Текст книги "Охотники за мифами"

Автор книги: Кристофер Голден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)

«Живут, словно в снежном глобусе[23]23
  Рождественский сувенир в виде прозрачного шара с имитацией метели внутри.


[Закрыть]», – подумал Тед.

Он не сомневался, что если бы приехал сюда летом, то увидел бы детей в аккуратной простой одежде, играющих в мяч на пустыре или в бейсбол на школьном дворе. По субботним вечерам на эстраде в парке играл бы струнно-духовой оркестрик, по аллеям гуляли толпы людей с воздушными шарами и мороженым, и может быть, даже запускали бы фейерверки. Поездка в Коттингсли взбудоражила Холливэлла, задев ту струнку его души, которая давно уже не звучала. К наслаждению примешивалась горечь, но он радовался, что приехал сюда. Предыдущий визит в Коттингсли не вызвал у него подобных чувств, но тогда он был моложе, и с ним приезжали жена и дочь. Тогда он был не один.

И как ни странно, в этом местечке, словно застрявшем в прошлом, где Тед никого не знал, он впервые за многие годы почувствовал себя не так одиноко.

Потом он увидел голубой стеклянный шар на посту перед полицейским участком, и ощущение радости бытия, навеянное Коттингсли, сразу улетучилось. Этот городок, как и все прочие города на земле, уже осквернило насилие. Если когда-то он и был мечтой о другой эпохе, или казался ею на первый взгляд, – те времена давно прошли. Всякие остатки невинности, которые пытался сохранить Коттингсли, исчезли после жуткого убийства Алисы Сент-Джон, случившегося на глазах у множества людей.

Холливэлл припарковался у полицейского участка и поставил на приборную доску за ветровым стеклом табличку с надписью: «Управление шерифа, округ Уэссекс». Покинув теплый салон автомобиля, он поежился и застегнул молнию на куртке. Всего пара часов езды к северу от привычных мест, а уже заметно холоднее.

«Или, может, ты просто стареешь, Тед? Стареешь с каждым часом…»

За конторкой сидела милая рыжеволосая девушка, почти подросток. Когда Тед вошел, она подняла взгляд от книги и вежливо улыбнулась. Холливэлл подумал, что ей никак не меньше восемнадцати лет, раз она здесь работает – ведь для этого надо было окончить среднюю школу, – но на восемнадцать она совсем не тянула.

– Что вам угодно, сэр?

Он почти неосознанным жестом коснулся портупеи и вытащил полицейское удостоверение:

– Добрый день. Я детектив Холливэлл. У меня назначена встреча с детективом Анджером.

Она снова улыбнулась, тепло и ласково. Наверное, немало мальчишек согласилось бы отдать богу душу, лишь бы эти глаза взглянули на них вот так. И хотя Тед был хмурым и ворчливым стариком, да и вообще годился девушке в отцы, он не мог представить себе, чтобы какой-нибудь мужчина был способен устоять перед ее улыбкой.

Девушка нажала кнопку внутренней связи на своем столе.

– Папа, – сказала она, – приехал детектив Холливэлл из Управления шерифа округа Уэссекс.

– Спасибо, Сара, – послышался трескучий голос. – Отправь его сюда, хорошо? Впрочем, нет, я сейчас сам выйду.

Холливэлл поднял брови:

– Детектив – ваш отец?

Сара Анджер посмотрела на него слегка неуверенно, словно опасаясь неодобрения.

– Да, – произнесла она, и прозвучало это как «Ну и что?».

– Должно быть, ему приятно, что вы всегда рядом, – сказал Холливэлл, не подумав. Просто озвучил свою инстинктивную реакцию.

Слова эхом отозвались в его душе. Он засунул руки глубоко в карманы куртки и сделал долгий-предолгий выдох. Как будто сдулся воздушный шарик. Он старался не подсчитывать дни, прошедшие со времени последней встречи с дочкой. С его Сарой. И то, что эта девочка оказалась тезкой дочери, наполнило Теда печалью. Девушка нахмурилась, видимо, почувствовав, что он огорчился, но ничего не сказала.

За ее спиной виднелась дверь, проделанная в стене из матового стекла, что делало помещение больше похожим на приемную юриста, чем на полицейский участок. В следующую минуту дверь распахнулась, и оттуда вышел человек – высокий, худой, с крючковатым носом и проницательным взглядом. У мужчины были тонкие белые усы и поредевшие седеющие волосы.

– Вы – Холливэлл? – спросил он, накидывая длинное шерстяное пальто.

Пальто тоже больше подходило юристу, нежели копу.

– Так точно. Детектив Анджер?

Анджер протянул ему руку, и Холливэлл потряс ее, думая о том, что этот человек сильно напоминает ему плохого парня из старого спагетти-вестерна[24]24
  Вестерн, снятый европейскими режиссерами.


[Закрыть].

– Рад вас видеть. Чуть позже у меня назначена еще одна встреча, поэтому давайте лучше сразу перейдем к делу, если не возражаете. Сейчас я провожу вас на место преступления, и мы все осмотрим, чтобы вы могли составить представление о том, как это произошло. Такой план вас устроит?

С момента своего появления этот человек ни секунды не стоял на месте. Застегивал пальто, проверял пистолет, словно ожидал вооруженного нападения сразу при выходе из участка. Не переставая говорить, подошел к конторке, за которой сидела его дочь, пробежал глазами несколько подготовленных ею бумаг. Не услышав немедленного ответа на свой последний вопрос, Анджер поднял на Холливэлла удивленный взгляд.

– Отлично, – сказал Холливэлл.

Детектив Анджер кивнул и положил бумаги обратно на стол. Потом наклонился, чтобы поцеловать дочку в лоб – это совсем не вязалось с его преувеличенно деловой манерой, – и Холливэлл понял, что этот крючконосый тип ему по душе. Анджер стянул со стоявшей у входной двери вешалки толстый шарф и шерстяную шапку (Холливэлл про себя позавидовал ему) и направился к выходу.

До захода солнца у них оставалось меньше часа. Сумерки уже начинали сгущаться. Пока они обходили полицейский участок и шли по улице к центру города, Холливэлл вкратце рассказал Анджеру об обстоятельствах убийства Макса Баскомба и исчезновения его детей.

– Что ж, по крайней мере, мы знаем, что Оливер Баскомб жив, – сказал детектив Анджер, скосив на Холливэлла маленькие голубые глазки. – Вернее, был жив вчера вечером.

– Нет никаких сомнений по поводу его идентификации свидетелями?

– Никаких. Трое разных ребят узнали его и сказали, что вечером видели этого человека в парке. С полдюжины людей, находившихся вчера на станции, тоже опознали фотографию. Офицерам, пытавшимся его догнать, не удалось подобраться ближе чем на двадцать футов, но старший, Морган Дьюбей, видел его вблизи. Это был Баскомб, и никто иной.

Дойдя до городской площади, они перешли дорогу у небольшого паба под названием «Две собаки». За парком, возле железнодорожной станции, дымили две большие трубы.

– Я, в общем-то, и не сомневался, учитывая способ, каким была убита девочка.

Анджер хмыкнул и опустил голову, глядя себе под ноги. Потом с прищуром посмотрел на Холливэлла:

– И что вы обо всем этом думаете? Дело рук сына Макса Баскомба? Помешался, сошел с ума? Или убегает от того, кто убил его отца и малютку Сент-Джон?

Тед Холливэлл потер руки и подышал на ладони, пытаясь согреться. Они шли по парку между высоких елей и сосен, мимо закрытой на зиму детской площадки, с которой убрали все качели, к открытому катку, все еще огороженному желтой полицейской лентой.

– В деле Баскомбов много странностей, – сказал он, не глядя на Анджера.

Ему не хотелось подыскивать слова, чтобы выразить свое замешательство по поводу необычного исчезновения сначала Оливера, а потом и Колетт. В обоих случаях оставалось совершенно неясно, как они покинули дом. А Оливер к тому же пропал в самый разгар метели.

– Но вы не думаете, что убийца – сын?

Анджер задал прямой вопрос. Холливэлл не мог уклониться от ответа.

– Я не считаю его убийцей. Но ничего нельзя знать наверняка, не так ли?

В разговоре возникла пауза: видимо, Анджер обдумывал его ответ, который Холливэлл намеренно сформулировал очень осторожно. Он был уверен, что второй детектив разделяет его колебания. Такую уж цену приходилось им обоим платить за свою работу: притупление слепой веры в человечность.

– Да, – согласился Анджер. – Думаю, вы правы.

Когда они приблизились к катку, за которым виднелась станция, Анджер остановился и указал на юг. В той стороне росло особенно много хвойных деревьев. Ели и сосны теснились вплотную друг к другу, образуя что-то вроде маленького леса в середине парка.

– Согласно показаниям детей, которые первыми увидели его, Баскомб вышел из гущи деревьев вместе с женщиной-азиаткой, одетой в меховую шубу с капюшоном.

Холливэлл нахмурился:

– Впервые слышу о ней.

Анджер пожал плечами:

– Запрос делали только на Баскомба… Но обратите внимание – все свидетели убийства Алисы Сент-Джон показывают, что убийца явился тем же путем. Некто в черном или сером плаще – прямо-таки воплощение самой Смерти – выскакивает из леса, хватает первого попавшегося ребенка, и…

Он поморщился и покачал головой:

– Бедная малышка! Моя жена работает воспитательницей в детском саду. Алиса ходила к ней в группу, лет шесть или семь назад. Хорошенькая, как цветочек.

Подробности убийства девочки содержались в предварительном отчете коронера, поэтому Холливэлл не стал настаивать на их повторении. Убийство было чудовищным. Малышке вырвали глаза, и смерть наступила в результате потери крови и травмы. Но кое-какие места в отчете Холливэлл хотел прояснить для себя, и некоторых вопросов избежать не мог.

– Мне очень жаль, детектив. Случай просто кошмарный.

Анджер мрачно кивнул.

– В предварительном отчете сказано, что ее глаза следователи не нашли. Они все еще…

– Ни следа, – с отвращением в голосе произнес Анджер. – Представляете? Этот тип убивает ребенка у всех на виду, калечит ее вот так вот… а глаза забирает в качестве трофея? Не представляю себе человека, способного на такое.

Холливэлл направился к катку. Он не стал нырять под полицейскую ленту, чтобы осмотреть каток. Там не было ничего, кроме льда. Свежевыпавший снег скрыл и следы крови, и разметку положения трупа, сделанную местной полицией. Сейчас уже ничего не напоминало о случившемся, кроме желтой ленты. Но Тед все равно не мог оторвать взгляда от точки на льду, где, как он представлял себе, все и произошло. Двое детишек лепили из снега ангелов не далее чем в тридцати ярдах от места происшествия, но других детей было не видать. Наверняка большинство родителей заперли отпрысков дома на всю неделю.

– Наши сотрудники находились в том конце парка, – продолжал Анджер, указывая на север. – Полицейские заметили, как Баскомб и та женщина разговаривали с детьми. Потом они вдвоем двинулись к станции, а один мальчик стал что-то кричать им вслед. Дети утверждают, якобы эта парочка что-то знала об убийстве Алисы. В общем, наши ребята что-то заподозрили и пошли к ним, хотели задать им пару вопросов. Тогда Баскомб с той женщиной побежали. Прямо на станцию.

Рассказывая, Анджер провел Холливэлла через дорожку, отделявшую парк от станции, и они начали подниматься по лестнице в здание вокзала. Пройдя его насквозь, вышли на платформу. Поездов видно не было.

– Этот поезд – приманка для туристов. Игрушечная железная дорога. Пассажирам разносят горячий шоколад, а те распевают рождественские гимны и делают вид, что едут на Северный полюс. Детишкам, конечно, нравится. А доходы идут на поддержание старых поездов. Да и сама станция содержится в приличном виде. Историческая достопримечательность. Чертовски жаль будет, если вместо нее понастроят магазинов.

Холливэлл кивнул:

– Очень красивый городок. Можно прожить тут всю жизнь, нисколько не заботясь обо всей ерунде, с которой остальной мир сталкивается каждый день.

Анджер рассмеялся:

– Надеюсь. – Он показал рукой на рельсы, за которыми не было ничего, кроме зимнего леса. – Поезд стоял здесь. Полицейские бежали за Баскомбом и той женщиной сквозь толпу. Подозреваемые спрыгнули с платформы, обогнули поезд спереди и побежали на ту сторону, в лес. Когда наши туда добрались, они уже исчезли.

Исчезли. Холливэлл не знал, как объяснить свои размышления Анджеру, поэтому оставил их при себе. Но сам он постоянно возвращался к одной и той же мысли. Убийца возникает ниоткуда. Высокий, приметный, бросается в глаза в своем плаще, или что там на нем было. Убивает девочку средь бела дня и каким-то образом умудряется бесследно исчезнуть. Потом появляется Баскомб с таинственной незнакомкой – и тоже словно бы ниоткуда. И так же исчезают. Можно было сколько угодно обвинять полицию Коттингсли в некомпетентности, но Холливэлл знал, что копы тут ни при чем. Один-два полицейских действительно могли опростоволоситься, но чтобы целое отделение не смогло выследить в собственном городе троих чужаков? Чужаков, у которых, очевидно, не было ни автомобиля, ни иного транспортного средства? Это казалось совершенно немыслимым.

«Но как же тогда? – спрашивал он себя раз за разом. – Как мог убийца, не говоря уже о Баскомбе, прибыть в Коттингсли и покинуть его незамеченным? Почти так же, как Оливер покинул родительский дом на Роуз-Ридж-лейн в Киттеридже…»

Эта часть головоломки у Холливэлла никак не складывалась.

Обхватив себя руками и почти стуча зубами от холода, он смотрел на заснеженный лес, начинавшийся прямо за станцией.

– Куда же они пошли?.. – спросил он, обращаясь, скорее, к самому себе.

– Сначала – на север, – ответил Анджер.

– Откуда вы знаете? – встрепенулся Холливэлл.

– Их видела компания охотников. Вернее, они видели женщину-азиатку в шубе. Из лисьего меха, как они утверждают. Она стащила у них из машины ружье с патронами и убежала в лес.

– Это новая информация, – сказал Холливэлл.

– Поступила всего несколько часов назад, – подтвердил Анджер.

– Позвольте, я угадаю… Они побежали за ней, а она исчезла в лесу?

Анджер кивнул.

– Проклятье! – пробормотал Холливэлл и почесал в затылке, не отрывая взгляда от леса.

– И… есть еще кое-что, – произнес Анджер.

Холливэлл повернулся к детективу, но тот старательно избегал его взгляда. Сцепив руки за спиной, он вглядывался в убегающие на юг рельсы, словно с минуты на минуту ожидал прибытия поезда.

– Да?

– Кое-что, чего не было в предварительном отчете. И… не появится в окончательном.

– Что-то не нравится мне это, – сказал Холливэлл.

Анджер по-прежнему притворялся, что высматривает поезд.

– Дежурные следователи, первыми осмотревшие место преступления, сообщили, что в глазницах Алисы… в глазницах жертвы содержалась некая субстанция. И коронер это подтвердил. Она… – Детектив покачал головой и выдохнул: – Ее туда каким-то образом поместили. При этом никто из свидетелей ничего не заметил. Я хочу сказать, все видели, как он покалечил ее… то есть как он вырвал у нее глаза. Но никто не заметил, чтобы он чем-то набивал пустые глазницы.

В его голосе звучала гулкая пустота, эхо которой впоследствии еще долго преследовало Теда Холливэлла.

– Так что же он туда положил? – спросил он.

Наконец Анджер повернулся и посмотрел прямо на Теда. Его ноздри раздувались от гнева – или от ужаса. Он произнес одно-единственное слово, морщась, словно от боли:

– Песок.

Запахло вишнями.

Демон, затаившийся на ветках над головой Оливера, со смехом накинулся на свою добычу. Ружье было разряжено, но Оливер инстинктивно вскинул его и двинул прикладом в морду Аэрико. Паучьими пальцами демон вцепился противнику в горло. Кожу словно обожгло. Оливер был уверен, что его шея покрылась такими же волдырями и ожогами, что и запястье, но не обращал внимания на боль. Приклад ружья разрубил вишневую кожу Аэрико. Под ней скрывалась все та же влажная, розоватая ягодная мякоть.

Визжа от боли, Аэрико упал на землю, но быстро развернулся, стоя на четвереньках, и оказался лицом к лицу с Оливером. Одной из своих невероятно длинных лап он зажимал рану. Розовые глазки пылали бешенством.

Вдруг демон снова засмеялся и опустил лапу. На месте раны уже распускались цветы вишни, заштопывая кожу. Значит, Аэрико способен к самоисцелению… Оливер вздрогнул, вспомнив, какая судьба постигла на вишневом дереве Фроста, представил себе ледяное тело, пронзенное копьями острых сучьев, раны, покрытые вишневым цветом.

«Здесь наверняка не обошлось без магии, это не просто раны. Ведь он – Джек Фрост, снежная буря в человеческом обличье…» Оливер вспомнил о ядовитом прикосновении демона. Наверняка все дело в нем. Аэрико каким-то образом обездвижил Кицунэ и зимнего человека, напав на них из засады. Сначала – их, потому что они представляли для него опасность. Были слишком могущественными, чтобы он осмелился сразиться с ними в открытую.

– Да ты трус, – сказал он, произнося вслух мысль, которая только что пришла к нему на ум.

Демон перестал смеяться. Стараясь держаться в тени, он снова начал приближаться к Оливеру. Осторожно косясь на ружье, которое Оливер превратил в дубинку, Аэрико готовился к новой атаке.

– Ты мне не нравишься, Баскомб, – презрительно произнес Аэрико, и запах спелой вишни усилился. – Я могу доверху заполнить тебя вишневыми косточками, моими семенами. Вот увидишь, сколько деревьев сможет вырасти из твоего тела… Их корни пронзят тебя насквозь, до самой земли… Я стану долго выращивать их, но не дам тебе умереть…

Оливера так измучила боль в сломанном пальце, боль от волдырей, ожогов, содранной кожи, ушибов на спине и плече, что страх отступил куда-то очень, очень далеко. Он отстранился от страха. Изнеможение и боль притупили все чувства, кроме злости и нетерпения.

Сквозь заросли он опять услышал, как скулит Кицунэ.

Взмахнув ружьем, как бейсбольной битой, он кивком поманил демона к себе. Будь Оливер человеком другого склада, он нашел бы какие-нибудь язвительные слова и ответил, как настоящий мачо. Но он просто хотел жить.

Аэрико подскочил к грушевому дереву и, вскинув длинные лапы, уцепился за нижние ветки. Вероятно, хотел вернуться на дерево, чтобы снова напасть из тенистой гущи ветвей. Удивляясь сам себе, Оливер ринулся вперед, чтобы не дать Аэрико такой возможности. Он поднял ружье…

Но ударить не успел.

В тот самый миг, когда демон попытался влезть на дерево, по земле словно прокатился шепот. Из нее стремительно полезли желтые и зеленые ростки. Корни деревьев обвили задние лапы Аэрико, вонзаясь в нежную вишневую плоть. Стебли кукурузы и пшеницы с сухим свистом прорывали почву, оплетали передние лапы и шею демона, захватывая Аэрико в сети. Он закричал и попытался вырваться, но его держали крепко.

Земля дрожала; словно из воздуха, появлялись высоченные кукурузные стебли и другие злаки – пшеница, ячмень, рожь. А посреди злаков возникло деревце, и вскоре стало ясно, что это яблоня. Пока вишневый демон жалобно хныкал, извиваясь в опутавших его сетях, дерево быстро росло и достигло человеческого роста.

Да это и был человек.

Оливер увидел, что у него есть лицо, а ветви – это руки. Человек-яблоня оторвал ствол от земли и пошел – вместо корней оказались ноги. Не глядя на Оливера, он прошел мимо него, шурша плодами и листьями, и остановился перед телом Джонни Яблочное Семечко, распятого на соседнем дереве.

Он плакал, и слезы его пахли свеженарезанными яблоками.

Стебли зерновых, внезапно выросших посреди лужайки и вокруг стволов деревьев в саду, встали так густо, что поначалу Оливер не заметил, что среди зарослей движутся и другие существа. Но потом колосья и ростки раздвинулись, и у Оливера перехватило дыхание: он увидел их. Волк, олень и еще одно существо, формой напоминающее человека, но целиком состоящее из зеленых листьев, какие бывают у кукурузных початков. Даже лицо у него было почти человеческим, вот только вместо глаз тоже были бледно-зеленые кукурузные листья.

Существо заговорило. Его голос прозвучал, как шорох ветра в стеблях кукурузы:

– Узри же богов Урожая.

Глава 10

Едва дыша, Оливер глядел на существ, назвавших себя богами Урожая. Пока эти создания не появились, он не сомневался, что сможет победить Аэрико. Но в краденом ружье не оставалось ни патрона, а он оказался один против четырех пришельцев.

Огромный волчище принюхивался, опустив голову к земле. Олень молча стоял и смотрел на Оливера ясными, умными глазами, массивные ветвистые рога отбрасывали на землю замысловатую тень. Человек-яблоня, не обращая ни на кого внимания, скорбел перед телом Джонни Яблочное Семечко. Поэтому больше всего Оливера беспокоило то существо – вернее, божество, – что заговорило. Оно смотрело так, словно у него были настоящее лицо и глаза, а не просто кукурузные листья. Кирата и Сокольничий ужасали Оливера, но тут явилось нечто совсем иное. Какая-то, самая древняя, часть его существа, где-то в основании мозга, самый дальний закуток его нутра затрепетали от понимания чужеродности этого существа. Оливеру хотелось закричать.

На полоске земли, отделявшей человека от богов Урожая и все новых и новых злаков, выраставших вокруг деревьев в саду, Аэрико боролся с опутавшими его стеблями, которые пытались вдавить вишневого демона в землю. В воздухе тошнотворно пахло перезрелой вишней. Но никто из вновь прибывших даже не глянул на Аэрико, на то, как земля втягивает его в себя. Поглощает. Крики демона заглушали растения, прораставшие сквозь его рот.

Оливер притворился, будто тоже ничего не замечает, и ждал от богов Урожая какого-нибудь слова или жеста. Секунды тянулись, сливаясь в томительные минуты, и все это время кукурузный человек смотрел на него, а волк нюхал землю.

Потом волк поднял голову. Он не произнес ни звука, но явно подал какой-то знак, потому что олень подошел на несколько шагов ближе, а человек – если его можно было так назвать, – покрытый кукурузными листьями, вышел из зарослей злаков на прогалину.

– Ты – тот самый Вторгшийся, о котором ходят слухи повсюду? – спросил кукурузный человек шершавым голосом. Его рот оказался темной беззубой дырой.

В этот миг Оливер так остро почувствовал свою инородность, что понял: нет никакого смысла лгать.

– Да, это я.

– Как тебя зовут?

– Оливер Баскомб.

Рябь, словно ветер, пробежала по полю. Кукурузный человек поклонился ему:

– Рад встрече с тобой, Оливер Баскомб. Ты храбро сражался с демоном. Но сейчас нам надо скорее уходить, чтобы избежать встречи с Охотниками за мифами. Аэрико убил Яблочное Семечко, дабы угодить им. Они непременно придут за его останками.

Оливер с трудом соображал. Он смотрел на кукурузного человека так растерянно, словно не понял ни единого слова из сказанного. Нет, конечно же, понял… Просто трудно было поверить.

– Вы… собираетесь мне помочь?

Бог Урожая глянул на оленя и волка. Кукурузные листья на его туловище зашелестели.

– Демону никогда нельзя было доверять. Мы понимали это. Такова была его природа. Мы все должны следовать своей природе. Но, убив Яблочное Семечко, он предал нас всех.

Кукурузный человек произнес эти слова, словно отвечая на вопрос Оливера. А может, они и были ответом. Договорив, он повернулся и пошел через злаковое поле, на котором появлялись все новые ростки, в самую гущу сада.

Оливер нахмурился в замешательстве. Куда они пойдут? Что с ним теперь будет? И что станет с его друзьями?

Человек-яблоня подошел к телу Джонни Яблочное Семечко и начал отрывать его от дерева, на котором тот был убит. Воздух наполнился запахом то ли яблочного сидра, то ли гнилых яблок. Оливер понял, что ему совсем не хочется наблюдать эту сцену, и последовал за остальными богами Урожая. Он обошел человека-яблоню с его убитым сородичем по широкой дуге, но тот и не взглянул на него.

Вдруг Оливер явственно услышал шум бурной реки. Где-то над головой кричали птицы, но ни одна из них не садилась на деревья, росшие на этом странном островке. Лишь ветер шумел в ветвях, и боги Урожая двигались по лесу впереди него. Он шел за ними, ориентируясь по шуршанию веток и листьев да еще по колосьям, поднимавшимся из земли там, где они проходили. Пшеница, кукуруза и рожь разрастались повсюду, как сорная трава.

Оливер ускорил шаг, боясь отстать от богов и опасаясь, что его догонит человек-яблоня с пахнущим сидром трупом в руках-ветках.

И только когда он увидел, что шедший впереди олень замер (его рога неотличимо сливались с ветвями росших вокруг деревьев), он понял, что боги Урожая остановились… и что сдавленный лисий плач Кицунэ смолк. Нырнув под низко растущие ветви персика, Оливер сообразил, что сделал полный круг и вернулся к троице высоченных вишневых деревьев, возвышавшихся в тени Атлантического моста. Совсем близко текла река, ее плеск эхом отражался от каменной кладки, а запах вишни стал совершенно ошеломляющим.

Олень снова застыл, как часовой на посту, готовый отразить любую опасность. В треугольнике голой земли, образованном вишнями, распласталась Кицунэ. Руки, ноги, рыжий мех… Она уже не была лисой. Над ней стоял волк, один из богов Урожая.

Как ни тревожило Оливера присутствие этих самозваных божеств, он метнулся мимо оленя и упал на колени подле нее. Волк наклонил голову в знак приглашения (или разрешения?) – и отступил на шаг.

Кицунэ лежала на земле, словно брошенная марионетка. Иссиня-черные волосы ниспадали на лицо. Оливер протянул руку, чтобы убрать пряди волос и увидеть глаза.

Кицунэ зарычала и обнажила острые зубки.

Пальцы Оливера застыли всего в нескольких дюймах от нее. Через секунду низкое рычание оборвалось. Ноздри Кицунэ задрожали: она принюхивалась. А потом из ее горла вырвался какой-то мяукающий звук, и она зашевелилась, сворачиваясь клубочком у его ног. Волосы упали с ее лица, нефритовые глаза широко распахнулись.

– Кицунэ?!

– Здравствуй, друг мой!

– Ты сильно ранена?

– Это пройдет, – ответила она с насмешливой улыбкой. В ее взгляде сквозила ирония. – Мы поступили глупо, забыв о собственных предостережениях. Наверное, справиться с солдатами было бы легче.

Оливер покачал головой:

– Я думал, деревья убьют тебя.

– И я так думала поначалу. Но, видишь ли, эти вишневые деревья принадлежат ему, их прикосновение ядовито. Он удерживал нас в плену, но я не знаю зачем.

«Их прикосновение ядовито…» Оливер потер запястье – там, где его схватило вишневое дерево; ободранные пальцы, чуть не обросшие корой.

Он оглянулся на оленя, потом на волка.

– Скорее всего, это имело некоторый смысл. Демон ждал, когда придут Охотники. Наверняка собирался отдать вас им живьем. И меня тоже. Хотел получить вознаграждение. Но он уже убил…

Его лоб прорезала морщина. Радуясь тому, что Кицунэ жива и быстро восстанавливает силы, ошарашенный битвой с демоном вишневого дерева и явлением богов Урожая, он был не в состоянии трезво мыслить. Просто реагировал на происходящее. Он издал легкий смешок, одновременно надеясь и не веря.

– Постой-ка, – сказал он, глядя по сторонам, а потом наверх.

Кукурузный человек стоял под опорой моста. Теперь он стал в два раза выше ростом, чем прежде. Торс его так вытянулся, что грудь и живот насчитывали вместе по меньшей мере футов девять или десять. Новые ростки кукурузы, пробиваясь из почвы островка, обвивали его колени и ноги, приковывая к земле. Он простер к ветвям растущей возле моста вишни свои руки, и они, сухо шелестя кукурузными листьями, стали еще длиннее.

А в кроне дерева, там, куда проникали солнечные лучи, поблескивал лед. Фрост все еще висел там, пронзенный ветками, увешанный гроздьями вишен, выросших из его ран. Застывшее тело зимнего человека не двигалось. Оливер знал, что он не шевелился с тех самых пор, как ветки пронзили ледяное тело, проросли сквозь лед, покрыв его глубокими трещинами.

«Он умер, – подумал Оливер, словно пытаясь убедить самого себя. – Но ведь Фрост не… у него же нет тела. Он – просто лед. Воплощение зимы. Ходячая метель. Яд не мог на него подействовать».

Он улыбнулся и медленно пошел к дереву, склонив голову набок, чтобы получше рассмотреть зимнего человека. Когда кукурузный человек обхватил туловище Фроста, волосы-сосульки знакомо звякнули, и у Оливера перехватило дыхание.

Аэрико был демоном. И яд у него демонический… волшебный. Возможно, он подействовал даже на Фроста.

Оливер наблюдал за кукурузным человеком, кивками призывая его продолжить начатое. Тот крепко схватил Фроста и начал тянуть, все сильнее и сильнее, пытаясь сорвать с пронзивших его веток. Раздался треск, потом еще, и Оливер затаил дыхание, не зная, что трещит дерево или лед. На землю посыпались вишни, оторвавшиеся от тела Фроста. Никто не обращал на них внимания.

Снова послышался громкий треск. Оливер вздрогнул и крикнул кукурузному человеку, чтобы тот был осторожнее.

И тут Фрост рассыпался вдребезги, разлетевшись на тысячи мельчайших осколков льда, которые дождем посыпались вниз сквозь ветви вишни. Несколько кусочков задели Оливера, а один даже оцарапал ему щеку.

– Нет! – закричал он. – Что ты наделал! Что ты наделал, черт побери?! Идиот!

Он отбросил от лица ветку и побежал вокруг дерева к кукурузному человеку. Волк с рычанием бросился наперерез, выгнув спину и обнажив желтые зубы. На своих четырех ногах он был так же высок, как Оливер на двух, и у Оливера упало сердце. Горестно качая головой, он смотрел на кукурузного человека и увидел, как это создание – или божество – начало уменьшаться в размерах. Его торс укорачивался со звуком, похожим на шорох и шелест колосьев. Оливер надеялся, что сможет понять это существо, увидеть в его лице чувства, которые могли бы что-то объяснить. На мгновение он позабыл и о безликости черт божества, и о зеленых кукурузных листьях вместо глаз.

Совершенно убитый, Оливер опустил плечи; он не отрываясь смотрел на осколки зимнего человека. Некоторые были довольно большими, узнаваемыми – рука, плечо, ступня. Но все остальное превратилось в простые кусочки льда.

Охваченный глубокой печалью, он опустил голову. Он ничего не хотел больше видеть.

Его ноздрей коснулся знакомый запах. Прижатую к лицу ладонь пощекотал мех Кицунэ. Она положила руку ему на плечо.

– Ты не понял, – сказала она.

Услышав ее слова, он подумал, что Фрост, может быть, все равно уже был мертв. Ничто иное просто не могло прийти ему в голову.

Прохладный бриз затанцевал вокруг деревьев, погладил его по лицу, взъерошил волосы. Листья начали падать на землю, словно вдруг наступила осень. Гроздь ягод сорвалась с ветки и упала к его ногам.

Ее покрывал иней.

Ветер разогнался, взвился безумным вихрем посреди треугольного клочка земли между вишнями. Куски льда, осколки зимнего человека, подхватывались вихрем, взлетали, кружились, устремляясь прямо в середину миниатюрной бури. А в самом сердце ее шел снег.

Оливер засмеялся, в изумлении прикрывая рот ладонью. Метель постепенно обретала форму.

Ветер стих.

Посреди поляны стоял Фрост, целый и невредимый. Боги Урожая окружили его.

– Привет, Фрост! – сказал кукурузный человек.

– Кониген[25]25
  Арен Кониген – дух полей, по преданию, живущий в последнем снопе, который торжественно срезали в самом конце жатвы в Зальцбурге, Австрия. Сноп короновали Ареном Конигеном, то есть Королем Зерна, или Королем Урожая. По этому поводу устраивался особый праздник окончания жатвы – Праздник Урожая. Весьма схожие обычаи существуют практически во всех земледельческих культурах, но последний сноп, как правило, выступает в женской ипостаси (например, Дожинка у древних славян). Не совсем ясно, почему у Голдена Кониген составлен из початков кукурузы. Возможно, это не более чем дань уважения к творчеству Стивена Кинга.


[Закрыть], я в долгу у тебя, – ответил зимний человек.

С игривой улыбкой оглянувшись на Оливера, Кицунэ подошла к ним и благодарно поклонилась Конигену.

– Нам пора, – сказала лиса.

Фрост кивнул.

– Верно. – Он посмотрел на Оливера. – Ну что, пошли? Я жажду услышать рассказ о том, почему ты до сих пор жив, а Аэрико уже нет среди нас.

– Пошли, – согласился Оливер, не переставая улыбаться.

Он подошел к ним, стоявшим среди вишневых деревьев, и понял, что только сейчас поверил в свой шанс выбраться из этого кошмара живым.