Текст книги "Тайна двух лун (СИ)"

Автор книги: Ксения Грациани

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

12. Арэнк

Девушки спрыгнули в воду и, поднимая ногами брызги, побежали к берегу, где лежала, уткнувшись носом в ил, деревянная лодка. Дно практически сгнило, однако на борту ещё виднелись остатки цветного орнамента. Аламеда хоть и не понимала значения вплетённых в него символов, но догадывалась, что это не просто украшение. На её родной земле подобные метки несли в себе знаки племени, его историю и даже родословную вождей. Поблёклые краски на борту лодки будто рассказывали Аламеде какую-то древнюю притчу, но она не знала языка, чтобы понять её.

Почва вокруг была заболоченной и размытой. С чёрной грязью мешались склизкие водоросли, прелая листва и пустые раковины мелких моллюсков. Эта жижа неприятно сочилась меж пальцев ног, но впервые за долгое время девушки наконец чувствовали под собой твёрдую опору. Их ступни оставляли на земле четкие следы… рядом со следами кого-то ещё. Нита не ошиблась: здесь жили люди.

Теперь удары раздавались совсем близко. Они то затихали, то возобновлялись. Девушки ловко и бесшумно вскарабкались по крутому, покрытому разнотравьем склону. Чтобы не соскользнуть, им приходилось держаться за выступающие из почвы корни, которые протянулись вниз от росших на возвышенности лиановых деревьев. Наверху гостей встретил целый лес. Ветки многовековых гигантов изгибались и переплетались между собой. Толстые верёвки лиан связывали их своими тугими узами. Крепкие корни бороздили твёрдую землю. Птицы, юркие, с невзрачным серым оперением, копошились в листве, но молчали. Букашки ползали по шершавым стволам, мельтешила мошкара, но тоже без единого звука. В лесу было тихо, и только странный стук доносился из глубины зарослей, да шуршала под ногами опавшая листва. Серая пыль поднималась от осторожных шагов девушек, а в воздухе пахло свежесрубленной древесиной.

Совсем скоро деревья расступились и поредели. Шедшая впереди Нита вдруг остановилась, подавая Аламеде и Муне знак замереть. Постояла, всматриваясь, и поманила их рукой. Перед ними белела кругами пней вырубленная поляна. Там, среди поваленных стволов, уперев ногу в один из них, стоял человек и топором обтёсывал крупные ветки. Натруженные мышцы на смуглой спине напрягались при каждом взмахе руки. Длинные чёрные волосы блестели от пота. Человек обошёл дерево, встал к девушкам лицом и, вытерев испарину со лба, принялся стёсывать кору с другой стороны. Он так и не заметил, что за ним наблюдают. Зато Аламеда, только он повернулся, едва сдержалась, чтобы не закричать: широкие смуглые плечи, татуировка справа на груди, наклон головы и чёрная прядь, свесившаяся на глаза…

– Роутег, – одними губами произнесла она. Как?.. Неужели он? Её бросило в жар, кровь прилила к лицу. Роутег… он здесь…

Нита меж тем сказала: «Идём», – и шагнула из укрытия навстречу незнакомцу.

В этот миг человек поднял голову и, отскочив назад, будто вспугнутый зверь, замахнулся топором. Нита стремительно выхватила нож, а Муна вскинула гарпун. Но, рассмотрев пришедших, незнакомец изменился в лице: его озарила приветливая белозубая улыбка, а угрожающий взгляд просветлел. Человек опустил руку и пошёл им навстречу, ступая твёрдо и уверенно. Нита и Муна переглянулись и убрали оружие.

Аламеда же так и стояла, как в землю вросла, и во все глаза смотрела на приближающегося Роутега. Волна счастья окатила её с головы до пят, словно тёплый тропический ливень. Она не чуяла ни ног, ни рук и только слышала громкие удары сердца, рвущиеся из поднимающейся в волнении груди. Он шёл прямо на неё, улыбаясь. Губы сами собой стали расплываться в ответной улыбке… но вдруг – задрожали… Это был не ОН… Накативший жар отхлынул в один миг, глаза смотрели сквозь незнакомца, сердце провалилось куда-то глубоко-глубоко, но продолжало учащённо биться, заглушая зазвучавшие голоса. Как же так? Она ведь видела, видела… Аламеда опять пристально посмотрела на человека, словно пытаясь вновь разглядеть в нём так внезапно появившегося и тут же ускользнувшего Роутега.

Нита уже поприветствовала лесоруба издалека круговым жестом руки и приблизилась, а Муна чуть приотстала и зачем-то спешно распутывала пальцами свои длинные волосы. Аламеда прошла мимо неё, потухшим взглядом смотря на незнакомца и всё больше убеждаясь, что нет в нём ничего от Роутега. Она чувствовала себя так, словно в третий раз пережила смерть любимого. Ей хотелось просто взять и исчезнуть. Испариться вместе с видением. Уйти туда, куда ушло и оно. В глазах опять стояли слёзы, а в ушах звенела песня смерти.

Аламеда не заметила, как подошла Муна, и не слышала завязавшегося разговора. Сёстры что-то объясняли незнакомцу, указывая в сторону, откуда пришли, и спрашивали его о чём-то. Он охотно отвечал и, казалось, радовался встрече. Аламеда бессмысленно смотрела прямо перед собой, напротив её глаз чернела татуировка лесоруба. У Роутега была похожая, слева на груди. Но нет, эта совсем другая. Рисунок у её жениха изображал леопарда – бесстрашного хищника сельвы, олицетворяющего силу и мощь солнца, а у этого человека – какой-то неизвестный зверь, похожий на крылатую пантеру.

Аламеда оторвала глаза от груди незнакомца и встретилась с его глазами. Как она могла ошибиться? Нет в нём ничего общего с Роутегом. У того взгляд был сосредоточенный и глубокий, а у этого – даже слишком открытый. Глаза светло-карие, с зелёными крапинками, но вместе с тем какие-то задумчивые…

– Аламеда, – окликнула её Нита. – Аламеда, да что с тобой? Ты будто призрака увидела.

– Я? Нет… – растерялась она, заметив, как все трое с удивлением смотрят на неё, но тут же нашлась. – Что это за животное, на татуировке? – спросила Аламеда и вдруг вспомнила, она уже видела точно такой же символ, вплетённый в орнамент, который украшал борт дырявой лодки.

– Это чёрный дорей, метка моего исчезнувшего племени, – ответил человек. – Эти животные тоже давно вымерли. В последний раз я видел их, когда был ещё мальчишкой. Дорею нужен простор: не только небо для полёта, но и широкие равнины для бега. Где их теперь найдёшь?

И голос у него совсем другой, подумала Аламеда. Роутег всегда говорил размеренно, не торопясь, в каждое слово вкладывая смысл целой притчи, а этот общается так, будто они давно знакомы, просто и открыто.

– А каков символ твоего племени, белянка? – лесоруб прямо и с любопытством посмотрел на неё. – Я никогда раньше не встречал людей с такой белой, как облака, кожей и золотистыми, будто поцелованными солнцем, волосами.

– Моего племени, как и твоего, давно нет, – коротко ответила Аламеда. Где он увидел золото в её волосах? Солнце просто выжгло их. Они скорее оттенка сухой глины. А кожа цвета облаков – это что, насмешка?

– Сколько вас здесь? – спросила она, чтобы переменить разговор.

– Аламеда, ты разве не слышала? Арэнк ведь сказал, что он на острове один, – вмешалась Нита.

Арэнк… Красивое имя, звучное, подумала Аламеда. На языке её племени это слово означало «путеводная звезда».

– Она слишком загляделась на чёрного дорея, – хмыкнула вполголоса Муна, но Аламеда расслышала.

– Да, кроме меня, здесь никого нет. Моя земля лежала далеко, за шестьдесят лун плавания отсюда, а мой народ погиб при потопе, – подтвердил Арэнк, – солнце озаряло его приветливое лицо. Видимо, за долгое время одиночества он был рад поведать кому-нибудь свою историю. – Большая Вода в один миг смела наше поселение. Всех утащила за собой. Остался только я. Шестьдесят лун меня мотало на ветхой лодке. Я пил, когда шёл дождь, и ел, когда удавалось поймать рыбу. Трижды на меня нападали подводные чудища и трижды я насилу выживал. Я был уверен, что рано или поздно всё равно умру, пока однажды на рассвете мою лодку не выбросило прибоем к здешним берегам. Какого же было моё удивление, когда, проснувшись, я увидел, что она застряла в корнях мангров на входе в водную чащу. Деревья не растерзали меня, а, наоборот, будто бы поймали и спасли. Я высвободил лодку и поплыл в самую глубь леса, решив, что терять мне всё равно нечего. Оказалось, за кольцом мангров прятался поросший джунглями остров, в середине которого скрывается небольшое пресное озеро. Так это место стало моим домом…

– Пресное озеро, ты сказал? – прервала его Нита. – Целое озеро питьевой воды?

– Да, – ответил Арэнк и махнул рукой в сторону леса: – Оно дальше, за деревьями. Здесь есть всё для жизни: вода, пища. Наверное, когда-то этот холм был оконечностью старой, покрытой лесом горы, с озером в углублении на её вершине. А древесина здесь, – он похлопал рукой по стволу поваленного дерева, – лёгкая и прочная – в самый раз для строительства надёжного судна.

– Ты думаешь уплыть отсюда? – спросила Муна.

– Мне придётся рано или поздно. И вам… Вода прибывает. Медленно и незаметно, но уровень её становится всё выше. Я хочу построить большую и крепкую лодку, чтобы, когда придёт час покинуть это место, уплыть отсюда и найти Водные Врата.

– Видишь, – шепнула Муна сестре, – не только я в них верю.

– Один я быстро не справлюсь, – добавил Арэнк, – но если вас много, мы сможем построить действительно большое судно, и все вместе отправимся на поиски выхода из этого мира.

– Нас много, и мы с радостью присоединимся к строительству, – сказала Нита, – но мне жаль, выхода из Лакоса нет, как и Водных Врат. Мы можем только надеяться, что найдём остаток какого-нибудь уцелевшего материка.

– Твоя воля так думать, – ответил Арэнк, возвращаясь к работе, но вряд ли Нита переубедила его. – Зовите своих, места здесь всем хватит, – с этими словами он высвободил топор из ствола и опять принялся обтёсывать ветки. Аламеда проводила его взглядом, их глаза снова встретились. Она поспешила отвернуться.

– Тогда пойдём за остальными? – обратилась она к своим попутчицам. И что он так уставился? Нашёл невидаль… Ей захотелось поскорее уйти и возвратиться с племенем, смешаться с другими, лишь бы он так не смотрел.

– Нам незачем идти втроём, – сказала Муна, – достаточно, если пойдёт кто-то один. Например, ты, Килайя.

– Хорошо, – согласилась та, даже не заметив, что её опять назвали не по имени. Она сама не понимала, что с ней творится, но ей хотелось как можно быстрее убежать от взгляда Арэнка, устремленного на неё исподлобья.

– Нет, будь здесь, я приведу остальных, – сказала Нита, – а вы с Муной начинайте строить навесы для ночлега. Солнце уже клонится к вершинам деревьев, нужно спешить, – Нита тут же развернулась, не дав Аламеде возразить, и побежала к воде.

Всегда она так. Скажет, как обрубит – с ней не поспоришь.

– Можете брать стёсанные ветки, они мне не пригодятся, – сказал Арэнк, обхаживая топором ствол дерева. Лесоруб снова был вовлечён в работу и наконец перестал разглядывать Аламеду. – Места здесь полно, выбирайте, где почище. Если нужна помощь – зовите.

– А сам ты где живёшь? – поинтересовалась Муна. Она положила гарпун на землю и принялась собирать прутья для крыши.

Арэнк поднял голову и кивнул на стоящее в отдалении дерево. Кряжистое, с раскидистыми ветвями, оно держало меж них сложенную из хвороста хижину.

– Ты соорудил дом так высоко? – удивилась Муна.

– В первые дни я был слишком осторожен. Глаз не сомкнул, пока не закончил работу. Теперь же я часто засыпаю прямо здесь, под открытым небом, на ворохе опавшей листвы, поэтому и вы можете спокойно строить на земле. Но тогда я опасался, что в лесу полно чудовищ и плотоядных растений – где в Лакосе их нет? – Арэнк улыбнулся, и Муна тут же ответила на его улыбку. – Вскоре я понял, что лес не враждебен. Никакая тёмная сущность словно не смеет ступить в него. Кроме птиц, рыб и животных, лишь одно существо обитает здесь. Мне кажется, именно оно оберегает это место.

– Ах, та слизкая мерзость, – вспомнила Муна, – Аламеда говорит, это мокрун, дух болота.

– Дух болота? – Арэнк удивлённо глянул на Аламеду. – А разве духов можно увидеть?

– Мокрун – воплощённый дух, – отозвалась та.

– Тебе придётся поверить ей на слово, – хмыкнула Муна. – Она ведьма.

Арэнк снова перевёл взгляд на Аламеду, внимательно изучая её.

– Что ж, верю… – пожал он плечами. – Правда, я зову это создание Страходеем, Знали бы вы, как я перепугался, когда увидел его впервые. До смерти, честное слово, – лесоруб засмеялся, и от этого заразительного и обезоруживающего смеха у Аламеды что-то шевельнулось внутри. – Но потом понял – это место живо, только благодаря ему. Страходей оберегает его. Я спросил, могу ли я срубить несколько деревьев, и он ответил согласием. Теперь уживаемся мы на славу. Он даже не пытается больше меня пугать, хотя сначала старался, как мог. Наверное, понял, что я его не боюсь. И вы не бойтесь. Он ничего вам не сделает.

– Мокрун любит людские страхи, они для него, как красочные сны, – сказала Аламеда, внезапно припомнив, чему учила её старая Ваби. – Оттого и пугает. Особенно перевоплощаться горазд. Мокрун способен обратиться хоть в беса, хоть в умершего человека, но он никогда не сделает зла людям. Если его не обижать.

– Может быть, ты даже знаешь, почему птицы не поют? – спросил Арэнк.

– Нет, этого я не знаю…

Девушки приступили к работе. Выбрали из кучи стёсанных веток те, что покрупнее и установили каркас будущего навеса. Затем принялись переплетать между собой и укладывать поверх тонкие прутья. На это ушло много времени, стало смеркаться.

– Нита, наверное, уже вернулась на остров, – сказала Аламеда. Она закрыла оставшуюся прореху в крыше и присела отдохнуть. – Под навес этой ночью отправим детей с матерями, а завтра построим ещё.

Она глотнула воды из глиняной бутылки, которой поделился с ними Арэнк, и глянула на Муну. Что это с ней? Щёки тронул нежный румянец, губы тоже порозовели, как закатное небо. Тут Аламеда заметила, что Муна размяла в пальцах несколько красных ягод, росших вокруг на мелких кустарниках, и снова нанесла немного сока на скулы. Она преобразилась и стала ещё красивее, чем обычно.

– Что смотришь? – бросила та, заметив, что Аламеда наблюдает за ней.

Та промолчала и, отвернувшись, устремила взгляд на закат. Впервые она видела, как Муна прихорашивается. Для Арэнка красоту наводит. Только ей незачем, она и так самая заметная девушка племени. Он непременно выберет её. Аламеде снова стало тоскливо. Она вспомнила, как сама готовилась к встречам с Роутегом, как хотела понравиться ему. Приглаживала ореховым маслом свои длинные волосы, которые он часто ласкал в крепких ладонях. Расписывала тело татуировками с символами любви и семейного очага. Давно это было, и уже развеялось по ветру, как зола от пепелища. Ничего не вернуть, всё в прошлом…

Девушки почти закончили обустраивать навес, когда Арэнк наконец оставил топор. Он разжёг костёр. Красное пламя взвилось в небо, словно сигнальный огонь, указывая путь десятку огоньков поменьше, которые показались вдали, за деревьями. Плавучий остров приближался к берегу, и ночное безмолвие нарушили людские голоса.

13. Хижина на дереве

Остров-плот заякорили возле берега, но за время пути от него отслоился ещё один большой кусок, и добрая часть скарба племени утонула. Спасённые пожитки перенесли на холм. Было решено, что под построенный Муной и Аламедой навес пойдут спать дети, а остальные – уж где придётся. Племя объединилось вокруг костра. Поужинали чем пришлось. Арэнк поделился с гостями своими немногими запасами: рыбой, ягодами и корнеплодами, которые по виду напомнили Аламеде корень любимой маниоки. Пока еда коптилась на углях, лесоруб показал женщинам, где растут съедобные корневища, ягоды и лишайник, и объяснил, как отличить их от несъедобных. Многие из этих растений те отродясь не видели.

Стемнело, но Аламеда заметила, что старый Яс закурил длинный костяной калумет и подозвал к себе Арэнка. Они сидели отдельно от остальных и долго о чём-то говорили, передавая друг другу трубку. Наконец Яс поднял руку – и вокруг костра тут же воцарилось молчание.

– Немало воды прибыло в Лакос с тех пор, как мы скитаемся по его волнам, – проскрежетал старик. Думалось, он вот-вот рассыплется, будто потрескавшаяся земля, от каждого произнесённого слова. – Я редко ошибаюсь, но всегда готов признать свой промах. Нита оказалась права, когда решила отправиться в чащу, – он с трудом повернулся, отыскивая её глазами в кругу собравшихся, а найдя, еле заметно кивнул. – Благодарю тебя и твоих смелых подруг. Никогда прежде нам не улыбалась такая удача: мы наконец-то нашли место, которое ещё какое-то время будет для нас гостеприимным и надёжным домом, – затем старейшина обернулся к лесорубу, кивком головы приглашая его подняться. – Теперь нас стало на одного больше. Отныне Арэнк – наш соплеменник.

Мужчина поблагодарил старика, встал и обратился ко всем.

– В тот день, когда мою прохудившуюся лодку вынесло к останкам этого древнего леса, я подумал, что здесь и погибну, так больше и не увидев людей, – начал Арэнк, обведя всех собравшихся открытым выразительным взором, – но вскоре я понял, что умереть на этой земле мне не удастся: холм погрузится в воду прежде, чем придёт мой последний день. И тогда я решил строить большую и крепкую лодку, которая смогла бы путешествовать по Большой Воде столько, сколько понадобится для того, чтобы найти Водные Врата. Это единственное, что заставляло меня работать не покладая рук и не сойти с ума от одиночества, хотя порой я был на одном волоске от безумия. Только молчаливые птицы и уродливое подводное создание разнообразили мои унылые дни. Но я ошибся: Боги не дали мне помешаться рассудком, и теперь я снова среди людей. Общими усилиями мы построим такой большой корабль, который никогда ещё не рассекал воды Лакоса. Он пройдёт сквозь Водные Врата, и мы все окажемся в лучшем мире, там, где сами пожелаем. Готовы ли вы, мои новые братья и сёстры, присоединиться ко мне?

Голоса зазвучали вокруг костра, сначала несмелые, затем всё более воодушевлённые, пока не переросли в оживлённые крики. Речь Арэнка наполнила сердца людей надеждой. Когда он говорил, Аламеду не покидала мысль, что она слышит предводителя. Голос его был громкий и уверенный, вдохновляющий и зовущий за собой. В ту минуту лесоруб напомнил Аламеде её отца, вождя их племени. Точно также, затаив дыхание, слушали его люди и вдохновлялись сильными словами. Он всегда умел унять тревогу, вспыхнувшую из-за неурожая или неудачной охоты, примирить ссору, сплотить племя в трудный миг. Арэнк был из таких: настоящий вожак. Она и сама смотрела на него с восхищением, как и сидевшая поблизости Муна. Огненные всполохи озаряли её строгое, но красивое и одухотворённое лицо. Глядя на неё, Аламеда думала, что такая девушка смогла бы стать достойной парой Арэнку. Наверное, она и сама обратила бы на него внимание… раньше, в прежней жизни, не будь в ней Роутега, но с ним никому не сравниться. Только для него есть место в её раненом сердце.

Две луны уже высоко сияли на небе, дети спали под навесом, а взрослые продолжали обсуждать план строительства. Воодушевлённые, спорящие, уставшие, – они всё сидели. А над ними стоял Арэнк и говорил, и рисовал на земле задуманное им судно. Когда наконец все стали устраиваться на ночлег, он неожиданно подошёл к Ните.

– Можете заночевать в моей хижине. Я всё равно останусь здесь, а вы втроём проделали сегодня долгий путь, построили ночлег для других, вам нужно хорошо отдохнуть.

– Ты очень добр, – ответила Нита, – это честь для нас, найти приют под твоим кровом.

– Спасибо за гостеприимство, – добавила Муна, пытаясь поймать взгляд Арэнка, но он был устремлён на другую. Арэнк смотрел на Аламеду так, будто ожидал согласия именно от неё.

– Благодарю тебя, но я могу заночевать и здесь, – сказала та, опустив веки. Сама не понимая почему, Аламеда хотела убежать от цепких, светло-карих, с зелёными крапинками глаз.

– Я настаиваю, – ответил Арэнк, – не пренебрегай моим гостеприимством. Вам троим хватит места.

– Хорошо, сегодня мы заночуем в твоём жилище, а завтра построим новое, – согласилась Аламеда, коротко посмотрев на него, но тут же отвела глаза, словно обжегшись его пытливым взглядом.

– Не благодарите, я уже говорил, что там почти не живу. Спокойных снов, – ответил Арэнк и ушёл, постепенно исчезая в густой темноте.

– Даже с ночлегом повезло. Удачный день, – сказала Нита, едва он скрылся из виду. – Впервые за долгое время поспать в нормальном доме, пусть и на дереве, многого стоит. Забирайтесь наверх и ложитесь, я тоже скоро приду, только поговорю с Ясом.

Аламеда валилась с ног от усталости, и ей в целом было всё равно где спать: хоть на дереве, хоть стоя, прислонившись к нему спиной. Вскарабкались по стволу. Никакой лестницы, чтобы забраться наверх, не было, но Муне и Аламеде она не понадобилась: обе лазили по деревьям как кошки. Закрепили факел в держателе на двери. Хижина оказалась пустой и совсем необжитой, будто и правда в ней никто не бывал. На стенах дрожали тени от заглядывающих в окна ветвей, пахло свежей древесиной и сочной листвой. Почти всё пространство на полу занимал широкий соломенный настил, должный служить постелью. Единственное, что бросалось в глаза, было кинутое поверх него одеяло грубой текстуры, но с замысловатой вышивкой, будто оно попало на этот необитаемый остров из другого мира, в котором кто-то ещё пёкся о домашнем уюте. Одеяло напомнило Аламеде о семье и о прежней счастливой жизни. Когда-то и она ткала такие, готовясь стать женой. Больше в хижине ничего не было, на стене висело лишь духовое ружьё и колчан со стрелами. Видимо, Арэнк и правда здесь почти не появлялся.

Впервые Аламеда очутились с Муной с глазу на глаз. Ей даже показалось, что сегодняшние события немного сблизили их. Возможно, теперь Муна не будет с ней так высокомерна. В конце концов, им нечего делить, они могли бы даже стать подругами.

– Нам повезло, что Нита не дала Ясу уплыть, – сказала Аламеда, пытаясь начать разговор. – Теперь у нас снова есть дом.

– Да, моя сестра находчива и смела, – ответила Муна, улёгшись с краю, и тут же отвернулась к стене. – Погаси факел.

Подружиться с Муной – как бы не так. Нет у той никаких подруг и, кажется, те ей совсем не нужны. Да и Аламеде на что эта дружба? Латея, Мира, Алин – они были её настоящими подругами, никто не сможет занять их место. Нита, возможно… Верная Нита…

Аламеда собралась накрыть факел, но вдруг Муна остановила её:

– Нет, подожди, мне что-то впивается в спину, – она приподнялась и ощупала настил: – Что тут? – Муна залезла рукой под солому и вытащила оттуда плоский платяной свёрток.

– Ты же не думаешь его открывать, – сказала Аламеда, с тревогой глядя на неё.

– Думаю, – ответила та с вызовом.

– Не надо, Муна. Арэнк впустил нас в свой дом, а ты в знак благодарности будешь рыться в его вещах?

– Если бы он хотел утаить свёрток от чужих глаз, то спрятал бы получше. А раз не особо старался – значит, нет тут никакой тайны. Да не смотри ты на меня так. Я лишь хочу узнать о нём побольше, вот и всё, – сказала Муна с лукавой улыбкой.

– Тебе что, недостаточно простого общения? – возразила Аламеда.

Муна не стала отвечать, а вместо этого развернула свёрток. Сверху лежали тройные ножны, выполненные из кожи какой-то рептилии, с тиснёной на них головой дорея. Даже не посмотрев на Аламеду, Муна раскрыла его – блеснуло холодом металла: из трёх карманов выглядывали рукоятки клинков, расписанные узором, который походил на тот, что девушки видели на борту брошенной лодки. В орнамент вплетался силуэт летящего дорея. Муна вынула один нож, поднесла его на свет, попробовала пальцем лезвие.

– Хорошее оружие, – сказала она, – древнее. Особенно, если уметь с ним обращаться, – Муна ловко провернула в ладони клинок и, вложив его обратно в карман, закрыла ножны.

Затем в её руках оказался странный предмет. Он походил на деревянный свисток на верёвке, украшенной чёрными перьями. – Амулет, наверное, – сказала Муна и, отложив его без интереса, перешла к сложенной в несколько раз красной тряпице, расшитой цветными нитями и зубами животных. – Похоже на головную повязку с символами рода. Арэнк из знатных, это видно. Говорят, когда-то в Лакосе существовали высшие племена. Возможно, его предки принадлежали одному из них. Заметила, как речь Арэнка сегодня всех подстегнула? Нам нужен был такой человек в племени. Сильный, способный увлечь за собой. Яс уже слишком стар и ни на что не годен. Вот увидишь, Арэнк займёт его место. Уверена, они говорили об этом.

– Думаю, ты права, – согласилась Аламеда.

– Она думает, – усмехнулась Муна. – Конечно я права. Это сильный мужчина, не чета всем нашим, настоящий вожак.

– Муна, теперь убери свёрток. Сейчас придёт Нита и не обрадуется тому, что ты трогаешь вещи Арэнка.

– Мне не нужно её разрешения, – бросила та. – Тут ещё кое-что есть.

Последним оказался тонкий белый пояс из сплетённых в косу нитей, на которые были нанизаны бисер и раковины. При виде его Аламеда вздрогнула. В её племени такие украшения плела мать жениха, в подарок невесте. У неё самой был похожий. Чуть побогаче, с белоснежным речным жемчугом. Мать Роутега повязала пояс Аламеде на талии, когда её сын объявил, что нашёл себе невесту. Зачем Арэнку здесь эта вещица?

Муна примерила украшение и, дерзко глянув на Аламеду, убрала всё обратно в свёрток.

– Видишь, я просто посмотрела.

Пришла Нита и, потушив факел, тут же легла спать. Заснула в два счёта и Аламеда, но вскоре проснулась, из-за того что ей опять привиделся проклятый доктор. В этот раз он не был неопределённым видением, а находился здесь, в Лакосе. Аламеда встревожилась. Неужели он подбирается к ней всё ближе и ближе? Нет, не выйдет, доктор. Совсем скоро она вернётся в свой мир. Этот день не за горами, Аламеда знала. Каждый раз, дотрагиваясь до амулета у себя на шее, она ощущала в нём прибытие силы – той силы, которую постепенно теряла Лиз, день ото дня утрачивая собственную душу, чтобы пустить в своё тело Аламеду. Совсем скоро та сможет переступить порог миров. Новое заклинание медленно, но верно действовало. Нужно только запастись терпением и выжить в негостеприимном Лакосе.

Весь сон пропал. Аламеда лежала, глядя в окно на звёзды и мечтая о возвращении в свой мир. Он где-то там, наверху, стоит лишь протянуть руку. Снова и снова колдунья наслаждалась мыслью о том, как, находясь в теле белой девчонки, она будет мстить людям, убившим её Роутега.

* * *

Я ещё какое-то время сидел у камина и наблюдал, как летают в ореоле огня крупинки золы – всё что осталось от письма к Лиз, которое я так и не дописал. Уже за полночь я вернулся к себе в квартиру. Спать мне совсем не хотелось. Я набрал ванну и погрузил в неё своё продрогшее за длинный дождливый день тело. Должно быть, горячая вода расслабила мои мышцы, сняла спазмы с напряжённого лба, и я не заметил, как заснул.

Мне опять приснился совершенно невообразимый сон. Я сидел на берегу не то болота, не то запруды, на носу опрокинутой вверх дном дырявой лодки. Вода мерно плескалась, омывая мои босые ноги в подвёрнутых брюках. Расстёгнутая рубашка с засученными рукавами открывала солнцу грудь. Лучи сквозили через сень нависших надо мной высоченных деревьев, которые росли прямо из воды, наводя на мысль, что я попал в какую-то доисторическую эпоху, когда землю населяли гигантские растения и рептилии. Я подобрал тонкий прутик и зачем-то выводил на тёмном песке слова из письма. Того самого, которое я так и не закончил. Но лёгкие волны то и дело накатывали на берег и каждый раз смывали написанное. Я начинал снова и снова, но вода упорно стирала слова, будто желая забрать их себе.

Внезапно неподалёку появилась Она. Я уже знал, что это не Лиз, но всё равно позволил себе на секунду поверить в обратное, чтобы немного насладиться недосягаемым видением. Хотя бы во сне – в реальности я больше никогда не смогу этого сделать. Она шла вдоль берега, ловко перелезая через корни водных деревьев. На ней было длинное зелёное пончо, сшитое, кажется, из какой-то грубой растительной ткани, которая, однако, не скрывала всей красоты спрятанного под ней стройного тела. Из разрезов по бокам платья выглядывали длинные загорелые ноги. Отросшие почти до середины спины волосы выгорели и приобрели золотистый оттенок. До чего же Лиз шёл загар. Я смотрел на её прекрасное и желанное тело, которое мне никогда не суждено будет увидеть наяву, и старался прогнать мысль, что передо мной не Она.

– Зачем ты пришёл? – спросила Аламеда и села на другой край лодки, не глядя в мою сторону. Её голос тут же отрезвил меня. Тихий, но вместе с тем сильный и мелодичный, он не походил на мягкий и чистый голос Лиз.

– Я хочу, чтобы ты покинула сознание Лиз, – ответил я.

Она повернулась и без слов посмотрела на меня. Я заглянул в её чёрные глаза. Возможно, мне показалось, но в них промелькнуло сочувствие. Она так и молчала, а я всё смотрел в эти глаза и вдруг понял, что передо мной больше нет Лиз, я глядел на настоящую Аламеду. Точёные скулы и правильный тонкий нос. Губы, словно лепестки дикой орхидеи, гладкие чёрные волосы и смуглая оливковая кожа изящных рук. Прекрасная индейская девушка сидела передо мной и молчала.

– Оставь мне Лиз, – повторил я почти с мольбой.

– Не могу, – ответила она. – Лучше не мешай мне, тебе всё равно ничего не изменить.

Незнакомка смотрела с холодной обжигающей решительностью, затем поднялась и пошла прочь. Она ступала по воде и чем дальше удалялась, тем больше принимала знакомые мне очертания. Волосы и кожа светлели, походка становилась всё более лёгкой.

– Лиз, Лиз! – я бежал за ней по берегу, поднимая ногами брызги, пока видение не исчезло за переплетёнными кронами деревьев. Меня знобило, из груди вырывались всхлипы.

Я очнулся от холода. Вода в ванне давным-давно остыла, меня колотила дрожь. Я вытерся и поскорее забрался под одеяло. Клаус прав, думал я, снова засыпая, Лиз и её болезнь сводят меня с ума…