Текст книги "Выкуси"

Автор книги: Кристофер Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

И она вся: «Томми, мы сейчас тебя оттуда вытащим. Только мне осторожней надо, но скоро я тебя освобожу совсем».

А Джеред такой: «Вам фонарик нужен?»

Джоди ему: «Не, я вижу».

А Джеред ей: «Он там мертвый?»

И тут у Джоди полотно ножовки – тресь пополам. Она такая: «Ну само собой. Он же вампир».

А я вся ему: «Тю? УО». И Джоди новое полотно даю.

Тут надо сказать, для бессмертной со сверхсилами Графиня кагбэ сосет с инструментами. Наверно, навыки домашнего ремонта не входят в темный дар.

Ну, где-то час тащемта прошел, и Графиня отдирает от статуи здоровый кусок. Появляются лицо Томми, торс и что не, а в остальном он там застрял и не шевелится, глаз не открывает, а сам даже еще белей Графини, кагбэ даже синячно-голубоватый такой.

Тут Джеред опять такой: «Мертвый?»

А Джоди типа впополаме между визгом и всхлипом, ему такая: «Тащи другой мешок крови, Джеред. И Эбби, где нахуй вся моя одежда?» А по щеке у нее такая слезка бежит, кровавая.

А я тут такая: «Уйблин». Птушто только теперь до меня доходит, почему она в моих шмотках. Когда мы с Фу сюда переселились, всю одежду Томми и Джоди сложили в вакуумные мешки под кровать. Поэтому я такая: «Что вам угодно надеть, Графиня? Счас принесу. В смысле, можете в моем ходить, когда только пожелаете, потому что я ваш верный клеврет, но вас создатель наделил сисяндрами позначительней, а также кормой покормовее, чем меня, не обижайтесь, и мое барахло на вас не очень лезет. Только без обид».

А Джеред такой: «Она еще твою толстовку с Эмили надевала сверху, но та теперь вся в крови». Аще мимо кассы. «Эй, а латте кто-нибудь хочет?»

Тут Графиня такая как зарычит на Джереда – клыки фронтальным строем, и все дела. А Джеред как отскочит – и опять лодыжку себе подвернул. А я такая: «Ох блять!»

А она такая как гавкнет: «Кровь!»

И мы с Джередом такие: «Ща-ща. Ох блять. Ох блять. Ох бле-ать».

Притаскиваю я ей мешок с кровью, она его зубами надорвала, по губам ему размазала и в рот залила. Но ничего не произошло. Джоди такая вся плачет, причем все громче, а у нас с Джередом все дальше крыши едут, и даже крысы в своих клетках с катушек слетают, бегают кругами и что не. Наконец у Томми глаза – хлоп такие, а сами хрустально-голубые, как лед, а не как глаза аще, и он как давай орать. Клянусь, блядь, зомби-езусом, вся стена окон в той студии разлетелась вдребезги в рамах.

Поэтому мы с Джередом такие в уголку съежились, уши заткнули – и тут Томми такой из статуи вылетает. Слышно при этом – у него кости в ногах хрусть, как соленые крендельки, когда он их из бронзы выдергивал, так он дальше на одних руках, и крыс с мебелью сшибает куда ни кинь, а сам – ко мне, и уже клыки нацелил.

А я такая только к кнопке на манжете, но он на меня уже весь навалился и в шею кусает. И такой сильный – это как натурально со статуей драться; а я слышу – Джоди визжит, а кожа у меня на шее вся клочьями уже расползается. У меня все зрение воронкой такой собирается, во тьму, и я себе думаю: «Я, блядь, что ли, умираю? И что это за хуйня тогда?»

А потом вдруг – такой громкий бамм, как в колокол ударили, чувствую – Томми с меня стаскивают. И свет ко мне кагбэ возвращается. Вижу: Графиня такая стоит, а в руках у нее, как копье наперевес, – торшер Фу из нержавейки. Это она только что им Томми дерябнула так, что аще с меня сшибла. Но он на нее не кидается, а опять прыг на меня на руках, кровь по всему полу размазал и прочее.

Тут Графиня его хвать за шиворот сзади – раскрутила и швырнула в разбитое окно, а с ним и металлические рамы вылетели, и всё.

Тут опять вопль, а я за шею держусь и кагбэ ползу к здоровенной этой дыре, которая раньше была передней стеной логова. А Томми там такой посреди улицы внизу, весь голый – лежит в громадной кляксе стекла и металла и медленно на ноги всползает по боку машины.

А Джоди такая со мной рядом, и вся: «Томми! Томми!»

Но он по переулку через дорогу ухромал – так шел, словно у него ноги по-прежнему переломаны, но, может, залечивался на ходу или еще что-то, хотя понятно, что болит у него все, как свят-ебят.

Кароч, Джоди берет меня за голову, набок эдак наклоняет и руку мою от укуса отводит. И тут я чую – щаз в обморок грохнусь. А она ко мне нагибается и в шею меня просто лизнула, типа три раза, а потом моей рукой опять ранку закрыла.

«Подержи так, – говорит. – Через секунду затянется». А потом встряхнула меня всю такая и спрашивает: «Так где моя одежда?»

А я ей вся: «Под кроватью. Вакуумные мешки».

Вот тут, наверно, я и грохнулась в этот обморок, потому что дальше помню только: Графиня стоит, вся такая в джинсах, сапогах и красной кожаной куртке, в мою сумку с биоугрозой пакеты крови сует.

И такая мне: «Это я забираю».

А я ей: «Хор». Потом такая: «Вы меня спасли».

«Половину денег я тоже забираю», – грит она.

А я ей: «Вам же нельзя никуда. Куда вы пойдете? Кто о вас будет заботиться?»

А она мне: «Как ты позаботилась?»

Я говорю: «Я ж не хотела, простите».

А она мне вся: «Я знаю. Мне нужно его найти. Я его во все это втянула. Ему ни разу не надо было. Он просто хотел, чтобы его кто-нибудь любил».

И такая к двери, даже не попрощалась. А я ей такая: «Графиня, погодите – там коты-вурдалаки».

Тут она остановилась. И поворачивается такая: «Чё-ооо?!»

А Джеред такой весь кивает и кивает: «По правде. По правде».

И я: «Чет обратил целую кучу коть в коть-вурдалаков. Они вчера ночью на Императора напали и съели парковочную счетчицу».

А она вся тут: «Ох ебтвоюмать».

И я ей: «Верняк, верняк».

И она пропала с глаз. А Джеред такой как раз сбежавших крыс ловит и мне тут: «Вы тотально просрали свой залог».

А Джоди тотально исчезла. Нет ее. Сама по себе ушла в ночь. Как лорд Байрон сказал в том стихе своем, «Тьма»:

 
Тьме не нужно было
Их помощи…
Она была повсюду…[5]5
  Стихотворение Джорджа Гордона Байрона написано в июле 1816 г., когда извержение вулкана Тамбора на индонезийском острове Сумбава годом ранее вызвало глобальные климатические изменения. Пер. И. С. Тургенева.


[Закрыть]
Хотел бы я сестре своей заправить.
 

Я парафразирую.

9
Вырезка

Если вы ищете в Сан-Франциско зашибенского тако, вам – в район Миссии. Если желаете тарелку пасты – ступайте на Северный пляж. Нужен димсум, солонина из акульей вагины или корень женьшеня? Тогда ваш выбор – Чайнатаун. Тяга к неразумно дорогим туфлям? Юнион-сквер. Не прочь насладиться мохито в толпе симпатичных молодых профессионалов – ну, тогда самое время отправляться в Марину или ЮМУ. Но если вам позарез нужны крэк, одноногая шлюха или мужик, спящий в луже собственной мочи, – с Вырезкой тут ничто не сравнится. Именно здесь Ривера и Кавуто расследовали поступившую информацию о пропаже человека. То есть людей.

– В Театральном сегодня как-то малолюдно, – заметил Кавуто, паркуя бурый «форд» без опознавательных знаков в красной зоне перед Миссией Святого Сердца. Вырезка фактически и была театральным районом – это очень удобно, если сначала вы хотите посмотреть первоклассное представление, а потом заполировать его бутылкой «Громовержца» и получить множественные ножевые ранения.

– Все у себя на дачах в Сономе, думаешь? – уточнил Ривера, и в душе его, как тошнота, поднялся прилив нехороших предчувствий. Обычно в это время раннего утра по тротуарам Вырезки текли чумазые реки бездомных – они искали, где бы выпить первую за день или где, наконец, переночевать. Днем все отсыпались преимущественно прямо тут. Ночью это было слишком опасно. Вокруг квартала должна была виться очередь в Миссию за бесплатным завтраком, но в дверях заведения стояло лишь несколько человек.

Заходя в Миссию, Кавуто произнес:

– Знаешь, сейчас, наверное, тебе самое время раздобыть одноногую шлюху. Спрос упал, а ты легавый и все такое, может, и за так обломится.

Ривера остановился, обернулся и посмотрел на своего напарника. Десяток оборванных мужчин в очереди тоже на него посмотрели – Кавуто загораживал проход, как огромное мятое затмение.

– Я приведу к тебе домой ту маленькую готицу и сниму на пленку, как ты при ней плачешь.

Кавуто сдулся.

– Извини. На меня как-то подействовало. Я только и могу что подначивать, лишь бы про все это не думать.

Ривера его понимал. Двадцать пять лет он был честным полицейским. Ни дайма не брал взяткой, не применял силу без необходимости, не оказывал особых услуг влиятельным лицам – оттого-то и был по-прежнему инспектором. Но вот случилась эта рыжая и ее диагноз на букву «в», и старый этот-самый, и яхта, набитая деньгами, и все равно про это никому не расскажешь. Двести тысяч долларов, которые забрали они с Кавуто, не были на самом деле взяткой – скорее, ну, как бы компенсацией за умственные нагрузки. Очень утомительно носить в себе секрет, о котором не только нельзя никому рассказывать, но если и расскажешь, тебе не поверят.

– Эй, а знаете, почему в Вырезке так много одноногих шлюх? – спросил мужик в пуховом спальнике, накинутом на плечи, как плащ.

Ривера и Кавуто повернулись к надежде на комическую разрядку напряженности, как цветочки к солнцу.

– Ебиццкие людоеды, – объяснил мужик в спальнике.

Совсем не смешно. Легавые двинулись дальше.

– Устами блаженных, – бросил Ривера через плечо.

– А где все? – спросила женщина в грязной оранжевой парке. – Вы что, ебучки, облаву опять устроили?

– Это не мы, – ответил Кавуто.

Они миновали очередь у стойки кафетерия. Молодой востролицый латинос в пасторском воротничке перехватил их взгляд над головами едоков и повел подбородком. Напарники обошли мармиты и двинулись в глубь Миссии. С отцом Хайме они уже встречались. В Вырезке случалось много убийств, а всего несколько здравомыслящих людей понимали, как в этом районе что устроено.

– Сюда, – сказал отец Хайме. Он провел их через кухоньку и судомойню в холодный цементный коридор, уводивший к душевым. Выбрал ключ из связки, болтавшейся на тросе у него на ремне, и открыл зеленую дверь с вентиляционной решеткой. – Приносить начали где-то неделю назад, но сегодня утром с вещами было уже человек пятьдесят. И все в панике.

Отец Хайме щелкнул выключателем и отошел. Ривера и Кавуто вошли в комнату, выкрашенную в солнечно-желтый и уставленную дредноутно-серыми металлическими стеллажами. На всех горизонтальных поверхностях были навалены кучи тряпья – и все в разной степени запорошены жирной серой пылью. Ривера взял утепленную нейлоновую куртку, подранную и заляпанную кровью.

– Я знаю эту куртку, инспектор. Ее хозяина зовут Уоррен. Сражался в Наме.

Ривера повертел ее, постаравшись не содрогнуться, когда разглядел, каким узором по ней идут разрезы.

Отец Хайме сказал:

– Я вижу этих ребят каждый день, на них всегда надето одно и то же. У них же нет гардеробов, из которых можно выбрать наряды. Если эта куртка здесь, значит, Уоррен либо мерзнет где-то без нее, либо с ним что-то случилось.

– И вы его самого не видели? – уточнил Кавуто.

– Его никто не видел. Про остальную одежду здесь я бы вам тоже мог порассказать. А то, что ее сюда приносят, значит, что ее повсюду навалом. У людей с улицы имущества немного, но они не берут того, что не могут унести. Тут собрано лишь то, что им ни к чему. В нашей столовой все ищут кого-нибудь из друзей или знакомых.

Ривера положил куртку и взял рабочие штаны – целые, но все тоже в пыли и с пятнами крови.

– Вы сказали, что можете определить, кому принадлежала одежда?

– Да, я так и сказал патрульному утром. Я знаю этих людей, Альфонс. Их больше нет.

Ривера улыбнулся про себя, когда священник назвал его по имени. Отец Хайме был лет на двадцать моложе, но все равно иногда разговаривал с ним, как с ребенком. Если к ним все время обращаются «отец», это ударяет в голову.

– Хорошо, все они бездомные. А еще что-то общего у них есть? Я в том смысле, что не болели ли?

– Болели? У всех на улице если не одно, так другое.

– Я имею в виду – смертельно. Если знаете то есть? Очень болели. Рак? СПИД? – Когда своих жертв уничтожал старый вампир, выяснялось, что почти у всех было какое-то смертельное заболевание, и они бы вскоре умерли и сами.

– Нет. Никакой связи между ними, кроме того, что все жили на улице, а теперь никого из них больше нет.

Кавуто скривился и отвернулся. Пошарил в одежде, перекладывая ее с места на место, словно искал затерявшийся носок.

– Послушайте, отец, вы не могли бы составить список тех, кому принадлежит вся эта одежда? И добавить все, что можете сказать об этих людях? Тогда я смогу начать поиски по тюрьмам и больницам.

– Я только их уличные клички знаю.

– Годится. Вы уж постарайтесь. Все, что вспомните. – Ривера протянул ему карточку. – Если случится что-то еще, звоните мне сразу же, договорились? Прямо мне. Когда что-то происходит, вызов патруля – просто лишнее звено в следствии.

– Конечно, конечно. – Отец Хайме убрал карточку в карман. – А что, по-вашему, происходит?

Ривера глянул на своего напарника, который не отрывал взгляда от пары чьих-то ботинок.

– Я уверен, какое-то объяснение всему этому есть. Мне не известны никакие программы массового отселения бездомных из города, но такое уже бывало. Нам не всегда сообщают.

Отец Хайме посмотрел на Риверу, как это умеют только священники – быстро и пронзительно. Инспектор всегда представлял такие глаза по другую сторону решетки исповедальни.

– Мы здесь раздаем от четырех до пяти сотен завтраков в день, инспектор.

– Я знаю, отец. Это замечательная работа.

– А сегодня подали сто десять. И всё. Вот эти люди у стойки – все на сегодня.

– Мы сделаем что сможем, отец.

Они вышли через столовую, стараясь не встречаться ни с кем взглядами. В машине Кавуто сказал:

– Эту одежду изодрали когтями.

– Я знаю.

– Они не только на больных охотятся.

– Да, – кивнул Ривера. – Они забирают всех на улице. Моя догадка – всех, кого поймают в одиночку.

– Кое-кто в кафетерии что-то видел. Я по глазам определил. Надо бы вернуться и поговорить с некоторыми без священника и добровольцев.

– Да не стоит, по-моему, а? – Ривера вычеркивал какие-то номера у себя в блокноте.

– С газетчиками-то они поговорят как пить дать. – Кавуто пристроился к вагону фуникулера на Пауэлл-стрит, вздохнул и на несколько кварталов смирился со скоростью девятнадцатого века, пока они поднимались на Ноб-хилл.

– Ну, для начала напечатают как забавную дурь, чего только люди на улице ни болтают, потом кто-нибудь неизбежно заметит окровавленную одежду – и пиши пропало. – Ривера добавил еще какую-то цифру и что-то накорябал с росчерком.

– Не обязательно снова на нас повесят, – с надеждой в голосе произнес Кавуто. – Ну, то есть мы ж тут не виноваты.

– Не имеет значения, если нас обвинят, – сказал Ривера. – Ответственность-то наша.

– Так ты что хочешь сказать?

– Я говорю, что нам придется оборонять Город от орды котов-вампиров.

– Ну вот, ты это вслух сказал. Теперь это реально, – сказал Кавуто с легким подвывом.

– Я позвоню этому парнишке, Вону, проверю, готова ли моя куртка с ультрафиолетом.

– Вот так вот просто?

– Ага, – ответил Ривера. – Если верить данным отца Хайме, они съели где-то три четверти бездомного населения Вырезки за, скажем, неделю. Допустим, в Городе около трех тысяч бездомных – в проекции это получается уже двадцать две сотни жертв. Кто-нибудь да заметит.

– Ты вот это подсчитывал?

– Нет, я пытался прикинуть, хватит ли нам денег открыть книжную лавку.

Таков был их план. Уйти в отставку пораньше, а потом торговать редкими книгами в старомодной затейливой лавочке где-нибудь на Русском холме. Научиться в гольф играть.

– Не хватит, – продолжил Ривера. Начал было набирать номер Пса Фу, но тут его телефон зачирикал сам. Раньше он таких звуков не издавал.

– Что это за хуйня? – спросил Кавуто.

– Текстовое сообщение, – ответил Ривера.

– Ты умеешь тексты отправлять?

– Нет. Едем в Чайнатаун.

– Для яичных блинчиков рановато, не?

– Это Трой Ли написал.

– Китаец из ночной бригады? Я не хочу ничего общего с этими парнями.

– Одно слово.

– Ни единого.

– КОТЫ.

– Я же просил не говорить.

– Баскетбольная площадка возле Уошингтон, – сказал Ривера.

– Попроси этого своего Вона мне тоже такую солнечную курточку смастрячить. На пятидесятую длину.

– Если на тебе столько огоньков будет, тебя станут запускать над стадионами с рекламой покрышек на боках.

10
Те еще рыцари

Император

Ее называли Винной страной. На самом деле это был район к югу от Маркет-стрит – он примыкал к Вырезке, и винные лавки торговали там большими количествами, но малым ассортиментом крепленых вин, вроде «Громовержца», «Дикой ирландской розы Ричарда» и «МД 20–20» (в мире вина известного как «малахольная дворняга» – из-за склонности его потреблянтов прилюдно миктурировать и трижды переворачиваться перед тем, как отрубиться на тротуаре). Говоря строго, Винная страна относилась к ЮМЕ – сиречь «модному» району к югу от Маркет-стрит, – однако сюда еще не подтянулась толпа молодых профессионалов, которая покрывала все, включая соседний район поближе к воде, блистающим налетом латте и денег. Нет, Винная страна состояла по преимуществу из обветшалых меблирашек, весьма сомнительных пансионов, глубоко непорядочных порнокинотеатров и старых промышленных зданий, в которых нынче располагались мини-склады. А, ну и огромное Федеральное здание – похоже, его только что изнасиловал гигантский стальной птеродактиль, но, очевидно, постройка просто символизировала отход правительства от его обычной архитектуры бомбоубежищ к чему-то эстетически попривлекательней. Особенно если вас привлекает порнуха с Годзиллой.

Вот под сенью этого архитектурного уродства Император и начал свои поиски альфа-кота-вампира. В Винной стране они с гвардией никогда особо не зависали – все потому, что Император уже утопил десять лет жизни в бутылке в иных местах, а Фуфел и Лазарь были трезвенники. Короче, к продуктам брожения винограда никто не прикасался. Но Город свой Император знал, как кошачьи шрамы на морде Фуфела.

– Спокойней, господа, спокойней, – рек Император, наваливаясь плечом на мусорный контейнер на задворках столетнего кирпичного дома. Фуфел и Лазарь зарычали тихо и раскатисто, еще когда отважная троица вступила в переулок: у них внутри как будто заводились крохотные грузовики. Отряд был близок к цели.

Контейнер откатился на ржавых колесах, открылось окно в подвал, кое-как прикрытое фанеркой. Во время оно в этом здании варили пиво, но после – уже давно – успели переоборудовать под склады. Все, кроме подвала, половину окон которого заложили изнутри кирпичом. А про это забыли, и вело оно в подземный покой, совершенно неведомый полиции. Уильям и прочие попавшие под чары Винной страны искали там укрытия от дождя или холода. Разумеется, чтобы считать такое место пригодным для ночевки, нужно быть очень и очень пьяным. Свет падал лишь на крохотный пятачок под окошком, а остальное помещение было совершенно темно – равно как сыро, кишело крысами и воняло мочой.

Отведя от окна фанерку, Император услышал пронзительное шкворчанье. Из глубины понесло горелой шерстью. Фуфел гавкнул. Император отвернулся и закашлялся, разгоняя ладонью вонючий дым. Потом заглянул в подвал. По всей видимой площади пола дымились и горели кошачьи трупы, один за другим обращаясь в пепел, когда на них попадало солнце. Их там были десятки, не один и не два – и это лишь те, которых Император видел в окошко.

– Похоже, мы на месте, господа, – провозгласил Император и потрепал Лазаря по боку.

Фуфел фыркнул, вскинул голову и три раза подряд тявкнул, что в переводе означало: «Мне казалось, что запах горящих котов мне понравится больше. Странное дело, но – нет».

Император опустился на четвереньки и спиной вперед пролез в подвал. Пальто зацепилось за подоконник и помогло ему плавно спустить массивное туловище на пол.

Лазарь сунул внутрь голову и заскулил. Переводилось это так: «Что-то не по себе мне от того, сир, что вы там в одиночестве». Затем песик смерил дистанцию от окна до пола и загарцевал на месте, готовясь к броску в пропасть.

– Нет, мой добрый Лазарь, побудь там, – рек ему Император. – Опасаюсь, я не смогу тебя поднять и вытащить, если ты сюда прыгнешь.

Под ногами похрустывал прах горелых котов. Император двинулся в глубину подземелья, пока не дошел до границы прямого света, который лежал на полу грязным серым ковром. Если двигаться дальше, придется идти по спящим… ну, в общем, мертвым котам, потому что даже во тьме Император чувствовал: весь пол – в кошачьих трупах. Его Величество содрогнулось и подавило в себе порыв броситься обратно к окну.

Он не был особенно отважен, но чувство долга перед его подданными и Городом у него развилось отлично. Встать на пути у опасности, дабы защитить всех, – вот что он вынужден сделать, несмотря на обострение мурашек, всползавших по его позвоночнику, подобно громадной сороконожке.

– Тут должен быть еще один вход, – проговорил Император – скорее успокоиться, нежели поделиться с кем-то информацией. – Вероятно, человек в него не протиснется, иначе я бы знал.

Носком башмака он осторожно отпихнул дохлого кота и поежился. Перед глазами снова вспыхнула картина: коты-вампиры окружили самурая с Джексон-стрит. Пришлось встряхнуться, чтобы мозги очистились, и только потом сделать следующий шаг.

– Фонарик бы не помешал, – сказал он. Но фонарика не было. В карманах имелись пять книжек спичек и дешевый зазубренный кухонный нож, который он подобрал на помойке. Таким оружием он и будет избавляться от кота-вампира Чета. В наивной зеленой юности всего месяц назад Император носил с собой деревянный меч, который намеревался вгонять вампирам в сердце, как в кино, однако своими глазами увидел, как старого вампира едва не разодрали на части пулями, взрывами и гарпунными ружьями – это перед тем, как Животные подорвали его яхту, – однако все это было далеко не так действенно, как тот маленький фехтовальщик с японским мечом. Все же фонарик пришелся бы сейчас в самый раз. Император чиркнул спичкой и подержал огонек перед собой, заходя все глубже во тьму и сторожко пролагая себе путь меж кошачьих трупов. А когда спичка опалила ему пальцы, он зажег другую.

Гавкнул Фуфел, и резкое эхо разнеслось по всему подвалу. Император оглянулся и понял, что незаметно свернул за какой-то угол: окна он больше не видел. Сунул руку под огромное пальто, нащупал рукоять кухонного ножа, который был заткнут на пояс брюк на копчике. Потом двинулся дальше, в другой отсек подвала – огромный, насколько он мог судить во мраке, но и там, докуда хватало света от спички, весь пол усеивали кошачьи трупы. Большинство – на боку, словно как шли, так и упали, или неуклюжими кучками, будто играли, или дрались, или совокуплялись, когда что-то их выключило, как лампочки.

Еще один дальний гавк Фуфела, за ним другой, громче и ниже – Лазаря.

– У меня все прекрасно, гвардейцы, я совсем скоро тут закончу и вернусь к вам.

Хорошенько уже распатронив третью книжку спичек, Император наконец увидел стальную дверь, приотворенную. Двинулся к ней – дохлые коты поредели, на шаг-другой поле битвы расчистилось, словно в них кто-то торил себе тропу, пусть узкую. Император остановился и перевел дух.

И услышал мужские голоса – но не из-за двери, а сзади, от окна. Их почти перекрывали лай и рычанье его гвардии.

– Я здесь! – крикнул Император. – Тут, внутри. Гвардейцы со мной!

Затем – далекий голос:

– Объебосы двери за собой не закрывают. Город увидит, заложит эту суку кирпичом – куда мы тада сунемся, если дождь?

Глухой удар, скрежет, ржавый скрип – Император понял, что окно опять закрывают фанерой, а ее снова задвигают мусорным контейнером.

– И колеса подопри, – донесся голос.

– Я еще здесь! Здесь! – закричал Император. Он стиснул зубы, готовясь рвануть обратно к окну по толстому ковру кошачьих трупов, но вдруг замер. Спичка догорела и обожгла пальцы. На Императора навалилась тьма.

Животные

– Я вполне уверен, это Апокалипсис, – произнес Клинт, даже не отрываясь от подарочного издания Библии короля Иакова.

Животные в разных позициях рассредоточились по всей баскетбольной площадке – играли в «лошадку». Клинт, Трой Ли и Дрю сидели под проволочной сеткой, навалившись на нее спинами. Трой Ли пытался читать из-за плеча Клинта, Дрю трамбовал дурь в чашку лилового спортивного бонга с углеволокном.

Кавуто и Ривера обошли площадку снаружи.

– Чё да как, мой черномазый! – раздался вдруг визгливый морщинистый голос, совершенно в данном антураже неестественный. Словно кто-то треснул крохотного дракончика бадминтонной ракеткой и тот от неожиданности пукнул пламенем.

Ривера остановился и повернулся к небольшой фигуре, стоявшей на лицевой линии в огромнейших кроссовках и толстовке «Оклендских рейдеров» с капюшоном – такой объемистой, что в ней бы поместился профессиональный блокирующий полузащитник. Если б не очки «кошачий глаз», фигурка бы смахивала на гангста-Йоду, только не такая зеленая.

– Это бабушка Троя Ли, – пояснил высокий парень, Джефф. – Надо с ней кулаками стукнуться, а то не перестанет.

И впрямь, старушка уже воздела кулак, готовясь к традиционному приветствию.

– Давай ты, – сказал Кавуто. – У тебя есть национальность.

Ривера подошел к крохотной старухе и, несмотря на совершенную нелепость происходящего, стукнулся с нею кулаками.

– Замазка, – произнесла бабуся.

– Замазали, – отозвался Ривера. Посмотрел на Хлёста – вождя Животных ad hoc после того, как Томми Флада обратили в вампира. – И ты это терпишь?

Черный пожал плечами:

– А что делать? Да и все равно Апокалипсис, наверно. Не время наезжать на старую сучку с политической коррекцией, тут конец света грядет.

– Никакой это не Апокалипсис, – произнес Кавуто. – Совершенно точно не он.

– А я вот вполне уверен, – проговорил Трой Ли, глядя на Откровение через Клинтово плечо.

Все собрались вокруг сидящей фракции Животных. Ривера вынул блокнот, затем пожал плечами и снова убрал в карман. Ни в какой рапорт все это не пойдет.

Дрю взорвал бонг, протяжно булькнул и передал Барри – лысому аквалангисту. Тот засосал верха.

– Мы легавые, ты в курсе? – поинтересовался Кавуто, сам не очень в этом уверенный.

Дрю пожал плечами и выдохнул столб кумара.

– Да ништяк, это лекарственное.

– Что лекарственное? Есть рецепт? Чем болеешь?

Дрю извлек из кармана рубашки синюю карточку и продемонстрировал.

– Нервничаю.

– Это не болезнь, – сказал Кавуто и выхватил карточку из рук Дрю. – И это у тебя библиотечный абонемент.

– У него нервность от чтения повышается, – пояснил Хлёст.

– А это болезнь, – добавил Джефф, стараясь не подпускать веселости в замогильный тон.

– От артрита, – сказал Трой Ли.

– Нет у него никакого артрита. И это его не лечит. – Кавуто уже вытаскивал наручники из чехла на поясе.

– У нее зато есть, – сказал Трой Ли, показывая на свою бабушку.

Старуха ухмыльнулась и засветила свою карточку. После чего артритически изобразила пальцами «W» банд с Западного побережья и сказала:

– Чё да как, мой черномазый?

– Я не стану с ней здороваться, – сказал Кавуто.

– Да ей же типа лет девяносто. Надо. У нас так принято, – сказал Трой Ли своим загадочным голосом таинственного древнего китайца. И, не вставая, чуть поклонился для вящего эффекта.

Кавуто пришлось прогнуться.

– Вам ни за что не удрать от котов-убийц в таких кроссовках, знаете? – сказал он, стукаясь с бабусей кулаками.

– Она не понимает, – сказал Барри.

– No comprendre англиски, – пояснил Густаво.

– Коты? – напомнил Ривера. – У тебя в сообщении?

– А, ну да. Вы ж сами сказали – звонить, если случится какая-нить дичь, – ответил Трой Ли.

– Вообще-то мы просили не звонить, – сказал Кавуто.

– Правда? Пофиг. В общем, Император вчера ночью ломился к нам в витрину, весь переполошенный из-за котов-вампиров.

– Вы их видели?

– Ага, их было до жопы. И я не знаю, как вы собираетесь их валить. Потому-то нам вполне очевидно, что наступил Апокалипсис.

Заново рожденный Клинт поднял голову.

– По-моему, количество «до жопы» – это число зверя. Поэтому их было, по меньшей мере, шестьсот шестьдесят шесть.

– Хотя сосчитать было трудно, – добавил Дрю. – Их же туча.

Ривера вопросительно глянул на Троя Ли.

– Ну, они как бы все парили. Как тот старый вампир, вы ж тоже видели – в ту ночь, когда мы взорвали его яхту. Только эти все вместе слились, в такую здоровенную вампирскую тучу.

– Ну. И она стала в магаз просачиваться, хотя двери мы заперли, – сказал Джефф – он с лицевой засаживал уже четвертый мяч в корзину.

– И как остановили? – спросил Кавуто.

– Мокрое полотенце под дверь, – ответил Барри. – Так надо, если траву в отеле куришь и не хочешь, чтоб охрану вызвали. Полотенце всегда с собой надо иметь. Я в одном путеводителе автостопщика по галактике вычитал.

– Навыки, – произнес Дрю, уже несколько остекленевший взором.

– Но если б не мокрое полотенце – точно Апокалипсис, – сказал Трой Ли. – Клинт сейчас в Откровении про мокрое полотенце ищет.

– Хорошо б только, чтоб Апокалипсис – как под Куполом Грома, – вздохнул Джефф. – А не как зомби-едят-тебе-мозг.

– Я вполне убежден, это будет Апокалипсис типа коты-вампиры-опустошают-город, – промолвил Барри. – Из того, что нам известно, то есть.

– Это не Апокалипсис, – сказал Кавуто.

– Так и что случилось-то? – спросил Ривера. – Туча просто рассосалась?

– Ну. Как бы дистиллировалась до большого стада котов и они все разбежались в разные стороны. Но что мы сегодня ночью делать будем, если она вернется? Император ее прямо на нас вывел.

– А где он, кстати?

– Ушел куда-то утром вместе с собаками. Сказал, что знает, где искать первого вампирского кота, и они с гвардией его прикончат и тем спасут Город.

– И вы его отпустили?

– Он же Император, инспектор. Ему ни хера поперек не скажешь.

Ривера посмотрел на Кавуто.

– Скажи диспетчеру, чтоб оповещалку по всем постам дали: если заметят Императора, пусть вызывают нас.

– Мы сегодня с работы не уходим, да? – уточнил Кавуто.

– Апокалипто-выходной, – издал Барри. – Йо-хо-хо! Выходной Апокалипсис!

Бабушка Троя Ли выпустила по внуку залп на кантонском, тот ответил ей тем же. Старуха пожала плечами, посмотрела снизу вверх на Кавуто и Риверу и поговорила еще с полминуты, а затем подошла к Джеффу и забрала у него мяч – и запустила его совершенно в молоко, что все приветствовали криками и свистом.

– Что? Что? – спросил Кавуто.

– Она хотела выяснить, по какому поводу Барри ёхо-хоил, и я ей сказал.

– А что она ответила?

– Сказала, подумаешь. В Пекине у них жили коты-вампиры, когда она была маленькой. Говорит, жидко дрищут.

– Так и сказала?

– Идиома другая, но по сути – то же.

– Ну хорошо, – сказал Кавуто. – Мне полегчало.

– Надо найти Императора, – сказал Ривера.

Кавуто вытянул из кармана пиджака ключи от машины.

– И забрать наши апокалиптические куртки.

– А нам как? – спросил Хлёст.

Отвечая, Ривера даже не глянул на него.

– У вас, ребята, больше опыта в борьбе с вампирами, чем у кого угодно на этой планете…

– Правда, что ли? – сказал Трой Ли.

– Ох, нам такой пиздец, – произнес Хлёст.