Текст книги "Король-Провидец"

Автор книги: Кристофер Банч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 35 (всего у книги 37 страниц)

Я сумел сгруппироваться и упал на чье-то мягкое тело. Откатившись в сторону, я поднялся с обнаженным мечом в руке. Трое каллианцев завопили от радости, заметив спешенного офицера, и кинулись ко мне. Я чуть отклонился в сторону, и парировал первый удар, разрубив противнику лицо, а когда тот с воплем попятился, поднырнул под его руку и пронзил второго. Третий занес свой клинок для рубящего удара, но я лягнул его в живот, затем пнул коленом в лицо, и он согнулся пополам от боли.

Карьян пробился ко мне, рубя каллианцев направо и налево. Его лошадь так же обезумела от боя, как и он сам. Я пристроился на крупе за его спиной, и мы начали выбираться из толпы, держа курс на шеренгу нумантийских всадников, приближавшихся к нам. Как только мы выехали на открытую местность, я приказал развернуться и снова атаковать.

Драгуны вышли из леса и напали на каллианцев с тыла, в то время как мы уничтожали их с фронта, став непреодолимой преградой между ними и безопасным путем отступления к Полиситтарии. Драгуны окружили несколько частей противника, построившихся в каре для последнего боя. Они держались на расстоянии, используя лучников, чтобы нарушить вражеский строй. В проделанные бреши врезались клинья тяжеловооруженных нумантийцев.

Потом на поле боя не осталось ничего, кроме белых флагов и криков о пощаде. Менее чем двадцати пяти тысячам каллианцев удалось в тот день избежать гибели. Но среди них были Чардин Шер и его главный чародей, так что война не закончилась.

Мы встретились с противником на выбранном им поле боя, применили нашу новую тактику и нанесли ему тяжкое поражение. Мы понесли серьезные потери, но наиболее сильно пострадала только пехота Линергеса и летучие отряды Йонга. Цена победы была вполне приемлемой.

Теперь путь на Полиситтарию был открыт. Мы перестроились на дальней опушке леса и приготовились двигаться дальше.

На следующее утро я наконец получил очередное письмо от Маран.

"Мой драгоценный муж,

Ты не представляешь, как мне стыдно, что я так долго не писала тебе. У меня нет никаких оправданий кроме того, что смерть нашего ребенка потрясла меня сильнее, чем я думала, и я как будто умерла сама. Мое сердце превратилось в камень, и я долгое время не могла говорить, а тем более держать в руке перо.

Сейчас я плачу и надеюсь, что ты простишь меня. Я не имела права быть такой эгоистичной, пока ты, любимый мой, тоже одинок и каждый день подвергаешь себя смертельной опасности.

Я нахожусь в вечном долгу у Амиэль, вытащившей меня из трясины отчаяния и объяснившей, какой дурой я была. Ей одной удалось утешить меня после смерти нашего сына.

Теперь я понимаю, что нужно жить дальше. Когда ты вернешься, наступят другие дни, другие времена. Я по-прежнему хочу ребенка, но сейчас я хочу тебя, только тебя. Хочу ощущать тебя во мне, почувствовать, как ты вонзаешься в меня, хочу ощутить твой вкус на моих губах.

Пожалуйста, пойми меня, Дамастес. Я знаю, что молода и очень глупа, но я все еще учусь любви. Пожалуйста, люби меня и дальше. Ты знаешь, что я твоя навеки.

Маран".

Я едва успел запечатать ответное письмо, чувствуя, как огромный груз упал с моей души, и надеясь, что война почти закончена, когда полог моей палатки резко поднялся и Йонг нетвердой походкой вошел внутрь.

– Выпей со мной, нумантиец, – потребовал он и поставил на стол почти пустую бутылку бренди.

Я вынул пробку и поднес горлышко к губам, решив, что в таком состоянии хиллмен вряд ли заметит мой маленький обман. Я был прав. Йонг выхватил бутылку, осушил ее и вытащил другую из внутреннего кармана своего плаща.

– Итак, что ты думаешь о нашей великой победе? – несмотря на опьянение, его голос звучал жестко и гневно.

– Сожалею, что твои части понесли такие большие потери, – сказал я.

– Сожалеешь? Да, нумантиец, я так и думал.

– Йонг, – сказал я. – Почему ты сердишься на меня? Я не виноват в том, что произошло.

Йонг яростно уставился на меня, потом медленно кивнул.

– Да, – согласился он. – Ты не виноват. Наверное, я сердит на всех и ни на кого в отдельности. Кроме одного человека.

Ты знаешь, сколько их умерло, сколько полегло? Один там, другой здесь, там взвод, тут рота – больше половины моих ребят!

Они ведь не похожи на других солдат. Нужно время, чтобы обучить человека не бросаться вперед очертя голову, но знать меру и отступать стиснув зубы, если прикажут. Пожалуй, это будет потруднее, чем обучить кавалериста.

Он выпил.

– Не могу понять, почему этот ублюдок сделал со мной такое.

– Тенедос?

– Это единственный ублюдок, который мне приходит на ум. Он сказал мне, что делать, и я делал. Не возражая, понимая, что из этого выйдет. К дьяволу ублюдка!

– Что ты делал? – поинтересовался я, стараясь вести себя дипломатично. Йонг в таком состоянии искал ссоры, а я знал, что хиллмены редко пользуются кулаками для улаживания своих разногласий, и сомневался, что даже трезвым я смогу выстоять против его кинжала.

– Он сказал, что использовал вас для отвлечения, чтобы прикрыть драгунов.

– И ты веришь этому?

– Верю.

Йонг очень пристально посмотрел на меня.

– Помнишь, когда-то давно я сказал, что хочу учиться чести у тебя?

– Помню. Но думаю, теперь я мог бы поучиться у тебя.

– Мне наплевать. Но я все-таки думаю, что ты говоришь правду. Тебе не кажется, что имелся лучший способ начать сражение? Тебе не кажется, что мои люди были брошены в мясорубку?

– С какой стати Тенедос мог хотеть этого? – спросил я. – Он знает цену твоим разведчикам. Проклятье, парень, да он же сам создал эти войска!

– Да, – неохотно признал Йонг. – Не знаю, почему он решил пожертвовать нами. Но, по-моему, он это сделал.

– Почему?

– Не знаю, – Йонг глубоко вздохнул. – К черту все. Может, я просто напился и оплакиваю своих ребят. Может, все дело в этом.

Он поднял бутылку и, к моему изумлению, прикончил ее в несколько глотков.

– В голове какой-то туман, – Йонг встал. – Извини, что побеспокоил тебя. Ты человек чести, и я верю тебе.

Глаза хиллмена закрылись, и он завалился набок. Я подхватил его прежде, чем он упал, и положил на пол. Потом я позвал Карьяна, и мы устроили для генерала Йонга импровизированную постель из моего плаща и подушки. Йонг пробормотал что-то насчет чести и крови и захрапел. Мне не хотелось оказаться в его шкуре завтра утром.

Я тоже попытался уснуть, но одна абсурдная мыль не давала мне покоя. Почему Тенедос избрал такой кровавый и жертвенный способ, чтобы начать битву? Это был еще один вопрос, ответ на который я получил лишь спустя долгие годы.

Теперь магия Тенедоса помогала ему ни на минуту не выпускать из виду Чардин Шера, и благодаря этому было спасено много жизней, как каллианцев, так и нумантийцев. Если бы Тенедос не смог следить за его передвижениями, мы могли бы решить, что премьер-министр отступил к своей столице, взять ее штурмом и устроить резню на улицах. Возможно, Чардин Шер рассчитывал на то, что мы именно так и поступим, предоставив ему время для перегруппировки своих оставшихся войск, ибо он не стал останавливаться в Полиситтарии, а нашел убежище гораздо дальше.

Нумантийская армия не клюнула на эту наживку и ускоренным маршем отправилась вслед за противником. Через две недели после битвы под Дабормидой мы подступили к последнему убежищу Чардин Шера.

Это была огромная крепость, сложенная из бурого камня, со стенами многометровой толщины, занимавшая вершину одинокого пика, господствовавшего над плодородной долиной. Крепость выглядела совершенно неприступной, и, мне кажется, все мы, увидев ее, подумали одно и то же: нам суждено умереть здесь, под этими мрачными бастионами.

Глава 28
Демон из глубин

Безымянная крепость пользовалась дурной славой. Она была построена сотни лет назад каким-то религиозным братством; ее грозные укрепления давали приют жрецам и простолюдинам с окрестных ферм, защищая их во времена разбойничьих набегов. Но с течением времени жрецы братства все больше увлекались черной магией, и говорят, что их стали бояться больше, чем любых разбойников. Им приписывались всевозможные злодеяния, включая человеческие жертвоприношения демонам.

Как-то ненастной ночью, говорилось в легенде, окрестные крестьяне услышали крики, доносившиеся из крепости – более громкие и пронзительные, чем способен издать любой человек. Горсточка храбрецов осмелилась выглянуть в ночь. Они увидели, как все огни в цитадели вдруг ярко вспыхнули, а затем погасли, словно свеча, потушенная рукой великана.

На следующий день никто не вышел из крепости, и по ночам она оставалась темной. Так продолжалось более недели, пока один смелый молодой человек не поднялся по защитному валу ко входу в цитадель и не обнаружил, что тяжелые железные ворота распахнуты настежь, как будто та же гигантская рука сорвала их с петель.

Войдя внутрь, он не обнаружил никаких признаков жизни. Не осталось ничего, что могло бы пролить свет на причину трагедии – ни трупов, ни даже пятен крови.

Крепость пустовала почти сто лет, а потом там обосновался какой-то мятежный барон, и обитателям долины снова пришлось платить дань за «защиту». Три поколения семьи барона удерживали крепость, и каждый следующий лорд был более жестоким, чем предыдущий.

Наконец, отец Чардин Шера возглавил карательную экспедицию против последнего барона. С помощью измены ему удалось овладеть воротами крепости и войти внутрь. Барон был схвачен, осужден за многочисленные преступления и четвертован. Его женщины, дети и челядь были низведены до состояния простолюдинов и проданы с молотка, как рабы. Возможно, крепость следовало бы оставить пустой или даже сровнять с землей, но этого не произошло. Отец Чардин Шера, а затем и сам каллианский премьер-министр, сделали ее своей твердыней, построив новые укрепления и отремонтировав старые.

Теперь эта крепость была окружена нумантийской армией. У нас имелось на выбор три варианта: разрушить ее с помощью магии, попытаться штурмовать ее или уморить защитников голодом.

Сначала Тенедос попробовал магию. Объединившись, его чародеи использовали естественные силы природы, посылая на каменные бастионы ураган за ураганом. Но чародеи противника, возглавляемые Микаэлом Янтлусом, не только применяли оборонительные заклинания, уменьшавшие эффективность нумантийского колдовства, но и насылали собственные чары на нашу армию.

Обычные заклинания страха и замешательства сопровождались чарами, призванными обрушить на наши головы различные немощи и болезни. К счастью, чародеи Тенедоса успели вовремя воспрепятствовать этому, и серьезно пострадало не более горстки людей.

Заклинания Погоды применялись снова и снова. В конце концов начало казаться, что они зажили собственной жизнью. Жутко было смотреть на черную громаду цитадели, незыблемо стоявшую под напором стонущих ветров, при свете молний, бивших с небес, и оглушительных раскатах грома.

Жутко... и в некотором смысле тяжелее для нас, чем для осажденных, поскольку они, по крайней мере, имели укрытие от непогоды. У нас не было ничего, кроме обычной материи; ветра смеялись над нашими палатками и рвали их в клочья. Окрестные поля превратились в раскисшее болото, а фермеры бежали, опасаясь гнева нумантийцев.

Как-то ночью разразилась особенно ужасная гроза, и во мне начала крепнуть уверенность, что последнее убежище Чардин Шера будет, должно быть разрушено до основания – настолько яростным было сверкание молний, освещавших каменную громаду ослепительно-белым светом. Но когда рассеялся предрассветный туман, крепость по-прежнему стояла на своем месте, с виду ничуть не изменившаяся. Потом кто-то заметил узкую трещину, сбегавшую по одной из стен. У нас проснулась надежда, но если это было все, на что оказалась способной магия Тенедоса, то нам предстояла очень долгая осада.

Через два дня Тенедос вызвал меня к себе. Недавно он переселился из палатки в обветшавшую ратушу в центре ближайшего городка. Я обнаружил его там и уже собрался пошутить насчет того, с какими удобствами устраиваются наши командиры, но прикусил язык, увидев перед собой изможденное, посеревшее лицо. Провидец выглядел гораздо хуже, чем любой из моих солдат, и я понял, что колдовская война вытягивает из него не меньше сил, чем рукопашная схватка из обычного бойца.

Я осведомился о его здоровье. Тенедос ответил, что чувствует себя хорошо, а затем принялся расспрашивать, что поделывает Маран, как ее самочувствие, и так далее. Усадив меня в своем кабинете, он пошел готовить чай.

Тенедос заварил ароматный напиток и поставил его остывать. Я вдохнул запах и почувствовал, как понемногу уходит из моих костей промозглый холод, уже давно поселившийся там. Он налил мне чашку и предложил коробку конфет, должно быть, недавно присланных баронессой Розенной.

И тут меня охватило чувство тревоги. Я попытался обратить все в шутку, заметив, что после столь теплого приема меня обязательно попросят сделать что-нибудь совершенно безумное – например, штурмовать крепость в одиночку и безоружным.

– Совершенно верно, Дамастес, – согласился Тенедос. Ни в тоне его голоса, ни в выражении лица не было и намека на шутку.

– Сэр?

– Можно я сяду?

Это было необычно: как главнокомандующий, Тенедос едва ли нуждался в моем разрешении. Я молча кивнул. Он налил себе немного чаю, поболтал его в кружке и глубоко задумался. Когда он снова заговорил, его лицо было суровым и сосредоточенным.

– Дамастес, мы должны уничтожить Чардин Шера. Не может быть никакого перемирия, никакой капитуляции, кроме полной и безоговорочной, иначе он снова попытается узурпировать власть.

– Разумеется, – согласился я.

– Откровенно говоря, я не знаю, способна ли армия выдержать долгую осаду. У нас нет соответствующих навыков, а согласно нашей новой стратегии, нет и обоза, который позволил бы держать долгую осаду вокруг крепости. Нет также осадных машин, необходимых для такой задачи, и потребуется несколько месяцев, чтобы изготовить их или перевезти в это захолустье.

Я знаю, сейчас армия на моей стороне и беспрекословно подчиняется моим приказам. Но я опасаюсь, что если мы будем сидеть здесь сложа руки, то Совет Десяти отыщет какую-нибудь лазейку и снова начнет мутить воду.

– Мы едва ли сможем взять эту цитадель приступом, – заметил я.

– Едва ли, – согласился Тенедос. – И – хотя ты не слышал этого от меня! – магия тоже не поможет. У меня больше сил, чем у Микаэла Янтлуса, но проблема заключается в том, что ему нужно только обороняться, а это отнимает гораздо меньше энергии, чем нападение. Наилучшим результатом моих мощнейших заклинаний (а для этого мне пришлось оказаться в большом долгу у существ из других измерений) была та страшная буря, в результате которой удалось облупить немного краски со стен крепости.

– И теперь я каким-то образом должен решить все ваши проблемы, – заключил я.

– Я говорю серьезно, Дамастес. Позволь мне объяснить. Если ты слышал предания об истории этой крепости, то знаешь, что там обитало нечто темное и злое. Я не вполне представляю, что это такое, однако мне удалось установить контакт с этим существом или силой, и умолить его исполнить мою просьбу. Лучше не спрашивай, какой ценой. Она ужасна, но, к счастью, расплата откладывается на некоторое время.

Но это существо, или демон, называй как хочешь, пожелало еще одну вещь, прежде чем согласилось принять условия сделки.

Если я хочу, чтобы оно обратило свою мощь против Чардин Шера, я должен доказать свою искренность... – несколько секунд Тенедос сидел в молчании, затем продолжил: – Человек, которого я люблю, должен оказать определенную услугу и почти наверняка погибнуть, иначе сила, с которой я договариваюсь, не выполнит моего желания.

– Значит, мне предстоит стать заложником?

– Более того. Ты должен проникнуть в крепость, нарисовать некий символ на полу ее центрального зала и вылить туда пузырек с эликсиром. Тогда сделка будет считаться заключенной.

– Полагаю, в результате мне придется умереть?

– Не обязательно, – возразил Тенедос, но вид у него был очень неуверенный. – Если ты сумеешь пробраться туда и сделать то, что от тебя требуется, у тебя может остаться достаточно времени для бегства... если тебя не обнаружат.

– Много ли у меня шансов? – спросил я, чувствуя, как мои внутренности холодеют и завязываются в узлы. – Да и как я узнаю, что этот демон собирается выполнить свою часть сделки?

– Буду откровенен с тобой. Существует возможность предательства с его стороны, но очень незначительная. А что касается бегства, то я обеспечу тебя самой прочной магической охраной, какая у меня есть.

– Как я проникну в цитадель? Можете ли вы обратить меня в птицу? Или, сообразно природе этого места, в летучую мышь?

– Разумеется, нет, – Тенедос взял меня за руку, подвел к окну и открыл ставню. За окном завывал зимний ветер. Мы глядели на мрачную каменную громаду, расположенную в двух милях от нас. Тенедос взмахнул рукой и указал на неприступную стену крепости, и я понял его идею. Она не казалась абсолютно неосуществимой... просто безумной.

Провидец отошел от окна.

– Я не буду торопить тебя с ответом, друг мой. Теперь ты знаешь, как высоко я ценю это звание, ибо ты единственный, кто оказался подходящим для моего будущего партнера. Тебе даже не нужно говорить мне «нет». Если в течение ближайших суток я не получу от тебя известий... что ж, тогда придется искать другой способ справиться с Чардин Шером.

Я слушал его невнимательно, а, отворив ставню, снова взглянул на крепость. В моем сознании всплыли слова лицейских учителей: «Обязанность командира – вести своих людей». Потом я вспомнил услышанную где-то поговорку: «Долг тяжел, как свинец, но смерть легче перышка».

Мои мысли обратились к Маран, и я с тоской подумал о ней. Мне отчаянно хотелось ответить отказом на эту абсурдную идею, но я не мог. Но не мог я и согласиться. Я задавался вопросом: смог бы наш ребенок родиться живым и здоровым, если бы я отчаянно цеплялся за жизнь – нечто, чего солдату делать не подобает?

Я захлопнул ставню и повернулся к Провидцу.

– Вам не нужно ждать ответа. Я пойду.

На его лице медленно проступила улыбка.

– Знаешь, Дамастес, я ни на секунду не сомневался, что ты согласишься. Поэтому мне понадобилось целых два дня, чтобы набраться мужества и попросить тебя об этом.

Путь в крепость, разумеется, лежал через трещину, пробитую молнией в крепостной стене. Оказавшись наверху, оставалось лишь спуститься вниз по стене, преодолевая неведомые препятствия, выполнить поручение Тенедоса, а затем каким-то образом скрыться, сохранив свою голову на том месте, к которому она более или менее привыкла за последние двадцать с лишним лет.

Попутно я также собирался покончить с войной, болезнями и голодом, угрожавшими нашему войску.

Я решил подыскать трех других идиотов для компании.

Первым был Карьян. Когда я сообщил ему, как высоко я оцениваю наши шансы, он лишь пожал плечами.

– Сэр, сколько раз мы могли погибнуть с тех пор, как встретились? Похоже, я уже привык к этому. Кроме того, если дело выгорит, это будет история, за которую меня обеспечат бесплатной выпивкой в тавернах до конца моих дней.

– Если ты решишься идти, то только в чине старшего сержанта, – твердо сказал я. – А посмертно тебе присвоят еще более высокое звание.

Карьян недовольно заворчал, потом усмехнулся.

– Вы готовы воспользоваться любым преимуществом – верно, сэр?

– Именно так.

Он отсалютовал.

Один.

Я просто не мог сказать своим домициусам, что мне нужны еще двое, так как знал, что меня захлестнет волной добровольцев. Пока я размышлял, как быть дальше, вернулся Карьян. За ним маячила огромная фигура Свальбарда, бравого рубаки, который, как я не без удовольствия заметил, уже носил нашивки старшего сержанта.

– Он тоже идет, – сообщил Карьян.

– Карьян сказал тебе, что мы собираемся предпринять?

– Да, сэр.

– Ты отдаешь себе отчет, что у нас нет шансов выжить?

– Я этому не верю... сэр.

Мы в молчании смотрели друг на друга. Я сдался первым, зная, насколько бесполезны любые убеждения.

– Хорошо. Ты освобождаешься от службы в своем эскадроне и переводишься в мою штаб-квартиру.

– Благодарю вас, сэр.

Свальбард ушел.

Двое.

Третьим был домициус Биканер, клявшийся всеми богами, что он имеет полное право идти с нами, и напоминавший о том, как долго мы служили вместе. Я категорически отказался – 17-й Уланский полк нуждался в надежном командире. Биканер начал спорить, и мне пришлось приказать ему заткнуться и уходить.

Я снова задумался, кого мне стоит попросить войти в мою команду самоубийц, когда генерал Йонг вошел в мою палатку, даже не удосужившись постучать.

– Насколько я понимаю, дружище, ты замышляешь какое-то совершенно безрассудное дело.

– Пожалуй, это еще мягко сказано, – согласился я. – Но как ты узнал об этом?

– Никогда не задавай такой вопрос человеку, который лучше всех крал цыплят в своей деревне, еще не научившись как следует ходить. Я хочу знать, почему ты не позвал меня.

– Потому что ты генерал, черт тебя побери!

Йонг сплюнул и потянулся к своим нашивкам. В другой его руке неожиданно блеснул кинжал, а в следующее мгновение срезанные нашивки полетели на пол. Йонг раздавил их каблуком и широко улыбнулся.

– Теперь я просто хиллмен по имени Йонг.

Я выругал его, и он выругался в ответ. Я назвал его бесстыдным варваром, и он посоветовал мне следить за своим языком, ибо уроженец Кейта никому не спустит такого оскорбления. Особенно нумантийскому генералу.

– Знаешь, ведь я могу позвать офицеров полиции или сказать Тенедосу, и тебя закуют в кандалы до моего возвращения.

– Ты думаешь, я буду стоять здесь и дожидаться, пока они придут? Послушай, дурья башка, я пришел сюда, чтобы учиться чести, разве не так?

– Честь и безрассудство – не одно и то же.

– Какой болван это сказал?

Я невольно улыбнулся.

– А что касается Провидца, то хрен ему в задницу! – продолжал Йонг. – Ты думаешь, я подчиняюсь ему потому, что боюсь его? Я делаю что хочу и когда хочу. Раньше мне было интересно вести за собой солдат, учить этих деревенских увальней вести себя и двигаться так, как горские разведчики. Теперь я хочу забраться в эту крепость и посмотреть, что там внутри. Ты присоединишься ко мне, нумантиец?

– Откуда ты знаешь, что я собираюсь подняться на стену?

– Потому что хотя ты и дурак, но все же не так глуп, чтобы рыть подкоп.

Тенедос будет в бешенстве, но...

Трое.

Два генерала и два старших сержанта стояли под моросящим дождем у подножия практически вертикальной стены. В десяти футах над нами начиналась трещина, пробитая молнией в каменной кладке.

Гроза бушевала с самого утра, перемежаясь короткими периодами затишья. Погода частично контролировалась тридцатью чародеями Тенедоса, работавшими на наших передовых позициях. В заплечном мешке я нес маленькую лампу с зачерненным стеклом, которую собирался использовать для сигнализации. Одна вспышка означала усилить грозу, две – успокоить ее. Три вспышки будут даны, когда... или если мы достигнем вершины стены.

«Я сомневаюсь, сработает ли это как следует, – сказал Тенедос. – Но попробовать все равно стоит».

В заплечном мешке лежали также перчатки, матерчатые гамаши, чтобы приглушить стук моих подкованных сапог, если мы все-таки поднимемся на бастион, фляжка с чаем и три запечатанных промасленных свертка с жареными цыплятами, вяленым мясом и леденцами. Наиболее важным предметом была маленькая фляжка с эликсиром, который должен был послужить приманкой для демона. Рядом с ней лежала палочка из рыжеватого материала, похожего на мел. Я потратил четыре часа, рисуя и перерисовывая фигуру, которую должен был изобразить на мостовой внутреннего двора, а Тенедос надзирал за мной и исправлял ошибки. Как фигура, так и таинственные символы не имели для меня ровным счетом никакого смысла. Я спросил Тенедоса, не смоет ли дождь нарисованные линии. Оказалось, он уже сотворил заклятье, которое воспрепятствует этому.

Кроме того, на поясе у меня висел мешочек с маленьким молотком и мягкими железными клиньями, которые предполагалось вбивать в трещины стены при подъеме. Через плечо свисал толстый моток веревки.

Я облачился в темную облегающую одежду, перчатки без пальцев и вязаную шапочку. Остальные были одеты так же и имели в своих заплечных мешках такое же снаряжение.

У каждого из нас было два вида оружия: кинжал и пара свинцовых чушек длиной четыре дюйма. Кроме того, я захватил с собой кинжал, подаренный мне Йонгом на бракосочетание, после того как заставил Тенедоса наложить затемняющее заклятье на серебряную отделку.

Снизу предстоящий нам путь казался бесконечным, но он не становился короче от ожидания. Поэтому Свальбард наклонился, Йонг встал на его сложенные замком руки, и богатырь, распрямившись, подбросил хиллмена вверх. Йонг ухватился за край трещины и подтянулся. Потом он вбил железный клин, привязал веревку и бросил ее вниз, показав жестом, что все в порядке.

Поднявшись в расщелину, мы обвязались веревкой: Йонг впереди, затем я, Карьян и Свальбард. Мы лезли враспор, упираясь в камень руками и краями подошв. Один шаг, упор... другой шаг, упор... третий... Это было монотонное и невероятно утомительное занятие. Через десять минут у меня уже ныли все мускулы, и я насквозь промок. Я решил было посигналить чародеям, чтобы они ослабили грозу, но потом рассудил, что лучше уж быть мокрым, чем мертвым.

Мы продвигались вперед все медленнее. Однажды Йонг поскользнулся; его руки заскользили по мокрому камню, а сапоги врезались мне в плечи, едва не выбив меня из расщелины. Потом он нашел опору для рук, и мы продолжили подъем.

Через некоторое время двигаться стало легче, трещина расширилась. Я надеялся, что мы сможем укрыться в ней целиком, но тут нам не повезло, поскольку стена была выложена в несколько слоев, а молния расколола лишь внешний слой кладки. Тем не менее глубина расщелины достигала трех футов, и мы имели хоть какое-то убежище от непогоды.

Я нащупывал очередную выемку, когда наверху резко вскрикнула и вылетела из своего гнезда прямо мне в лицо птица. Я инстинктивно отпрянул в сторону и сорвался, пролетев несколько футов до конца веревки. К счастью, Йонг к этому времени успел закрепиться на своем месте. Я раскачивался взад-вперед, словно маятник, чувствуя, как с каждым движением веревки из меня по капле уходит жизнь. Затем Карьян мало-помалу подтянул меня к себе. Когда мое сердце перестало бешено колотиться в груди и я восстановил дыхание, мы полезли дальше.

Я надеялся, что ночь будет бесконечной, но она закончилась: мы все еще поднимались, когда я внезапно понял, что различаю подошвы сапог Йонга над своей головой. Произошло то, чего я и опасался: наступил рассвет, а мы так и не успели подняться на стену.

Нам оставалось только одно – как можно глубже втиснуться в расщелину и ждать. Я боялся продолжать подъем, поскольку часовые могли услышать нас или даже увидеть, перегнувшись через парапет.

Нумантийские чародеи заметили наше положение и попытались облегчить его, прекратив грозу. Я вытащил лампу, зажег фитиль и начал подавать сигналы: две вспышки... снова две вспышки... Опять-таки: лучше быть мокрым и несчастным, чем сухим и мертвым. По-видимому, они заметили мой слабый сигнал, так как дождь начался снова.

Это избавило нас от другой заботы. Когда погода ненадолго прояснилась, я увидел далеко внизу белые точки, и понял, что наши товарищи по оружию наблюдают за нами. Я ругался сквозь зубы, но тут ничего нельзя было поделать. Предупредить солдат, чтобы они не смотрели на стены, и надеяться, что каллианцы не услышат предупреждения? Заставить офицеров приказать своим подчиненным не смотреть на крепость? Я лишь рассчитывал на то, что среди них не найдется идиотов, которые будут указывать на нас пальцами, привлекая внимание Микаэля Янтлуса.

Мы выпили чаю и сжевали часть своих рационов, дрожа от холода и давая отдых онемевшим мышцам, насколько позволяло наше тесное пристанище. Карьян проворчал что-то насчет того, что идти за мной – жуткая морока. Я воздержался от напоминания о том, что он вызвался добровольцем. Йонг ухмыльнулся и прошептал, что подъем по расщелине для него все равно, что отпуск домой, и Карьян когда-нибудь должен посетить его родные горы и посмотреть, что такое настоящее скалолазание. Это была лучшая... и единственная шутка в тот пасмурный, дождливый день.

Наконец наступили сумерки, и мы продолжили путь вверх по склону стены. Онемевшие мышцы протестовали, вынужденные повторять монотонные, однообразные движения. Расщелина снова стала шире. Теперь мы поднимались поочередно: один прижимался спиной к стене и, напрягая все силы, подтягивал веревку к себе, «выхаживая» другого наверх. Это была адская работа, и мышцы бедер болели невыносимо, но я опасался, что расщелина станет еще шире, и тогда нам придется использовать клинья и веревки.

Но этого не случилось. Я поднимался, машинально переставляя ноги, потом остановился, прижался спиной к стене... и ударился головой о подошвы сапог Йонга. Я уже собрался выругаться и поинтересоваться, почему мы прекратили подъем, но потом понял: мы достигли вершины стены.

Я отвязал веревку, смотал ее и поднялся к Йонгу. Мы прислушались, но вокруг стояла полная тишина. Запустив руку в заплечный мешок, я достал лампу и послал в ночь три коротких вспышки.

Я поднял руки и ощутил под пальцами благословенную гладкость обработанного камня. Потом я подтянулся и оказался на бастионе крепости Чардин Шера. Оглядевшись в поисках часовых, я заметил слабое движение на дальней стене ярдах в тридцати от меня. Чардин Шер не был глупцом, оставившим свою цитадель без охраны, – но, с другой стороны, не имело смысла расставлять солдат через каждые несколько футов: любую атаку можно было услышать задолго до того, как она достигнет этого места.

Понадобилось время, чтобы обнаружить остальных стражников – задачу затрудняло то, что на бастионах рядами стояли статуи различных демонов, с непристойными ухмылками взиравших на внешний мир.

Я зашипел по-змеиному, и трое моих людей поднялись наверх. По моим расчетам, время близилось к полуночи. У нас не было плана внутренней части крепости, так как Тенедос опасался потревожить чародеев Чардин Шера своей попыткой заглянуть туда.

Тем не менее, я уже разглядел цель нашего рискованного предприятия, и путь к ней показался мне достаточно прямым. Невероятно трудным, но прямым... а я уже знал, что нет ничего невозможного для четырех дуралеев, сумевших забраться так далеко. Я шепотом выяснил у своих товарищей, что все трое умеют плавать, так что мой замысел имел шанс на успех.

Крепость была выстроена в виде нескольких концентрических стен, так что в случае падения первой линии обороны гарнизон мог отступить на вторую, а затем на третью.