Текст книги "Би-боп"

Автор книги: Кристиан Гайи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)

Он перезванивает. Я возьму, говорит Поль.

Это не к мэрии, сообщает господин Тарти, я думал, но нет, надо звонить в аварийную службу, я перезвоню вам.

Он перезванивает. Я возьму, говорит Поль.

Я попал на автоответчик, сообщает господин Тарти, слушайте, мне очень неловко, но сейчас у меня нет времени, я должен уехать, моя жена в психиатрической клинике. Меня это не удивляет, говорит Поль. Что? спрашивает господин Тарти. Извините, я не понял, где ваша жена? переспрашивает Поль. В больнице, отвечает господин Тарти. Надеюсь, ничего серьезного, говорит Поль. Нет, говорит господин Тарти, хотя, ну да ладно. Слушайте, окажите мне любезность, я дам вам номер телефона, сейчас обеденный перерыв, а после обеда постарайтесь до них дозвониться, все им объясните, скажете, что это у меня, вам есть чем писать? Чем писать, чем писать, э-э, приговаривает Поль, да, у меня есть чем писать, ну, наверное, есть, подождите секунду, не кладите трубку.

2.6

Я пойду, говорит Поль. Давно пора, говорит Жанна, я умираю с голоду. Поль встает, Жанна, сначала собиравшаяся тоже пойти, остается лежать. На ней белое платье с маленькими черными цветочками, столь многочисленными, что оно кажется черным с цветочками белыми. Она читает «Степного волка». Впрочем, «Волк» ей не очень, она разочарована. И дело не в завлекающем названии, она знает эту книгу, читала в юности. А сейчас, в супермаркете, мимоходом увидела и купила. Если подумать, это как если бы в самом неожиданном месте она встретила одну из утерянных книг своей молодости. Книга устарела, думает она. Или же она сама, но это вряд ли. Или она перепутала ее с другой книгой. Да, это возможно. Поль ее тоже перечитал. Она рассчитывает потом спросить у него, что он о ней думает. Если она отважится, потому что всякий раз, когда она отваживается, она не находит слов, чтобы высказать то, что думает, это раздражает Поля, который страдает от противоположного. Поль легко находит слова, чтобы выразить и проанализировать свою мысль, которая очень быстро представляется ему совершенно бессмысленной, а Жанну раздражает, когда она видит, как Поль себя умаляет. Она смотрит на удаляющегося Поля. Для своего возраста он еще ничего, думает она.

Он поднимается по лестнице, идет по галерее вдоль стены, отделанной коричневыми древесными спилами, поворачивает направо, огибает закругления каменных скамей, проходит перед открытым окном гостиной, спускается по главной лестнице, обходит розовый куст, выходит на покатую аллею, расширяющуюся к воротам.

Перед оградой припаркован грузовик-цистерна светло-зеленого цвета, мотор работает. Водитель, молодой мужчина со светлыми волосами ежиком, одетый в футболку и джинсы, стоит, прислонившись к ограде, с таким видом, словно ждет, когда его отпустят. Он уже был готов вновь позвонить, когда увидел появившегося Поля. Он ждет, когда тот подойдет.

Поль выходит на солнечный участок, синяя рубашка поло, бежевые брюки. Он так и не переоделся. Словно для него переодевание имеет только нравственный смысл. Или, скорее, имеет уже лишь нравственный смысл. И потом, он чувствует себя хорошо в этой одежде, хорошо в смысле комфортно, удобно. Насчет прочего, старается на себя не смотреть. Он останавливается перед оградой, смотрит на молодого человека. С какого-то времени он крайне чувствителен к молодости мужчин. Женщин тоже, но здесь сейчас мужчина. Мужчина или женщина, он чувствителен к их молодости. Да еще грузовик. Откройте ворота, говорит Премини этаким тоном, не то что бы властным, но Поль.

Настежь открывает левую створку, подпирает ее, возвращается, чтобы открыть правую. Та заперта на щеколду. Поль пытается сдвинуть пластину, ломает ноготь. Держась за палец, вспоминает рекомендации госпожи Тарти: воспользоваться отверткой. Отвертка спрятана в ямке, справа, у живой изгороди. Поль идет за отверткой, находит ее довольно быстро, возвращается, поднимает красной рукояткой пластину. Премини ухмыляется. Поль обиженно, словно оправдываясь, ему говорит: Я не живу здесь, я на каникулах, затем относит отвертку на место. Возвращается, широко открывает правую створку.

Ну, что произошло? спрашивает Премини. Поль по телефону уже три раза все объяснил. Он удивляется, что этому парню все не объяснили хотя бы один раз. И начинает сначала. Я просто, пускается в объяснения Поль, воспользовался ванной на втором этаже, и показывает пальцем вверх, на балкон, Премини смотрит на розовый куст, и когда захотел слить воду в ванне, то из люка вон там, он указывает на люк, Премини глядит на часы, стало извергаться говно. При слове «говно» Премини вздрогнул. Его удивило слово «говно» в устах этого элегантного мужчины. Удивление прошло, и он улыбнулся, тем более что Поль добавил: Хоть и знаешь, что гадок, но чтобы так. Поль обожает завоевывать расположение шутками, даже сомнительными, в особенности сомнительными. Чем сомнительнее, тем больше шансов, что вызовут антипатию. Поль и Премини усмехаются, балансируя на грани между патиями: анти– и сим-. Ладно, решает Премини, сейчас посмотрим, я заведу грузовик. Думаете, проедет? спрашивает Поль. Ну да, отвечает Премини.

Он залезает в грузовик, отжимает ручник, захлопывает дверцу, резко включает сцепление, разворачивается на дороге. Дорога сухая. На солнце следы уже высохли. Их еще видно, но уже не пахнет. Только около люка. Больше нигде. Вернулись загоральщики, загоральщицы. Поль со своего места видит их близко. Поля всегда смущает новая точка зрения. Он вспоминает себя наверху, как смотрел на них сверху, видит себя здесь, видит их отсюда, это его смущает, даже чуть беспокоит, он чувствует что-то вроде тревоги, словно слышит звонок.

Фонарь заднего хода, скрип тормозов, красный фонарь остановки. Грузовик, прямо напротив ворот, въезжает задом. Поль пятится, подавая знаки. Поль, видя сомнения Премини, подает знаки. Проходит, кричит он, проходит, едва-едва, но проходит, давайте, давайте же, я говорю вам, проходит. Премини, вообще-то ему плевать на знаки Поля, в зеркале заднего вида видит, как тот суетится, этакий бедолага, будто просит: Не оставляйте меня, не оставляйте, не уезжайте, возьмите меня с собой. Стоп, первая передача, он отъезжает, поворот колес, выправляет, подает назад, проходит, касается, подает назад, все, стоп. Гидравлика отключена, сжатый воздух выжат. Дверца. Он выпрыгивает из кабины, протискивается между передним колесом и столбом ворот. С трудом. Едва пролезает. Едва вписался, думает Поль. Премини, пройдя грузовик, предстает перед Полем.

Перед Полем переодевается. Надевает светло-зеленый комбинезон. Поль видит, как тот меняет кожу. Его смущает, как этот молодой человек меняет кожу. Словно осуществляя линьку наоборот, Премини на футболку и джинсы натягивает эту кожу, расстегнутую, как бы разодранную, и застегивает на животе. От паркеровского альтиста ничего не остается.

А кроме ванной, спрашивает он, все остальное тоже засорилось? Да, наверное, отвечает Поль, я все не осматривал, но наверное. Сейчас посмотрим, решает Премини.

Он отцепляет какой-то крюк сзади грузовика и поднимает крышку люка. Люк затоплен. На поверхности плавает. Пахнет сильно. Поль отступает. Премини стоит на месте, склонившись над. Ну вот и посмотрели, констатирует он.

Поднимается на грузовик, открывает клапаны, опускает рычаги, что-то свистит, начинает работать, насос включается, вибрирует, затем он отцепляет секции толстой гибкой трубы, собирает их, вставляет один конец в насос, погружает другой в яму, вновь поднимается на грузовик, поднимает рычаг, все начинает урчать, труба дергается от наполнения, дрожит всеми секциями, Поль представляет себе, что происходит внутри, в этом вареве, и спрашивает: Это надолго?

Что? отзывается Премини. Он не отрывает глаз от трубы, погруженной в яму. Я спрашиваю у вас, это надолго? кричит Поль ему на ухо. Шум такой, что два лица словно борются с шумом. И друг с другом. Одно кричит, чтобы быть услышанным, другое отказывается кричать, артикулируя. Две минуты, артикулирует Премини, показывая два пальца.

Поль, довольный, бежит к Жанне, чтобы предупредить ее, а кстати, почему он такой довольный? Почему я такой довольный? говорит он себе; подбегая к Жанне, чтобы ее предупредить, он доволен, словно у него такое чувство – какое чувство? – сейчас вспомню, такое чувство, как еще ребенком он извещал или ему поручали известить, но кого? и о чем? он, невинный go-between, бежал, как сейчас, и был рад прокричать, вот, именно это: За стол! – его посылали сказать остальным, что пора садиться за стол.

Ну, что? спрашивает Жанна, этот шум от грузовика? Она спокойно снимает очки. В этих очках она нравится Полю. Другая оправа, белая, нет. А эта, да, очень, она ей очень идет, с ней у нее такой вид, он целует ее и объявляет: Через минуту закончит, и сможем сесть за стол. Тем лучше, тем лучше, приговаривает Жанна, немного смущенная таким странным поцелуем. Интуитивно она чувствует, что этот пылкий поцелуй идет откуда-то. Поль туда возвращается.

Премини спрыгивает с грузовика. Он только что выключил насос. Ну, что? спрашивает Поль. Нормально, все хорошо, отвечает Премини, сейчас проведем испытания. Испытания? переспрашивает Поль, уже видя себя принужденным тужиться в совсем непривычное для него время, затем размышляя о часовой точности кишечного транзита, Швейцария ведь напротив, затем о закрепляющем эффекте шоколада, богатого магнием, а мне он необходим, думает он. Да, говорит Премини. Открывайте все краны и спускайте воду везде. Их много, говорит Поль. Все, говорит Премини, ванные. Мне известна только одна. Душевые, говорит Премини. Две, говорит Поль. Две душевые, повторяет Премини, раковины – в общем, всё, вы все открываете и все сливаете, ясно?

Поль нуждается в помощи. Бежит к Жанне, ей объясняет. Она беспрекословно закрывает свою книгу, снимает очки. Поторопись, говорит Поль. Она торопится, и он тоже. Оба бегут. Жанна берет на себя первый этаж, Поль – второй. Он открывает все краны, выходит на балкон, зовет Жанну. Она выходит из кухни. Под балконом поднимает голову. Ты все открыла? кричит ей Поль. Да, все! кричит Жанна. Хорошо. Сверху Поль машет рукой Премини. Течет? кричит он. Премини оттуда кивает, поднимает большой палец. Можно уже закрывать? кричит ему Поль. Премини склоняется над люком, затем выпрямляется и, глядя на розовый куст, несколько раз поднимает скрещенные руки.

Поль закрывает все краны, спускается, выходит через гостиную. Забытый включенным телевизор шипит, антенна лежит на крыше. Телевизор, хоть и ветхий, мог пожаловаться лишь на плохой прием из-за частых помех, создаваемых пользователями частных частот; это в основном водители грузовиков встревали со своими сальными байками посреди какого-нибудь авторско-интеллектуально-высокохудожественного фильма, в котором на самом деле авторско-интеллектуально-высокохудожественного нет совсем или недостаточно. Он встречает Жанну на террасе. Ты все закрыла? спрашивает он. Да-да! отвечает Жанна. На миг испытав искушение пойти посмотреть, каков Премини, она разворачивается и возвращается в парк. Поль возвращается к Премини.

Тот снимает свой комбинезон. Снимая, поет. И не невесть что. Поль поражен. Редко услышишь, чтобы так пели. Особенно это. Удивляет Поля то, что Премини поет тему Паркера, крайне сложную, как и все темы Паркера, поет ее чисто, на удивление точно. Это его удивляет настолько, что он ему это и говорит.

Полагаю, вам уже говорили, говорит Поль. Что? спрашивает Премини. Вы чудным образом похожи на Джерри Маллигана, говорит Поль. Мне уже говорили, отвечает Премини, думая: Между нами, лучше я был бы похож на Чарли. На Маллигана великой эпохи, продолжает Поль, эпохи «Walkin’ Shoes» и «Bernie’s Tune», знаменитого квартета с Брукмейером. С Четом Бейкером, уточняет Премини. Да, точно, соглашается Поль. Нет, это все-таки был Брукмейер. Неважно, говорит Премини. Он изменился, и сильно, говорит Поль, теперь у него борода и длинные волосы. Я знаю, говорит Премини. Я летал в Нью-Йорк и слушал его там живьем, продолжает Поль. Вы летали в Нью-Йорк, чтобы слушать его живьем? спрашивает Премини. Поль усмехается. Нет, отвечает он, я был в Нью-Йорке и пошел его слушать. Ну и? спрашивает Премини. Поль задумывается, как бы заставляя себя просить. Полю нравится внезапная мысль, внезапное удовольствие от заинтересованности этого парня. Он все еще очень хорош, отвечает он, звучание уже не такое, но. Но что? спрашивает Премини. Он играл и на альте, отвечает Поль, и это меня удивило. Ах вот как, протягивает Премини.

Он сворачивает комбинезон. Поль продолжает думать вслух. Он вспоминает, как стоял там, рядом с Маллиганом, как обратился к нему, улыбается, вспоминая его любезность, как сказал ему: Я француз, здесь проездом, а Маллиган предложил ему остаться на следующий сет.

Премини идет вдоль грузовика, залезает в кабину, вылезает, возвращается с папкой в руке и обращается к Полю: Теперь ваша роспись.

Вы музыкант? спрашивает Поль, беря синюю ручку «Бик-клик». Где подписать? Там, внизу, справа, указывает Премини: Я играю на альте. Вы играете на альте? спрашивает Поль, подписывая. Да, отвечает Премини, восхищаясь росписью Поля. Вы играете просто так, для удовольствия или? спрашивает Поль возвращая ему ручку «Бик-клик». Время от времени, отвечает Премини, на буднях в барах, по городу, а каждое воскресенье в монастыре.

3

ДЖАЗ В МОНАСТЫРЕ

Каждое воскресенье.

С 15.00 до 19.00.

БАЗИЛЬ ПРЕМИНИ, альт-саксофон.

ЖОРЖ ВАЛЬМОН, труба.

ЖЕРАР НАССУА, контрабас.

ПАТРИК ГРЕСС, фортепиано.

КЛОД ЛАКЛО, ударные.

3.1

От основания до вершины, гора – это сначала один вираж, затем другие, долгая серия виражей, скандируемая участками с открытым небом, видами на долину, лесами с зелеными елями и, наконец, в заключение вираж. Мы уже на вершине? спрашивает Жанна. Не совсем, отвечает Поль, но монастырь хотелось бы увидеть.

По поводу монастыря. Да, это все-таки монастырь. Ну да, монастырь. Но, в общем, довольно уродливый, неказистый. Заурядное длинное сооружение – типовое вероломство, – построенное, предположительно, совсем недавно, переделанное как-то или замаскированное под что-то, это надо видеть, обезображенное в протестантском духе. Отсюда разочарование Поля. Относительное. Но все же. Да еще все эти виражи с каким-то бельгийцем на хвосте, который подталкивал Поля к явной неосторожности. Не гони, говорит Жанна.

Номер бельгийский. Японская машина с бельгийским номером. Бельгийцы как американцы, они все делают как американцы, вот и перешли на японские машины. Моя is fantastic, сказал бы этот бельгиец Полю, если бы ехал впереди него. Этот бельгиец меня поджимает, говорит Поль. Не обращай на него внимания, говорит Жанна.

Бельгиец остановился на полпути в палаточном лагере, посреди которого был водружен бельгийский флаг. Поль заметил бельгийский флаг, сказал себе: Хм, бельгийский флаг, затем: Ну и прекрасно, теперь бельгиец от меня отстанет. Поль предположил, что бельгиец едет в свой лагерь. И был прав. Бельгиец и в самом деле отпустил его, свернув довольно резко, чтобы развернуться и задом съехать на поляну, посреди которой был разбит палаточный лагерь.

Отсюда разочарование Поля. Относительное. Относительно чего? Представления, которое обычно складывается о монастыре. Обычно как о чем-то пустом. Да, именно так. А этот наполнен. Вот что меня смущает, думает Поль. Нельзя осмотреть. Это мешает ему думать. Или, скорее, заставляет думать. О чем? Секундочку. О людях, которые в нем. Вот. Незримое присутствие этих людей. Он предполагает, что это мужчины. Назовем их мужчинами. А как еще их назвать? Женщины. Ведь, в общем, возможно, что это женщины. Или и те, и другие, немного и тех, и других, чтобы жизнь продолжалась. Это напоминает ему. Нет, не напоминает, ведь он никогда раньше об этом не думал. Позволяет ему отметить. Или, скорее, заметить, что он в двух шагах от того, чтобы подумать, или на волосок от. Вот-вот. Осторожно, говорит Жанна, ты сейчас свалишься.

Поль, размышляя об архитектурной красоте в соотнесенности с духом или душой людей, которые ею окружены, говорил себе, по сути, самое важное, был близок к тому, чтобы заключить, что, по сути, самое важное, чуть съехал к краю, к обрыву, к пропасти. Он смотрел на площадку чуть ниже, три цветные палатки, три маленькие палатки, три миленькие палатки, две синие, одна красная, этакий бивуак на высокогорье. Красивое место для лагеря, произносит он, пытаясь проявить восторженность от панорамного вида. У этих место получше, чем у бельгийцев внизу, говорит он так, будто это его хоть капельку занимает. Ирония, не иначе. Жанна, уже привыкнув, не отвечает.

Ты видел афишу? спрашивает она. Какую афишу? Там, отвечает она, на стенде. История стенда. История там, на стенде. Стенд подает историю, повествует, излагает, вкратце, факты, обстоятельства, посещения этого места великими, все начинается в веке тринадцатом. Поль понимает улыбку Жанны. Жанна улыбается, думая, будто Поль. И ведь она права. Поль подходит, читает афишу, прикрепленную кнопками к стенду.

Курьезная фамилия у альтиста, произносит он, ты не находишь? Как глагол в повелительном наклонении. Не поняла, говорит Жанна. Поль вздыхает, заранее, про себя, торжествуя: Не премини достать из своей жуткой сумки зажигалку, которая мне нужна, дабы закурить сигарету, которой ты же меня и одаришь. Достань сам, изрекает Жанна.

Поль роется в сумке Жанны. Поль обожает копаться в женском хаосе. Ковыряться в кавардаке, например, у Жанны, где уже нет секретов, но остается таинственность. Он достает зажигалку и сигареты, предлагает одну Жанне, дает ей прикурить, смотрит, как она курит, закуривает сам и говорит: Обожаю курящих женщин, на тебе я женился, потому что ты курила. А я за тебя вышла, потому что ты играл на саксофоне.

Об этом несколько слов. Они познакомились в клубе. Поль играл в квартете на теноре, играл потрясающе. Жанна пришла туда со своей сестрой. Обе сходили с ума от джаза. Ее сестра вышла замуж за ударника.

Пойду осмотрю, говорит Поль, ты пойдешь? Жанна не решается. Иди один, говорит она, я лучше здесь подожду, посижу в машине.

Поль, ступая по гравию на аллеях, проходя вдоль лужаек и клумб с фиалками, видит идущую навстречу монахиню, в первый миг думает увильнуть, останавливается, приветствует, готовится заговорить, не знает, как говорить, как приветствовать, вспоминает о фильме, нет, не «Головокружение», хотя и там, вспоминает того великого гангстера, возможно, это был Роберт Райан или, скорее, Роберт Митчем? затем слышит, как тот вместо него говорит: Здравствуйте, сестра, скажите, сестра, это, наверное, недоразумение, здесь у вас нет джаз-клуба? нет, здесь у вас, наверное, нет джаз-клуба.

Есть, есть, отвечает монахиня. Ее бледное лицо вызывает у Поля жалость. Она не загримирована, как в Голливуде. У голливудских монахинь всегда вид буржуазных неверных супруг, спешащих напялить платье. Они соглашаются наскоро сняться в роли, но никак не желают снять грим. Или же зрители, их поклонники, не желают видеть их без макияжа. Да, наверное, именно так. Впрочем, плевать. Какое мне дело? В конце концов, они имеют право желать понравиться Господу Богу. Кому? Никому, спи уже.

По воскресеньям мы предоставляем крипту молодежи, рассказывает она, это создает оживление. Поль ждет, что последует «культурной жизни», но монахиня не добавляет «культурной жизни». Крипту? спрашивает он. Идите по стрелке. Осторожно, там ступенька.

Поль не оступается – хотя бы на этот раз, – спускается по ступенькам, находит крипту, прохладу, свет, запах, тишину, в глубине пол с настилом из грубой шерсти; на настиле ударная установка, пианино, контрабас, приставленный к пианино, но больше всего, помимо стертых на две трети фресок, его умиляет скульптура, на свету, под витражным окном, меньше статуи в человеческий рост, крупнее статуэтки, ни девица, ни муж, нечто среднее между эфебом и воином, юнец, едва отнятый от груди, молокосос, что пьет кровь сами знаете кого или мечтает упиваться ею, с таким видом, будто уже хлестал ее запросто, и ради этого готовый нас искромсать на куски, короче, рыцарь, и коль ненароком вы возразите ему, мол, нет, все это, парень, сущие небылицы, короче, рыцарь на пьедестале с гравированным словом «признание».

Для человека такого, как Поль, это уже чересчур. Для него джаз мертв, с признанием полный провал, и он знает куда: тишина, на лице рыцаря свет, в лице рыцаря нежность.

Я хочу увидеть вершину, говорит Жанна. Дай мне сигарету, просит Поль. Жанна достает и себе. Им немного стыдно курить на такой высоте. Им все же сумели привить чувство стыда. Но удовольствие сильнее. Стыд не предусматривал удовольствия от курения вдвоем. В одиночку еще можно дать себя подмять. Вдвоем уже можно сопротивляться. Я не против, соглашается Поль, но здесь дорога заканчивается. Дальше надо идти пешком. Меня это не пугает, говорит Жанна, а тебя?

У Жанны неподходящая обувь, сандалии, у Поля тоже. Единственный доступный путь – этакая лощина, что круто уходит вверх, щетинясь корнями. Жанна карабкается первой, поскальзывается, съезжает обратно вниз, Поль подсаживает ее за ягодицы. Подсаживая, об этом думает. Он хотел бы больше не подсаживать, больше не думать. Но опять подсаживает. И уже не может об этом не думать.

Уф, остановка, говорит Жанна, полуобернувшись, платье задрано до бедер, ноги расставлены, согнутая в колене правая нога выше, прямая левая нога ниже, упираясь, – ну – руки в боки, запыхавшись, но так, что. Поль никогда ни у кого не видел такой одышки. Жанна не может отдышаться. Поль тоже. Страшно видеть друг друга задыхающимися. Сразу думаешь обо всех тех, кто. Задохнуться, глядя друг на друга. Искать воздух в другом. Он смотрит, как она ищет воздух в нем. Он ищет воздух в ней.

Вершина плоская, с краев поросшая низкими деревцами. Ничего не видно. Они здесь, и ничего не видно. Специально пришли сюда, чтобы увидеть, и ничего не видно. Тут позавидуешь тому, кто видит, позавидуешь, а потом и скажешь, нет-нет, они не говорят ничего и начинают искать.

Наконец в конце тропинки, идущей вдоль гребня, находят выход. От недавно спиленных елей земля мечена пнями, ноги проваливаются в опилки. Они выбирают пень достаточно широкий, чтобы усесться вдвоем. Садятся, отдыхают, созерцают пейзаж. Надо сказать, что пейзаж. Жанна улыбается, словно говоря, я была права, разве я была не права?

Они возвышаются над. Нет, это долина, пред ними, возвышена, вся в дымке, но дымка такая легкая, что они различают в озере очень яркие отблески солнца.

Без четверти восемь. Здесь хорошо.

Нет, Поль не может чувствовать себя хорошо так долго, его опять занимает мысль. Жанна сидит рядом с ним в своем сильно декольтированном платьице в цветочек. Вечернее солнце золотит ее лицо. Она не отрывает глаз от пейзажа. Он смотрит, как она смотрит на пейзаж. Он ревнует к пейзажу. Ему хотелось бы, чтобы она немного смотрела и на него. Он кладет руку на колено Жанны и позволяет своей ладони скользнуть вверх по бедру. Жанна аккуратно берет руку Поля и отводит ее. Она встает первой.

Поль идет за ней по тропинке. Из-за ее или его жеста, из-за ее жеста в ответ на его жест ему хочется сбросить ее или себя или себя вместе с ней. Покончить с этим, пока это все не кончится вместе с ним. В общем, чушь. Тут, из-за этой чуши, он спотыкается о камень, кусок скалы, выходящий на поверхность. Останавливается, смотрит, склоняется, опускается на колени, зовет Жанну: Иди сюда, посмотри. Жанна возвращается, продолжая думать о том, о чем она думала, возможно, о том же самом, о чем думал и он, как знать. Никто, ни Поль, ни кто-то еще, никогда не узнает, о чем думала Жанна. Она тоже наклоняется. Ее декольте зияет. К счастью, Поль смотрит совсем не туда. Он смотрит на камень. На камне высечены чье-то имя, фамилия, дата. Вроде бы ничего особенного, но Поль. Дата старая: 1951 год. Поль растроган. Жанна нет. Хотя, в общем-то, тоже растрогана, но лишь из-за растроганности Поля. Женщин трогает, когда мужчин трогают подобные пустяки.

На обратном пути через ущелье Поль, управляя машиной, опять спрашивает себя, почему тот тип в 1951 году испытал потребность, поскольку потребность испытывают. Он нагоняет двух велосипедистов. Трековики спускаются по склону на всей скорости. Он обгоняет первого. Хочет обогнать второго. Пробует. Не получается. Тот едет слишком быстро. И на дороге много виражей. Поль тащится за ним. Следом. И наблюдает. И чем дальше, тем больше боится. Он говорит об этом Жанне, Жанна принимает его страх на себя, реагирует, возвращает ему его страх, спрашивает, чего именно он боится, удерживается, чтобы не добавить: Ну а еще ты боишься чего? Я боюсь за него, говорит Поль, затем: Понимаешь, если я и дальше буду висеть у него на хвосте, он подумает, что я его поджимаю, подталкиваю, подгоняю, он начнет нервничать, потеряет контроль и может упасть. Так обгони его, говорит Жанна, или оставайся между ними.

Между двумя велосипедистами? я? говорит он себе, ехать затертым между велосипедистами? уж лучше сдохнуть.

Он прибавляет газу, обгоняет, затем как ни в чем не бывало, как бы говоря себе: Видишь, это совсем несложно, спрашивает себя, на чем он остановился, отвечает себе, подхватывает ход своей мысли по поводу камня с надписью, но поразмыслить не получается: вести машину или размышлять; приходится выбирать что-то одно, мысли приходят к нему, но не его – его? – его раздражает то, что приходится думать чужими мыслями, а иначе как думать? – уже сама мысль о собственной мысли вызывает у него улыбку, так уж лучше вообще не думать, он бросает это дело, довольствуется тем, что говорит себе глупости, так происходит всегда, когда ему не удается быть умным, то есть все время.

Чего ты смеешься? спрашивает Жанна. Ничего, отвечает Поль, я снова подумал о том типе и его камне, сейчас его уже наверняка нет в живых, а может, он умер тогда, в тот самый день, может, бросился в пропасть, может даже, толкнул кого-нибудь, как знать? Или просто захотел отметить свое пребывание на вершине, говорит Жанна. Не исключено, говорит Поль, но это не дает ответа на вопрос о знании. Ты меня утомил, говорит Жанна.

Дорожное молчание. По радио передают «Мисти», о нет. Только не «Мисти». Жанна любила «Мисти» когда-то. Поль тоже, но только с Жанной. А так нет. Эрролл Гарнер это да, это здорово, ну да ладно, проехали.

Скажи-ка мне, говорит Жанна. Что? спрашивает Поль. Мне хочется, чтобы в субботу мы устроили прогулку на кораблике. Прогулку на кораблике? Поль повторяет «прогулку на кораблике»: Прогулку на кораблике? Да, отвечает Жанна, надо же и нам тоже поплавать на этом кораблике. Почему «и нам тоже»? спрашивает Поль. Ладно, говорит он, но при одном условии. При каком? спрашивает Жанна. О, не пугайся, говорит Поль, после такого изнурительного дня я не предложу тебе заняться любовью сегодня вечером. Займемся любовью сегодня вечером, говорит Жанна, но при одном условии. При каком? спрашивает Поль. Я хочу, чтобы ты мне сказал, и на этот раз без уверток, какое условие ты ставишь для прогулки на кораблике, говорит Жанна, я тебя знаю. О, не пугайся, говорит Поль, я хочу только, чтобы мы снова приехали сюда в воскресенье, мне интересно узнать, что играет этот квинтет. Запросто, говорит Жанна.

Скажи-ка, произносит Поль, насчет того, чтобы сегодня вечером, ты серьезно?

3.2

В ожидании теплохода. Поль и Жанна прогуливаются по порту для прогулочных судов. Осматривают череду выстроенных буквой U маленьких суденышек в ожидании большого. Возвращаются по противоположной набережной. Непонятно, как это возможно. Возможно, смотри, это просто. Дойдя до конца правой половины U, они развернулись, просмотрели те же моторные и парусно-моторные суденышки, глядя вправо, по ходу закругления U, затем осмотрели суденышки левой половины, глядя вправо, затем развернулись и вернулись, глядя влево.

Сидящая на террасе девушка – кстати, совсем даже ничего – встает, идет к ним, глядя на Поля; Ты ее знаешь? – спрашивает Жанна; Нет, говорит Поль, – приближается, останавливается перед ними, просит у Поля сигарету, он в этот момент даже не курил, не курила и Жанна; невероятно, она использовала свой шанс просто так, наугад, она могла угадать сигаретную пачку в кармане Поля, но пачка Поля всегда в сумке Жанны, а это девушка никак не могла угадать, даже метафорически, к тому же это пачка не Поля, не только Поля, это еще и пачка Жанны; как мы знаем, Поль и Жанна используют одну и ту же пачку, ну, когда они вместе, а они вместе, можно было бы подумать, что они одиноки вместе, но нет, они не одиноки, они вместе. Поль роется в сумке Жанны, Жанна позволяет себя обыскивать, как женщина, которую обыскивают, Поль дает девушке сигарету, затем дает прикурить, потому что, естественно, у девушки нет зажигалки, у девушки для курения есть только красивая мордашка, она прикуривает долго, это Жанне не нравится, она смотрит, как Поль, улыбаясь, дает девушке прикурить; Поль скорее восприимчив к тому, что миловидная девушка подкатила к нему, даже если только, чтобы попросить сигарету, лучше так, чем ничего, он это осознает, уже не питает иллюзий, не чувствует горечи, вчера вечером по обоюдному согласию он занимался любовью.

Он останавливается на эспланаде, чтобы вытащить камешек, камешек попал в сандалию, он трясет ногой, как большой кот, ступивший в воду, сгибается вдвое, пытается вытащить его пальцем, камешек застрял под большим пальцем; его солнечные стекла выскальзывают из кармана рубашки поло, он их подбирает, обдувает, цепляет к очкам, приучает свое зрение к другим оттенкам неба, опускает взгляд, позволяет ему упасть на длинную фигуру женщины, прислонившейся к ограде дебаркадера, не обращает на нее особого внимания, да и не имеет для этого никакого основания, эта женщина не в его вкусе, в его вкусе Жанна.

Она стоит у пирса, наблюдает за сидящей семьей, их трое, все в купальных костюмах, а еще собака, черная моська, шерстяной комок, ее глаза едва видны, зато сами видят хорошо, они не отрываются от палки, отец машет палкой, собака лает, отец бросает палку, собака отказывается за ней бежать, она лает на отца, как бы говоря: Ну же тупица, только не в воду, в другую сторону, вместо собаки в воду бросается сын, обрызгивает мать, выбегает из воды с палкой в зубах, обрызгивает мать, мать ругает сына, затем отца, отец и мать ругаются, моська заискивающе льнет к матери, дрожит, лижет руки, виляет хвостом: Что рассматриваешь? спрашивает Поль. Ничего, отвечает Жанна, сколько времени? Уже подходит, отвечает Поль.