Текст книги "Запретный город"

Автор книги: Кристиан Жак

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

24

Старший предводитель колесничих Мехи все никак не мог наиграться с тоненьким золотым ожерельем и то и дело притрагивался к милому сердцу украшению. В самом деле, получив эту игрушку, он стал вхож в высшее фиванское общество. Не будь у него золотого ожерелья, не стали бы его зазывать на самые пышные пирушки, где ничего не стоит втереться в доверие к любому, даже самому влиятельному вельможе. Тем более в подпитии. Мало-помалу плелась паутина, коей предназначено превратиться в прочный шатер, который накроет богатейший град бога Амона. И Мехи станет тайным вождем этого города.

Первое решение напрашивалось само: надо поставить на место, нет, обойти фиванского градоправителя. Этот мелочный самодур, помыкавший своими домочадцами, ввязался в склоку противоборствующих клик, не имея на примете никаких долгосрочных целей. Пока дуралей будет истощать себя в бесплодной борьбе и выставлять напоказ свою глупость, Мехи расставит своих дружков по местам и мало-помалу под его присмотром окажутся самые разные участки власти. И все будет схвачено.

Звучит многообещающе, ничего не скажешь, но сердце этим не удовлетворится. Главное ведь что? Да, конечно же, тайна Места Истины, которую ему – единожды! – дано было созерцать. И которой он намерен во что бы то ни стало овладеть. Окажись светоносный камень в его руках… Что ему тогда фараон? Тогда он сам станет во главе Египта.

Уже давно Мехи подозревал ремесленников Места Истины в утаивании многих чудес, которыми вправе наслаждаться лишь самодержец, и никто другой. С этой исключительностью будет покончено. Египет получит новое оружие, сокрушит своих противников и еще больше расширит свои пределы. Ни о чем подобном престарелый Рамсес уже не думал.

На его месте Мехи ни за что не пошел бы на мир с хеттами. А дождался бы дня, когда бы ему доложили, что сосед оплошал, и извлек бы выгоду из слабости давнего недруга. Он сокрушил бы хеттов и создал бы могучее войско, такое, чтобы его страна могла навязывать свою волю всем соседям. А что мы имеем вместо величественной политики завоеваний? Смешно сказать: фараон постепенно усыпил свою страну и вверг ее в затхлый мир, а верховные военачальники если о чем и грезят, так лишь о списании в запас, ибо фараон наделяет удалившегося на покой отставника небольшим имением в сельской местности, неподалеку от одной из столиц. Плакать хочется: сколько еще терпеть такое бездарное управление?!

– Не желаете ли выпить чего-либо освежающего? – обратился к Мехи виночерпий.

– Плесни того белого вина из оазиса.

Слуга предложил старшему предводителю обмахивать его опахалом, чтобы молодого военачальника освежало не только вино. Что ж, и в самом деле так еще приятнее смаковать дорогой напиток. Заполучить для своего стола такое вино из винограда лучшего урожая – дельце непростое. Но Мехи без труда договорился с виноградарем, поставлявшим свою продукцию во дворец, и тот, не убоявшись возможной кары, зато к немалой своей выгоде, продал ему пару бочонков. Вот и имеем то, что имеем. То, что заслуживаем.

Не состоит ли умение жить, лучше даже сказать, высшее искусство в накоплении разнообразных, особливо же порочащих, сведений о разных особах, с тем чтобы выложить подходящие сведения в удобную минуту? И извлечь заслуженную выгоду, присовокупив некоторые заранее заготовленные и остроумные придумки, вполне правдоподобные. А как иначе удалось бы Мехи обойти по службе многих молодых военных, как ровесников, так и тех, кто постарше и поопытнее, знавших и умевших поболе? Но у них не было ни смекалки, ни сноровки. Вот и плетутся в хвосте у Мехи. И поделом.

– Вас желает видеть благородная госпожа Серкета, – сообщил ему привратник, когда он входил в свой прекрасный – в самом сердце Фив – дом.

Невеста… Туповатая слегка эта Сер кета, да что там, дура. Но как же на ней не жениться, если отец у нее такой богатей. И такой важный сановник – хранитель городских сокровищ. При титуле главного казначея Фив… Но ждал-то Мехи не ее.

И все же спустился в гостиную, располагавшуюся в нижней части дома. Этим залом он очень гордился: просторно, рамы высоких окон окрашены желтой краской, а роскошные столы и кресла – черного эбенового дерева.

– Мехи, миленький! Уже начала бояться, что так тебя и не дождусь… Как я тебе сегодня нравлюсь?

«С чего это ты так раздобрела?» – вот что ляпнул бы старший предводитель колесничих, поддайся он первому пришедшему на ум соображению. Однако молодой военачальник давно знал, что слова произносятся затем, чтобы скрывать мысли. Тем более, что благородная госпожа Серкета мечтала похудеть, просто одержима была заботами о своем весе. Но ежедневное пожирание сластей и прочих лакомств исполнению этого заветного желания не очень способствовало.

– Ты даже более восхитительна, чем всегда, дорогая. Это зеленое платье… Ты в нем совершенно неотразима.

– Я так и знала, что оно тебе понравится, – проворковала она, всколыхнувшись не то чтобы совсем уж рыхлыми, но все же недостаточно упругими телесами.

– Прости, но закавыка есть одна, небольшая. Я должен принять одну важную шишку – человек именитый, нрав тяжелый. Потерпишь, а? Потом поужинаем вместе…

Она глупо хихикнула, но пообещала.

– Я и на это уже не надеялась, милый.

И он, поощряя ее за сговорчивость, привлек ее к себе. Слишком резко, пожалуй. Да что там, грубо схватил, стиснул и вдавил в себя что было силы. А ей хоть бы что. Как будто так и надо.

Богатая грудь, пышная шапка осветленных краской волос, бледно-голубые, как выгоревшее небо, глаза и голосок то сюсюкающий, то лебезящий: дородная дама любила строить из себя капризную маленькую девочку.

По правде говоря, она здорово надоела. Ее овдовевший отец от нечего делать волочился за юницами, и чем в более почтенные лета входил, тем моложе становились его пассии, по каковой причине подрастающей дочери не могло быть ни в чем отказа, и папочка следил, чтобы все ее прихоти удовлетворялись: дочурка незамедлительно получала все, чего бы ее душенька ни пожелала. И она давно уже привыкла к тому, что жизнь ее становилась день ото дня все роскошнее и беззаботнее, и изобретала новые и новые желания, способные унять тоску и томления, разъедавшие душу изнутри, От одиночества, правда, помогало вино, но не всегда и очень ненадолго. А хотелось ей навеки остаться маленькой и пребывать во младенчестве, холимой и лелеемой мамочкой и нянюшками, за оградой, надежно укрывающей ее от внешнего мира.

Когда она впервые увидела Мехи на каком-то приеме, она нашла его грубым, неотесанным и слишком много о себе мнящим. Однако же он сумел внушить ей дотоле неведомое и не поддающееся подавлению чувство: страх. Было в Мехи что-то звериное, и животное начало это не очень-то пряталось, оно завораживало ее и заставляло думать, что как раз этого-то ей и не хватало.

Тип еще тот: честолюбия почти не скрывает, зато готовность раздавить всякого, кто посмеет встать на его пути, колесами своей колесницы, – напоказ. Надо его женить на себе, решила Серкета. Наверное, этот Мехи заставит ее трепетать, бросая то в жар, то в холод, и как знать, вдруг дрожь перед супругом растормошит ее и сможет излечить от скуки и пресыщения.

– Сколько еще будет тянуться наша помолвка?

– Это только от тебя зависит, дорогой. После того как на тебя в присутствии Рамсеса Великого надели золотое ожерелье, мой отец видит тебя в ряду верховных фиванских сановников.

– Не хотелось бы его разочаровывать.

Серкета куснула Мехи в правое ухо.

– А меня ты, сокровище мое, подводить не будешь?

– И думать так не смей.

Послышался какой-то шум: это управитель, смущенный зрелищем милующейся парочки, осторожно забарабанил пальцами по двери, которую они даже не прикрыли.

– Чего тебе? – поинтересовался Мехи.

– Ваш гость прибыл.

– Пусть подождет, и закрой дверь с той стороны!

Серкета пожирала военачальника глазами.

– Так что с нашей свадьбой?

– Чем скорее, тем лучше. Успеть бы только прием подготовить и гостей пригласить, чтобы было куда явиться фиванской знати и чтобы знать эта единодушно пожелала нам счастья.

– Хочешь, чтобы этим занялась я?

– Ты сотворишь чудеса великие, дорогая.

Воитель полез к невесте за пазуху. Будущая супруга издала радостный стон, а потом довольно заурчала.

– А насчет нашего брачного договора… Отец мой, знаешь, он бывает строг…

– Какой еще договор? – изумился Мехи.

– Отец считает, что так будет лучше. Ну, знаешь, его немалое состояние… Он уверен, что мы будем счастливы и что у нас будет много детей, но думает, что все равно договор о разделе имущества не помешает. Да какая нам разница, любовь моя сладкая? Не будем мешать в одну кучу всякие судейские заморочки и наши чувства. Приласкай меня еще.

Мехи повторил маневр, но на этот раз с меньшим пылом. Вот тебе и на! Никогда не знаешь, откуда ждать подвоха. А ведь овладение богатствами отца Серкеты должно было стать едва ли не важнейшей вехой на его пути. И ступенькой, оттолкнувшись от которой он сможет как можно ближе подобраться к вожделенной власти.

– Какой-то ты скованный, зверь мой… О мой лев, наводящий на всех ужас… Неужто тебя так обеспокоила эта глупая мелочь?

– Нет, конечно же нет… А жить ты у меня будешь, правда?

– В то время, когда мы будем в Фивах, конечно да. Дом великолепен и стоит в очень хорошем месте. А мой отец решил немедленно оплатить все твои долги, и, значит, ты станешь полноправным домовладельцем.

– Как он щедр… Чем я ему отплачу?

– А ты люби его дочь! До безумия. Как она тебя.

И влепила ему звучный поцелуй, смачно втянув его кожу сочными полуоткрытыми губами.

– Еще у нас будет большое загородное поместье под Фивами, в сельской местности, и еще одна усадьба – в Нижнем Египте, и хорошенькое жилище в Мемфисе… Все эти дома будут записаны на меня, но ведь это такой пустяк, чего он стоит? Ну, милый?..

Мехи захотелось изнасиловать ее, нагло, жестоко, как можно грубее, как пристало бездумному в своей беспощадности воину-завоевателю. Но она и без того его слишком хотела – какое там насилие. Да и посетителя не стоило заставлять ждать слишком долго. Что ж, он получил удар ниже пояса, и теперь надо бы вернуть должок. Молодой военачальник давно понял, что лицемерие и ложь – грозное оружие и что, владея им, всегда можно выйти из самого затруднительного или запутанного положения. Прикинуться на все согласным, не трепыхаться, а тем временем готовить решающий контрудар. Отец Серкеты заблуждается, полагая, что ему по силам взнуздать мужчину такого закала, как жених его дочери.

– Прости меня, сладость всех чувств моих, но эта встреча в самом деле для меня очень важна.

– Понимаю…

– Подумаю, как готовить свадьбу. А пока… еще и о вечернем ужине подумаю.

25

Мехи был очень горд своим просторным домом. Чтобы его приобрести, пришлось попотеть, уламывая прежнего хозяина, пожилого знатного фиванца. Хорошо еще, что старикан был сам не свой – у него недавно умерла жена. Ну и удалось сбить цену. Войсковое начальство выделило ему ссуду на очень выгодных условиях. Словом, суетиться пришлось сразу в нескольких направлениях. Притворная щедрость будущего тестя превратит его в полноценного домовладельца куда раньше, чем он думал! На самом деле отец Серкеты хотел ввести в высшее общество зятя удачливого и богатого и вроде бы не страдающего от недостатка средств, но подразумевалось, что это он, казначей, как человек знатный, а не кто-то еще владеет положением. Ох, как же он поплатится: будет знать, как унижать Мехи.

Два этажа дома были поставлены на невысокую платформу, положенную непосредственно над фундаментом, и поэтому в доме никогда не бывало сыро. Цокольный этаж занимали хозяйственные помещения, и отвечал за них управитель. К столу Мехи подавали хлеб, испеченный его личным хлебопеком, и он наслаждался чистотой своих одежд, выстиранных и вычищенных приставленными лично к нему прачечниками. На ступенях лестницы между этажами стояли кувшины со свежесрезанными цветами, благоухание которых освежало воздух.

На первом этаже – гостиные и приемные; на втором – рабочий кабинет хозяина дома, спальни, ванные, отхожие места. Молодой военачальник озаботился устройством системы труб, по которым из дома выводились сточные воды. Словом, удобства если и уступали уровню дворца, то разве лишь фараонова, да и то не слишком.

Ни в какой сад Мехи никогда не тянуло, а про землю и говорить нечего: есть селяне, пусть они в земле и ковыряются. Люди, равные ему по достоинству, заслуживают лучшей участи, и только очень хороший дом в центре большого города, такого, как Фивы, вправе носить гордое имя пристойного жилища.

Когда он вошел в просторную гостиную под высокими потолками, его в который раз приятно поразила удивительная свежесть: хитроумное сочетание вытяжек, заслонок и люков позволяло забыть, что за порогом – безжалостное лето. Кстати, может ли быть что-нибудь хуже, чем отвратительная жара?

Гость, ожидавший хозяина, развалился в кресле, обтянутом пестрой тканью. Неподалеку стояла большая голубая чаша, наполненная водой с благовониями – для омовения ладоней и стоп.

– Добро пожаловать, Дактаир. Как тебе мой домишко?

– Выше всех похвал, старший предводитель Мехи! По-моему, ничего лучше мне видывать не доводилось.

Дактаир был маленьким, толстым и бородатым. Черные бегающие глазки оживляли хитроватое личико, из которого торчали как бы ужимавшие его толстые рыжие волосы. Руки и ноги – коротенькие, потому и походка вразвалочку, но известно, что, кидаясь на недруга, он бывает стремителен, как змея.

Родился Дактаир в Мемфисе у ученых родителей: отец его был греком и славился как математик, а мать вела свой род из Персии и преуспевала в занятиях химией. Еще в совсем юном возрасте мальчик обратил на себя внимание вкусом к научным изысканиям. Лишенный какого бы то ни было представления о нравственности, не говоря уж об интересе к этой мутной проблеме, молодой ученый рано понял, что кража идей у коллег позволит ему продвигаться вперед не просто быстрее, а воистину богатырской поступью, да и силы попусту не тратить. Но не ради суетного житейского успеха он охотно прощал себе и проступки, и преступления – использование чужих достижений было всего лишь одним из путей к высокой цели: Дактаир лелеял высокую мечту о преображении Египта, сиречь о превращении страны в землю избранную, то есть удобную для занятий чистой наукой, освобожденной от любых суеверий и предрассудков. Такая наука наделила бы человека огромной властью.

Пусть честность и не была самой сильной стороной Дактаира, но в даровитости отказать ему было невозможно, и поначалу молодого ученого оценил градоправитель Мемфиса, а затем другой градоправитель перетянул его в свой город, в Фивы: Дактаир соблазнился возможностью поработать с древними письменами, рассчитывая разгадать сокровенные многовековые тайны предков. Его расчеты паводков и ожидаемого уровня воды в Ниле удивляли неслыханной точностью, но и предложенный им более совершенный способ наблюдения за планетами, хотя и не очень понятно было, какой от него прок, тоже укреплял положение Дактаира. Сам же ученый муж относился к этим своим достижениям пренебрежительно; сегодня его занимало некое новое видение мира, которое должно пробудить Египет, вырвать страну из затянувшегося сна, освободить ее от обветшалых преданий и поставить на путь быстрого развития. Неужто такой богатый и такой могучий край не сумеет отринуть свое истлевшее прошлое?

– Поздравляю с золотым ожерельем, старший предводитель. Награда заслуженная, но еще важнее то, что она превращает вас в человека значительного, и к мнению вашему станут прислушиваться более внимательно.

– Не внимательнее, чем к твоему. Слыхал я, что вот уже и фиванский градоправитель твоих советов не слушает.

– Говорят разное, согласен. Но человек умудренный, вроде меня, больше печется о грядущем.

– А еще я слыхал, что твои замыслы огорчают высоких особ.

Дактаир взъерошил густую бороду.

– Спорить не стану, старший предводитель. Великий жрец Карнака и ходящие под его началом знающие люди моих изысканий не одобряют, но я их не боюсь.

– Не слишком ли ты самонадеян?

– Недругов моих унесет поток, который много сильнее, чем Нил: я имею в виду природное любопытство рода человеческого. Познания необходимо накапливать, и я рад участвовать в этом. Боюсь, что в стране, столь приверженной преданиям, как эта, дороге суждено оказаться долгой. Однако же можно выиграть время, много времени…

– Это как?

– Должно овладеть тайнами Места Истины.

Мехи влил в себя огромный глоток белого вина, чтобы не выдать свое волнение. Неужто он ухватится за длань могучего союзника?

– Не понял… Ты о чем? Про это мелкое сообщество мастеровых говоришь?

Дактаир протер лоб пахучим платком из белой ткани.

– Я тоже поначалу думал, что оно ничего не значит… Но я был не прав. Мастера они, конечно, незаурядные, но важнее то, что это, как вы изволили выразиться, сообщество хранит тайны ключевой, жизненной важности.

– Тайны… какого рода?

– Не побоюсь ни велеречивости, ни преувеличений. Ибо речь о вечной жизни. Разве не братству Места Истины поручено готовить обитель, предназначенную для воскрешения фараона? И, чувствую я, кое-кому из братии ведом процесс преображения ячменя в золото, [7]7
  «Превращение ячменя в золото» – более древнее название алхимической процедуры, вытесненное со временем выражением «превращение свинца в золото». (Примеч. авт.)


[Закрыть]не говоря уже об иных диковинах и чудесах.

– А прознать об этом получше ты пробовал?

– Не единожды, старший предводитель, но безуспешно. Место Истины подвластно лишь фараону и его визирю. Сколько раз я просил разрешения посетить это селение, столько раз власти мне отказывали. Я даже к приятелям из высших властных учреждений обращался – куда там. Селение недоступно.

– Тебе не кажется, что ты… ведешь себя опрометчиво?

– До меня уже не раз доходили подобные суждения на мой счет. Да, скажу вам, уже и в глаза смеются.

– Да и до меня такие сплетни доходили, но я-то твои разговоры слушаю. Потому что воспринимаю тебя всерьез.

Дактаир удивился.

– Мне очень лестно, старший предводитель, но, интересно, какие из моих доводов показались вам убедительными?

– Дело в том, что и для меня Место Истины – едва ли не главная забота. Как и ты, я хочу узнать, что прячется за высокими стенами этой деревни. И у меня тоже ничего не выходит. Раз тайну так охраняют, значит, дело это первейшей важности.

– Превосходное умозаключение, старший предводитель!

Мехи пристально поглядел на гостя.

– Какое там умозаключение!

– Так… как прикажете понимать?

– Я видел тайну Места Истины.

Ученый вскочил с кресла, руки у него дрожали.

– И… в чем она состоит?

– Не спеши. Я тебя заверяю в том, что тайна действительно существует, но без твоей помощи мне не обойтись. Вместе будем дознаваться, а дознаемся – вместе будем пользоваться. Договоримся?

26

Глазки Дактаира превратились в черные буравчики, сверлящие лоб Мехи так, словно пристальный взгляд ученого способен был проникнуть за эту преграду и увидеть тайные, самые сокровенные намерения старшего предводителя.

– Вы сказали – договоримся… Но о чем договариваться будем?

– Ты – блестящий ученый, но твои изыскания натыкаются на неприступные стены, те самые, что окружают Место Истины. По некоторым личным причинам я решил сделать все, что только в моих силах, чтобы уничтожить это устаревшее учреждение. Но прежде, чем оно погибнет, необходимо вырвать у него его сокровища и его тайные знания. Объединим же наши силы.

Ученый растерялся.

– У тебя – ум и знания, – продолжил Мехи, – но не хватает сил и средств. Вскоре в моем распоряжении окажется огромное состояние, одно из самых больших в Фивах. И я намерен употребить его на расширение своего влияния.

– Рассчитываете занять высокий пост в войске, полагаю? На самом верху?

– Ясное дело, но это всего лишь ступень. Египет дряхл и болен, Дактаир. Слишком долго правит страной Рамсес Великий. А он не более чем выживший из ума царек и впавший в детство вождь; слабоумному старичку просто недостает мозгов, чтобы предвидеть будущее и приуготовлять верные решения. Какое там! Что в дурную голову взбредет… Его царствование, которое все тянется, тянется и никак не кончается, ввергло страну в неподвижность и застой. И это опасно.

Лицо гостя мертвенно побледнело.

– Вы… выдумайте, что говорите!

– Я говорю и думаю ясно, а это качество необходимо, если метишь высоко.

– Да сам по себе Рамсес Великий – воистину памятник! Никогда не слыхал я ни единого слова хулы на его счет… Разве не он подарил нам долгие десятилетия мира?

– Мир не более чем передышка между столкновениями. Долгий же мир – недопустимо затянувшаяся передышка, преддверие войн, к которым Египет не готов, а если даже и готовится, то из рук вон плохо. Рамсес Великий скоро уйдет, а заменить его некому. При нем Египет закоснел и развитие его остановилось. Я это понимаю. И ты тоже. Займись продвижением новых мыслей, а я возьмусь за учреждения – вот что ляжет в основу договора между нами. А чтобы воплотить наши намерения в жизнь, мы должны стать хозяевами тех главных начал, которые составляют могущество Египта.

– Вы забыли про войско, стражу и…

– Говорю тебе – я ими займусь. Счастье и богатство фараона в своей основе имеют не отборные войска, но опираются на таинственную науку мастеровых, знающих, как создавать обители вечности и как получать золото… сколь угодно много золота.

Дактаир разволновался.

– Вы, я вижу, давно интересуетесь Местом Истины…

– Виденное мною – лучшее доказательство тому, что ни ты, ни я не ошибаемся насчет обширности его тайн.

– Больше вы мне ничего не расскажете?

– Будешь союзником?

– Это опасно, старший предводитель, очень опасно…

– Верно. Продвигаться к цели мы будем столь же осторожно, сколь и решительно. Не хватает духу – откажись.

«А откажешься – удавлю», – думал про себя военный. Как же можно оставлять в живых человека, которому ведомо, пусть отчасти, что на уме у Мехи.

Ученый колебался. Ему предлагают исполнение его самых заветных грез, но увлекают на путь, изобилующий опасностями. Представляя себе торжество науки, Дактаир как-то забывал, что царство и его армия нимало не интересуются столь волнительными вещами. Мехи же – да, учтив, хорошие манеры, обаятельная улыбка… Но за всем этим кроется душа убийцы. В сущности, Мехи не оставил ему выбора: или он сотрудничает, и без всякого там «себе на уме», или… Да придушит его этот разбойник, и вся недолга. И еще всласть помучает, пока дух не испустишь.

– Я согласен, старший предводитель. Объединим наши силы и наши воли.

Лунный лик военачальника расцвел, как свежераспустившаяся роза.

– Решающий час, Дактаир! Благодаря нам Египет познает будущее. А обмоем мы наш уговор вином прекрасного урожая – этот виноград давили на пятом году воцарения Рамсеса.

– Премного благодарен, но вынужден, попросив прощения, отказаться. Я не пью ничего, кроме воды.

– Даже в случаях исключительных?

– Предпочитаю сохранять ясность ума при любых обстоятельствах.

– Уважаю людей с характером. С завтрашнего дня я начинаю посещать присутственные места и важных особ, с тем чтобы продвигать свой план совершенствования фиванского войска. Никаких затруднений я не ожидаю, более того, эти мои действия должны принести мне повышение по службе. А после женитьбы я войду в круг многочисленных представителей знати, мало-помалу просочусь в высшие сферы управления и стану там незаменимым.

– Что касается меня, – вставил Дактаир, – то я имею серьезные основания надеяться, что буду назначен первым помощником руководителя всех оружейных работ в Фивах.

– Мой будущий тесть словечко замолвит, и, считай, ты уже получил эту должность. И не теряй времени. Чтобы у тебя там все было схвачено! Действуй пошустрее.

– Для меня это важно – я смогу приступить к изысканиям и изучать даже то, что пока изучать не советуют, и в моем распоряжении будут все необходимые ресурсы.

Мехи на миг позволил себе сон наяву: новейшее оружие и оснащенные им войска – под его началом они будут непобедимыми.

– Мы просто обязаны глаз не сводить с этого Места Истины. – Военный поспешил отогнать сладкие грезы. – И нам нужно отделить выдумки от правды. Говорят, искушенный писец некрополя, назначенный самим фараоном, – вот кто в деревне облечен властными полномочиями. Долгие годы этот Рамосе исполняет свою должность, о которой никому не удавалось вытянуть из него ни единого словечка. Известно лишь, как зовут его преемника, так как казенные документы подписываются именем Кенхира. Постараемся же как можно больше разузнать о нем. Если окажется, что его можно водить на привязи и дергать за веревочки, мы сможем поразить врага в самое сердце.

– При условии, что именно он – подлинный хозяин братства, – возразил ученый.

– Так или иначе, он их вождь, и учитель, и начальник над всеми работами. Или что-то в этом роде. Словом, первая и высшая ступень служебной лестницы… Разузнать имена и обязанности каждого из руководителей – как же без этого? Неужели непонятно?

– Мастеровые ничего не скажут, на этот счет можно не сомневаться. Но помощники… совсем не обязательно.

– Если меня не обманули, помощникам вроде бы вход в селение закрыт.

– Так оно и есть, но они присутствуют при некоторых событиях.

– Доставка воды, съестных припасов, одежды, насколько я знаю… Но зачем это нам? Какой с этого прок?

Дактаир довольно ухмыльнулся.

– Подробное изучение изделий, доставляемых в селение, поможет нам судить об истинном уровне жизни братства и приблизительно оценить его численный состав.

– Любопытно, – признал Мехи. – Стукачи… они полезны. И что, небось тебе уже кое-кто кое о чем доносит?

– Пока есть только один такой человек. Это – прачечник, я посулил ему чудодейственный порошок, мгновенно очищающий грязное белье. Но лиха беда начало… Если не поскупимся, найдутся и иные опорные точки. Прачечник этот, между прочим, сообщил мне об одном неслыханном происшествии, случившемся в селении.

Дактаир не без удовольствия наблюдал за тем, как облизывается и сглатывает слюну честолюбивый воин, внимая самым аппетитным подробностям его рассказа.

– За весьма продолжительное время братство не приняло в среду свою ни единого нового мастерового. И вот довольно молодой человек, некто Нефер Молчун, сумел снискать доверие у приемного суда Места Истины. Следует, однако, заметить, что он лишь вернулся в селение, оставленное им несколько лет тому назад, после того как повзрослел и решился отправиться в путешествие.

– Ничего не скажешь, занятно… А не числятся ли за ним какие-либо увлечения? Или, скажем, порочные наклонности? Чтобы было за что ухватиться?

– Постараемся разузнать. Кстати, он вернулся не один, а с женщиной, по всей вероятности дочерью одного фиванца, обывателя со средним достатком.

– Они – муж и жена?

– Это еще нужно выяснить.

Мехи уже набросал в уме несколько способов нападения на Место Истины. Сначала рисочка наметится, потом щелочкой станет, а там и трещины пойдут, и, глядишь, стены, ограждающие селение, сами развалятся. И камня на камне не останется.

– И не думал, мой дорогой Дактаир, что первая же наша встреча окажется столь плодотворной.

– Я, старший предводитель, тоже очень доволен.

– Задача наша представляется трудной, а терпение – далеко не первая из моих добродетелей. Придется, однако же, поупражняться и в этом искусстве. А теперь – за работу.