Текст книги "Мой верный рыцарь"

Автор книги: Кристина Додд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

9

Сэр Дэвид пулей вылетел из зала. Он не заметил меня и вообще ничего вокруг. Губы у него были плотно сжаты, лицо покраснело, но не было видно, чтобы ему помешали развлекаться. Уж я-то хорошо знал, что помешай кому-нибудь в такой момент и получишь по шее или того хуже. Мне казалось, что сэр Дэвид счел бы ниже своего достоинства путаться с женщиной. Я очень хотел, чтобы человек, перед которым я преклонялся, женился на моей госпоже, но я думал, что их союз должен быть благороднее, чем просто баловство в постели.

Я сунул в рот кусок хлеба и поспешил за ним. Мне хотелось узнать, удался ли мой план. По моему детскому разумению, единственным препятствием их любви было поведение самого сэра Дэвида. Уговорами и убеждениями мне удалось превратить его из грубого рыцаря в галантного кавалера, и теперь я ожидал в качестве вознаграждения счастливого известия об их помолвке.

Но сэр Дэвид зашипел на меня, как сердитый старый кот:

– Надевай сапоги, мы уходим.

Когда я попытался сказать ему, что летом сапоги мне не нужны, он так взглянул на меня, что я счел за благо повиноваться. Пока я втискивал ноги в сапоги, которые стали мне малы и жали немилосердно, он задержался в холле, поддразнивая Хетти и играя с Хейзел.

Филиппа позволяла ему это. Она уже больше не смотрела на сэра Дэвида как на ядовитого змея. Но и ребенка с ним не оставляла.

Наконец я натянул сапоги и подбежал к нему. Он вытер девочке подбородок и помахал ей рукой, а я заинтересованно спросил:

– Леди Элисон понравился котенок?

– Вы подарили ей котенка? – спросила Филиппа таким тоном, как будто он сделал что-то неприличное.

Выпрямившись, сэр Дэвид гневно посмотрел на нее:

– А разве нельзя было?

Его взгляд был как удар кулаком. Схватив Хейзел, Филиппа прижала ее к себе с такой силой, что девочка заплакала. Филиппа отшатнулась к стене.

Сэр Дэвид с ругательствами тяжелыми шагами вышел из холла, я за ним. Когда дверь захлопнулась, он недовольно сказал:

– Не обязательно оповещать всех о наших планах.

Меня это обидело. Я был молод, но не глуп. Я никому ничего не говорил и не видел ничего дурного в том, что Филиппа знала, что он подарил леди Элисон котенка. Она ведь была всего лишь служанка. По ее манере говорить я догадывался, что она приходилась леди Элисон дальней родственницей и была воспитана в благородном семействе. Но я и сам был воспитан в благородном семействе, а если мне не удастся стать рыцарем, из меня ничего не выйдет. Меньше чем ничего. Простой слуга, вроде Филиппы.

Наверно, какие-то мои мысли отразились у меня на лице, потому что сэр Дэвид взъерошил мне волосы.

– Леди Элисон полюбит котенка, как она любила свою старую кошку.

* * *

Дэвид знал, что должен сказать Эдгару правду. Он должен был объяснить ему, что его госпожа – холодная женщина, требовавшая усердной службы за свои деньги и боявшаяся всякой привязанности, потому что привязанность в конечном счете означает потерю. Это бы спасло мальчика от разочарований в будущем. Но он не сказал ему этого. Он взъерошил его волосы и солгал.

Эдгар усмехнулся:

– Я так и знал! Я так и знал! Это была моя лучшая идея. Держитесь меня, сэр Дэвид, и вы станете самой подходящей парой для миледи. Бьюсь об заклад, она и сейчас ласкает котенка, так же как она будет потом ласкать ваших детей.

Уверенность Эдгара изумила Дэвида. После крошечной темной комнаты ему показалось, что он купается в бодрящих солнечных лучах.

– Ты немного далеко заходишь.

– Почему? – с поспешностью белки, подбирающей желудь, откликнулся Эдгар.

– По-моему, я ей не по вкусу.

Иногда Эдгар обнаруживал совершенно недетское понимание.

– Она же вас целовала, верно? Я бы сказал, что вы ей очень нравитесь.

Неожиданно к Дэвиду вернулось чувство юмора.

– Может быть, но она не часто это показывает.

– Вы же сами решили, что покорить ее может только сдержанность. Но, по-моему, нечего ждать.

– Ты нетерпелив, приятель. – Но не настолько, как он сам. Дэвиду очень хотелось домой в Рэдклифф. В прошлом месяце Гай Арчер прислал известия с посланным леди Элисон. Засуха кончилась, все пошло в рост. Его дочь тоже выросла, и Дэвиду стало до боли тоскливо.

Он хотел узнать, что угрожало Элисон, и избавить ее от этой угрозы, чтобы сразу же отправиться домой. Она по-прежнему не была с ним откровенна, и это одновременно и раздражало его, и приносило облегчение. Ведь ему нужно было время, чтобы завоевать Элисон. Он хотел узнать, что ей нравится, чтобы угодить ей. Если бы он только мог уехать сейчас, он бы позабыл о мешках с шерстью и поспешил домой. А тогда бы уж Элисон никогда больше не подпустила его к себе.

И все же Дэвид желал поскорее победить ее, увлечь ее в постель, затуманить ее ясный ум поцелуями. Но он стал легендарным воином, потому что был умнейшим тактиком, а для того, чтобы понять, что Элисон ему таким путем не завоевать, не нужно было обладать особой гениальностью. С ней необходимо было быть хитрым и сдержанным. Нужно было предоставить ей возможность самой принять решение, незаметно склоняя чашу весов в свою пользу.

Эдгар решил, что он молчит уже достаточно долго:

– Что мы будем делать?

– Учить сквайров, – отрезал Дэвид, и Эдгар снова погрузился в молчание.

Он провел с ней целый час в этой маленькой комнатке, толкуя о надеждах и мечтах, как какой-нибудь монах-кастрат. А она так ничего и не сказала. С таким же успехом он мог бы говорить сам с собой. Единственно правильным решением было обнять и ласкать ее. Это доказало, что она больше думала о нем, чем он мог себе представить, и больше, чем ей самой хотелось.

К несчастью, он тоже думал о ней. Думал, настолько ли она хороша, как ему казалось. Хороша не как хозяйка своих владений, не как заботливая госпожа своих подданных, а как любовница. Дошло до того, что он избегал лишний раз к ней притронуться, боясь, что не сможет сдержать себя. Он мог бы пробраться тайком в деревню и переспать с любой из доступных женщин, и Элисон никогда бы об этом не узнала. Но он не хотел любой. Он мечтал о прикосновении ее длинных холодных пальцев, ее теплого гибкого тела… в постели… или на столе.

В прошлый раз на столе их страсть вспыхнула огнем. Семнадцатилетний юнец проявил бы больше выдержки. Если он понимает что-нибудь в женщинах – хоть его познания о них и устарели, но ведь они не изменились, – в следующий раз она будет сопротивляться ему энергичнее.

– Но она и правда рыжая, – сказал он вслух, неожиданно для самого себя.

Эдгар прислушался:

– Сэр Дэвид?

– У леди Элисон рыжие волосы.

– В этом нет ничего плохого.

– Плохого? – Дэвид схватил его за плечо. – Кто говорит, что это плохо?

– Священник говорит, что рыжие волосы – это символ адского пламени. Я думаю, ей следует его уволить, но он стар и служит здесь уже давно, так что она его не прогонит.

Священника, служившего каждое утро мессу, действительно следовало заменить. Он был глух, наполовину слеп, с зловредным характером, который он то и дело выказывал, ковыляя по замку. То, что она скрывала пламя своих волос под сурового вида платком, объяснялось его неодобрением, тем более, что он был ее духовником с детских лет. Как она наслаждалась свободой, когда распускала волосы, вспомнил Дэвид.

Забежав вперед, Эдгар открыл дверь конюшни. Когда Дэвид вошел, он ее заботливо закрыл. Дэвид понял, что мальчик предвидел неприятности. И он был прав, хотя неприятности ожидали не Эдгара, а Дэвида и Луи.

Подходя к стойлу Луи, он услышал громкое фырканье, а затем раздался стук, и мальчишка-конюх перелетел через ограду стойла. Луи, высунув голову, оскалил свои желтые зубы, а мальчишка злобно на него уставился, с трудом поднимаясь на ноги.

– А вот и мы, – Дэвид подошел к Луи и протянул к нему руку. – Хорошо они о тебе позаботились?

Луи проворчал что-то, издавая звуки, заставившие Эдгара и мальчишку-конюха попятиться.

– Не лягай конюхов, когда они тебя кормят или чистят, – посоветовал ему Дэвид, – и тогда никто не будет жаловаться.

– Он вредный, – огрызнулся мальчишка.

– Он – Луи, легендарный конь. Ты не смеешь называть его вредным, Сивэйт, – накинулся на него Эдгар.

Сивэйт принял угрожающий вид:

– А вот и смею.

– Не смеешь.

– Я могу говорить тебе все, что захочу, – презрительно усмехнулся Сивэйт. – Ты просто ублюдок, которого миледи подобрала из жалости.

Эдгар бросился на него, но Дэвид его перехватил. Держа вырывающегося Эдгара, он сказал конюху:

– Ты можешь говорить что хочешь про Луи, но он понимает каждое твое слово и не терпит оскорблений.

Сивэйт побледнел и отступил.

– Ха! – победоносно сказал Эдгар.

– Чтобы ты не беспокоился, – продолжал Дэвид, – я могу сообщить тебе, что ты больше не отвечаешь за Луи. Эдгар о нем позаботится.

Эдгар застыл на месте.

– Ха! – сказал Сивэйт.

– Эдгар – мой сквайр, и он не боится Луи.

Откуда-то сбоку Дэвид услышал тоненький голосок Эдгара:

– Сэр Дэвид, я поклялся говорить вам правду…

Подняв Эдгара, Дэвид посадил его на ограду стойла.

– Луи – разумное животное. Он любит пугать посторонних, но с тобой он поладит.

Дэвид протянул Луи кусок припасенного им сыра. Луи вытянул шею и осторожно прикусил Дэвиду пальцы. Ругаясь, Дэвид выронил сыр, а Луи, подобрав его с пола, показал его Дэвиду.

Сивэйт бросился бежать. Эдгар попытался отклониться подальше и упал в сено. В свою очередь, показав Луи зубы, Дэвид упрямо повторил:

– Он разумное животное…

Луи жевал сыр и дышал сырным запахом в лицо Дэвиду.

– Особенно когда его прогуляют. – Дэвид снял со стены поводья и вошел в стойло.

Выглядывая из-за стенки, Эдгар увидел, как Луи дал себя взнуздать, и тогда он вылез из своего укрытия. Луи вытянул шею и обнюхал его ногу. Эдгар вцепился в ограду с такой силой, что у него побелели суставы на пальцах, но он не шевелился, пока Луи обнюхивал его до пояса.

– Это твой конюх, – сообщил ему Дэвид. – Позаботься о нем, и он позаботится о тебе.

Луи скосил на него глаза.

– Его нельзя кусать. Это нехорошо. И не наступай на него. Косточки у него еще молодые и тонкие. – Дэвид улыбнулся Луи и сказал доверительно: – Он и так уже ломал себе палец.

Луи ткнулся ему мордой в руку, и Эдгар нерешительно погладил его.

– Он добрый, – удивился мальчик.

– Самая противная тварь на свете. – Дэвид повел коня к выходу. – Но он считает теперь, что ты принадлежишь ему, а Луи всегда защищает свою собственность.

Эдгар шел за ними, остерегаясь копыт Луи.

– Даже ублюдков?

Дэвид и Луи обменялись понимающим взглядом.

– Особенно ублюдков, – сказал Дэвид. – Думаешь, его родители были женаты?

Секунду длилось изумленное молчание. Затем раздалось мальчишеское хихиканье.

– Подойди сюда, Эдгар.

Когда мальчик подошел, Дэвид поднял его, чтобы он мог вскарабкаться в седло. Луи стоял спокойно, потом он тронулся шагом, давая Эдгару возможность привыкнуть к своему ходу. Эдгар ухитрился вовремя отпустить его гриву, чтобы свысока помахать рукой Сивэйту. Он все еще хихикал, когда Дэвид привел коня на площадку, где упражнялись сквайры. Но когда все присутствующие застыли на месте, он принял серьезный вид. Сэр Уолтер тоже застыл с протянутой рукой, приготовившись пронзить Эндрю деревянным мечом.

Испытывая неловкость, Дэвид дружелюбно кивнул.

– Я пришел обучать сквайров.

– Я закончу счета завтра, – сказала леди Элисон, опускаясь на колени среди аккуратных гряд петрушки и руты. – Я же не уклоняюсь от работы. Огород тоже нужно полоть.

Длинными пальцами она ухватила сорняк и потянула.

– Проклятье, – пробормотала она. Корень остался на месте, а Точи, перед тем как уйти, строго предупреждал против подобной небрежности.

Филиппа ухватила Хейзел за рубашку и придержала ее, дав возможность котенку выскользнуть из детских пальчиков.

– Тебе полезно побыть на солнышке.

В окружении высоких каменных стен они были как в особом мире. Элисон принесла с собой котенка, и он проворно устроился спать в складках ее юбки. Но ее постоянное передвижение беспокоило его, и, наконец, потянувшись, он отбежал в сторону и с детским любопытством принялся осматриваться вокруг. Хейзел поползла за ним.

Элисон принялась маленькой лопаточкой освобождать корень от приставшей к нему земли. Ей бросился в ноздри запах сырости, заманчиво обещающий урожайное лето.

– Я никогда не полола раньше, но родители приучали меня ко всему, что делается в моих владениях, и я благодарна Точи за наставления.

Филиппа засмеялась то ли над ребенком, то ли над ней:

– Ему доставило удовольствие давать их тебе.

– Ты так думаешь? – Выдернув, наконец, корень, Элисон победно помахала им в воздухе.

Филиппа снова засмеялась, и на этот раз Элисон точно знала, что над ней.

– Не так часто кому-нибудь случается давать тебе наставления.

Бросив корень в медленно растущую кучу сорняков, Элисон снова взялась за работу.

– Разве я такая страшная?

– Не для меня. Не бери в рот грязь!

Удивленно подняв глаза, Элисон увидела, как Филиппа, разжав крошечный кулачок дочери, высыпала из него землю.

– Фу! – сделала она ей страшную гримасу. – Не ешь это! Гадость!

Хейзел смотрела на мать как зачарованная. Потом ее нижняя губка оттопырилась и задрожала, большие глаза наполнились слезами, она села на землю и заревела как теленок.

Элисон не могла сдержаться. Она громко засмеялась. Она давно не смеялась. Филиппа сердито на нее взглянула:

– Вот подожди, пока сама станешь матерью.

– Ужасная мысль! – Все еще усмехаясь, Элисон вернулась к своему занятию.

– Я думаю, что ты и так слишком долго ждала.

Элисон быстро взглянула на нее:

– Что ты этим хочешь сказать?

Филиппа протянула Хейзел засохшую тыкву. Хейзел погремела ею и отбросила с такой силой, что та воткнулась в мягкую землю.

– Ты превращаешься в старую деву с кошкой.

– Это не моя кошка! – Она попыталась взглянуть на прицепившийся к ней комочек шерсти, но он уже исчез, и это ее порадовало. В этих стенах с котенком ничего не могло случиться.

– Ну и пусть, – согласилась Филиппа. – Ты просто превращаешься в старую деву.

Озадаченная Элисон попыталась отшутиться:

– Я старейшая вдовствующая девственница в Англии.

Филиппе это явно не показалось смешным, потому что она продолжала, не обращая внимания на ее слова и вертя ниткой цветных бус перед глазами Хейзел:

– Ты закостенела в своих привычках. Я не думаю, что найдется человек, который мог бы изменить тебя. Я возлагала большие надежды на сэра Дэвида, но ему это не удалось, так что остается только надеяться на ребенка.

Элисон выпрямилась, потирая себе спину.

– О чем ты говоришь?

– Тебе нужен ребенок.

Это какая-то новая шутка, решила Элисон, широко раскрытыми глазами глядя на Филиппу. Она просто что-то не поняла, ведь ей всегда не хватало чувства юмора. Но Филиппа смотрела на нее с самым серьезным видом.

Ответ Элисон основывался на самой безупречной логике.

– Я не замужем.

– Дети не от брачной церемонии родятся, а когда спишь с кем-нибудь.

– Я это знаю. – Когда Филиппа усмехнулась, Элисон поняла, что в этом-то и крылся юмор. – Я хочу сказать, я госпожа Джордж Кросса. Я не могу просто взять себе любовника и…

– А почему нет? – удивилась Филиппа. – Какой толк быть госпожой Джордж Кросса, если ты себе хоть один-единственный грех не можешь позволить?

Бусы наскучили Хейзел, и, бросив их вслед за тыквой, она схватила снова горсть земли. Отнимая ее у нее, Филиппа добавила:

– Мне следовало бы сказать, еще один грех.

– Моя совесть чиста. Я каждый день исповедуюсь и исполняю епитимью, которую налагает священник.

– Он глух, – возразила Филиппа. – Не будь он глух, он бы всю деревню отлучил от церкви.

Элисон подавила улыбку и сказала чопорно:

– Пути Господни неисповедимы.

– Да, вот Он и послал тебе сэра Дэвида!

Хейзел снова начала выражать недовольство громким криком.

– Дай мне ключи, – попросила Филиппа.

Элисон дотронулась до кольца у себя на поясе.

– Зачем?

– Затем, что ей нельзя давать ключи, а если она получит то, что нельзя, она будет счастлива.

Элисон хотела было сказать, что это опасное начало. Если успокаивать ребенка, давая ему то, что нельзя, это может войти в привычку. Но тут ей пришло в голову, что и Филиппе приходится туго. Она должна без мужа любить ребенка, воспитывать, беспокоиться о нем. Больше всего беспокоиться. В отличие от нее, Филиппа не худела от тревог. На самом деле она скорее поправилась, но на лбу у нее заметно проступали морщинки.

Элисон бросила ей ключи. Они упали в лимонник, сломав один из побегов. Резкий запах привел Элисон в еще больший ужас, но Филиппа поспешно подобрала широкие листья.

– Быть может, Точи не заметит, – сказала она и позвенела ключами перед Хейзел. Ребенок широко раскрыл удивленные глаза. Девочка с жадностью потянулась за ключами, и Филиппа положила тяжелое кольцо ей на колени. Удовлетворившись тем, что нашла забаву для ребенка, Филиппа повернулась к Элисон.

– Сэр Дэвид подарил бы тебе прекрасных здоровых детей.

– А потом оставил бы меня.

– Может быть. Если бы ты сама его отослала. Но я думаю, он бы не отказался, если бы ты предложила ему жениться на тебе.

– Зачем мне такой, как он? Между нами ничего общего.

– Не знаю. – Филиппа улыбнулась и выдернула из земли пару сорняков. – Почему же ты желаешь его?

– Отчего ты думаешь, что я его желаю?

– Потому что я отгоняла любопытных от двери твоей рабочей комнаты.

У Элисон был готов колкий ответ, но она воздержалась. В конце концов, ведь это была Филиппа. Ей она могла сказать правду.

– Он ужасен. Он смеется над обычаями и приличиями.

– Ты все еще сердишься, потому что он раз зашел в кухню и уговорил кухарку положить живых лягушек в пирожную форму. А когда ты открыла ее, они выскочили, и ты взвизгнула.

– Нет, это было забавно. – Элисон вытерла передником руки. – Мне хотелось смеяться.

Филиппа засмеялась.

– Тогда не все еще для тебя потеряно, Элисон.

– Он оказывает на меня дурное влияние.

Филиппа усмехнулась и покачала головой.

– Однажды вечером я заговорилась с ним и даже забыла о моем шитье.

– Однажды, – насмешливо повторила Филиппа.

– Но когда человек ступает на путь лени, ему бывает трудно потом вернуться на стезю добродетели.

– Почему ты все время цитируешь мне леди Френсис? – пожаловалась Филиппа.

– Она нас воспитала!

– Она была противная старуха, лишившая жизнь всех ее радостей.

– Я не знала, что ты так думала. Ты меня поражаешь.

Филиппа бросила в Элисон кучку сорняков.

– Неправда! Ты тоже так думала, только не решалась в этом признаться.

– Я очень глупая. Знаешь, когда сэр Дэвид потешается над напыщенностью короля, мне кажется, что он высказывает мои еще неосознанные мысли.

– Когда он передразнивает сэра Уолтера, я едва могу удержаться от смеха.

– А сэр Уолтер даже ни о чем и не догадывается.

Взглянув друг на друга, женщины расхохотались.

Элисон устыдилась своего веселья, посерьезнела и снова наклонилась над грядкой.

– Ты знаешь, когда он целует меня, я забываю свой долг.

Филиппа издала какой-то звук, похожий на смех, но когда Элисон взглянула на нее, она уже низко наклонила голову.

– Весь мой заведенный порядок нарушился с тех пор, как он здесь, а когда он… – Прикосновение его руки вызывало у нее такие странные ощущения, что она не могла выразить их словами. – Когда он до меня дотронулся, я почти потеряла власть над собой.

– Почти?

– Я потеряла власть над собой.

– Неудивительно, что он человек-легенда, – почтительно сказала Филиппа.

– Сэр Дэвид оказывает на тебя такое же дурное влияние, как и на меня. Ты никогда раньше так не говорила и, уж конечно, не предлагала мне родить без мужа.

– Это не сэр Дэвид заставляет меня так говорить. Это оттого, что всю свою жизнь я говорила, думала и делала все, как подобает, а в награду получила изгнание и жизнь, полную страха. – Филиппа раздавила в руке листья майорана и подняла пальцы к ее носу. – Майоран на счастье. Я хочу, чтобы ты была счастлива.

Странным образом предложение Филиппы стало казаться ей вполне разумным, и Элисон боялась, что это было потому, что она сама подумывала взять сэра Дэвида в любовники. Но вслух она возразила:

– Он не такого благородного рода, как я, и, уж конечно, не так богат.

– Все мужчины, достаточно богатые и благородные, для тебя отвратительны.

– Замуж выходят не для радости. Мне ли этого не знать!

Элисон пожалела, что сказала это. Филиппа, нахмурившись, с силой выдергивала сорняки. Но сказанного не воротишь, и Элисон с грустью добавила:

– И король рассердится.

– Когда дело будет сделано, он с этим примирится. Не в первый раз. Во всяком случае, если ты не хочешь замуж, и не выходи. Тут я тебя понимаю. Но тебе нужен ребенок.

– Зачем? – Котенок пробрался среди петрушки и вцепился в привлекший его росток.

– Чтобы унаследовать твои земли.

Элисон взяла котенка в руки, чтобы он не погубил результаты трудов Точи.

– Так ты думаешь, что мне для этого нужен ребенок?

Тень улыбки пробежала по губам Филиппы.

– Я думаю, ребенок тебе нужен просто для того, чтобы любить его.

– У меня есть этот глупый, тощий, зубастый котенок. – Он урча забрался ей на плечо и мурлыкал теперь у самого уха, потираясь мордочкой о ее щеку.

– Кошка для этого не годится. Тебя может сделать настоящей женщиной только ребенок, о котором ты будешь заботиться, для которого будешь трудиться. Ничто в мире не сравнится с тем чувством, которое ты испытываешь, впервые держа на руках своего ребенка. Когда я смотрю на Хейзел, – Филиппа погладила реденькие волосики ребенка и вытерла ей рукавом лицо, – у меня внутри все переворачивается.

– Звучит заманчиво!

– Я не знаю, как это описать. Ты всегда была умнее. Все, что я знаю, это если кто-нибудь обидит Хейзел, – в глазах Филиппы появился холодный блеск, – я убью его.

Пораженная Элисон смотрела на свою кроткую подругу. Видимо, она плохо ее знала. Или то, что сказала Филиппа, правда. Ребенок меняет природу женщины.

– Ты думаешь, я была бы хорошей матерью?

– Если ты станешь на этот путь, я бы посоветовала иметь больше чем одного ребенка. С одним ты сосредоточишься на нем и задушишь его своей заботой. Двое будут отвлекать твое внимание один от другого.

– Откуда тебе знать? Ведь у тебя один.

– Я бы завела десять, если бы могла. Ты это знаешь.

Элисон засмеялась, пытаясь обратить все в шутку, но на самом деле этот план казался ей все более привлекательным.

– Какой у нас нелепый разговор! Как глупо с твоей стороны советовать мне завести незаконного ребенка. Не знаю, почему я тебя слушаю.

– Почему? – спросила Филиппа.

Внутри Элисон что-то произошло, что именно, она не могла понять, пока оно не вылилось вспышкой гнева.

– У твоего ребенка нет отца, ты запугана и несчастна. Ты хочешь, чтобы я стала такой же?

Филиппа подхватила Хейзел и прижала ее к груди, пока девочка не начала вырываться.

Ужаснувшись сама себе, Элисон проговорила, запинаясь:

– Я не знаю, почему я это сказала. Я просто… я всегда думала, что, если я правильно устрою свою жизнь, я буду жить, как хочу. Но я не могла предвидеть того, что случилось с тобой. И тогда я пересмотрела свою жизнь и поняла… – она сняла котенка с плеча и прижала его к груди, как прижимала свою дочь Филиппа, – что вокруг меня только неодушевленные вещи, и о них нет необходимости беспокоиться, если некому им радоваться.

– Не плачь!

Элисон не сознавала, что она плачет, но слезы у нее так и лились.

– О Элисон! – Держа на руках Хейзел, Филиппа подползла к ней на коленях и обняла ее. – Я не хотела тебя огорчить. Это только….

– Я не могу. Я не могу иметь ребенка. Это невозможно. Но когда я думаю об этом, мне кажется…

– Я знаю, – Филиппа вытерла рукавом нос. – Я тоже так чувствую.

Хейзел протиснулась между ними, и Элисон осторожно ее поцеловала. Ребенок не заплакал, Элисон поцеловала ее еще раз и прислонилась щекой к головке девочки. Тонкие пряди волос были как шелк, и на какое-то мгновение Элисон владели грешные мысли. Мысли о том, что она держит на руках своего собственного ребенка, который любит ее. Как глупо.

– Все наши планы, вся наша молодость, все прошло, пропало даром…

Калитка распахнулась, и женщины отпрянули друг от друга. Сэр Уолтер вошел важной походкой и остановился при виде заплаканных лиц.

– Леди Элисон?

– Мы помогаем Точи с прополкой, – быстро сказала Элисон.

Он осмотрел разбросанные сорняки и помятые растения и вежливо заметил:

– Да, конечно.

Оглянувшись, Элисон увидела то же, что и он, но не стала оправдываться.

– Вам что-нибудь нужно?

Сэр Уолтер не улыбнулся, но в его манере сквозило самодовольное превосходство.

– Мне кажется, вам следует кое-что увидеть.