Текст книги "Последствия старых ошибок. Том 2 (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Я пожал плечами:

– Пойду выяснять.

До капитанской я, однако, не дошёл. Колин вырулил мне навстречу и лёгким наклоном головы поманил в соседний коридор.

Он молчал. И я молчал.

Но я быстро понял, почему он молчал.

Помятые члены комиссии уже вылезли из шлюпки и мотылялись по ангару.

Шлюпку, на которой прилетел Локьё, Келли отогнал в капитанский бокс, но рядом со шлюзом всё ещё стоял злополучный железный ящик с крупно нарубленными алайцами. Отправлять я его не разрешил, а куда девать – не распорядился.

Амбре в ангаре висело непередаваемое. Желтые пупырчатые когти на скрюченной зелёной ноге не вызывали рвотных порывов, пожалуй, только у нас с Колином.

Да ещё у инспектора Джастина. У того, судя по выражению лица, и без ноги забот хватало. Инспектор был бледен не в плане особенной экзальтированности – он плохо переносил проколы и тряску.

Келли уже понял, что оплошал. И вызвал клининг-дежурных. Я велел ему быстренько организовать Гармана, чтобы проводить инспектора в капитанскую, или куда он попросит. Хватит ему с комиссией мотаться.

Остальных комиссионеров я дальше предбанника ангара пускать не собирался. Мыть за ними проще в одном месте.

Пока я здоровался с инспектором, члены комиссии разбрелись по углам, смущаясь моего пристального внимания к их неутончённым манерам. Однако какое-то подслеповатое чучело, воняющее пудрой и парфюмом похлеще рвоты, заблудилось и ткнулось нечистым рылом непосредственно в саркофаг.

Я подскочил и в раздражении захлопнул крышку… Нога хрустнула…

Из напомаженного мужичка так и полилось.

Спасла меня бригада медиков, загородившая останки несчастного алайца, с которыми я обошёлся так неуважительно.

– Давай-ка их с порога в госпиталь заворачивать, – тихо сказал Колин. – Нам здесь столько высокопоставленных чиновников не разместить. Гостевых кают не хватит. Гони их в общий зал и быстро готовь шлюпки. Как только магнитное возмущение опустится хотя бы до восьми единиц по Майеру, гони их всех в шею.

Я кивнул.

В конце коридора показался улыбающийся Гарман. Первый раз он именно такой, радостный и лопоухий, был самым необходимым сейчас человеком. Спокойствие и доброжелательность распространялись от него волной.

А позади Гармана маячил… бледный как смерть Энрек. Не успели мы парня на эмку переправить, не до него нам стало. Но из медблока-то его какой гад выпустил⁈

Я огляделся по сторонам, но никого подходящего не нашёл, чтобы иннеркрайта из ангара убрать. Энрек, хоть и полудохлый, та ещё сволочь упёртая. Пришёл на одних нервах, но чужие попортит запросто.

– Колин? – позвал я негромко.

Однако лендслер сам заметил иннеркрайта. И пошёл ему навстречу.

Линкор Империи «Каменный ворон», капитанская каюта

– Карты на стол, Адам! – Локьё приподнялся навстречу входящему в капитанскую инспектору Джастину. – Мы попали в безобразную историю!

Дверь снова зашипела, и на пороге образовался генерал Мерис.

– Рад видеть всех! – провозгласил он весело.

На этот раз замполич все неприятные события пропустил, и лицо его сияло. Он тут же начал по-хозяйски оглядываться.

Развернул стол, приказал дежурному организовать напитки и закуски.

Локьё и инспектор переглянулись, и были вынуждены изобразить положительные эмоции. А Мерис, наведя порядок так, как он его понимал, уставился на багажный контейнер эрцога, нахально висевший посреди капитанской.

Локьё хмыкнул, стукнул по контейнеру согнутым пальцем, он раскрылся, и бокалы старинной вычурной формы закружились в радужном свете галодиодных ламп.

Ножки бокалов были оправлены в серебро, горла – то расширялись, то сужались, словно стекляшки пытались вздохнуть.

Инспектор Джастин поймал один из бокалов:

– С «Каменного ворона»? Того, первого «Ворона»?

Эрцог кивнул.

– Царский подарок… – расплылся в улыбке инспектор.

– Должно же на этом корабле быть хоть что-то от того, старого. – Локьё откинулся на спинку плавающего кресла, любуясь причудливым танцем подсвеченного хрусталя.

Генерал Мерис приподнял бровь и вытащил из-за пазухи небольшой футляр: чёрный, простой с виду, но с магнитными замками и гравитационной подсадкой.

– Неужели акья? – удивился Локьё, приглядевшись к бутылке. – Единственный коньяк, который, говорят, действительно не уступает Земным… Придётся временно переквалифицироваться в здоровые и пьющие! – он послал кресло к столу, ловко развернув его в движении. – Кого ещё ждём?

– Колина и Агжея, они грузят по шлюпкам твою комиссию, Адам. А то весь коридор заблевали… – Мерис вскрыл контейнер, и старинная стеклянная бутылка завертелась на магнитной подставке. – Больше, полагаю, ни одной комиссии не захочется проверять в приграничных районах разные сомнительные теории.

– Я полагаю, светочастотный удар был лучшим решением, – ухмыльнулся Локьё, принюхиваясь – генерал Мерис разливал коньяк.

– Ну… – протянул Мерис с фальшивым сомнением. – Если мои орлы и нашарят чего…

– То ты мне, разумеется, не сообщишь, – усмехнулся Локьё и поднёс бокал к лицу, откровенно наслаждаясь запахом. – А я бы очень хотел посмотреть на остатки этих «генераторов»…

– Я завалю тебя голографиями, – пообещал Мерис.

– Голографиями меня и свои особисты завалят. А мальчишку вы допросили? Может, он видел чего?

– Уговоришь Колина, так и допросим, – хмыкнул Мерис. – Он с ним носится, как Господь со своими камнями.

– На Джанге служил? – уточнил Локьё, резанув голубыми глазами замполича.

Тот расплылся в улыбке, и эрцог качнул головой – не угадал. Но шутка-то с Господом и камнями – с Джанги?

Шутку и в самом деле придумали в экзотианском Поясе Дождей. Но не на столичной Джанге, а на соседней Яа. А уж потом имперская разведка подкинула её колонистам, дабы поумерить авторитет Зелёного эрцога.

Смех – неплохое оружие, если использовать его с умом. Колонистам были нужны машины для обработки земли, оружие и резинобетон, а эрцог прислал им тогда алтарь для религиозной общины. Чтобы не кормились, понимаешь, но окормлялись.

Вот и пошла в народ шутка. Собирался, мол, как-то Господь на пикник и долго выбирал, что с собой взять – варёный картофель и яйца или изумруды с алмазами?

Выбирал-выбирал – да и выбрал по красоте. Долго шёл он потом по джунглям, проголодался, устал. И вот нашёл красивое место, открыл корзинку…

И зачем, спрашивается, тащил эту тяжесть?

Линкор Империи «Каменный ворон», капитанская каюта

Из отчёта импл-капитана Пайела

– Не рано этого, молодого, в нашу экзотическую компанию? – прищурился инспектор Джастин. – Не воду лить будем.

– Ну, экзот-то здесь только один, и он не возражает, – усмехнулся Локьё.

– Вот если бы ещё знать, кто «другой», – заметил, входя, Колин.

Я держался пока за его широкой спиной. Это была единственная здесь спина, способная скрыть две «лишних» фигуры разом.

Энрека повязать и вернуть в медблок не удалось. Что уж он там сказал Колину, не знаю, но тот взял его в капитанскую.

Иннеркрайт был тише воды, ниже травы. Он просочился в каюту, тенью скользнул к самому дальнему от стола креслу, замер, пробормотал что-то вежливое по-экзотиански и сполз на сидение.

– Кто – другой? – удивился инспектор Джастин. И смерил Энрека долгим, оценивающим взглядом.

Но Дьюп только загадочно улыбнулся, облокачиваясь на свободное кресло между Локьё и Мерисом. (Значит, мне придётся сесть рядом с инспектором Джастином, ну-ну…)

Генерал Мерис священнодействовал – он разливал коньяк. От бокалов поднимался тяжеловатый, терпкий запах.

Мне очень хотелось сесть, я устал так, что просто колени подгибались, но Колин стоял, и я тоже заставлял себя сохранять вертикальное положение.

Мало ли чего он задумал? Вдруг вообще сейчас драться придётся?

Инспектор Джастин нервничал, что было странным и неожиданным. Он сцепил тонкие сухие пальцы, приподнял плечи, готовый защищаться. И Локьё выжидал, напряжённый, как змея перед броском.

– У нас сегодня, видимо, будет день загадок. – Генерал Мерис поднёс бокал к лицу и вдохнул аромат, жмурясь, как кот. – Ну что, вздрогнули? Колин, мы тебя ждали! Давай тост?

Он один был весел и якобы расслаблен. Хотя расслабленность особиста – история, скорее, театральная, чем жизненная.

Колин поднял бокал, повертел, разглядывая. И предложил:

– За Уходящих?

Мерис, уже отхлебнувший напиток, едва не подавился.

– Я тоже заинтригован, – равнодушно согласился Локьё, отпил из бокала, скользнул взглядом по лицу сына и уставился на меня. – Я начал бы с молодого. А потом его можно будет отправить в койку и поговорить про генераторы. Ты где был, мерзавец, пока тебя с собаками искали? – спросил он и скривил губы в подобие улыбки. – Только не говори, что, где нашли, там и лежал. Никто тебе не поверит.

Колин уже успел очертить мне в коридоре круг вопросов, и я был морально готов. Мне предстояло всего лишь противопоставить свою волю троим (я знал, что Дьюп не станет давить), из которых двое знают о психической силе поболее моего.

– Приношу все возможные извинения, – сказал я твёрдо и медленно. – Но я не могу рассказать. Я дал слово.

Стало тихо. Эрцог ещё улыбался по инерции, но лицо его уже начало изменяться.

Ой, что сейчас будет…

Я всё-таки сел. На всякий случай. Так мне было легче удерживать хоть какое-то равновесие.

Черты Локьё исказились. Я ожидал взрыва эмоций, но он вдруг закрыл ладонями лицо, и плечи его задрожали.

Я подскочил, не сообразив в первую секунду, что с ним.

– Эрцог⁈

Локьё хохотал. Спина ходила ходуном, из глаз текли слёзы.

– Вот же вырастили мерзавца на свою голову, – бормотал он сквозь смех. – Рассказать кому – не поверят!

Инспектор Джастин крепился, но и его губы дрожали.

Мерис сдерживаться не собирался. Он поставил бокал, чтобы не расплескать, и откровенно ржал.

– Как он сказал? – переспросил Локьё, доставая тонкий, расшитый гербами платок. – Слово дал? Вот хаго! Ну, всего я от него ожидал, но такого! Значит, не расскажешь? – он повернулся ко мне и попытался грозно сдвинуть брови, но не смог и зашёлся в новом приступе смеха. – Разливай уже всем, Виллим, пусть мальчишки попробуют! Сил же никаких нет!

Мерис, стараясь смотреть только на бутыль и кусая от смеха губы, занялся коньяком.

Я оглянулся на Дьюпа. Тот не смеялся, но, встретившись со мною глазами, улыбнулся и кивнул на кресло, садись, мол. И я опять сел.

Мерис протянул мне бокал.

– Поблагодари эрцога за подарок, – инспектор явно имел ввиду посудину. Коньяк привёз Мерис. Я знал, что ни Локьё, ни Дьюп не уважают спиртное.

– Спасибо, – выдавил я. Бокалы выглядели совершенно обычно. Видал я у Локьё и поинтереснее. – Дорогие, наверное?

– Оценить их попросту невозможно. Цены им нет, – туманно пояснил инспектор Джастин.

Он изучил мою, вытянувшуюся от удивления физиономию: что ценного может быть в кухонной посуде?

Пояснил:

– Это бокалы с того самого, легендарного «Каменного ворона».

– Имя которого – ты самовольно присвоил, очернил и что-то там ещё в депах писали, забыл, – поддакнул Локьё, утирая слёзы. – Ты, вообще, чем-то думал, когда корабль именовал? Или тоже слово кому-то дал? Бабушке? – он всхлипнул от смеха.

Я пожал плечами. Не помнил, как в голову пришло именно это название. Не видел я в нем тогда ничего особенного.

– «И, чтоб сердцу легче стало, встав, я повторил устало: 'Это гость лишь запоздалый у порога моего, гость какой-то запоздалый у порога моего, гость – и больше ничего», – тихо продекламировал Колин, принимая бокал.

Я понял, что надо пить и глотнул чего-то крепкого, ароматного. Кое-как не закашлялся, а то ведь опять ржать начнут.

Энрек пить не рискнул. Сидел незваным гостем, уставившись в поданный Мерисом бокал.

– Ну что ж, – сказал Локьё. – Значит по «белым гостям» – у нас как ничего достоверного не было, так и нет. Летают вокруг, словно бабочки, сожравшие Кашера, того и гляди – цапнут. Давайте хотя бы историю, откуда мальчишка? Что там накопал про него фон Айвин?

Мерис обернулся к лорду Джастину. Я тоже.

Тот картинно развёл руками, щёлкнул пальцами, разворачивая в воздухе голоэкран.

– Мне ничего не жалко для друзей, но… – протянул он. – Смотрите сами. Если кто-то тут хоть что-то в состоянии высмотреть. Единственное, что меня смущает – запрос генетического департамента всё-таки был. Значит, они зацепились за что-то? Но – за что?

В воздухе над столом повис экран. На нем вилось многоуровневое переплетение линий и чисел. Я едва догадался, что это и есть генетическая карта. Моя.

– Сие я уже имел неудовольствие изучать, – кивнул Локьё. – Что тут вообще могло заинтересовать ваш проклятый генетический департамент? В «коридор» реомоложения он проходит, даже более чем. Парень – абсолютно здоров и…

Локьё вдруг нахмурился, встретился глазами с Дьюпом и замер.

– Ну и что? – спросил он уже совсем другим тоном.

– Два гена, – сказал Дьюп. – Коридор «проходимости» – один ген – второй или шестнадцатый. А у него «проходные» оба. Оба маркера на месте – 144-й и 86-й. И в генах «рабочие» оба аллеля.

– И что ты хочешь этим сказать?

– С уверенностью? Ничего. Но предположить, что именно это и заинтересовало генетический департамент – могу. Возможно, они решили, что в расчеты вкралась ошибка или анализы были «грязные». И захотели проверить. Но возможно и другое…

Дальше я вообще ничего не понял. Дьюп говорил что-то о комбинациях генов и редупликации. Выходило, что мой случай – из ряда вон.

Эрцог слушал задумчиво, инспектор Джастин хмурился, только Мерис продолжал улыбаться и ехидно поглядывать на меня.

Дьюп тем временем объяснял:

– Мы предполагаем сейчас, что «коридора» по обоим генам просто не может быть, исходя из закона Хеппига-Генрера: если даже от матери индивид наследует в аллели 86аа и 86аа, то от отца два одинаковых маркер-гена он получить всё равно не может, тогда пришлось бы предположить, что у человека две матери. А мужчин, сохранивших обе продуктивные копии 144 или 86 – в освоенной галактике нет. Значит, само существование Анджея – это повод очень серьёзно об этом задуматься.

– Колин, извини, я запамятовал, ты факультет какой именно философии заканчивал? – перебил вдруг Локьё.

– Общей.

– В Содружестве? – сдвинул в удивлении брови эрцог. – На Диомеде?

Колин кивнул, и Локьё задумался.

– Человек семь, насколько я знаю, закончило общефилософский? – уточнил инспектор Джастин. – Или восемь?

– Да… Я бы на месте старого Вашуга не то, что выгнал наследника, удавил бы, – скривился Локьё. – Я-то полагал, что это было что-нибудь из локальных наук: факультет философии слова или философии математики… – он покачал головой. – Общая философия… И с этим парень подался в армию…

– А общая философия – это что? – спросил я, видя, что эрцог реагирует как-то уж очень странно. Да и вообще мне надоело ничего не понимать.

– Общая – это общая, – Локьё постукивал пальцами по столу, размышляя о чём-то.

– На гуманитарных факультетах Содружества студенты сами набирают себе курсы, – пояснил Дьюп. – Кто какие лекции хочет слушать, те и берёт в свой учебный план. Есть какой-то обязательный минимум, я не помню. Обычно лекции собираются по определённым темам. От этого зависит то, что будет написано в дипломе. Общая философия – означает философия вообще.

– Это означает, что он прослушал ВСЕ курсы философского факультета, – вернулся из задумчивости Локьё. – Насколько я помню, их было как раз сто сорок четыре. По числу маркера редупликации. Действительно, удавить такого наследника – и то мало. Какую карьеру он загубил, даже Беспамятные не знают. За всю историю факультета таким вот образом его закончили только семеро. Шестерых я помню, они живут и здравствуют. Министр энергоресурсов Содружества Джебраил Крашен… Впрочем, вам это вряд ли интересно. Тебя вычеркнули из списков, Колин?

– У меня была тогда другая фамилия. Очередной конфликт с отцом. Поначалу он планировал моё образование иначе. Текущую фамилию я придумал позже. В институте у меня не хватило фантазии, и я взял материнскую.

– Тогда ясно, – кивнул эрцог. – Томаш Аселин Дайкост. Мать звали Аселин?

Дьюп задумчиво кивнул.

– Томаш Михал якобы погиб на охоте, – эрцог сделал маленький глоток, смакуя напиток. – Томаш Дайкост разбился на термошехте в соляных пещерах Акса. Сколько раз ты умирал, Колин?

Дьюп пожал плечами.

Эрцог и инспектор переглянулись, но вежливо помолчали.

У меня же услышанное никак не укладывалось в голове – гены, маркеры, общефилософский факультет… А я тут при чём?

История двадцать седьмая. Полный неадекват (окончание)

– Я перебил тебя, – кивнул Дьюпу Локьё. – Ты не сказал главного. Откуда, по твоему мнению, свалился на нас этот хаго? Я понял, что мутацией данный феномен быть не может, но тогда – что он?

Дьюп покачал головой.

– Цепочка мутаций показывает, что его предки прожили здесь не одно поколение. Раз генетический департамент не заинтересовался родителями Анджея, значит, признаки отца и матери сошлись в нём случайно. Я, конечно, могу смоделировать ещё кое-что, но боюсь вступить на зыбкую почву догадок. Может… ты мне поможешь, Адам?

– Я? – удивился инспектор Джастин. Но прозвучало это неискренне.

– Ты не бойся. Анджей же сказал, что он «слово дал», улыбнулся Дьюп. – Мы тоже вполне можем дать тебе какое-нибудь «слово», если присутствующие не против?

– Слово в плане чего? – удивился Локьё. Потом внимательно оглядел каюту, задержал взгляд на цветущей физиономии генерала Мериса.

Тот развёл руками. Шпионов на «Вороне» я действительно не держал. Боюсь, появись тут такой, оступился бы и упал в реактор. Ребята у меня в команде простые, могли и в известность меня не поставить.

– Как ты сказал, Колин? – Локьё потёр лоб. – 32-я хромосома идёт в материнской версии? Это что? Значит, этот щенок – прямой потомок землян? Но откуда быть контактам с землянами, если… – Локьё вдруг уставился на инспектора Джастина. – А ведь меня пару раз посещала эта мысль, Адам. Ну, где в Империи могли выучить такого, как ты? Многие поколения Домов Содружества развивали и усовершенствовали искусство владения психической силой, но здесь, на древних землях, а не в Империи.

Локьё говорил «здесь» таким тоном, словно имперцы в Ледяном Поясе и чихать не имели права. Но никого это не задело, и я тоже выбросил его фразу из головы.

Инспектор Джастин молчал. Дьюп был «закрыт», но спокоен. Мерис ухмылялся. Энрек сидел, прикрыв глаза и, может, вообще дремал.

Я растерянно переводил взгляд с одного лица на другое.

Локьё что?.. Сказал сейчас, будто инспектор Джастин – земной шпион?..

– А парень-то, часом, не твой, нет? – поинтересовался Локьё.

Инспектор отрицательно покачал головой.

– Жа-алко, – протянул Локьё. – Вот был бы предмет для шантажа… А чей?

– Я не могу, – выдавил сквозь сжатые зубы инспектор.

– Слово дал? – развеселился эрцог.

Мерис фыркнул и затряс головой, давясь смехом.

Инспектор Джастин молчал.

Локьё промокнул уголок глаза уголком платка.

– Хоть пожалел бы, что ли? – посетовал он. – Мне же нельзя столько смеяться после операции. Мне тряска категорически противопоказана.

– Могу предложить такой вариант, – Дьюп поставил бокал. – В плане общего сбережения нервов. Я буду предполагать, а ты, Адам, соглашаться или не соглашаться со мной. Это ты можешь?

Инспектор Джастин с сомнением покачал головой, потом посмотрел на спокойное лицо Дьюпа, на улыбающегося Локьё… и кивнул.

Лендслер погасил голограмму с моей генетической картой и начал.

– Я работал какое-то время в архивах на своей родной планете, на Тайэ, – он налил себе воды.

Дьюп, сколько я его помнил, всегда пил воду с гораздо большим удовольствием, чем спиртные напитки.

– Там сохранился архив? – удивился эрцог.

– Дневники первых колонистов, переписные листы… Плюс моя врожденная способность получать через чужой текст определённую невербальную информацию. Обычно я хорошо понимаю, что чувствовал человек, когда писал или фиксировал на видео. Отец, отметив в детстве эту особенность, лет с пяти отдал меня в обучение к мастеру Зверя. В семнадцать мне это, однако, наскучило, и я сбежал на Диомед. Позже, уже в военной академии, я обратился к имперским архивам второй волны колонизации. Тогда у меня впервые появились сомнения в достоверности современного понимания истории. Истории того, как и почему мы оказались в космосе. Дело в том, что в письмах первоколонистов из архивов Тайэ не было даже упоминаний о конфликте с метрополией.

Я тихонько достал упаковку йилана и занялся заваркой, предчувствуя долгий разговор. Мне было хреново, усталость накатывала волнами, но задремать я себе позволить не мог.

Дьюп говорил. Локьё загадочно улыбался и косился на инспектора Джастина. Только Мерис был беспечен и весел.

Для особиста любая интрига – прежде всего, задача, а не эпизод чьей-то жизни. А её раскрытие – спектакль. В переживаниях по поводу и без Мерис ещё ни разу не был замечен.

– Имперские архивные записи подтвердили мои сомнения, – продолжал лендслер. – В письмах колонистов второй волны тоже не было ничего о проблемах якобы умиравшей Земли. Люди радовались, делились надеждами на будущее, писали о скорых визитах домой… Связь с Землёй оборвалась неожиданно, словно бы внезапно закрыли невидимую дверь между старым и новым миром. И катастрофа старого мира никак не аукнулась в новом. Земля была просто потеряна. Долгое время её пытались найти, проблемы казались авторам писем временными, техническими, но…

Вода закипела, и Колин снова прервал рассказ. Я виновато зашуршал, пересыпая йилан в заварочный чайник.

– Пока всё всех устраивает? – спросил он.

Инспектор Джастин сдержанно кивнул. Локьё – пожал плечами. Для аристократов принципиальное значение имела только история Домов Камня. Письма каких-то безродных колонистов?..

– Я предположил, что катастрофа, будь таковая в действительности, оставила бы хоть какой-то след в архивах. – Колин вызвал над столом веер голографических копий архивных документов. Я знал, что он и читать может вот с такой же скоростью. Веером, многие тексты сразу. Но сам не рискнул даже сфокусироваться на этом калейдоскопе.

– И не ищи. Его нет, – перебил Локьё.

– Но никому это не кажется странным, – усмехнулся Дьюп. – А ведь даже наши, имперские, умопомрачительные генетические запреты пришли на эти земли вместе с колонистами второй волны, а не как эхо некой более поздней катастрофы в метрополии. Значит, связь прервалась по иным причинам. Нас почему-то больше не захотели видеть на родной планете. Что же мы натворили?

Дьюп помедлил. Я оглянулся на иннеркрайта. Он был бледен до зелени. Наверное, ему было плохо.

– А ещё меня всегда удивляла разница между двумя волнами колонизации. Особенно – достаточно обширное генетическое разнообразие экзотианцев и удивительная имперская скудность на фенотипы. Среди планет Содружества есть, например, заселённые людьми с абсолютно чёрной кожей. Есть алайцы, явные потомки Землян, но отличные не только в плане агрессивных мутаций. Имперцы же – все на подбор, как шарики для игры в кех. Нас что, сортировали намеренно? А доконала меня генетика, когда я взялся за неё основательнее. Почему-то именно в пробах имперцев, озабоченных проблемами генетической чистоты, было больше всего «сбойных», изломанных мутациями генов.

Я разлил йилан и Колин сделал глоток.

– Это то, от чего я отталкивался, – пояснил он. – Далее буду уже предполагать.

Я тоже уткнулся в чашку. Мерис хмыкнул и долил себе коньяка. Предложил эрцогу, но тот мотнул головой.

– Итак, я предположил, что Земля и в самом деле погибала. Только катастрофа была скрытой от неопытных глаз, вероятнее всего – генетической. А вызвана она была, например, перенаселением. Что следует из перенаселения при экстенсивном пути развития цивилизации, вы знаете: масса искусственных пищевых добавок, нарушение экологических норм при производстве пластиков, хлорирование воды, использование при строительстве фенолов и прочие риски для генетического здоровья нации. Обратите внимание – перенаселение изучается на всех университетских курсах, хотя ни в Империи, ни в Содружестве мы не сталкивались с ним НИКОГДА. Но мы прекрасно знаем, какие генетические поломки вызывают у sapiens sapiens те или иные экологические катастрофы. И прежде всего – это сужение коридора толерантности. Люди становятся агрессивными. Но на какой современной статистике основаны выводы наших учёных?

Локьё, наконец, заинтересовался. Он наклонился вперёд.

– Ты хочешь сказать, что проблема агрессивности нашего вида связана именно с перенаселением на Земле? Что это теперь зашито у нас в генах?

– Да. Логично предположить, что проблему перенаселения мы привезли с Земли. Там она была закреплена определёнными «сбойными» генами. И мы бесимся теперь на открытой территории, как сумасшедшие лабораторные мыши.

Локьё покосился на инспектора Джастина. Тот отвёл глаза.

– Ну, ладно, – с неохотой согласился эрцог. – Допустим. И что дальше?

– Первая волна переселенцев с Земли, экзотианская, была просто волной переселенцев на фоне общей скученности в метрополии. Среди «первых» были и генетически больные, и более-менее здоровые. Совершенно здоровых на Земле уже, видимо, в то время почти не осталось. Экспансия в космос подтолкнула эволюцию человека, как вида. Но только эволюцию здоровых. Они стали меняться. Они пошли по пути усложнения психических реакций. А окружали их тупые, эмоционально неразвитые и генетически больные соплеменники. Думаю, их было больше.

Я отхлебнул йилана. Это куда он клонит? Типа среди первой волны переселенцев здоровые ещё были, а среди второй – уже нет? Получается, это не экзотианцы психи и мутанты, а мы? Ничего так себе, подарочек…

– Процесс психической эволюции человека не был распознан землянами сразу. Внешне такие «психи» не выделялись. А общая агрессия в популяции всё росла. Я предполагаю возникновение множественных военных конфликтов. Во времена первой волны колонизации на Земле было много изолированных территорий со своими границами, так называемых государств. И когда коса нашла на камень, противники начали сражаться так, как умели. Развитые и богатые государства использовали идеологическое, социальное, климатическое и психотропное оружие, их менее успешные конкуренты противопоставляли соседям неожиданно возросшую психическую мощь: сдвижки реальности, устранение политиков, путём затягивания их в кармический «мешок» и прочие ваши прелести, эрцог, ты знаешь их лучше меня. Необъявленная война, возможно, так и не перешла в открытую фазу. Если бы о ней знали многие, я нашёл бы это в письмах колонистов второй волны. Но я не нашёл.

Локьё покачал головой.

– Вы не трогаете эйнитов, – сказал он.

Дьюп кивнул:

– Мы научились не трогать эйнитов. Но на Земле их приняли бы за шарлатанов, заяви они о своих возможностях. Потому я предполагаю, что война велась скрытно. Пока пара-тройка неумелых сдвижек реальности не поставила под угрозу существование всей планеты. Это заставило сильных мира того осознать: неважно, в чьих руках оружие судного дня, если день этот не наступит вообще.

– А какое у них было оружие? – рискнул влезть я.

– Реакторы антиматерии не использовались на кораблях колонистов первой войны. Возможно ядерное или биологическое. Вряд ли дело дошло до него. Но оружие изменяющих реальность – ещё опасней.

– Они победили?

– Нет. Они вряд ли составляли некую единую группу. Скорее всего, это была война всех против всех. На время этой войны первоколонисты оказались предоставлены сами себе. Противостояние на Земле, если судить по архивам моей родной планеты, продолжалось около двухсот сорока лет.

– Колония на Тайэ на двадцатом году колонизации оказалась на грани вымирания, – подтвердил Локьё. – На Домусе ситуация была не лучше, а на Гране…

– На Гране, как я понимаю, тоже вспыхнуло противостояние между агрессивными мутантами и психически эволюционирующими людьми.

– Да уж, – поморщился эрцог. – Мы вымирали, а грантсы взялись делить власть, за что и поплатились.

Дьюп закрыл глаза, вспоминая:

– Прошло сто лет, и на Домусе выросли Великие Дома, а Мастера Зверя выкинули в освоенный космос тех, кто мог подчинять и вести за собой толпы.

– Чего ж ты не ведёшь? – усмехнулся Локьё.

– Разговор не обо мне, – повёл могучими плечами лендслер. – Вернёмся к итогу. За эти триста лет поселенцы первой волны нашли не просто способ выжить без метрополии. Были освоены несколько пригодных для заселения планет в Поясе Дождей. И вот тут на Земле тоже произошло нечто, а вторую волну переселенцев стали готовить к экспансии в космос. Волну из тех, кого собрались удалить с Земли. Побеждённых, проигравших в этой невидимой войне. Будущих имперцев. Возможно, это были те, чья психика оказалась неспособна к изменениям. Они не могли воздействовать на реальность. Это стало для них страшным сном. Чтобы они не вымерли от генетических поломок, им нужен был Генетический департамент.

Дьюп налил себе ещё чаю.

Мы молчали. Инспектор Джастин смотрел в никуда, но не возражал.

– Другое дело, что ледяной аристократии уже не нужна была никакая Земля, – продолжал лендслер. – Когда «имперская» волна широко пошла в космос, люди первой волны уже изменились достаточно. Они не приняли пришельцев, хотя какое-то время терпели их рядом. Боялись метрополии. Не знали, что имперцев вытеснили с Земли, как проигравших. И в какой-то момент дверца клетки захлопнулась за ними.

Инспектор Джастин тяжело вздохнул и тоже взял чашку с йиланом.

– А этот? – спросил Локьё, кивая на меня.

– У меня две версии, – задержался на мне глазами Дьюп. – Или его предки прибыли с Земли позднее, нарушив некий генетический карантин. А раз такое возможно – значит, земляне живут себе где-то рядом и время от времени появляются среди нас. Или – все наши генетики идиоты, и гены могут, спустя столетия, восстанавливать структуру. Айяна, если вам интересно, за вторую версию. Она предполагает, что Анджей является для нас неким маркером. Пробной попыткой системы вернуться к первоначальному состоянию. У неё есть информационная теория этого процесса. И она предположила, что мы и физиологически должны чувствовать генетическую чистоту мальчика. Испытывать к нему необъяснимую симпатию, например.

Локьё поморщился, посмотрел на меня с прищуром. Потом повернулся к Дьюпу.

– У меня было ощущение, что мне лет одиннадцать, я у дядьки в поместье и подобрал у дороги щенка. Грязного, с закисшими глазами, но такого уморительно тёплого. Шерсти у него на пузе не было, и сердечко колотилось прямо сквозь кожу. Если б я его не забрал, он бы издох. Но щенок казался породистым. Кузины так пищали, когда дворник его отмыл…

– Ты не поверишь, – откликнулся Дьюп. – Мы познакомились в увольнительной. Щенок был пьян, как свинья. Но эта свинья так трогательно пыталась войти мимо шлюза, что я дотащил её до каюты и запихал башкой в раковину. Там и выяснилось, что наркотика он выжрал столько, что до утра дожить не сумеет. А сдай его медикам – завтра же вылетит с корабля. Но шея – да. Была уморительно тёплая, и жилка пульсировала, как у живого.