Текст книги "Темная легенда (ЛП)"

Автор книги: Кристин Фихан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)

– Дело не только в тебе, Габриэль. Я не неоперившийся юнец. Я распознала «толчок» едва проснулась. Я не была безвольной. Ты не смог бы так легко овладеть мною без моего на то согласия. Я желала тебя. Хотела почувствовать тебя, ощутить, на что это похоже, – мужественно призналась она, не колеблясь, беря на себя часть вины. – Ты не добивался силой моего согласия. В любом случае, рано или поздно карпатский цикл начался бы, и у нас не было бы никакого выбора в этом вопросе.

– Я сказал ритуальные слова, связав нас без твоего согласия.

– Мужчины все время поступают так, Габриэль. Это путь нашего народа и был им на протяжении тысячелетий. Ты не сделал ничего непростительного. Эта ситуация трудная для нас обоих.

Он опустил руки и отвернулся от нее.

– Почему ты принимаешь все эти вещи с такой легкостью, Франческа? Почему ты не осуждаешь меня, как должна была бы делать? Твой гнев имел бы большое значение для… – он опять провел рукой по волосам. – Опять же я, желающий, чтобы все было легко. Я эгоистичен, милая, очень эгоистичен и я привязал тебя к себе.

– Габриэль? Ты очень расстроен. Я тебе нужен? – голос пришел неожиданно, легко возникнув в его голове. Ему пришлось приложить усилия, чтобы держать свое сознание пустым, гарантируя, что никакая информация не направится к этому совершенному голосу. Люциан всегда был способен командовать своим голосом. Он с его помощью мог кого угодно заставить поверить во что угодно. Этот голос был оружием. Габриэль никогда не слышал ничего более красивого. Люциан сохранил этот дар, даже когда навечно потерял свою душу.

Когда Габриэль отказался отвечать, раздался смех, иронический, почти ленивый. Он пробрал Габриэля до самых костей. Он должен защитить Франческу от козней Люциана. Его близнец был дьявольски хитрым и умным. Безжалостным. Жестоким. Габриэль знал это лучше кого-либо. Он видел его в действии на протяжении двух тысяч лет.

Франческа положила свою ладошку на руку Габриэля.

– Ты стараешься сказать мне что-то, но никак не можешь этого сделать.

– У тебя будет ребенок, – он проговорил эти четыре слова отчетливо, решительно.

От шока огромные черные глаза Франчески стали еще больше.

– Этого не может быть. Это не так просто. Почему ты думаешь, наша раса на грани вымирания? Наши женщины способны выносить ребенка только раз в несколько сотен лет. Я целитель. Я изучала эту проблему многие десятилетия, решительно настроенная найти ключ к нашим телам, чтобы мы могли чаще зачинать ребенка и более успешно его вынашивать. Я хотела бы быть в состоянии понять, почему мы рожаем детей мужского пола вместо женского, но не смогла найти ответов, – она покачала головой. – Нет, этого не может быть.

– Ты знаешь, я говорю правду. Я знаю, что наши женщины могу понести раз в несколько лет, и что они манипулируют этим временем, но я также знал, что шансы для этого были очень благоприятны. И поскольку ты никогда не беременела, ты была более чем готова для этого, и я в полной мере воспользовался этим.

Она некоторое время молчаливо взирала на него, пораженная.

– Но я женщина, целитель. Ты никогда не смог бы проделать такое без моего ведома… – она замолчала, прижав руки к своему плоскому животу с некоторым благоговением. – Этого не может быть, – даже отрицая это, она закрыла глаза и погрузилась в себя. Оно было там. Чудо жизни. К которому она стремилась. По которому грустила. Которого желала больше всего на свете. Единственная вещь, которую она отчаялась когда-либо иметь. Рост. Изменение. Деление клеток. Ребенок. Ей хотелось расстроиться. Она отказалась от этой идеи несколько сотен лет назад. Она приготовилась уйти в другой мир. Она не была готова к такому событию.

Франческа подняла голову так, что ее глаза встретились с его.

– Ты действительно сделал это?

– Я мог бы сказать, что знал, ты хотела ребенка больше всего на свете. Что я прочитал об этом в твоих воспоминаниях. Что я также догадался о твоем смирении и принятии того, что ты не сможешь его иметь. Я бы с радостью сказал, что сделал это для тебя, или, что более благородно, для дела, для продолжения нашей расы, но простая истина гораздо уродливее всего этого. Я сделал это, чтобы не потерять тебя. Чтобы ты оказалась связана с этим миром и не сбежала от меня в другой. Пока Люциан не умрет, я не смогу последовать за тобой. Я больше не желаю быть одним. Я повел себя, как эгоист. Я без злого умысла изменил всю твою дальнейшую жизнь много веков назад, но сейчас я преднамеренно изменил ее вновь.

Франческа просто стояла, на ее лице отразился шок.

– Младенец. Я совершенно забыла о возможной беременности, – в ее голосе не было никакого осуждения, только тихая задумчивость, словно она не могла постичь такую возможность.

– Я сожалею, Франческа. Для меня не существует никакого реального способа загладить свою вину, – Габриэль ладонью потер свой лоб. – Мне нет ни извинения, ни прощения.

Она не слушала его, ее сознание было полностью обращено внутрь. Она страстно желала ребенка, семью. Больше всего на свете она хотела дитя. Даже если бы она предпочла провести последние годы своей жизни с Брайсом, она бы никогда не принесла в их союз малыша. Ее беременность была чудом, и она совершенно не могла сопротивляться этой мысли.

– Ребенок. Я не помню на что это похоже – мечтать о подобном чуде. Этого не может быть, Габриэль. Как это возможно? Почему я не знала?

– Ты не слушаешь меня, Франческа,– проговорил он, его черные глаза всматривались в небо над головой, словно оно могло дать ответы. Потом потер свой висок. Ему требовалось найти выход из беспорядка, который сам же и создал своим высокомерным решением, но он не видел ни одного. Он должен был быть честным с нею. Он слишком сильно уважал Франческу, чтобы дать что-то меньшее, чем правду. В любом случае, она была его Спутницей жизни и в конечно счете прочла бы его воспоминания.

Он должен был подождать, не торопиться. Он смог бы помешать ей выбрать рассвет, если бы в этом возникла такая необходимость. Но он придерживался мнения, что она принадлежит ему и должна полностью отдаться ему.

Франческа сделала глубокий вдох и положила свою руку поверх его. Она запросто смогла прочитать его внутренние муки, его гнев на самого себя. По правде, она не знала, что чувствовала, но ей определенно не нравилось то, как его ум был поглощен чувством вины. Габриэль, ее легендарный охотник.Он столько всего дал своим людям, всегда поступал правильно. У Франчески не было никакого права судить его.

– В твою защиту, Габриэль, можно сказать, что это решение не было осознанным с твоей стороны.

– Франческа! – мужчина сделал шаг в сторону от нее, не в силах выносить ее прикосновение, когда так обидел ее. – Ты дотрагиваешься до меня, однако не слышишь. Ты не видишь того, что находится перед твоими глазами. Я не хочу начинать наши отношения со лжи между нами. Конечно, это было осознанное решение. Я повлиял на последствия нашего соединения точно так же, как возбуждал тебя не только своим телом, – он, поражаясь, тряхнул головой. – Ты полная моя противоположность. Ты не можешь представить себе такого обмана, а я не могу представить себе такой доброты. Увидь меня, Франческа, со всеми моими ошибками. Я не хочу, чтобы ты принимала меня даже как друга только потому, что я карпатец, и ты скучаешь по своей родине. Я думал, мне будет достаточно просто владеть тобою, но обнаружил, что это не так. Ты не представляешь, насколько ты действительно обижена. Сам Люциан будет охотиться за тобой, и я не уверен, что смогу защитить тебя от него.

Ее глаза скользнули по его приятным чертам.

– Конечно, сможешь, Габриэль. У него нет власти над тобой, пока ты сам не позволишь этого. – Она наклонила голову, ее длинные распущенные волосы заструились вниз сияющим крылом ворона. – И ты слишком строг к себе. Это правда, что я неохотно и не полностью сливаюсь с тобой, но когда я дотрагиваюсь до тебя, я могу прочитать тебя. Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, но в действительности ты действуешь не из эгоизма. Ты просто не можешь позволить карпатской женщине, любойкарпатской женщине, погубить себя. Эта установка была заложена в тебя задолго до твоего рождения. Если бы я была какой-либо другой женщиной, вздумавшей встретить рассвет, то и тогда бы ты тоже нашел способ остановить меня.

Он посмотрел вниз на руку, обвившую его предплечье. Очень нежно он взял ее в ладони и поднес к губам в интимном нежном жесте, который заставил ее сердце сжаться.

– Ты удивила меня, Франческа. Проживи я еще тысячу лет, я никогда не смог бы найти кого-либо с твоим естественным состраданием. Я не заслуживаю тебя.

Легкая улыбка появилась на ее губах.

– Конечно, не заслуживаешь. Я знала это с самого начала, – поддразнила она его, желая ослабить в нем напряжение. – Пойдем, прогуляемся. Я хочу показать тебе некоторые достопримечательности.

Габриэль послушно пошел нога в ногу с ней, удерживая ее руку.

– Ты не отчитала меня, ни единым словом.

– Какой в этом смысл? Что из этого я смогу изменить? Я не смогу изменить прошлое. Зачем мне заставлять тебя ощущать себя хуже, чем ты уже чувствуешь? Твои раскаяние и сожаление подлинны. Наказание не поможет ни одному из нас. Я действительно не знаю, что чувствую прямо сейчас. Я обдумаю все это позже, когда останусь одна. Все, что мне известно, так это, что я очень устала и в данный момент странно счастлива. Эта прекрасная ночь, да и сам город действительно красив. И нет никого другого, с кем я бы разделила все это, кроме тебя.

Он отвел от нее взгляд, от ее так и сияющей внутренней красоты. Слезы обжигали ему глаза, и ему было стыдно. Он не заслужил ее и никогда не сможет исправить ужасную обиду, нанесенную ей, и не важно, как сильно будет пытаться. Когда они шли по почти пустынным улицам, помахивая соединенными руками, он чуть ближе придвинулся к ней, защищая.

Глава 7

– Расскажи мне о своих витражах. Они красивы, в них чувствуется спокойствие. Когда я изучал в твоей студии заготовки, то ощутил присутствие силы, вплетенной в узоры. Своего рода защиту, – Габриэль испытывал легкое благоговение перед ее талантом целителя. Мало у кого он был так сильно выражен. Одно ее прикосновение могло подарить умиротворяющий покой, и такое же ощущение мира он чувствовал в ее работах.

Франческа улыбнулась яркой вспышке счастья, его интересовали вещи, которые доставляли ей радость. Она была страшно рада наконец-то хоть с кем-то поговорить о своих открытиях.

– Я начала работать с маленькими кусочками давным-давно. Смысл заключался в том, чтобы использовать «лоскутные» перекрытия и перегородки из того, что создала сама природа, для облегчения боли. Во время обследования пациентов, я часто обнаруживала, что помимо физической болезни задействованы и другие факторы. Печаль от потери любимого человека, семейные проблемы и тому подобное. Я начала экспериментировать, создавая особенные предметы лично для каждого человека, до которого дотрагивалась. Я сплетала узор, который помогал моим пациентам, пока они спали. В конце концов, мои работы стали очень популярны. Люди обнаруживали, что их тянет к моим творениям, так как они дарили спокойствие, – она взглянула на него. – У меня не слишком хорошо получается объяснять все это. Я просто «читаю» людей, узнаю, в чем они нуждаются, и стараюсь дать им это. Вот так все началось.

– Ты действительно удивительная женщина, – тихо промолвил он. Она поразила его своими достижениями. – А как обстоят дела сейчас?

– Я создала свою собственную компанию. Моя личность сокрыта так глубоко, что если кто-то и решится что-то раскопать, то ему будет довольно трудно выяснить, кто я такая на самом деле, – она усмехнулась ему, отчетливо показав свою гордость, что ей удалось обмануть древних карпатских мужчин. – Я даже добавила мер предосторожности, чтобы сбить со следа человеческих ищеек.

– Карпатцы бы почувствовали остатки силы и совершенно точно узнали бы древние символы в твоей работе, – заметил он.

– Естественно, – самодовольно ответила она. – Именно поэтому я создала несуществующего карпатца: художника, отшельника. Мои работы часто приобретаются карпатцами для защиты своих домов и для привнесения мира в свое окружение. Они посылают свои заказы через мою компанию, и я выполняю работу. Некоторые хотят лично встретиться с художником, но я всегда отказываюсь.

– Любой уважающий себя карпатец может найти разницу между прикосновением женщины или мужчины.

Она подняла свою элегантную бровь.

– В самом деле? Похоже, ты недооцениваешь меня, Габриэль. Я на протяжении многих веков жила в тайне, не раскрытая ни немертвыми, ни карпатскими мужчинами, проезжающими через город, ни даже тобой и твоим братом. Хотя все это время я подозревала, что Люциану было известно о моем существовании. Он часто возвращался в этот город, сканируя его столько раз, что я не могу ни сосчитать, ни запомнить.

– Он так делал? – это заставило Габриэля занервничать. Если Люциан подозревал нечто подобное, – что в городе находится женщина-карпатка, – то он бы копал и копал, пока не нашел бы ее. Ничто не ускользало от внимания Люциана. Габриэль припомнил, как Люциан раз за разом возвращал его в Париж. Даже их последняя ужасная битва произошла здесь. Неужели Люциан каким-то образом узнал о присутствии женщины? Они постоянно делились информацией. Что знал один, то знал и другой. Неужто Люциан скрыл от него подобные сведения?

Франческа уверенно кивнула.

– Да. Я очень часто на протяжении веков ощущала его присутствие и, должна признаться, была вынуждена закапываться глубоко в землю, чтобы скрыться от него. Я боялась, что вы найдете меня. Я так долго жила одна, делая все, что ни пожелаю, что больше не стремилась видеть в своей жизни мужчину.

Она не сказала ему о своей боязни, что он может отвергнуть ее снова, а она не сможет пережить этого во второй раз.

– Франческа, Франческа, – тихо пробормотал Габриэль, – какой же маленькой лгуньей ты стала. Кем же является этот хороший доктор, как не мужчиной? Почему ты хочешь вкусить любви такого, как он?

Франческа вырвала свою руку, лишая его своего успокаивающего прикосновения. Она отвернулась, и занавес ее волос скрыл от него выражение ее лица.

– Просто все это произошло неожиданно.

– Ты так долго прожила среди людей, милая, – сказал он тихо, ласково, – что позабыла, на что это похоже среди нашего народа между Спутниками жизни, между мужчиной и женщиной. Я – тень в твоем сознании, в твоих мыслях. Ты можешь солгать Брайсу, но мне – никогда. Ты жила как человек и не хотела, чтобы твои чувства выходили за рамки твоих способностей. Ты боялась силы карпатских эмоций. Я причинил тебе боль, Франческа, и тебе не хотелось испытать нечто подобное вновь.

Она откинула свои длинные, растрепанные волосы, ее рука дрожала, выдавая ее, даже когда она пожала плечами с кажущейся небрежностью.

– Я не знаю, прав ли ты. Но я совершенно точно никогда не обвиняла тебя. Мне было больно в первую очередь потому, что я была ребенком, но я всегда понимала, что благополучие нашей расы намного важнее счастья отдельной личности.

Он обхватил ее за плечи, заставив резко остановиться, от сдерживаемой ярости в его хватке ее сердце сильно заколотилось. Он обладал огромной силой.

– Никогда не думай, что я поступил благородно, оставив тебя позади, Франческа. Знай я о твоем существовании, я бы никогда не ушел. Я гораздо более эгоистичен, чем ты можешь себе вообразить… в отличие от тебя. Я бы ни за что не бросил тебя тогда, как не намереваюсь делать это и сейчас. Ты единственный человек, который важен для меня. Я видел твои воспоминания о тех далеких днях: я шел через деревню, как проходил через много деревень, когда почувствовал что-то необычное, но мой разум был занят мыслями о войне. Я оглянулся назад и увидел женщин, но в действительности не видел их. Лица женщин и детей часто преследовали меня, поэтому я никогда не мог смотреть прямо на них. Когда заговорил мой брат, я повернулся к нему. Если бы я увидел тебя, наша жизнь была бы совершенно иной. У меня был долг, который я должен был выполнить, но в тот момент я бы отказался от него. Я бы позволил Люциану отправиться на охоту в одиночку.

Она довольно долго изучала его лицо, потом улыбка тронула ее мягкие губы, и она покачала головой.

– Нет, ты бы охотно пожертвовал своим счастьем ради блага нашего народа.

– Но не твоим. Ты до сих пор не поняла. Я бы не пожертвовал твоимсчастьем. Я бы никогда не позволил, чтобы ты была так несчастна. Я противен сам себе, когда узнал, через что ты была вынуждена пройти, живя в одиночестве, чувствуя себя отверженной и нежеланной.

– Тогда это был ребенок, Габриэль, не женщина. Моя жизнь была наполнена смыслом и имела цель. То, что я устала, не означает, что я не наслаждалась прожитыми годами. Я жила хорошо и постаралась, по мере своих сил, сделать свою жизнь стоящей. У меня был опыт, который не удалось приобрести ни одной женщине нашей расы. Я была независимой и любила это. Да, я избегала иметь семью, но были другие вещи, которые занимали меня. Эта жизнь не была ужасной. И у меня всегда был выбор. Я могла показаться тебе вновь. Я могла встретить рассвет. Я даже могла вернуться на свою родину, где, по крайней мере, земля и компания наших людей дали бы мне утешение. Но я не захотела. И это было только мое решение, не твое. Я сильная женщина, а не ребенок, подкрадывающийся и прячущийся в тени. Все, что я делала, я делала по собственной воле. Я не жертва, Габриэль. Пожалуйста, не пытайся выставить меня ею.

– Ты не любишь Брайса, ты только что призналась мне в этом. У вас просто есть что-то общее. Тебе нравится, как он ведет себя с детьми, уважаешь его способность лечить и его сосредоточенность на медицине. Но у тебя есть и некоторые сомнения в отношении его.

– Нет, нету, – категорично начала отрицать она. – Почему ты так подумал?

– Если бы их не было, Франческа, то ты бы связала с ним свою жизнь. Я был в твоем сознании…

– Ну, так держись от него подальше.

– Это не так-то легко сделать, милая. На самом деле, ты требуешь от меня невозможного. Тебе не нравится, как Брайс обращается с пациентами, кому повезло меньше, у кого нет дома. Тебе не нравится, что он в состоянии полностью забыть своих пациентов, которых когда-то вылечил. Много чего вызывает у тебя сомнения. Ты многое разделила с ним, так много детей, которые были больны, но часть тебя знает, ему необходимо лечить ради его собственного эго.

Она метнула на него взгляд.

– Может быть, именно поэтому я тоже занимаюсь этим, – в его словах было слишком много правды для ее спокойствия, и за это она была больше зла на себя, чем на него. Она держалась за Брайса, потому что он никогда не смог бы причинить ей такой же боли, как в свое время Габриэль. Ее Спутник жизни разорвалее сердце. Его голоса, такого спокойного, такого правдивого, было достаточно, чтобы заставить ее мучиться от чувства стыда. Она была решительной женщиной, не ребенком, скрывающимся за спинами смертных, тем не менее, в итоге, именно это она делала, чтобы не сталкиваться лицом к лицу со своим Спутником жизни.

– Ты делала это, потому что ты прирожденный целитель, чей дар не имеет сравнения. Ты никогда не оставишь Скайлер дома наедине с незнакомыми людьми после всего, через что ей пришлось пройти. Тебе бы это никогда не пришло в голову. Если бы ты не могла лично заботиться о ней, ты бы всегда наблюдала за ней. В этом ты вся. Доктор просто забыл бы о ней.

– Ты не совсем справедлив к нему, Габриэль. В конце концов, он не разделил с ней ее воспоминания. Он не знает, через что она прошла, – Франческа обнаружила, что защищает Брайса чисто автоматически.

– Он тщательно ее осмотрел, – сказал Габриэль. – Он видел, какой замкнутой она была. Это последствия травмы. Он знал. Вероятно, он знал все, во всяком случае, про физическую сторону, и он мог догадываться о душевной и эмоциональной травме. Это перестанет волновать его, как только она перестанет быть его пациенткой. Вот что беспокоит тебя.

Франческа отвернулась от него и пошла дальше по тротуару.

– Может, ты и прав, Габриэль. Я не знаю. Я невероятно смущена, – он разбил ей сердце.И сделает это снова, когда последует за своим близнецом… как должен сделать. Она почувствовала прикосновение его сознания, нежно дотрагивающегося до ее, и поспешно заставила себя думать о Скайлер, сосредоточиться на подростке.

– Я знаю, что ты смущена, любимая, и это неудивительно, – тихо сказал Габриэль, тем не менее всматриваясь в нее напряженным пристальным взглядом. – Сейчас мы должны сосредоточиться на том, как привести в дом Скайлер и обеспечить ей достойную жизнь. Мы должны решить, какие воспоминания стереть полностью, а какие свести к минимуму.

– Я не думаю, что мы имеем право уничтожать ее воспоминания о пережитом, но лучше притупить их, чтобы она могла жить с ними и дальше. Самое важное – это помочь ей почувствовать себя в безопасности, научить доверять нам. Я считаю, она нуждается в этом больше, чем во всем остальном, – промолвила Франческа тихо, обеспокоенно. – И конечно, она пропустила большую часть обучения.

Габриэль равнодушно пожал плечами.

– Это последнее, о чем нам следует волноваться. В случае чего, мы сможем вложить в нее необходимые знания. На данный момент она нуждается в стабильности и нормальном доме. Как только у нее будет все необходимое, чтобы вернуть назад ее уверенность, можно будет подумать и о школе.

– Помощь ей будет являться огромным обязательством, Габриэль. Я не прошу тебя разделить это со мной.

– Я чувствовал ее боль. Пока она еще ребенок, но скоро станет женщиной. Женщиной, психически одаренной.

Франческа развернулась, чтобы еще раз посмотреть ему в лицо.

– Ты уверен? Я думала, что это возможно, потому что связь между нами была такой сильной.

– Я не могу ошибиться с таким даром. Я думаю, она не могла оказаться в лучших руках, чем в наших. Мы можем присмотреть за ее счастьем, защитить ее и сделать так, чтобы немертвые не узнали о ее существовании. Она так молода и уже так много перенесла, что мы не можем позволить, чтобы ей причинили вред. И когда она вырастет, то может стать Спутницей жизни кому-нибудь из наших мужчин.

Франческа застыла.

– Она будет свободна, Габриэль, сама выбирать свою собственную судьбу. Ты не посмеешь вызвать мужчин нашей расы и передать ее им. Я не шучу. Она и так достаточно настрадалась от рук мужчин, а наша раса отличается властностью и подчас жестокостью. В глубине души она хочет избежать любых отношений такого характера, и мы должны уважать ее желания. Она может никогда полностью не оправиться от нанесенных ей ран.

Он тихо рассмеялся и обвил рукой ее хрупкие плечи.

– Мы, мужчины, никогда не бываем жестокими с нашими Спутницами жизни. А ты очень грозная леди, настоящая мамаша-тигрица. Именно такая, какую я бы выбрал в матери своему ребенку.

Франческа скорчила гримаску.

– Я не думаю, что тебе стоит поднимать этот вопроса сейчас. Это может вовлечь тебя в неприятности, – проговорила она так, словно это ее не слишком волновало. Тон голоса был спокойным, даже поддразнивающим. В глазах тлел огонь, но мягкость вокруг рта опровергала грядущую вспышку темперамента.

– В нашем доме Скайлер будет всеми любимой юной леди. Я буду лелеять ее и обеспечу защиту, как своей родной дочери. Она будет счастлива, очень счастлива. Я никому не позволю заявить на нее права – безжалостно, без ее согласия – как я поступил с тобой. Ты позабыла, она может не подойти ни одному из наших мужчин. Я верю в судьбу, и если ей суждено стать парой одному из наших мужчин, позволь ему самому найти ее и поухаживать за ней так, как она того заслуживает. От этого он будет ценить ее еще больше. Как я ценю тебя, – он произнес это мысленно, и слова замерцали в воздухе между ними.

Франческа сильно покраснела, ее длинные ресницы опустились вниз, скрывая довольное выражение, появившееся в глазах. В Габриэле было столько искренности. Она любила его старосветский акцент и силу его страсти, тлеющей в нем под едва заметной завесой цивилизованности. Его эмоции были сильными и опустошающими, обжигающими и настоящими. Он смотрел на нее с таким желанием, с таким голодом, что у нее перехватывало дыхание.

Франческа заставила себя смотреть только прямо, потому что Габриэль мог с невероятной легкостью подавить ее, поглотить своей голодной страстью. Никто и никогда не нуждался в ней раньше так, как, кажется, нуждается он. Она всегда думала о нем, как об абсолютно независимой личности, но теперь видела, что он был крайне одиноким. Воином, бесконечно шагающим по земле в поисках врагов. Ей не хотелось сочувствовать его одиночеству, восхищаться его честью.

– Ты снова улыбаешься. Этой едва заметной загадочной улыбкой, отчего мне хочется притянуть тебя в свои объятия и зацеловать. Я пообещал сам себе, что в твоем присутствии буду держать себя в руках, Франческа, но ты делаешь это чрезвычайно затруднительным, – он проговорил эти слова тихо, его голос был мягким бархатистым шепотом соблазна.

Она вдруг испугалась возвращения домой, однако, в это же самое время, отчаянно желала, чтобы они оба оказались там.

– Ты не можешь целовать меня, Габриэль. Ты и так уже сводишь меня с ума. Я не знаю, что делать с тобой. У меня была неплохая тихая жизнь с хорошим спокойным будущим, где все распланировано, как вдруг появляешься ты и переворачиваешь все с ног на голову.

Он усмехнулся ей быстрой, почти мальчишеской, озорной улыбкой, блеснув безупречно-белыми зубами.

– Ничего не могу поделать с собой, сладкая. Ты так красива, что у меня захватывает дух. Какой мужчина не будет думать об этом, прогуливаясь ночью рядом с тобой, когда над головой сияют звезды и легкий ветерок поддразнивает его твоим запахом.

– Помолчи, Габриэль, – Франческе пришлось постараться, чтобы в ее голосе не отразилось испытываемое ею удовольствие. Он определенно не нуждался ни в каком поощрении. – Для мужчины, который почти ничего не знает о женщинах, ты совершенно точно знаешь все правильные слова, которые надо сказать.

– Это, должно быть, вдохновение, – ответил он.

Франческа разразилась смехом, не в силах остановиться. Он с каждой минутой становился все более несносным.

– К нам подкрадывается рассвет, и я устала. Пошли домой.

Ему понравилось, как это прозвучало. Дом. У него его никогда не было. Габриэль мог признаться самому себе, что ему повезло с уникальными взаимоотношениями, которые существовали между ним и Люцианом. Он был одиноким, но в действительности никогда не был один, как остальные мужчины его расы. Даже после того, как Люциан обратился, они часто делились знаниями. От двухтысячелетней привычки не так-то легко избавиться. Это происходило чисто автоматически.

Беспокоило Габриэля только то, что он не узнал о первом убийстве Люциана в городе. О любом убийстве. От долгого заключения под землей Люциан поднялся голодным. Он бы с жадностью набросился на первого попавшегося человека, тем не менее, когда Габриэль обыскал город в поисках доказательств, он не нашел ничего. Он узнал, что в городе находится не один вампир. Он читал в газетах новости о странных убийствах, но ни одно из них не было делом рук Люциана. Люциан был художником с определенным стилем, в котором не было ничего неаккуратного. Каждое убийство несло в себе его личную подпись, словно он насмехался над своим братом, следовавшим за ним. Иногда Габриэль думал, что для Люциана все это не более чем игра.

– Ты снова отдалился от меня, – тихо проговорила Франческа. – Где гуляют твои мысли, Габриэль? Он разговаривает с тобой?

Габриэль не сделал вид, что не понимает, о ком она говорит.

– Иногда мы неосторожно сливаемся сознаниями. И в такие моменты ты в страшной опасности.

– Ты любишь его очень сильно, не так ли? – Франческа обвила его запястье своими пальцами, прижавшись своим телом к его, предлагая утешение.

Едва он почувствовал ее успокаивающее присутствие, как в него просочился мир, что происходило всегда, когда она дотрагивалась до него. На мгновение ему стало интересно, смогла бы она исцелить Люциана до того, как он обернулся. Смогла бы она вложить некоторую частичку мира в его душу, как сделала это с ним?

Они свернули на дорогу, ведущую к ее дому. Ему понравился открывшийся перед ним вид, как дом, кажется, тянулся к ним и манил. Дом. Это был дом. Существовала ли для него хоть какая-нибудь возможность обрести семью? Могли ли они на самом деле жить здесь вместе? Воспитывать своего малыша? Заботиться о Скайлер? Сможет ли Франческа когда-нибудь полюбить его? Она хотела его, ее тело страстно желало его, но любит ли она его? Простила ли?

– Ты становишься страшно задумчивым, когда думаешь о нем, – едва слышно пробормотала Франческа. – Я чувствую, какую боль это причиняет тебе. Однако, едва я дотрагиваюсь до твоего сознания, я нахожу, что ты думаешь о нем только хорошее. Он, вероятно, был замечательным человеком.

– Никогда не было человека, похожего на него. Он был мастером в сражении. Во всем. Мне никогда не нужно было смотреть, чтобы увидеть, был ли он там, я всегда зналэто. Люциан был легендой. На протяжении веков он спас множество жизней, как людских, так и карпатских, их количество не поддается подсчету. Он никогда не колебался, выполняя свой долг. Нисколько. Мы были близки, Франческа, – тихо признался он. – Очень близки.

Они шли по территории имения по направлению к главному входу.

– Расскажи мне о нем. Это может помочь разделить твои воспоминания. Я чувствую твое нежелание говорить о нем, ты думаешь, это неуважительно по отношению к нему. Но я бы никогда не осмелилась судить его. Ты любишь его и восхищаешься им, и я могу поступать точно также.

Габриэль распахнул дверь, отступил назад и позволил ей войти первой. Сам же, не переставая, сканировал местность вокруг них с привычкой, давным-давно вложенной в него потерянным братом. Откуда ни возьмись на него нахлынуло горе.

– Я иногда думаю, что мог бы уничтожить его прямой сейчас, если бы не тот факт, что я не смогу жить в мире, где его нет. Очень давно я дал ему слово чести, что именно я буду тем, кто уничтожит его, если он потеряет свою душу. Мы оба сделали это. Если один обернется, другой будет вынужден охотиться и уничтожить первого, тем не менее, я оказался не в состоянии выполнить свое обещание ему. Неужели я поступал так умышленно, Франческа? А? – его голос прозвучал потерянно и очень одиноко.

Она плотно закрыла дверь, перекрывая доступ первым лучам солнца, проникающим сквозь утреннее небо.

– Нет, Габриэль, ты бы с честью выполнил свое обещание, если бы был в состоянии сделать это. И я верю, что ты это сделаешь. Ты уважишь его.