Текст книги "Проклятый Дар"

Автор книги: Кристина Кашор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

Глава двадцать первая

Бывало, они подолгу вели беседы, в которых Катса не произносила вслух ни единого слона. По чувствовал, когда она собиралась с ним заговорить, а когда хотела что-то рассказать, его Дар подсказывал, что именно. Им показалось, что эту способность было бы полезно потренировать. А Катса обнаружила, что чем легче ей становится открывать ему свой разум, тем проще его и закрывать. Выходило не слишком удобно, потому что, закрывая какую-нибудь мысль от По, приходилось и самой от нее отгораживаться, но все-таки это был шаг вперед.

Оказалось, что Катса прилагала большие усилия к составлению мысленных посланий, чем По – к их получению. Первое время она старалась думать одно слово за другим, как если бы говорила вслух, но без звука. «Хочешь остановиться и отдохнуть? Поймать нам что-нибудь на ужин? У меня вода кончилась».

– Я тебя, конечно, понимаю, когда ты все «проговариваешь», – объяснил он, – но не нужно так напрягаться. Образы тоже подойдут, и чувства тоже, и мысли, не составленные в предложения.

Это тоже оказалось сложным. Катса боялась, что он не поймет, и поначалу зрительные образы подбирала так же тщательно, как слова. Рыба над костром. Ручей. Травы, водяной паслен, который ей нужно было есть вместе с ужином.

– Катса, если ты просто откроешь мне свою мысль, я ее увижу – не важно, в каком она виде. Если ты хочешь, чтобы я знал, я узнаю.

Но что это значит – открыть ему мысль? Хотеть, чтобы он узнал? Она попробовала просто мысленно звать его, когда нужно было что-то сообщить. «По». А потом предоставляла ему самому находить нужную мысль.

Это, казалось, работало. Катса постоянно тренировалась и мысленно общаться с ним, и закрываться, и постепенно разум ее расслабился.

Однажды дождливым вечером, сидя у костра в самодельном шалаше из веток, она попросила разрешения посмотреть на его кольца. По протянул ей ладони, и Катса начала считать. На правой руке – шесть гладких золотых колец разной ширины. На левой – одно гладкое золотое, одно тонкое, с инкрустацией из серого камня по центральной линии, одно широкое и тяжелое, с сияющим остроконечным белым камнем – должно быть, это оно поцарапало ее тем вечером на стрельбище – и еще одно простое золотое, но все покрытое узором, в котором Катса узнала татуировку на руках По. Осененная догадкой, она спросила, не несут ли кольца какого-нибудь скрытого смысла.

– Да, – ответил он. – Все кольца лионидцев что-нибудь значат. Это, с гравировкой, – кольцо седьмого сына короля, кольцо моего замка и моего титула. Оно обозначает мое наследство.

«Значит, у всех твоих братьев разные кольца и разные знаки на руках?»

– Да.

Она коснулась пальцем большого, тяжелого кольца с граненым белым камнем. «Это кольцо короля».

– Да, это кольцо символизирует моего отца. А это, – сказал он, указан на тонкое кольцо с серой полосой, – мою маму. Гладкое – кольцо дедушки.

«Он никогда не был королем?»

– Королем был его старший брат. Когда тот умер, он мог бы править, если бы захотел. Но его сын, мой отец, был молод, крепок и решителен, и дедушка, тогда уже старый и слабый, передал власть сыну.

«А мать твоего отца и родители матери? У тебя есть кольца для них?»

– Нет. Они уже умерли. Я их никогда не видел.

Она взяла его правую руку. «А эти? На этой руке тебе для колец даже пальцев не хватает».

– Это кольца в честь моих братьев, – объяснил он. – По одному на каждого. Самое широкое – для старшего, самое тонкое – для младшего.

«Значит, все твои братья носят еще более тонкое кольцо в честь тебя?»

– Верно, и моя мама, и дедушка, и отец.

«Твое кольцо самое тонкое только потому, что ты младший?»

– Так принято, Катса. Но у них оно не такое, как остальные. В него вставлены крошечные камни, золотой и серебряный.

«Как твои глаза».

– Да.

«Из-за Дара тебе полагается особенное кольцо?»

– В Лиониде Одаренных почитают.

Для Катсы такая мысль была неожиданна. Оказывается, есть народ, в котором почитают Одаренных. «У тебя нет колец в честь жен братьев и их детей?»

По улыбнулся.

– К счастью, нет. Но в честь собственной жены у меня было бы кольцо, и если бы у нас были дети, я бы носил по кольцу в честь каждого. У моей матери четверо братьев, четыре сестры, семеро сыновей, родители и муж. Она носит девятнадцать колец.

«Это сумасшествие. Она вообще может шевелить пальцами?»

– У меня с этим проблем нет, – он поднес ее руки к губам и покрыл костяшки пальцев поцелуями.

«Меня никто не сможет заставить носить столько колец».

По засмеялся и, перевернув ее руки, поцеловал ладони и запястья.

– Тебя никто не сможет заставить делать что-то, чего ты не хочешь.

И тут вступил в дело Дар По, точнее, та его часть, которая в последнее время начала нравиться Катсе все больше: он знал без слов, чего она хочет. С плутовской улыбкой По опустился перед ней на колени, обнял за талию и, притянув к себе, принялся ласкать губами ее шею. Катса затаила дыхание, забыв обо всех возражениях, и наслаждалась холодком золота на лице и на коже от его прикосновений.

– Все эти раны у животных в приюте от самого Лека? – спросила она однажды в пути. – Как думаешь?

Обернувшись, По взглянул на нее.

– Я понимаю, это ужасное обвинение. Но мне кажется, что да. И еще меня беспокоит болезнь, о которой говорил тот торговец.

– Думаешь, Лек их убил?

По пожал плечами и ничего не ответил.

– Может быть, королева Ашен заперлась, поняв, что у него есть Дар?

– Это мне тоже приходило в голову.

– Но как она могла догадаться? Разве она не должна быть околдована?

– Понятия не имею. Может, он слишком далеко зашел в своей жестокости, и ее разум на какое-то мгновение прояснился. – Он поднял рукой ветку, мешавшую проехать, и пригнулся. – Должно быть, его Дар не всесилен.

Или, возможно, у него нет Дара. Может быть, это всего лишь нелепое предположение, за которое они ухватились в отчаянной попытке объяснить необъяснимые вещи.

Но ведь правители Монси умерли, и ни у кого и мысли не возникло о чем-то дурном. А теперь король похитил принца Тилиффа, и никто даже не подумал его заподозрить.

Одноглазый король.

У него должен быть Дар. А если нет, тогда это что-то противоестественное.

Тропа становилась все более узкой и заросшей, и теперь они чаще вели лошадей под уздцы, чем ехали верхом. В какой-то момент листья на всех деревьях, словно сговорившись, поменяли цвет на рыжий, желтый, красный, багровый и коричневый. Через один или два дня на пути возникнет тот самый постоялый двор, на котором придется оставить лошадей, и дальше их ждет подъем по крутой горной тропе, с вещами на спинах. По предупредил, что в горах лежит снег, и путешественники встречаются очень редко. Двигаться придется осторожно, опасаясь бурь.

– Ты ничуть не боишься, да, Катса?

– Не особенно.

– Это потому, что тебе никогда не бывает холодно, к тому же ты можешь поймать медведя голыми руками и в любую метель разжечь костер даже из сосулек.

Она не рассмеялась, чтобы не поощрить его, но улыбку сдержать не сумела. Они разбили лагерь на вечер, и теперь Катса ловила рыбу. А когда она ловила рыбу, По всегда начинал ее дразнить, потому что она не закидывала леску, как сделал бы он, а снимала сапоги, подворачивала штанины и заходила в воду. Схватив рыбину, подплывшую достаточно близко, она бросала ее сидящему на берегу По, который, посмеиваясь, очищал и потрошил ее и составлял Катсе компанию.

– На свете не так уж много людей, у которых реакция быстрее, чем у рыбы, – заметил он.

Катса нацелилась на серебристо-розовый отблеск, промелькнувший у лодыжек, и через мгновение бросила По еще одну рыбину.

– Па свете не так уж много людей, которые знают, что у лошади камень застрял в копыте, даже если нет никаких признаков. Может быть, для меня добыть себе ужин так же легко, как убить человека, но, по крайней мере, я не умею разговаривать с лошадьми.

– Я тоже не умею. Просто в последнее время я начал чувствовать, если они хотят остановиться. А уж остановившись, причину найти несложно.

– Ну, все равно, мне кажется, не тебе удивляться моему Дару.

Усмехнувшись, По оперся на локти.

– Я не удивляюсь твоему Дару. Мне просто кажется, что ты неправильно его понимаешь.

Катса протянула руку к темной вспышке в воде и бросила на берег еще одну рыбину.

– И как же его нужно понимать?

– Вот этого я не знаю. Но Дар убивать не объясняет все твои умения. То, что ты никогда не устаешь, не чувствуешь холода и голода.

– Я устаю.

– И не только это. Ты можешь разжечь огонь даже в ливень.

– У меня просто больше терпения, чем у других.

– Конечно, – фыркнул По. – Терпение – вообще одно из твоих основных качеств.

Он увернулся от рыбины, которая летела прямо ему в голову, и снова уселся, смеясь.

– Твои глаза так ярко горят, когда ты стоишь в воде, а в лицо тебе светит заходящее солнце, – сказал он. – Ты прекрасна.

«Прекрати».

– А ты смешон.

– Вылезай, тигрица. Рыбы уже достаточно.

Она побрела к берегу. Подойдя к кромке воды, По поднял Катсу и поставил на мох. Они собрали рыбу и вместе пошли к костру.

– Я устаю, – сказала Катса. – И чувствую холод и голод.

– Ладно, если ты настаиваешь. Но попробуй сравнить себя с другими людьми.

Сравнить себя с другими людьми.

Усевшись, Катса принялась вытирать ноги.

– Будем сегодня тренироваться? – спросил По.

Она рассеянно кивнула.

Напевая себе под нос, он нанизал рыбу на вертел, вымыл руки и только тогда бросил поверх костра на Катсу мерцающий взгляд. Она все сидела, задумавшись… размышляя о том, что получится, если сравнить ее с другими людьми.

Ей и вправду иногда бывало холодно. Но она не страдала от холода, как другие. И голод тоже иногда чувствовала, но могла долго не есть и не слабела от этого. Честно признаться, она вообще не могла припомнить, чтобы почему-нибудь чувствовала слабость. И не помнила, чтобы когда-нибудь болела. Хорошенько подумав, Катса уверилась окончательно – у нее никогда в жизни даже простуды не было.

Взгляд ее не отрывался от пламени костра. Все это немного странно, нельзя не согласиться. И это еще не все.

Она сражалась, ездила верхом, бегала и даже падала, но на коже почти никогда не было синяков и царапин. Она никогда ничего себе не ломала. И не мучилась от боли, как другие люди. Даже когда По бил очень сильно, справиться с болью было несложно. Если говорить честно, приходилось признаться: Катса никогда особенно не понимала, что имеют в виду люди, когда жалуются на боль.

Она не уставала, как другие. Ей не нужно было много спать. Чаще всего она заставляла себя спать только потому, что так было нужно.

– По?

Он поднял глаза от костра.

– Ты можешь приказать себе уснуть?

– В каком смысле?

– Можешь лечь и заставить себя спать? В любой момент, когда понадобится?

Он удивленно покосился на нее.

– Нет, Никогда о таком не слышал.

– Хм.

Еще мгновение он внимательно изучал ее взглядом, но затем, видимо, решил оставить в покое. Сама Катса тут же забыла о его существовании. Раньше ей никогда не приходило в голову, что в этом ее умении может быть что-то необычное. К тому же она не просто могла приказать себе уснуть. Она могла приказать себе уснуть на определенное количество времени, и, проснувшись, всегда знала, который час. На самом деле она знала, который час, в любое время дня и ночи.

И так же точно всегда знала, где находится и куда направляется.

– В какой стороне север? – спросила она По.

Он снова поднял голову и задумался, глядя на небо, а потом указал примерно туда, где был север, но не совсем точно. Откуда она это знала?

Ей ни разу в жизни не пришлось заблудиться. Разжечь огонь или найти кров не составляло никакого труда. Охота давалась легко. Ни у кого не было такого хорошего зрении и такого острого слуха.

Катса вскочила на ноги, вернулась к пруду и уставилась в него невидящим взглядом.

Физические потребности не ограничивали ее, как других людей. То, от чего они страдали, было ей не страшно. Инстинкт помогал жить среди дикой природы, не зная лишений.

И она могла убить любого противника. При малейшей угрозе жизни.

Катса изумленно села на землю. Может ли ее Дар быть Даром выживания? В следующее же мгновение она отбросила эту мысль. Она – просто убийца, всегда была убийцей. На виду у всего двора Ранды она убила родственника… человека, который не сделал бы ей ничего дурного. Убила без размышлений, без колебаний – так же, как чуть не убила собственного дядю.

Но ведь Катса не убила дядю. Она нашла способ избежать этого и остаться в живых.

И смерти того несчастного она тоже не хотела. Она была ребенком, Дар еще не оформился. Катса ударила, не чтобы убить, а просто чтобы защититься, защититься от его прикосновения. Она совсем забыла об этом, выпустила из виду по ходу дела, когда придворные принялись избегать ее, а Ранда начал использовать ее умения в своих целях и называть своим маленьким палачом.

Нет, это не Дар убивать. Ее Дар – Дар выживания.

От этой мысли она рассмеялась, потому что это звучало почти так, будто ее Дар – Дар жизни. А это, конечно, было смешно.

Катса снова встала и вернулась к костру. По следил за ней взглядом. Он не спросил, о чем она думала, не стал вмешиваться – решил ждать, пока сама не захочет рассказать. Катса поймала его взгляд поверх костра. Ему явно было любопытно.

– Я сравнивала себя с другими людьми, – объяснила она.

– Понятно, – осторожно сказал он.

Очистив одну из рыбин от кожи, Катса отрезала себе кусок и принялась задумчиво жевать.

– По.

Он поднял на нее взгляд.

– Если бы ты узнал, что мой Дар – не убивать, – сказала она, – а выживать…

Он вскинул брови.

– Тебя бы это удивило?

Он задумчиво поджал губы.

– Нет. Мне кажется, это намного логичнее.

– Но… это все равно что сказать, что мой Дар – жизнь.

– Да.

– Это бред.

– Почему? Я так не думаю. И это не только твоя собственная жизнь, – добавил он. – Своим Даром ты спасла множество жизней.

Она покачала головой.

– Меньше, чем погубила.

– Может, и так. Но у тебя впереди вся жизнь, чтобы наверстать, А жить ты будешь долго.

Впереди вся жизнь, чтобы наверстать.

Катса вытащила кости еще из одной рыбины и принялась поедать ее, с улыбкой думая над этими словами.

Глава двадцать вторая

Деревья неожиданно расступились, и перед ошеломленными путниками предстали горы, а с ними и городок, в котором придется оставить лошадей. Дома в городке были сделаны из камня или мощного сандерского дерева, но дыхание Катсы перехватило от вида того, что возвышалось за ними. Ей были знакомы холмы Истилла, но гор она не видела никогда. Не видела серебристых лесов, уходящих в небеса, камня и снега, поднимающихся еще выше, к недостижимым вершинам, словно золото сияющим в солнечных лучах.

– Они напомнили мне о доме, – сказал По.

– В Лиониде такие же горы?

– Местами. Город моего отца расположен недалеко от таких гор.

– Ну, – сказала Катса, – мне они ни о чем не напомнили, потому что я никогда не видела ничего подобного. Да и едва могу поверить, что вижу их сейчас.

Этим вечером им не нужно было ни разбивать лагерь, ни охотиться. Ужин приготовила и подала грубовато-дружелюбная жена хозяина, которую, казалось, ничуть не волновали их разноцветные глаза. Зато очень интересовало все, что они видели, и все, кого встретили по дороге. В столовой жарко пылал большой каменный очаг. Они ели горячее мясо, горячие овощи, горячий хлеб, и вся комната была в их распоряжении, у них были стулья и стол, тарелки и ложки. После еды их ждала горячая ванна, а потом – теплая постель, мягче которой Катса никогда не видела – по крайней мере, ей так показалось. Это была настоящая роскошь, и они наслаждались ею как следует, потому что знали – им еще долго не видать подобного уюта.

Захватив с собой собранный хозяйкой сверток с провизией и холодную воду из колодца на постоялом дворе, путники выехали еще прежде, чем солнечные лучи показались из-за гор. Большинство своих вещей – те, что не оставили вместе с лошадьми, – они теперь несли на себе. В их распоряжении был один лук и один колчан со стрелами, и Катса, как лучший стрелок, несла их за спиной. Мечи они не взяли, но у каждого осталось по кинжалу и ножу, а еще одеяла, немного одежды, деньги, снадобья, карты и список союзников Совета.

Небо, навстречу которому они теперь поднимались, стало багровым, а потом розово-оранжевым. На горной тропе угадывались чужие следы – остывшие костры, отпечатки сапог в грязи. Кое-где для удобства путешественников стояли небольшие хижины без мебели, но оборудованные грубыми, практичными очагами. Они были построены в стародавние времена совместными усилиями Сандера, Истилла и Монси, в те дни, когда королевства еще заботились о безопасности путешественников, пересекавших границы.

– Если в горах тебя застанет метель, крыша и четыре стены могут спасти жизнь, – сказал По.

– Тебя когда-нибудь заставала метель в горах?

– Однажды, меня и моего брата Сильверна. Мы были в горах, и буря заслала нас врасплох. Нам повезло наткнуться на хижину дровосеков – если бы не это, мы, скорее всего, не выжили бы. Мы оказались в ловушке на четыре дня, и все эти четыре дня ничего не ели, кроме хлеба и яблок, которые принесли с собой, и снега. Мама почти решила, что мы пропали навсегда.

– Который из твоих братьев – Сильверн?

– Пятый сын моего отца.

– Жалко, что ты не чувствовал тогда животных, как сейчас, иначе вышел бы и добыл крота или белку.

– И потерялся бы по дороге обратно, – добавил он. – Или так, или вернулся бы к брату, который, скорее всего, счел бы ужасно подозрительным, что я могу охотиться в метель.

Земля и трава под ногами иногда расступались, давая место камню, а вершины гор маячили далеко впереди. Вырваться из леса, карабкаться вверх, двигаться со всей возможной скоростью было приятно. С огромного, чистого неба в лицо сияло солнце, легкие наполнял свежий воздух. Катса была довольна.

– Почему ты никогда не рассказывал о своем Даре братьям?

– Моя мать запретила, еще когда, я был ребенком, строго-настрого запретила им рассказывать.

Было очень тяжело скрывать это от них – особенно от Сильверна и Ская, который ближе всех ко мне по возрасту. Но теперь, когда я знаю, что за люди – мои братья, я вижу, что мама была права.

– Почему? Им нельзя доверять?

– Чаще всего можно. Но они все полны амбиций, Катса, каждый старается обойти другого и выслужиться перед отцом. Сейчас я не представляю для них никакой угрозы, потому что я – младший сын и не рвусь к власти. И они уважают меня, потому что знают: чтобы победить меня в бою, им придется напасть вшестером. Но если они узнают правду о моем Даре, то попытаются меня использовать – просто не удержатся.

– Но ты ведь этого не позволишь.

– Нет, но тогда они обидятся, и я не уверен, что один из них не поддастся искушению рассказать жене или советнику. В конце концов, отец узнает… И все рухнет.

Они остановились у тоненького ручейка. Катса выпила воды и умылась.

– У тебя очень предусмотрительная мать.

– Больше всего она боялась, что узнает отец. – По опустил в воду фляжку. – Он хороший отец. Но королем быть трудно. Короля всеми способами пытаются лишить власти. Я был бы для него слишком полезен. Он не смог бы противостоять искушению использовать меня, просто не смог бы. А этого моя мать боялась больше всего.

– Неужели он никогда не желал твоей помощи как воина?

– Конечно, и я ему помогал. Не так, как ты помогала своему дяде, – отец не такой, как Ранда. Но мама боялась, что ему понадобится мой разум. Она хотела, чтобы мой разум принадлежал только мне, а не королю.

Катсе показалось неправильным, что матери приходится защищать ребенка от его отца. Но она мало знала о матерях и отцах. У нее не было ни того, ни другого, и они не могли защитить ее от власти Ранды. Наверное, угроза все-таки не в отцах, а в королях.

– А дедушка был согласен с тем, что никто не должен знать о твоем Даре?

– Да, был.

– А твой отец очень рассердится, если узнает правду теперь?

– Он страшно разгневается и на меня, и на маму, и на дедушку. И он, и братья будут в ярости. Что ж, справедливо – мы пошли на ужасный обман, Катса.

– У вас не было выбора.

– Все равно. Такое сложно простить.

Катса поднялась на кучу камней и остановилась, чтобы осмотреться. Казалось, они ничуть не приблизились к вершинам, встающим впереди. И только оглядываясь назад, на лес далеко внизу, можно было понять, как долго они двигались, да еще по холоду. Она поправила сумки и снова ступила на тропу.

И тут мысль о королевах, защищающих детей от королей, засветилась глубоко в ее сознании.

«По. У Лека есть дочь».

– Да, Биттерблу. Ей десять лет.

«Биттерблу может быть замешана в этом странном деле. Если Лек пытался как-то ей навредить, было бы ясно, почему королева Ашен прячется вместе с ней».

По остановился как вкопанный и с тревогой оглянулся на нее.

– Если ему доставляет удовольствие резать животных, страшно подумать, что он может сделать со своей дочерью.

Кошмарный вопрос зловеще повис в воздухе между ними. Катса вдруг вспомнила о двух погибших девочках.

– Давай будем надеяться, что ты ошибаешься, – сказал По, держась рукой за живот – ему стало нехорошо.

– Давай пойдем быстрее, – сказала Катса, – на случай, если я права.

Дальше оба почти побежали по тропе вверх, через горы, которые скрывали от них Монси и пока еще неизвестную правду.

На следующее утро они проснулись на полу в пыльной хижине. Костер давно потух, и в щель под дверью сочился морозный воздух. Когда Катса и По отправились в путь, застывшие звезды начали оттаивать и по горизонту разлился свет. Путь становился все круче и каменистее. Скорость, с которой они двигались, кое-как спасала от холода, которого Катса не чувствовала, но на который жаловался окоченевший По.

– Я думал о том, как мы появимся при дворе Лека, – заговорил По, перелезая с одного камня на другой и прыгая с того на третий.

– И что надумал?

– Ну, наверное, стоит проверить наши подозрения до встречи с ним.

– То есть первую ночь лучше провести в каком-нибудь трактире, а не в замке?

– Именно.

– Но ведь нельзя терять ни минуты.

– Правильно. Если за одну ночь мы ничего не выясним, тогда, наверное, пойдем сразу во дворец.

Пока они молча избирались на гору, Катса все думала, что делать: войти в замок друзьями и постепенно все разузнать или же напасть сразу и затеять невиданный бой. Лек представлялся ей лицемером, с ухмылкой стоящим на дальнем конце бархатной ковровой дорожки, сощурив блистающий умом единственный глаз. Ей представлялось, как она пускает стрелу ему в сердце, он падает на колени и, истекая кровью на ковре, умирает у ног своих слуг. Умирает от ее руки, но по приказу По. Приказ должен отдать По, потому что, пока они не узнали правду о Даре Лека, доверять собственному суждению ей нельзя. «По? Это ведь правильно, да?»

Ему понадобилось несколько мгновений, чтобы разобраться в ее мыслях.

– Я тоже об этом думал, – произнес он. – Когда мы доберемся до Монси, ты согласишься делать, что я скажу, и только то, что я скажу? До тех пор, пока я не разберусь в его Даре? Ты бы могла согласиться на такое?

– Конечно, По, если так нужно.

– И не удивляйся, если я буду вести себя странно. Мне придется притворяться, что у меня всего лишь Дар сражаться и что я верю каждому его слову.

– Нужно будет попрактиковаться в стрельбе из лука и в метании ножа, – сказала Катса. – У меня такое ощущение, что после того, как правда будет раскрыта, король Лек окажется на острие моего клинка.

По только покачал головой и не улыбнулся.

– А у меня такое ощущение, что все окажется не так просто.

На третий день перехода холод и ветер усилились. Горный перевал вел их между двумя пиками, которые порой скрывались за снежными вихрями. Снег хрустел под сапогами, снежинки спускались с бледно-голубого неба на плечи Катсы и таяли в ее волосах.

– Мне нравится горная зима, – заметила она однажды, но По только рассмеялся.

– Это не зима. Это горная осень, и притом довольно мягкая. Зимой мороз куда неистовее.

– Думаю, зима мне тоже понравится, – проговорила Катса, и По снова рассмеялся.

– Ничуть не удивлюсь. Трудности тебя только радуют.

Погода не менялась, так что проверить заявление Катсы возможности не было. Путники двигались так быстро, как только позволяла местность. Хоть По и восхищался постоянно силами Катсы, сам он тоже был быстр и вынослив. Пусть он дразнил ее тем, как она несется, но не жаловался на темп, а если и останавливался когда перекусить и выпить воды, то Катса была ему только благодарна – так он и ей напоминал, что нужно поесть и попить. И именно такая остановка позволила ей оглянуться и посмотреть назад, на горы, протянувшиеся с востока на запад, на весь мир, открывшийся ее взгляду, ибо она забралась так высоко, что, казалось, видит весь мир.

И вдруг в какую-то минуту оказалось, что они достигли вершины перевала. Горы впереди были покрыты соснами, у подножья раскинулись зеленые долины, испещренные ручьями, крестьянскими домами и малюсенькими точками, в которых Катса угадала коров. А сияющая полоса реки, сужаясь вдали, вела к миниатюрному городу, который белел у самого горизонта. Лекион.

– Я его едва различаю, – сказал По, – но у тебя зрение лучше, я тебе верю.

– Вижу здания, – проговорила Катса, – и темные стены вокруг белого замка. А смотри, видишь крестьянские усадьбы в долине? Их-то ты точно различишь. А коровы, видишь коров?

– Да, теперь, когда ты сказала, вижу. Это невероятно прекрасно, Катса. Ты когда-нибудь видела такую волшебную красоту?

Восторженность По развеселила Катсу, она рассмеялась. И на один чудесный миг, пока они смотрели на Монси с высоты, мир стал прекрасным и беззаботным.

Спуск оказался куда более коварным, чем подъем. По пожаловался, что его пальцы сейчас точно прорвут носки сапог, а потом – что уж скорей бы прорвали, потому что от постоянных ударов при спуске они страшно болели. Но в какой-то момент Катса обратила внимание на то, что он вообще перестал жаловаться и сосредоточился на дороге.

– По. Мы идем очень быстро.

– Знаю. – Он прикрыл ладонью глаза от солнца и покосился вниз на поля Монси. – Я только надеюсь, что достаточно быстро.

В тот вечер они разбили лагерь возле ручья, который, сбегая с гор, нес с собой тающий снег. Сидя на камне, Катса смотрела на По, в глазах которого угадывалось беспокойство. Он взглянул на нее и вдруг улыбнулся.

– Хочешь что-нибудь сладенькое к этому кролику?

– Конечно, хочу, – ответила она. – Но какая разница, что я хочу, если у нас есть только кролик.

Услышав это, По встал и направился к зарослям кустарника.

«Куда ты?»

Он ничего не ответил и, скрипнув сапогами о камни, растворился в ночной тьме.

Она встала.

– По!

– Не волнуйся, Катса, – донесся издали его голос. – Я всего лишь выполняю твое желание.

– Если ты думаешь, что я буду просто сидеть…

– Садись. Ты испортишь мой сюрприз.

Она села, но позволила ему почувствовать все, что думает о нем и его сюрпризе, из-за которого он ползает по скалам в темноте и рискует подвернуть ногу и заставить нести себя к подножию гор на плечах. Через пару минут из темноты послышались шаги По. Он ступил в круг света и направился к ней. Руки его были сложены пригоршней, и, когда он опустился перед ней на колени, Катса увидела у него в ладонях холмик ягод. Она посмотрела в его скрытое в тени лицо.

– Снежевика?

– Снежевика.

Она взяла одну у него из рук и укусила. Ягода лопнула, пролив сладкий холодный сок. Катса проглотила нежную мякоть и озадаченно посмотрела на По.

– Твой Дар показал тебе, где искать ягоды.

– Да.

– По, это невероятно, правда? Так ясно почувствовать растение. Ведь они не двигались, не думали и даже не угрожали свалиться тебе на голову.

По присел на корточки и задумчиво склонил голову.

– Весь мир вокруг меня складывается в единое целое, – сказал он, – по кусочкам, как мозаика. То, что было размыто, проясняется. Честно говоря, это немного дезориентирует. У меня даже чуть-чуть голова кружится.

Катса изумленно смотрела на него. На такое трудно что-то ответить: Дар помогает ему чувствовать ягоды, и у него чуть-чуть, кружится голова. А завтра он расскажет ей про оползень на другом конце земли, и они оба бухнутся в обморок.

Вздохнув, она коснулась золотого кольца в его ухе.

– Если ты опустишь ноги в ручей, ледяная вода успокоит пальцы, а я потом разотру их, чтобы согреть.

– А если у меня и другие места замерзли, их ты тоже согреешь?

В голосе По звучала ухмылка, и Катса засмеялась, глядя ему в лицо. Но потом он взял ее пальцами за подбородок и серьезно посмотрел в глаза.

– Катса, когда мы подберемся к Леку, ты должна будешь делать все, что я скажу. Ты обещаешь?

– Обещаю.

– Ты обязательно должна. Поклянись.

– По. Я уже обещала тебе и готова пообещать еще раз и поклясться. Я буду делать, что ты скажешь.

Он заглянул ей в глаза и кивнул. Потом высыпал последние несколько ягод ей в ладонь и наклонился к своим сапогам.

– Мои пальцы вытерпели такие страдания, я не уверен, что стоит выпускать их на свободу. Вдруг они восстанут против меня, сбегут в горы и откажутся возвращаться?

Она съела еще одну ягоду.

– Полагаю, я более чем достойный соперник для твоих пальцев.

На следующий день По больше не шутил ни о пальцах, ни о чем другом. Он почти не говорил, и чем дальше они продвигались вниз по тропе, которая вела прямо к королю Леку, тем сильнее им овладевала тревога. Его настроение оказалось заразительным, Катса тоже взволновалась.

– Когда придет время, ты сделаешь, что я скажу? – однажды спросил он, прервав молчание.

Она открыла было рот, чтобы озвучить раздражение, поднимавшееся в ней от вопроса, на который она уже давно ответила и не хочет отвечать снова. Но, посмотрев на то, как По, такой напряженный, охваченный тревогой, с трудом продирается по тропе рядом с ней, Катса растеряла весь свой гнев.

– Я сделаю все, что ты скажешь, По.