Текст книги "Выкуси"

Автор книги: Кристофер Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

2
Контрольная

1. Графиня Абигайль фон Нормал – это:

A. Аварийный резерв Владычицы Тьмы в Большом Районе Залива.

Б. Готишная отпадная красотка, сжираемая пошлой безнадегой существования.

B. Отнюдь не бодрячок, но темная, неоднозначная и très таинственная натура.

Г. Все вышеперечисленное, и, вероятно, не только.

2. Вурдалак Хлад и его творчиха-носферату Графиня Джоди были окованы бронзовой скорлупой в позе Роденова «Поцелуя», потому что:

А. Их любовь вековечна, а души, слившись, и дальше будут жить в романтическом объятье до конца времен.

Б. Мы с Фу были вполне уверены, что Графиня СКУВВ (Слетит с Катушек и Ухайдакает Всех Вокруг), когда разнюхает про наш план снова превратить Животных в людей.

В. Нам просто нравится смотреть на своих друзей, голых и бронзовых, потому что от этого нас штырит.

Г. Невероятно, что вы выбрали «В». Вам надо выколоть на лбу огромное «О», чтоб люди не тратили время, вычисляя, до чего невообразимый вы обсос! Вам лишь бы нам с Фу надобились извраты в прелюдиях для стимуляции нашего оргазмического секса душ, от коего пятки сводит. Не дождетесь. Уж поверьте мне, солнце рыдает от зависти, что не тянет на жгучесть наших муськаний.

3. Несмотря на мифы, сочиняемые насельниками дня, носферату подвержены воздействию лишь:

A. Чеснока. (Ага, птушто пицца и вонь изо рта веганов лишают их древней силы.)

Б. Крестов и святой воды. (Ну еще бы, птушто тварей темнейшего зла задостал младенец Иисус.)

B. Серебра. (Щазз, а еще – алюминия, потому что ну как же без него.)

Г. Солнечного света.

4. Для нас с Фу как клевретов величайшая сложность – оберегать наших темных владык, Графиню и Вурдалака Хлада, от:

A. Легавых, особенно – от инспектора Риверы и его безмозглого напарника Кавуто, медведя-гомика.

Б. Стремнейшего старого вампирюги и его таинственной свиты модных вампов.

B. Животных – ночной бригады обдолбанных филонов из «Безопасного способа» в Марине.

Г. Всего вышеперечисленного и еще чего не.

5. Для нас лучший способ одолеть Чета – огромного бритого кота-вампира:

A. Мыши-ниндзя.

Б. Обняться покрепче, надев мою уматнейшую кожаную куртку с УФ-СИДами, сотворенную для моей защиты вышеупомянутым хозяином моей слойки Фу.

B. Блюдечко тунцовой крови, разбодяженной успокоительным и ароматизированной запахом котиной жопки. (В былом смертном облике у Чета я наблюдала особенную тягу к ароматам котиной жопки.)

Г. Создать вампира-ротвейлера, чтоб у Чета радикально изменилось мировоззрение.

Д. А или В, но определенно не Г; А было бы très клево, нет? Мыши-ниндзя!

Ответы:

1: Г, 2: Б, 3: Г, 4: Г, 5: Д

За каждый правильный ответ начислите себе по баллу.

Счет:

5. Вы рвете в куски мои полосатые носки.

4. Обсос!

3. Très обсос!

2. Такой обсос, что даже обсосы вас жалеют.

0–1. Избавьте нас от своей заразной обсосности. Пойдете по мосту – сигайте.

3
Самурай с Джексон-стрит

Томми

Только приехав в Сан-Франциско, Томми Флад жил в одной комнатке-чулане с пятью китайскими парнями. Всех звали Вон, все хотели на нем жениться.

«Чистый ужас – это как оказаться в коробке с курицей гунбао на вынос, – говорил Томми. И хотя одно и другое было совершенно не как, а Томми просто пытался выражаться цветисто, в чем ощущал свой писательский долг, там и впрямь было тесновато. А также сильно пахло чесноком и потными китайскими парнями. – По-моему, они хотят замесить мне глину, – говорил Томми. – А я из Индианы, мы на такое не ведемся».

Как выяснилось, китайские парни тоже на такое не велись, их просто очень интересовал вид на жительство.

К счастью, всего неделю спустя на стоянке у «Безопасного способа» в Марине, где Томми работал по ночам, он повстречал роскошную рыжую красотку по имени Джоди Страуд. Она и спасла его от принудительного заточения с китайскими парнями – одарила его своей любовью, отличной студией на чердаке и бессмертием. Но, к несчастью, и месяца не прошло, как их клеврет Эбби покрыла их бронзой, пока они спали, и Томми однажды вечером проснулся и обнаружил, что не может шевельнуть ни мышцей, несмотря на огромную вампирскую силу.

«Уж лучше оказаться в коробке с курицей гунбао на вынос», – сказал бы Томми, если б мог хоть что-нибудь сказать. Но он не мог.

Тем временем совсем рядом с ним, в той же бронзовой скорлупе Джоди парила в сонном состоянии – побочке вампирской способности обращаться в туман: этому трюку она научилась у Илии бен Шапира, ее породителя. Чередуя мертвый сон дня и парение в сновидчестве, она могла бы выдержать в статуе не один десяток лет. А вот Томми так и не овладел навыком обращаться в туман. Времени научить его ни у кого не оказалось. Потому с закатом все его вампирские чувства вспыхивали неоном, и каждую секунду вынужденного заключения он переживал с электрической интенсивностью, от которой едва не вибрировал в бронзовой скорлупе. В клетке его рассудка взад-вперед метался альфа-хищник и понемногу этот самый рассудок сбрасывал. И Томми, разумеется, сделал единственно возможное – сбрендил до лая на луну.

Чет

Пришлось бы вылизать чуть не милю котиных жопок, чтоб избыть вкус парковочной счетчицы, но Чету это было по силам. Он пару раз лягнул задними лапами корку праха, оставшегося от счетчицы, и двинул через дорогу в переулок, а там свернулся во тьме клубком и вознамерился притупить вкус человечины.

Всего чуть больше месяца прошло с тех пор, как старый вампир обратил Чета, но кот уже утрачивал все ощущения своего прежнего «я». Было время, он все свои дни проводил на Маркет-стрит – дремал под боком у Уильяма, бездомного мужика, который зарабатывал на жизнь картонным стаканчиком и табличкой с надписью «Я БЕЗДОМЕН, А КОТ МОЙ ОГРОМЕН». Чет и впрямь был немал, и хотя большую долю его объема составляла пушистость шерсти, ему удалось достигнуть веса в тридцать пять фунтов, сидя на диете из полуупотребленных чизбургеров и картошки фри, подаваемых ему прохожими у входа в «Макдоналдс».

Теперь же Чет охотился в ночи – на любых теплокровных существ, что ему попадались: крыс, птичек, белочек, кошек, собак и даже случайного человека. Поначалу добычей становились только пьянчуги и другие бомжи, а первым Чет опустошил своего старого друга Уильяма – тот распался в пыль у Чета перед носом. Кот взвыл, метнулся прочь и спрятался под мусорным контейнером на весь остаток ночи и весь следующий день. Сожалений у него не было – он ощущал лишь голод и возбуждение от притока свежей крови. Наслаждение – практически сексуальное – превосходило радость убийства. Нормальным котом Чет такого не испытывал, ибо еще котенком его кастрировали в приюте. Но теперь у него появились не только скорость, сила и чувства гораздо острее, чем даже у вампиров-людей. Как и его новые человеческие сородичи, Чет обнаружил, что он вновь обрел физическое совершенство. Иными словами, приблуда у него работала что надо.

Вскоре после убийства, понял он, нужно поскорее что-нибудь трахнуть – хотелось этого отчаянно, и чем больше бы это что-нибудь елозило и голосило, тем лучше. Превыше запахов автобусного выхлопа, еды в готовке и умытых мочой уличных бордюров, что напитывали собой весь Город, Чет улавливал аромат кошки в течке. Может, она и в миле от него, но с обостренным чутьем он ее найдет.

По его позвонкам пробежала волна восторга – под шерстью, которая почти вся восстановилась после того, как люди его побрили, спарились у него на глазах и напились его крови. Всего этого и по отдельности хватило бы, чтоб расшатать нестойкую котину психику, а посему, превратившись в кота-вампира, Чет отрастил себе совершенно новую мотивацию поведения. Месть. Ибо после метаморфозы обострилось у него не одно лишь чутье. Сам мозг, ранее действовавший в замкнутой петле «пожрать-поспать-посрать, повторить», теперь отрастил себе совершенно новую осознанность – вместе с Четом и он стал попросту больше. Теперь в котике было полных шестьдесят фунтов, и он соображал уже не хуже собаки, хотя прежде был не умней кирпичей. Собака, хм. Ненавистное нечто. Запахло псом. Все ближе. Чет чуял его – их. Потому что их двое. А теперь – и слышал. Он оторвался от омовения собственной попки и завизжал, как рысь под электротоком. В ответ ему квартал принес отзвуки воя десятка других котов-вампиров.

Император

– Спокойно, бойцы, – произнес Император. Он возложил длань на загривок золотистого ретривера и почесал шею бостонскому терьеру, который ерзал в кармане императорского пальто, похожий на сбрендившего пучеглазого мутанта черно-белого кенгуру.

– Кот! Кот! Кот! Кот! Кот! – гавкал Фуфел, брызжа мелкой слюной на Императорову широкую ладонь. – Кот! Смерть, боль, огнь, зло, кот! Неужели ты их не чуешь? Всюду! Надо гнать, гнать, гнать, рвать, рвать, рвать, выпусти же меня, безумный и беспамятный старик, я стараюсь тебя спасти, ради господа бога, КОТ! КОТ! КОТ!

К сожалению, Фуфел разговаривал только по-собачьи, а Император, хоть и мог определить, что песик чем-то расстроен, понятия не имел, чем именно. (Все переводившие с собачьего знают, что лишь где-то треть того, что Фуфел произнес, на самом деле что-то значило. Остальное – просто шум, который ему полагалось производить. Человеческая речь осмысленна примерно в той же пропорции.) Лазарь – золотистый ретривер, последние два месяца то и дело вступавший в единоборства с вампирами и вообще по натуре своей более солидный, – к происходящему относился спокойнее. Однако, несмотря на склонность Фуфела реагировать на все обостреннее, чем нужно, и он вынужден был признать: в воздухе и впрямь сгустился кошачий дух. А еще больше тревожило, что пахло не просто котом, а дохлым котом. Идет дохлый кот. Не, погоди – что это? Не кот – коты. Ой, это скверно.

– Насчет кота он пррафф, – рявкнул Лазарь, тычась мордой в ногу Императора. – Нам следует удалиться из этого района, быть может, – к Северному пляжу, поискать, не обронил ли кто кусок вяленого мяса. Мне бы, к примеру, не помешало. А не то можем остаться тут и погибнуть. Все равно. Меня и то, и то устраивает.

– Легче, гвардия, – сказал Император. Теперь и он чуял: что-то неладно. Его Величество опустился на колени – суставы скрипнули несмазанными петлями – и огляделся, разминая пальцами у Фуфела между ушей, словно готовил бисквитное тесто из собачьих мозгов. Сам он был велик и мохнат – грозовая туча, а не человек. Широкие плечи и седая борода, соображал быстро и был до мозга костей предан народу своего Города. На улицах Сан-Франциско он жил так давно, что и старожилы не упомнят, и туристы видели в нем всего-навсего оборванного бездомного побирушку. А вот для местных он был достопримечательность, памятник истории, который всегда с тобой, перекати-дух и ходячая городская совесть. По большей части они относились к нему с тем почтением, которое иначе доставалось бы на долю действительных монарших особ. Невзирая на то, что Император был скорбен главою до звона в ушах.

На улице никого не было, но в полуквартале Император различил трехколесную машинку смотрителя стоянок Сан-Францисского парковочного управления – она стояла за нелегально припаркованным «ауди». Желтые мигалки машинки бросали вокруг предупреждающие блики, и те гонялись друг за дружкой по стенам домов, как пьяные желтушные феи Колокольчики. Самого же смотрителя не наблюдалось.

– Странно. Счетчицам уж поздновато работать. Вероятно, это потребует нашего расследования, господа.

Но не успел Император подняться с колен, Фуфел выпрыгнул у него из кармана пальто и устремился напрямик к машинке. Его атаку легкой кавалерии предвещало трубное стаккато неистового лая. Лазарь кинулся следом за черно-белой мохнатой баллистической ракетой, а старик пошаркал за ними, насколько быстро несли его изъеденные артритом ноги.

Фуфела они нашли за «ауди» – он рылся в пустой полицейской форме и фыркал, весь в мелкой серой пыли. Глаза Императора полезли на лоб. Он попятился прочь по тротуару и вжался в стальную пожарную дверь какой-то промышленной студии – такие выходили на всю улицу. Он уже видел это. Он узнал признаки. Но когда больше месяца назад собственной персоной провожал старого вампира и его спутников на борт огромной яхты в Заливе, он думал, что Город его теперь навсегда избавлен от извергов-кровососов. А теперь, выходит, – снова?

Из полицейской машинки донесся треск статики – рация. Сообщить. Предупредить людей об опасности. Император подковылял к машинке, повозился с защелкой дверцы, уселся и дотянулся до микрофона.

– Алло, – произнес он. – Это говорит Император Сан-Франциско, повторяю – Император Сан-Франциско, защитник Алкатраса, Сосалито и острова Сокровищ. Я бы хотел сообщить о нападении вампира.

Радио продолжало трещать. Дальние голоса призрачно переговаривались в эфире, не прерываясь.

К старику подшлепал Лазарь и яростно гавкнул:

– Надо кнопку нажать. Жми кнопку!

Но благородный ретривер, к сожалению, говорил только по-собачьи, хотя английский понимал прекрасно. Посему Император его инструкции не внял.

– Кнопка! Кнопка! Кнопка! Кнопка! – залился Фуфел, скача перед полицейской машинкой. Затем поднырнул под открытую дверцу и запрыгнул Императору на колени.

– Ага, вот так помог, – саркастически рыкнул Лазарь. Порода золотистых ретриверов не знаменита сарказмом, и ему было немного стыдно разговаривать в таком тоне. Хуже кошки, ей-богу. – Хоррошо. Кнопка! Кнопка! Кнопка! Ой блин.

– Кнопка! Кнопка! Кнопка! Ой блин что? – залился Фуфел.

Ретривер лишь кратко рявкнул в ответ:

– Кот.

Лазарь весь перекипел низким рыком и прижал уши.

Тут Император их тоже увидел – двоих. Коты неспешно направлялись к ним по тротуару. Только вот вида они были не вполне естественного. Блики желтых мигалок отражались у них в глазах раскаленными угольями.

Пронзительный визг – и через дорогу возникло еще двое. Лазарь зарычал и обернулся к ним. С другой стороны машинки донесся хор шипенья. Император глянул в заднее зеркальце – сзади наседали трое.

– Лазарь, быстро в машину. Давай, мальчик, садись.

Лазарь крутился на месте, стараясь не упускать из виду всех котов сразу, отпугивал их оскаленными зубами и вздыбленной шерстью. Но те неумолимо надвигались и тоже скалились в ответ.

– Давай же, – сказал Император в микрофон.

Что-то жестко рухнуло на крышу машинки, и Фуфел взвизгнул. Еще удар, Император обернулся – по крохотному кузову машинки на задних лапах к ним шел огромный кот, а передними целил в заднее стекло кабины. Старик захлопнул дверцу.

– Беги, Лазарь, беги!

Первого кота золотистый ретривер цапнул челюстями и принялся мотать из стороны в сторону. И тут вся свора навалилась на него.

Стив

– Нечестивая срань творится, Фу, – сказала Эбби. – Тащи портативное солнышко и поджарь этих кись-носферату, пока они не занямкали всех на раёне.

Стивен Вон по кличке «Пес Фу» понятия не имел, о чем глаголет его подруга, – и это уже не впервые. На самом деле он почти никогда не понимал толком, о чем она говорит, но прекрасно осознавал одно: если он будет терпеливо слушать ее и, что гораздо важнее, с нею соглашаться, она взамен безжалостно будет его сексовать, что ему вполне нравилось. К тому же время от времени смысл ее рацей до него все же доходил. Ту же стратегию он применял к своей бабушке по маме (только без секса): та изъяснялась на никому не ведомой сельской разновидности кантонского диалекта, которая на слух непосвященного звучала так, будто курицу насмерть забивали банджо. Ты потерпи – и все прояснится. Но не в этот раз. Тон Эбби сменился с трагически-романтического на страстно-презрительный, говорила она все настоятельней, поэтому гамбит с терпением разыграть явно не удастся. В его «синезубой» гарнитуре ее голос звучал так, словно Стива в ухо кусала какая-то злонамеренная феечка.

– Я тут кое-чем занят, Эбби. Дома буду, как только все закончу.

– Сейчас, Фу, сейчас. Тут целое стадо… стая… блин, как называется целая куча котят?

– Корзинка? – высказал предположение Стив.

– Тупарь!

– Тупарь котят? Ну ладно, может, и так. Косяк рыбок, клин журавликов…

– Нет. Тупарь – это ты! Тут прямо у нас под окнами банда коть-вампиров собирается слопать этого чокнутого Императора и его собак. Надо приехать их спасти.

– Банда? – Стиву было трудно осмыслить это понятие. Ему лишь недавно удалось смириться с существованием одного кота-вампира, но банда – это, ну, несколько больше. До получения магистерской по биохимии в двадцать один год ему оставалась всего пара месяцев, никакой он не тупарь. – Доопредели «банда», – наконец сказал он.

– Куча. Много. Я не могу их сосчитать, они набросились на ретривера.

– А откуда известно, что они вампиры?

– Ой, да потому что я взяла у них образцы крови, прогнала через эту твою центрифугу, подготовила препараты и разглядела структуру кровяных клеток под микроскопом, тю?

– Нет, честно? – ответил Стив. Эбби провалилась в школе по биологии, она не сможет подготовить препарат. А кроме того…

– Конечно же, нет, сосок от спринцовки. Я знаю, что они вампиры, потому что они набросились на золотистого ретривера и ебанутого бомжа, и он теперь прячется от них в машине парковочной счетчицы, которая пошла прахом. Коти обычно так себя не ведут.

– Машина пошла прахом? Или счетчица?

– Ее Чет сожрал – отсосал досуха. Приезжай, Фу, включишь солнце на всю катушку. Тащи сюда свою соблазнительную ниндзёвую жопку.

Стив оборудовал свою навороченную «хонду-сивик» ультрафиолетовыми прожекторами высокой интенсивности и поджарил ими уже некоторое количество вампиров, а тем самым спас Эбби и впервые в жизни заполучил себе подружку и человека, считающего, что он – очень четкий пацан.

– Я прямо сейчас не могу, Эбби. Прожектора у меня не в машине.

– Ох ебать моего господа бога, тут старичок какой-то с тросточкой вышел из переулка. Ну все, ему кранты. Блядь!

– Что?

– Блядь!

– Что?

– Ох блядь!

– Что? Что? Что?

– Ох-йоп-мою-лошадку-на-палочке!

– Эбби, ты не могла бы выражаться конкретнее?

– Это не тросточка, Фу, это меч.

– Что?

– Гони сюда, Фу. Тащи солнце.

– Эбби, я не могу. У меня полная машина крыс.

Император

Его Величество в ужасе смотрел, как коты обрушились на спину его доблестного капитана королевской гвардии Лазаря. Золотистый ретривер неистово встряхнулся, и двое противников оторвалось, но им на смену тут же бросились двое других, а еще трое прыгнули на них сверху, и Лазарь чуть не рухнул наземь. Но стаей коты охотиться не умели – каждый рвался к горлу жертвы, расталкивая соперников и полосуя когтями как добычу, так и собратьев.

Все ветровое стекло полицейской машинки заляпало кровью. Фуфел скакал по крошечной кабине, лая и фыркая, бросался на стекло и забрызгивал все вокруг злобными собачьими слюнями.

– Рви когти, Лазарь! – Император сначала колотил в стекло кулаком, а потом бессильно уперся в него лбом, давя в себе слезы отчаяния и гнева. Но: – Нет! – не бывать этому. Не станет он смотреть, как рвут в клочья его соратника. Праведная ярость переполнила древний паровой котел Императора и сгустилась в чистое мужество. Он вступил в единоборство с ручкой на дверце, когда в ветровое стекло ударились полкота – и сползли по нему, оставляя за собой кишки и слизь.

Дверная ручка отломилась, Император бросил ее на пол. Фуфел незамедлительно пошел на нее в атаку и сломал зуб о металл. А Император сквозь марево кровавой мороси различил на улице еще одну фигуру. Мальчишка… нет, мужчина, только очень маленький, азиат – в оранжевых-вырви-глаз шляпе-пирожке и носках, узких штанах из шотландки, словно телепортированных из 1960-х, и сером кардигане. В руке у человечка был самурайский меч, и он вновь и вновь обрушивал его на Лазаря четкими отрывистыми взмахами, но закричать Император не успел – он заметил, что клинок даже не касается шерсти ретривера. С каждым ударом какой-нибудь кот выбывал из свалки – без головы либо разрубленный пополам, и обе его половинки дергались в корчах на тротуаре.

В движениях фехтовальщика не было никаких закруток, никаких росчерков – одна суровая действенность: будто повар овощи резал. Мишени его постоянно перемещались, а он вертелся на месте и делал шажки в разные стороны только для того, чтобы рассечь их, отвести клинок и направить его к следующей цели.

С плеч Лазаря неожиданно свалились бремя и ярость, песик огляделся и прохныкал то, что переводилось как:

– Ч-чё-оо?..

А фехтовальщик был, меж тем, неумолим: шаг, выпад, шаг, выпад. Из-под «вольво» на него кинулись два кота, и он быстро отступил, взмахнул мечом, тот описал низкую дугу, как при ударе в гольфе, и котовьи головы отлетели через машину и отскочили от железной гаражной двери.

– Сзади! – крикнул Император.

Но было слишком поздно. Атака снизу сбила меченосца с равновесия – тяжеленный сиамский кот бросился на человечка с крыши фургона через дорогу и приземлился на него сзади. Длинный меч в настолько ближнем бою был бесполезен. Фехтовальщик изогнулся от боли, а сиамец драл ему когтями кардиган, взбираясь выше. Человечек крутнулся на месте, слегка подпрыгнул и со всего маху бросился на спину, но сиамский выдержал удар – лишь вонзил клыки ему в плечо. С полдюжины котов-вампиров высыпали из-под машин и кинулись к поверженному фехтовальщику.

Лазарь, вся шерсть в крови, перехватил одного кота за ляжку и прокусил ее до кости. Кот завизжал и забился в зубах ретривера, стараясь выцарапать ему глаза. Остальные бросились на человечка – сплошь зубы и когти.

Император навалился плечом на плексигласовую дверцу полицейской машинки, но пространства для толчка у него не было. Вся машинка ходила ходуном, становилась на дыбы на двух колесах, но дверная защелка не поддавалась. Император в ужасе смотрел, как под нападающими бьется павший человечек.

Но вдруг раздался лязг стали о кирпич, и тротуар залило светом. Из распахнувшейся пожарной двери выскочила тощая и до невозможности бледная девчонка – лиловые хвостики волос, розовые мотоциклетные сапоги, розовые же чулки-сеточки, зеленая юбчонка из пластика, солнечные очки в облипку лица и черная кожаная куртка, похоже, вся усыпанная осколками стекла. Не успел Император подать голос, чтобы предостеречь ее, как девчонка выскочила на проезжую часть и заорала:

– Ебаные коти, я кому сказала – брысь!

Коты-вампиры, набросившиеся на фехтовальщика, подняли головы и зашипели. В переводе с кошачье-вампирского и это значило:

– Ч-чё-оо?..

Она подбежала прямо к падшему меченосцу, размахивая руками, словно гоняла птиц или старалась высушить особо упорный лак для ногтей. И при этом голосила, как безумица. Коты обратили на нее все свое внимание – съежились, готовясь к прыжку. И тут куртка девчонки вспыхнула солнцем. Твари по всей улице испустили коллективный визг смертной муки. Сами коты и кошачьи детали задымились, занялись огнем. Горящие коты бросились в переулок через дорогу или кинулись прятаться под машины, но худая девчонка бегала за ними, металась туда и сюда, пока не загорелись все твари до единой – а потом и догорели, свелись к кипящим лужицам шерсти и слякоти, после чего – рассыпались кучками пепла.

И минуты не прошло, как на улице вновь стало тихо. Огоньки у девчонки на куртке погасли. Фехтовальщик поднялся с мостовой и снова приладил на голову оранжевый пирожок. На спине и руках у него оставались кровавые пятна, кровь была и на клетчатых брюках и оранжевых носках, но его она или кошачья, нипочем уже не сказать. Он встал перед тощей девчонкой и низко поклонился.

– Domo arigato, – произнес он, не отрывая взора от ее ног.

– Dozo, – ответила девчонка. – Кисок вы крошите, извините за выражение, херово.

Меченосец вновь поклонился – кратко и слегка, – после чего развернулся и потрусил через дорогу, а затем скрылся в переулке.

Лазарь ломился передними лапами в плексигласовую дверцу полицейской машинки, словно хотел подушечками отполировать ее так, что она растает и освободит хозяина. Эбби почесала ему нос – только на нем, считай, крови не было – и открыла дверцу.

– Эй, – сказала она.

– Эй, – ответило Императорское Величество.

Он вышел из машинки и огляделся. На полквартала вся улица была заляпана кровью, усеяна горками пепла, да кое-где валялись обугленные противоблошиные ошейники. Все машины забрызгало кровавой изморосью, и даже аварийные лампочки над несколькими пожарными дверями были все в каких-то кишках. Вонь сгоревших котов, висевшая в воздухе, ела глаза, а на тротуаре из рукавов и воротника пустой формы счетчицы высыпался жирный серый прах.

– Не всякий день узришь такое, – произнес Император, и тут из-за угла, прочесывая стены домов красными и синими бликами мигалок, вырулил полицейский «крейсер».

Патрульная машина остановилась, распахнулась дверца. За нею встал водитель, рука – на кобуре.

– Что здесь происходит? – осведомился он, стараясь не спускать глаз с Императора, а не с побоища, их окружавшего.

– Ничего, – ответила Эбби.