Текст книги "Статья Пятая (ЛП)"
Автор книги: Кристен Симмонс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)
Шон появился из-за широкого дерева, которое стояло во мраке ночных теней. Зимняя куртка ФБР зрительно увеличила его грудную клетку; он казался даже более устрашающим, чем раньше. Следы от наказания Брок на тыльной стороне моих ладоней горели.
Шон не сказал ни слова, только обогнул огромные металлические блоки, издающие свой низкий гул, и зашагал глубже в лес.
Я шла, вытянув перед собой руки, отводя в сторону колючки и низкие ветви, которые мешали ходьбе. Забор, должно быть, близко. Сколько мы уже так идем? Десять минут? От общежития до забора было около мили. Пора бы нам уже дойти.
– Какой высоты забор? – прошептала я.
– Пятнадцать футов*, – ответил он, не оборачиваясь. Я сделала глубокий вдох.
*15 футов = 4,6 м
– Шон, чтобы не забыть... – Я споткнулась о ветку, но не упала. – Спасибо.
Он молчал минуту, а то и больше.
– Надеюсь, у тебя получится, – наконец сказал он.
Не знаю, имел ли он в виду, что надеется, что я найду маму, или что перелезу через забор, или что меня не пристрелят, но его слова чуть облегчили мне душу.
– Бэнкс, а ну-ка стоять!
Я почувствовала себя куском бревна в тот момент, когда по нему ударяет топор. Мое тело рвалось сразу в двух направлениях. Одна часть хотела со всех ног ринуться к забору, другая – обратно к общежитию. Единственное, что заставило меня остаться на месте, – парализующий ужас.
– Не беги, – тихо приказал мне Шон. В мгновение ока он сорвал с меня свитер с запасами, бросил его в кусты и сжал мои волосы в кулак, спутывая их. В глазах у меня появились слезы. Мое сопротивление длилось недолго, и он наконец отпустил меня.
Послышался звук шагов. Кто-то был близко. Почему я не слышала? Я была слишком занята мыслями о заборе, словами благодарности и раздумьями над тем, что буду делать, когда выберусь отсюда. Тупица!
Шон знал об этом? Неужели ловушка? Понятно, почему он не хотел, чтобы Ребекка шла с нами! Все это время он планировал сдать меня!
В моих венах стучал пульс. Я прикрыла руками живот, будто бы это могло остановить пулю. Замаячил свет фонарика, а за ним из ночи показались два солдата.
Рэндольф. И долговязый, густые брови которого были оценивающе приподняты.
Свет их фонарика на мгновение ослепил меня. Я услышала скрип кожи и шорох ткани. А потом – металлический щелчок.
– Побег? – спросил долговязый. Свет фонарика переместился, открыв моему взору, что его и Рэндольфа пистолеты были нацелены прямо мне в грудь.
У меня перехватило дыхание.
– Похоже, она рвется ко мне, – прокомментировал Рэндольф.
Шон широко улыбнулся – таким я его никогда не видела, даже с Ребеккой, – и это подтвердило мои опасения. Затем, к моему изумлению, он, теперь спокойно, поднял ладонь и взял меня за волосы. Я отшатнулась.
– Что же, – произнес он. – Щекотливая ситуация.
Рэндольф фыркнул. Рука Шона опустилась к основанию моей спины, а затем почти игриво оттолкнула меня. Я споткнулась, перед тем как восстановить равновесие, и все трое засмеялись.
– Возвращайся в свою комнату, дорогая, – сказал Шон. – И держи язык за зубами, как мы и договаривались.
Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, к чему это он.
– Я ожидал следующий патруль где-то через час, – небрежно продолжил Шон, поправляя штаны так, будто мы занимались с ним здесь именно тем, чем частенько ночами они занимались с Ребеккой.
Девочек казнили за попытки к бегству, не за баловство с солдатами. Он давал мне возможность. Шанс выжить. Как бы мне не хотелось сбежать, я не могла позволить себе покинуть это место в деревянном ящике.
Я попыталась ринуться к общежитию, но Рэндольф преградил мне путь. Мгновение спустя его руки щипали меня за бедра, а колено он навязчиво впихнул мне между ног. Его кислое дыхание облачком собиралось возле моего рта.
– Останься еще ненадолго, – прошептал он, и меня пробрал ужас. Я стала сопротивляться ему, и он отбросил меня в руки Шона.
– Дрянь, – выплюнул Рэндольф. – Дрянь реформационной школы. – Солдаты опять смеялись – смеялись, и хоть это было против всего, во что я верила, я почувствовала стыд. Не могла не почувствовать.
Ухмылка Шона уже не была такой смелой, как раньше. Я изо всех сил цеплялась за него, не зная, куда еще бежать.
– Ты стал невнимательным, Бэнкс, – сказал тощий. – Директриса хотела, чтобы мы присмотрели за тобой. Но мы думали, ты будешь с той блондинкой, никак не с этой девчушкой.
– А я говорил, с этой, – сказал Рэндольф. – Он пялился на нее.
"Пялился на меня, потому что боялся, что раскрою Брок его тайну", – поняла я.
Мне стало ясно, что происходит. Эта ловушка предназначалась Шону, не мне. Его подозревали из-за того, как он изменился, подвергшись моему шантажу.
Он прошептал чуть раньше: "Не беги". Но мой внутренний голос советовал обратное. Я чувствовала, как мои пятки ёрзают в туфлях, готовые метнуться прочь в любую секунду. Но если я побегу, меня почти наверняка застрелят.
Рэндольф рассмеялся.
– Я мог бы помочь тебе с этой проблемой, – сказал он, на дюйм поднимая свое оружие. Он хотел застрелить меня.
Я была на волосок от смерти.
Я не думала ни о маме, ни о том, была ли я хорошим человеком и правильную ли жизнь вела, ни о чем-то еще, о чем следовало бы подумать перед смертью. Перед моим мысленным взором возникло одно лицо, и только на мгновение. Лицо человека, который едва ли мог как-то помочь или утешить меня.
Чейз. Черные лохматые волосы, бронзовый цвет кожи, смягченной легким дождиком. Его темные глаза, взгляд которых пронизывал меня насквозь. И этот рот, уголки которого были чуть вздернуты вверх от любопытства.
– Заткнись, Рэндольф, – рявкнул второй охранник. – Мы в зоне запрета огня; граница слишком далеко. Кроме того, директриса заранее знала, что мы здесь обнаружим.
Мой рот раскрылся. Казалось, само время остановилось. Я все еще жива? Я почувствовала давление чьих-то рук, которые обернулись вокруг моего тела. Я настолько оцепенела, что едва заметила.
– Скажи Бекки, что мне жаль, – прошептал мне на ухо Шон. Мгновение спустя послышались шарканье и отвратительный хруст – Рэндольф сильно ударил Шона своей дубинкой по затылку. Я почувствовала, как по моему телу прошла вибрация, будто бы это меня ударили, и в ужасе уставилась на землю, где лежал Шон.
"Беги", – кричали мои ноги.
"Побежишь и они тебя пристрелят", – ответил мозг.
У меня не было ни шанса. В следующий момент к моей спине был приставлен пистолет, и мы вернулись в общежитие.
* * *
Я расхаживала по общей комнате несколько часов, пока ожидала решения директрисы. Я подумывала, не позвать ли Ребекку, но решила не подвергать ее опасности.
Мои добрые намерения ничего не дали. Как только кончился комендантский час, я услышала звук шагов по полу коридора. Это было частью плана. Проснувшись, Ребекка должна была сообщить о моей пропаже.
Ее волосы не были уложены, щеки бледны, а под покрасневшими глазами виднелись темные круги. Она плакала. Либо из-за страха за Шона, либо за меня. Я была тронута этой возможностью истиной дружбы с ней, но в то же время меня разрывало на части от того, как я предала ее.
Она заглянула мне в глаза, и ее лицо изменилось.
– Нет, – проговорила я ей, но слишком поздно.
– Где он, Эмбер? – дрожащим голосом спросила она, приближаясь к долговязому стражу. Он поднял свою рацию. С быстротой молнии Ребекка выбила ее у него из руки и отпихнула в сторону. Долговязый опустил руку на свою дубинку.
– Где Бэнкс? – В ее голосе явственно звучало отчаяние.
– Ребекка! – резко сказала я. Она все погубит. Шон попытался защитить ее – и меня – притворившись, что мы с ним были вместе. Если он признает, что я пыталась сбежать, я буду мертва.
Другие девочки, семнадцати– и шестнадцатилетки, которые жили в нашем коридоре, выходили из своих комнат. Один из охранников заталкивал их обратно, проходя мимо.
Я услышала легкий стук каблуков по деревянному полу и поняла, что прибыла Брок. Она вошла в фойе в своих традиционных юбке и темно-синем свитере. Ее сопровождала низкая полноватая женщина, лицо которой заливал страх.
– Что вы с ним сделали? Шон! Где он? – выкрикнула Ребекка, не дав директрисе заговорить.
К нам подошел еще один охранник. Теперь их было трое – один возле меня и по одному по каждую руку Брок. Дыхание обжигало мое горло.
– Она сама не знает, что говорит, – попыталась вставить я.
– Помолчите, мисс Миллер, – отрезала Брок. – Я разберусь с вами через секундочку. Дженеро, позовите кого-нибудь помочь нам. – Ее голос ни разу не дрогнул.
– Где Шон? – в последний раз отчеканила Ребекка. Ее плечи тяжело вздымались.
– С ним покончено, – выплюнула Брок. – Как и с тобой.
– Вы...
– Ребекка, нет! – выкрикнула я, а она бросилась на старую женщину.
Далее все происходило очень быстро.
С мощью пушечного ядра Ребекка толкнула Брок на пол. Я увидела, как дубинка охранника высоко поднялась и с глухим звуком опустилась на спину моей соседки по комнате. Тошнотворно хрустнули кости, и крик Ребекки неожиданно оборвался.
До сих пор я была в оцепенении, но, когда Ребекку ударили, меня наполнил чистый адреналин. Вспышкой передо мной пронесся образ моей матери. Я увидела, как люди в синей форме тянули ее к фургону. Забирали ее у меня.
Я сощурила глаза и смотрела через узкие щелочки. Со всей силы я бросилась на охранника, который ударил Ребекку. Я пинала его, толкала, била. Я чувствовала, как кожа сминается и рвется от моих ногтей. Все внутри меня действовало согласно инстинктам, будто бы от этого зависела моя жизнь. Я видела расплывчатые картинки, по большей части синие и немного серых, и на меня бросили Ребекку. Кто-то выкрикивал что-то. Какая-то девочка завопила.
Вокруг моей талии обернулись чьи-то стальные руки. Я попыталась вырваться.
– Ребекка! – Я отчаянно пыталась найти ее взглядом. С черного неба густо падал снег. Мы были на улице. Один из держащих меня охранников поскользнулся. Я почувствовала, как нас качнуло к бетонным ступеням, но он сумел выпрямиться. Он громко выругался, и этот звук заглушил звон в моих ушах. Затем мы стали задом наперед спускаться по ступеням, и в животе у меня екало, будто бы мы спускались в бездонную яму. Мой рот наполнился теплой кровью. Я снова прикусила щеку.
– Отпусти меня! – прокричала я.
– Заткнись! – рявкнул один из охранников.
Мои плечи болели от того, как меня тянули за руки. Уголком глаза я увидела, что слева мы миновали столовую. Еще ступени. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что мы находились в нижней части кампуса, возле медпункта. Металлическая дверь была открыта. Справа от себя в отблесках прожекторов я увидела пожарный гидрант, который вызывающе выделялся красным на фоне снега.
Я находилась в бараке.
Меня бесцеремонно бросили на влажный цементный пол. Я притянула свои дрожащие конечности к грудной клетке. Охранник ткнул мне в лицо дубинкой, и я посильнее прижала подбородок к груди, чтобы не дать ему возможность ударить меня в горло так, как раньше ударил Рэндольф.
– И не высовывай тут свою тощую задницу, – скомандовал он.
Комната была маленькой. С центра потолка свисала одна-единственная лампочка. Справа от меня было ярко освещенное пространство, подобное душевой, а слева – темный чулан с бетонными стенами, на которых не было ни полок, ни крючков. Камера-изолятор.
Ужас был просто цепенящим. Я скорчилась в уголке возле стены и стала ждать.
* * *
Долгие секунды тянулись мучительными минутами. Я видела их лица. Лицо Шона в тот момент, когда нас нашли солдаты. Лицо Ребекки, разрывающейся от волнения. Что я с ними сделала? И, что еще хуже, что я не сделала? Сейчас я должна была быть снаружи и бежать обратно домой, бежать к маме. Чего моя неудача будет ей стоить?
В конце концов дверь со скрипом отворилась и внутрь проскользнула женщина. У меня внутри екнуло.
Брок.
Она переоделась в свежую форму Сестер спасения. На ее правой щеке красовалась повязка. Желтый свет лампочки сверху делал ее похожей на больную желтухой, но он не смог скрыть яростный румянец, который все еще покрывал ее суровые черты.
– Мисс Миллер, вы меня очень разочаровали.
– Что вы сделали с Ребеккой? – Я поднялась, и мои ноги задрожали то ли от страха, то ли от предвкушения, я не была уверена. Глаза защипало от слез, но я сморгнула их – я не желала, чтобы она увидела меня плачущей.
– Ты очень плохая девочка. Просто ужасная. Волк в овечьей шкуре. Нам понадобится снять с тебя эту шкуру и изменить твою истинную суть. Теперь я это вижу.
– Что... – Хоть я и не знала, что она имела в виду, я была в ужасе.
– Охрана, отведите мисс Миллер в чистую комнату.
Чистую комнату. Ту, что походила на душевую. Один из солдат уже готовил пожарный шланг. Рядом с ним к полу возле его дубинки была цепью пристёгнута пара кожаных наручников. Он собирался сковать меня и избить, может быть, даже облить меня из шланга. На долю секунды я увидела Розу, лежащую на полу, наблюдающую, как ее кровь под потоком обливающей ее воды воронкой стекает в слив.
Я, пытаясь защититься, обхватила себя руками, сжав в кулаках рубашку.
– Нет, – прошептала я.
Два охранника двинулись вперед. Мертвые глаза. Протянутые руки.
– НЕТ! – закричала на них я.
Я повернулась к стене, пытаясь спрятаться от них. Я не могла пойти в ту комнату. Я не могла позволить им коснуться меня. Меня схватили за плечи. За бедра. Я закричала.
А потом раздался стук в дверь.
Охранники ждали приказа Брок. В раздражении она указала подбородком в сторону.
Рэндольф просунул в дверь голову.
– Чего нужно? – рявкнула Брок.
– Прошу прощения, мэм. Я подумал, вы хотели бы знать, что из Иллинойса с донесением прибыл курьер. Он здесь, чтобы забрать ее на суд.
Только через несколько ударов сердца я поняла, что он говорил обо мне.
Мы с Брок, должно быть, одновременно подумали одно и то же. Больше не было судов за нарушение Статей. Прошел месяц с тех пор, как солдат приходил забрать свидетеля, говорила Ребекка. Может быть, Шон тогда ослышался?
Моя кровь превратилась в лед. Чтобы жизнь предложила подобную иллюзию – это слишком жестоко. Но если это правда, меня могут пригласить только на один суд. Над моей матерью. Я попыталась разобраться в своих смешанных чувствах – радости, что смогу увидеть ее, страхе из-за того, что она, судя по всему, была все еще в заключении, и чистом облегчении, что кто-то прервал то, что должно было произойти сейчас.
– Я думала, с ними покончено, – раздраженно произнесла Брок.
– В особых случаях все еще устраивают суды, мэм, – послышался снаружи знакомый низкий голос. Мой рот открылся. Сердце бешено заколотилось в груди.
Мгновение спустя в комнату вошел Чейз Дженнингс.
Глава 5
С того времени, как я видела его последний раз, он, казалось, стал еще выше и крупнее. Может быть, все дело было в низких потолках барака или в присутствующих здесь со мной. Рэндольф был лишь чуть-чуть выше моих пяти футов четырех дюймов*, а рост Брок был чем-то средним между нашими. Чейз со своими шестью и тремя** буквально возвышался над нами.
Его лицо было пустым, по глазам тоже ничего нельзя было понять. Опомнившись от шока по поводу его присутствия, я поймала себя на том, что больше всего на свете надеялась на истинность его слов. Он пришел, чтобы забрать меня в суд, чтобы вывести меня за эти ворота и доставить к маме.
Чейз достал из нагрудного кармана сложенный листок бумаги и протянул его Брок. Она схватила его и читала, казалось, несколько минут.
– Когда вы должны отправиться? – с кислой миной спросила она. Мои глаза метнулись к стоящим передо мной охранникам, а руки покрепче обняли грудную клетку. Мне нужно было покинуть это место сейчас же. Мне нужно было избежать того, что они собирались со мной сделать.
– Немедленно. Суд завтра утром в Чикаго, – сказал Чейз.
Опасаясь, что мое лицо выдаст меня, я отвернулась. Конечно, из всех существующих солдат нужно было отправить именно Чейза Дженнингса. Первопричину, по которой я была здесь. И если я сейчас на него посмотрю, кто-нибудь обязательно заметит написанные у меня на лице горечь предательства и рвущиеся наружу вопросы. И, что еще хуже, мое нетерпение оказаться с ним в машине. Уехать отсюда.
Брок раздраженно вздохнула:
– Согласно статье Пятой, самого существования мисс Миллер достаточно, чтобы приговорить ее биологическую мать. Зачем нужен суд? Крайне необычно при данном обвинении.
Я заставила себя дышать. Зачем я понадобилась МН? Неужели мое присутствие необходимо, чтобы вынести моей матери приговор? Я не имела ни малейшего понятия, что представлял собой суд или приговор, но я чувствовала: мне надо попасть туда как можно скорее.
– Все, что у меня есть, – это повестка и приказ привезти ее, – ровным голосом ответил Чейз.
Целую минуту никто не двигался и ничего не говорил. Единственным звуком для меня стал мой собственный пульс, который тяжело отдавался в ушах.
– Превосходно, – неохотно произнесла Брок. – Но я позволю мисс Миллер отлучиться отсюда только на одну ночь из-за ее неспособности помнить, где ее место.
В первый раз глаза Чейза метнулись ко мне. Я все еще не смотрела на него, но почувствовала его беспристрастный взгляд. Я выпрямилась, стараясь не показывать свой страх. С этой минуты мне нужно было сохранять ясность рассудка.
– Поэтому она здесь? – ровным голосом спросил Чейз. – Из-за "неспособности помнить, где ее место"? Я уверен, Совет заинтересуется этим.
Призрак довольной ухмылки пронесся по лицу Рэндольфа.
– Скорее из-за неспособности помнить, что юбку лучше не задирать, – пробормотал он.
Мои челюсти судорожно сжались. Я помнила, как он лапал меня, готовый разделить предполагаемую забаву Шона, и это как раз перед тем, как решил застрелить меня. Снова мои внутренности заполнились горячей волной стыда, будто бы я была грязной, запятнанной. Я его ненавидела.
– Без пошлостей, – огрызнулась Брок. – С тобой здесь по крайней мере одна леди.
Она вырвала у Рэндольфа ручку и нацарапала свою подпись внизу повестки.
– Сержант, как я понимаю, вы первый раз исполняете подобного рода поручение, ведь я не видела вас раньше, поэтому нам стоит расставить все точки над "i", – сказала Брок Чейзу. – Эти девочки – федеральная собственность и находятся в моем ведении, даже когда временно покидают кампус. Таким образом, вы должны будете подчиняться моим рекомендациям по поводу обращения с ней, вам это понятно?
– Да, мэм, – уважительно ответил Чейз.
– Постоянное наблюдение. Не снимать наручников, кроме как на время посещения уборной. Никаких дополнительных приемов пищи. Не разговаривать с ней ни при каких обстоятельствах. – Брок бросила в мою сторону угрожающий взгляд.
– Мы продолжим наш разговор по вашему возвращению, мисс Миллер.
Этого не будет, я знала. Я не вернусь.
В спешке меня проводили наружу и вверх по лестнице в главный холл. Мой желудок свело, но не от голода. Скоро я стояла возле темно-синего фургона МН вместе с Чейзом и Рэндольфом.
Утро было мрачным и тихим. Снег прекратился, но холодок все еще обжигал щеки и царапал горло, когда я ртом глотала воздух.
Чейз открыл дверь, но преградил мне путь; он достал из кармана пару тонких колец из зеленого пластика. Стяжка.
– Руки, – приказал он, выжидающе держа в ладонях наручники. Я знала, что это произойдет, но все равно почувствовала волну клаустрофобии, когда поглядела на кольца. Они лишат мои руки подвижности. Я не смогу сбежать, защитить себя или даже посетить дамскую комнату, пока Чейз не освободит меня от них. Я была в ловушке относительно всего, что могла бы попытаться предпринять. Но чтобы достичь свободы, сначала мне нужно было оказаться в ловушке. Процесс казался слишком запутанным, чтобы быть исполнимым.
Я сжала ладони в кулаки, чтобы не позволить солдатам увидеть, как они дрожат. Глаза Чейза задержались на тонких пересекающихся рубцах, которые сейчас побелели от моего усилия не показать свою дрожь.
– Позаботься, чтобы она была связана туго, – сказал Рэндольф. Я с силой прикусила нижнюю губу, чтобы заставить себя промолчать.
Чейз фыркнул, схватил меня за предплечья и подтянул поближе к себе, чтобы ему не пришлось тянуться. Мое дыхание зашлось – он еще никогда не касался меня так грубо, – и я стала старательно смотреть в другую сторону. Но, надев на меня кольца, Чейз сделал кое-что неожиданное. Незаметно он просунул два пальца под кольцо вплотную к моему запястью, как раз туда, где мой пульс бился подобно крылышкам колибри, а другой рукой одновременно затянул ремень наручников. Подаренное им пространство не позволит мне вырваться, но теперь наручники не будут препятствовать циркуляции моей крови.
Я почувствовала, как по мне прошлась волна ярости. Он же не может думать, что это примирит нас после всего, что он сделал. Но я не успела особенно развить эту мысль, когда он резко толкнул меня к паре ступеней, чтобы я поднялась на переднее сиденье фургона, умышленно заступая Рэндольфу вид на мои ненадлежащим образом затянутые наручники.
Мгновение спустя дверь захлопнулась, Чейз уселся за руль, и ключ повернулся в замке зажигания.
* * *
Я сплела пальцы, лежащие у меня на коленях, и это было почти все, что я могла с ними сделать в наручниках. Мы ехали по дорожке, минуя общежития справа и столовую слева. Фургон набрал скорость, и последние здания кампуса остались позади.
"Я не вернусь сюда, – пообещала я себе. – Никогда".
– Дело в ней, да? В моей маме. Она в порядке?
Его лицо потемнело.
– Тихо. Мы приближаемся к воротам.
Я яростно на него глянула. Сейчас никто нас не слушал, почему бы ему не ответить мне?
Когда дорожное покрытие превратилось в гравий, фургон сбросил скорость, и мой взгляд упал на будку контрольного пункта. Это был одиноко стоящий прямо на краю дороги кирпичный домик. За ним я увидела высокую стальную ограду с закрытыми воротами. Ограда своими мрачными объятиями тянулась в леса вокруг нас.
Почти выбралась. Почти на свободе.
Чейз остановил фургон и опустил стекло бокового окна. Охранник оперся локтями на раму и бросил на меня сердитый взгляд. На минуту он исчез, а когда вернулся, в его руках была планшетка с зажимами для бумаги.
– Документы подписаны? – просматривая страницы, спросил он Чейза. На макушке у него была лысина. На значке значилось имя: "Бродбент".
Я выпрямилась – это имя я помнила с той провалившейся попытки звонка из медпункта. Я смотрела вперед, на закрытые ворота перед фургоном, а Чейз передал Бродбенту мою повестку. Тот отметил что-то у себя в бумагах.
– Уолтерс! – позвал он. – Обыщи фургон, чтобы они могли ехать, как только я закончу. Чертяка, вам же надо побыстрее, верно?
– Думаю, да. Ваша директриса отпустила ее только на одну ночь, – сказал Чейз. Я промолчала.
Отмеченный знаками отличия Уолтерс открыл дверь с моей стороны и сунул руки под сиденье. Я старалась оставаться спокойной. Он закрыл мою дверь и рывком открыл заднюю, стал осматривать пустую машину.
– Все чисто, – крикнул Уолтерс и закрыл фургон.
– Повнимательнее с ней, – сказал Бродбент Чейзу, кивнув в мою сторону.
Я едва не выскочила из кожи от рева сирены, которая предвещала открытие ворот. Те, чуть перекашиваясь, распахнулись.
Чейз нажал на газ, и Женский исправительный и реабилитационный центр Западной Виргинии остался позади.
* * *
Я выбралась. Выбралась из барака, вырвалась из клещей Брок и ее ужасающих охранников, покончено с занятиями по изучению Статута. Все во мне хотело оттолкнуть Чейза и самой вдарить по газу, но я знала, что этого мне не удастся.
Я выбралась. Но не свободна.
Я глянула на моего водителя. Его лицо было решительным, как тогда перед домом мамы. Это был не тот Чейз, которого я представляла себе в лесу, когда думала, что Рэндольф сейчас нажмет на курок. Это был солдат, и я все еще была в плену. Неосознанно я дернула руками, что натянуло наручники и сделало мои и так не полностью зажившие ладони еще более чувствительными.
Мы покинули петляющую дорогу, что вела от исправительного заведения, и выехали на шоссе. Здесь было чисто и пусто. Никаких заглохших машин, никаких гигантских выбоин на асфальте. Очевидно, это была часто используемая военными дорога: МН поддерживала порядок только на тех трассах, по которым ее служащие постоянно ездили.
По мере нашего пути нам стали все чаще встречаться военные автомобили. Мимо пронесся синий фургон, затем несколько патрульных машин, затем автобус, полный напуганных будущих постояльцев реабилитации, которые еще не знали, что их ждало. Каждый раз при виде этих автомобилей у меня сводило желудок. Если бы я сбежала прошлой ночью, я бы никак не смогла прошмыгнуть мимо всех этих солдат. Меня бы подстрелили, и сейчас я бы истекала кровью в канаве.
Радио завизжало, и это заставило меня вздрогнуть. Чейз раздраженно его выключил. Без его постоянного гула в фургоне стало очень тихо.
Я посмотрела на спидометр. Ровно шестьдесят пять миль в час*. Какой примерный солдат.
*65 миль/ч = 105 км/ч
– Как долго нам туда добираться? – Я постаралась, чтобы вопрос не прозвучал нетерпеливо.
Он был весь сосредоточен на вождении и не ответил.
– Я никому не расскажу, что ты со мной разговаривал, – заверила я его.
Тишина.
Почему он так поступал? Почему продолжал мучить меня после всего, что уже сделал? Я хотела задушить его. Он видел мою мать, и, несмотря на мой гнев, находясь рядом с ним, я, казалось, была ближе к ней, чем за все последние дни. Я хотела спросить, нормально ли она выглядела, не причинили ли ей вреда, достаточно ли ее кормили. Но он неукоснительно подчинялся правилам Брок. Даже самая слабая надежда, что он пришел спасти меня, исчезла.
– Ты ведь не будешь знать, если ее отправили на реабилитацию, верно? – рискнула спросить я, задаваясь вопросом, не пришлось ли моей маме "отрабатывать" нечто, как слышала Ребекка.
– Ты не можешь просто помолчать? – огрызнулся Чейз. – Вот прямо сейчас? Ты заключенная, а мне нужно подумать.
Я моргнула; во мне бушевала ярость.
– Мисс Брок не имела в виду полное молчание, – я постаралась говорить ровно в надежде, что доброжелательность позволит мне вытянуть из него какую-нибудь информацию.
– Это не ее правило, а мое.
Я сжала в своих скованных наручниками кулаках юбку. Мимо проехал еще один автомобиль МН. Я заметила, как Чейз напрягся, и почувствовала, что мое лицо заливает жар.
– Как неудобно тебе, должно быть, перевозить дрянь из реформационной школы, – тихо сказала я. По тому, как заходили его желваки, я поняла, что попала в яблочко.
* * *
Мы не разговаривали больше часа. Молчание приняло физическую форму молота, который все бил и бил по мне, напоминая, что, каким бы ни было наше прошлое, теперь я для него никто.
Также этот молот вбивал в меня новые страхи. Какими были последние две недели для моей мамы? И что произойдет завтра утром? Мое сознание заполнили образы: ее втаскивают в зал суда в наручниках, а ее глаза такие же пустые, как были у Розы, и на нее направляют яркий обвиняющий свет прожектора. Ее руки покрыты рубцами, как мои. Я встряхнула головой, старясь избавиться от этих мыслей, и взглянула на Чейза.
Да что же с ним такое? Неужели он в самом деле собирался притворяться, будто я не сидела в трех футах от него? Будто наши жизни не были сплетены вместе с тех пор, как мы были детьми? Теперь он стал солдатом, я это поняла. Но когда-то он был еще и просто человеком.
Мое внутреннее состояние металось от беспокойства к ярости, и это выматывало меня; я постоянно ловила себя на том, что смотрю на него, будто бы в любой момент ожидая признания, что все происходящее – глупая извращенная игра.
Часы на приборной панели показывали 8:16 утра, когда я почувствовала, что фургон увеличил скорость.
– Мы подъезжаем к Чикаго? – не ожидая ответа, спросила я Чейза. Странно. Я плохо разбиралась в географии, но знала достаточно, чтобы понять, что наше путешествие было слишком коротким. Кроме того, мы съехали на боковую дорогу около двадцати миль назад и с этого момента не встретили больше ни одного автомобиля МН. Я предполагала, что, по мере приближения к их базе, количество солдат должно было бы увеличиться.
В любом случае, я почувствовала легкую панику при мысли, что мама может быть где-то близко; я все еще ничего не знала о предстоящем суде.
Фургон свернул с шоссе на однополосный автосъезд и остановился, а затем взял вправо и выехал на какую-то всеми забытую дорогу. Здесь через асфальт летом проросла трава, а затем высохла и так и осталась на зиму в своих трещинах. Дорога была замусорена нападавшими ветками. В этом районе давно не проводили никаких работ.
Фургон сбросил скорость, а мое сердце, наоборот, стало учащенно биться.
– Мы едем в суд, верно?
Чейз выдохнул.
– Планы слегка изменились.
До этого я горбила плечи из-за наручников, а теперь резко дернула ими назад.
– Что ты имеешь в виду?
– Никакого суда не будет.
У меня отвисла челюсть.
– Но ведь повестка...
Чейз снова свернул направо на узкую замусоренную дорогу. Фургон подбрасывало на каждой выбоине.
– Фальшивка.
– Ты... подделал документ МН? – Я была сбита с толку только на мгновение, а затем хлынул поток: – Тогда где она? Ее не судили? Отправили на реабилитацию? О Боже, с ней все в порядке?
– Не забывай дышать, – пробормотал Чейз себе под нос.
– Чейз! Ты должен сказать мне, что происходит!
В его глазах появились мрачные тени, значения которых я не понимала. Он посмотрел в сторону, будто бы ответ был спрятан где-то среди деревьев, и пригладил рукой свои черные волосы. У меня появилось нехорошее предчувствие насчет того, о чем он молчал.
– Я пообещал ей, что вытащу тебя оттуда.
– Ты пообещал...
– Мой командир полагает, что я сейчас помогаю с зачисткой в Ричмонде.
Я не знала, что такое зачистка. И я совершенно не понимала, почему Чейз был сейчас здесь, когда ему полагалось быть в другом месте. Это было бессмысленно.
– Она все еще в тюрьме? – Я чувствовала себя так, как если бы стояла на краю обрыва и в любой момент могла упасть в ужасную пропасть.
– Нет.
Картинка в моем нетерпеливом мозгу складывалась слишком медленно. Моя мать на свободе. Я на свободе. Ребекка и Шон были правы: судов больше нет. Ну, а Чейз...
– Ты больше не солдат. Ты теперь тоже беглец.
– Это называется "уйти в самоволку", – ровным голосом произнес он.
Я уставилась на него, вспоминая, что Ребекка говорила о возможностях побега для Шона и как МН наказывала за дезертирство. Освобождая меня, Чейз подписал себе приговор. Моя мама попросила его рискнуть ради меня жизнью. Я не понимала, что это значило. Может быть, Чейз не стал таким ужасным, как я думала? Сейчас я могла думать только о маме, о том, что мы с ней обе были свободны, а еще о том, стало ли наше положение более опасным, чем я ожидала, или менее.
Внезапно Чейз вдарил по тормозам и резко свернул на незаметную тропинку, которую я, не поверни он, не увидела бы. Проехав сквозь занавес гнущихся к земле ветвей деревьев, мы попали на опушку, где был припаркован древний, эпохи семидесятых, грузовик "Форд". С боковой панели пузырями слазила темно-бордовая краска, а подножка двери была покрыта ржавчиной.
