Текст книги "Следы в пустыне. Открытия в Центральной Азии"

Автор книги: Кристоф Баумер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Огромные долги привели к троекратному росту уровня инфляции в начале 1990-х и к значительному падению покупательной способности городского населения. Только самодостаточным кочевникам удалось вырваться из этого заколдованного круга. Перед лицом нехватки рабочих мест и недостаточной социальной защищенности для многих безработных в провинциях единственным выходом был либо переезд в столицу, либо возвращение к кочевому образу жизни. Многие выбрали последнее, но быстрый рост стад привел к чересчур интенсивному использованию пастбищ и усилил опасность превращения плодороднейших земель в пустыню.

Крушение монгольской экономики в 1990-х гг. привело к быстрому уменьшению населения многих новых городов, построенных ради обеспечения промышленности рабочей силой. Несколько лет назад мы с Терезой путешествовали по Транссибирской железной дороге из Улан-Батора в Иркутск и далее, в Красноярск. На всем протяжении 1700-километрового железнодорожного пути картина при въезде и выезде из каждого города была одна и та же: километры разрушающихся индустриальных комплексов с обветшалыми фабричными зданиями, напоминавшими гигантских лосей, подвергшихся нападению стаи голодных волков. Рядом с заводами стояли ржавые пакгаузы, краны и грузовые платформы, опутанные разросшимися кустами, среди которых паслись козы. Промышленный спад привел к упадку целых регионов и крайне высокому уровню безработицы. Единственными процветавшими отраслями были проституция и торговля водкой.

К северу от Кызыла, что в автономной республике Тыва, мы задержались ненадолго в одном из этих городов-призраков, в котором прежде был асбестовый завод. Теперь там остались только люди, когда-то работавшие на нем. В некоторых районах города десятки жилых домов стояли заброшенные, как суда без капитана. Окон, дверей и лестниц в них не было; в одном из них труп овцы разлагался в луже воды, натекшей из лопнувшей трубы. Единственный в городе ресторан был закрыт на вечеринку по случаю свадьбы – популярный способ напиться в дым «на халяву»; так что мы купили хлеба и колбасы и уселись в запущенном скверике. Добрая половина прохожих – как взрослых, так и детей – прихрамывала: без сомнения, последствия долговременного, перешедшего в наследственное отравления асбестом. У многих лица заметно обезображены шрамами, что вызывает ассоциации с Чернобылем. К середине дня, не имея ни занятия, ни каких-либо надежд, половина из них уже бывает пьяна. Мы с Терезой уехали оттуда при первой возможности, но воспоминания остались надолго. Один из наших русских друзей пояснил: «С распадом Советского Союза многие бывшие рабочие стали кончеными, потерявшими себя людьми».

ИСКУССТВО В КАМНЕ И КАМЕННЫЕ ЛЮДИ

В течение одного-единственного часа нам достался и проливной дождь, временами с градом, и ослепительное солнце. Оправдывая образное определение Монголии – «Страна яростных ветров», – единственным постоянным элементом погоды был действительно яростный ветер, который дул сразу со всех сторон. Мы ехали осматривать древние рисунки, выбитые в камне, в ущелье Цагаан-Салаа – свидетельство рассвета эпохи монгольского кочевого общества.

По пути мы миновали несколько шаманских святынь, или обо,расположенных на возвышенных участках дорог. Эти сложенные из камней пирамиды до двух метров высотой являются местами поклонения (как жилища духов-защитников) и поэтому украшены синими лентами. Путник, проезжая мимо обо,должен спешиться, обойти его трижды по часовой стрелке и добавить к пирамиде три камня. Помимо синих лент, приношениями служат банкноты, монеты, жир животных, предметы одежды, пустые бутылки и даже деревянные костыли или гипсовые лангетки. В отдаленных местностях можно увидеть в обо также черепа коней или яков или оленьи рога. Как и могильные курганы в Евразии, обо– священные места, где в прежние времена почитали память умерших. Вплоть до XVI века каждая семья или племя имели собственный обо.В начале весны община приносила в жертву коня и помещала его голову в обо,сопровождая обряд приношением пищи. Затем духов мертвых приглашали к участию в пиршестве, в ходе которого им рассказывали о происшедших за год событиях. Таким образом поддерживалась связь между миром живых и миром мертвых.

К вечеру мы достигли реки Бага-Ойгур и стали лагерем на берегу. За весь день мы не видели ни герое,ни людей и были уверены, что местность вокруг лагеря необитаема. Оказалось, мы ошиблись: по-волчьи внезапно в бледном лунном свете нарисовались силуэты двух вооруженных всадников. Произошел традиционный обмен нюхательным табаком между ними и нашим проводником, и после короткого разговора мы узнали, что один из мужчин был самодеятельным стражем наскальных росписей Цагаан-Салаа. Ньингже показал нам его сомнительную «верительную грамоту» – членский билет Коммунистической партии. Была распита бутылка горячительного – и вот уже кони уносят опасно раскачивающихся наездников к их становищу.

Ранним утром – поскольку солнце в 6 часов уже стояло высоко – мы отправились к скалам. Цагаан-Салаа – это огромная художественная галерея под открытым небом, тянущаяся вдоль берегов горных рек Цагаан-Салаа и Бага-Ойгур, «экспонаты» которой датируются поздним палеолитом. Скалы покрывают более 10 000 изображений, которые все без исключения ориентированы на юг, юго-запад или юго-восток – те стороны горы, которые обращены к закатному солнцу.

Когда в конце ледникового периода таяли ледники, их место заняли густые леса и болотистые равнины, населенные турами, лосями и благородными оленями. Около 4600 лет назад началась засуха, которая привела к исчезновению туров. В то же время широко распространились верблюды. По всей западной Монголии уменьшалась площадь лесов, а с ними – и количество крупных лесных животных. Начиная с конца бронзового века, около 3000 лет назад, сокращались стада диких копытных, таких как яки, и росло поголовье прирученного скота; охота продолжалась только на меньших животных – благородных оленей, медведей и вепрей. Изображения Цагаан-Салаа – не имеющая равных летопись этих изменений, запечатлевшая также зарождение монгольского кочевого образа жизни. Рисунки груженых быков и бредущих стад, ведомых пастухами и охраняемых собаками, показывают, что люди в те времена часто меняли места пастбищ, а изображения хижин и загонов для скота – что зимой они устраивали постоянные становища.

Мы исследовали Цагаан-Салаа несколько дней, обнаружив сотни рисунков мамонтов, туров, гигантских лосей и оленей, хищных птиц, коней, вепрей, верблюдов, яков и другого скота, лисьих или собачьих голов, сцен охоты, сражений с применением стрел и луков или мечей, а также двух– и четырехколесных повозок и даже человека на лыжах [27]27
  Лыжи известны в Северной Евразии тысячи лет: там были найдены лыжи из древесины ясеня, которым более 4500 лет. См. Michel Egloff and Yuri Piotrovsky et al., Tnzsors des steppes (2006), p. 27.


[Закрыть]. Последний преследовал оленя или лося с изображенным между рогов округлым диском. Хотя лыжник оказался только один, мы нашли еще нескольких оленей с дисками или шарами на головах. Они напомнили мне египетские изображения бога плодородия и подземного мира Аписа, почитавшегося в образе быка с солнечным диском между рогами.

Несколькими неделями позже в Улан-Удэ, столице Бурятии, мы повстречались с этнологом, который сумел объяснить эти замечательные сценки:

– У народа эвенков, живущего в этом районе, бытует миф о гигантском лосе Хэглэне, подхватившем солнце на рога и унесшем его к северу, угрожая человечеству вечным холодом и бесконечной ночью. Чтобы спасти людей, божественный богатырь Маэн (Манги) погнался за лосем и силой отобрал у него солнце, на рассвете вернув его людям. Эвенки верят, что эта космическая мистерия совершается каждую ночь. Человек на лыжах в Цагаан-Салаа – это изображение Маэна, преследующего Хэглэна.

Рисунки Цагаан-Салаа запечатлели происходивший в соответствии с климатическими изменениями переход от охоты и собирательства к кочевому скотоводству. Ложе долины Цагаан-Салаа покрыто погребальными насыпными холмами, называемыми курганами, датируемыми началом 1-го тысячелетия до н. э. Эти курганы моложе большинства рисунков, что заставляет предположить намеренное возведение этого некрополя в непосредственной близости от скал с петроглифами.

Мы также видели несколько изображений порожних или груженых повозок, запряженных лошадьми. На плоских травянистых равнинах Монголии тяжелые колымаги когда-то использовались для перевозки грузов и героево время миграций кочевых племен. Такие повозки с толстыми деревянными колесами без металлических ободьев до сих пор в обиходе в Центральной Монголии.

В то время как многие мотивы постоянно повторяются, нам встретились и более редкие изображения, такие как танцующий человек с головой оленя; оленьи рога ясно различимы. Многие столетия охотники надевали шкуры и головной убор с рогами или длинными ушами, приманивая или выслеживая добычу; этот прием широко распространен и сегодня. С другой стороны, рисунок мог изображать часть ритуала, которым охотник выказывает уважение духу животного перед тем, как отправиться на охоту. Эту последнюю интерпретацию подтверждает древний охотничий ритуал южносибирских эвенков, в ходе которого они, обрядившись в оленьи шкуры и надев рога, пляшут в священном месте, чтобы привести духа оленьего рода в благоприятное настроение. А еще этот образ может быть соотнесен с танцем шамана. Вера в то, что шаманы умеют превращаться в животных, показывает, насколько зыбка в представлении монгольских кочевников граница между мирами людей и живой природы.

Особенно поразительны два варианта изображений оленей в Цагаан-Салаа. Один, предположительно относящийся к скифскому периоду (т. е. с VIII–IX по III век до н. э.), имеет крайне стилизованно изображенные рога с отростками, похожими на птичьи клювы. В другом случае рога имеют форму дерева. В данном контексте олень является символом – носителем женского начала, поскольку ежегодно отрастающие и сбрасываемые рога олицетворяют цикл жизни и смерти, способность людей и животных к продолжению рода и вообще плодородие природы. Другим, еще более конкретным, выражением женского плодородия являются сцены отела, спаривающегося скота, изображения стельных олених с ясно видимыми в их животах оленятами.

Еще один замечательный мотив – «хозяин зверей». Это мужчина, стоящий между двумя каменными козлами, вставшими на дыбы в зеркальных по отношению друг к другу позах. Человек простертыми в стороны руками касается их голов. Годом раньше нам довелось видеть этот образ в пустыне Гоби, в Южной Монголии, только «хозяин зверей» стоял между двумя огромными дикими яками. Этот рисунок отображает идею превосходства шамана – и человека вообще – над животными. В миросозерцании монгольских народов люди, фауна и флора представляют различные, но одинаково ценные элементы общего мироздания. Человек – часть природы, он не стоит над ней.

Монгольские кочевники относятся к животным с огромным уважением; убивать их можно только ради пищи или одежды. Бесцельное убийство или мучение животных запрещены, как и бесцельная вырубка леса. Кочевник, живущий возле реки Бага-Ойгур, рассказал нам, что нарушение таких табу ведет к болезням или исчезновению целого вида. Души убитых животных отказываются возрождаться на данной территории. Разгневанные духи могут также убедить других животных тоже покинуть этот район. Эта система верований, по-прежнему широко распространенная среди кочевников Центральной Азии, – не что иное, как экологическая философия жизни.

Образ «хозяйки зверей», однако, не ограничивается только пределами Монголии или Центральной Азии, но его можно отыскать во многих частях Азии и Европы. Обычно центральную фигуру представляет крылатая женщина. Например, мы нашли такие рисунки в Иране и на золотой бляхе из Угарита, в современной Сирии. На них женщина стоит на льве, крепко держа обеими руками двух каменных козлов, а из-за ее бедер выглядывают две змеи. Самое знаменитое изображение – на бронзовом кувшине VI века до н. э. из нижней Италии. На нем «хозяйка зверей» приручает четырех львов, двух зайцев, двух змей и орла. Эти животные символизируют три стихии: хищная птица – воздух, лев и заяц – землю, змеи – нижний мир. Таким образом, «хозяйка зверей» становится великой богиней, повелительницей всей жизни. Этот паневразийский символ происходит из общего мифологического наследия. Появился он в

Иране и был распространен индоевропейскими народами посредством интенсивных контактов со Средним Востоком. По мере возникновения нескольких волн миграции они несли эту архетипическую идею и дальше, на запад и на восток.

Удивительно, но изображения Цагаан-Салаа были созданы не монголами, а индоевропейцами, переселявшимися со своих исконных кавказских и южноукраинских территорий. В начале 2-го тысячелетия до н. э. монголы продвинулись на запад и смешались с индоевропейцами, создав карасукскую культуру. Около 1600 г. до н. э. за первой последовала вторая волна индоевропейских переселенцев, основав андроновскую культуру в южной Сибири, усовершенствовавшую искусство изготовления бронзы и распространившую использование повозки и боевой колесницы, равно как и верховую езду. Во 2-м тысячелетии до н. э. индоевропейские кочевники заселили Евразию от Черного моря до западной Монголии.

Это, однако, были не те восточные индоевропейцы, которые добились превращения из разрозненных общин или племен в организованные государства, – а хунну, предшественники печально известных гуннов. Общество хунну было основано на смешанном хозяйстве, включавшем скотоводство и земледелие, из него около 209 г. до н. э. на территории современной Монголии образовалось первое в Восточной Европе степное государство с иерархической структурой. В то же время монгольские и тюркские народы начали свое переселение на запад, которому предстояло продлиться почти два тысячелетия и остановиться только в 1683 г. у ворот Вены.

Вечером перед отъездом из Цагаан-Салаа мы устроили традиционный казахский ужин. Наш местный проводник попросил кочевников зарезать барана, которого затем приготовили в нашем лагере. Рагу из ягненка, картофеля, репы и свежеприготовленная лапша были сервированы на траве перед нашими палатками. Как и повсюду в Центральной Азии, голова барана, которая подается поверх котла, считается деликатесом. Голову повернули ко мне как старшему члену группы, и дюжина пар глаз уставилась на меня в ожидании. Будучи почетным гостем, я должен был открыть пиршество. Я отрезал ухо и положил себе маленькую порцию мозгов. Теперь к трапезе могли присоединиться и остальные. К счастью, меня миновал другой деликатес, который является прерогативой почетного гостя в Центральной Азии, – глаза. Мне повезло и с тем, что моими соседями по столу оказались двое детишек, с жадностью пожиравших баранью голову взглядами. И четверти часа не прошло, а череп уже был дочиста обглодан.

Глядя тем вечером в усыпанное звездами небо, я размышлял о значении, которое петроглифы Цагаан-Салаа имели, для людей той эпохи. Учитывая количество времени, затраченного на резьбу и роспись по камню, они не могли быть просто прихотью нескольких художественно одаренных личностей, удовлетворявших жажду самовыражения. Возможно, петроглифы служили для общения с силами живой природы и предками духов и божеств. Может быть, они были исторической летописью этих народов – тем же, чем для нас являются учебники истории.

Возможно, оставшиеся в памяти сны означали для древних людей существование отдельного от реальности мира снов – как и мира сущностей, независимых от материальных тел. Сны открывали человеку двери духовной вселенной. Поэтому неслучайно самыми ранними произведениями искусства становятся пещерные росписи; пребывание во тьме пещеры, когда органы чувств едва способны что-либо различить, ближе всего к состоянию сновидения.

Не говоря об их символизме и целесообразности, многие петроглифы в Центральной Азии лучатся таким изяществом и выразительностью, что по праву могут быть названы произведениями искусства. Даже в вечной темноте глубоких пещер Гурван-Хойд-Цэнхэрийн на юго-востоке Монголии все еще видны рисунки мамонтов, антилоп, змей и птиц.

Покинув Цагаан-Салаа, мы направились на юг и через несколько часов остановились у одинокого герана каменистой равнине Улан-Хус. Внезапно, ревя моторами, подъехали два внедорожника, и обитатели геравыскочили наружу, осыпая сладостями машины и вылезавших из них пассажиров. Стало ясно, что гость, удостоенный такой чести, – мужчина лет пятидесяти – местный уроженец. Несколько лет он был послом Монголии в Каире, около двух лет назад завел собственный бизнес в Дубай, атеперь приехал в отпуск в родной дом, совершив путешествие через Иран, Туркменистан, Узбекистан, Казахстан и Россию. Неделей позже этого выдающегося человека чествовали в столице аймака Баян-Улджи, устроив народный праздник. Военный парад, официальные речи и триумфальные марши заполнили главную площадь Улджи, а люди грелись в лучах славы, осенявших этого выросшего сына кочевников.

Мы ехали дальше по долине, прорезанной в камне рекой Ховд, к озеру Даян-Нур, что рядом с китайской границей. Узкая дорога была забита хлопотливыми грузовиками, везущими металлолом на экспорт в Китай, который в результате экономического бума испытывает неутолимую потребность в стали. Пейзаж вокруг напоминал лунный ландшафт: повсюду виднелись земляные насыпи и большие кучи камней. Это было кладбище бронзового века. Мы остановили машину, чтобы осмотреть его, – и были озадачены тем, что земля гудит и шевелится. Подойдя ближе, мы поняли, что кладбище покрыто тучей насекомых: провинция подверглась нашествию саранчи. Нельзя было шагу ступить, не услышав под ногой хруст.

От могильных холмов -керексуровкаменные тропинки расходятся в стороны, как спицы колеса, каждая от 10 до 25 м длиной, ориентированные строго по сторонам света. Внешняя граница комплекса отмечена кругом камней. Есть и другие подобные некрополи, где граница имеет форму квадрата. Археолог Эдель-хан из Баян-Улджи полагает, что каменный круг символизирует солнце или небосвод, а квадрат – землю. Этот тип символизма (круг для неба и квадрат для земли) также широко распространен в Китае.

Мы достигли озера Даян-Нур – цели нашей поездки – через два дня. На берегу реки находится необычная каменная скульптура, обнаруженная русским исследователем Г.Н. Потаниным во время его путешествия по Монголии в 1876–1877 гг. Потанин пришел в восторг и так описал свою находку: «Что касается качества изображения и степени сохранности, каменный человек Даян-батыр – превосходнейшая из подобных каменных фигур, которые мы видели в северо-западной Монголии» [28]28
  Цитировано по книге Vladimir Kubarev, New Turkish Sculptures of Mongolia and the Altai (2000), p. 6.


[Закрыть].

Фигура, сделанная из гранита, обращена лицом на восток. На лице заметны тонкие усы, а на шее – цепь, на которой «висит» стилизованное изображение орла, который мог быть племенным тотемом человека, послужившего моделью для скульптуры. Другие большие каменные фигуры, найденные в Монголии, изображают человека, держащего сосуд для питья на уровне живота; с поясного ремня свисает кинжал. Рядом с фигурой у озера Даян-Нур стоит тонкая, не украшенная резьбой стела. На одной ее стороне выбиты китайские иероглифы, напоминая, что граница менее чем в 10 километрах отсюда. За стелой камни, выложенные треугольником, указывают расположение трех могил.

Большинство каменных фигур этого типа, которые монголы называют балбалами,сделаны во времена тюркских империй (552–745 гг. н. э.) и правления тюрок-уйгуров (744–840 гг.). БалбалДаян-батыр, вероятно, тоже относится к этому времени. Тогда как каменные фигуры периода тюркского правления имеют выраженные монголоидные черты, в Монголии встречаются и более древние и сравнительно редкие скульптуры до 80 см высотой, изображающие только головы с явно европеоидными чертами лица [29]29
  Сергей Кляшторный, статья «Остров Пасхи в горах Монголии» в журнале Les dossiers d 'archiologie (июнь 1994 г.), с. 52f.


[Закрыть]. Они напоминают знаменитых каменных идолов острова Пасхи.

Эти фигуры изображают умерших, похороненных поблизости, и служат местом поклонения предкам. Как мы несколько раз имели случай заметить, монголы и тывалары (тувинцы) по-прежнему почитают их, и часто на шее у фигур бывают повязаны синие ленты, а сложенные на животе руки черны от втираемого жира. Не только обычные люди просят предков о благословении: шаманы проводят ритуалы, в ходе которых переносят с помощью волшебства болезнь из тела страждущего в каменную фигуру.

В Монголии и Южной Сибири каменные фигуры почти всегда изображают мужчин, но у куманов, племенной союз которых распространился в XI–XII веках от Казахстана до Украины, встречаются многочисленные женские изображения. Эти балбалыпривлекли внимание европейских путешественников XIII столетия, таких как знаменитый миссионер и ученый Виллем из Рубрука:

Куманы насыпают над покойным большой холм и ставят ему статую лицом на восток, держащую перед животом в руках сосуд [30]30
  Wilhelm von Rubruk. Reisen zum Grosskhan der Mongolen (1984), p. 59.


[Закрыть].

Когда Виллем из Рубрука путешествовал по Монголии, степь была «населена» гораздо большим числом каменных фигур, чем известные ныне 370: буддистские миссионеры XVI века обезглавливали их или опрокидывали. Теперь они лежат в траве, как павшие на поле битвы воины, вместо того чтобы глядеть в сторону восходящего солнца.

Через несколько дней после отъезда с озера Даян-Нур мы разбили лагерь неподалеку от маленького городка Морон в аймаке Ховсгол, у подножия гор Ушкин-Увер. Поблизости располагалась впечатляющая группа из 14 оленных камней. Монголия – земля не только петроглифов и балбалов,но и оленных камней. Это песчаниковые, мраморные или гранитные стелы до 4 м высотой, которые с середины бронзового века (ок. 1300 г. до н. э.) стоят около могил или кладбищ, а также в некоторых случаях в заколдованных местах – таких, например, как слияние двух рек или подножие священной горы. Своим названием они обязаны уникальной резьбе, главным мотивом которой является олень. Они изображают лесных или северных оленей в очень реалистической манере, а иногда – редко – коней или антилоп. У такого оленя стройное тело, сильно вытянутая шея и необыкновенно большие и раскидистые рога, лежащие на спине вдоль всей ее длины. Часто вместо морды у оленя изображен птичий клюв, что подчеркивает динамику изображения, устремленного вверх. В верхней части стелы вырезано солнце, а иногда и луна, в нижней – луки и стрелы, боевые топоры, кривые кинжалы и ножи.

Большой некрополь Ушкин-Увер с его несколькими огромными керексурами,каменными могилами размером поменьше и каменными алтарями простирается в общей сложности более чем на 25 км и содержит больше 200 надземных каменных структур. Все оленные камни расположены с восточной стороны и обращены в сторону восходящего солнца. Эти стелы, со всех четырех сторон покрытые резьбой, могут быть датированы между XI и X веком до н. э.

Крайний с южной стороны 2,6-метровый оленный камень уникален: на его верхней части выгравирована трехсторонняя человеческая голова с ясно различимыми ушами и серьгами. В центральной и нижней частях – по меньшей мере 26 оленей, топор, изогнутый кинжал и пятиугольный щит. В Монголии известно всего 6 таких камней, и камень в Ушкин-Увер, пожалуй, самый красивый. Подобные камни с человеческими изображениями, скорее всего, отображают реальных людей, предположительно племенных вождей и прославленных воинов. Оленные камни – отдаленные предшественники каменных фигур тюркского периода. Антропоморфическая стела Ушкин-Увер обладает тонкими женственными чертами – никакой бороды или усов – и могла быть установлена в честь женщины-вождя или богини.

Стела Ушкин-Увер, с ее таинственным ликом, глядящим в бесконечность, придавала всему этому месту сюрреалистический оттенок, в котором было что-то от полотен Дали. В голубом небе над ней создавались и вновь растворялись в пустоте загадочные облачные формы, фантастические образы пышущих огнем драконов, морских чудовищ или гигантской саранчи. Время от времени идиллию нарушали самолеты, тихо гудящие где-то высоко над головой, не оставляя по себе ничего, кроме замирающего рокота и бледного инверсионного следа.

Тереза сделала оттиск со стелы, обернув вокруг нее тонкий лист японской бумаги. Когда она оборачивала «тело», оставляя открытой голову, мимо проходила пастушка со своей дочерью. Она удивленно уставилась на «мумифицированную» стелу и с интересом наблюдала, как один олень за другим появляются на бумаге вслед за движениями мелка Терезы. Потом она призналась: «Для меня-то раньше это был просто камень – а теперь он обрел лицо и будто ожил».

Оленные камни в прошлом служили указателями могил, где поклонялись предкам, совершали жертвоприношения почитаемым племенным вождям, В жертву приносили молоко и животных (а возможно, и людей): вокруг нескольких оленных камней раскопки обнаружили конские черепа, уложенные лицом на восток.

Изображения лесных и северных оленей, летящих к символическому солнцу, окутаны тайной. Возможно, оленные камни не только вызывали духов умерших, но также символизировали три уровня вселенной. Внизу, в земном мире, фигурируют человеческие атрибуты, такие как оружие, инструменты или зеркала, в верхней части солнцем и луной обозначена небесная сфера. Между ними – олени, освобождающиеся от власти земли и устремляющиеся к солнцу. На нескольких стелах в нижнем поясе я заметил оленей меньшего размера, тянущихся к земле: может быть, они олицетворяют связь с нижним миром.

В других своих путешествиях я находил факты, указывающие на то, что рогатые животные и горные козлы считались спутниками мертвых на пути в нижний мир. Среди них такие археологические находки, как скифские могилы в урочище Пазырык, в районе села Туэкта в российской части Алтая, и у поселка Берель – в казахской части Алтая. Этим захоронениям около 2500 лет. Там, в вечных снегах и льдах, принесенные в жертву лошади были обряжены в оленьи маски и рога или в маски туров с огромными рогами, сделанными из войлока, кожи или дерева. Другие кони были погребены с деревянными оленьими головами с рогами из кожи. В некоторых захоронениях того же периода были найдены маленькие деревянные фигурки лошадей с бычьими рогами. Очевидно, что конь, символически превращенный в оленя или тура, служил умершему средством передвижения в нижний мир.

После долгих поисков я также обнаружил следы этого символизма среди петроглифов Тамгалы в Казахстане и Саймалы-Таш в Кыргызстане, датируемых второй половиной 2-го тысячелетия до н. э. В Саймалы-Таш пара таких существ, гибридов лошади и оленя, тянет одноосную повозку, управляемую человеком. В Тамгалы есть десятки изображений больших коней с огромными, выставленными вперед рогами, в большинстве своем несущих маленьких всадников. Опираясь на эти находки, можно заключить, что стремящиеся к солнцу и луне олени на оленных камнях символизируют успешный переход умершего в нижний мир.

Той ночью накануне полнолуния я глядел на высокую стелу с женским лицом, возвышавшуюся над остальными, более темными камнями. Самая высокая из всех, она была похожа на предводительницу армии оленных камней. Я бы не удивился, если бы оленные камни снялись по ее команде с места. На первый взгляд самым удивительным в этой находке было то, что «женственная» стела оказалась в центре воинственного мира монголов, но мы не должны забывать, что высшим божеством скифов и их индоевропейских предков, также осевших в западной Монголии, была именно богиня. Геродот писал, что тремя главными богами скифов были Табити, богиня домашнего очага, Папайос, бог небес, и Апи, богиня земли и плодородия [31]31
  Herodotus. The Histories (1954), p. 260.


[Закрыть]. Статус Табити как главной богини подтверждается также рисунком на войлочном ковре из скифского захоронения в Пазырыке, датированного V веком до н. э.: венценосная богиня восседает на троне, держа в правой руке древо жизни, к ней приближается всадник. Она – повелительница самой жизни.