличила несколько минут для...
«Звони», – стучу по клавишам.
Если он спит, значит, не судьба.
Но он не спит.
Телефон вибрирует при входящем звонке, а внутри меня все обрывается.
Прошло ровно два года с тех пор, когда он уехал. И сейчас он просит поговорить. Боже, к чему это все приведет?
– Доброй ночи…
Голос с хрипотцой, вспышки, воспоминания, кухонный стол и спальня, наша с Андреем спальня, приезд Тимура… все вернулось к началу, все мое нутро, и я ненадолго перестала дышать. Не так больно, как оно было раньше, сейчас все притупилось и замутнило, однако…
Едва ко мне возвращается возможность говорить, я прохладно шепчу в ответ:
– И тебе.
– В Москве третий час ночи…
Хочу конкретики, а не бессмысленных разговоров.
– О чем ты хотел поговорить?
– Он не обижает тебя?
Не сдерживаюсь от колкости, за что после корю себя:
– Не обижает меня в каком смысле? В таком же, как это делал ты?
– Вика… – выдыхает в трубку, словно ему безумно жаль.
– Ты прости, но я не для этого трубку взяла. Не для того, чтобы жаловаться на что-то, понимаешь?
Из-за активной жестикуляции что-то случайно задеваю, и с подоконника на пол падает маленькая подушка, коих здесь было около десяти. Ставлю телефон на другой край подоконника, опускаюсь ниже и достаю подушку с пола, обхватывая ее руками, затем устремляю взгляд в телефон и окаменеваю.
Там с экрана на меня смотрит Тимур.
А я смотрю на него и по выражению его глаз понимаю, что он тоже видит меня.
– Что ты сделал? – выдыхаю я, не в силах прервать зрительный контакт.
– Я смотрел твои фотографии, но на них ты выглядела более счастливой, нежели в реальности.
– Какие фотографии? – недоумеваю я, – и как ты включил связь?
Тимур чуть отодвинул камеру и пожал плечами. В его комнате горел свет и все черты его лица были хорошо видны, а вот у меня только бра горело над головой, и я была этому рада.
– Ты сама что-то задела. Обычные фотографии, нарыл кое-какие, взломав телефон Андрея. Правда, у вас общих фоток больше года нет, я опечален…
– Узнаю твой скверный характер и сарказм, – не выдерживаю я, – а если бы в его телефоне было то, что тебе видеть запрещено?
– Что ж, таких фото в вашем арсенале тоже нет. Хотя, разве что в твоем телефоне, однако, его я взламывать не осмелился.
– Спасибо и на этом… – ерничаю я.
– Не благодари, – на полном серьезе отвечает он, – наконец-то вижу эмоции в твоих глазах. Первые секунды нашей связи ты выглядела поникшей…
– Тимур, красный. Ты переходишь границы, – шепчу я, отводя взгляд от экрана.
И почему я еще не выключила видеосвязь?
– Значит, у вас не все в порядке? – сомнение слышится в его голосе.
– Почему ты так думаешь? – добавляю в голос легкомысленности.
Сбавляю тон, стараюсь говорить тише – и Ульяну могу разбудить, да и Андрей вдруг мимо будет проходить…
– Это явно, если вы спите раздельно.
– С чего ты взял, что это так?
– Я вижу бра, которое висит в моей комнате над подоконником. И ты постоянно с тревогой оглядываешься на что-то. Я предполагаю, что в моей комнате стоит кроватка, и в ней спит твоя дочь. И с полной уверенностью я могу сказать, что Андрей не будет спать в моей спальне, даже если весь дом заполонят индейцы, а моя комната будет свободной. Шах и мат, моя девочка…
В этот самый момент на мне словно тысяча индейцев и станцевали – едва Тимур раскрыл всю правду. Черт возьми, в считанные секунды он ловко обыграл ситуацию и взял контроль над всем… над всем, что мне уже было неподвластно.
– Как дочка? – задает Тимур волнующий вопрос.
– На отца похожа… – отвечаю я, совсем не подумав об иронии собственных слов.
Тимур замолкает, отчего-то сильнее впиваясь в мое лицо.
– Тимур…
Мне хотелось спросить. О многом спросить. И, словно почувствовав мой серьезный настрой, насмешливость слетела с лица мужчины.
– Да, Вика?
Я отвела взгляд, всматриваясь в непроглядную темень за окном, но слова отчего-то застряли в самом горле.
– Спим ли мы раздельно или нет… Все ли хорошо у нас или нет… Ты ведь понимаешь, что более не имеешь права ни на что в моей жизни?
Бросаю взгляд на экран, не планируя задерживаться на нем, но то, как тяжело сглатывает мужчина, заставляет меня заострить на этом взгляд и остановиться. Не тяжелее ведь, чем мне. Не больнее. Не может быть такого, верно?
– Мне интересно… что ты чувствуешь? Зачем ты пишешь спустя столько времени?
Облизываю пересохшие губы, отводя взгляд от экрана и полностью погружаясь в эту атмосферу ночного уюта и непоколебимости, покоя и равнодушия, одиночества и любви к крохотному существу, спящему недалеко от меня.
Хрипловатый голос Чернова-старшего заполняет спальню, в которой раньше существовал он.
– Чувствую, что должен был написать. Просто чувствую, что иначе нельзя. Мне было нужно написать тебе. Сейчас или через десять лет… И я выбрал сейчас.
Мне недостаточно. Говори еще, говори же…
– Понимаю, что не имею права.
– Но все равно это делаешь, – грубо обрываю я.
Хоть и шепотом, но грубо.
– Мне кажется, я должен был…
– Все равно делаешь это, как тогда. Не имел права, но изнасиловал. Я ведь была невестой твоего брата, я стала его женой, Тимур.
– Вика… – вижу, что он не сводит с меня взгляда.
– Что «Вика»? Или ты отрицаешь факт изнасилования? Нет, ты скажи… ответь мне, я хочу, наконец, узнать, что ты чувствовал тогда!
Он с яростью трет свое лицо большой грубой рукой. Просто помню, что они у него грубые. Мужские. Обычные мужские руки, умеющие работать физическим трудом.
– Не отрицаю.
– Смело, – только выдыхаю.
– Позволь я расскажу то, о чем ты не хотела слышать? О той ночи, на даче…
Приближаю руки к телефону, нажимаю на одну единственную кнопку…
– Вика, не отключайся. Я прошу тебя, нам о многом нужно… – Тимур замолчал, ведь связь не оборвалась, а я поставила телефон на место.
– Тихо… Здесь дочка спит, я лишь убавляю тебя.
Вижу, как мужчина вздыхает с облегчением.
– Могу я узнать, что случилось, раз вы с Улей переехали в мою спальню? – шепчет он, стараясь говорить тише, хотя я и убавила динамик.
– В последнее время Ульяна плохо спит ночами и не дает выспаться Андрею.
«Наверное, негативная обстановка так влияет на нее», – но об этом я, разумеется, умалчиваю.
Тимур хмурится, но вопросов лишних не задает. Он уловил тему разговора, на который я всегда ставлю «красный» барьер, и к запретным темам мы больше не возвращались.
– Рассказывай… рассказывай то, что ты хотел.
Сменив свою геолокацию, Тимур оказался в горизонтальном положении на кровати. Зевает, но не отключается и не ложится спать. Может, ему действительно есть, что мне рассказать?
– Как видишь, я спокоен. Однако, в тот день, когда я узнал правду… меня раздирали тысяча чертей. Ты отказалась меня слушать, обвиняя в том, что я подсыпал тебе определенное средство. Да, твои обвинения имели почву под ногами, и ты была права, Вика.
Сердце делает сальто, но я стараюсь подавить в себе негативные эмоции и успокоить это сердце неразумное. Сколько можно их, эмоций этих? К тому же, раз уж я собралась выслушать этого мерзавца, то я сделаю это, а затем покончу с этой связью раз и навсегда.
– Ну, продолжай, – выдыхаю я, настроенная только отрицательно.
– Вика, это был не я.
– Не ты это делал со мной? – вырывается против воли – тихо, шепотом, но гневно.
Тимур хмурится, но ищет глазами мой взгляд и пытается меня убедить… в правде.
– То, что было подсыпано в чай, подсыпано было не мною. Понимаю, что поверить в это сложно, но, Вика, едва ли я сделал бы это!..
– У меня нет повода сомневаться в твоей… циничности.
– Ты ведь помнишь жену Стаса, моего друга?
Прикусываю губу в задумчивости, затем пытаюсь вспомнить ее лицо или хотя бы имя… Помню, что такая была. Стас и Артур – его друзья, но вот их жены отложились у меня в памяти очень плохо.
– Я не помню, как ее зовут, – выдаю спустя время.
– Настя ее зовут. Настя.
И лицо вспоминается тут же…
«– Какая милая девочка, кто она, Тим? – удивилась Настя.
– Невеста Андрея.
– Невеста Андрея? – тихо переспросила Настя, уточняя, – а где сам Андрей? Он, надеюсь, не приедет?
Остра на язык, Настя даже не скрывала своей неприязни к Чернову-младшему.
– Он в командировке, скоро прилетает. Приятно со всеми познакомиться, меня Вика зовут…»
А затем Тимур рассказал последовательность произошедшего. Коротко, потому что Ульяна просыпается рано, а мне хотелось выспаться хотя бы этой ночью.
– Я узнал. Настя видела из окна, как тот парень что-то подсыпал в кружку, предназначенную для своей девушки, и уже на улице, воспользовавшись отсутствием парней, она перебросила ложку из твоего бокала в другой, который был для той девушки Евы. Ты спросишь, как я узнал об этом? Я заставил Стаса разобраться в этом – его дача, его дела, и это были уже его проблемы. Так вот… Настя все выдала, когда поняла, что нет смысла юлить и извиваться в собственной лжи перед мужем.
Я молчу, переваривая эту информацию. Не верилось? Не верилось, но отчего же кошки так сильно скребутся на душе?..
– Я клянусь, Вика. Спроси у любого, кто был на даче в ту ночь, даже у того парнишки бедного. Мне, черт возьми, нет смысла врать тебе, понимаешь? Раньше что-то и чего-то было, сейчас же мы и не встретимся более. Я просто хочу немного, лишь самую малость обелить себя в твоих глазах. Пусть и будет это лишь крупица чистой воды в болоте.
– Я пойду, Тимур, – шепчу пересохшими губами.
– Я понимаю. Я сожалею. Я раскаиваюсь, Вик.
– И что же мне теперь? Что же мне теперь, плясать от радости? – шепчу с горечью, стараясь не смотреть в экран на потрепанное, мрачное лицо Тимура.
Беру телефон в руки. Чувствую на себе взгляд какого-то израненного зверя, но в глаза его не смотрю, слишком болезненно дается все это. Слишком.
– Уже ничего не изменить. Ты прав, это лишь крупица чистой воды в том самом болоте сотворенного тобой.
Глава 25
От автора (подведение итогов):
В общей сумме с последней встречи Тимура Чернова и Вики Черновой прошло ~ полтора года, которые условно можно разделить на 3 стадии:
Длившаяся беременность;
Семейная жизнь с Андреем;
Понимание, что с Андреем происходят некие психические изменения, связанные с Асей, и подготовка к побегу.
* * *
Что же дало толчок изменениям, которые стали проноситься в моей жизни со скоростью света? Неужели то общение, которому я поначалу сопротивлялась, а затем втянулась, оно дало некий толчок? Или же найденная квартира для нас с дочкой, как я и хотела, в новом городе дала ход этому случившемуся разговору?
Однако, я понимала, что все это было лишь фоновым дополнением, а сами краски сыграли так: сегодня, именно в этот день взорвался тот самый наэлектризованный шар, что копился и копился в этом доме неделями, месяцами, годами…
Сегодня Андрей, словно заведенный, повторял одни и те же слова, а я чувствовала, будто смотрю этот фильм снова и снова, который раз по счету, и понимала, что больше так не могу. И не хочу.
Паника, дрожь, обострение всех органов чувств… Андрей говорит и говорит, изливая уже никому не нужную правду, а я то и дело открываю рот, хочу перебить его, но не получается – я издаю лишь немой звук. Пробую еще раз, но звук не успевает вырваться из моих губ, ведь следующие слова Андрея бьют наотмашь:
– Что же мне, силой брать собственную жену? Сколько у нас не было секса, дорогая? А если и был, то… тьфу!
Я поморщилась, отшатываясь от того мужчины, которого, оказывается, просто-напросто не знала. Всю беременность и целый год после я была так озабочена дочкой и собственными гнилостными воспоминаниями о прошлом, что не замечала происходящих изменений в Андрее. Просто не замечала.
Возможно, вина была в том, что я не только посвящала все свободное время заботе о дочери, но и тайно от Андрея занималась подработкой в интернете. Имея только диплом юриста, мне приходилось за небольшие деньги консультировать людей по возникшим мелким спорам, это приносило некоторую копеечку и заодно практика отлично подкрепляла мои знания. Все-таки без практики некоторые моменты просто забываются, а мне еще предстоит найти работу в новом городе.
– Если бы я знал, что ты станешь такой…
– Какой? – с вызовом спросила я.
– Дослушивать – никогда не было твоим умением! – процедил он, выходя из себя.
И я взглянула на него с новой стороны (в который раз). Он не милый человек, каким пытается выглядеть в глазах нами приглашаемых гостей, Андрей – злой. Он не терпеливый, а если таким и был когда-то – все было притворством, ложью, низкой ложью. Его глаза никогда не излучали свет – мне так лишь казалось.
Именно сейчас его губы напряженно твердили мне что-то, чуть ли не брызжа ядовитой слюной, а руки то и дело яростно жестикулировали на таких же яростных эмоциях.
Неужели такое возможно? Это и есть синдром розовых очков? Если да, то мне безумно жаль, что я его познала…
Только руки отчего-то трясутся невыносимо, и мне становится очень сложно достать телефон из кармана. Зачем я достаю его? Зачем пытаюсь незаметно набрать номер, который за недели общения, на удивление, выучила наизусть? Я не знаю, но мне страшно от того, что все идет совсем не по плану. Мой мозг активирует, видимо, уснувший инстинкт самосохранения, подавая пальцам импульс набирать, набирать тот самый номер.
Бросаю взгляд ниже, туда, где опущена моя рука. Вижу, что идет вызов, пошла первая секунда – абонент взял трубку. Точно ответил, ведь даже отсюда я улавливаю знакомый голос в трубке. Андрей не слышит – из-за эмоций, из-а того, что не прекращает возмущаться и обвинять меня во всех семейных грехах, но я слышу, ведь я вся превратилась в слух, не упуская даже малейшего шороха.
Однако, Тимур теперь тоже слышит. Если, конечно, не посчитал этот входящий ошибкой и не отключился, но пути назад не было. Что-то подсказывало мне поступить именно так – набрать номер брата моего мужа.
– Я бы никогда… – продолжал Андрей гневно.
– …Ты знаешь, Андрей… Я тебя, кажется, не люблю, – изумленно выдохнула я, прервав гневную непрекращающуюся речь своего мужа.
– …не подменил противозачаточные, если бы знал, что ты станешь такой холодной сукой! – закончил он, а вскоре до него дошел смысл сказанных мною слов, – что? Что ты сказала?!
– П-подменил что?.. – выдавливаю я, бледнея и едва удерживаясь на ногах.
Я застыла, не в силах на что-то большее. В последнюю секунду ощущаю, как телефон выскальзывает из моих рук, но уже ничего не могу с этим поделать. Пусть падает с грохотом, останемся только мы с Андреем и правда – колющая, режущая, огненная. Глаза в глаза, ярость к ярости, недопонимание к ненависти.
Долго до меня доходил смысл сказанных Андреем слов, очень долго.
Я уверена, что и до Андрея мои слова доходили также медленно… ведь его лицо все вытягивалось и вытягивалось, а глаза становились ну совсем дикими. За те минуты, что тянулись бесконечно долго, в глазах бывшего мужа (уже говорю с уверенностью) промелькнула тысяча эмоций, и все там было: и злость, и страх, и ненависть, и откуда-то взявшиеся осколки любви. Именно осколки, потому что от любви остались только осколки. Хотя, возможно, и осколки – лишь иллюзия, и любви никогда не было, кто же знает теперь?
Теперь, после этой ядовитой правды, не осталось даже тепла.
Я стараюсь дышать глубоко, размеренно. Чего только в жизни не было, правда?
Но грудь почему-то взлетает от учащенного дыхания, а сердце, кажется, разогналось до сотки уже не единожды.
Ну, чего ты, милое? Работай, дыши, не беги. Замедли шаг, тебе все-таки всю жизнь работать, сердце…
Вместе с этим передо мной появляются большие доверчивые глаза дочери, и я понимаю, что уже не смыслю жизнь без нее. Получается, всего одна глупость со стороны Андрея позволила родиться моей крохотной малышке? Вот так просто – жених подменил мои противозачаточные, надеясь вскоре стать отцом, Тимур изнасиловал меня, а я забеременела – вот так просто?!
Простите, не так… Глупость Андрея, жестокость Тимура и моя любовь к еще не родившемуся плоду – позволили ей родиться. Вот это трио…
– Я хотел ребенка. Я подменил твои противозачаточные. Только потом…
Останавливаю его речь, грубо перебивая. Из меня вырывается только одно слово, ставшее началом ада:
– Развод.
Шепот:
– Развод.
И по мере расширения зрачков Андрея, я произношу железно:
– Развод!
Кажется, его глаз начинает дергаться, а губы растягиваются то в насмешливой улыбке, то в грозном оскале, что и заставляет меня отступить с холодным потом на спине.
И я совсем не понимаю, в какой момент я начинаю ощущать чувство полета, затем острую боль в затылке и после – огромное жжение на голове, когда меня начинают тащить по полу.
Глава 26
– Развод!
Кажется, его глаз начинает дергаться, а губы растягиваются то в насмешливой улыбке, то в грозном оскале, что и заставляет меня отступить с холодным потом на спине.
И я совсем не понимаю, в какой момент я начинаю ощущать чувство полета, затем острую боль в затылке и после – огромное жжение на голове, когда меня начинают тащить по полу.
Не знаю, сколько суток я здесь нахожусь – вторые, третьи? Или вовсе только час, но если это так, то этот час подобен вечности. В который раз я закрываю глаза, надеясь провалиться в долгожданную тьму, но обеспокоенность и страх за собственную дочь просто бросают меня в огонь собственных мучений.
Я устала плакать – мешки под глазами уже вовсю мешали мне рассматривать все вокруг. Устала кричать и звать на помощь – голос охрип еще тогда, когда Андрей безжалостно и даже, как мне почудилось, с особой долей удовольствия тащил меня по полу, схватив копну моих волос. Мне до сих пор больно касаться головы – там нестерпимо жжет, словно мне на волосистую часть головы вылили кислоту, не меньше.
Но все это чертовски не заботило меня так сильно, как… моя дочь. Что с ней? Может ли ей грозить опасность или эта ненависть распространяется лишь на меня?
Где сейчас Андрей? Может ли у него настолько сильно поехать крыша, что он навредит собственной дочери? Ведь правду он не знает, и, о боги, я благодарна небесам за то, что не рассказала эту правду! Что бы сейчас было с Ульяной, зная Андрей о том, что Тимур является ее биологическом отцом?! Я зажмуриваюсь от этой мысли, толкаю ее глубоко внутрь своей души. Я не сказала правду, я не успела. Только благодаря этому в моей душе теплится вялая надежда, что Андрей не навредит ей, хотя и верить в это было глупо после всего, что он сделал со мной. В мыслях о маленькой беззащитной Ульяне по моему лицу начинают течь слезы, а руки, привязанные к батарее, и вовсе дотерты до крови.
Это место… Я осмотрела его еще раз, но даже не могла представить подобную камеру в нашем с Андреем доме. Холодный темный подвал, где можно творить подобные бесчинства, оказывается, все это время был в нашем доме. Я хоть и отключалась, но помнила, что за пределы дома он меня не вытаскивал.
Я не помню, как именно мы сюда добрались – такая сильная боль была в затылке, нестерпимо жгло и глаза, в которых стояли слезы, и щеки, по которым Андрей с безумием бил, лишь бы попасть по моему лицу.
…Стоило мне только лишь раз сомкнуть глаза и упасть в небытие, как на меня вылили ушат холодной воды. Раскрыв глаза, я попыталась сделать вдох, но удалось только хлебнуть воды и следом закашляться. Я дернулась в попытке сделать хотя бы что-то, но поздно вспомнила – руки крепко связаны за спиной и закреплены между батареей.
Сквозь мешки слез и усталости нахожу жуткое лицо прежде знакомого мужчины, который называется моим мужем, но ничего общего я более не нахожу. Незнакомый мужик. Чужой. И когда-то я целовала его, говорила слова любви… когда-то настолько давно, что уже не верится в существование тех дней.
Не может быть. Это, скорее всего, просто вымысел моей больной фантазии, я не могла хотеть быть с ним. Куда я смотрела? Разве я не видела его натуру? Его психическую болезнь?.. Болезнь по имени Ася!
– Ну, с чего начнем? – точно незнакомый голос, – с момента, когда ты разлюбила меня? Мы начнем с этого, а закончим тем, что ты заберешь свои слова обратно, забудешь их и полюбишь меня снова, Вика, – протянул он с ухмылкой. С неприятной и скользкой.
Я посылаю его к чертям, а затем умоляю подумать о нашей дочери и с опозданием, почти в закрытую дверь спрашиваю, что с ней. Андрей уходит, перед этим не забыв оставить свой след на моем лице. Соприкосновение с батареей заканчивается для меня плохо – перед глазами начинает плавать подвал, и я проваливаюсь во тьму, так и не узнав о своей дочери…
Следующее пробуждение было аналогией предыдущего, и так каждый раз, каждый раз. Андрей говорил, что я его люблю, а я, уже наученная, не отрицала, не противилась. Но и об Ульяне не спрашивала – Андрей почему-то жутко злился при упоминании имени нашей дочери, затем хлопал дверью и покидал подвал, прежде отключая меня одной пощечиной. В моем состоянии ее было достаточно, чтобы моя голова дернулась, а я отключилась.
– И что, ты даже не спросишь меня о чертовой шлюшке Асе?
Облизываю пересохшие губы несколько раз, чтобы начать что-то чувствовать ими, но тут же морщусь – нижняя губа начинает нестерпимо жечь. Появляется привкус крови.
Начинаю говорить только через время, когда у Андрея почти что заканчивается терпение и он нервно начинает ходить по камере.
– Как сейчас Ульяна без меня?!
Фокусирую взгляд на Андрее. С трудом, но делаю это, хотя и чувствую дикое головокружение. Но сейчас меня заботит только дочь и ее состояние.
– В конце концов, у нашей дочери есть не только мать, но и отец! – психует Андрей, отчего-то сильно нервничая.
Неужели там, наверху, меня ищут?
– Ты вспомнил об этом? – отмечаю не без удивления, чтобы в следующую секунду получить очередную пощечину.
Такую же пощечину, которую однажды он дал мне в начале нашей семейной жизни.
Отчетливо уверяюсь в истинности тех слов, что, если ударил раз, ударит и второй. А сейчас мне кажется, что эти пощечины добьют меня с концами.
– Я ведь не такой урод, которым вы все меня считаете, чтобы причинить вред своей дочери!
Не совсем понимаю, кто еще считает его уродом, но отчего-то верю его словам, верю, что с Ульяной сейчас все хорошо. В конце концов, есть смеси в нашей комнате, и Андрей уже кормил ее однажды… все будет хорошо, верно? Ульяна не голодна, он не причинит ей вред… Верно?!
За собственными мыслями не замечаю, как глаз Андрея начинает дергаться, а руки его то сжимаются в кулаки, то разжимаются, и мне становится дико страшно. Мои-то собственные прочно привязаны к батарее…
Щупаю тонкую нить, прокладывая себе путь. О чем же он хочет поговорить? Конечно… Ася.
– Ася… Расскажи мне о ней. Ты ведь хочешь рассказать мне о ней, Андрей?
– Рассказать об Асе? – недоверчиво спрашивает он, но руки его больше не сжимаются в кулаки.
Словно он приходит в норму. Словно он так долго ждал чего-то и сейчас получил!
– Да. Расскажи мне о ней, прошу.
– Ты хочешь это узнать?
– Хочу.
Не хочу, но еще могу соображать и понимаю, что этого добивается Андрей – чтобы я просила его рассказать об Асе.
– Почему же раньше меня не просила? Почему слушала моего братца, а меня не просила?
Я проглатываю ком страха и непонимающе смотрю на Андрея снизу вверх.
– Я ведь спрашивала… Тогда, на трибуне, когда у Тимура был бой. Я просила рассказать, помнишь?
– Ты не просила рассказать! – крик заполоняет комнату.
Руки покрываются мурашками, моим телом овладевает безумный животный страх от нахождения с тем, кто имеет власть над моей жизнью. Андрей ненормальный, он болен, и кто знает, что в следующую секунду ему взбредет в голову сделать со мной?
Не просила, так не просила. Пусть окажется правым.
«– Андрей? – позвала я его, пока начиналась подготовка и объявления сторон, – ты расскажешь мне, что случилось с Асей?
Жених повернулся в мою сторону – стремительно и слишком резко, а взгляд его мне совсем не понравился. Какой-то презрительный, брезгливый, негодующий.
– Я тебе уже все сказал, Вика. Она мне изменяла, она была мне не верна, а затем забеременела и хотела, чтобы я воспитывал чужого ребенка. Я даже имени ее слышать не хочу!
Он глубоко выдохнул, а затем также быстро смягчился:
– Уверен, Тимур рассказал тебе часть произошедшего. На этом хватит ее вспоминать, Вика!»
– Я ошиблась. Я никогда тебя не просила, ты прав, – шепчу умоляюще.
Но Андрей уже не слышит меня, он подскакивает к моему обездвиженному телу и хватает меня за волосы, вызывая крик недавней боли.
– Ты была очень глупа, раз не просила меня рассказать об Асе. А меня жрет вина, понимаешь?! А ты никогда не просила меня излить тебе душу, хотя знала, сука, что я убил ее!
«Вспомни, что я говорил тебе, Вика. Андрей стал другим человеком – он стал слабым, ведь он чувствует свою вину. Она, эта вина, жрет его много лет. Андрей только и жаждет, чтобы я рассказал тебе правду, чтобы ему самому не вспоминать все то дерьмо. Чтобы у него груз с души упал…»
Молчу, опасаясь сказать даже лишнее слово. А затем происходит то, чего я совсем не ожидала – в руках у Андрея откуда-то появляется зажигалка и сигареты. Он отходит от меня в другой угол и, пока я облегченно вздыхаю, закуривает.
Оказывается, Андрей курит, но событий для удивления мне и без того хватает сполна. Таких, что даже факт наличия сигарет у Андрея вызывает во мне только равнодушие и голимый страх за другие его скрытые стороны. Пусть курит, главное, что меня не трогает и не уходит туда, где Ульяна. Не уходит, и Ульяна там одна, но я чувствую, что с ней все хорошо. Мое сердце так чувствует.
Возможно, я спокойна только потому, что Андрей находится со мной, а не с ней. Мне так спокойнее, пусть лучше здесь мучает меня, чем находится там близко к моей дочери.
Муж успокаивается, словно наконец-то находит себя. Находит себя здесь, в этой гнилой камере, где лежит на полу его измученная жена с привязанными руками к батарее. Словно он только что обрел покой, начиная историю об Асе, которую я уже не надеялась услышать.
Вот, где его покой – в мучениях и в собственном чувстве вины, что пожирала его день за днем. Тимур ведь говорил, а я не хотела ему верить. Очень зря.
Ася… Кто же эта Ася? Существовала ли она в реальности или нет? Я в этом сомневалась – настолько в моем представлении она стала мифическим персонажем, да вот только мифические персонажи не губят людей через много лет, а их духи не живут в живых людях, мучая тех – виной.
– Ася… – ухмыляется Андрей, а его взгляд, хоть и был направлен на меня, смотрел сквозь.
Он начинает свою историю…
– Ася любила меня.
Шумно вбираю в себя заплесневелый мокрый воздух. Глаза закрываются под тяжестью век, и мне становится лучше. Протяну еще немного в таком состоянии точно.
– Ты слушаешь меня?! – рассекает тишину гневный голос Андрея
– Конечно! – поспешно раскрываю глаза, как бы больно мне это ни далось.
– Хорошо… – расслабленно шепчет он, выпуская на воздух серую дымку от сигарет, – она была милая девчушка, ей только девятнадцать исполнилось, когда Тимур ее привез сюда. В этот дом.
