Текст книги "Спор на любовь (СИ)"
Автор книги: Ксения Акула
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)
Свет! Занавес!
Часть вторая
Глава первая
Точка невозврата
Бывает такое мгновение в жизни, когда хочется разбить кулаки об стену и мерить шагами комнату до тех пор, пока дыры в полу не протрутся, орать на себя в зеркало, обзывая последними словами и одновременно куда-то бежать, за кем-то… за ней. Но в тоже мгновение, как ноги поворачивают тебя в сторону двери, ты понимаешь, что это точка невозврата, что ты сделал что-то такое, после чего невозможно не просто бежать за ней, а даже и лететь.
Я был в ярости! Состояние, которое овладело мной более двух часов назад, никак иначе не назовешь, и любой, кто посмел бы зайти ко мне этой ночью, смог выйти из номера только покалеченным, но никто не вошел.
Перед глазами пылали оранжевые и красные всполохи, бедро разрывалось от боли, а голова кружилась от бессилия и непрекращающейся злобы. Я действительно злился… на себя, на Лику, на Маргариту и этого встрепанного паренька, который вечно околачивался около моей любимой.
Которой из них? – вмешалось неугомонное сознание, а образ Риты начал расплываться, рыжие волосы сменялись длинными прямыми светлыми прядями, пышные бедра и длинные ноги – хрупкой фигуркой с тонкой талией, нежной персиковой кожей, чуть прохладной на ощупь, покрытой мурашками от удовольствия и стеснения.
Саданул кулаком по хрупкому журнальному и, по сути, ни в чем ни повинному столику, даже не ощутив боли. Казалось, она поселилась в сердце и теперь дышит вместе со мной: вдох-выдох, через пламя, муки совести и разрывающую душу неудовлетворенность.
Ухмыльнулся, вспоминая, как утолял жажду по Лике, пользуясь телом Маргариты, что теперь было невозможно. Одна меня предала, другую предал я.
Хотя, какие у нас с Ритой были отношения? Секс и душевные разговоры, которые, тем не менее, не приносили мне ни облегчения, ни равновесия, ни желанного забвения. Я пользовался Ритой, как и она – мной, в тайне мечтая о другой женщине, любя другую и желая стереть образ-наваждение с подкорки головного мозга, что мне так и не удалось.
С самого начала я знал, что Лика сломается, признает, наконец, что хочет меня, пусть не любит, но точно хочет. Мне хотелось обуздать ее гордость, растоптать, как она когда-то сделала со мной и чего я добился? Жестокость, которая породила мое отношение к Лике, вернулась, умноженная стократ.
В тот момент, когда я увидел ее глаза, ее выражение лица, меня будто ударили под дых. Жгучая ненависть к ней растворилась, оставив пепел сомнений и огромную всеобъемлющую нежность. Было нестерпимо молчать и смотреть на то, как любимая женщина уходит из твоей жизни, чтобы никогда туда не вернуться.
Глазам стало больно, горячая влага обожгла кожу, разъедая солью слизистую и втаптывая мою мужское самолюбие в грязь.
Я сам этого хотел, я желал отомстить ей за годы физической боли и душевной тоски.
И что теперь? – металась в моем воспаленном мозгу раскаленная мысль.
Теперь только работа и безбрежный океан ожиданий того, что и в моей жизни еще появится другая женщина. Та, которая сможет бросить в иссушенную почву семя и взрастить из него хоть что-то подобное растению. Пусть это будет хоть кактус, я согласен даже на него, лишь бы не одному. Я больше не вынесу одиночества, просто свихнусь от собственных мыслей и потеряю всякое желание жить.
В голове возникла идея, от которой на мгновение стало теплее.
Почему бы не съездить в Грецию?
А действительно, почему нет? Мать до сих пор живет в Корфу, предпочитая дом отца моему вечному скитанию из одного города в другой, и звонит по три-четыре раза в неделю. Она хотела, чтобы я приехал к ней этим летом, отдохнул, расслабился, но постройка нового центра отодвинула желаемое на второй план. Теперь механизм запущен, а участие в шоу не помешает съездить в Грецию на недельку-другую и, возможно, даже искупаться в море.
Представил, как встречаюсь в родном городе с пышнотелой гречанкой и имею ее туда, куда захочу, грубо, властно.
Рассмеялся от собственных мыслей, вспоминая обвинения Лики в том, что я трахаю все, что движется.
Что ж, если не ее, то плевать кого! – с этой мыслью я, наконец, перестал метаться по гостиной и достал ноутбук, чтобы забронировать себе билет из столицы в Корфу.
Я вновь сидела на краешке ванной, гипнотизируя бежевый кафель пола. Вода из крана шумно разбрызгивала воду, обжигая меня горячим паром, но тело будто разучилось реагировать на боль.
С некоторых пор я стала ко всему безучастной: к друзьям, работе, развлечениям. И только семья возвращала меня к жизни: Ангелина, ее неугомонные мальчишки и даже Игорь, откровенная неприязнь которого немного отрезвляла.
– Помнишь то местечко в Италии, куда родители отвезли нас в детстве? – спрашивала сестра, готовя завтрак.
Я появилась на пороге ее дома внезапно, но Ангелина до сих пор не подавала виду, что мое присутствие ее стесняет. То мгновение, когда я вошла в дверь, наверное, станет нашим общим кошмаром. Ангелина схватилась за сердце, втаскивая меня в коридор и умоляя сказать, что со мной не так?
А со мной было все НЕ ТАК, правда помнила я о случившемся очень смутно. Было такое чувство, будто мозг перегрелся от напряжения и постарался обезопасить организм от излишнего стресса, спрятав те воспоминания, которые приносили мне жестокую боль.
– Милая, давай отдохнем семьей, съездим туда, где были так счастливы детьми? Лика?
Прошло уже больше недели с тех пор, как я приехала домой к Ангелине и меня поселили в гостевой спальне. Сестра избегала разговоров с тех пор, как я прямо в коридоре упала на пол и билась в истерике, срывая с себя ненавистную одежду, в которой уехала из гостиницы. У меня словно шлюз безумия открылся, за что я потом себя не раз винила.
А что, если бы дети были не в садике, а дома? Напугала бы их до полусмерти!
Но эта мысль пришла позже, когда слезы иссякли, а боль притупилась, оставляя место пустому равнодушию и зарождающейся нежности к детям сестры. Во мне проснулся материнский инстинкт, или просто нерастраченная и отвергнутая любовь требовала выхода, который я благополучно нашла в детях Ангелины. И вот сегодня, спустя неделю жизни в их доме, сестра снова косвенно вернулась к теме моего состояния.
– Пожалуйста, не молчи! – просила она, ставя кружку обжигающего ароматного кофе прямо мне под нос.
Да-да! С некоторых пор я возненавидела зеленый чай, и теперь пила только кофе: черный, крепкий до горечи и обжигающий до боли.
– А я и не молчу, – отчего-то по-детски возразила сестре.
И действительно, за последние семь дней я только и делала, что читала, пела и разговаривала-разговаривала до полуобморочного состояния, но только с собственными племянниками. В итоге, за неделю, мы выучили практически наизусть книгу песен и любимый репертуар стихов мальчишек, я посмотрела заново диснеевские «Утиные истории» и интуитивно зазубрила, как зовут собак из мультфильма «Щенячий патруль».
– Лика! – посмотрела мне в глаза старшая сестра, – ты игнорируешь любую попытку откровенно расспросить тебя, что произошло? Твой телефон выключен…
– Выброшен, – поправила я Ангелину.
– Номеров Элис и Дмитрия у меня нет, а твой босс, между прочим, грозиться приехать ко мне домой и оторвать кое-кому голову. – Сестра умоляюще посмотрела прямо мне в душу, но толку-то? Душа разбилась, а вместе с ней и восприимчивость к чужим просьбам. – Я даже примерно не представляю, в чем дело.
– И не надо, – отрезала, вставая из-за стола, – я в душ, а после в магазин за котом Нуаром.
– ЛИКА! – взревела сестра страшным голосом, которым обычно пугала своих сыновей, когда те вели себя безобразно, капризничали и кидались на пол. – Немедленно! Все! Мне! Расскажи!
– Ну, Игорь как-то обмолвился, что дети давно хотят игрушку из какого там идиотского мультфильма про супер героев, вот я и решила съездить и купить, – строила из себя откровенную дуру, – а сегодня как раз свободный день выдался, ни забот, ни хлопот.
Ангелина схватилась за голову, но продолжала испепелять меня взглядом, буркнув что-то про Италию и мое согласие, а в ванной я поняла, что действительно не прочь отправится в Бриндизи – южный городок, покоривший сердца родных, но абсолютно не впечатливший меня. Теперь все равно где, лишь бы подальше от прежней жизни!
Я понимала, что бежать бесполезно, что рано или поздно придется вернуться в нашу с Элис квартиру, чтобы забрать вещи, написать на работе заявление об уходе, если меня еще по статье не уволили, поговорить с друзьями. Но сейчас, сейчас я готова лететь в Бриндизи, купаться в море и глазеть на местные достопримечательности в компании Игоря, племянников, Ангелины и собственных родителей, лишь бы забыть Ника, его имя, его глаза, тело…
Из крана лилась горячая вода, заполняя ванную до краев, а из глаз жгучие слезы обиды и нерастраченной любви, наполняя тело отчаянием и горечью. Я ненавидела Ника за то, что он сделал, и любила так сильно, что каждую ночь засыпала с его именем на губах и его образом в голове.
Мне хотелось бежать от самой себя, потому что с каждым прошедшим днем гордость таяла на глазах, толкая меня к Нику. Приехать и умолять его… но о чем?
Все сказано, все сделано, но, Боже мой! Как мне хотелось продолжения!
– Ты дура, Лика. Ты едешь в Бриндизи, чтобы найти там итальянского красавчика и отдаться ему на борту яхты!
С этими мыслями я скинула с себя пижамные шорты и майку, чтобы погрузиться в горячую воду и на время отогреть собственное заледеневшее тело. Этот ритуал стал мне необходим, чтобы чувствовать себя живой. А племянники подарили смысл жизни, хотя я видела, какими глазами смотрит на меня Игорь – муж сестры, так, будто я стала приживалкой, которую желательно побыстрее выселить.
Черт!
Вот найду себе горячего итальянца и съеду от сестры, посылая на прощание Игоря куда подальше. – Пообещала себе мысленно, расслабляясь и отогреваясь от боли и обиды. – А с Ником покончено, раз и навсегда. Не захотел моей любви и не надо!
Глава вторая
Когда все так хорошо
Мне было незабываемо хорошо, так, как бывает несколько раз в жизни, когда ты вспоминаешь эти мгновения с теплой улыбкой на губах на протяжении долгого времени после.
Ангелина с мужем и детьми давно отправились в гостиницу, где мы остановились, мама с папой решили посетить ресторан, который им очень понравился в наш первый ужин в Бриндизи, а я слонялась по набережной. В воздухе царил незабываемый морской аромат, чуть солоноватый с привкусом рыбных деликатесов и ноткой солнечного тепла. Несмотря на конец октября, здесь все еще была августовская погода или же сентябрьское «бабье лето».
Прохладный бриз с моря холодил кожу, огни яхт, катеров, пароходов и паромов был сродни огонькам салюта в безбрежной синеве неба, а звуки легкой классической музыки, звучащей из ближайшего кафе на набережной, успокаивали.
Уют, трепетное волнение и ожидание чего-то нового, незабываемого с такой силой завладели моим разумом, что я полностью отрешилась от собственных проблем, выкинула из головы ненавистные мысли о Нике и отдалась на волю этого странного местечка под названием Бриндизи, которое мне не очень-то и нравилось. Нет, сама набережная была прекрасна, правда, портовой шум раздражал, но к идеалам я сейчас не стремилась. Мне не нравился городок, узкие улочки, нагромождение зданий, плотно прилепившихся друг к другу боками, словно древние старцы, ищущие опору друг в друге. Я не разделяла восторгов сестры и родителей от архитектуры и памятников культуры, от церквей и тех местечек, которые в первую очередь посещают туристы, поэтому сразу же отказалась сопровождать их в подобных прогулках. Моей мечтой было спрятаться в зеленых лесах на необитаемом острове, купаться голышом на диком пляже и кричать от ощущения полной свободы и независимости, что в Бриндизи совершенно невозможно было сделать.
И вот сегодня я в который раз оказалась на берегу моря, с бешеным ритмом сердца, с адреналином в крови, с каким-то томлением и предчувствием чуда. Что со мной происходило? Почему так влекло сюда каждый вечер, каждую ночь? Почему я избегала многолюдных кафе и ресторанов, общества родных, общественных пляжей?
Наверное, ответ крылся на далеком берегу, где-то там, за пределами видимости. Я жадно провожала каждый паром, отплывающий в Грецию, и больше не могла себе врать.
Мне хорошо здесь, на набережной, невдалеке от порта только потому, что жажда уплыть в Грецию столь велика, столь притягательна и вместе с тем так запретна. Именно желание сесть на ближайший паром становилось тем магнитом, который вел меня к морю, ни магия воды, ни успокаивающий плеск волн и одуряющий аромат набережной.
Нет!
Я хотела попасть в Грецию, с первого дня жизни в Бриндизи, с того самого момента, как моя дорожная сумка упала на пол гостиничного номера. С тех самых пор только одна запретная мысль была для меня главенствующей: «Сесть на паром и уплыть в Грецию, туда, где родился отец Ника, туда, где много лет жил он сам»!
Я обреченно помотала головой.
Нет! Ничто и Никто не могут избавить меня о глупых никчемных фантазиях о Нике, граничащих с детской мечтой в чудо!
Возможно, мое подсознание никак не хотело мириться с осознанием нашего расставания, разрыва и вело меня в объятия неизведанного, давало надежду на понимание этого странного мужчины, столько лет хранившего в сердце любовь ко мне. Ник одиннадцать лет боролся с этим чувством, чтобы в самый неподходящий момент вывалить на меня все, комом; с болью, с ненавистью, с пламенем и сожалениями. А что сделала я?
Сбежала! – услужливо подсказало мне собственное «Я».
Отвергла любую его попытку на оправдание, шанс на разговор, на объяснение.
Но в тот момент он так сильно унизил меня, так жестоко оскорбил, что я бы просто не смогла разумно отреагировать на его слова, какими бы они не были.
А теперь? – снова вмешался неутомимый голос.
Теперь я готова была встретиться, посмотреть Нику в глаза и даже поговорить, без слез, без истерик, без оскорблений; как взрослые люди. Выяснить до конца все, что не давало мне покоя с той проклятой ночи в гостинице.
В голове сразу всплыли памятные картинки прошлого: Ник с перекошенным серым лицом и пылающими дырами глаз, растрепанный возбужденный Дмитрий с рыжеволосой Маргаритой в его объятиях, Элис…
Имя подруги отдалось вспышкой неожиданной боли, но очередной порыв ветра остудил голову, отгоняя непрошенные муки совести на задний план. Я уверенно посмотрела в сторону порта и пошла туда, куда звало меня любящее сердце.
Наплевать, что Ника нет, и не может быть в Греции. Наплевать, что я понятия не имею, как звали его отца и откуда он родом. Наплевать, что я не знаю, что меня ждет на том берегу, и чего я вообще хочу от этой поездки.
Мне просто необходимо сесть на паром и уплыть с Бриндизи.
Об этом кричала мне интуиция, об этом плакала душа, туда звало сердце, а сил на сопротивление больше не осталось.
Повела плечами, чтобы прогнать мысли о семье, о своем безрассудном поведение, о бесполезности поездки и даже о возможных рисках и незапланированных тратах.
– Я просто проветрюсь! – пообещала себе вслух, боясь признать, чего на самом деле жду от этой авантюры.
А ждала я чуда!
Вилла отца встретила меня неприступными решетчатыми воротами и белокаменными стенами с резным узором по верху. Сколько себя помню, всегда не любил это место, отдаленное от городского шума и вообще жизни. Но все это в прошлом, потому что сегодня я жаждал тишины и покоя, а что может быть лучше, чем огромная парковая территория и старый, но построенный на века отцовский дом?
Располагался он на высоком скалистом берегу, резко обрывающемся прямо в море, поэтому прилегающая к вилле территория была огорожена только со стороны подъездной дороги. Ни один безумец не рискнул бы карабкаться на участок по каменистому склону, а в низине отец давным-давно устроил искусственный бассейн, к которому был оборудован безопасный спуск на подъемнике.
Красивейшие места!
Яркая зелень мирт, лавра и каменного дуба, которые буйно разрослись в парковой части виллы, радовали и успокаивали глаз, а скорая встреча с их тенистыми кронами зарождала в душе восторг и ликование. И только мысль о голубоглазой блондинке с милым детским личиком и характером разъяренной тигрицы не давала мне покоя ни днем, ни ночью.
Постарался отогнать непрошенный образы как можно дальше, натягивая на лицо неискреннюю улыбку, чтобы поприветствовать мать, но вскоре уже от всей души радовался ее горячим объятиям и словам любви.
– Ну, здравствуй! – мать прижала меня к груди, чуть не плача от счастья, а я смущался, как мальчишка.
Сколько мы не виделись? Два года, три?
– Четыре года! – будто прочитала она мои мысли, – долгих четыре года ты не вспоминал о родных местах и родной матери!
– Мам? – поморщился от укоризненного взгляда зеленых ясных глаз. – Ты прекрасно выглядишь. – Сказал я совершенную правду и постарался одновременно уйти от неприятной темы.
– Ты неисправим, – улыбнулась так светло, что у меня на душе стало как-то отраднее, – все такой же подхалим. – Потом встревожено посмотрела на мои ноги. – Давно отпустил таксиста?
– Я не устал, – поморщился. Каждое заботливое слово, каждый брошенный на мои ноги взгляд ассоциировался у меня с жалостью, который я не готов был простить даже родной матери. Эта маниакальная привычка окружать себя барьером каждый раз, как только речь заходила о моей физической несостоятельности, до сих пор причинял боль и резала по живому.
– Хорошо, пойдем в дом. – Теперь уже с хмурым и недовольным выражением лица, сквозь обиду и непонимание.
Я знал, что наше общение не сведется только к приятным ничего незначащим беседам и разговорам по душам. Мы с матерью в прошлом часто ссорились, не понимали друг друга, но, тем не менее, только благодаря ей я смог осуществить свою мечту и переехать в Россию после смерти отца.
Его кончина опечалила всех, кроме меня, потому что от родителей в то время я не получал ни тепла, ни внимания, ни любви. Они вращались в кругах местной элиты, управляли с матерью сетью ресторанов на побережье и мало времени обращали на единственного сына и будущего наследника.
Я, как многие дети богатых и влиятельных семей, воспитывался нянями, гувернантками и учителями, а рос сам по себе. Каждодневные визиты, мероприятия и ночные вылазки, поездки по всему свету и редкий отдых наедине отнимал у родителей все их свободное и несвободное время, отчего я часто задавал себе вопрос, зачем вообще нужно было меня рожать. Но таков обычай – наследник рода!
С самого первого моего дня на земле я был обречен стать наследником знаменитой фамилии, избранным и богатейшим, что никак не входило в мои собственные планы.
Смерть отца внесла свои коррективы в жизнь: мама забросил бизнес, продав его в итоге двоюродному дяде по линии отца, и стала больше времени уделять мне и моим желаниям, а я рвался в Россию, на ее родину. Меня никогда не прельщала слава, богатство в том виде, в котором они преподносились в Греции. Я хотел самостоятельно добиться успеха, расти в собственном бизнесе, который буду растить, как дитя, и улучшать по мере возможности.
Усмехнулся, вспоминая вихрастого мальчишку, замученного вечными простудами из-за непривычного климата.
Я был в России чужаком, диковиной вещицей, пришельцем. Кем угодно, но только не уважаемым человеком, способным добиться всего самостоятельно. Тогда-то и родилась наглость, напущенная бравада, дерзость и попытка втереться в доверие с помощью внешности и яркой природной красоты. Но все эти черты не помогли мне завоевать любви той единственной, кого я всегда хотел и до сих пор хочу.
Лика!
Ее имя озарило окружающую природу мягким сиянием. Такая тоненькая, что я боялся за нее на каждом уроке физкультуры, такая смелая, что я невольно восхищался ей с каждым днем все больше и больше, такая правильная, что зубы сводило и такая прекрасная со своими белокурыми локонами до талии и сердитыми льдинками-глазками, что желание пронзало молодое тело до боли.
Тряхнул головой, стараясь не отставать от матери, которая привычной пружинистой и уверенной походкой «летела» к дому, попутно рассказывая, что изменилось за четыре года. Я слушал в пол уха, вспоминая округлую грудь с затвердевшими розовыми сосками, тонкую талию и втянутый от страха и смущения живот, и ее глаза полные решимости, смелости. Она привыкла упрямо доводить все до конца, как и в нашем дурацком споре. Лика признала свое поражение и отдавалась на волю победителя, дарила мне право распорядиться нашими жизнями, судьбами, а что сделал я?
Унизил, растоптал остатки гордости, разбил наши общие мечты на счастья.
Я чуть не завыл от злости, во вовремя вспоминая, что обязан «сохранять лицо» при матери. Она не должна ни о чем догадаться. Не хочу причинять ей боль моими проблемами.
Пусть думает, что ее сын счастлив, что добился того, к чему всегда стремился и теперь пожинает плоды собственного упорного труда и заслуженного успеха.
– Я пригласила к ужину несколько знакомых семей, – начала мама с долей смущения, – среди которых будут и молодые девушки на выданье.
– О! – застонал я непритворно. – Только не говори, что решила меня женить? Мама?!
– А что «МАМА»?! – топнула ногой миниатюрная женщина с густыми каштановыми волосами, уложенными в высокую прическу. – Я столько лет жду от тебя внуков, сын! Мечтаю увидеть твое счастливое лицо на собственной свадьбе, а что в ответ? ТЫ прожигаешь собственную жизнь, как когда-то делали мы с отцом. Неужели наши ошибки ничему тебя не научили?
Вот и обманул собственную мать своим «счастливым» лицом, – подумал с какой-то тоской и обреченностью, а потом с изумлением заметил слезы в ее глазах.
– Если ты сам не в силах выбрать себе жену, то за тебя это сделаю я, дорогой! – решительным тоном с сердитом прищуром отчеканила мама.
Я мысленно перекрестился, вспоминая, какой упертой и целеустремленной становиться моя родительница, когда хочет достичь желаемого.
– Фелиция очень красивая и умная девушка, – начала перечислять мама возможных кандидаток, – ты пригласишь ее на танец, Николас.
Засмеялся, соглашаясь с грозными наставлениями матери и с удивлением понимая, что эти несколько дней действительно смогут помочь мне отвлечься от мыслей о Лике.
Что может быть лучше?
На какие бы жертвы не пришлось пойти ради того, чтобы выбросить из головы образ миниатюрной малышки с характером тигрицы, только бы не запутаться окончательно и не разрушить хрупкое материнское доверие.
И кто же знал, что судьба распорядиться и здесь по своему, повергая меня в такой омут случайных встреч и стечений обстоятельств, что только диву даешься, как такое вообще возможно?!
