Текст книги "Госпожа Абу-Симбела"

Автор книги: Кристиан Жак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 37

Полноводный и гордый Нил, неся свои величественные воды, то с силой устремлялся вперед, то расслаблялся в соблазнительных изгибах, лаская прибрежную растительность. Божественный Нил Великого юга, он никогда не терял величия небесной реки, земным продолжением которой он был. Проходя между пустынными холмами и гранитными островками, он питал своими водами узкую растительную ленту, усеянную пальмами. Венценосные журавли, ибисы, розовые фламинго и пеликаны летали над царской флотилией, зачарованной совершенством лазури и пустыни.

Во время остановок местные племена приходили танцевать вокруг царского шатра; Рамзес беседовал с вождями, Сетау и Лотос записывали их жалобы и пожелания. Вечерней порой вокруг огня заклинатели призывали созидательную волну, поднимавшую благоприятный для орошения уровень воды и прославляли имя Рамзеса Великого, супруга Египта и Нубии.

Нефертари сознавала, что слава Фараона росла и могла сравниться лишь со славой богов; начиная с победы при Кадеше, рассказы о сражениях с хеттами переходили из уст в уста, достигая даже самых отдаленных поселков. Возможность видеть Рамзеса и Нефертари рассматривалась как божественное благословение; не проник ли Амон в сознание царя, чтобы оживить его руку, Хатор – в сознание царицы, чтобы распространять любовь как сверкание драгоценных камней?

Так как дул ласковый северный ветер, продвижение флотилии было медленным; Нефертари и Рамзес наслаждались этими блаженными часами, проводя время на мостике под тентом. Недалеко от них спал Боец.

Золотой песок и чистота пустыни – не были ли они эхом другого мира? Царский корабль приближался к владениям Хатор, этому забытому району, где богиня хранила чудотворный камень, с каждым часом Нефертари все больше охватывало чувство соприкосновения с высочайшим действом, соединявшим ее с первопричиной всех вещей.

Ночи были наслаждением.

В каюте царской четы стояла любимая кровать Рамзеса, основа которой была сделана из пеньки, совершенным способом переплетенной и прикрепленной на раму, два ремня придавали ей большую гибкость. Собранная на болтах рама была внизу вторично закреплена. На ножках – изображения папируса и лотоса, являющиеся символами севера и юга.

Даже во время сна Фараон медитировал.

Ночи были наслаждением, так как любовь Рамзеса была такой же огромной, как звездное небо.

Благодаря серебряным пластинам, которые ему дал Офир и которые представляли собой настоящее богатство, Шенар купил услуги пятидесяти нубийских рыбаков, обрадованных тем, что улучшат свою жизнь, даже если то, что требовал египтянин, и было необычным и опасным. Большинство чернокожих поверило богатому и своенравному человеку, хорошо платившему и тем самым обеспечивавшему сносное существование для их семей на многие годы.

Шенар не любил Нубии. Он ненавидел солнце и жару. Вынужденный пить много воды и есть только скудную пищу, он все же радовался возможности, которая позволит ему уничтожить Рамзеса.

Ненавистная Нубия, однако, снабдила его отрядом беспощадных убийц, воины Рамзеса не смогут их одолеть. Наемникам была чужда дисциплина, но их свирепость и стремление к битве были несравненны.

Оставалось только ждать корабль Рамзеса.

Наместник Нубии проводил спокойные дни в удобном дворце Бухен, недалеко от второго водопада, охраняемого многочисленными укреплениями, защищавшими от вторжения врагов. В прошлом нубийские вожди пытались напасть на Египет, и египтяне решили уничтожить эту опасность, соорудив укрепления, отряды которых, регулярно пополняемые, получали повышенную плату.

Наместник Нубии, носивший также титул «царский сын Куш», одной из нубийских провинций, имел только одну заботу: обеспечивать добычу золота и переправлять его в Фивы, Мемфис и Пи-Рамзес. Золотых и серебряных дел мастера использовали драгоценные металлы для украшений дверей, стен храмов и статуй, а Фараон направлял эти богатства в провинции, оплачивая верность наместников Ханаана, Сирии, Амурру.

Пост наместника Нубии являлся весьма завидным, даже если занимавший его должен был долгие месяцы находиться вдали от Египта; высокий сановник управлял огромной территорией и опирался на опытных военных, в рядах которых было много местных жителей. Не опасаясь больше мятежа со стороны усмиренных племен, наместник большую часть времени проводил, занимаясь музыкой и поэзией. Его супруга, давшая ему четверых детей, очень ревновала и запрещала ему любоваться привлекательными формами молодых нубиек, таких опытных в любовных играх. Расстаться же с супругой наместник не решался, так как по закону он был обязан обеспечить ей и детям безбедное существование, а это привело бы его к разорению.

Поэтому наместник опасался любых неожиданностей, способных потревожить ее спокойствие... И вот послание объявляло о прибытии царской четы! Однако точная дата их приезда в Бухен не указывалась. А другое послание приказывало арестовать Шенара, старшего брата Рамзеса, уже давно считавшегося погибшим! Наместник не решился направить корабль навстречу Рамзесу, потому что Фараону ничто не угрожало; стоило лучше сосредоточиться на церемонии встречи и на организации пиров в честь царской четы.

Командующий крепости Бухен делал ежедневный отчет наместнику.

– Следы подозреваемого в округе не обнаружены, но есть кое-что странное.

– Я ненавижу странности, воин!

– Должен ли я все же рассказать вам?

– Если хотите.

– Многие рыбаки на два дня покидали поселок, – признался военачальник, – а возвратившись, они поссорились и подрались. Во время драки один из них погиб, и в его хижине я нашел маленький слиток серебра.

– Целое состояние!

– Конечно, но наши расспросы оказались безуспешными, никто не открыл правды. Я убежден, что кто-то заплатил рыбакам, чтобы они украли рыбу, предназначенную для армии.

Если бы наместник начал бесплодное расследование, Фараон обвинил бы его в неумелости, следовательно, наилучшее решение заключалось в том, чтобы ничего не делать, надеясь, что Его Величество не узнает об этом.

Ветер был таким слабым, что свободные от вахты моряки спали или играли в кости. Они ценили это спокойное путешествие, его веселые остановки, приятные встречи с приветливыми нубийками.

Капитан замыкающего корабля не любил, когда матросы предавались безделью. Он уже приготовился отдать приказ привести в порядок палубу, выдраить ее до блеска, как вдруг раздался резкий удар, заставивший покачнуться корабль; многие моряки, не устояв, упали на мостик.

– Скала, мы наткнулись на скалу!

Рамзес услышал треск корпуса. Все корабли тотчас же спустили паруса и замерли посреди реки, глубина которой в этом месте была небольшой.

Лотос была первой, кто понял, в чем дело.

Десятки серых скал едва выступали из грязной воды, но внимательный взгляд различал на их поверхности глаза и маленькие уши.

– Стадо гиппопотамов, – сказала она Рамзесу.

Прекрасная нубийка вскарабкалась на вершину мачты и поняла, что флотилия попала в ловушку. Быстро спустившись, она рассказала, как обстоит дело.

– Я никогда не видела столько животных сразу, Ваше Величество! Мы не можем ни отступить, ни плыть вперед. Это странно... Можно подумать, что их принудили собраться здесь.

Фараон понимал, в чем заключалась опасность. Взрослые гиппопотамы весили более трех тонн и они обладали мощным оружием: длинными желтыми клыками длиной в несколько десятков сантиметров, способными продырявить корпус корабля. Властелины реки чувствовали себя в воде непринужденно и плавали с удивительной ловкостью. Когда они гневались, то раздвигали огромные челюсти в угрожающей зевоте.

– Если самцы начнут борьбу за самок, – указала Лотос, – они опустошат все на своем пути и утопят наши корабли. Многие из нас утонут или будут растерзаны.

Десятки ушей затрепетали, полузакрытые глаза открылись, на поверхности воды появились ноздри, пасти открылись, ужасающее хрюканье заставило взлететь хохлатых цапель, сидевших на акации. Тела самцов изобиловали шрамами, следами жестоких битв, многие из которых заканчивались смертью одного из соперников.

Вид страшных желтых клыков заставил моряков остолбенеть. Они заметили несколько огромных самцов во главе стада из двадцати особей, начинающих нервничать. Если бы они перешли в атаку, то сначала одним ударом челюстей раздробили рули кораблей, лишив их маневренности, и раздавили их своей массой. Броситься в воду и попытаться выплыть представлялось рискованным, так как невозможно было проложить себе путь к берегу среди яростных чудовищ.

– Нужно загарпунить их, – предложил Сетау.

– Их слишком много, – рассудил Рамзес. – Мы можем убить только нескольких, вызвав ярость остальных.

– Мы не сдадимся без боя.

– А если я предприму то же, что и при Кадеше? Мой отец Амон – властелин ветра. Создадим тишину, чтобы раздался его голос.

Рамзес и Нефертари подняли руки в знаке подношения, повернув ладони к небу. Огромный лев с достоинством держался справа от своего хозяина.

Приказ передавался от корабля к кораблю, и над флотилией воцарилась тишина.

Гиппопотамы медленно сомкнули челюсти, властелины Нила погрузились в воду, оставив видимыми только кончики ноздрей и ушей.

В течение нескольких минут ничего не изменилось.

Северный бриз коснулся щеки Лотос, бриз, в котором воплощалось дыхание жизни. Царский корабль тихо двинулся вперед, скоро за ним последовали другие корабли, проходившие между внезапно успокоившимися животными.

С вершины пальмы, где Шенар занял удобную позицию, чтобы присутствовать при кораблекрушении, он стал свидетелем нового чуда, которое только что совершил Рамзес. Чудо... Нет, немыслимый случай, неожиданный ветер, поднявшийся в середине дня, несмотря на сильную жару!

Разъяренный, Шенар раздавил между пальцами финики, капли солнца.

ГЛАВА 38

Во время жаркого сезона еврейские каменщики отдыхали. Одни использовали эти дни, чтобы посвятить их семье, другие увеличивали свой заработок, нанимаясь садовниками в большие имения. Сбор фруктов обещал быть замечательным; знаменитые яблоки Пи-Рамзеса будут занимать важное место на пиршественном столе.

Красавицы дремали в деревянных беседках, увитых вьющимися растениями, или купались в бассейнах, молодые люди, собравшиеся там же, старались привлечь к себе внимание, старики дышали свежим воздухом в тени виноградников и рассказывали о последнем подвиге Рамзеса, который с помощью магической силы успокоил огромное стадо разъяренных гиппопотамов. И возвращался припев песни: «Какая радость жить в Пи-Рамзесе, дворцы сияют золотом и бирюзой, ветер мягок, птицы играют вокруг прудов», этот припев подхватывали даже еврейские каменщики.

Замысел исхода казался забытым. Однако, когда Амени увидел Моисея, входящего в его кабинет, он забеспокоился, как бы ни оказалось потревоженным это прекрасное спокойствие.

– Ты никогда не отдыхаешь, Амени?

– Один папирус подгоняет другой: в отсутствие Рамзеса их становится все больше. Царь способен принять решение в несколько мгновений, я же озабочен деталями.

– Ты не думаешь жениться?

– Типун тебе на язык! Жена будет упрекать меня, что я слишком много работаю, приведет в беспорядок мои дела и помешает добросовестно служить Фараону.

– Фараон наш друг...

– Он на самом деле остается твоим другом, Моисей?

– Ты в этом сомневаешься?

– Да, такое сомнение в последнее время закралось в мою душу.

– Дело евреев верное.

– Исход, какое безумие!

– Если бы твой народ был в неволе, у тебя не было бы желания освободить его?

– Какая неволя, Моисей? Каждый свободен в Египте, ты так же, как и другие!

– Наша настоящая свобода – это возможность утверждать веру в Яхве, настоящего бога, единого.

– Я занимаюсь управлением, а не религией.

– Ты назовешь мне дату возвращения Рамзеса?

– Я ее не знаю.

– Если бы ты ее знал, то сказал бы мне?

Амени потрогал исписанную табличку.

– Я не одобряю твои замыслы, Моисей; потому что я твой друг, и должен признаться, что Серраманна считает тебя опасным человеком. Не становись виновником волнений, не то он возьмется за тебя, и ты можешь пострадать.

– Под защитой Яхве я никого не боюсь.

– Все же опасайся Серраманна; если ты нарушишь общественный порядок, он уничтожит тебя.

– Разве ты не придешь мне на помощь, Амени?

– Моя вера – это Египет. Если ты предашь мою страну, то перейдешь на сторону мрака.

– Я боюсь, что у нас больше нет ничего общего.

– Кто виноват в этом, Моисей?

Выходя из кабинета Амени, еврея терзали противоречивые мысли. Офир прав: нужно ждать возвращения Рамзеса и попытаться убедить его, надеясь, что слово будет достаточным оружием.

Живя в одном из домов еврейского квартала, маг Офир заканчивал создание своей лаборатории. Он даже начал опыты по наведению порчи, используя кисточку Ка, старшего сына Рамзеса, но совершенно безуспешно. Объект оставался спокойным, лишенным вибрации, как если бы человеческая рука его не касалась.

Магическая защита, которой воспользовался Ка, оказалась весьма эффективной и заставила усомниться ливийского мага: располагает ли он достаточными средствами, чтобы преодолеть эту преграду? Один человек мог помочь ему: дипломат Меба.

Однако сановник, представший перед ним, сильно изменился, потеряв былую уверенность в себе; трясущийся, неловкий, в плаще с капюшоном, скрывавшем его лицо, Меба походил на беглеца.

– Наступила ночь, – заметил Офир.

– Все же меня могли узнать... Для меня приход сюда опасен! Мы должны избегать такого рода встреч.

– Она была необходима.

Меба сожалел о союзе с хеттским шпионом, но как избавиться от него?

– Что вы можете мне сообщить, Офир?

– Глубокие изменения могут произойти в Хеттской империи.

– В каком смысле?

– В том смысле, который будет для нас благоприятным. Какие у вас новости?

– Аша – осторожный человек. Только Амени читает его послания, прежде чем передать их Рамзесу. Они закодированы, и я не могу их прочесть. Если я слишком заинтересуюсь ими, на меня падет подозрение.

– Я хочу знать содержание этих посланий.

– Риск...

Ледяной взгляд Офира вынудил Меба искать другие объяснения.

– Я сделаю все возможное.

– Вы уверены, что кисточка, которую вы принесли, принадлежит Ка?

– Нет никаких сомнений!

– Это Сетау создал для сына Рамзеса магическую защиту, не так ли?

– Именно так.

– Сетау отправился в Нубию вместе с Рамзесом, но сила его магии более эффективна, чем я предполагал. Какие именно предосторожности он предпринял?

– Я полагаю талисманы... Но я не могу больше приближаться к Ка.

– Почему?

– Серраманна подозревает меня в краже кисточки. Если я сделаю неверный шаг, он бросит меня в тюрьму!

– Сохраняйте хладнокровие, Меба; в Египте правосудие – не пустое слово. Сард не располагает доказательствами против вас, следовательно, вы ничем не рискуете.

– Я уверен, что Ка тоже подозревает меня.

– У него есть наперсник?

Меба задумался.

– Без сомнения, его наставник Неджем, земельный управитель.

– Расспросите его и постарайтесь узнать природу талисманов.

– Это чрезвычайно опасно.

– Вы на службе у Хеттской империи, Меба.

Сановник опустил глаза.

– Я сделаю все, что смогу, обещаю вам.

Серраманна шлепнул по ягодицам двадцатилетней ливийки, она только что развлекала его. У нее была грудь, которую сард не сможет забыть, и волнующие бедра, настоящий призыв, от которого благородный мужчина не сможет отказаться. И бывший пират хотел бы похвастаться принадлежностью к этой категории.

– Может повторим все сначала, – прошептала она.

– Проваливай, у меня много работы!

Перепуганная молодая женщина не стала настаивать.

Серраманна вскочил на коня и помчался к посту охраны, где его люди сменяли друг друга. Обычно они играли в кости или в игру змеи и крепко спорили по поводу расчетов или первенства; во время отсутствия царской четы Серраманна удвоил продолжительность охраны, чтобы обеспечить защиту царицы-матери и членов царской семьи.

Глубокая тишина царила внутри помещения.

– Вы что, онемели? – спросил Серраманна, предчувствуя неладное.

Главный из охранников был явно смущен.

– Прежде всего, господин, мы подчинились приказам.

– И что?

– Следовали приказам, но наблюдателю еврейского квартала не повезло... Он не видел, как прошел Меба.

– Ты хочешь сказать, что он заснул?

– Можно было бы и так сказать, господин.

– И это ты называешь «подчиняться приказам»?

– Сегодня было так жарко...

– Я требую от тебя организовать слежку за подозреваемым, неотступно следовать за ним, особенно когда он посещает квартал еврейских каменщиков, и если ты испортишь дело!..

– Это больше не повторится, господин.

– Еще одна такая ошибка, как эта, и я вас всех отправлю на греческие острова или неважно куда!

Разъяренный, чеканя тяжелый шаг, Серраманна вышел из помещения. Интуиция подсказывала ему, что Меба тесно связан с еврейскими смутьянами и что он готов помочь Моисею. Многие из знати настолько глупы, что не сознают опасности, которую представляет пророк.

Офир закрыл дверь своей лаборатории. Двое человек, которых он принимал, Амос и Бадуш, не знали о его опытах. Как и маг, оба бедуина были одеты на манер еврейских каменщиков и отрастили усы.

Благодаря кочевым племенам, подчинявшимся этой паре, Офир поддерживал связь с Хаттусой, хеттской столицей. Бедуинам хорошо платили за службу и верность.

– Император Муваттали все еще жив, – сообщил Амос, – его сын Урхи-Тешшуб должен стать его преемником.

– Когда начнутся военные действия?

– Не в самое ближайшее время.

– У вас будет оружие?

– В достаточном количестве, но его доставка несколько затруднена. Чтобы снабдить евреев нам нужно осуществить много маленьких поставок, если мы не хотим привлечь внимание египетских властей. Это будет долго, но мы не должны совершить оплошность. Вы получили согласие Моисея?

– Я его получу. Вы спрячете оружие в подвалах домов евреев, решивших бороться против армии и стражи Фараона.

– Мы составим список верных людей.

– Когда начнутся поставки?

– Через месяц.

ГЛАВА 39

Тысячник, отвечавший за безопасность хеттской столицы, был одним из самых горячих приверженцев Урхи-Тешшуба; как и большинство других военных, он с нетерпением ожидал смерти императора Муваттали и перехода власти к его сыну, который, наконец, отдаст приказ о выступлении против Египта.

Проверив караулы, тысячник направился к казарме, чтобы там насладиться заслуженным отдыхом. Завтра он подвергнет лодырей интенсивной тренировке и произведет несколько арестов, чтобы поддержать дисциплину.

Хаттуса со всеми ее укреплениями и серыми стенами была мрачна как никогда; но после победы хеттская армия будет пировать в богатой сельской местности Египта и весело проводить время на берегу Нила.

Тысячник сел на край постели, разулся, помассировал ноги мазью из крапивы. Он уже начинал засыпать, когда отворилась дверь.

Два воина с оголенными клинками напали на него.

– Что такое? Прочь отсюда!

– Ты хуже грифа, ты предал нашего командира, Урхи-Тешшуба!

– Что вы говорите?

– Вот твоя плата!

Издав крик, подобный крику мясника, воины вонзили мечи в живот изменника.

Вставало бледное солнце. После бессонной ночи Урхи-Тешшуб испытывал необходимость поесть. Он пил теплое молоко и ел козий сыр, когда два исполнителя, наконец, предстали перед ним.

– Все кончено, господин!

– Какие возникли трудности?

– Никаких. Все предатели были захвачены врасплох.

– Прикажите зажечь костер перед Воротами Львов и сложите трупы; завтра я сам разожгу погребальный огонь. Пусть каждый знает, какая участь ожидает тех, кто попытается ударить меня в спину.

Благодаря списку, предоставленному Аша, расправа была быстрой и жестокой; у Хаттусили больше не было шпионов среди приближенных Урхи-Тешшуба.

Главнокомандующий направился в комнату императора, которого двое слуг поместили подышать воздухом на террасе дворца, возвышавшегося над высоким городом.

Взгляд Муваттали оставался неподвижным, его руки сжимали подлокотники кресла.

– Вы можете говорить, отец?

Рот приоткрылся, но ни один звук не сорвался с его губ. Урхи-Тешшуб был успокоен.

– Вам нечего волноваться за империю, я забочусь о ней. Хаттусили прячется в провинции, он больше ничто, и у меня даже нет необходимости убирать его с дороги. Этот трус пребывает в страхе и забвении.

В глазах Муваттали тлел огонь ненависти.

– Вы не имеете права критиковать меня, отец; когда власть не передается добровольно, ее нужно захватить, неважно, какими средствами?

Урхи-Тешшуб вынул кинжал из ножен.

– Разве вы не устали страдать, отец? Великий император только в полновластии видит смысл жизни. В том состоянии, в каком вы находитесь, разве у вас есть какая-нибудь надежда снова заниматься этим? Сделайте усилие, чтобы ваш взгляд попросил меня прекратить эту ужасную пытку.

Урхи-Тешшуб приблизился к Муваттали. Веки властелина не опустились.

– Одобрите мой поступок, одобрите его и уступите мне трон, который перейдет ко мне по праву.

Всем своим существом Муваттали пытался протестовать, и его неподвижный взгляд не поддавался уговорам сына.

Урхи-Тешшуб поднял руку, готовый ударить.

– Уступите, ради всех богов!

Император так сильно сжал пальцы рук, что один из подлокотников кресла лопнул, как зрелый фрукт. Пораженный, его сын выпустил кинжал, который упал на плиточный пол.

Внутри святилища Язылыкая, воздвигнутого на склоне храма на северо-востоке столицы Хеттской империи, жрецы мыли статую бога грозы, чтобы укрепить его власть; затем совершили ритуалы, предназначенные прогнать хаос и похоронить зло в земле. Они также вбили семь железных гвоздей, семь бронзовых и семь медных, прежде чем принести в жертву поросенка, обремененного темными силами, угрожавшими равновесию в стране.

Церемония была окончена, жрецы прошли перед фризом двенадцати богов, остановились перед каменным столом и выпили крепкого вина, чтобы удалить противоречивые сомнения из своего сознания. Затем они воспользовались лестницей, высеченной в скале, чтобы направиться в храм, находящийся в сердце камня, и там помолиться.

Жрец и жрица покинули процессию и спустились в подземную комнату, которую освещали масляные лампы, Хаттусили и Путухепа сняли капюшоны, скрывавшие их лица.

– Этот миг мира меня успокоил, – призналась она.

– Здесь мы в безопасности, – согласился Хаттусили, – ни один воин Урхи-Тешшуба не осмелится проникнуть в этот священный уголок. Из предосторожности я приказал расставить наблюдателей вокруг святилища. Ты довольна своим путешествием?

– Результаты превзошли мои ожидания. Многие военачальники менее преданы Урхи-Тешшубу, чем мы это предполагаем, и очень неравнодушны к идее получить хорошее состояние, не подвергая себя риску быть убитым. Некоторые прекрасно сознают опасность, которую представляет Ассирия, и согласны с необходимостью усилить нашу систему обороны вместо того, чтобы возобновить военные действия против Египта.

Хаттусили наслаждался словами супруги, как нектаром.

– Это сон, Путухепа, или ты несешь настоящую надежду?

– Золото Аша подействовало и развязало языки; военачальники ненавидят спесь, жестокость и тщеславие Урхи-Тешшуба. Они больше не верят его грозным речам, его способности победить Рамзеса, и не прощают его отношения к императору. Конечно, они не решились убить его, но открыто желают его смерти. Если мы будем действовать умело, царствование Урхи-Тешшуба будет коротким.

– Мой брат умирает, и я не могу оказать ему помощь...

– Ты хочешь, чтобы мы попытались произвести переворот?

– Это было бы ошибкой, Путухепа, судьба Муваттали решена.

Прекрасная жрица с восхищением рассматривала мужа.

– У тебя хватит сил принести в жертву свои чувства, чтобы царствовать над хеттами?

– Потому что это нужно... Но то, что соединяет меня с тобой – нерушимо.

– Мы будем бороться вместе и победим вместе, Хаттусили. Как приняли тебя торговцы?

– Доверие не уменьшилось; оно даже усилилось из-за страха перед Урхи-Тешшубом. По их мнению, он разорит страну. У нас есть поддержка провинций, но нам не хватает поддержки столицы.

– Запас золота Аша еще полон, я отправлюсь; в Хаттусу и уговорю высших военачальников перейти на нашу сторону.

– Если ты попадешь в руки Урхи-Тешшуба...

– У нас есть друзья в Хаттусе, они спрячут меня, и я организую короткую встречу на нейтральной территории.

– Это слишком опасно, Путухепа.

– Не дадим Урхи-Тешшубу отсрочки и не будем терять времени.

Язык молодой светловолосой хеттки медленно лизал спину полусонного Аша и поднимался к затылку. Когда ласка стала очень нежной, дипломат вышел из оцепенения, повернулся на бок и обнял любовницу. Он приготовился вознаградить ее несказанной лаской, когда Урхи-Тешшуб ворвался в комнату.

– Вы думаете только о любви, Аша!

– Ваша столица богата на волнующие открытия.

Урхи-Тешшуб схватил девушку за волосы и выбросил ее из комнаты, в то время как египтянин одевался.

– У меня превосходное настроение, – объявил хетт.

Всем свои видом он показывал, что произошли события, результатом которых он остался доволен.

– Были уничтожены все мои противники, – объявил Урхи-Тешшуб, – ни один предатель не остался в живых. Впредь армия будет подчиняться каждому моему слову.

Урхи-Тешшуб много думал, прежде чем развязать бойню. Если Аша сказал правду, это был случай уничтожить паршивых овец; если он солгал – случай подавить возможных противников. Если согласиться на предложение египетского посла, эта бойня при всех подсчетах сулила только выгоду.

– Вы все еще отказываетесь разрешить мне лечить вашего отца?

– Император неизлечим, Аша, бесполезно мучить его снадобьями и микстурами, которые не улучшат его состояния и которые могут усилить его страдания.

– Так как он не способен управлять, империя останется без правителя?

Урхи-Тешшуб торжествующе улыбнулся.

– Военачальники скоро выберут меня императором.

– И мы заключим долгое перемирие, не так ли?

– Вы сомневаетесь в этом?

– У меня есть ваше слово.

– Однако остается одно главное препятствие: Хаттусили, брат императора.

– Разве его влияние так существенно?

– Пока он жив, он будет пытаться уничтожить меня! С помощью торговцев он учинит заговоры, чтобы лишить меня денег и припасов, в которых я нуждаюсь для хорошего оснащения армии.

– Разве вы не можете схватить его?

– Хаттусили – настоящий угорь, обладающий искусством прятаться.

– Досадно, – признал Аша, – но есть одно решение.

Взгляд Урхи-Тешшуба загорелся.

– Какое, Аша?

– Подготовить ему западню.

– И... вы мне поможете схватить его?

– Не такова ли роль египетского посла, желающего преподнести роскошный подарок новому императору хеттов?