Текст книги "Стирая запреты (СИ)"
Автор книги: Кристина Майер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)
Глава 19
Есения
Что-то мне подсказывает: последний наш пациент проинформировал оставшихся бойцов о недовольстве Арданова. Мужчины смотрели, улыбались, когда мы встречались взглядами, но больше комплиментов и хамства я не слышала. В любом случае я выдохнула, когда осмотр закончился, а бойцы ушли на полигон.
Складывая карточки в ровные стопки, наблюдаю за тем, как доктор стягивает с головы шапочку, хлопает себя по шее. Умаялся мужик, всего лишь осмотр, а ощущения, видимо, словно выстоял многочасовую операцию.
– Кофе будешь? – спрашивает меня.
– Нет, – мотнув головой.
– Ну и хорошо. Много кофе пить вредно, – тянет себе под нос, забирая что-то из стола. – Если от кофе отказалась, дуй на ковер.
– На какой ковер? – непонимающе хлопаю глазами.
– Тебя Арданов к себе вызывал, забыла?
– Меня? – в солнечном сплетении начинает печь, начинаю волноваться, из рук выпадают карточки и летят на пол. Ловлю на себе скептический взгляд Игоря Николаевича. – Я думала, он вас просил зайти, – с надеждой в голосе. Присев на корточки, начинаю собирать формуляры.
– А ты не думай, ступай, – указывает рукой на дверь, будто я могу не понять, куда именно мне идти. – Женщинам вообще думать вредно, – выдвигает какую-то абсурдную шовинистскую гипотезу.
– Я бы с вами поспорила, – выползая из-под стола, деловым тоном заявляю доктору.
– Послушаю как-нибудь в другой раз, – насмешливо. – Если убедишь Арданова дать тебе дежурства, может быть, я поменяю свое отношение к женщинам.
Понимаю, что это спланированная провокация. Игорь Николаевич, насколько мне удалось узнать его за короткий срок, периодически пытается подчеркнуть свое превосходство над другими, но все равно злит. Взрослый мужик, а все равно пытается самоутвердиться за чужой счет. Ладно, может, у него настроение плохое? Сегодня он заступался за меня перед Асланом, надо ценить.
Игорь Николаевич идет пить кофе, а я иду к кулеру выпить холодной воды, чтобы немного успокоить расшатавшиеся нервы. Выпила бы валерьянки, но точно знаю, что у нас ее нет. То ли доктор забыл заказать, то ли суровым парням нужны более крепкие успокоительные.
Медленно плетусь в сторону кабинета Аслана Арданова. Пульс при каждом шаге начинает разгоняться до своего максимума. Валерьянкой я вряд ли отделалась бы…
Последние шаги…
Я словно на Голгофу иду.
– Михаил, я начинаю сомневаться в твоем профессионализме! – раздается из-за двери вроде бы спокойный голос, но у меня от этого тона кожа покрывается инеем. – Мне не нужны оправдания! Мне нужен результат, Миша, – тянет имя собеседника. – Отправьте его в больницу, если мешает!
Вот так просто? Мешает – отправить в больницу?
Интересно, о ком они говорят?
Может, я просто неправильно поняла? Может, они о ком-то из сотрудников говорят? Или…. это вообще не о человеке шла речь? Мои мысли готовы отправиться в оправдательное плавание, ведь мне тут ещё работать. Сложно это будет делать, если я продолжу подозревать начальство в нанесении тяжких телесных.…
– Есения, ты ещё долго будешь подслушивать под дверью? – вздрагиваю и обмираю, когда слышу, как Аслан обращается ко мне. Пробегаюсь взглядом по потолку и стенам. Тяжело вздыхаю. Я же знала, что тут все утыкано камерами…
Зачем-то стучусь, наверное, мне нужны эти несколько секунд, чтобы пережить чувство позора. Я вообще не люблю подслушивать, считаю это низким… а тут умудрилась попасться! Да ещё и перед Ардановым!
– Можно? – голос звучит слишком высоко, даже мне режет слух. Аслан, конечно, не отвечает. Он наверняка считает меня незрелой. Мысленно перекрестившись, вхожу в кабинет… точнее, в логово монстра.
– Присаживайся, – продолжая клацать мышкой, не отводит взгляда от монитора.
– Вы хотели со мной о чем-то поговорить, – напоминаю ему о своем присутствии после нескольких минут игнора.
– Дай мне две минуты, и мы поговорим, – поднимает на меня взгляд, и мне кажется, что его губы дергаются в короткой улыбке. Это настолько неожиданно, что моё сердце пропускает удар, а то и два. Теперь он не кажется мне монстром. Для монстра он слишком красив…. а ещё умеет улыбаться. Не стоит так пристально его рассматривать. Тут тоже могут быть камеры, а если он начнет пересматривать записи…
Дав себе мысленный подзатыльник, «любуюсь» не на мужчину, сидящего напротив, а на руки, сложенные на коленях.
– Есения, ты уже поняла, о каких проблемах я говорил, когда ты устраивалась к нам на работу? – неожиданно начинает разговор Аслан. Отодвигает кресло и поднимается из-за стола.
– Нет, – мотаю головой. Аслан подходит, останавливается приблизительно в метре. Вынуждает поднять взгляд, а то он упирался прямо в пах. – У вас тут жарко, – обмахиваясь ладошкой, пытаюсь оправдать покраснение кожи на лице.
– Да? Кондиционер вроде исправно работает, – и вот опять его губы дрогнули в улыбке. Между нами повисает тягучая пауза. Взгляд Аслана тоже меняется. Я не понимаю, что он означает, но мое тело реагирует на него совсем неправильно – по коже бегут мурашки, сбивается дыхание. – Есения, ты очень красивая девочка, – в голосе Аслана слышатся хриплые нотки, а взгляд становится темным, притягательно-опасным.
«Позволю себе нырнуть в эту темноту и сгорю.…» – вспыхивает в голове.
– И дело не только в твоем красивом личике, – продолжает смущать меня Аслан. – Ты источаешь свет и тепло, ты слишком яркая, чтобы пройти мимо. Почти каждый мужик, который сегодня заходил на осмотр, хотел… получить от тебя внимание, – я благодарна ему за то, что он подбирает слова, а не говорит прямо, я уверена, он умеет. – Есения, чтобы избежать любых проблем и неприятностей, ты будешь носить вот эти часы, – берет со стола коробку и протягивает мне. – Надень и не снимай.
– Я не понимаю, – механически забрав «подарок», кладу на колени. – Вы собираетесь следить за мной? – смотрю на коробку, как на ядовитую змею.
– Почти угадала, – подхватив пальцами подбородок, наклоняется к моему лицу. – Только не следить, Есения, а защитить. То, что мое, я никому не позволю тронуть….
Глава 20
Аслан
– Что значит «мое»?! – вспыхивают зелено-голубым огнем глаза рыжей колдуньи.
Сравнение, пришедшее в голову, гладко ложится на её образ. Колдунья, как есть колдунья! Влезла в мою голову, в душу и в трусы! Эта девочка может сильно усложнить мою жизнь, стать слабостью, которую я не могу себе позволить. Нужно разобраться с её проблемами и отпустить, но от этого решения внутренности топит ядом, кости перемалывает в труху, мышцы рвет на ошметки.
Ля…
Взрослый мужик, за плечами сотни сражений, из которых порой только чудом выползал живым и вытаскивал задницы своих ребят, а тут поплыл… на малолетке заклинило. Теперь мне, даже чтобы подрочить, нужно воскрешать в голове ее образ.
«Воскрешать?» – мысленно ухмыляясь. Он там настолько плотно засел, что его ничем не получается вытравить, стереть, заменить…
Телом и душой мне хочется ее присвоить, назвать своей, но головой понимаю, что это невозможно. Слишком молодая, слишком хрупкая, слишком нежная…. вся слишком! У меня даже в шестнадцать были куда более опытные и взрослые девочки. А эта.… стоит, глазками сверкает, а у самой щеки от смущения горят. Такую если забирать, то только через ЗАГС, а с моим образом жизни – ну какая, на хрен, семья? Я в лесах по полгода, а она хоть и под защитой, но одна дома…
Ну его на хрен – позволять подобным мыслям лезть в голову!
– Все, что находится на территории базы, попадает под мою ответственность, – разъясняю ей, а сам рассматриваю стройную фигуру, скрытую тонким слоем медицинского костюма. – Пока ты работаешь здесь, ты моя… ответственность, – выкрутился, вроде поверила, перестала зло сверкать глазами. Дожил, теперь мне ещё за речью следить придется, чтобы мои тайные желания не обличались в слова.
– Как они работают? – спрашивая, кладет коробку с часами обратно на стол.
– Пока ты на базе, голосовой датчик и датчик слежения должны быть включены, – достаю из коробки часы, включаю у себя в телефоне настройки. – Скажи что-нибудь, – прошу её.
– Что сказать? – теряется она, опять начинают розоветь ее щеки, а мне это слишком вставляет, чтобы не обращать на такие мелочи внимания. Вся эта скромность и невинность сильнее любого адреналина. В паху тяжелеет, член давит на ширинку. Меняю позу, чтобы хоть немного ослабить натяжение ткани.
Возбуждение никогда не было проблемой, моя голова при любом состоянии продолжала работать. Трахая очередную телку, я выстраивал в голове этапы самых сложных операций, плел хитроумные паутины по разоблачению кротов, мысленно просчитывал риски и прибыль, а с ней мой мозг перестает слаженно работать. Я думаю о том, какие на вкус ее губы, ее кожа… как сладко она будет стонать подо мной. Приходится подключать давшую трещину силу воли, чтобы стереть эти гребаные картинки перед глазами.
– Говори что хочешь. Любую фразу.
– Я люблю свою работу, – произнося предложение, подается чуть вперед, тут же отшатывается, слыша, что ее слова тихим шелестом раздаются из динамика моего личного телефона. – И так всегда? – хмурится она. Отключив у себя настройки, прошу повторить. Теперь мой телефон молчит.
– Если тебя нет на рабочем месте, я включаю датчики слежения, убедившись, что у тебя всё хорошо, отключаю. Видишь эту кнопку? – поворачиваю к ней циферблат. – Это кнопка вызова, она настроена на единственный контакт – мой. Также здесь подключен голосовой набор. Называешь мое имя, идут гудки. Поняла? Запомнила?
– А если я просто буду упоминать ваше имя? – кивает, но, задумавшись на секунду, тут же задает вопрос.
– Собираешься меня обсуждать? – только для того, чтобы получить ее реакцию, строю строгое выражение лица.
– Нет, – мотает головой. – Что вы! – суетится, нервничает. А мне заходит любая ее реакция. Я кайфую от живых, искренних эмоций. Никакого притворства, фальши, лживых ужимок. Ну откуда ты такая взялась? Тебе мама не говорила, что в нашем грязном мире опасно быть такой настоящей! Меня к ней тянет не только физика, но и вот это вот все.…
– Голосовой набор сейчас отключен, но ты можешь подключить, если чувствуешь опасность, – отмахнувшись от своих мыслей, спокойно разъясняю Есении.
– Понятно, – хватает ртом глоток воздуха. Для меня это сигнал, что нужно сбавить обороты, волнуется девочка. Я ее сюда не пугать позвал. – А если я покидаю территорию базы, мне нужно часы снимать? – спрашивает с надеждой в голосе. Смотрит на часы, как на ядовитое насекомое.
Не хочешь быть под контролем? А придется! Пока на территории базы голодная свора мужиков, плохо контролирующая свои инстинкты, ты не сделаешь шага без моего надзора!
– Если хочешь, снимай, – мысленно наступая себе на глотку, соглашаюсь я. Заставить носить их круглосуточно я не имею права, хотя очень хочется. Мой внутренний сталкер требует знать об этой девочке всё.
– Хорошо, – согласившись, тянется за часами. Касается кончиками пальцев моей руки, вздрагивает и отнимает руку.
Не успел считать её реакцию. Меня коротнуло от ее прикосновения. Это что за х*ня такая? Сердце вприпрыжку, пульс частит.
– Ну, я всё поняла, пойду тогда, – не глядя мне в глаза, поднимается со стула.
Напугал, что ли?
Чем?
Забыв о часах, делает два шага в сторону двери. Нескольких секунд хватает, чтобы взять все эмоции под контроль. Меня там почти две сотни бойцов ждут, а я тут слюни на девочку пускаю, вместо того чтобы из них выжать все соки. Они не только приставать к ней не смогут, а будут лениться ходить до сортира.
– Есения, стой, – подорвавшись с кресла, догоняю ее у самой двери. – Ты часы забыла, – расстегиваю ремешок. Вместо того, чтобы передать ей, сам начинаю надевать. Переворачиваю запястье, застегиваю замок. Убеждаю себя, что кожа у нее нежная, но абсолютно обычная, а подушечки пальцев покалывает от удовольствия. Все, часы застегнуты, нужно отпустить, а я продолжаю водить пальцами по ее руке. Не только у меня пульс херачит. У нее сейчас сердце тормознет, если не успокоится. Отпускаю руку, поднимаю взгляд, а в глазах ураган эмоций, которые легко считываются. Через приоткрытые губы пытается втянуть воздух. Обводит кончиком языка губы.…
Ну что же ты делаешь, Еся?!
Тормоза мне напрочь сносишь….
Глава 21
Есения
Попав под пьянящее действие энергетики Арданова, я приказываю себе следить за ходом разговора. Немудрено все пропустить, если, глядя на рот, думать не о том, что он говорит, а о том, как он целуется. Наверняка он даже в сексе жесткий и властный. Аслан покоритель, воин, завоеватель. Такой не будет вымаливать разрешения на поцелуй, он придет и возьмет.
Вздрагиваю, подробно представив подобный ход событий с собой в главной роли. Вместо страха и возмущения чувствую, как кожа начинает гореть. Острые нити желания пронизывают все тело.
Сложно не обращать внимания на незнакомые ранее реакции организма, но я стараюсь отмахнуться и сосредоточиться на объяснениях Аслана: важно понять, что мне делать с этими часами.
Ловлю на себе острый сканирующий взгляд Аслана, он словно разбирает меня на атомы, заглядывает в укромные уголки мозга, куда доступ строго запрещён. Опасаясь проницательности Арданова, заставляю себя вспомнить первую практику в больнице. Я спустилась в приемное отделение, чтобы проводить поступившего пациента на рентгенографию, а в это время привезли пострадавшего, которому самурайским мечом вспороли живот.
Воспоминания действуют как ушат ледяной воды. Встрепенувшись, я задаю Арданову логичные вопросы, на которые требуются четкие ответы. Вроде не заикаюсь, не запинаюсь, по моему поведению он вряд ли догадается, куда постоянно пытаются утечь мои мысли. Для себя решаю, что часы я буду оставлять на работе. Во-первых, такой дорогой подарок сразу же привлечет внимание Мирона и мамы, а во-вторых, со стыда умру, если о приставаниях отчима станет известно Аслану. Мирон своими плотоядными взглядами, прикосновениями потных ладоней и недвусмысленными намеками будто выпачкал меня в грязи. Наверное, так чувствует себя любая жертва домогательств, но от этого не легче. Умом понимаю, что с этим стоит бороться, противостоять его поползновениям, но в моей голове стоит блок, который установила мама. Вызвала чувство вины за то, что все эти годы она заботилась обо мне, отказывала себе в личной жизни. Если я разрушу её «счастливый брак», боюсь, она обидится и не простит меня, а я не смогу простить, если она примет сторону супруга. Вот такой вот парадокс. Мне сложно поверить в то, что она не замечает напряжения между нами, просто закрывает глаза, предпочитает оставаться слепой.
Прояснив всё с часами, хочу скорее их забрать и уйти отсюда. Спешка заставляет ошибаться, вместо браслета я прикасаюсь к теплой коже Аслана. Подушечки пальцев обжигает, покалывает тонкими иголочками.
«Такого не может быть!» – первой кричала бы я, не случись это со мной. Никогда не верила, что простое прикосновение может развернуть подобную бурю эмоций. Отдернув руку, смотрю на Аслана. Его лицо всегда беспристрастно, но сейчас я вижу на нем отражение моих эмоций. Это настолько меня пугает, что я хочу поскорее отсюда сбежать.
Аслан ловит меня у самой двери. Берет за руку, переворачивает ладонью вверх…
Всё это время я не дышу, я забыла, как это делается. Меня накрывает лавина неведанных ранее ощущений. Ощущая внизу живота непривычную тяжесть, держусь из последних сил, чтобы не сжать бедра. Во всем виноват Аслан! Зачем он подошел так близко? Зачем так нежно ведет пальцами по моей коже? Волнительно настолько, что жжет в солнечном сплетении. Я задохнусь, если он продолжит.
Наблюдая, как он застегивает ремешок, хватаю ртом глоток воздуха. Он застревает в горле, с трудом протискивается в легкие. От запаха и близости Аслана у меня будто спазм происходит.
Смотрит на меня. Его взгляд пугает и завораживает одновременно. Девушка всегда чувствует, когда ее собираются поцеловать. Ты застываешь в это мгновение и за долю секунды принимаешь решение – принять или оттолкнуть. Я так и не приняла решение, потому что мой разум и тело не смогли договориться. Облизнув пересохшие губы, сглатываю, когда он подается вперед. В следующую секунду рука Аслана ложится на затылок, фиксирует его, а губы накрывают рот, хватающий ещё один глоток воздуха.
Обжигает….
Бьёт молнией….
Разрушает и возрождает нервные клетки.…
Не успеваю насладиться моментом, ощутить все грани самого волшебного, но в то же время требовательного и властного поцелуя, как все заканчивается. Я даже не распробовала, какие на ощупь его губы. Не получается скрыть разочарованного вздоха.
– Есения, возвращайся к работе, на этом все, – отстраненно произносит Аслан.
Ощущение, что меня кинули в прорубь. Переминаясь с ноги на ногу, мешкаю одну секунду, тянусь к ручке двери, но её толкают с обратной стороны. Успеваю отскочить, прежде чем створка прилетит мне в лицо.
– Тамик, осторожнее! – рыкает Арданов на племянника.
Мои щёки горят. Теперь не все так однозначно, как казалось несколько секунд назад. Хочется верить, что Аслан слышал приближающиеся шаги Тамерлана, поэтому прервал поцелуй.
– Ну, я пойду, – пробую протиснуться мимо Тамерлана.
– А поздороваться? – спрашивает он, одаривая своей белозубой, ослепительной улыбкой.
– Ой, привет, – смущаюсь я. – Утро было тяжелым, – оправдываясь, кошусь на Аслана. Он спокоен и собран, будто ничего не произошло.
– Привет, красавица. У нас у всех вся неделя будет тяжелой, – отходит в сторону, пропуская меня к выходу.
– Увидимся, – отвечаю на улыбку. Чувствуя на себе тяжелый взгляд, на Аслана не смотрю, а просто сбегаю.
Переживать о прерванном поцелуе времени нет, Игорь Николаевич загружает меня работой. Обедаю, как солдат – быстро и не чувствуя вкуса еды.
– Чем-то они Ардановых разозлили, – усмехается за соседним столиком Артем – один из командиров, а я прислушиваюсь. – До вечера половина спецов будут молить о пощаде.
– Аслан сегодня лютует, – добавляет кто-то из его собеседников. Я бы задержалась, послушала, но Игорь Николаевич демонстративно указывает мне на циферблат часов у себя на запястье.
Устала так, что последние полчаса тянутся вечность. Слежу за временем, а стрелка будто стоит на месте. Без пяти шесть бегу переодеваться. Душ решаю принять дома. Снимаю часы, которые мне надел сегодня Аслан. Есть соблазн взять их с собой, но, покрутив в руках, засовываю на полочку в шкафчик, закрываю на ключ, чтобы не было соблазна, и иду к ожидающему нас транспорту.
В маршрутке сегодня шумно, поварихи и уборщицы жалуются на неаккуратных «постояльцев» базы. Гомон сильно раздражает. Достаю из сумки наушники, вставляю их в уши, выбирают плейлист с любимыми песнями, закрываю глаза, оставшееся время еду, отдав предпочтение музыке.
По дороге домой покупаю две плитки шоколада. Хочется сладкого.…
Открыв ключом дверь, прислушиваюсь к шуму в доме. Подозрительно тихо. Машина Мирона стоит у подъезда, а значит, они должны быть дома. Стараюсь не думать о том, чем мама и отчим занимаются у себя в спальне. Чтобы не мешать, крадусь в свою комнату. Закрываю дверь и падаю на кровать.
Дверь в комнату неожиданно открывается. Мама, даже когда зла, так не врывается… Вскакиваю, заметив в проеме высокую крепкую фигуру.
– Где мама? – с нотками паники вырывается из груди.
– Я отпустил ее посидеть с подружками в ресторане, – заявляет Мирон. – Вернется поздно. Мы с тобой сегодня одни дома….
Глава 22
Есения
– Чем хочешь заняться? – сложив руки на груди, Мирон медленно тянет слова. Он наслаждается паникой, которую видит в моих глазах. Я не умею прятать свои эмоции и мысли, как Арданов. Меня начало трясти, как только выяснилось, что мы в квартире одни. Если он решит что-то сделать…
Трясу головой, и мне все равно, что Мирон за мной наблюдает. Я буду кричать, я буду драться, царапаться, если он только посмеет.…
– Можем вместе фильм посмотреть или ужин приготовить, – вкрадчиво произносит отчим, будто усыпляет мою бдительность. Проходит в комнату, закрывает глаза и показательно затягивается воздухом. – Пахнет чистотой и невинностью, – стонет, а не произносит. Меня всю передергивает. Открыв глаза, смотрит на меня. – Ты же понимаешь, Есения, что сводишь меня с ума? – делает ещё один шаг, я отхожу на два назад.
– Мне не нравится этот разговор, – голос дрожит, никак не удается погасить панику. – Мирон, выйди, пожалуйста, из моей спальни, – стараюсь придать твердости голосу, но сама слышу, что звучит он жалко.
– Если ты хочешь, чтобы твоя мама была счастлива и здорова, Есения, будешь вести себя хорошо, – идет на меня, я отступаю к окну.
В моей голове вертятся сказанные им слова, но у меня не получается их проанализировать, паника забивает нервные импульсы, не получается думать. Отступаю на инстинктах, у меня одно желание – бежать.
Упираюсь поясницей в подоконник. Если окно открыто, я готова выпрыгнуть в него, но оно закрыто. Мирон не спешит, медленно преодолевает разделяющее нас расстояние. Наслаждается моментом – загнал жертву в угол.
– Если ты будешь кричать и жаловаться матери, больно я сделаю ей. Поверь, она будет терпеть и никуда не денется, – обнажает зубы в оскале. Упивается своей властью над слабой девочкой. Мне становится дурно от его угроз. – Я буду хорошим мужем твоей матери, если ты будешь послушной девочкой, – тянет руку к моему плечу, как только пальцы касаются кожи, дергаюсь и отступаю в сторону.
– Я буду кричать….
– Будешь, но негромко, чтобы соседи не слышали, – показывает, что ему не страшны мои угрозы. – Ты же не хочешь, чтобы твоей маме было больно? Сегодня она с подругами отдыхает, а в следующий раз может оказаться на больничной койке, и тебе придется очень сильно постараться, чтобы она туда не вернулась.
Голова начинает кружиться, перед глазами всё плывет от его угроз. Я словно попала в параллельную реальность, где всё неправильно, искажено всё кругом. К горлу подкатывает тошнота. Кошусь на окно. Мирон меня не выпустит, не даст сбежать.
– Мне нравится твоя идея с переездом, – продолжает он. – Там твоя мать не будет мешать нам встречаться, – продавливает мою психику своими фантазиями. Рушит все надежды на то, что мне удастся от него избавиться. – А теперь иди сюда и поласкай меня, – делает резкий выпад, я не успеваю отбежать, хватает за руку и тянет к своему паху.
– Нет! Ты мерзкое, отвратительное животное! – кричу, вырываюсь изо всех сил.
– Громко, Есения, тебя могут услышать, – предупреждает. – Кричи, сопротивляйся, мне нравится тебя ломать, но негромко. Громко будешь кричать в лесном домике, куда мы с тобой иногда будем выезжать.
– Больной ублюдок! – вырываю руку, но он тут же ее перехватывает и накрывает пальцами свой пах.
– Сожми! – командует. – Если обломаешь ещё раз, маме будет больно…
Меня трясет так, будто я голой стою на морозе. Зуб на зуб не попадает. От отвращения передергивает. Запрещаю себе плакать, а слезы все равно наворачиваются на глаза. Если мне даже руку начнут отрубать, кажется, я не смогу этого сделать.
– Меня тошнит! – ору я, дергая рукой. Не отпускает. Наверняка на кисти останутся следы его пальцев, отчим так сжимает, будто пытается переломать кости.
– Расслабься, – злится Мирон, скалится. – С непривычки это. Научишься. И в рот брать, и сперму глотать…
– Отстань от меня! – я не в состоянии сейчас думать об угрозах. Включается инстинкт самосохранения, и мое единственное желание – спасти себя.
– Есения…. – прижимает меня к стене, наваливается всем своим немалым весом. Трется возбужденной плотью о живот. Пытаюсь оттолкнуть его, но все попытки тщетны. Он сильнее, выносливее. Ненавижу себя за слабость.
– Мама звонит! – услышав входящий звонок с установленным рингтоном на контакт, выкрикиваю я.
– Пусть звонит, – тянется губами к моему лицу. Отворачиваюсь, ударяюсь виском о стену, но боли почти не чувствую.
– Если не отвечу, она начнет волноваться и приедет домой, – пробую потянуть время. Не знаю, что буду делать, но сейчас нужно освободиться от захвата. Мирон никак не реагирует на мои слова. Пытается поймать мои губы, но я кручу головой, дергаю ею вниз, пряча на его груди, но поцеловать себя не даю.
– Прекрати дергаться, девочка. Тише.… тише… – словно с диким котенком разговаривает. Давит коленом на бедро, я вскрикиваю от боли, а он хватает меня за подбородок, фиксирует лицо. – Твою…. – ругается под нос, когда начинает звонить его телефон. Я почти не сомневаюсь, что звонок от мамы.
Злится. Достает телефон из заднего кармана.
– Ни звука, – отходит на шаг, а я хватаю ртом воздух. – Да.… Да, дома. Недавно пришла, – отвечает он, растирая пальцами переносицу. Отходит ещё на несколько шагов. – Почему не берет трубку? – разыгрывает удивление. – Не знаю, сейчас гляну... – делает несколько шагов в сторону. – Есения, – стучит по спинке кровати, изображая, будто подошел к двери. – У тебя всё хорошо? – оборачиваясь ко мне, скалится. – Ответь маме, она переживает. Говорит, что всё хорошо, – отвечает вместо меня. Мой язык не способен выдавить подобную ложь. – Не надо приезжать… – мама будто чувствует, что мне плохо. – У нас всё хорошо… – стоя ко мне спиной, разговаривает с мамой. Плечи напряжены, нервничает. Продолжает врать, уговаривает ее отдохнуть с подругами.
В моей голове словно щелчок происходит, отмираю. Хватаю сумку, со спинки стула сдергиваю толстовку. В прихожей хватаю кеды. Открываю замок, вылетаю из дома босиком. Наверняка Мирон слышит хлопок двери, но я не собираюсь дожидаться его появления. Несусь вниз. Пока он возьмет ключи, пока спустится, заведет машину и выедет с забитого машинами двора, я успею скрыться. Добегаю до остановки, прячась в толпе, оглядываюсь, вижу, что машина Мирона выезжает со двора. Запрыгиваю в первую остановившуюся маршрутку. Люди на меня подозрительно косятся, когда я надеваю на грязные ноги белые кеды. Мне сейчас не до гигиены. Всю трясет, по щекам катятся слезы. И даже не обижаюсь на брошенное кем-то из пассажиров – «видимо, наркоманка». Со стула я сдернула не только толстовку, но и джинсы. Складываю и засовываю всё в сумку. Телефон непрерывно звонит. Сбрасываю вызов Мирона и отключаю звук. Выхожу возле метро. Пока не знаю, куда поеду, но домой сегодня точно не вернусь! Осматриваюсь, замечаю машину Мирона, которая останавливается в нескольких метрах от меня. Видимо, он все это время ехал за мной….
Спускаюсь в метро. Вниз…. ещё…
Резко дергаюсь, когда меня хватают за руку….
