Текст книги "Мой верный рыцарь"

Автор книги: Кристина Додд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

19

– Ты должен сделать что-то с леди Элисон. – Гай протиснулся сквозь толпу во внутреннем дворе, окружавшую Дэвида. – Не то она сведет меня с ума.

Устало подняв голову, Дэвид взглянул на своего управляющего налитыми кровью глазами.

– Чем ты лучше других?

Оглянувшись, Гай увидел сердитые лица слуг, но он не нашел в них сочувствия.

– Ими она и должна распоряжаться.

Среди слуг пронесся недовольный ропот.

Гай не обратил на них внимания.

– Но охрана замка мое дело, и мне не нравится, когда она присылает своих молодцов обучать меня тому, что мне давно известно.

Дэвид со вздохом согласился:

– Я поговорю с ней. – Он взглянул на слуг. – Я поговорю с ней и о вас.

– Уж пожалуйста, милорд, – сказала одна из женщин. – У нас и без нее дела шли неплохо.

Дэвид нахмурился и ткнул ей пальцем чуть не в самый нос.

– Неплохо это еще не хорошо. Леди Элисон всегда права. Если она говорит, что нужно работать больше, значит, так нужно. Я могу только предложить ей выгнать всех зачинщиков беспорядков и поощрить достойных.

Испуганные женщины отпрянули.

– Вы работаете на себя, а не на хозяйку Джордж Кросса. Вы должны еще расплатиться за хлеб, что она вам привезла.

Дэвид отошел от них при общем молчании. Им было теперь над чем поразмыслить, и он предоставил им возможность заняться этим без него. Гай был, очевидно, с ним согласен, потому что Дэвид услышал у себя за спиной его шаги.

– Ты их правильно вразумил, – одобрительно сказал он. – Они намеренно уклонялись от работы.

– Я знаю, – Дэвид расправил плечи, стараясь размять кости после ночи, проведенной на полу в большом холле. – Я ожидал случая предупредить их, но я и тебя предупреждаю. Если миледи предлагает тебе усилить охрану, ты должен прислушаться к ней.

– У тебя мозги набекрень! Что может женщина понимать в обороне?

– Она понимает достаточно, потому она и наняла меня. Она уважает твои знания, но она всегда найдет что-нибудь, что нуждается в исправлении.

– Может быть. Но она уж точно всегда найдет способ вывести меня из себя.

На этот раз Дэвид засмеялся.

– Да, это она умеет. Кто не привык к ее порядкам, тех она сразу же восстанавливает против себя.

– Слуг. Меня. Стражников. Если бы Филиппа не успокоила меня, когда леди Элисон ушла из караульни, я бы еще и не так взбеленился. – Гай улыбнулся. – Что за прелестная женщина!

– Элисон?

– Леди Филиппа.

– Она не… – Дэвид решил не продолжать. Какое ему дело, если Гай предпочитает называть Филиппу «леди».

– К сожалению, Филиппа не всегда сопровождает леди Элисон, потому что половина деревни против нее.

Когда Дэвид замолчал, Гай спросил:

– А Берт?

– Берт от нее прячется. Она приходит только на уроки военного дела и то потому, что хочет пустить в ход меч против Элисон.

– Ты обучаешь ее вместе с твоим сквайром?

– С Эдгаром? Да, я занимаюсь с ними обоими.

Гай остановился у подножия лестницы.

– А что он думает по этому поводу?

– Я его не спрашивал.

– А следовало бы. Он неглупый малый, и от него мало что укроется.

Дэвид подавил усмешку.

– Что в этом смешного?

– Мне не приходится спрашивать его о совместных занятиях с Берт. Его мужское достоинство оскорблено.

– Но он не смеет жаловаться, потому что она твоя дочь?

– Да. Он обижается, что ему приходится учиться вместе с Берт и что Луи позволяет Марлоу ухаживать за собой.

– Разве ты не объяснил ему, что Марлоу поручили это первому?

– Я ему сказал, что работа в конюшне унижает достоинство сквайра, но он хорошо знает, кто такой Луи, так что я его этим не убедил.

Гай усмехнулся.

– Бедняга. Я думаю, Берт его дразнит.

– Хуже. – Дэвид не мог удержаться от смеха. – Она его боготворит.

– Бедняга, – повторил Гай. – А Эдгар боготворит леди Элисон.

– Поэтому Берт воздерживается говорить о ней плохо. Но зато она очень громко думает!

– Такая сдержанность в Берт может быть опасна. Она может взорваться в любую минуту.

– Я живу в постоянном страхе.

– А леди Элисон об этом известно?

– Я не подозревал, что существуют ситуации, с которыми Элисон бы не справилась. Но я ошибся, и теперь мне предстоит нелегкая задача сказать ей об этом.

– Тебе лучше сделать это одному. У меня не хватит храбрости.

В большом холле все было тихо. Замковая прислуга находилась во внутреннем дворе, а служанки Элисон, сбившись в кучу, пряли шерсть, как разноцветные пауки, смеясь и болтая.

Заметив, что он ищет кого-то, одна из них сказала:

– Леди Элисон в зале, милорд.

Одна? Сердце Дэвида дрогнуло при этой мысли. Удастся ли ему наконец увидеться с ней наедине? Он не говорил с ней без посторонних с тех пор, как две недели назад она захлопнула перед ним дверь спальни.

Его девять любовниц не пригодились ему. Он желал только свою жену, и желал мучительно.

Сначала он в ярости поклялся не разговаривать с ней, пока Элисон не заговорит первой. Приветствуя его на следующее утро с вежливой улыбкой, она лишила эту клятву смысла; Дэвид понял, что она всегда будет вести себя как полагается.

Но жене полагается спать с мужем, а ей это, видимо, в голову не приходило.

Его гнев остыл. Дэвид выразил готовность поцеловаться и помириться. Элисон согласилась только помириться. Поцелуи исключались, а именно они и были ему нужны. И он их украдет, если застанет ее одну.

Дэвид отряхнул пыль со своей одежды, вымыл лицо и руки. Пальцами расчесал волосы и пожалел, что у него не было времени вымыться как следует. Он вынес бы любую пытку, чтобы вернуть ее расположение.

Дэвид с тревогой заглядывал в открытую дверь зала, пока хихиканье служанок не заставило его перейти к решительным действиям. Он поднял было руку, чтобы постучать по карнизу, но в последний момент передумал. В конце концов, это был его зал.

Дэвид вошел небрежной походкой с самой обворожительной улыбкой и сразу же увидел, что ему повезло. Она сидела на постели спиной к нему. Желая отрезать ей путь к отступлению, страстно желая вызвать в ней проблеск какого-нибудь чувства, Дэвид подкрался к ней и обнял ее за талию. Она закричала. Не просто вскрикнула, а закричала от ужаса в полный голос.

Он отскочил как ошпаренный. Она отпрянула в другую сторону и повернулась к нему лицом. Это была Филиппа.

Ребенок, спавший на кровати, заплакал.

– Филиппа!

– Милорд!

– Я подумал, что вы – леди Элисон.

– Я подумала, что вы… – Филиппа на мгновение прижала руку к груди, потом взяла на руки ребенка, пытаясь успокоить его. – Простите, милорд, вы меня напугали.

Он напугал ее? Сердце у него все еще бешено колотилось.

– Милорд, – раздался у него за спиной удивленный голос Элисон. Он обернулся. Элисон сидела в алькове с иглой в длинных пальцах. – Зачем вы подкрадывались к ней?

Солнце падало на лежавшую на столе ткань, и хотя лицо ее было в тени, он видел в нем недоумение.

– Я думал, что это ты, – попытался объяснить он.

– А зачем вам подкрадываться к леди Элисон? – Леди Эдлин сидела напротив своей покровительницы тоже с шитьем в руках.

Филиппа не оставила ему времени рассердиться или оправдаться. Плач Хейзел утих, и она проворно сказала:

– Ничего в этом нет особенного. Это я виновата, что труслива как заяц.

– Прошу прощения. – Дэвид подошел поближе и погладил девочку по головке. – Я не хотел вас напугать.

– Ну конечно, не хотели. Встань, Эдлин, и уступи место сэру Дэвиду. Не думаю, что он пришел сюда поговорить с тобой или со мной.

Эдлин с неудовольствием поднялась, как будто считая своей обязанностью повиноваться Филиппе. Она отошла в сторону, но осталась в комнате.

Дэвид взглянул на ее скамью, потом на ту, где сидела Элисон. Обе были рассчитаны на двух женщин, сидящих рядом. Элисон расположилась в центре. С краю оставалось мало места, поэтому ему пришлось вплотную прижаться к ней. Она не сразу поняла его намерение.

– Сэр Дэвид! – Увидев его усмешку, она уступила, не дожидаясь, пока начнется спор. Она только отодвинулась от него как можно дальше, взяв с собой свое шитье.

Дэвид тоже с удовольствием подвинулся. Между ними не было большей близости, чем за столом в большом холле. Единственная разница заключалась в том, что он впервые находился с ней наедине в их спальне.

Не то чтобы совсем наедине. Леди Эдлин рылась в шкатулке, бросая на них сердитые взгляды, а Филиппа уговаривала Хейзел пить из чашки. Котенок, спавший у Элисон на коленях, проснулся и соскочил на пол. По сравнению с их ежедневным обществом за столом народу было немного.

Элисон была, как обычно, полностью одета. Даже в собственной спальне в обществе служанки и своей воспитанницы она соблюдала приличия. Но ее голубая котта была из тонкой мягкой шерсти со шнуровкой от талии до груди. Льняная рубашка под ней завязывалась у шеи, но сейчас она была развязана, и грудь Элисон была открыта до самой шнуровки.

Ни одна другая женщина, подумал он, не выглядела бы такой соблазнительной, будучи так скромно одета.

Элисон оставалась равнодушной.

Это не имело значения. Ей некуда было дальше отодвигаться, разве только в угол, а это было бы для нее унизительно. Он загнал ее в ловушку.

Самым вежливым тоном, на какой была способна, она спросила:

– Вам нужна моя помощь в чем-либо, мой супруг и повелитель?

– Да, но в этом ты мне не поможешь.

От одного холодного взгляда ее серых глаз у него должна была бы кровь застыть в жилах.

Но на самом деле ее тело обжигало его. Дэвид проводил рукой по ее спине, касаясь каждого ребрышка. По мере того как его рука приближалась к шее, Элисон все сильнее напрягалась. Он ощутил это напряжение, наклоняясь к ней как будто затем, чтобы поцеловать ее.

– Я хочу поговорить с тобой о наших слугах.

Она вздрогнула, то ли от его слов, то ли от его дыхания у себя на шее. Пальцы ее замерли, потом задвигались.

– О наших слугах?

– Твоих и моих.

Он вдохнул исходивший от нее аромат лимона.

– Ты, наверно, заметила, что у нас возникли затруднения.

– Не понимаю, о чем идет речь.

– Не понимаешь? – Под этим углом зрения он мог видеть разрез ее рубашки. Он слегка откинулся назад, чтобы увидеть всю ее грудь. – И Гай мне тоже жаловался.

– Гай? А мне он показался таким обходительным.

– Вообще-то ты ему нравишься. Он просто считает, что твое дело – шитье. С таким предрассудком тебе и раньше приходилось сталкиваться.

– Да, в случае сэра Уолтера. Но меня беспокоили не способности Гая. – Их лица находились совсем близко друг от друга. Она смотрела ему в глаза, и ее губы почти касались его губ. – А пища для стражников и когда они едят. – Она опустила глаза на собственное плечо, как будто не в силах вынести его взгляда.

Они сидели так близко, что он ощущал не только ее запах, но и вкус.

Она это тоже сознавала. Краска выступила у нее на лице. Бросив на него быстрый взгляд, она снова адресовалась к своему плечу.

– Я думала, что мы могли бы посылать им еду из кухни, чтобы им самим не готовить ее на жаровне.

– Ты не объяснила это Гаю.

– Я здесь хозяйка. Я не обязана давать объяснения.

– И все же, когда в замке появляется новая хозяйка и нарушает заведенный порядок, некоторые могут быть недовольны и не станут делать то, что от них требуют.

Она размышляла. Грудь ее поднималась и опускалась, и ему мучительно захотелось прикоснуться к ней.

Потом она подняла на него глаза, и, наслаждаясь созерцанием ее лица, он забыл о ее теле.

– Что ты предлагаешь?

– Ты знаешь, кому из моей прислуги можно доверить управление?

– Да, конечно.

– Твои служанки станут ему повиноваться?

– Мои служанки всегда делают то, что им говорят.

– В отличие от своей госпожи.

Она отвернулась от него и снова принялась за шитье.

– Пусть твои слуги и мои трудятся вместе. Скажи им, что леди Эдлин и Филиппа проследят, чтобы они выполняли все твои приказания.

– Почему они станут слушать леди Эдлин и Филиппу, если они не слушают меня?

– Они знают, что ты их госпожа и что ты избавила их по крайней мере от лишнего месяца голодания. Они недовольны, что ты поставила своих слуг над ними. – Он пожал плечами. – Так часто случается.

Она закончила шов и откусила нитку.

– Это ты умно придумал. Не знаю, как это мне самой не пришло в голову.

Он скромно промолчал.

– Тебе бы следовало так же разумно отнестись и к воспитанию дочери. Оно никуда не годится.

– Это почему?

– Она – девочка, а ты обучаешь ее мужскому делу.

– Что в этом дурного?

– Ей семь лет. Она не умеет ни шить, ни прясть, ни готовить, ни содержать себя в чистоте.

– Еще успеет научиться.

– Захочет ли она? Она мне откровенно сказала, что мужская работа интереснее, чем женская. – Элисон взглянула на шитье в своих руках. – Она права, разумеется. Вычистить горшок не так интересно, как объездить лошадь.

Дэвид наблюдал за тем, как она облизала кончик ярко-желтой нити, продела ее в иголку и начала вышивать узор.

– Ты любишь шить?

Элисон искоса взглянула на него.

– Почему ты спрашиваешь?

– Ты все время этим занята. Все женщины все время шьют. Я думал…

– Что нам это нравится? – Она тихо засмеялась. Филиппа и леди Эдлин тоже.

– Чтобы всех одеть, приходится работать не покладая рук.

Дэвид посмотрел на них с уважением.

– Значит, вам приходится делать то, что вы ненавидите.

– Нет, но оно не доставляет нам удовольствия. – С ребенком на руках к ним подошла Филиппа.

– Я терпеть не могу ткать, – заявила леди Эдлин, скрестив руки на груди.

Дэвид отодвинулся от Элисон. Момент близости миновал, но он не сожалел об этом. Связь между ними была восстановлена, и этого было достаточно. Пока.

– А ты, Элисон?

Он протянул руки, и Хейзел охотно пошла к нему.

– Ты ненавидишь шитье?

– Я стараюсь об этом не думать. – Она с решительным видом воткнула иголку в ткань. – Но ты не ответил на мой вопрос. Бертрада – богатая наследница. За ней в приданое пойдет по крайней мере Рэдклифф.

Он поставил Хейзел на стол. Девочка смеялась, радуясь своему новому умению. Когда; Берт оставила позади этот счастливый возраст? Когда она стала упрямой девчонкой, а не младенцем с ямочками на щеках?

Не подозревая о его отцовских переживаниях, Элисон сурово продолжала:

– Когда ей будет двенадцать, к ней начнут свататься женихи. Неужели ты отпустишь ее из дома в полном неведении о ее обязанностях?

– Конечно, нет. – Он заскрежетал зубами. Гай предупреждал его, что придется разрываться между женой и дочерью. Но он не сказал, что ему предстоит участвовать в заговоре против своего ребенка.

– В двенадцать лет замуж еще рано.

– А в семь уже поздно оставаться неискушенной в женских делах.

Он сдался. У него не было выбора.

– Тогда научи ее.

На пеленках Хейзел появилось подозрительное темное пятно.

– Дай мне пеленку, я ее поменяю, – сказал он Филиппе. Она попробовала возразить, но он не отдавал ей девочку. Он хотел держать ее на руках, касаться ее нежной кожи, воскресить в памяти младенчество Бертрады.

– Я занимался этим раньше, – он взглянул на Элисон, – справлюсь и теперь.

Элисон никак не могла закончить разговор о Бертраде.

– Я не могу учить ее. Она от меня убегает.

Она ожидала его решения, но он занялся с Хейзел. Дэвид положил ее на стол и развернул, забавляя ее гримасами.

– Берт с самого начала брыкалась, когда я менял ей пеленки. А эта смеется и воркует. Так и должна вести себя девочка. Берт с самого рождения была слишком подвижной и энергичной.

Хейзел засунула ножонку в рот и жевала себе палец, серьезно глядя на него. Он готов был поклясться, что она понимает каждое его слово.

– Я не могу вообразить себе Берт за шитьем. Но мечом она орудует отлично.

– Какой ей в этом прок? – спросила Элисон. – Мне это было ни к чему.

– Ну, не знаю, – возразил он. – Если бы ты знала, как засадить человеку нож под ребро, мне не пришлось бы допрашивать каждого, кто появляется в деревне.

Он передал мокрую пеленку Филиппе и взял у нее сухую.

– Если бы ты знала, как засадить нож… – повторил Дэвид. И тут его осенило. Придерживая Хейзел за животик, чтобы она не скатилась со стола, он повернулся к Элисон.

– Я знаю что!

– Что?

– Что ты можешь сделать с Берт. Брать уроки вместе с ней.

– Что?

– Завтра приходи и поучись драться.

– Ты сошел с ума?

– Напротив, я гений. Если она увидит, как ты учишься чему-то, что ей уже известно, она поймет, что это необходимо каждому, чтобы достичь успеха. Она не будет больше считать тебя… хотя, – он снова наклонился над ребенком, – женщине в твоем положении это не годится.

– Мое положение тут ни при чем, – проговорила она сквозь зубы. – Но я не молоденькая девушка, пытающаяся убежать от своей судьбы. Я уже научилась всему, чему нужно, и я отказываюсь…

Он перевернул ребенка на животик.

– …отказываюсь делать из себя посмешище только для того, чтобы сблизиться с девчонкой, которой следовало бы уважать…

– Что это у Хейзел на попке? – Он осторожно дотронулся пальцем до красного пятна. – Похоже на ожог.

В комнате воцарилась тишина. Никто не проронил ни звука. Поглаживая пятно, он взглянул на Элисон: она следила за ним как завороженная. Дэвид перевел взгляд на Филиппу. Та побледнела, как мел. Только одна леди Эдлин, казалось, была в состоянии двигаться. Она посмотрела на пятно и сказала громко и нарочито небрежно:

– А, это! Это родимое пятно.

– Родимое пятно? С виду больше похоже на клеймо. – Он снова дотронулся до него. – И на ощупь тоже.

Дэвид снова взглянул на Элисон. Она смотрела на леди Эдлин чуть ли не с благоговением. Филиппа вышла наконец из своего транса.

– Это просто родимое пятно.

Он не мог этому поверить.

– Но у него идеально правильные очертания.

– У меня есть такое же. – Филиппа дотронулась до своего плеча.

– Родимое пятно, которое похоже на… – он снова пригляделся, – на барана? Ты видела? – спросил он Элисон.

– Хорошо, я это сделаю, – сказала она.

– Что сделаешь? – не понял он.

– Научусь владеть мечом, или что ты там еще хочешь.

Элисон оттолкнула его и стала сама пеленать Хейзел. Но он видел, что пеленки вот-вот соскочат, если кто-нибудь возьмет ребенка на руки. Он был готов биться об заклад, что Элисон делала это впервые. Но она хотела отвлечь его внимание, и он решил позволить ей это. В конце концов, он настоял на своем. А пятно никуда не денется, он расспросит о нем и после.

– Ты придешь и станешь учиться вместе с Берт? – спросил он.

– Я же сказала. – Она взяла ребенка на руки и передала Филиппе.

Как Дэвид и ожидал, пеленки съехали, и Филиппа едва успела их подхватить.

– Благодарю вас, миледи.

Слишком уж много благодарности за одно неумелое пеленание. Но прежде чем он успел еще о чем-нибудь подумать, Элисон взяла его за руку.

– Я начну завтра, – сказала она решительно.

20

Берт топталась по грязи на площадке, где упражнялись сквайры, и ныла:

– Папа, я не хочу, чтобы она приходила.

– Она должна научиться самозащите так же, как и ты. Ведь ты же не хочешь, чтобы ей пришлось плохо только потому, что она не умеет владеть мечом?

Дэвид видел внутреннюю борьбу дочери. Ее мало беспокоило, умеет Элисон владеть мечом или нет; Дэвид сам говорил Гаю, что его дочь мечтает использовать свое мастерство против Элисон. Но в сердце девочки скрывались неисчерпаемые запасы нежности, и Дэвид на это рассчитывал.

– Твоей новой маме кто-то угрожает.

– Кто?

– Я не знаю, но из-за этого мы с ней и познакомились. Она наняла меня, потому что кто-то стрелял в нее из лука.

– Наверно, она пыталась кого-то выкупить, – пробурчала Берт.

Дэвид пропустил это мимо ушей.

– Кто-то поймал ее кошку и замучил до смерти.

– Неправда! – Берт закатала кверху рукава, как будто ей стало жарко. – У нее есть кошка. – Берт показала ему царапины у себя на руке. – Видел? Она царапается.

– Я подарил ей новую кошку, потому что она плакала о старой.

– А ты видел ее слезы? – спросила недоверчиво Берт.

– Нет, это было хуже слез.

Взглянув на небо, Дэвид увидел скопление темных облаков. Подходящий день для занятий со сквайрами: нежарко, солнца не видно, и дождя не предвидится.

– Видишь эти тучи? – Берт кивнула. – В них дождь, но они его не проливают. Им больно, они хотят его выплакать, но не могут. Что-то им мешает. Твоя новая мама такая же. Она прячет свои слезы, а ты знаешь, как это больно.

– Это как когда ты меня оставил, и я знала, что должна быть храброй, а мне было так плохо без тебя?

– Да, именно так.

Берт поскребла подбородок.

– Она не любит кошку, которую ты ей подарил. Она ее никогда не ласкает. Она никогда с ней не разговаривает. – Уголки ее рта опустились. – Она не целует ее на ночь.

Дэвид понял, что Берт говорила не о котенке. Ей было все равно, достается ли ему на ночь поцелуй или нет, но с детским эгоизмом она болезненно воспринимала отсутствие у Элисон внешних проявлений чувства. Ей нужна была мать, которая бы обнимала и целовала ее, а не говорила с ней о приличиях и умывании. Опустившись рядом с дочерью на колени, Дэвид сказал, тщательно выбирая слова:

– Она боится любить кошечку. Она так любила другую, что она боится, что если она полюбит эту, то и эта погибнет.

– Это глупо. Ты же не позволяешь никому отнять у нее кошку и замучить.

Никто не верил в него так, как Берт. Уж конечно, не Элисон.

– Она мне не доверяет.

Берт обхватила его шею замурзанными ручонками.

– Но ты мой папа.

Нежно обнимая ее, Дэвид объяснил:

– Она не понимает, что это значит. Она не понимает, что я сделаю все, чтобы защитить тебя и ее. Ты – моя дочь. Она – моя жена. Вы – моя семья, а семья для меня значит больше всего на свете.

– Ты должен сказать ей!

– Я ей покажу. Она придет учиться с тобой и Эдгаром.

Берт ничего не ответила, и такое необычное поведение внушило ему надежду. Быть может, он все-таки принял правильное решение.

– Пойдем, – сказал Дэвид. – Помоги мне достать оружие.

Пока они раскладывали ножи, мечи, щиты и луки со стрелами, Дэвид припомнил сцену в зале. Она была лучшим свидетельством того, что Элисон не доверяла ему.

Это было не родимое пятно, он готов был поспорить на Рэдклифф. Ребенка обожгли, и мать не хотела признаться, как это произошло. Но почему Элисон тоже солгала? И леди Эдлин; Элисон изумилась, когда леди Эдлин вмешалась со своей выдумкой. Все это грозило опасностью, и он боялся, что ему придется сделать то, о чем он говорил Берт – защитить свою семью от какой-то страшной угрозы. Он многому научился за эти голодные годы и надеялся, что на этот раз он сделает правильный выбор.

– Они идут.

Мрачный голос Берт прервал его размышления.

Леди Элисон и Эдгар направлялись к ним, и Дэвид усмехнулся при виде того, что Элисон считала подходящей воину одеждой. На ней была старая котта с узкими рукавами, пара крепких сапог, платок был завязан вокруг шеи. Две длинных косы свисали по ее решительно выпрямленной спине.

Дэвиду было знакомо это ее выражение. Эдгар наблюдал его каждое утро, когда он шел упражняться с Берт. Она решилась, было написано у нее на лице. Она это не одобряет, но она на это пойдет.

– Приветствую вас, миледи, на нашем турнире, – Дэвид шутливо с ней раскланялся. – Вы готовы исполнять мои указания и научиться владеть оружием, как подобает сквайру?

– Да, милорд. Хотя я и не понимаю, какая мне от этого польза.

– Чтобы никто больше не убивал твою кошку, – сказала Берт.

Дэвида передернуло. Он знал, что Элисон не желала, чтобы об этом стало кому-нибудь известно. Она скрывала чувства и дорожила своим внутренним миром. Не станет ли она вымещать свое недовольство им на Берт?

Он недооценил ее. Элисон удивленно посмотрела на девочку и сказала негромко:

– Да, это и впрямь убедительная причина.

Дэвид поспешил вмешаться, опасаясь еще каких-нибудь недоразумений.

– Сначала мы поучимся стрелять из лука.

– Да, да! – Эдгар довольно усмехнулся.

Стрельбу из лука преподавал Гай, и он уверял Дэвида, что у Эдгара врожденный талант. Еще слишком маленький, чтобы осилить противника в рукопашном бою, Эдгар наслаждался пением стрелы, дающим ему шанс на победу. Он дорожил каждой минутой, проведенной с луком в руках.

– Да, да! – отозвалась, подражая ему, Берт.

У нее был собственный маленький лук, и она упражнялась часами, стараясь сравняться со своим героем.

– Установите цели, сквайры, – сказал Дэвид. – Я начну обучать леди Элисон.

Берт уперлась пятками в грязь.

– Я хочу, чтобы ты учил меня!

Эдгар подтолкнул ее.

– Милорд велел нам установить цели.

– Он мой папа.

– Настоящий сквайр не спорит со своим рыцарем. – Эдгар направился к сараю, где хранилось оружие. – Девчонки не умеют исполнять приказания, – крикнул он на ходу.

– А я умею, – Берт побежала за ним, – я умею.

– Эдгару не нравится, что ты со мной занимаешься? – спросила Элисон.

Дэвид протянул ей лук.

– Подержи, пока я надену тебе предохранители на кисть и на пальцы. – Ей следовало научиться делать это самой, но ему был нужен случай дотронуться до нее, погладить ей кожу пальцами.

– Нет, он ничего не имеет против тебя. Тут дело в Берт. – Он взглянул на детей, тащивших цели и споривших, где их установить. – Тебе будет приятно узнать, что Эдгар тоже не одобряет этих уроков для Берт.

– Почему это должно быть мне приятно? – Она следила глазами за его руками, натягивавшими ей на кисть кожаный браслет. – Я учила Эдгара уважать своего господина и повиноваться ему.

– Он мне повинуется.

– С готовностью?

– Не то чтобы, – признал Дэвид, натягивая тетиву. – Берт иногда осложняет мне положение. Может быть, если бы ты… да нет, это глупости.

– Что?

– Да нет, ничего, – он отступил и подал ей лук. – Неважно.

– Мне кажется, что у тебя не бывает неважных идей.

Элисон глубоко вздохнула, когда он обхватил ее руками. Взяв ее руку, Дэвид показал ей, как держать тетиву.

– Мне кажется, что если бы ты выказала к ней уважение и привязанность, Эдгар последовал бы твоему примеру.

– Я уважаю все Божьи творения.

Он ничего не сказал.

– Какую еще привязанность? – спросила она недовольным тоном.

– Я видел, что, когда ты хвалишь Эдгара, ты кладешь руку ему на плечо.

– Берт не любит, когда я ее трогаю.

– Потому что ты трогаешь ее только когда моешь. А я имею в виду жест расположения.

Она подумала немного.

– Я могла бы это сделать, – сказала она решительно.

– И спросить, как идут ее занятия.

– Насколько мне известно, никаких занятий у нее нет. Она не берет книгу в руки и не учится женским делам.

– Сейчас она учится быть сквайром.

– Я этого не одобряю. Почему я должна интересоваться ее успехами?

Он с трудом удержался, чтобы не выдать свое торжество.

– Ты ведь тоже этим занимаешься.

– Только потому…

«Только потому, что хочу отвлечь твое внимание от этого пятна у Хейзел», – пробежало у него в голове. Но она этого не сказала.

– Только потому, что ты прав. Если мне угрожают, я должна уметь в какой-то мере защищаться.

Он хотел привлечь ее к себе и зацеловать до беспамятства. Он хотел вознаградить ее за эти трудные для нее слова: «Ты прав». Он хотел снова и снова заверить ее, что всегда будет ее защитником.

Вместо этого он сердито закричал на слуг, подошедших взглянуть на их учение.

– Если вам нечего делать, я вам дело найду. Натягивай тетиву осторожно, но твердо. Сильнее. Еще сильнее. Пока не коснешься рукой щеки. А теперь отпускай.

Она отпустила тетиву, и та с глухим стуком ударила ее по кисти.

– Ой! – Она уронила лук и потерла себе руку. – Больно!

– А теперь попробуй со стрелой. – Выбрав стрелу, он показал ей, как придерживать ее пальцами.

Дети поспешно установили цели и подбежали к ним.

– Ступайте упражняться, дети, – сказала им Элисон.

Они не обратили внимания на ее слова. Они не сводили глаз с кончика стрелы. Она снова натянула тетиву.

– Выше! Натяни сильнее! – Дэвид прищурился. – А теперь отпускай!

Оставив след в грязи, стрела застряла в траве не дальше пяти футов от Элисон.

Дети глазели на нее не мигая в полной тишине.

– Теперь ты можешь открыть глаза, – весело сказал ей Дэвид.

Ее глаза широко раскрылись.

– А я и не заметила, как их закрыла. – Она с любопытством взглянула на цели.

Берт громко засмеялась. Эдгар закрыл рот рукой. Озадаченная, Элисон посмотрела на них, потом на цели. Дэвид наклонил ее голову так, чтобы она могла увидеть стрелу.

– О! – Она снова посмотрела на детей, но они уже присмирели. – Я попробую еще раз.

Надо отдать ей должное, она легко не сдается.

За все годы, что он обучал сквайров, Дэвид не видел такого количества стрел, осевших в грязи. Наконец он безнадежно сказал:

– Довольно, у тебя кисть распухнет, если ты не перестанешь.

– Мне уже почти удалось. – Она выпятила подбородок. – Еще только одну.

Высоко подняв лук, Элисон выпустила стрелу, и та, просвистев над площадкой и над сараем, где хранилось оружие, исчезла из виду.

Дэвид, она сама и дети застыли на месте.

Они услышали пронзительный птичий крик, один только крик, и потом… тишина.

– Что я сделала? – прошептала Элисон.

Одна из девушек-гусятниц выбежала из-за сарая, держа за лапки гуся.

– Кто это сделал? – сердито закричала она. – Самого моего лучшего самца убили стрелой. – Она перевернула птицу и показала вонзившуюся ей в голову стрелу.

– Прости, – крикнул ей Дэвид. – Это я виноват.

– Как бы не так! – Девушка погрозила пальцем Эдгару. – Скорее всего это он. С него станется!

– Нет, Нэнси, это я, – выступила вперед Берт.

Она взяла лук из ослабевшей руки Элисон и помахала им в воздухе.

– Здорово у меня получается?

Нэнси взглянула на лук, потом на девочку. Она хотела назвать ее лгуньей, но не посмела.

– Отнеси гуся в кухню, – распорядился Дэвид. – Мы съедим его на обед, а миледи достанет нам другого.

Он положил руку ей на плечо.

– Ведь так?

– Да, с удовольствием.

Элисон попыталась улыбнуться, но смогла только с усилием раздвинуть губы.

Когда Нэнси ушла, она повернулась к Дэвиду.

– Мне очень жаль.

– Ничего, – он потрепал ее по спине.

– Твой лучший гусь!

Берт успокаивающе похлопала ее по бедру:

– У Нэнси все гуси лучшие.

Элисон внезапно осознала, что Дэвид и Берт прикасаются к ней, а она так и не исполнила просьбу Дэвида приласкать Берт. Она неловко погладила девочку по голове. Та с удивлением на нее посмотрела. Дэвид с тревогой ожидал, что будет дальше, но Берт пожала плечами и отошла.

– А теперь будем драться мечами? – Это нравилось Берт больше всего. Мечи сверкали на солнце. На них не было и следа ржавчины.

Даже такие старые мечи заслуживали тщательного ухода. Там были и деревянные, специально выточенные для детей. Берт благоговейно погладила лезвие.

Дэвид поспешно схватил ее за руку и сунул ей деревянный меч.

– Вот, возьми.

Берт надулась. Она знала, что ничего из этого не получится, но все же решила попытаться.

– Я уже взрослая и могу драться настоящим мечом.

– Нет еще.

– Дай мне попробовать.

Оттачивая свой короткий меч, Эдгар неодобрительно сказал:

– Настоящий сквайр не будет попрошайничать, как девчонка.

У Берт даже уши покраснели. Их кончики выступали из-под изуродованных волос. Но она плотно сжала губы.

Дэвид обратился к Элисон.

– Ты у нас тоже начнешь с деревянного.

Берт решила воспользоваться случаем, чтобы возместить на ком-нибудь свою досаду.