Текст книги "Тайные страсти принцессы Джеллы"

Автор книги: Ксавье де Монтепен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

XXXI. ВСТРЕЧА СЫНА С ОТЦОМ

– Что случилось? – спросил Джордж, оборачиваясь на этот крик.

Казиль безмолвно созерцал поразивший его предмет и, казалось, не слыхал заданного ему вопроса.

– Наверное, удав? – пробормотал Стоп глухим голосом. – Или черная пантера. А может, кровожадный леопард или свирепый тигр. Здесь наша гибель! Бежим отсюда, ради бога!

Ужас сковал несчастного Стопа, и он, словно старое, трухлявое дерево, рухнул на большой камень.

Джордж с нетерпением повторил свой вопрос:

– Ответишь ли ты, Казиль, что там такое?

– Здесь среди травы я заметил мертвое тело, – ответил Казиль тихим голосом.

– Мертвое тело? – изумился Джордж.

Судорожным движением Стоп провел рукой по своему лбу, покрытому холодным потом, и, не в состоянии громко говорить, прошептал:

– Ах, мне дурно! Я теряю сознание! Я умираю!

В это время Казиль опустился на колени возле трупа. Он извлек из раны кинжал и при свете луны внимательно осмотрел его окровавленное лезвие.

– На кинжале изображение богини. Это дело рук сынов Бовани, – тихо заметил он.

Луна вдруг снова спряталась за набежавшую тучу, и кладбище слонов погрузилось в густой, непроницаемый мрак.

Джордж взял из рук индуса, стоявшего рядом, факел и подошел к Казилю. Нагнувшись, чтобы лучше осветить мертвеца, он сразу же отшатнулся. Факел выпал из его рук и погас, коснувшись земли. Джордж Малькольм задыхался, и бессвязные слова срывались с его губ:

– О нет! Не может быть! Это мне кажется, это сон… Я ошибся… я не разглядел!.. Ну а если я не ошибся? Боже! Великий Боже! Молю Тебя, удали от меня этот призрак… Но нет, это невозможно… Это невероятно! Это неправда! Иначе это было бы слишком ужасно!

– Что с вами, господин? – с изумлением спросил Казиль, не понимая причины его крайнего волнения.

Стоп, стоя на коленях, издавал стоны, перемежая свои жалобы усердной мольбой ко всем святым, имена которых приходили ему в голову.

Луна опять вышла из-за туч и ярко осветила труп. Джордж, как бы избегая ужасного зрелища, отвернулся.

– Мне трудно преодолеть страх и посмотреть еще раз, я боюсь убедиться в истине.

Джордж приблизился к Казилю и крикнул ему, схватив за руку:

– Нагнись, Казиль, нагнись и посмотри! Не правда ли, ты не знаешь этого человека?

Казиль повиновался приказанию, нагнулся снова и взглянул в лицо мертвого. Глаза доброго юноши расширились, лицо исказилось от страха и боли. Он закричал каким-то неестественным голосом:

– Это мистер Джон! Это мистер Джон!

Тогда Джордж бросился на колени возле тела отца и зарыдал:

– Отец! Это мой отец!

Среди общих стонов и причитаний Стоп выразил свое мнение об Индии, которому, впрочем, никто и не думал противоречить:

– Что за разбойничья страна эта Индия, как много здесь злых людей и зверей!

Казиль же весь в слезах с отчаянием твердил одно и то же:

– Мой спаситель, благодетель убит моими собратьями…

Джордж стоял на коленях, обнимая, прижимая и стараясь привести отца в чувство. Он отирал платком последние капли крови, которые еще продолжали сочиться из глубокой раны. Он покрывал поцелуями его глаза и руки, и среди отдельных фраз чаще всего звучали:

– Бедный, дорогой отец! Он не увидит и не услышит больше меня. Глаза его закрылись навеки. После стольких лет разлуки я встретился с ним, и вот теперь его больше нет.

Подступившие к горлу спазмы душили Джорджа, и он умолк, но после некоторого молчания бессвязно, словно в лихорадочном бреду, заговорил:

– Смерть! Почему смерть? Нет, нет, я не верю ей! Он еще жив! Неужели Бог не поможет мне спасти его?

Как будто и в самом деле убеждаясь в возможности чуда, о котором молил, он все крепче и крепче прижимался к похолодевшему, безжизненному телу отца и шептал ему на ухо:

– Отец… отец, тебя зовет твой Джордж! Разве ты не хочешь услышать меня? Дай же мне совет, тебя зовет твой сын, он здесь, возле тебя, открой же глаза, отец! Взгляни на меня, я здесь, я, твой сын!

И, словно возвращаясь к мрачной действительности, он закричал:

– О господи! Руки его оледенели! Его сердце не бьется больше! Кинжал насквозь пронзил его грудь! Сколько крови! Сколько крови!

Его речь прерывалась судорожными рыданиями, в отчаянии он простирал к небу руки, словно зовя кого-то на помощь:

– Я отвергнут Богом! Мой отец умер! Его убили!

Видя, в каком состоянии находится его хозяин, добряк Стоп, забыв о своем страхе, то и дело вытирал слезы, которые текли по его лицу.

– Они убили моего благодетеля, – шептал Казиль, – о низкие, бездушные люди!

Эта сцена продолжалась бы очень долго, но вдруг Джордж преобразился. Лицо его стало похожим на изваяние, настолько были неподвижны и резки черты его лица, покрытые смертельной бледностью. Из глаз больше не лились слезы. Его губы, стиснутые волей, выражали твердую, непоколебимую уверенность и решимость. Он поднялся на ноги и сказал голосом, исполненным твердости:

– Зачем поддаваться бесполезному отчаянию? Слезы излишни! Мой отец не нуждается в оплакивании. Он нуждается только в мести.

Закрыв лицо руками, он замолчал. Затем, собрав разрозненные мысли и углубившись в самого себя, он устремил взор на тело отца и воскликнул:

– Кто же решился на такой злодейский, гнусный поступок? Чья рука поднялась, чтобы так подло поразить доблестного, благородного старика? Всемогущий и всесильный Господи! Как Ты мог допустить такое злодеяние? Но если Ты допустил это, то допусти и месть! Дай мне силы, помоги мне! Не покидай меня! Рассудок мой блуждает в потемках, вложи в мою руку путеводную нить, дай мне какой-нибудь знак, который бы изобличил убийцу.

Не успел он договорить последние слова, как наткнулся на какую-то черную массу. Он наклонился, чтобы ощупать ее, и все понял.

– Это сожженные бумаги, бумаги… Значит, Бог услышал мою просьбу. Здесь, может быть, и находится то, что я вымаливал у Него. Казиль! Зажги факел! Скорее, скорее, Казиль!

Юноша поспешил исполнить приказание, а Джордж погрузил обе руки в пепел и стал рыться в нем. Это было все, что осталось от бумаг, в которых заключалась тайна поисков и открытий сэра Джона Малькольма.

Увидев пепел от уничтоженных огнем бумаг, Джордж поддался глубокому отчаянию.

– Не видно ни одного слова, – бормотал он, – огонь не оставил никаких следов!

Раз за разом приподнимал он с земли пригоршни пепла, но все было напрасно, ни одного целого листка бумаги… Он уже стал терять всякую надежду, когда внизу кучки пепла обнаружил полуобгоревший лист.

Казиль поднес факел к самому листку, который трепетал в дрожащих руках Джорджа.

– Ну что, господин? – спросил юноша. – Что там?

– Что там? – повторил и Стоп, которого любопытство отрезвило и отогнало на мгновение и скорбь, и боязнь.

– Это писал мой отец… да… действительно, это его рука.

И Джордж с жадностью вчитывался в сохранившиеся строки. Но через минуту заговорил с невыразимым разочарованием:

– Я вселил в себя напрасную надежду! Остались только отдельные слова, без смысла, без значения… здесь нет ни одного имени! – И он стал читать вслух: – «Могущественное общество… Но в самом Бенаресе следует искать…» Эти слова для меня бессмысленны… Но вот вопрос: как мог мой отец, которого я совсем недавно оставил дома, очутиться в такое время здесь? Личная ли это месть или он пал жертвой того таинственного общества, о котором писал мне в письмах и в тайны которого обещал меня посвятить через два дня? Как разгадать эту загадку, как узнать истину? Бедный батюшка! Неужели убийцы уйдут от возмездия? Но нет, этого не будет! Бог дарует мне силу и хитрость. Я посвящу этой борьбе свою жизнь. Я разыщу виновников злодеяния и уверен: Бог поддержит меня! Прости, отец! Клянусь над твоим челом, над твоими руками найти след твоих убийц и сторицей воздать им за их преступление. Если я буду жив, я сделаю это!

Но здесь неведомая сила, придававшая бодрость Джорджу, вдруг изменила ему. Он вновь зарыдал и упал на колени у тела отца. Стоп плакал возле своего хозяина. Темное лицо индуса было искажено каким-то странным, загадочным выражением, а в уголках его губ скрывалась зловещая улыбка. Казиль держал факел и молча, с глубоким отчаянием смотрел на лица отца и сына, которым был обязан своей жизнью.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I. РАССКАЗ ЛЕЙТЕНАНТА МИДЛЕЯ

На часах Бенареса только что пробило девять вечера. Улицы его были освещены, и во всех домах горели яркие огни. Казалось, весь город хотел внести свою долю блеска в шумный и великолепный бал, даваемый лордом Сингльтоном.

Роскошные сады при дворце губернатора имели вид более чем волшебный: они были украшены разноцветными огнями, причудливые отблески которых играли на деревьях, дополняя иллюминацию. В глубине их возвышался дворец из белого мрамора, излучавший волны света. Чтобы закончить эту картину, представим себе мысленно среди этой обстановки, под живительной тенью столетних деревьев, пеструю толпу, в которой красные мундиры английских офицеров перемежались с живописными, исполненными с особой восточной пышностью костюмами индусской знати.

Прекрасная южная ночь и дивный, наполненный запахом цветов воздух манили гостей лорда Сингльтона из зала под высокий свод звездного неба. Сладкие, полные гармонии звуки оркестра звучали повсюду. Слуги в ярких ливреях сновали среди гостей, разнося прохладительные напитки на серебряных подносах.

Небольшая группа гостей, исключительно англичане, стояла неподалеку от великолепной лестницы, ведущей в сад и убранной гирляндами цветов. Это были четыре девушки и столько же офицеров, находившихся на службе в Ост-Индской компании.

Один из офицеров, красивый мужчина лет двадцати шести, со светлыми, загнутыми кверху усами, казалось, служил центром всеобщего внимания. Видимо, он рассказывал что-то увлекательное, потому что слушатели с интересом ловили каждое его слово. Офицера звали Мидлей. И этот разговор был прерван молодой девушкой, выразившей ему недоверие.

– Перестаньте, лейтенант! – сказала она. – Тот, кто задается целью убедить нас во многом, не сможет убедить ни в чем! Вы преувеличиваете!

Девушке было около двадцати лет, и она была хороша собой. А ее розовое платье, собранное у талии в едва заметные складки, подчеркивало нежность голубых глаз и белокурых волос.

– Полноте, мисс Эллен, – воскликнул обиженно лейтенант Мидлей. – Как можете вы обвинять меня в преувеличении?

Внимательные слушатели дружно закричали:

– Да, да! Разве она не вправе так говорить?

– Вы стремитесь вселить в нас страх.

– Ах, мисс, как можете вы так думать обо мне?

– Возможно, вы говорите и правду, – прервала его Эллен. – Но все-таки, мне кажется, вы смотрите на опасности, встречающиеся в Индии, сквозь увеличительные стекла, превращающие норы крота в горы, а муравья – в слона.

– Смею уверить вас, мисс, что я ничего не преувеличиваю и говорю одну только правду, а в увеличительные стекла мне смотреть незачем, так как я обладаю превосходным зрением.

– Докажите это, лейтенант!

– О, это совсем нетрудно. Опасности, которым подвергаются в Индии английские солдаты, всем известны. Гораздо спокойнее для нас было бы стоять перед сомкнутыми рядами неприятельских войск лицом к лицу и видеть оружие.

– Насколько мне известно, – вмешалась в разговор другая собеседница – невысокого роста девушка по имени Нэнси, – здесь нет даже войск, с которыми вам пришлось бы сражаться.

– Здесь нет войск, с которыми можно было бы открыто сражаться, но врагов тьма.

– Так где же они?

– Очень был бы благодарен тому, кто дал бы ответ на этот вопрос.

– Почему?

– Все очень просто: неприятель скрывается, он рассеян повсюду, и вместе с тем его не видно, он ведет губительную войну, нападая на нас исподтишка, неожиданно. Не проходит и ночи, чтобы мы не потеряли кого-нибудь из своих. Каждый день на перекличках недосчитываются одного-двух солдат, а через некоторое время их находят удавленными индусским лассо или пораженными ударами кинжала. И ежедневно утреннее солнце на всем пространстве английских владений в Индии освещает тела англичан, убитых втихомолку, под покровом ночной мглы.

Слушательницы сразу же прекратили смеяться.

– Как все это ужасно, лейтенант Мидлей! – проронила хорошенькая Нэнси.

– Во время вашего рассказа меня все время била дрожь! – поддержала подругу Джен.

«Как ей идет эта дрожь!» – подумал лейтенант Скелли, без ума влюбленный в мисс, глядя на ее белые, будто выточенные из мрамора, округлые формы.

Мидлей продолжал:

– И эти таинственные убийцы или, вернее, демоны, которых подстрекает какой-то непостижимый, дикий фанатизм, тем опаснее, что они неуловимы.

– Но где же они прячутся?

– Никто не знает.

– Однако кто-то же видел их во время нападений!

– Никогда.

– Как?

– Я уже имел честь объяснить вам, что они совершают свои нападения обычно ночью, совершенно обнаженные, натертые маслом, с бритой головой, чтобы жертва не могла ухватиться за них. Они ползают, как змеи, и прыгают, как тигры. И при малейшей тревоге разлетаются, как высохшие листья, гонимые ураганом.

– Что за ужасы вы рассказываете, лейтенант! – воскликнула Джен, и ее румяные щечки побледнели. – Из-за вас я не смогу уснуть. Я боюсь кошмарных снов.

– Но как же вы защищаетесь? – спросила Нэнси.

– Нам удается обезопасить себя только благодаря постоянной привычке быть настороже. Мы сами преображаемся в диких, хитрых зверей, чтобы отражать коварные замыслы дикарей. Хитрость – вот путь для борьбы с ними.

– Хитрость? – проговорила Эллен с заметным удивлением.

– Так точно.

– Какая же?

– Я сейчас расскажу вам об этом. Но сначала я должен предупредить вас, что мой рассказ будет вам не очень приятен.

– Лейтенант, вы прекрасно владеете даром возбуждать любопытство, – воскликнула Нэнси, – умоляю вас, продолжайте!

Собеседницы поддержали ее.

– Я вся дрожу от предчувствия чего-то ужасного, – прибавила Джен. – Я обожаю страшные и необыкновенные истории, особенно такие, от которых волосы становятся дыбом.

– Ах, мисс Джен, – шепнул ей страстным голосом Скелли, – если когда-либо вы станете моей женой, то я на все решусь, чтобы доставить вам счастье. Но… пугать вас…

– Продолжайте же рассказ, лейтенант, – потребовали девушки. – Не тяните!

Мидлей продолжал:

– На опушке небольшого леса, что у южной части Бенареса, почти каждую ночь убивали часовых. Один из наших офицеров предложил поставить на этот опасный пост чучела, одетые в красные мундиры с форменными фуражками. В то время, когда мы с пистолетами в руках сидели в засаде, по горло в вонючей грязи в соседнем болоте, прикрыв головы листьями лотоса, все и произошло.

– Да, неплохое начало, – вставила Эллен.

– Я предупредил вас об этом заранее, – засмеявшись, проговорил лейтенант Мидлей. – Время шло, сидеть в болоте нам надоело, приближался рассвет. Тишина ночи не нарушалась никакими звуками. Мы уже начинали опасаться, что наша изобретательность разгадана врагами, как вдруг тихий свист заставил нас насторожиться, и стая демонов, как будто вышедших из-под земли, накинулась на чучела…

Кокетство, свойственное многим рассказчикам, заставило Мидлея приостановиться на минуту, чтобы насладиться эффектом, вызванным рассказом. Молодые девушки затаили дыхание, а Нэнси выразила общее нетерпение:

– Продолжайте, лейтенант, продолжайте! Зачем вы испытываете наше терпение? Это нехорошо!

– Пули засвистели и градом посыпались на убийц, – с улыбкой продолжал Мидлей. – Шестеро из них остались на месте, седьмому раздробило ногу, и, хоть он дико сопротивлялся нам, мы взяли его в плен. Катаясь по земле, истекая кровью, он не расставался с ножом и очень опасно ранил двух наших солдат. В конце концов мы его обезоружили и отправили в Бенарес. Как мы ни старались выпытать у него хоть что-то, добиться каких бы то ни было сведений нам не удалось: дикий фанатизм доводит этих людей до истинно геройского самопожертвования! Ни страх лишиться жизни, ни надежды на спасение – ничто не подействовало: он не сказал ни слова. Сэр Джон Малькольм, самый искусный судья во всей Индии, не смог получить от него какого-либо признания. Индус оставался нем как рыба. Он отказывался от пищи, срывал перевязки с изувеченной ноги и через три дня унес в могилу свою тайну. Это случилось два месяца тому назад…

II. РАЗГОВОРЫ

Минута молчания последовала после этих слов лейтенанта Мидлея. Нэнси первая прервала ее:

– Вы заставили нас содрогнуться от ужаса, лейтенант! Слушая ваш рассказ, невольно сравниваешь его с главой одного из тех страшных романов, которые, кажется, пишутся только для того, чтобы лишать сна и покоя людей с расстроенными нервами.

Эллен громко рассмеялась. Да будет вам известно, что она смеялась над чем угодно, только бы представился случай.

– Может быть, и это часть романа? – спросила она лейтенанта Мидлея. – Находятся люди, которые считают, будто вы пишете и печатаетесь и что по крайней мере два журнала обязаны вам своим процветанием.

– Это слишком лестно для меня, – возразил Мидлей. – К сожалению, я не обладаю таким дарованием… Но каждое слово только что услышанного вами рассказа соответствует истине.

– И я ручаюсь за это, – проговорил лейтенант Скелли. – Впрочем, не желаете ли спросить об этом доктора Дьедоннэ? – добавил он, указывая на новое лицо, приближающееся к группе. – Быть может, этот француз внушит вам большее доверие?

– В чем дело? – быстро подхватил доктор, любезно раскланиваясь с дамами и нацепив на нос большие черепаховые очки.

– Разговор шел о нападении близ Бенареса, доктор. Вы участвовали в этой экспедиции, проявив незаурядную храбрость. Помните, как вы столб приняли за индуса и даже связали его?

В ответ раздался смех, который был поддержан и доктором.

– Да, так и было, – подтвердил он. – Но разве я виноват в том, что близорук?

И он повторил во всех подробностях рассказ лейтенанта Мидлея.

– Теперь, – подхватил офицер по имени Стюарт, – мы тщетно стараемся придумать новую ловушку, в которую удалось бы заманить этих разбойников.

– В один прекрасный день нам придется принять вид скал, носорогов или обезьян, чтобы застать их врасплох, – сострил доктор.

Эллен громко захохотала:

– Действительно, доктор, костюм обезьяны, как никому, подходит вашей фигуре.

– Вы очень добры, мисс, – дружелюбно ответил доктор.

К разговаривающим подошли лакеи с подносами. Молодежь дружно набросилась на закуску.

– Я очень люблю сэндвичи, – объясняла Нэнси.

– Что касается меня, – сказала Джен, – то я больше всего на свете люблю шампанское. – И она взяла бокал холодного вина, наполненный до краев. – У меня есть на это уважительные причины: во-первых, оно очень вкусное, и, во-вторых, мои друзья уверяют, что оно придает мне остроумие и веселость. Не буду спорить, быть может, они и ошибаются, но верить им – для меня большое удовольствие.

Джен бойко осушила бокал и прибавила, скромно опустив глаза:

– Это для начала!

Эллен заметила:

– Превосходный ром! Я готова поручиться, что это настоящий ямайский и ему никак не меньше двенадцати лет!

– Я считаю, что и шампанское недурно… – заговорила, щелкнув языком, Джен. – Однако трудно судить безошибочно, выпив так мало.

И, подозвав лакея, она взяла с подноса второй бокал, который не замедлила осушить подобно первому.

– Мисс Ловель, – обратился к ней Стюарт, – вы должны скушать парочку сэндвичей, и тогда, без сомнения, шампанское еще больше понравится вам.

– Вы правы, – ответила Джен, – я немедленно последую вашему совету. – Потом, обратившись к лакею, прибавила: – Еще сэндвичей!

– А мне еще рому! – приказала Эллен. – Он превосходен!

В течение последних минут доктор Дьедоннэ то и дело менялся в лице: на его подвижной физиономии поочередно появлялись то изумление, то страх и беспокойство, то неудовольствие. Наконец, не в силах сдерживать дальше своего волнения, он воскликнул, подняв руки к небу и потрясая ими в воздухе, подобно трагику провинциального театра:

– Что вы делаете, несчастные молодые девушки?!

– Ничего особенного, доктор, – отвечали англичанки. – Едим и пьем!

– Это я вижу. Но вы, наверное, не хотите подумать…

– О чем, доктор?

– О том, что вы неминуемо подвергаете расстройству свой желудок.

– Напрасно тревожитесь, доктор, – отвечала Нэнси с набитым ртом, – это очень легкая пища.

– Действительно, очень легкая, – поддержала подругу Джен.

– Сэндвичи – легкая пища? – возмутился озадаченный доктор. – Помилуйте, это хуже свинца!

– Шампанского! – обратилась Джен к проходившему мимо лакею.

– Как видите, мы их запиваем, – прибавила Эллен.

– Отлично вижу, что вы запиваете! Как мне не видеть этого? Но подобная неумеренность в пище равна самоубийству, – добавил доктор.

Молодые девушки ответили доктору дружным смехом. Гораздо приятнее всяких докторских рекомендаций им казались вкусные сэндвичи. Лейтенант Мидлей ответил за них:

– Напрасно опасаетесь, любезный доктор, за моих хорошеньких соотечественниц. Когда вы пообживетесь в нашей среде, привыкнете к нашему образу жизни, вы увидите, что сэндвичи для нас – простая приправа и что наши молодые девушки пьют ром, шампанское, мадеру точно так же, как у вас во Франции пьют прохладительные напитки.

– Но это крайне опасно…

– Ну и что из этого, доктор? – вмешалась в разговор Эллен. – Ведь вы нас вылечите!

– Нет! – с живостью возразил Дьедоннэ. – Никогда в жизни я не стану лечить вас! Предупреждаю всех, кто заболеет: на меня не рассчитывайте!

– Тогда где же вы найдете пациентов? – с громким смехом спросила Эллен.

– Среди людей благоразумных, которые не подвергают себя бесцельной неосторожности.

– Ладно, доктор. Но посоветуйте: что пить, когда чувствуешь сильную жажду?

– Прохладительные напитки.

– Я полностью согласна с вами, доктор, – воскликнула Нэнси, взяв с подноса, который держал перед ней лакей, бутылку замороженного шампанского и наполнив свой бокал. – Я намерена исполнить предписание врача!

Под общий смех она осушила налитый бокал. Джен последовала ее примеру.

– Вы неисправимы… – ворчал Дьедоннэ.

В этот момент с лестницы спустился лорд Сингльтон, отдавая последние приказания слугам:

– Несите для дам сэндвичи, страсбургские пироги и шампанское. И еще нагретый кларет и холодный портвейн!

Доктор, отделившись от группы молодых людей, направился к губернатору.

– Милорд, милорд! – обратился он к нему с мольбой в голосе. – Не грех ли вам отдавать подобные приказания? Вы же убьете молодых девушек.

– Махните на все рукой, любезный доктор, – улыбнувшись, ответил лорд Сингльтон. – Ваши опасения напрасны. Успокойтесь…

– Конечно, мне все равно, – проговорил раздосадованный доктор. – Пусть их задушат эти сэндвичи! Черт знает что такое!

В то время как доктор высказывал свои возмущения, лорд Сингльтон обратился к молодым офицерам, которые продолжали беседовать с англичанками:

– Господа, не знаете ли вы, где сэр Джон Малькольм?

– Я пока не видал его, – ответил Мидлей.

– Я точно знаю, что сейчас его здесь нет, – добавил Скелли.

– Надо думать, – заметил губернатор, – какое-то дело задержало его.

– Вполне возможно, милорд, – ответил Мидлей.

В это время на мраморном крыльце показался младший сын Джона Малькольма с Эвой и Марией Бюртель. Лорд Сингльтон первый заметил его.

– А вот и сэр Эдуард. Он знает, где сэр Джон. – И губернатор пошел навстречу молодым девушкам и их кавалеру.

– Смею засвидетельствовать вам мое глубокое почтение, милорд, – начал Эдуард, поклонившись губернатору.

– Добрый вечер, любезный сэр Эдуард, – сказал губернатор и, ответив на приветствия молодых девушек, продолжал: – Я был заранее уверен и не ошибся, что мисс Мария и мисс Эва будут самыми заметными цветами моего праздничного букета.

– Остерегайтесь, милорд, – заметила Эва.

– Остерегаться? Чего?

– Ведь мы можем поверить вам на слово.

– Но скажите, сэр Эдуард, разве я не прав?

– Сто раз правы, милорд! – воскликнул Эдуард.

Эва слегка ударила веером по его пальцам.

– Надеюсь, что и сэр Джон прибыл с вами? – спросил губернатор.

– Нет, милорд.