Текст книги "Король-Провидец"

Автор книги: Кристофер Банч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 37 страниц)

На этот раз она позволила мне взять ее за руку.

– Когда мне исполнилось шестнадцать, весь мир словно ошалел. Начались балы, прогулки верхом и званые вечера. У меня совсем не оставалось времени побыть наедине с собой.

Возможно, такая жизнь и нравилась бы мне, если бы я не понимала, что все это делается лишь с одной целью: выдать меня замуж за самого подходящего жениха, которого смогут найти мои родители. Подходящего для них, разумеется.

Так продолжалось около года, а потом мой отец привел домой Эрнада, лорда Лаведана. Мне показалось, кто мать лопнет от радости: человек, занимавший «надлежащее положение» наконец-то сделал предложение ее единственной дочери!

Все блестящие молодые люди, увивавшиеся вокруг меня, каким-то образом узнали, что игра закончена, и моментально нашли себе других красавиц, вокруг которых они могли порхать в свое удовольствие.

Когда отец представил меня графу Лаведану, все было уже решено, и моя жизнь устроилась раз и навсегда.

Я ждал, что Маран продолжит свой рассказ, но она замолчала, а потом посмотрела на меня.

– Полагаю, моя болтовня кажется тебе вздором. Бедненькая богатая девочка, которой следовало бы родиться в хижине и познать, что такое настоящая нищета.

– Нет, – искренне ответил я. – Я знал беднейших из бедных, и, тем не менее, они были счастливы. Пожалуйста, Маран, не надо унижать себя.

Она продолжала смотреть мне в глаза, словно раздумывая, стоит ли мне верить, или нет. Внезапно она вскочила на ноги.

– Пошли, Дамастес. Я хочу домой. Я испортила этот день нам обоим.

Я запротестовал, утверждая, что ничего не испорчено, что она обязательно должна была рассказать мне о своем прошлом, но Маран не хотела слушать. Мы вернулись к коляске, и она отвезла меня на конюшню, где я оставил Лукана. Когда мы поцеловались на прощание, она едва прикоснулась к моим губам. Мне отчаянно хотелось хоть как-то поднять ей настроение, но нужные слова не приходили на ум. Ее коляска уехала.

Возвращаясь в расположение полка, я снова и снова размышлял о том, что сегодня услышал. Странно, но за исключением богатства Маран, наше с ней детство было очень похожим. Но из девочки выросла женщина, которая, как я начинал понимать, была очень несчастна, а из мальчика – мужчина, получивший от жизни больше, чем мог надеяться в самых смелых мечтах.

В ту ночь сон никак не шел ко мне. Внезапно я понял, в чем состояло отличие: я сам выбрал свой путь в жизни, в то время как ее никогда ни о чем не спрашивали. Потом я подумал, что это случалось – и случается – практически со всеми женщинами, которых я знал. Всем им было дозволено делать лишь то, что решали мужчины, или, в крайнем случае женщины, подобные матери Маран, с радостью выполнявшие любые мужские прихоти.

Я изумлялся тому, что нумантийские мыслители могут сетовать на несправедливости, творимые по отношению к рабам, беднякам и непросвещенным горским племенам, даже не удосуживаясь взглянуть на соседнюю подушку и увидеть гораздо большее, вездесущее зло.

В конце концов я выбросил эту мысль из головы: если солдат едва ли может надеяться повлиять на исход хотя бы одного боя, то откуда он найдет в себе силы, чтобы изменить обычай, кажущийся нерушимым? Наверное, положение могло измениться лишь в том случае, если Сайонджи, богиня Тенедоса, вмешается в дела человеческие и переделает наше общество до такой степени, что оно станет неузнаваемым. Но от этой мысли у меня по спине пробежал холодок: кто знает, какие изменения покажутся богине предпочтительными?

Затем меня осенило. Величайшее различие между мною и Маран заключалось в том, что я вырос в доме, где правила любовь, хотя там не было принято говорить об этом вслух. Я навеки запомню объятия матери, дружеский шлепок от одной из сестер (по крайней мере, пока они не сердились на меня), улыбку отца, когда он проходил мимо.

А бедная Маран? На протяжении всего ее рассказа я ни разу не слышал слова «любовь» и теперь спрашивал себя, знает ли она, что оно означает?

Когда я засыпал, ко мне в голову пришла еще одна мысль, хотя в то время я не мог осознать ее истинного значения: «Может быть, она не знает, что такое любовь. Но, клянусь богами, я сделаю все возможное, чтобы научить ее этому».

Мы лежали обнаженными под лучами летнего солнца. Наши лошади были привязаны под деревом в нескольких ярдах позади. Я медленно втирал бальзам от солнечных ожогов в заднюю часть бедер Маран. Она довольно замурлыкала и раздвинула ноги.

Опустив палец в маслянистую жидкость, я провел им между ее ягодиц и вставил в нее. Я не ощутил сопротивления, но ее тело внезапно вздрогнуло и оцепенело, словно ей причинили боль.

– Не делай этого, – жестким, холодным голосом сказала она.

Я перестал и пробормотал извинение.

– Ничего страшного. Просто... больше не делай этого. Мне очень не нравится.

Я снова извинился и начал массировать ее плечи. Она лежала, отвернув голову в сторону, а через некоторое время произнесла очень странную фразу.

– Наутро после свадьбы, – ровным, бесстрастным голосом сказала она, – я вышла в гостиную, посмотрела на себя в зеркало и увидела лицо незнакомого человека.

– Боюсь, я не понимаю.

– Я выглядела как маленькая девочка, – почти шепотом добавила она. – Маленькая девочка, которая потерялась и не понимает, почему это произошло и что она может сделать, чтобы найти себя.

Я ничего не сказал, но заподозрил, что случайно наткнулся на одну из темных тайн ее брака.

В Никее и в других городах Дары настали плохие времена – словно Чардин Шер оказался волшебником и наложил на наш край могущественное проклятье.

Совет Десяти стал почти незаметным. Те редкие указы, которые они выпускали, не имели отношения к насущным проблемам.

Цены на основные продукты, предположительно регулируемые, начали падать и подниматься словно валы, накатывающие на берег океана. Люди стали делать запасы на черный день – особенно горожане среднего класса, которые могли себе это позволить. В бедных кварталах города начались перебои с маслом, рисом и мукой.

На улицы выходило гораздо больше ораторов, и каждый предлагал свое лекарство от всех бед нашего времени. Им приходилось бороться за место на тротуарах с новой напастью: Никея подверглась нашествию странствующих чародеев всех родов и мастей. Иногда мне казалось, что мы вернулись в Сайану. Город кишел предсказателями судьбы, пальмологами, заклинателями и обычными шарлатанами, готовыми продать что угодно – от яда до любовного зелья.

По словам Тенедоса, это было признаком надвигающейся беды.

– Я не хочу оскорбить свою профессию и даже этих шарлатанов, но когда народ чувствует грядущие перемены, чувствует, что сама почва под его ногами превращается в зыбучий песок, он начинает искать людей, провозглашающих себя хранителями высшего знания. – Он криво улыбнулся. – Хотя, наверное, мне не стоит жаловаться. Теперь аудитории, где я выступаю с лекциями, всегда набиты до отказа. Мне только хотелось бы знать, есть ли в толпе внимательные слушатели, или они просто перелетают от одного провидца к другому, вроде пчел во время медосбора.

Я тоже заметил, что в храмах постоянно полно народу, причем не только в огромных святилищах, посвященных нашим главным богам, но и в мелких приходах, где почитались семейные божества. Ахархел, или «Тот, Кто Говорит С Владыками», пользовался особенной популярностью, хотя я видел процессии жрецов, поклонявшихся мрачному Элиоту или многоглавым звероподобным богам, о которых я раньше никогда не слышал. Было даже несколько групп, члены которых громко распевали имя Сайонджи.

Когда я доложил об этом Тенедосу, он удовлетворенно кивнул.

– Как я уже говорил, наступает ее время.

Преступность тоже увеличилась. Наряду с обычными кражами и ограблениями происходили чудовищные и бессмысленные злодеяния, совершаемые не только отчаявшимися бедняками, но и некоторыми из тех, кто считался достойнейшими гражданами города.

Я представлял себе Никею в виде прекрасного шелкового покрывала, за которое с разных концов одновременно тянули тысячи тысяч рук. Медленно, очень медленно покрывало начинало рваться на части.

Один из личных слуг Маран принес записку от нее. Она просила встретиться с ней завтра утром, в том самом ресторане, где мы с ней начали наш роман. Слово «важно» в конце записки было подчеркнуто дважды.

Я снова был вынужден умолять адъютанта предоставить мне увольнительную на этот день. Он нахмурился и пробурчал что-то про «молодых капитанов, которым нужно уделять больше внимания своим обязанностям», однако удовлетворил мою просьбу.

Меня одолевало беспокойство, подстегиваемое мыслью о том, что граф Лаведан узнал о нашем романе. Я даже предположил, что Маран забеременела – ведь наша связь продолжалась уже четыре месяца. После той первой безумной ночи я пытался применять меры предосторожности, но она отказалась от них.

Однако выяснилось, что неприятности были не у Маран, а у ее подруги.

Амиэль, рыдая, сидела на кушетке, а Маран старалась утешить ее. Постепенно успокоившись, она рассказала мне о том, что случилось.

Около пяти лет назад они с мужем взяли к себе на службу супружескую чету Тансенов. Те зарекомендовали себя наилучшим образом, и в конце концов лорд Кальведон предложил им переехать в один из коттеджей, расположенных на территории поместья. Тансены выполняли самые разнообразные поручения, от ухода за садом до покупки продуктов, и даже иногда составляли компанию своим хозяевам, изнывавшим от скуки. У них было двое детей. «Чудесные крошки, – сказала Амиэль. – Если бы я могла иметь детей, мне хотелось бы, чтобы они были такими же милыми!»

В то утро госпожа Тансен должна была присоединиться к Амиэль, собиравшейся нанести визит своей модистке. Она не явилась в особняк Кальведонов к назначенному сроку, поэтому Амиэль пошла посмотреть, в чем дело...

– Я подумала, что, возможно, у них заболел ребенок, и собиралась сказать ей, чтобы она не беспокоилась и оставалась дома – я уже взрослая девочка и могу самостоятельно купить ленты для шляпок.

Дверь коттеджа была приоткрыта. Амиэль распахнула ее и закричала от ужаса.

На полу лежало тело женщины и одного из ее детей. В другой комнате лежал ее муж. Все трое были мертвы – задушены желтым шелковым шнуром.

– Но это еще не самое худшее, – Амиэль снова начала всхлипывать. – Я зашла в маленькую комнату, где у них находилась детская. Малышка... она тоже была мертва. Убита, как и остальные! Какое чудовище могло совершить подобное злодеяние?

Я знал ответ. Товиети. Итак, желтые удавки стали в Никее чем-то более реальным, чем шепотки знахарей или золотой талисман на груди аристократки, купленный за большие деньги у одного из многочисленных шарлатанов.

Но какое это имеет отношение ко мне? Разве она не сообщила о случившемся в городскую стражу?

Сообщила... Но ей показалось, что им нет дела до этого. А может быть... может быть, они просто боятся.

– Очень может быть.

– Более того, – продолжала Амиэль, размышляя вслух. – Они вели себя так, словно выполняли какую-то надоевшую работу. Я знаю, Тансены не были так богаты, как я... но они были моими друзьями!

– Что ей делать? – спросила Маран. – Я позвала тебя, потому что однажды, еще в те дни, когда вы с Тенедосом давали показания перед Советом Десяти, мой муж упомянул о том, что в Спорных Землях вы встретились с сектой душителей. После этого слушания сразу были объявлены закрытыми.

Я сказал, что не вправе обсуждать этот вопрос, но в словах ее мужа есть доля истины. Я знал этих людей и понимал, как они опасны.

– Если они проникли в наше поместье так незаметно, что охрана не подняла тревогу... то ведь они могут вернуться, – прошептала Амиэль. – Кого они захотят убить на этот раз? Меня? Моего мужа? Что мне делать?

Про себя я подумал, что если Товиети решили убить человека, то он, пожалуй, не сможет чувствовать себя в безопасности и посреди армейского лагеря. Вслух я поинтересовался, есть ли у них апартаменты в городе. Есть? Прекрасно. Тогда они должны переехать туда сегодня же вечером. А что касается безопасности... Я внезапно вспомнил об одном человеке – нет, о четверых людях, которые едва ли могли оказаться приспешниками Тхака.

– Оставьте мне свой городской адрес, – сказал я. – Сегодня вечером один человек придет к вам. Щедро платите ему и его спутникам, которых он приведет с собой, и в точности выполняйте его распоряжения. Вы можете доверять ему, хотя с первого взгляда вам может показаться, что он не заслуживает доверия. Он держал мою жизнь в своих руках и не раз спасал меня от смерти. Его зовут Йонг.

Когда я закончил свой рассказ об убийстве слуг Амиэль и о том, как странно отреагировала на преступление городская стража, Тенедос ничего не ответил, но повернулся к молодому стражнику.

– Кутулу?

– Да, ничего удивительного в этом случае нет, – подтвердил тот. – За последние два месяца в городе было совершено четыреста шестнадцать подобных убийств, подпадающих под нашу юрисдикцию. Жертвами становятся и бедные, и богатые, без разбора. Иногда их грабят, иногда нет. Создается такое впечатление, что эта кампания убийств развязана не столько с целью наживы, сколько для того, чтобы создать панику и посеять ужас в сердцах людей.

– Однако открытых протестов нет, – заметил я.

– Мы делаем все возможное, чтобы не распространять слухи, – пояснил Кутулу.

– Почему? – спросил Тенедос.

– Таково специальное распоряжение Совета Десяти.

– Какого черта! – взорвался я. – Что это даст? Если закрыть глаза на зло, то оно не исчезнет. Чего они хотят – чтобы Тхак танцевал на их проклятых костях?

– Тхак? – с озадаченным видом повторил Кутулу.

Тенедос посмотрел на меня.

– Продолжай, Дамастес. Мы более не обязаны соблюдать запреты Совета Десяти. Наступают гораздо более опасные времена, чем им кажется... да, пожалуй, и нам тоже. Расскажи ему обо всем.

Вечером следующего дня, когда я ехал к Маран, какой-то всадник выехал из переулка и направился в мою сторону. Я узнал его, прежде чем он заметил меня, и остановил Лукана рядом с повозкой, доверху нагруженной продуктами.

Это был Эллиас Малебранш. Он был одет в плащ с капюшоном, откинутым на плечи. Лорд подъехал ближе, но не узнал меня, поскольку я слез с седла и сделал вид, будто осматриваю подковы Лукана.

Когда он проезжал мимо, я искоса взглянул на него и увидел над светлой кудрявой бородой багровый шрам от еще не зажившей раны. Я хорошо пометил его!

Потом мне стало интересно, куда направляется Малебранш. Мы находились в одном из бедных кварталов Никеи; я обычно избирал этот маршрут с целью убедиться, что за мной никто не следует, и сейчас спрашивал себя, какое темное дело могло привести его сюда.

Мне очень хотелось встретиться с Маран, но я хорошо понимал, что сейчас мой долг – проследить за ним. Оседлав Лукана, я поехал вслед за каллианцем. Он петлял и поворачивал то в одну, то в другую сторону, но в конечном итоге я понял, что лорд держит путь к реке. Мы вплотную приблизились к району доков – самой захолустной и опасной части города. Я потрогал меч в ножнах, убедившись, что при необходимости могу быстро выхватить оружие.

Мостовая была неровной, то и дело попадались вывороченные булыжники. Мне пришлось вести Лукана в поводу из опасения поднять шум.

Малебранш свернул в узкий переулок. Досчитав до пятнадцати, я последовал за ним.

Переулок хорошо просматривался во всю длину, до самой набережной, однако я не увидел там каллианского ландграфа.

Я проехал по переулку вплоть до подножия небольшого холма у причала и обратно, но Малебранш как сквозь землю провалился. Я тщетно искал тайный проход, где могла бы пройти лошадь со всадником, но не увидел ничего, кроме облупившихся кирпичных стен и темной воды.

Моя шпионская миссия окончилась неудачей. Я посмотрел на поднимавшуюся луну и почувствовал, как разочарование покидает меня: оставалось еще более чем достаточно времени для встречи с Маран.

Я придерживал Маран за раскинутые лодыжки, пока мы сталкивались друг с другом в любовном танце, чувствуя мощь огромной, теплой лавины, созревавшей во мне. Она застонала и потянула меня к себе. Я отпустил ее ноги и лег на нее, прижавшись грудью к ее груди; ее пятки толкали меня в ягодицы, заставляя погружаться все глубже.

Мое дыхание прервалось, когда ее тело содрогнулось, замерло и содрогнулось еще раз.

Я посмотрел на нее. Ее глаза были открыты, но ничего не замечали. Она жадно хватала ртом воздух, откинув голову в сладком экстазе.

– Дамастес, о боги, Дамастес, – простонала она, выгибая спину. – Я... я...

– Скажи это, – прошептал я. – Скажи!

– Я... о, боги, я люблю тебя! Я люблю тебя!

– И я тоже люблю тебя.

Правда была такой же обнаженной, как наши потные тела. А потом звезды взорвались в нашем двойном крике наивысшего наслаждения.

Теперь мы не могли повернуть назад.

– Интересно, – пробормотал Кутулу. – Я не знал этой подробности о нашем добром ландграфе.

– Стало быть, вы тоже следите за ним?

– Разумеется. Я слежу за каждым, кого я... или Провидец Тенедос считаем достойными слежки.

– А чем же вы занимаетесь в свободное время, для собственного удовольствия? – я попытался пошутить, надеясь обнаружить в этом странном маленьком существе хоть какие-то человеческие черты.

– Для удовольствия? – повторил Кутулу. – Но ведь это и есть мое удовольствие!

Он сделал пометку на маленькой желтой карточке. В его тесном кабинете скопились уже тысячи таких карточек.

– Я дам вам знать, что замышляет наш общий знакомый. Разумеется, с одобрения Тенедоса.

Сперва город выглядел так же, как и всегда, но когда первые лучи солнца упали на него, я увидел ужасные изменения. Каждое здание, каждый булыжник мостовой, и, что более ужасно, каждое дерево испускало тысячи ослепительных отражений – я понял, что город превратился в чудовищный кристалл, где ничто живое не может существовать.

Потом я заметил движение на улицах. Появились люди, но они тоже преобразились, и солнце посылало мне в глаза резкие блики, отражавшиеся от их тел. Все они – мужчины, женщины и дети – что-то несли в руках, и когда я вгляделся пристальнее, то увидел желтые шелковые шнуры.

Когда я увидел их, они увидели меня.

В этот момент озеро в центре Хайдер-Парка забурлило, и из него поднялся Тхак. Он проследил за взглядами своих подданных, поднял голову и заметил меня.

Казалось, воздух завизжал – такой звук рождается, когда проводят мокрым пальцем по ободу хрустального бокала, но только гораздо громче. Я увидел, как трясутся кристаллические деревья, и сам город вздрогнул, словно собираясь рассыпаться на части.

Тхак сделал один гигантский шаг, затем другой. Он приближался ко мне с поднятыми верхними конечностями, которые язык не поворачивался назвать руками.

Я проснулся весь в поту. Мне редко снятся сны, а когда это все-таки случается, они почти всегда бывают приятными.

Мне пришлось зажечь лампу, встать с постели и почти час бродить вокруг пустых казарм, собираясь с духом. В ту ночь я так больше и не заснул.

Я знал, что этот сон был не просто сном.

Тхак появился в Никее.

И он помнил меня.

– Ваш каллианец ведет себя не так, как подобает дипломату, – произнес Кутулу. – Он имеет дело с такими людьми и посещает такие места, куда дипломатическому представителю вход заказан.

– Вышлите его домой, – предложил я. – А лучше всего, арестуйте и судите как предателя.

– Да, но тогда его заменят другим человеком, которого мы не знаем, и мне придется начинать все сначала, пытаясь разоблачить нового агента Чардин Шера. В таких случаях принято устанавливать тщательное наблюдение, а затем принимать надлежащие меры в надлежащее время, – Кутулу нахмурился. – Но, разумеется, только в том случае, если мое начальство прислушается ко мне, а Совет Десяти прислушается к ним.

– Так вот в чем заключается полицейская работа, – пробормотал я. – Нет, это не для меня.

– Само собой, – согласился Кутулу. – Пока вы не поймете, что человеческие поступки всегда расходятся с причинами, которые люди выдвигают в свое оправдание, и не научитесь находить реальные мотивы даже самых твердых убеждений... вам лучше оставаться солдатом.

Я внимательно посмотрел на маленького человека. Мне показалось, что Кутулу шутит, но он был совершенно серьезен.

– Так или иначе, я узнал, куда уходит ландграф Малебранш, когда он посещает доки, – продолжал Кутулу, – хотя пока что не последовал за ним в его логово.

Я собираюсь сделать этот сегодня вечером. Он не такой уж изобретательный человек, и до сих пор придерживался определенного распорядка, – Кутулу прищелкнул языком. – Ему следовало бы вести себя поосторожнее. Итак, не желаете ли вы сопровождать меня?

– С огромным удовольствием, – согласился я. – Но не буду ли я слишком выделяться?

– Нет, после того, как я обработаю вас, – ответил Кутулу.

В следующий час мне пришлось узнать кое-что об искусстве маскировки. Сначала мне подыскали нужную одежду. Кутулу послал за своим подчиненным и отдал ему короткие распоряжения. Через несколько минут человек вернулся с довольно потрепанным мундиром солдата одного из второстепенных пехотных полков.

– Поскольку вашу солдатскую выправку не скроешь никаким костюмом, то оставайтесь солдатом. Но не офицером. Не более чем... скажем, сержантом. Наилучшая маска та, что лишь частично скрывает истинную личность. Никому не придет в голову, что капитан а'Симабу может переодеться уоррент-офицером.

– Мои друзья называют меня Дамастесом, – заметил я.

Кутулу выглядел немного смущенным.

– Хорошо... Дамастес. Теперь нам нужно изменить вашу походку. Человеческая память – странная вещь. Человека запоминают по его походке, речи и даже по запаху, хотя сам он об этом не подозревает. Поэтому кое-кто может увидеть вас в обличье сержанта, но тем не менее узнает «Дамастеса Прекрасного».

Я невольно усмехнулся.

– Вы знаете обо всем на свете?

Кутулу вздохнул.

– Нет, и у меня никогда не будет времени для этого. Хуже того, я не успеваю как следует узнать то, что следовало бы знать. Так, – продолжал он, пошарив в ящике стола. – Продолжим работу над вашей маскировкой. Вот. Прилепите это на нос с помощью телесного пластыря, который вы найдете в углу, под черепом обезьяны.

Он вручил мне искусственный фурункул, выполненный с необычайным мастерством и реализмом. Я прилепил его на указанное место, взглянул в протянутое зеркальце и содрогнулся. Изучив мое лицо, Кутулу одобрительно кивнул.

– Каждый, кто посмотрит на вас, увидит Человека-С-Ужасным-Фурункулом и будет совершенно не в состоянии описать или хотя бы запомнить остальные черты вашего лица.

Теперь последний штрих, – он взял бутылочку с пульверизатором и побрызгал меня. Я зажал нос пальцами: теперь от меня разило как от солдата на марше, который последний раз мылся месяц назад.

– Грязный, вонючий сержант пехотного полка, который, судя по всему, не в ладах с начальством. – Кутулу снова кивнул. – Как раз то, что нам нужно. Такой тип вполне может шататься в районе доков, напрашиваясь на неприятности. А принимая во внимание ваш внушительный рост, никто и не заметит маленького мышонка, крадущегося рядом.

Итак, мне предстояло стать «ширмой» для Кутулу. Я заулыбался, но потом вспомнил свой вчерашний сон. И Тхака.

– Нам необходимо не только изменить мою внешность, – сказал я. – Готов поспорить, там будет магия.

– Не стоит беспокоиться, – отмахнулся Кутулу. – Чародеи так же подвержены обычному обману, как и любые другие люди. Однако... я понимаю вашу тревогу. Пожалуй, мы заглянем к Провидцу Тенедосу и попросим снабдить нас магической защитой. Не стоит быть слишком самоуверенными.

– Теперь оружие, – продолжал он. – Хотя если нам придется применить силу, то скорее всего, мы обречены.

– У меня есть мой меч.

– Там, куда мы идем, понадобится оружие не джентльмена, а грабителя. Вы умеете обращаться с ножом?

– Умею.

– Вот, – Кутулу передал мне клинок в ножнах с плоской рукоятью. – Прикрепите его к своему предплечью. Вы можете бриться им – я заточил его сегодня утром. Так, что еще? Ах, да: у воды довольно холодно, так что перчатки не вызовут подозрения.

Он вручил мне пару поношенных перчаток, и я чуть не уронил их из-за неожиданной тяжести.

– В костяшках вшито по четверти фунта песка, и еще одна восьмая в ладони, – деловито пояснил Кутулу. – Шлепнешь кого-нибудь, и порядок.

Для себя он выбрал смертоносного вида обоюдоострый кинжал, чьи ножны висели у него на шее задом наперед, и мы отправились на поиски Эллиаса Малебранша.

На этот раз я не удивился, когда Тенедос заявил, что хочет сопровождать нас. Кутулу пришел в ужас, будучи еще не знаком с привычкой Тенедоса лично возглавлять все важные дела.

– Вы не пойдете, – твердо сказал я. – Вас некому заменить, и, кроме того, мы собираемся лишь провести рекогносцировку местности. Неужели вы не понимаете, что большинство горожан может узнать вас в лицо? Неужели вы не понимаете, что Малебранш будет счастлив встретиться с вами в темном переулке? Как вы думаете, сколько золота ему отвалит Чардин Шер за возможность повесить вашу шкуру над своим камином?

– Ты подбираешь изумительно поэтичные образы, Дамастес, – проворчал Тенедос. – Хорошо, я принимаю твои аргументы. Но не кажется ли тебе, что с помощью моей магии нам будет значительно проще выяснить, куда ходит каллианец и в чем заключается его дело?

– Тхак, – коротко ответил я. Плечи Тенедоса непроизвольно напряглись, когда он вспомнил, как демон чуть было не утянул нас обоих в свой мир через ртутное зеркало.

– Ну, хорошо, – Тенедос вздохнул. – Как однажды выразился капитан Меллет, я останусь здесь и буду хранителем домашнего очага. А что касается защитного заклятья для вас... Хм-мм. Я дам вам защиту и еще кое-что на крайний случай.

Он посыпал нас порошком и произнес незнакомые слова, пока его руки совершали странные пассы в воздухе.

– Нельзя, чтобы от вас разило магией, но это простое заклинание, которое заставит магического стража проглядеть вас, даже не осознавая, почему это произошло. Так... теперь следующее...

Он направился к одному сундуков, порылся в его содержимом и вытащил резную шкатулку, сделанную из разных пород дерева. Внутри лежали крошечные, искусно выполненные фигурки странных животных, какие мне не могли бы привидеться и в кошмарном сне.

– Возьми, – сказал он, протянув мне одну фигурку. Она напоминала черепаху с панцирем, усеянным шипами, стоявшую на четырех коротких, когтистых лапах. Ее хвост напоминал бронированную булаву, злобный оскал рта обнажал острые клыки.

– Что это? – поинтересовался Кутулу. – Похоже на какого-то демона.

– Да, это так... Возможно, демон из другого мира, которого я смог уменьшить в размерах и погрузить в спячку. Льщу себя надеждой, что я единственный чародей, который изобрел серию заклинаний, способных проделать такую операцию. Я называю этих существ анимункуласами. До сих пор я не находил им применения, хотя полагаю, было бы неплохо уменьшить сторожевого пса и носить его как безделушку на женском браслете, чтобы владелица могла не опасаться внезапного нападения. То же самое и с этим существом. В обычном виде его длина превышает десять футов, плюс хвост, и оно обладает темпераментом бешеного медведя.

Оно выходит из спячки от малейшего контакта с водой, поэтому я предлагаю держать его взаперти, – Тенедос вручил мне флакон с пробкой, и я осторожно положил туда крошечную фигурку.

– Пожалуйста, постарайтесь вернуть ее в целости и сохранности, – грустно добавил он. – На ее изготовление ушла масса времени, и я хотел бы надеяться, что оно не потрачено впустую.

– Если нам придется, э-э-э... выпустить его, то будем ли мы сами в безопасности? – осведомился Кутулу.

– Нет. Ни в коем случае. Бегите так, словно за вами гонятся демоны, что, впрочем, будет недалеко от истины. Через минуту-другую оно вернется в свой родной мир, – Тенедос задумался и добавил с застенчивой улыбкой: – Я только что понял, что будет неплохо обеспечить вас защитой против этого вашего оружия. Но сначала спрячьте фигурку подальше, потому я дам вам заклятье воды.

Тенедос нашел нужные травы и добавил их в кубок с водой. Потом он взял странный резной жезл, больше напоминавший изогнутую ветку пла вника с побережья, и помешал жидкость. Сначала он говорил на неизвестном языке, но потом его слова стали понятными:

Вода, охраняй,

Вода, помоги,

Ищите воду,

Найдите убежище.

Варум призрит,

Варум защитит,

Охраняй их,

Помогай им,

Теперь они твои.

Продолжая говорить, он обрызгивал нас жидкостью.

– Это должно помочь, – сказал он уже нормальным голосом. – Опять-таки, простое заклинание, но требующее небольшой инициативы с вашей стороны. Если это чудовище – животное или демон, кем бы оно ни было, – погонится за вами, бросайтесь в воду. Любая водная преграда остановит его. Если заклятье сработает как должно, вы скоро окажетесь в безопасности.

– «Скоро», – повторил я. – Это довольно растяжимое понятие.

– Вы оба здоровы и находитесь в хорошей физической форме. Просто бегите, как никогда не бегали раньше, и все будет в порядке. Я вполне уверен в этом.

Кутулу со скептическим видом поглядывал на Тенедоса. Я подозревал, что он впервые осознал одну простую истину: его кумир не является совершенством во всех отношениях. Я взял стражника за локоть.

– Не беспокойтесь, – обратился я к нему. – Это всего лишь его способ удостовериться, что болван, купивший у чародея любовное зелье, не будет жаловаться, если оно не сработает. Благодарю вас за помощь, Провидец.

– Капитан, – грозно произнес Тенедос. – Кто-нибудь уже обращал внимание на вашу дерзость?

– Это происходит довольно часто, сэр. И они всегда правы. Мы вернемся к вам с докладом в самое ближайшее время.

Тенедос перешел на серьезный тон.

– Обязательно сделайте это, неважно – днем или ночью. Будьте как можно осторожнее. Я не знаю, с чем вы можете встретиться.

– Это другая полицейская уловка, – пояснил Кутулу. – Если вы следите за человеком, который регулярно следует одним и тем же маршрутом, и теряете его или возбуждаете в нем подозрения, отправьтесь к последнему месту, где видели его, дождитесь его появления и продолжайте слежку.

Мы прятались за бочками на самом краю причала. Примерно в двадцати ярдах от нас темнел конец переулка, где я недавно упустил из виду Эллиаса Малебранша.

Ночь выдалась тихая и прохладная. До нас доносился лишь плеск волн у причала, да редкие гудки корабельных сирен.

Интересно, размышлял я, какую часть своей жизни солдату приходится проводить в полном молчании, маршируя по плацу в мирное время или сидя в засаде в годину войны? Однако никто даже не думает об этом.

Я услышал приглушенный топот копыт и пригнулся пониже. Из переулка выехала темная фигура; на мгновение мне показалось, что всадник направляет лошадь прямо в воду, но потом он спешился и опустился на колени. Неожиданно и беззвучно часть причала перед ним приподнялась, открыв потайной люк. Всадник – по всей видимости, Малебранш – повел лошадь вниз по невидимому скату. Крышка люка быстро закрылась за ним, и все стало как раньше.