Текст книги "Король-Провидец"

Автор книги: Кристофер Банч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 37 страниц)

Мы прокрались вдоль вершины бастиона до той точки, которую я указал своим товарищам. Там на своей веревке я завязал узлы с интервалами в три фута, закрепил ее вокруг основания одной из статуй, и мы начали спускаться вниз по внутренней стороне, отталкиваясь ногами от стены.

Проблема, с которой мы столкнулись, заключалась в том, что на дне этой секции цитадели находился резервуар, из которого защитники брали воду для питья. Поэтому, спустившись вниз, мы погрузились в воду и поплыли. Плыть с заплечным мешком и в одежде оказалось труднее, чем я ожидал, но, по крайней мере, у остальных были «спасательные круги» в виде мотков веревки. Моя же веревка осталась болтаться на стене. Непрерывный дождь покрывал поверхность воды крупной рябью, и поэтому нас было невозможно заметить со стены.

Дальний конец резервуара представлял из себя скользкий каменный скат, круто уходивший вверх и предназначавшийся для стока дождевых вод. Мы воспользовались нашими железными клиньями, загоняя их в стыки между камнями и медленно, но верно карабкаясь наверх, словно четыре краба, выслеживающих добычу на морском побережье. Подъем не составлял особенного труда, но мы устали от предыдущего дня и двух ночей, проведенных на стене, и боль в мышцах давала о себе знать.

Но мы достигли вершины ската и снова начали вглядываться в темноту, пытаясь обнаружить часовых. Гроза, к сожалению, стала стихать, и я мог смутно видеть окружающее. Эта внутренняя цитадель охранялась лучше, чем первая: на каждом из бастионов стояло минимум по одному часовому. Первоначально я надеялся, что мы проникнем в крепость, не оставив ни одного трупа, который могут обнаружить впоследствии, но судьба распорядилась иначе. Итак, мы стали выжидать, тесно прижавшись к крепостному валу.

Часовой прошел мимо нас, закутавшись в свой плащ. По-видимому, он проклинал свою несчастную судьбу, и настолько увлекся этим занятием, что почти не глядел по сторонам. Из темноты выскользнула черная тень, и он даже не успел вскрикнуть, когда Свальбард одной мощной рукой обхватил его поперек груди, а другой сжал его подбородок и резко свернул его голову набок. Шея часового сломалась с явственным хрустом. Отпустив тело, Свальбард позволил ему соскользнуть вниз, затем посмотрел на нас с бесстрастным выражением лица.

Я снял с часового шлем и протянул его Карьяну. Даже в темноте я мог видеть, как он хмурится, но это было наиболее логичным решением. Мы сняли с трупа плащ, также отдав его Карьяну, и спустили мертвое тело с парапета в резервуар.

Карьян с копьем каллианца и в его плаще, нахлобучив на голову шлем, который был ему мал, изображал часового, чтобы никто не поднял тревогу, увидев пустой участок стены. Одновременно с этим он охранял наш тыл.

Мы надели на сапоги тряпичные гамаши и направились к лестнице, ведущей на нижний уровень.

Наш путь пролегал по длинным каменным коридорам. Я дважды терял направление, и нам приходилось возвращаться по своим следам. Несколько раз я слышал голоса. Мы проходили мимо закрытых дверей, за которыми горел свет, но пока ни с кем не столкнулись. В этот поздний час каллианцы либо спали, либо сидели в своих жарко натопленных комнатах, и я не мог винить их, ощущая, как промозглая сырость въедается в мои кости.

Мы поднялись по лестнице и прошли по коридору. Впереди виднелась массивная железная дверь, распахнутая почти настежь, за которой угадывалось открытое пространство.

Я вошел в проем, и дверь тут же захлопнулась за мной с металлическим лязгом. Засов скользнул на место, отрезав меня от Йонга и Свальбарда, оставшихся на той стороне.

Из темноты появился Эллиас Малебранш.

– Я почувствовал твое приближение, нумантиец, – прошипел он. – Я обладаю частицей Дара, и наш верховный маг любезно одолжил мне амулет, усиливающий мои способности. Я надеялся встретиться с тобой на поле боя и убить тебя там, но вместо этого ты сам пришел ко мне. Стало быть, мы можем решить наш спор в частном порядке.

Его рука потянулась к поясу, и кинжал с легким шелестом выскользнул из ножен.

– Третий раз – самый удачный, Дамастес!

Я промолчал. Во время боя болтают лишь фигляры, да еще те, кто слишком уверен в своих силах. Мой кинжал парировал первый удар, и мы закружили по маленькому дворику. Малебранш дрался на ножах гораздо лучше меня, но я надеялся, что его самомнение поможет мне. Он даже не поднял тревогу! Он хотел убить меня и покончить с нашей миссией, присвоив лавры победителя себе одному.

Актеры на сцене изображают драку на ножах как серию ударов и выпадов в направлении жизненно важных органов противника. Это выглядит эффектно, но совершенно не соответствует действительности. Настоящая драка на ножах либо кончается после первого удара, когда противник застигнут врасплох, либо превращается в невероятно утомительное дело – бойцы полосуют друг друга, пытаясь ранить посильнее или искалечить и лишь потом нанести смертельный удар.

Блеснул кинжал Малебранша, и я не успел отступить вовремя. Тыльную сторону моей руки обожгло болью, но, к счастью, каллианец не смог перерезать сухожилие, как намеревался сделать. Он снова напал, и я изо всех сил ударил его сапогом по голени. Захрипев от боли, он согнулся пополам. Я нанес рубящий удар, целясь в его шею, но промахнулся – каллианец успел откатиться назад и проворно вскочил на ноги.

– Это твой конец, Дамастес. Очень жаль, что ты не сможешь присутствовать на коронации, когда Чардин Шера провозгласят королем Нумантии. Пожалуй, я возьму твою вдову к себе в постель как компенсацию за тот раз, когда ты оставил мне на память шрам. Подумай об этом, Дамастес, когда отправишься в объятия смерти.

Пританцовывая, Малебранш начал обходить меня с уязвимой стороны. При этом он на мгновение открылся, и я нанес удар. Но движение оказалось обманным: его свободная рука метнулась вперед, ударив меня по запястью. Мой кинжал отлетел в сторону, а его клинок блеснул у меня перед глазами.

Я попытался отпрянуть, но поскользнулся на мокром булыжнике, и кинжал Малебранша глубоко вонзился во внутреннюю часть моего бедра. Я чуть не вскрикнул от боли, но стиснул зубы и упал, откатываясь в сторону и пытаясь нащупать свой кинжал.

Однако оружие лежало довольно далеко от меня. Я уже слышал топот сапог Малебранша и понимал, что в следующее мгновение он вонзит свой кинжал мне между лопаток.

Я снова откатился в сторону, уже не надеясь на спасение, но тут произошло чудо: мой кинжал пролетел по воздуху и внезапно оказался у меня в руке! Я вспомнил о заклинании, наложенном Тенедосом на мой кинжал после того, как нас атаковал демон в образе огромной змеи.

Малебранш ударил, я парировал, сталь зазвенела о сталь. Затем, резко выпрямив обе ноги, я пинком отбросил каллианца назад. С трудом поднявшись, я захромал к нему.

Он снова ударил, и мой клинок, казалось, завибрировал от скрытой силы, двигаясь по собственной воле, отводя его удар в сторону и врезаясь в его грудь. Теперь я увидел страх на лице Малебранша. Он отступал, я медленно приближался. Каллианец шаг за шагом пятился, приближаясь к каменной стене. Оглянувшись через плечо, он понял, что попал в ловушку, и у него не выдержали нервы.

Он швырнул в меня кинжалом. Клинок развернулся в воздухе, ударив меня в грудь головкой рукоятки – больно, но не смертельно. Малебранш повернулся и побежал, на ходу уклонившись от моего неловкого выпада. Он направлялся к другому коридору. Оставались считанные секунды до того, как он поднимет тревогу. Опустив руку в поясной мешочек, я выхватил одну из свинцовых чушек и изо всей силы метнул ее вслед.

Чушка попала ему в затылок, и я услышал, как треснула черепная кость. Каллианец упал и лежал неподвижно, не подавая признаков жизни. Я дохромал до него и перевернул тело носком здоровой ноги. Его лицо казалось белым пятном, в широко раскрытых глазах застыло выражение безумного ужаса. Проверив пульс, я не обнаружил признаков жизни.

Третий раз и в самом деле оказался удачным – для меня.

Я побежал к железной двери так быстро, как только мог, и поднял засов. Дверь распахнулась, и Свальбард чуть не сбил меня с ног. Йонга не было.

– Он пошел искать другой путь, – прошептал сержант. Его взгляд остановился на теле Малебранша. – Здесь есть другие?

Я покачал головой. В следующее мгновение хиллмен подбежал к нам. Он увидел открытую дверь, нас обоих, и ему больше не потребовалось объяснений. Мы оторвали полоски ткани от моей туники, наложив временные повязки на раненое бедро и руку. Я пока что не чувствовал ни боли, ни онемения, наслаждаясь смертью врага и жестокой радостью битвы. Мы оттащили труп Малебранша в темный угол, прошли по очередному коридору и наконец приблизились к нашей цели.

Внутренний двор замка имел форму пятиугольника. Я вспомнил рассказы о жрецах и их черной магии и подумал, не здесь ли они проводили свои кровавые церемонии. Вокруг никого не было. Сама атмосфера этого места пробирала тело ледяной дрожью и вызывала ощущение какого-то чуждого присутствия. На мгновение я задался вопросом, как Чардин Шер и его чародеи могли выносить этот зловещий дух, но отложил его в сторону. Возможно, они вообще не ощущали ее, а я ощущал, поскольку являлся врагом Каллио. Так или иначе, у меня не было времени для праздных размышлений.

Я вынул из заплечного мешка пузырек с эликсиром и рисовальную палочку и торопливо направился в центр двора. Сделав глубокий вдох, чтобы успокоиться, я начал тщательно рисовать фигуру, как меня учил Тенедос.

Через полминуты я закончил работу.

Открыв пузырек, я перевернул его над центральной частью изображенного мною символа и поперхнулся: от эликсира пахло хуже, чем можно было вообразить. От него несло вонью сгоревших трупов, смрадом разложения, тошнотворным запахом свежепролитой крови.

Наконец пузырек опустел.

Тенедос говорил, что после того как заклинание войдет в силу, я должен бежать как можно быстрее. Он добавил, что почувствует, как оно начинает действовать, и сотворит собственные чары, оставаясь снаружи, но мы должны убраться из крепости как можно быстрее, иначе разделим участь, уготованную Чардин Шеру и его приспешникам.

Мы побежали обратно по коридорам, производя гораздо больше шума, чем раньше. Открылась дверь, какая-то женщина выглянула наружу. Увидев нас, она захлопнула дверь и заложила ее на засов, однако криков я не слышал.

Мы вернулись по своим следам и нашли лестницу, ведущую на внутреннюю стену. Карьян в обличье каллианского часового по-прежнему стоял в дозоре на вершине бастиона, мерно расхаживая взад-вперед.

Он с радостью снял с себя шлем и плащ, отбросил копье и присоединился к нам. Мы привязали веревку к одному из зубцов башни и спустились в резервуар по склону стены.

Ледяная вода обожгла мои раны, и я понял, что шок продлится еще совсем недолго. Потом наступит настоящая боль.

Веревка, которую мы оставили, свисала в воду. Подтягиваясь на ней, мы полезли наверх. Сейчас я был очень рад тому, что перед спуском не поленился завязать на ней узлы через равные интервалы.

Наверху мы отвязали веревку, добежали до трещины в стене, закрепили скользящий узел вокруг зубца и по одному спустились к верхнему концу расщелины. Карьян подергал конец веревки, пока она не упала к нам, и тоже заполз в расщелину.

Мы уже собирались спускаться вниз обычным манером, когда раздался рев. Сперва я подумал, что снова началась гроза, но потом осознал, что звук исходит отовсюду, как снаружи, так и изнутри. Нам пришлось пойти на огромный риск, вбив в стену три железных клина и закрепив веревки. Клинья вроде бы держались крепко, и мы воспользовались веревкой, чтобы идти по стене спиной вперед, отталкиваясь ногами. Если бы клинья расшатались и вылетели из своих гнезд, то мы полетели бы вниз, навстречу своей смерти. Мою ногу от щиколотки до бедра простреливало мучительной болью, но я собрался не обращать на это внимания.

Мы упрямо спускались вниз, а грохот все усиливался, и мы чувствовали, как стена вибрирует под нашими ногами. Один раз Карьян сорвался и едва не упал, но успел ухватиться за каменный выступ и продолжил спуск.

Посмотрев вниз, я, к своему изумлению, увидел, что земля находится не более чем в тридцати футах под нами. Еще одна длина веревки... Я шарил в поясном мешочке, стараясь найти запасные клинья. Стена между тем тряслась все сильнее. Нам все-таки не хватило времени.

– Прыгайте! – крикнул я, и мы бросились в темноту. Мы падали и падали. Я внутренне сжался, приготовившись услышать треск собственных костей.

Однако я приземлился в жидкую грязь на склоне, заскользил и покатился прочь от стены, вымазавшись с головы до ног. Кое-как поднявшись, я из последних сил побежал за своими товарищами. Карьян вернулся, закинул мою руку себе на плечо, и мы побежали вместе.

Я боялся остановиться, боялся оглянуться назад. Перед нами вырастали деревья; я увидел нашу линию укреплений, и часовой громким шепотом окликнул нас. Карьян выкрикнул пароль, но думаю, это не имело значения, поскольку часовой уже смотрел на крепость, разинув рот от изумления.

Теперь я позволил себе перевести дух и посмотреть туда, откуда мы бежали.

Земля содрогалась, как при землетрясении, и грохот стоял оглушительный. Я увидел, как над крепостью вырастают языки пламени, словно сам камень загорелся, охваченный жутким багровым сиянием.

Земля снова содрогнулась. Я потерял равновесие и упал, а в следующее мгновение ночь огласилась чудовищным ревом.

Из пламени поднялась гигантская фигура. Она растягивалась, вырастая на глазах, и я увидел распахнутую пасть невообразимых размеров, с блестящими кривыми клыками. Потом я увидел четыре руки, каждая из которых заканчивалась клешней, и клянусь, даже с такого расстояния я мог заметить, что в них были зажаты десятки людей, чьи крики заглушались ревом и грохотом. Демон из глубин возносил торжествующий клич к небесам, наконец вырвавшись на свободу. Он купался в молниях, непрестанно бивших из клубящихся туч.

Услышав поблизости странный звук, я взглянул на Карьяна. Мой ординарец стоял на коленях, склонив голову, и молился. Я понимал, что в этом нет ничего постыдного. Но боги вряд ли стали бы внимать нашим молитвам этой ночью.

Монстр повернулся, оглядываясь по сторонам. Его руки колотили по каменным стенам, повергая их в прах. Рушились бастионы, и буря эхом повторяла дикие завывания торжествующей стихии тьмы.

Чудовище росло и росло. Я испугался, что Тенедос выпустил на свободу воплощение истинного хаоса – возможно, одно из проявлений самой Сайонджи.

В этот момент сверху ударил разряд чистой энергии ослепительно-голубого цвета. Это было не молнией, хотя и напоминало ее.

Разряд попал монстру в грудь, и тот протяжно завыл. Последовал еще один разряд, земля сотряслась до самого основания. Демон внезапно исчез. Мы вглядывались в ночь, но не видели ничего, кроме грозы, бушующей над грудой развалин, где еще недавно возвышалась неприступная цитадель.

Так нашли свою смерть Чардин Шер, Микаэл Янтлус, их чародеи, солдаты, слуги и советники, хотя ни одно тело так и не было обнаружено в развалинах крепости.

Война закончилась.

Глава 29
Возвращение в Никею

Со смертью Чардин Шера мятеж прекратился сам собой, словно его никогда не существовало. Каллианские солдаты дезертировали из своих полков, бросали оружие и выменивали свои мундиры и сбережения на любое тряпье, хотя бы отдаленно напоминавшее гражданскую одежду.

Курьеры галопом примчались с востока, принеся поздравления от Совета Десяти и предлагая Провидцу-Генералу немедленно вернуться домой для празднования своего триумфа.

Он отказался, заявив, что победа принадлежит всем нам, и мы разделим ее поровну.

Мы похоронили убитых, перевязали раненых и двинулись обратно через Каллио.

В каждой деревне и городке нас встречали ликующие жители, словно мы нанесли поражение какой-то иностранной армии. Оставалось только удивляться изменчивости человеческой натуры.

Мы повернули в сторону Полиситтарии, и местные старейшины, поддавшись панике, объявили столицу открытым городом. Они предложили выкуп. Солдат наградят медалями, офицеры получат серебро, а генералы, Тенедос и Совет Десяти – золото.

Тенедос заявил, что, по решению Совета Десяти, нумантийские правители более не нуждаются в золоте, но он не унизит своих солдат, позволив им принять жестяные метали от бывших врагов. Услышав это, я лишь улыбнулся: я-то знал, что Провидец не удосужился проконсультироваться с Советом Десяти по этому поводу.

Старейшины Полиситтарии жалобно захныкали, но Тенедос твердо заявил, что их бесстыдство вынуждает его удвоить размер репараций. В случае дальнейшей отсрочки он снова удвоит их либо позволит армии три дня погулять в городе.

Через час повозки, груженые серебром, золотом и драгоценностями, со скрипом выехали из городских ворот и потянулись по направлению к нашему лагерю. Когда солдаты узнали, что все эти сокровища предназначаются для них, а не для каких-то толстозадых никейских бюрократов, они стали превозносить Тенедоса до такой степени, словно он лично обещал каждому из них генеральский чин.

Разумеется, будучи солдатами, они быстро захотели большего. Появились предложения забрать сокровища и разграбить город, невзирая на выкуп, но Тенедос запретил это делать. Кое-где нашлись недовольные, и одна полурота дезертировала, решив отпраздновать победу на свой манер.

Тенедос послал за ними уланов, поэтому они успели лишь разнести в щепки пару трактиров, сжечь амбар и изнасиловать нескольких женщин. Потом их взяли в кольцо и под охраной доставили в лагерь армии.

Провидец собрал представителей от каждого полка, распорядился о постройке виселиц, потом вывел всю полуроту в центр огромного квадрата, образованного шеренгами солдат, и повесил всех до одного. Это положило конец мародерству.

Он вызвал городских старейшин, сообщил им о случившемся и добавил, что мы могли бы потребовать гораздо больший выкуп, но он знает, что каллианцам понадобится золото для восстановления хозяйства провинции.

– Теперь пришло время напомнить о том, что все мы являемся нумантийцами, – сказал он. – Нашим раздорам пришел конец, и мы снова стали единой нацией.

Мы двинулись дальше – тем же путем, которым пришли в Каллио. Когда армия пересекала реку Имру, я ощутил удовлетворение. Мы хорошо отомстили за наших павших солдат.

В Чигонаре нас ожидали новые приказы. Тенедос обязан оставить армию и вернуться в Никею, чтобы принять подобающие почести, иначе он навлечет на себя неудовольствие Совета.

Провидец проигнорировал этот приказ и издал собственное распоряжение: все корабли, пригодные для судоходства по Латане, должны немедленно отправиться в порт Чигонара. Он подчеркивал то, о чем неоднократно заявлял раньше: почестей должна удостоиться вся армия, или никто.

От Совета Десяти не последовало никакой реакции на это самоуправство. Они ждали в Никее, страшась того, что может случиться в ближайшее время.

Корабли прибывали один за другим – от скоростного «Таулера» и его собратьев до грузовых барж и легких яхт. Их прибытие ознаменовало приход весны.

Мы погрузились на суда и поплыли вниз по реке. Может показаться, что по пути мы соблюдали суровую военную дисциплину, но увы, это было далеко от истины. Пока солдат мог добрести до своей части и был способен стоять на ногах во время дежурства, никто не обращал внимания, насколько он пьян. Перекличка по вечерам не проводилась, и офицеры военной полиции не прочесывали палубы с целью убедиться, что из под каждого одеяла выглядывает лишь одна пара ног. Поскольку на многих судах прибыли женщины и юноши, готовые бесплатно или за малую толику серебра отблагодарить солдат-победителей, армия не испытывала недостатка в любовных утехах. Квартирмейстеры по-прежнему выдавали пайки, но если человек предпочитал питаться в другом месте, получив приглашение от благодарных граждан, это не имело особенного значения.

Я не обращал внимания на распущенность и веселье, царившие вокруг. Мне хотелось только одного: вернуться домой, к Маран. По крайней мере, ее письма снова стали прибывать регулярно. Она писала по одному, иногда по два раза в день, и с каждой почтой я получал очередное надушенное свидетельство ее любви.

Однако вскоре я стряхнул с себя оцепенение и задался вопросом о том, что произойдет, когда мы прибудем в Никею. Что предпримет Тенедос?

Его первый шаг был угрожающим – для Совета Десяти. Когда корабли нашего флота миновали дельту, Тенедос разослал на все корабли секретное распоряжение о том, что войска будут высаживаться на берег не в Никее, а у крошечной рыбачьей деревеньки под названием Юргон, выше по течению от столицы. Там мы встанем лагерем и не войдем в Никею до «соответствующих распоряжений». Было ясно, что Провидец намеревался сохранить армию единой и использовать ее в качестве угрозы против Совета.

Солдаты не глупы, и к этому времени почти все понимали, что происходит нечто странное, что между Тенедосом и Советом Десяти возник конфликт. Некоторые горячие головы заявляли, что раз уж дело дошло до этого, то Никея может послужить заменой Полиситтарии: там тоже есть что грабить.

Мы поставили укрепленный лагерь и занялись пополнением запасов обмундирования, оружия и продовольствия. Прибыли новобранцы, и Тенедос распорядился создать временные полки, заверив, что через короткое время им разрешат вступить в регулярную армию... но не сейчас. Провидец не хотел разбавлять водой боевой пыл своих ветеранов.

Толпы никейцев высыпали из города, чтобы приветствовать нас, но были встречены часовыми, которые вежливо объясняли, что в настоящий момент никому нельзя войти в лагерь.

Однако были исключения.

Как-то вечером после напряженного рабочего дня я подъехал к своей палатке и обнаружил Карьяна, ожидавшего меня. Он выглядел необычайно довольным собой, и я с подозрением осведомился, в чем дело. Он широко улыбнулся и ответил, что ничего особенного, но не желаю ли я искупаться, прежде чем отправиться в офицерскую столовую? А может быть, мне принести ужин в палатку?

Я нахмурился – вообще-то затворничество не в моем характере. Передав Карьяну свой пояс с оружием, я сказал ему, что приду к ужину через час, после того как вымоюсь и переоденусь.

Потом я вошел в свою палатку.

Маран быстро встала со стула, на котором она ждала меня. На ней была лишь тонкая белая рубашка с вышитыми голубыми цветами и юбку того же цвета с разрезом до середины бедра. Она была босой.

На колышке деревянной рамы, которую я использовал как вешалку, висел ее костюм для верховой езды.

– Добро пожаловать домой, муж мой, – прошептала она, не глядя на меня.

Я застыл. Как долго я мечтал об этом моменте... и вот он наконец настал.

Маран подняла голову.

– Мне... мне очень стыдно, – сказала она. – За то, что я сделала.

На ее лице снова появилось выражение ребенка, ожидающего наказания. Когда ко мне вернулась способность двигаться, я сделал шаг вперед и взял ее за руки.

– Маран, – сказал я. – Ты не сделала ничего плохого. Ни до, ни после моего отъезда. Никогда. И я люблю тебя.

Я увидел слезы в ее глазах.

– Подожди, – прошептала она. – Сними свой китель.

Я расстегнул китель и стряхнул его с плеч. Маран подошла ближе, провела пальцами по моему перевязанному предплечью и поморщилась. Потом она поцеловала мою грудь через рубашку.

– Я забыла, как сладко ты пахнешь, когда потеешь, – сказала она и подняла голову.

Мы поцеловались. Я ощутил слабый цветочный аромат, исходивший от нее, и кровь молотом застучала у меня в висках. Обняв свою жену, я почувствовал тепло ее тела под тонкой тканью. Потом я слегка отодвинул ее от себя.

– Маран, окажи мне одну услугу. Я не хочу, чтобы ты считала меня судьей, который решает, что тебе можно делать, а что нельзя. Я твой партнер, а не твой хозяин. Черт возьми, в своей жизни я уже наломал достаточно дров! Я всего лишь человек, и ожидаю от других снисходительности к себе, поэтому будет лучше, если я дам тебе такое же право, ладно? Пожалуйста, перестань винить себя.

Она посмотрела на меня и уткнулась головой мне в плечо. Ее слезы намочили мне рубашку.

– В чем дело?

– Ни в чем, – пробормотала Маран. – Я просто... наверное, я никогда не думала, что у меня есть право быть счастливой. Какое-то время я была счастлива, и я чувствовала себя так, словно меня наказали.

– За счастье?

Она кивнула.

– Тебе кто-нибудь говорил, какой дурочкой ты иногда бываешь?

– Да, – она снова кивнула.

– И разве никто не говорил, что ты вовсе не обязана плакать, когда твой муж приходит домой с войны?

– Извини... – но я прервал ее слова новым поцелуем. Проведя рукой по ее юбке, я нащупал разрез, сдвинул ткань в сторону и погладил ее нежные ягодицы. Она не отрывалась от моих губ, но ее руки поползли выше и расстегнули мою рубашку. Я отпустил ее лишь на то время, чтобы вынуть руки из рукавов. Я чувствовал, как отвердели ее соски, прижатые к моей груди.

– В одном из моих писем я сказала, что хочу кое-что сделать, – сказала она. – И я собираюсь это сделать.

Маран расстегнула мои бриджи, спустила их вниз до сапог и ахнула, увидев мое перевязанное бедро.

– О, любимый, тебя ранили!

– Я уже выздоравливаю. Рана почти не беспокоит меня.

– Я буду твоей сиделкой, – сказала она. – И позабочусь о тебе.

Опустившись на колени, она прикоснулась пальчиком к моему поднявшемуся члену.

– Я скучала по тебе, – прошептала она. Нежно подразнив меня зубами, она провела языком по самому кончику члена. – А теперь, Дамастес, если ты хочешь так же сильно, как и я, дай мне попробовать тебя на вкус.

Она полностью взяла меня в рот, двигая губами вверх-вниз по древку копья. Ее язык работал без устали. Я положил руки ей на голову, зарывшись в ее волосы, и невольно застонал, когда давно сдерживаемое семя излилось наружу.

Маран продолжала двигать головой. Необыкновенное наслаждение возросло, потом снова улеглось. Она поднялась с мокрым ртом и медленно сглотнула.

– Это чтобы убедиться, что мы с тобой поровну поделили удовольствие.

Я тоже встал и обнял ее. Когда мы поцеловались, я снял с нее рубашку, потом развязал узлы, стягивавшие пояс юбки, и она упала к ногам Маран.

Из-за беременности ее груди увеличились в размерах и теперь напоминали спелые персики. Она обвила меня ногой и потерлась пяткой о мою икру. Мой член, прижатый к ее животу, опять затвердел.

Я поднял ее и уложил на мою маленькую походную койку. Маран лежала, откинув голову назад. Затем она открыла глаза, посмотрела на меня и мечтательно улыбнулась. Подняв колени, она медленно раскинула бедра в стороны.

– Ты мечтал обо мне, муж мой?

– Каждую ночь.

– И я мечтала о тебе, и пыталась сама доставить себе хоть немного удовольствия. Но это ничто по сравнению с тобой.

По-прежнему улыбаясь, она погладила гладко выбритый лобок, потом вставила в себя палец и неторопливо подвигала им взад-вперед.

– Я готова, Дамастес, – простонала она. – Иди ко мне. Люби меня, бери меня сейчас же!

Я опустился на колени над ней. Она вздрогнула, когда я осторожно, неглубоко вошел в нее и задвигался в ней.

– До конца! Вставь его до конца! – умоляла она, но я продолжал легкие движения. – О, любимый, пожалуйста, пожалуйста!

Я слегка отодвинулся. Внезапно Маран обвила ногами борта койки и вскинулась так, что буквально насадила себя на меня. Она вскрикнула, я упал на нее, и мы снова слились воедино.

– Нумантийские солдаты! – усиленный магией голос Тенедоса разносился над огромным строем. – Вы хорошо послужили своей стране. Я обещал вам награду за ваши жертвы, и вы поверили мне. В Полиситтарии я дал вам ощутить вкус своих обещаний. В грядущем вас ждет большее, гораздо большее.

Я начну с шестерых моих лучших солдат. Все они генералы и полностью заслуживают этого звания. Более того – они герои!

Сегодня я утверждаю новое воинское звание – это звание трибуна. Вот его символ, – он поднял черный ониксовый жезл длиной около двух футов, с серебряными обручами, стягивавшими верхний и нижний конец.

Мы шестеро, стоявшие перед Тенедосом, были изумлены. До сих пор мы не подозревали, с какой целью он объявил общеармейское построение и вызвал нас к себе.

– Мои трибуны получат высочайшие командные посты и будут отвечать только передо мной. Теперь я назову их. Вам известны их имена и репутация, но я хочу сказать несколько слов о каждом из них.

Моим первым трибуном станет Дамастес а'Симабу. Он первым последовал за мной и проявил себя храбрейшим из храбрых, начиная с Кейта и заканчивая уничтожением Чардин Шера. Его мужество было непревзойденным. Трибун а'Симабу, я благодарю вас за службу.

Он выступил вперед и вручил мне первый жезл. Я услышал одобрительный рев солдат за моей спиной. У меня отнялся язык: я никогда не мечтал о такой чести. Должно быть, Тенедос знал, о чем я думаю, поскольку он улыбнулся и тихо добавил:

– Теперь ты видишь, что получается, когда слушаешь речи безумца в горном ущелье?

Я молча отсалютовал, и он отступил назад. Настала очередь других.

– Вторым трибуном будет генерал Эрн – человек, который всегда вел солдат за собой, подчинялся моим приказам и подавал другим личный пример.

Эрн тоже получил свой жезл.

– Третьим будет генерал Мирус Ле Балафре, наш лучший боец и командир, который тоже служит примером для своих солдат. Ему не нужны медали, ибо его тело, покрытое боевыми шрамами, говорит само за себя.

Ле Балафре взял свой жезл и вернулся, встав рядом со мной. Я шепотом поздравил его, и он кивнул в знак благодарности.

– Пожалуй, я останусь здесь еще немного, – тихо произнес он. – Кажется, жизнь становится довольно интересной.

– Четвертым трибуном станет Генерал Йонг, – прогремел голос Тенедоса. – Я хочу, чтобы все, кто не является коренными нумантийцами, отметили эту честь и поняли, что я вознаграждаю любого человека, который служит верой и правдой.

Я ожидал, что Йонг, по своему обыкновению, выкинет какое-нибудь коленце, но, похоже, он был совершенно ошеломлен случившимся. Утирая слезы костяшками пальцев, он принял жезл и вернулся к нам, даже забыв отсалютовать Провидцу.

– Пятым трибуном станет генерал Кириллос Линергес, вернувшийся в армию в час величайшей нужды. Он быстро поднялся по служебной лестнице, снова и снова доказывая свое мужество и командные способности.

Линергес, чья рука все еще висела на перевязи после битвы с каллианцами, лучился от удовольствия.

– Последнее назначение получает генерал Петре – человек, который сражается своим умом не хуже, чем мечом. Он должен послужить для молодых офицеров примером того, что время, проведенное за изучением военной науки, а не за игорным столом или в публичном доме, может принести бо льшую выгоду. Генерал Петре многое сделал для формирования новой армии, и это его заслуженная награда.