Текст книги "Мой верный рыцарь"
Автор книги: Кристина Додд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
Он поднял голову, открыл глаза и встретил растерянный взгляд Элисон. Доносившееся из холла хихиканье внезапно прекратилось. Но оно положило всему конец. Или, быть может, принесло им спасение? Куда бы увлек их этот путь, на который они ступили так безотчетно и безрассудно? Он еще не успел собраться с мыслями, когда маска бесстрастия снова опустилась на лицо Элисон:
– Благодарю вас, сэр Дэвид. Отрадно сознавать, что я наняла человека, опытного во всех отношениях.
Взбешенный, он беспомощно смотрел ей вслед, когда она вырвалась из его рук. Как это у нее получается? Как она могла трепетать в его объятиях и в ту же минуту проявить полнейшее равнодушие? Ему захотелось схватить ее и трясти, до тех пор пока маска не спадет с нее. Но она ускользнула от него с присущим ей самообладанием. Дэвид успел заметить, как, выходя, она споткнулась и схватилась за косяк.
Элисон в смущении оглянулась на него.
Дэвид притворился, что ничего не видел. Но у него в голове сложился план. Он завоюет ее терпением и лаской. Он опьянит ее медовыми речами, и не успеет она опомниться, как окажется в плену романтических бредней, которые сейчас в такой моде.
Может быть, ему все-таки стоит побриться?
7
– Что случилось с сэром Уолтером? – Веретено медленно вращалось. Пальцы Эдлин тщательно сучили нить из пушистой массы необработанной шерсти.
– Не делай ее слишком тонкой, – предупредила Элисон, раздумывая тем временем, что ей ответить.
Похоже было, что каждый обитатель замка по-своему толковал причину утренней вспышки сэра Уолтера. Стараясь ничем не проявить свое смущение, Элисон спокойно сказала:
– Сэр Уолтер, очевидно, видел, как благосклонно я отвечала на поцелуй сэра Дэвида, и это ему не понравилось. Я понимаю теперь, что я зря не закрыла дверь.
Глаза Эдлин возбужденно блестели:
– Филиппа говорит, что, если бы вы закрыли дверь, вы бы и сейчас там оставались.
У Элисон дрогнула рука. Нить порвалась, веретено упало на пол, и все обернулись на стук.
– Вот как? – Нагнувшись за веретеном, Элисон скрыла выступившую у нее на лице краску. – А что на это сказали остальные?
Эдлин прижала руки к груди:
– Все говорят, что это было бы так романтично, если бы самый славный наемник в Англии завоевал сердце прекрасной хозяйки Джордж Кросса.
Элисон едва удержалась от смеха:
– А я-то думала, что тебе неизвестна репутация сэра Дэвида.
– Мне рассказали.
Ей рассказали. Все в замке только и делали, что сплетничали про Дэвида. «Про сэра Дэвида», – поправила себя Элисон. Она уже поняла, что даже в мыслях о нем нельзя позволять себе такую интимность. Он обладал удивительной способностью читать ее мысли и истолковывать их в свою пользу.
Теперь она дала повод для сплетен, и он, конечно, станет их поощрять, пока не добьется своей цели или пока она его не выгонит. А выгнать его она не могла.
Снимая с веретена уже почти полный моток, она сказала:
– Я вдова, и я позволила мужчине поцеловать себя. В этом нет ничего необычного.
– Для кого другого и нет, но не для вас, миледи.
Элисон отыскала волокно в бесформенной массе шерсти и начала прясть новую нить. Прядение было постоянным занятием женщин: и простолюдинок, и благородных дам. На одного ткача работали не менее дюжины прядильщиц. Эдлин никак не удавалось сделать нитку ровной. Поэтому каждый дождливый день Элисон уводила ее с собой в угол холла и учила ее прясть, стараясь подготовить ее к роли хозяйки замка. Когда она вспомнила, что ей сегодня придется сказать Эдлин, что-то стеснило ей горло. Бедное дитя.
Нет, тут же поправила она себя, счастливая женщина. Эдлин – счастливая женщина, и ее, Элисон, приятным долгом было сообщить ей об этом. Она так и сделает… скоро. Ланолин от шерсти смягчил пальцы Элисон, а опыт сделал их гибкими, и она снова и снова показывала Эдлин, как нацеплять нить на веретено.
«Глупо было заходить в комнату сэра Дэвида одной», – подумала она. Но ей хотелось что-то доказать самой себе. Она хотела доказать, что может находиться рядом с ним, видеть его и не чувствовать себя неопытной дурочкой, как вчера вечером.
Вчера вечером она, разумеется, этого не показала. Подобную слабость она никогда бы себе не позволила. Но при виде его мужского естества она испытала поразившее ее саму приятное возбуждение. Она хотела остаться, хотела посмотреть еще. Это ощущение и заставило ее бежать. Не страх, не изумление, а соблазн.
– Проклятое любопытство, – в сердцах рошептала Элисон.
Не спуская глаз с нити, Эдлин улыбнулась. Девочка растет. Она была слишком умна, чтобы никак не реагировать на досаду Элисон, но достаточно легкомысленна, чтобы, не опасаясь выговора, задавать любые вопросы. Элисон сообщила родителям Эдлин о ее природной живости, советуя им при выборе для нее мужа искать человека не только богатого, но, главное, доброго. Тон их ответа, полученного ею по возвращении из Ланкастера, ничего доброго не сулил. Никто не нуждался в советах вдовствующей девственницы.
Эдлин вернулась к интересующему ее вопросу с упорством щенка, не желающего расстаться с жилистым, но лакомым кусочком мяса.
– Сэр Уолтер стал не так почтителен, как раньше, с тех пор как Филиппа…
Элисон взглянула на нее.
Что-то в ее взгляде остановило Эдлин. Но она добавила с некоторым вызовом в голосе:
– Но ведь он давно уже обходится с вами неподобающим образом.
Элисон надеялась, что никто этого не заметил. Она была убеждена, что для спокойствия тех, кем она управляла, между ней и ее главным рыцарем не должно быть раскола. Она не сомневалась, что за ней, как за хозяйкой, было решающее слово.
Теперь она поняла, что сэр Уолтер не заслуживал ее доверия. Она избрала и возвысила его. А он не только взял на себя смелость осуждать ее, но и потерпел неудачу в единственном деле, на которое она считала его способным. Когда на нее начались нападения и она потребовала, чтобы он нашел способ защиты, сэр Уолтер предложил ей замкнуться в стенах замка. Так как ей было необходимо выезжать в деревню, в поля, в другие усадьбы, такое предложение означало только одно – сэр Уолтер не способен справиться со своими обязанностями. Его следует отстранить, пока вопрос не будет решен.
Элисон отнюдь не была уверена, что он может быть решен. Даже если сэру Дэвиду удастся оградить ее от преследования, она знала, что ей не будет покоя. Но что сделано, то сделано. Господи, разве у нее был выбор?
– Эдлин, я получила письмо от твоих родителей.
Она произнесла эти слова без особенного энтузиазма. Она знала, что это еще сильнее запугало бы девочку.
– Они выбрали тебе мужа.
Эдлин чуть не уронила веретено. Элисон услышала, как она с трудом перевела дыхание. Но девочка обрела свое обычное равновесие с быстротой, вызвавшей у Элисон прилив гордости своей воспитанницей:
– Они назвали вам его имя?
– Лоутон, герцог Клирский. Это очень выгодный брак для тебя.
– Клир? – Веретено завертелось быстрее. – Где это?
– На юге Англии.
– Далеко?
– В Уэссексе.
Эдлин сделалась белой как полотно, губы у нее посинели, но она ничего не сказала. С болью в сердце Элисон продолжала:
– Я знаю его. Он хороший человек.
– У него есть земли, – Эдлин судорожно проглотила слюну, – поблизости отсюда?
– Не знаю, но, может быть, твои родители дадут ему землю в приданое.
Эдлин смотрела на нее, пока Элисон не отвернулась.
– У нас в семье шесть дочерей. Мои родители не могут дать каждой в приданое землю. Значит… он герцог. Я, бесприданница, выхожу замуж за герцога. Леди Элисон?
– Да? – Голос Элисон звучал спокойно, почти спокойно.
– У герцога Клирского что-то не так?
– У него все в порядке. – Элисон поняла, что Эдлин заметила неуверенность в ее тоне. – Он только немного старше, чем мне бы хотелось.
– Старше, чем Дэвид?
Господи, помоги девочке. Она считает Дэвида старым!
– Вдвое старше.
– Я должна уехать Бог весть куда и расстаться, быть может, навсегда с вами и с моими родителями, чтобы стать женой человека, который… А зубы у него есть? – Эдлин прочла ответ во взгляде Элисон. – А волосы?
– У него есть волосы, – быстро сказала Элисон.
Эдлин смотрела на нее неестественно спокойно.
– Я каждое утро молилась и просила послать мне человека… не самого красивого, или умного, или богатого, но только такого… – Она содрогнулась. – Он захочет целовать меня, как сэр Дэвид вас, а зубов у него нет. Он будет трогать меня всю своими сухими, как змеиная кожа, руками, и он захочет, чтобы и я трогала его, обвислого и…
Элисон не могла больше выдержать. Она положила руку девочке на голову:
– Эдлин, я знаю лорда Лоутона и даю тебе слово: он щедрый и великодушный человек, о каком только может мечтать женщина. Время не может пойти вспять и сделать его снова молодым. Его земли не могут приблизиться к моим. Но уж тебе-то известно, как важно иметь такого мужа, который был бы с тобой ласков. Клянусь тебе, таков он и есть.
Эдлин понурила голову. Опустившись на колени, Элисон заглянула ей в лицо:
– Я тоже молилась, и мои молитвы не остались без ответа.
– Ведь он умрет, правда?
Ей бы следовало отчитать Эдлин за то, что она желала зла хорошему человеку, но сейчас ей было не до такого фарисейства:
– Когда-нибудь умрет, конечно.
– Надеюсь, что я не забеременею. – Эдлин не замечала, что она высказывает вслух свои тайные мысли. – Я не хочу умереть от родов раньше его.
В ее словах не было жестокости, одна только жалобная мольба о жизни, и Элисон не нашлась, что на это возразить.
– Леди Элисон, я, пожалуй, пойду в часовню. Мне необходимо подлинное смирение. – Эдлин улыбнулась жалкой улыбкой, подобной тем, что Элисон видела на лицах многих замужних женщин. – Быть может, там я обрету его.
Что случилось с размеренной упорядоченной жизнью, которой она жила так долго, подумала Элисон. Она самонадеянно полагала, что если делать все по плану, ничего не упускать из виду, безропотно нести свои обязанности, то можно избежать суматохи и бестолковости, царившей в жизни других людей. Много лет ей это удавалось. Много лет она была неоспоримой владычицей окрестных мест, не знавшей ни сердечной боли, ни тревог, ни опасности, ни смятения. Ей казалось, что она открыла секрет умения жить, и легкость, с какой все шло вокруг нее, придавала ей полуосознанное чувство превосходства.
И вот, казалось, все было по-прежнему на своих местах, но сердечная боль и тревоги постигли ее. Она болела сердцем за Эдлин, неожиданно повзрослевшую, но по-детски уязвимую. Тревогу ей внушал сэр Уолтер. Опасностью грозил Осберн. А смятение… Она медленно нагнулась и подняла выроненное Эдлин веретено. Смятение… помоги ей Бог, смятение сеял в ее душе Дэвид Рэдклифф.
– Леди Элисон страдает от избытка воображения. – Сэр Уолтер расхаживал по стене замка.
Отсюда было видно дорогу, спускавшуюся вниз по холму к деревне и еще дальше. Дэвид слушал сэра Уолтера, опытным взглядом окидывая окрестности.
– Значит, из лука в нее не стреляли?
– Стреляли. Но не в нее. – Сэр Уолтер засмеялся и фамильярным жестом обнял Дэвида за плечи.
Дэвид остановился у зубца стены и наклонился, глядя на зеленевшие под дождем земли Элисон.
Этим движением он смахнул с плеча руку сэра Уолтера и пожалел, что не мог так же легко отмахнуться и от самого сэра Уолтера. Он буквально ходил за ним по пятам и отвечал на его вопросы с такой готовностью, что Дэвид почти убедился в его виновности. Уж не считает ли он его за дурака? Или он надеется исправить сделанную им ошибку – рассеять подозрения и сохранить свое положение?
– Так вы нашли стрелявшего?
– Нет. Но браконьеры умеют быстро скрываться, и никто из них ни за что не признается, что выпустил стрелу, попавшую в госпожу.
Лес вокруг замка был вырублен, чтобы нападавшим негде было скрыться. Но поблизости, как кости при открытом переломе, выпирали из земли гигантские скалы.
– Почему кто-то стал бы стрелять в свою госпожу?
Дэвид прислонился плечом к заросшим мхом камням. Лицо сэра Уолтера несколько вытянулось:
– Как вы, может быть, заметили, у нее очень самостоятельный характер. Иногда она принимает решения, которые не всем по нраву. Но я сомневаюсь, чтобы кто-то намеренно в нее выстрелил. Это было дело случая.
– Гм-м. – Дэвид прошел башню, расположенную в непосредственной близости от центральной башни замка. Она выходила на переливающееся всеми красками море. В белоснежной пене, не страшась влажных темных скал, мелькали коричневыми и серыми пятнами морские обитатели. Какой контраст, подумал Дэвид. Мирная деревенская тишина и ожесточенная водная стихия.
Леди Элисон воплощала принадлежавшее ей мирное затишье. И все же она выросла в замке, которому море служило естественной защитой. Она слышала грозный шум его волн, вдыхала его соленый запах, вздрагивала на его свежем ветру.
Одолела ли ее сильная натура его могущество? Или оно бушевало в тайных глубинах ее существа?
– Не хотели бы вы посмотреть конюшни? – угодливо спросил сэр Уолтер, потирая руки. – Вы увидите, как мы устроили Луи. Для нас большая честь заботиться о таком знаменитом коне.
– Вот как? А он еще на вас не плевал? – Дэвид открыл маленькую дверь угловой башни. Рядом с жаровней, полной углей, обогревавшей караульное помещение, приютился Айво.
Сэр Уолтер метнулся в дверь, словно один из этих углей попал ему в штаны:
– Отправляйся на службу.
Айво только повернул голову и посмотрел на него. Дэвид не знал, кого этот парень презирал больше, его или сэра Уолтера. Если он презирал сэра Уолтера, тем лучше. Дэвид мог этим воспользоваться для своих целей, в особенности, зная его неизменную преданность Элисон. Подойдя к жаровне с углями, он протянул над ней руки.
– Может быть, нам следует спросить Айво, кто стрелял в леди Элисон?
– Он ничего не знает, – ответил сэр Уолтер слишком поспешно. – Он только невежественный стражник.
– Когда я искал ответы на вопросы вроде того, с которым мы сейчас имеем дело, я не раз убеждался, что те, кто предпочитает помалкивать, часто знают больше других.
Айво пренебрежительно фыркнул.
– Если бы он что-нибудь знал, он бы рассказал мне, – стоял на своем сэр Уолтер, – ведь правда, Айво?
Поднявшись, Айво постоял какое-то время, возвышаясь над Дэвидом и сэром Уолтером. Потом он снял с крюка свой плащ и вышел под дождь, хлопнув дверью.
Сэр Уолтер посмотрел ему вслед то ли смущенно, то ли с облегчением.
– Он полуидиот.
– Я ему не нравлюсь, – пробормотал Дэвид.
– Разве? – воспрянул сэр Уолтер. – Это не имеет значения. Я умею с ним обходиться.
«Если сэр Уолтер всегда обходился с ним как сейчас, Айво, быть может, ко мне и расположится», – подумал Дэвид. Он хорошо понимал, как это было бы важно.
Он открыл дверь, и в караульню ввалился мальчишка, словно все это время он торчал под дверью, подслушивая. Дэвид схватил его за шиворот и, подняв в воздух, начал его рассматривать. Мальчишке лет десять, одни кости и большие голубые глаза на худом лице. Он энергично брыкался, пока Дэвид встряхивал его, прежде чем поставить на ноги.
– Ты кто? – спросил Дэвид.
– Это один из пажей, и ему здесь не место.
Сэр Уолтер схватил мальчишку за прядь белокурых волос, но Дэвид сдавил ему кисть, прежде чем он успел как следует дернуть. До чего же он ненавидел бессмысленную жестокость! Такие люди были еще хуже, чем те, кто мучил других сознательно. Сэр Уолтер и ему подобные не могли себе представить, что человек тем сильнее чувствует удар, чем меньше ожидает его, и что небрежным словом можно нанести незаживающую рану.
– Он не сделал ничего плохого.
– Ему здесь нечего делать.
– Есть чего, – перебил его мальчик, явно не сознавая грозящей ему опасности. – Меня послала госпожа.
– Тогда говори, что тебе поручено, и убирайся, – грубо сказал сэр Уолтер, раздраженный и озадаченный.
– Не уберусь. Госпожа велела мне остаться.
– Остаться? Здесь? Зачем?
– Я буду личным сквайром сэра Дэвида.
– Сквайром? – удивился сэр Уолтер. – Личным? Ты? – Он взглянул на Дэвида и расхохотался. – А я-то думал, что она к вам благоволит.
Дэвид попытался сжать руку в кулак, но обнаружил, что все еще держит сэра Уолтера за кисть.
Сэр Уолтер с проклятием выдернул руку. Потирая следы пальцев Дэвида на своей коже, он впервые почувствовал страх. Он снова попытался засмеяться, но уже с меньшим успехом.
– Ну, что ж, я оставляю вас с вашим… сквайром.
Запахнувшись в плащ, он вышел.
После ухода своего врага мальчик несколько утратил самоуверенность. Он почтительно склонил голову, исподлобья разглядывая Дэвида.
– Как тебя зовут? – ласково спросил Дэвид.
– Эдгар, милорд.
– Эдгар, – повторил Дэвид. – И как долго ты был сквайром?
Эдгар опустил глаза.
– Давно.
Ложь, но неумелая. Дэвиду это понравилось. Он предпочитал не иметь дела с умелыми лжецами. Он также понимал, что Элнсон прислала ему этого парнишку по какой-то известной лишь ей причине, и он был склонен доверять ее суждениям. Ему надо только доискаться до этой причины.
– Хорошо, – сказал он добродушно, не сводя с него взгляда.
Эдгар поежился.
– Я знаю, что я еще мал, но я все же старше, чем кажусь.
– Лет одиннадцати, я бы сказал, – критически осмотрел его Дэвид.
– Старше… чем я кажусь.
Дэвид не шевельнулся, ожидая услышать правду.
Эдгар совершил ошибку. Он решил превратить маленькую ложь в большую:
– Я был сквайром у дюжины рыцарей.
Поглаживая подбородок, Дэвид принял огорченный вид.
– Скверно.
– Почему?
– Я предпочитаю сам готовить себе сквайров. Как и у многих рыцарей, у меня свои понятия о том, как сквайр должен ухаживать за моим оружием, как разрезать мне мясо за обедом, как меня брить. – Дэвид потер свой заросший подбородок. – Если ты был сквайром у многих рыцарей, я боюсь, что ты набрался дурных привычек.
Он медленно повернулся уходить, когда Эдгар уцепился за его пояс и повис на нем.
– Нет!
– Что?
– Я…
Дэвид заглянул в большие встревоженные глаза и с трудом удержался от улыбки при виде отражавшейся в них внутренней борьбы.
– Я не был сквайром у дюжины рыцарей.
– У полдюжины?
Эдгар съежился, как будто ожидая щелчка по лбу.
– У нескольких.
– Что-то больно много. – Дэвид легонько попытался стряхнуть его с себя.
– У одного!
Дэвид взял его за подбородок:
– Так все-таки у скольких?
Эдгар перевел дыхание и выпалил:
– Я так просил миледи… я только паж, и если вам нужен опытный сквайр, она вам его предоставит.
– Это правда?
– Да, милорд.
– Без обмана?
Эдгар кивнул. Дэвид присмотрелся к нему. В глазах у него стояли слезы, и он изо всех сил напрягался, чтобы не расплакаться.
Убрав ему со лба волосы, Дэвид решительно сказал:
– Ты мне нравишься.
Эдгар ответил не сразу. Утерев нос рукавом, он с тревогой спросил:
– Я вам подойду?
– Ты будешь мне отличным сквайром. – Дэвид отпустил его подбородок и, поправляя пояс, сказал: – Ты говоришь правду, не опасаясь последствий.
Эдгар распрямил худые плечи.
– Впредь ты всегда будешь говорить мне правду?
– Да, милорд.
– Клянешься?
– Да, милорд.
Дэвид нахмурился на такую готовность. Он опустился на колени, так что его глаза оказались на одном уровне с глазами мальчика:
– Честное слово человека – самая большая драгоценность, которой он обладает. Если человек нарушает слово, никто ему больше не поверит. Поэтому я хочу, чтобы ты как следует подумал, прежде чем ответить. Ты клянешься всегда говорить мне правду, даже если это грозит тебе побоями, даже если это будет мне неприятно, даже если ты будешь бояться последствий?
На этот раз Эдгар заколебался. Длинной веснушчатой рукой он потер не раз битый зад. Потом он снова посмотрел в лицо Дэвиду, и что-то в этом лице убедило его.
– Клянусь, милорд, я буду повиноваться вам во всем и всегда говорить правду.
– Молодец.
Эдгар улыбнулся, и Дэвид понял, почему мальчишка ухитрился уговорить Элисон. На щеках его появились ямочки, рот растянулся до ушей. Перед ним трудно было устоять.
Поднявшись, Дэвид похлопал его по плечу:
– Покажи мне замок.
Они вышли под дождь. Эдгар побежал впереди по стене и тут же вернулся:
– Вы спасете миледи от беды?
– Да.
– Это хорошо. – Он показал пальцем в сторону группы валунов. – Лучник прятался там, после того как он выпустил стрелу в миледи.
Его уверенность удивила Дэвида:
– Откуда ты знаешь?
– Я потом пошел и посмотрел. Я их все облазил и нашел перья от стрелы и свежую царапину на камне.
Дэвид взглядом измерил расстояние от валунов до ворот замка. Этот негодяй мог там спрятаться и потом без труда ускользнуть в ближний лес, и никто бы не заметил.
– Ты рассказал об этом сэру Уолтеру?
Эдгар скорчил гримасу.
– Сэр Уолтер меня не слушает, но я постарался сделать все, что мог, чтобы защитить миледи.
– Что же ты сделал? – оживился Дэвид.
– Я посадил в расщелинах скал крапиву. Дэвид с трудом мог поверить своим ушам.
– Это было лучшее, что я мог придумать, – пробормотал Эдгар, втягивая голову в плечи.
Дэвид подхватил его на руки и закружился с ним:
– Ну ты и молодец! – Он поставил его на ноги. – Будь у меня десяток таких, как ты, я бы завоевал Францию.
– В самом деле? – Эдгар счастливо улыбнулся. – Вам понравилась моя идея?
Дэвид погладил его по голове.
– Это лучшее, что ты мог сделать при ограниченных возможностях. Каждый странствующий рыцарь постигает эту науку или погибает. Ты постиг ее раньше и лучше других.
Расцветший от похвал Эдгар поспешил к лестнице, ведущей во внутренний двор. Он так торопился, что поскользнулся на ступеньках и упал на колени. Он оглянулся в смущении, но Дэвид поднял его:
– Поберегись. Мне не нужен сквайр со сломанной ногой.
– Я никогда ничего не ломал, – сказал небрежно Эдгар. Потом, видимо, вспомнив свою клятву, он проговорил, запинаясь: – То есть однажды я кое-что сломал. Палец. Но это был только палец, миледи вправила его, и все обошлось. Вот посмотрите, – подняв руку, он покрутил пальцем. – А однажды миледи зашивала мне спину, когда я упал на меч, который кто-то оставил на земле. – Он подумал немного. – Вернее, не меч, а кинжал. Или нож. Да, это был нож. И я сам оставил его там. Но теперь я стал осторожнее. Спросите кого хотите. Только не спрашивайте сэра Уолтера, он все еще вспоминает случай, когда…
Дэвид зажал ему рот рукой. Его пространные объяснения неожиданно напомнили ему Берт, по которой он тосковал с каждым днем все сильнее.
А она скучает по нему? Не забудет ли она его, пока он в отъезде?
Он хотел взять Эдгара на руки и обнять его, но он знал, что Эдгар не потерпел бы такого урона своего достоинства.
– Я велел тебе говорить мне правду, – сказал он. – Это не значит, что ты должен признаваться во всех своих ошибках.
Эдгар высвободился из-под его руки.
– Значит, я должен только отвечать вам, когда вы меня о чем-нибудь спрашиваете?
– Ты только должен говорить мне то, что считаешь своим долгом сказать.
– Но откуда мне знать, что говорить?
– А откуда ты знаешь, что говорить на исповеди священнику?
– Наш священник глуховат, так что это не имеет значения, – быстро возразил Эдгар. – Он всегда налагает одну и ту же епитимью, в чем бы ты ни каялся.
Эдгар в нерешительности раскачивался на пятках.
– Ты понимаешь, о чем я говорю, – серьезно сказал Дэвид.
– Пожалуй. Я должен рассказывать вам о том, о чем мне не хотелось бы.
Только большим усилием воли Дэвид смог удержаться от смеха.
– Я и так скорее всего об этом узнаю, но я предпочел бы услышать от тебя.
Предвидя множество ошибок и признаний, Эдгар вздохнул:
– Как я узнаю, когда я смогу сам на себя полагаться?
Дэвид насквозь промок, и мокрая шерсть липла к телу, но он ответил:
– Способность здраво рассуждать приходит с опытом, а опыт приобретается ценой ошибок.
– Но ошибки можно исправлять, – раздался голос Элисон.
Они оба обернулись и увидели ее, стоявшую в дверях кухни.
– Иногда. – Капли воды, стекающие по его телу, напомнили Дэвиду осаду в летнюю жару, когда он был жертвой летучих и ползучих насекомых. – А иногда ценой ошибки бывает смерть. – Он взъерошил мокрые волосы Эдгара. – Вот почему ошибки лучше совершать, пока ты под защитой здешних стен.
Элисон подошла к ним. Под капюшоном плаща белым овалом светилось ее лицо.
– Вы согласны, чтобы Эдгар совершал свои ошибки под вашим руководством?
– Другого сквайра мне не надо. – Холодная капля скользнула по его спине, и он судорожно вздрогнул.
Элисон увидела, с какой гордостью вздернулся подбородок Эдгара.
– Тогда он ваш…
Вне себя от непрекращающегося зуда, Дэвид начал чесаться. Сначала он поскреб себе грудь, потом живот, потом…
Элисон издала какой-то звук, похожий на жалобный визг собаки, которой наступили на лапу, а когда он недоуменно поднял брови, она резко повернулась и удалилась.
– Что с ней такое? – пробормотал Дэвид.
– Я думаю, что знаю. – Эдгар пытался сдержать смех, но это удавалось ему хуже, чем Дэвиду.
– Так скажи мне.
– Миледи говорит, что нельзя чесаться при людях.
Дэвид изумился.
– Но если чешется?
– Миледи говорит, что благородные рыцари не вытирают себе нос за едой.
– Это всем известно!
– И не пьют лишнего.
Вспомнив, в каком виде он впервые предстал перед Элисон, Дэвид рассмеялся:
– То-то она, наверно, поразилась.
– И никогда не чешутся.
– Между ног, ты хочешь сказать?
– Нигде.
Дэвид пристально на него посмотрел:
– Ну, это вздор!
– Миледи очень строга насчет манер.
– Когда-нибудь она поймет, что к чему.
Эдгар хотел возразить, но промолчал. Опустив голову, он через некоторое время проговорил:
– Да, сэр Дэвид.
Насторожившись, Дэвид спросил:
– А что ты, собственно, хотел сказать?
Бросив на него быстрый взгляд, Эдгар смущенно ответил:
– Я вас видел сегодня утром.
– Сегодня утром?
– Когда вы целовали миледи.
– Вот как? – Дэвид двинулся по направлению к конюшне. – Против этого миледи тоже возражает?
– Нет. То есть я не знаю. – Эдгар шел за ним, явно желая поделиться своими знаниями. – Она со мной о поцелуях еще не говорила. Но вам, похоже, понравилось ее целовать.
Дэвид начал понимать, к чему клонится разговор.
– Это было приятно.
– Филиппа говорит, что для миледи целоваться не так просто. Если она вас поцеловала, значит, дело серьезное.
В полумраке конюшни Дэвид расслабился. Сено от дождя пахло плесенью, вместе с запахом навоза образуя аромат, слаще которого для него не было ничего на свете. Уж если он не мог быть у себя дома, ему было лучше всего здесь. Лошади – своевольные, жестокие, бессмысленно ревнивые создания. Он понимал их лучше, чем женщин.
– Для меня это было очень серьезно, – сказал он. – Как мой сквайр, ты понимаешь, что мои тайны – дело святое и их нельзя выдавать?
Эдгар кивнул.
– Я хочу добиться ее расположения.
– Я так и думал. – Эдгар осмотрел Дэвида так же внимательно, как Дэвид раньше осматривал его. У него был при этом такой вид, словно он был отцом Элисон, оценивающим претендента на ее руку. После долгой паузы он принял решение и кивнул: – Если вы будете меня слушать, я могу вам помочь.
Любому наемнику было известно, что сведения, полученные из осажденного замка, помогают значительно сократить время осады. Сейчас Дэвид нашел источник таких сведений, и он едва мог скрыть радостное возбуждение:
– Я на тебя полагаюсь.
– Добиться расположения миледи очень трудно.
Эдгар произнес эти слова важным тоном. Его даже не смутило, что при этом он споткнулся о вилы и шлепнулся в грязь.
Дэвид поднял и отряхнул его.
– Что ей нравится?
– Нравится?
– Что доставляет ей удовольствие? Эдгар подумал.
– Я не знаю, бывает ли миледи когда-нибудь довольна всем. Ей нравится, когда я не чешусь. Ей нравится, когда я читаю молитвы без напоминаний. Ей нравится, когда я моюсь без напоминаний.
– Что ей нравится для себя? Эдгар взглянул на него с удивлением.
– Для себя ей ничего не нужно. Она – наша госпожа.
– Она никогда не смеется?
– Нет!
– И даже не улыбается?
– О, она улыбается. – Черты мальчика смягчились, и на лице у него появилось мечтательное выражение, как у влюбленного. – Когда она улыбается, она делается такая красивая. – Вид его снова стал суровым. – Но она редко улыбается, потому что ей нравятся только мужчины, которые трудятся и, не жалуясь, выполняют свой долг. Она говорит, что таких немного.
Дэвид хотел было возразить, но не смог.
– Может быть, и так.
– Она говорит, что мужчины слишком много берут на себя и указывают ей, как вести дела, как обрабатывать землю и торговать, а она сама знает лучше, чем десяток мужчин.
– Бьюсь об заклад, что так и есть.
Эдгар, очевидно, хорошо обдумал тактику для Дэвида, потому что он сказал с недетской проницательностью:
– Мне кажется, ей бы понравилось, если бы человек уважал ее, умывался каждый день и делал, что положено, без напоминаний.
– Пожалуй, ты прав.
– И может быть, – Эдгар застенчиво улыбнулся, – вы могли бы иногда целовать ее, как сегодня утром.
Дэвид подумал немного:
– Поцелуи я лучше придержу пока.
– Как это?
– На крайний случай. Когда они ей понадобятся.
Взяв Эдгара за плечо, Дэвид повел его вдоль стойл.
– Ты будешь стричь меня и брить, а если ты увидишь, что я чешусь…
– Что тогда, сэр?
– Вытяни меня ремнем.
