Текст книги "Проклятый Дар"

Автор книги: Кристина Кашор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Со временем Биттерблу станет отличной королевой. А Раффин – хорошим королем. К тому же Pop мудр и крепок, и впереди у него еще долгая жизнь. Получается, что три из семи королевств окажутся в хороших руках. Три из семи, и хоть это и не предел мечтаний, но все же перемена в лучшую сторону.

Вдоль Портовой дороги раскинулось множество городков с постоялыми дворами. Периодически всадники останавливались, чтобы спешно перекусить или укрыться от жестоких ночей поздней зимы. Это оказалось возможным только благодаря их проводникам: все воины в любом помещении, на пороге которого появлялась Катса, вскакивали, тянулись к оружию и оставались в таком положении до тех пор, пока объяснения стражи и слова Биттерблу их не успокаивали. На одном постоялом дворе стража замешкалась с объяснениями. Лучник пустил стрелу, и она, пролетев через пустую комнату, попала бы в Ская, если бы Катса не прыгнула на принца и не сбила его с ног. Она поднялась быстрее, чем до Ская дошло, что он оказался на полу, закрыла королеву своим телом и натянула тетиву своего лука, но стража вмешалась, и на этом все закончилось. Катса помогла Скаю подняться. Посмотрев в его глаза, она поняла, что случилось.

– Лучник принял тебя за По, – сказала она Скаю. – Увидел кольца в ушах и на пальцах, темные волосы и выстрелил, не посмотрев на глаза. Пожалуй, тебе впредь стоит оставаться снаружи, пока стража все не объяснит.

Скай поцеловал ее в лоб.

– Ты спасла мне жизнь.

– Вы, лионидцы, все такие эмоциональные, – улыбнулась она.

– Я назову первенца в твою честь.

Катса рассмеялась.

– Пожалей ребенка, дождись, когда родится девочка. Или даже лучше дождись, пока дети подрастут, и назови моим именем самого упрямого и твердолобого.

Скай расхохотался и обнял ее, и Катса, ответив на объятья, вдруг неожиданно для себя обнаружила, что в ее нелюдимом сердце обосновался еще один друг.

Путники поднялись наверх для короткого ночного отдыха. Стрелка увели. Скорее всего, его здорово накажут за то, что он осмелился стрелять в такой близости к маленькой сероглазой девочке, которой оказалась Биттерблу. И хоть жители придорожных городков и путешественники еще не знали подробностей смерти Лека и не подозревали о его лжи, но мало-помалу народ Монси начал понимать, что Биттерблу в безопасности, Биттерблу здорова и Биттерблу теперь – королева.

Дорога была широкой и гладкой, но она не вела прямо к По. В конце концов путники повернули на запад, в покрытые снегом и льдом поля, и Катса мучилась от того, как медленно они теперь продвигались. Лошади с трудом прокладывали себе дорогу в снегу, порой уходя в него по плечи.

Несколькими днями позже они добрались до опушки леса, и двигаться стало легче. Постепенно местность пошла в гору, деревьев становилось меньше. Скоро им пришлось практически карабкаться. Все, кроме королевы, слезли с лошадей и поднимались пешком.

Осталось немного, совсем чуть-чуть, и Катса решительно подгоняла спутников и чуть ли не тащила за собой лошадей, не позволяя себе думать ни о чем, кроме упорного продвижения вперед.

– Мне кажется, мы покалечили одну из лошадей, – крикнул ей Скай однажды ранним утром, когда они подобрались уже так близко к По, что все тело у нее гудело от нетерпения. Она остановилась и обернулась. Скай показал на лошадь, которую вел под уздцы. – Видишь? Бедняжка хромает, я уверен.

Лошадь брела, понурив голову, из ноздрей вырывались тяжелые вздохи. Катса собрала остатки своего терпения.

– Она не хромает. Она просто устала, а мы почти на месте.

– Откуда тебе знать, ты ведь даже не видела, как она идет?

– Ну так пусть идет.

– Не может, если ты будешь стоять на месте.

Катса бросила на него убийственный взгляд и стиснула зубы.

– Держись крепко, ваше величество, – сказала она Биттерблу, сидящей на ее лошади, и, крепко держа уздечку, погнала животное вперед.

– По-прежнему изо всех сил стараешься уморить лошадей?

Катса замерла. Голос звучал сверху, а не сзади, и это не был голос Ская. Она обернулась.

– Я думал, невозможно подкрасться к тебе незамеченным. Ведь вроде ты орлиный глаз, волчий слух и все такое.

И да, это был он. Он стоял прямо пере дней, и глаза его мерцали, губы дрожали, а за спиной тянулась вытоптанная в снегу дорожка. Катса вскрикнула и побежала, так неистово бросившись на По, что он упал в снег, и она упала сверху. Он смеялся и крепко ее обнимал, а она рыдала. И тут подоспела Биттерблу и с визгом прыгнула на них, а Скай в конце концов помог всем встать. По как следует обнял маленькую сестру. Потом обнял своего брата, и они взъерошили друг другу волосы и рассмеялись, а потом снова обнялись. И наконец в объятиях По снова оказалась Катса, ее горячие слезы обжигали ему шею, и она обнимала его так крепко, что он заявил, что задыхается. Пожав руки улыбающимся, измученным стражам, он повел друзей, хромающую лошадь и всех остальных в свою хижину.

Глава тридцать седьмая

В хижине было чисто и куда более опрятно, чем когда они впервые на нее набрели. У порога лежала вязанка хвороста, в очаге ярко полыхал огонь, шкаф все еще косо стоял на трех ножках, но пыли больше не было, а на стене висел очень красивый лук. Все это Катса заметила мельком, и этого ей было довольно, потому что она хотела смотреть на По и только на По.

Двигался он ловко, с прежней легкостью, и казался полным сил. Чересчур худым, но, когда она сказала об этом, он ответил: «Рыба не очень-то полнит, а с тех пор, как вы ушли, я ем одну только рыбу. Вы даже не представляете, насколько меня уже тошнит от нее». Тогда они вынули хлеб и яблоки, урюк и сыр и расставили все это на столе. Он ел, смеялся и в конце концов объявил, что находится на вершине блаженства.

– Абрикосы приплыли из Лионида, – сказала Катса. – Они побывали а Санклиффе, потом снова в Лиониде, потом где-то в лионидских морях и, наконец, причалили в Монпорте.

По усмехнулся, и в его глазах отразился свет пламени в очаге. Катса была на седьмом небе от счастья.

– Вы должны рассказать мне одну историю, – сказал он. – Я уже вижу, что конец у нее счастливый. Но начните, пожалуйста, сначала.

И они начали сначала. Катса сообщала основные моменты, а Биттерблу – детали.

– Катса сделала мне меховую шапку, – рассказывала Биттерблу. – Катса сражалась с горным львом.

Катса сделала снегоступы, Катса украла тыкву. Биттерблу одно за другим перечисляла достижения Катсы, словно хвасталась своей старшей сестрой, и Катса не возражала. Забавные подробности делали рассказ не таким мрачным.

Рассказывая о том, что случилось в замке По, Катса вдруг заметила кое-что, что ее задело. По был рассеян. Он смотрел на стол, а ни на них. На лице было отсутствующее выражение – он не слушал. И в тот самый момент когда она заметила его невнимательность, он поднял на нее глаза. На мгновение показалось, что По видит ее, смотрит ей в глаза, но затем он снова бездумно уставился на свои руки. И она могла бы поклясться, что видит затаенную печаль в линии его губ.

Катса прервала свой рассказ, неожиданно – почему-то – испугавшись. Она вгляделась в его лицо, хоть и не понимая до конца, что пытается в нем разглядеть.

– Словом, Лек нас всех одурманил, – закончила Катса. – Но на какое-то мгновение мой разум прояснился, и я его убила.

«Позже расскажу, как все было на самом деле», – мысленно добавила она.

Он явно вздрогнул, и она забеспокоилась. Но уже через мгновение улыбнулся, словно все в порядке, и она решила, что ей показалось.

– А потом вы вернулись, – весело заключил он.

– Мчались на всех парах, – подтвердила Катса, в недоумении кусая губы. – А еще мне нужно вернуть тебе кольцо. Твой замок прекрасен, как ты и говорил.

Внезапно лицо По исказилось от такой острой боли, что она охнула. Видение исчезло так же быстро, как и появилось, но на этот раз она точно его заметила, совершенно точно, и не могла больше скрывать свое беспокойство. Катса вскочила со своего места и подошла к нему, не зная, что делать, что сказать.

По тоже встал – он что, пошатнулся? Она засомневалась, но, кажется, так оно и было. Взяв ее за руку, По улыбнулся.

– Пойдем со мной на охоту, Катса, – попросил он. – Можешь испробовать лук, который я сделал.

Голос его звучал беззаботно. Скай с Биттерблу улыбались, и Катса почувствовала, что ей единственной чудится здесь что-то тревожное. Она заставила себя улыбнуться в ответ.

– Конечно. С удовольствием.

– Что случилось? – спросила она сразу же, как только они отошли от хижины.

– Ничего, – слегка улыбнулся он.

Энергично поднимаясь в гору, Катса пыталась сдержать рвущееся наружу подозрение. Они вместе прошли по тропинке, которую, видимо вытоптал По. Миновали озеро. Водопад превратился в ледяную глыбу, лишь посредине била одинокая живая струйка.

– Тебе пригодилась моя ловушка для рыбы?

– Очень пригодилась. Я ею до сих пор пользуюсь.

– Воины обыскивали хижину?

– Да.

– Рана не помешала добраться до пещеры?

– В то время я уже чувствовал себя гораздо лучше, и это было нетрудно.

– Но ты, наверное, замерз и вымок до нитки?

– Они вскоре ушли, Катса. А я вернулся в хижину и сразу развел огонь.

Катса лезла вверх по каменистому выступу. Схватившись за тонкий ствол деревца, она забралась на небольшой холм. Из девственно чистого снега выступал длинный, плоский камень. Она прошла к нему и села. По двинулся следом и уселся рядом. Она посмотрела на него. Но он не поднял глаз в ответ.

– Я хочу знать, что случилось, – сказала она.

По сжал губы в тонкую линию и по-прежнему не поднимал взгляда.

– Я бы не стал заставлять тебя выворачивать душу наизнанку, если бы ты не хотела, – произнес он нарочито спокойно.

Она уставилась на него, широко раскрыв глаза.

– Ты прав. Но и я бы не стала лгать тебе, что все в порядке, как ты лжешь мне сейчас.

Странное выражение появилось на его лице. Открытое, ранимое, как у десятилетнего ребенка, который силится не расплакаться. Ее горло сжалось от боли при виде его лица. «По…»

Он поморщился и снова натянул на лицо маску безразличия.

– Пожалуйста, не надо, – сказал он. – У меня кружится голова, когда ты мысленно говоришь со мной. У меня начинается мигрень.

Она сглотнула и попыталась придумать, что сказать.

– Голова еще болит из-за падения?

– Время от времени.

– В этом проблема?

– Я же сказал, все в порядке.

Она коснулась его руки.

– По, прошу тебя…

– Не забивай себе голову, – сказал он и смахнул ее ладонь.

Этот жест изумил и обидел Катсу, и глаза ее защипало от слез. По, которого она помнила, не отмахивался от ее заботы, не уклонялся от ее прикосновений. Это был не По – это был незнакомец. В нем чего-то не хватило. Она оттянула воротник плаща, сняла с шеи веревочку с кольцом и протянула ему.

– Это твое.

Он даже не взглянул на золотой ободок – его взгляд был прикован к собственным рукам.

– Мне оно не нужно.

– Что ты, во имя Миддландов, такое несешь? Это твое кольцо.

– Оставь его себе.

Она уставилась на него, не веря своим ушам.

– По, что заставило тебя думать, что я приму твое кольцо? Я вообще не знаю, зачем ты мне его дал. Лучше бы ты этого не делал.

Его губы горестно сжались, и все же он продолжал смотреть вниз, на руки.

– Я отдал его тебе, потому что знал, что могу умереть, что воины Лека могут убить меня, а тебе некуда будет идти. Я хотел, чтобы после моей смерти дом достался тебе. Он словно создан для тебя, – сказал он с горечью, которая обожгла Катсу, но причина которой была ей непонятна.

Внезапно она заметила, что из глаз у нее льются слезы. Она яростно отерла лицо и отвернулась от По, не в силах выносить того, как он с каменным лицом смотрит на свои руки.

– По, умоляю тебя, скажи мне, в чем дело.

– Что плохого в том, что кольце будет у тебя? Мой замок стоит в безлюдном краю, в диком уголке мира. Ты была бы там счастлива. Моя семья уважала бы твое уединение.

– Ты окончательно потерял рассудок? Что станет с тобой, если я заберу твой дом и владения? Где ты будешь жить?

Его голос звучал очень тихо.

– Я не хочу возвращаться домой. Я думал о том, чтобы остаться здесь, вдали от всех. Здесь так спокойно. Я… я хочу остаться один.

Она посмотрела на него, раскрыв рот от изумления.

– Ты должна жить дальше, Катса. Оставь кольцо себе. Я сказал, мне оно не нужно.

Не в силах вымолвить ни слова, Катса одеревенело покачала головой, потом потянулась к нему и уронила кольцо ему в ладони. Он посмотрел на него и вздохнул.

– Отдам его Скаю, а он вернет отцу. И пусть тот решает, что с ним делать.

По встал и – на этот раз она была уверена – покачнулся, и ему понадобилось мгновение на то, чтобы восстановить равновесие. С луком в руке он пошел прочь от нее, ухватился за корни какого-то куста и забрался на камень. Катса проследила взглядом, как он взбирается по склону, все больше удаляясь от нее.

Ночью, под звуки мерного дыхания вокруг, Катса попыталась разобраться во всем. Она села, прислонившись к стене, и посмотрела на По. Он лежал на полу, завернувшись в одеяло, рядом с братом и монсийскими воинами. Он спал, и его лицо, его прекрасной лицо, дышало покоем.

Когда По вернулся в хижину после их разговора, с луком в одной руке и охапкой кроликов в другой, он с удовлетворением загрузил своей добычей брата и сбросил плащ. Потом подошел к ней – она сидела у стены, объятая печальными мыслями. По присел перед ней, взял ее руки в свои, поцеловал их и прижался к ним своим холодным лицом.

– Прости меня, – слазал он, и внезапно, она почувствовала, что все в порядке, что По снова стал самим собой, и теперь они начнут все заново.

За ужином, пока остальные весело болтали, а Биттерблу дразнила стражников, Катса заметила, что По не участвует в беседе. Он мало ел и то и дело погружался в молчание, и в чертах его лица появлялась затаенная боль. Катсе было так тяжело смотреть на это, что она вышла из хижины и долго в оцепенении бродила в темноте.

Иногда он казался счастливым. Но что-то явно было не так. Если бы он только… если бы он только посмотрел на нее. Посмотрел ей в лицо.

И конечно, если ему нужно одиночество, она оставит его. Но – возможно, это было несправедливо, но она так решила – ей потребуется подтверждение. Ему придется убедить ее, полностью убедить в том, что одиночество – это именно то, что ему нужно. Только тогда Катса оставит его один на один с его странной тоской.

Утром По казался довольно веселым. Но Катса, которая уже начинала чувствовать себя какой-то чересчур заботливой матушкой, заметили, что он ест неохотно даже то, что они привезли из Лионида. Он почти ничего не съел, а потом сказал что-то невнятное по поводу того, что ему надо проверить хромую лошадь, и вышел на улицу.

– Что с ним такое? – спросила Биттерблу.

Катса посмотрела девочке в лицо и встретила внимательный взгляд ее серых глаз. Не было смысла притворяться, будто она не понимает, о чем говорит Биттерблу. Биттерблу никогда не была дурочкой.

– Не знаю, – сказал Катса, – он не хочет мне говорить.

– Иногда он кажется самим собой, – сказал Скай, – а иногда на него находит мрачность, – он кашлянул. – Но я думал, что влюбленные просто повздорили.

Смерив его спокойным взглядом, Катса съела кусочек хлеба.

– Может быть, но я так не думаю.

Скай с ухмылкой поднял бровь.

– Думается мне, если так, ты бы знала об этом.

– Если бы все было так просто, – сухо сказала Катса.

– У него с глазами что-то странное, – заметила Биттерблу.

– Да, – сказала Катса, – мне кажется, у него самые странные глаза во всех семи королевствах. Но я думала, ты заметишь это чуть пораньше.

– Нет, – отмахнулась Биттерблу, – я имею в виду, с его глазами что-то не так.

С его глазами что-то не так.

Да, с ними и вправду теперь что-то не так. Он больше не смотрит ни на нее, ни на остальных. Как будто ему больно поднимать глаза, и глядеть на другого. Как будто…

И тут в ее голове, откуда ни возьмись, возник образ: По летит в залитую светом пропасть, огромное тело лошади падает следом. По с шумом падает лицом вводу, а прямо на него обрушивается лошадь.

И другие образы. По, слабый и посеревший, сидит перед огнем, все лицо его – сплошной черный синяк. По косится на нее и трет глаза.

Катса подавилась куском хлеба. Вскочила на ноги и опрокинула стул.

Скай похлопал ее по спине.

– Великие моря! Катса, ты в порядку?

Катса закашлялась, пробормотала что-то о том, что надо пойти проверить хромую лошадь, и вылетела из хижины.

У лошадей она По не нашла, но когда спросила о нем, один из стражников указал в направлении озера. Катса миновала хижину и побежала по холму.

Он стоял спиной к ней и смотрел на замерзшее озеро: плечи опущены, руки в карманах.

– Я помню, что ты неуязвима, Катса, – не оборачиваясь, сказал он. – Но даже тебе следует надевать плащ, когда выходишь из дома.

– По, – проговорила она. – Обернись и посмотри на меня.

Он опустил голову, плечи поднялись и опустились от глубокого вздоха. Но он не повернулся.

– По, – повторила Катса. – Посмотри на меня.

На этот раз он повернулся, очень медленно, и посмотрел ей в лицо. Казалось, их взгляды скрестились, но это длилось лишь мгновение. Потом он опустил глаза, и они снова стали пустыми. Она видела, как это произошло – видела, как опустели его глаза.

– По, – прошептала Катса. – Ты не видишь?

И тогда в нем словно что-то сломалось. Он упал на колени, и на щеке прочертила ледяную дорожку слеза. Когда Катса подошла и опустилась перед ним, он позволил ей приблизиться. Перестал бороться с собой и впустил ее. Катса обняла его, а он прижался к ней так крепко, что едва не задушил, и разрыдался, уткнувшись лицом ей в шею. Она обнимала По, просто обнимала, и гладила, и целовала его холодное лицо.

– Катса, – повторял он сквозь рыдания. – Катса.

Они простояли так очень долго.

Глава тридцать восьмая

В то утро поднялся сильный ветер. Днем он превратился в слабую, но сырую снежную бурю.

– Даже думать не хочу о еще одном зимнем путешествии, – сказала Биттерблу в полусне, свернувшись у огня. – Теперь, когда По с нами, разве нельзя остаться здесь, Катса, пока снег не перестанет?

Но за этой бурей последовала другая, а затем еще одна, как будто зима наплевала на календарь и решила, что, пожалуй, никогда не кончится. Биттерблу отправила двух стражей с письмом к Рору. Pop написал в ответ из замка Биттерблу, что она ничего не теряет – чем больше времени она даст ему, чтобы развеять всю ложь Лека, тем более гладко и безопасно пройдет ее восхождение на престол. Он планирует устроить коронацию, когда начнется настоящая весна, а она может пока пережидать бури, сколько ей будет угодно.

Катса понимала, как теснота в хижине мучает По, вынужденного скрывать свою печальную тайну. Но раз все остаются, то ему, по крайней мере, пока не придется открывать свое намерение остаться в лесу. Он ничем не выдавал своих мук и помог стражникам отвести лошадей к ближайшему укрытию в скалах, которое, как сообщил, обнаружил, пока оправлялся от ран.

Он рассказывал, как все случилось, урывками, только когда им с Катсой удавалось ненадолго остаться наедине.

День, когда Катса и Биттерблу уехали, оказался для него очень тяжелим. Он еще мог видеть, но со зрением было что-то не так. Что-то изменилось, и он был слишком запутан, чтобы понять, что именно, но его не оставляло дурное предчувствие.

– Ты не сказал мне, – сказала Катса. – И позволил бросить тебя в таком состоянии.

– Если бы я сказал, ты бы ни за что не уехала. А ехать было необходимо.

По, спотыкаясь, доковылял до кровати. Большую часть дня он провел, лежа на здоровом боку с закрытыми глазами, ожидая, когда воины Лека отойдут подальше и пройдет головокружение. Он пытался убедить себя, что как только его разум прояснится, со зрением произойдет то же самое. Но, проснувшись на следующее утро, он открыл глаза и уперся взглядом во тьму.

– Я был зол, – говорил он ей. – И с трудом держался на ногах. У меня кончилась еда, а значит, нужно было идти к ловушке для рыбы. Но мне было все равно. Я не ел ни в тот день, ни на следующий.

В конце концов привел его к пруду не голод, а воины Лека. Он почувствовал, как они карабкаются по камням, приближаясь к хижине.

– Я встал и пошел, спотыкаясь, – рассказывал он, – еще до того, как понял, что делаю. Я неуклюже метался по дому, собирая свои вещи, а потом вышел, чтобы спрятать их в какую-нибудь щель в скале. Я был не в себе и наверняка постоянно падал. Но я знал, где находится озеро, и добрался до него. Вода была ужасная, просто ледяная, но она взбодрила меня, и почему-то в воде голова меньше кружилась, чем на суше. Я кое-как добрался до пещеры и забрался на камень И вот тогда, в пещере, слушая крики воинов снаружи и стуча зубами так, что боялся случайно откусить себе язык… я обрел ее, Катса.

Он затих и молчал так долго, что Катса подумала, уж не забыл ли он, о чем рассказывал.

– Что же ты обрел?

По удивленно обернулся к ней.

– Ясность, – сказал он. – Мои мысли прояснились. В пещере не было ни лучика света, кромешная тьма. И все же мой Дар показал мне ее всю невероятно живо. И тут я понял, что делаю. Сижу в хижине, жалея самого себя, пока Лек на свободе, а людям грозит опасность. В пещере меня осенило, как я гадок.

Мысли о Леке заставили По нырнуть обратно в воду, выплыть из пещеры и осмотреть ловушку с рыбой. Промерзнув насквозь, он доковылял до хижины и разжег огонь. Следующие несколько дней были кошмаром.

– Я был слаб и болен, и у меня кружилась голова. Сначала я не ходил никуда, кроме ловушки. Потом, вспоминая о Леке, продвинулся дальше. Когда я сидел, равновесие было сносным, и я сделал лук. С мыслями о Леке я тренировался стрелять из него.

Он опустил голову и погрузился в молчание, и Катсе стало ясно, что было потом. По постоянно думал о Леке – это был его стимул не сдаваться. Он заставил себя выздороветь и снова обрести равновесие. А теперь они вернулись к нему со счастливой новостью, что Лек мертв. У По больше не осталось стимула, и его снова стало душить горе.

Его печалил уже сам факт того, что он печален.

– У меня нет права жалеть себя, – сказал он ей однажды, когда снегопад ослабел и они отправились за водой. – Я все вижу. Я вижу вещи, которые не должен видеть. Я упиваюсь жалостью к самому себе, но я ведь ничего не потерял.

Катса присела рядом с ним у озера.

– Я первый раз в жизни слышу от тебя что-то настолько идиотское.

По сжал губы в тонкую линию и подобрал один из камней, которыми они разбивали лед. Подняв камень над головой, он с силой бросил его на лед. И, наконец, она была вознаграждена тихим звуком, который почти мог сойти за смех.

– Кажется, в твоем понимании утешение – почти синоним оскорбления.

– Ты лишился, – сказала она – и имеешь полное право сожалеть о том, что потерял. Зрение и твой Дар – не одно и то же. Дар показывает тебе форму вещей, но не показывает красоту. Ты лишился красоты.

Он снова сжал губы и отвел взгляд. Когда он вновь посмотрел на нее, ей показалось, что он сейчас заплачет. Но он заговорил спокойно и без слез.

– Я не вернусь в Лионид. Я не вернусь в свой замок, раз не могу его видеть. Мне и так сложно быть с тобой. Поэтому я и не сказал тебе правды. Я хотел, чтобы ты ушла, потому что мне тяжело быть с тобой и не видеть.

Откинув голову, Катса внимательно рассмотрела отчаянное выражение его лица.

– Очень хорошо, – проговорила она. – Отличный пример жалости к себе.

И снова зазвучал тихий смех, но боль все же прорвалась, исказила лицо По и заставила ее протянуть к нему руки, обнять, целовать его шею, его усыпанное снегом плечо, палец без кольца и все, до чего Катса только могла дотянуться. Он нежно погладил ее лицо. Коснулся губ и поцеловал их. А потом замер, прижавшись лбом к ее лбу.

– Я бы никогда не стал держать тебя, – сказал он, – но если ты можешь это вынести – можешь вынести меня – я так не хочу, чтобы ты уходила.

– Я не уйду, – пообещала Катса. – Еще очень долго. Я не уйду, пока ты этого не захочешь. Или пока не будешь готов уйти сам.

У него оказался недюжинный актерский талант. Теперь Катса это видела, потому что знала, как он меняется, когда они остаются одни и По прекращает притворяться. При брате и двоюродной сестре он излучал силу, стойкость, здоровье. Плечи были расправлены, даже походка менялась, становилась увереннее. Когда он не мог скрыть свою печаль, он выдавал ее за хандру. Когда у него не было сил поднимать глаза на их лица и делать вид, что он смотрит на них, он притворялся невнимательным. Он был крепок и весел – быть может, странно рассеянным, но быстро идущим на поправку. Это была впечатляющая игра – и в основном она их удовлетворяла. По крайней мере, у них не было причин подозревать правду о его Даре, что он в конечном счете и хотел скрыть.

Когда они с Катсой были наедине, охотились, набирали воду или просто вместе сидели в хижине, он снимал маску. Усталость меняла его лицо, осанку, голос. Иногда он протягивал руку к дереву или скале, чтобы опереться на них. Его глаза никогда ни на чем не фокусировались, даже притворно. И постепенно Катса стала понимать, что если в какой-то степени его плачевное состояние и объяснялось потерей, то в основном его причиной был сам Дар. Он все еще разрастался в нем, и теперь, когда По лишился зрения и оказался не в силах закрепить свое необычное восприятие мира, оно постоянно накрывало его с головой.

Однажды, во время редкого затишья между снежными бурями, Катса, стоя у озера, наблюдала, как По спокойно достает стрелу из колчана и направляет ее на что-то, чего она не видела. На выступ скалы? Или, может, на пень? Он наклонил голову, как будто прислушивался. Стрела прорезала морозный воздух и с шумом вонзилась в снег.

– Что… – начала было Катса, но умолкла, когда поток крови окрасил снег вокруг древка стрелы.

– Кролик, – сказал он. – И довольно крупный.

По направился к своей невидимой добыче, но едва успел сделать шаг, как с неба спикировала стая гусей. Приложив ладонь к виску, он упал на одно колено. Катса пустила две стрелы и подстрелила пару гусей, а потом помогла По встать на ноги.

– По, что…

– Гуси. Застали меня врасплох.

Она покачала головой.

– Ты и раньше чувствовал животных, но это чувство никогда еще не сбивало тебя с ног.

Он рассмеялся, но смех окончился вздохом.

– Катса, попробуй представить, как я живу. Мой Дар показывает мне каждый камешек с горы наверху и каждую веточку в лесу у ее подножия. Я чувствую движение каждой лягушки в озере и каждой птицы в ветвях. Чувствую, как леденеет озеро. Как рождаются снежинки в облаках, Катса. Совсем скоро опять пойдет снег, – он настойчиво обернулся к ней. – Скай и Биттерблу сидят в хижине, и Биттерблу беспокоится обо мне – считает, что я мало ем. И ты тоже здесь, конечно, каждое твое движение, твое тело, одежда, малейшее твое беспокойство – все проходит сквозь меня. Зрячие могут фокусировать взгляд. Я не могу сфокусировать свой Дар. Я не могу его заглушить. Я чувствую все, что сверху, снизу, спереди и позади – и как, скажи на милость, могу я сконцентрироваться на земле под ногами?

Он отошел от нее к кровавому пятну на снегу. Устало потянул за стрелу. Она подалась, и из сугроба показался большой, белый, окровавленный кролик. Он побрел назад к ней с кроликом в руке. Какое-то время они задумчиво стояли рядом, а затем с неба посыпались снежные хлопья. Катса не могла сдержать улыбку оттого, как точно он все предвидел. Через мгновение По тоже неохотно улыбнулся, и когда они повернулись, чтобы подняться вверх, он взял ее за рукав.

– Снег сбивает с толку, – объяснил он.

Они двинулись по склону, и По, карабкаясь держался за нее.

Она привыкла к тому, что По немного иначе относился к ней теперь, когда не мог видеть. Конечно, он не смотрел на нее. Однажды ей пришло в голову, что больше никогда уже она не почувствует этого гипнотического взгляда, никогда больше не утонет в его глазах. Катса старалась не думать об этом, иначе ее охватывала глупая и бессмысленная грусть.

Но новые ощущения, от близости По тоже были захватывающими. Какое-то особое внимание на его лице, сосредоточенность во всем теле. Когда он был рядом, его тело и лицо застывали, настраиваясь на нее. Казалось, с течением времени это случается все чаще и чаще. По словно заново налаживал связь с ней, медленно возвращал ее в свои мысли. Теперь он порой легко касался ее, как раньше, до несчастного случая – целовал Катсе руки – если она была рядом, или касался ее лица, если она стояла перед ним. А еще ей казалось – но она не ручалась, так ли это на самом деле, – что теперь он уделял им всем больше внимания – искреннего внимания. Как если бы меньше зацикливался на своем Даре. Или на самом себе.

– Посмотри на меня, – сказала он ей в одну из тех редких минут, когда они оставались наедине. – Катса, похоже, будто я смотрю на тебя?

Они сидели у очага и ножами счищали кору с веток, из которых собирались делать стрелы. Она повернулась к нему и встретилась взглядом с его глазами. Но теперь они не были пустыми, и мерцая, смотрели прямо на нее. Охваченная внезапным жаром, Катса глубоко вздохнула и опустили нож. В голове прошмыгнул вопрос: сколько у них есть времени, пока не вернутся остальные? Тут он не сумел удержаться от ухмылки, и чары рассеялись.

– Милая тигрица. На такой ответ я даже и не рассчитывал.

Она хмыкнула.

– Вижу, с самомнением у тебя, как и прежде, все в порядке. И чего ты хотел добиться?

По улыбнулся. Его руки вернулись к работе, а глаза снова опустели.

– Мне нужно знать, как заставить людей думать, что я смотрю на них. Как мне смотреть на Биттерблу, чтобы она перестала повторять, что у меня с глазами что-то не так.

– А, да, конечно. Ну, вроде бы вышло. Как ты это делаешь?

– Ну, я знаю, где твои глаза. Главное – правильно направить взгляд, а потом отталкиваться от твоей реакции.

– Попробуй еще раз.

На этот раз ее интерес был чисто научным. По поднял глаза, и Катса проигнорировала захлестнувший ее жар.

Да, действительно казалось, будто он ее видит… Хотя теперь, внимательно рассмотрев этот взгляд, она заметила, что кое-какие мелочи указывают на обратное.

– Назови.

Она задумалась.

– Цвет глаз так необычен, что это довольно сильно отвлекает, поэтому едва ли кто-нибудь заметит. Но твой взгляд кажется… расфокусированным. Ты смотришь на меня, но такое ощущение, что мысли твои где-то далеко отсюда. Понимаешь?

Он кивнул.

– Биттерблу как раз это имеет ввиду.

– Немного прищурься, – сказала Катса. – Опусти брови, как будто ты задумался. Да, вот теперь довольно убедительно, По. Если ты будешь так смотреть, никто ничего не заподозрит.

– Спасибо, Катса. Ничего, если я буду периодически тренироваться на тебе? Можно не бояться, что ты повалишь меня на спину и начнешь срывать с меня одежду?

Катса, фыркнув, бросила в него древком стрелы. По поймал его и рассмеялся, и на секунду Катса подумала, что он выглядит искренне счастливым. Но он, конечно, услышал ее мысль, и на его лице снова появилась тень печали. Он ушел в работу, Катса посмотрела на его руки, на палец – все еще без кольца и, вздохнув, потянулась за другой веткой.