Текст книги "Статья Пятая (ЛП)"

Автор книги: Кристен Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 19 страниц)

– Тогда это был ты, – тихо сказала я. – Я всегда думаю о тебе.

От силы эмоций в его глазах у меня перехватило дыхание.

Я чувствовала его. Каждую частичку его тела. Его душа слилась с моей. Его разгоряченная кровь текла по моим венам. Я всегда полагала, что близка с мамой, и так и было, но по-другому. Мы с Чейзом едва соприкасались – лишь ладонями, губами, коленями – но каждая часть меня принадлежала и ему тоже.

Я не могла заговорить, но даже если бы могла, то сказала бы ему, как скучала. Сказала бы, что принимаю, кем он стал, его вину и страхи. Что буду с ним, пока его душа не исцелится.

– Спасибо, – прошептал он. Он услышал мои мысли? Это не показалось безрассудством. За что бы он ни благодарил меня, я тоже чувствовала признательность.

Он обнимал меня, и наши сердца успокоились и стали биться в унисон. А мой разум полностью и блаженно затих.

* * *

Меня разбудил шум из коридора. Я не знала, сколько проспала, но теперь я лежала поверх спального мешка одна.

Неужели мне приснилось то, что произошло раньше? Последние несколько дней казались настолько нереальными. Исповедь Чейза ничуть не выбивалась из общей картины. Но мои губы все еще помнили прикосновение его, а его отсутствие ранило сердце.

Я села, натянула ботинки и рискнула выйти в коридор. Он был бледно освещен и пуст. Звук, похоже, исходил из комнаты Уоллиса, и я прокралась к ней. Снаружи были слышны мужские голоса, тихо беседующие.

– Уверен, что не передумаешь? – спрашивал Уоллис.

– Не сейчас, – отвечал Чейз. – Когда-нибудь – возможно.

Я просунула голову сквозь дверной проем. Чейз вместе с Билли стояли, прислонившись к маленькому кухонному столу, а Уоллис и Шон находились напротив.

Его глаза встретились с моими, и на какое-то мгновение все вокруг него всколыхнулось. И тогда я поняла: мне не приснилось то, что произошло между нами. Это было на самом деле, и Чейз тоже это чувствовал. Мое лицо вспыхнуло.

Закончив разговор с остальными, Чейз подошел ко мне. Он протянул мне руку, и я взяла ее. Я не смогла скрыть застенчивую улыбку, которую вызвал его жест.

– Погодите минуту. – Уоллис ухмыльнулся, и я поняла, что он скажет еще до того, как он продолжил. – Тебя мы тоже были бы рады приветствовать в своей семье, Миллер.

В этот миг я увидела кредо МН так, как оно было выведено на фургоне, который забрал маму. И то, что было на стене дома по Руди-лэйн, и на фуре в Хинтоне. Единая страна. Единая семья. Уоллис верил, что семью можно выбирать. Если пасынки государства объединятся, то смогут снова стать полноценной семьей.

Раскат грома снаружи. И дождь начал лупить по закрытым окнам. Шон зажег еще одну свечу и поставил ее на стол перед нами.

– Я сказал тебе "нет", Уоллис, – произнес Чейз. Я чувствовала, что он напрягся.

Он был прав. Я не могла вступить в сопротивление. Не сейчас. Но мне не понравилось то, что Чейз ответил за меня. Мои брови сошлись вместе.

Почему они об этом говорили? До этого Чейз не сказал этим людям ни слова, но встретился с ними втайне, пока я спала? Мои плечи приподнялись. Я попыталась встретиться с ним взглядом, но он смотрел на Уоллиса.

– Почему тебя взяли под арест? – спросил меня Уоллис. В его голосе слышалось любопытство, но я знала, что спрашивал он для того, чтобы прояснить свою позицию. Осознание несправедливости моего ареста даст мне причину бороться.

– Не важно, – ответил за меня Чейз.

– Статья Пятая, – сказал Шон. – По ней в школе реформации оказались половина девочек.

– Пойдем, – внезапно сказал Чейз. Он пытался защитить меня от чего-то? Это не казалось правильным.

– Плохо, все эти дела. Поэтому я и вышел из игры. Из-за подобных вещей. – Уоллис распрямил руку, и я увидела на его запястье кончик тонкого черного узора, что выглядывал из-под длинного рукава.

– Вы ушли из МН потому, что они отправляли девочек в школы реформации? – медленно спросила я. Это показалось мне странным поступком.

Атмосфера в комнате полностью изменилась. Теперь она была натянутой, мрачной.

Чейз потянул меня к коридору.

– Подожди, – сказала я ему. Дождь лил скороговоркой волн.

– Он ушел из-за казней, – желая помочь, сказал Билли. Я вспомнила перевозчика из Харрисонбурга. Я знала, на что способна МН. Кровь отлила от моего лица.

– Кого? – спросила я.

– Закрой свой рот, – резко бросил Чейз Билли.

– Нарушителей Статута. – В Билли взыграла непокорность.

Мое сердце остановилось.

– Достаточно, Билли! – рявкнул Уоллис. Он бросил на Чейза суровый, оценивающий взгляд.

– Ты не знала? – Глаза Шона тоже метнулись к Чейзу. – Я думал, ты сказал ей.

– Больше ни слова, – пригрозил Чейз. Билли вызывающе выпятил челюсть. Шон вскочил между ними.

– Нет, говори. Пожалуйста, говори, – сказала я.

– Эмбер, пойдем. – Чейз крепко держал меня за руку и тянул прочь.

– Прекрати! – прокричала я. – Кто-нибудь, объясните мне, что происходит!

Дождь. Его струи. Волны, бьющие по гостинице.

– Нарушители Статута, солдаты-дезертиры. Их казнят, как и сказал Билли, – Шон говорил тихо. Чейз отступил на шаг. – У нее есть право знать, – закончил Шон.

– Меня собирались казнить? – слабым голосом спросила я.

– Не тебя, – сказал Билли. – Тех, кого обвинили. Твою маму.

Глава 14

Комната закружилась у меня перед глазами. Я схватилась за стол, лишь частью сознания понимая, что Билли и Уоллис вышли.

– Эмбер, – медленно произнес Чейз. Он не приближался ко мне.

– Почему они это делают? – едва слышно спросила я. Но еще не закончив вопрос, я понимала, что это возможно. Я была на пропускном пункте на Руди-лэйн, когда МН нашла перевозчика.

– Мы не совсем подходим под описание обновленной, высокоморальной страны, – мрачно сказал Шон.

Я обернулась к нему.

– Ты знал. В школе реформации. Знал, еще когда я пыталась сбежать, и ничего не сказал мне.

Он неуверенно переступил с ноги на ногу.

– До меня доходили слухи. Пойми, я думал, что ты собиралась сказать Брок обо мне и Бекки. Я думал, что, если у тебя не будет причин бежать, не будет и причин хранить секрет.

– Уйди от меня.

Он попятился.

– Эмбер. – Голос Чейза так ласкал мое имя, будто это была раненая птичка.

Он знал с самого начала. Он скрыл от меня правду. Почему он не сказал мне?

– Нам нужно уходить. – Я протолкнулась мимо него и побежала в нашу комнату. Люди в коридоре смотрели на меня, но я их почти не заметила. Стах с такой силой охватил мое тело, что я едва могла сглотнуть. Мои колени подгибались, но я знала, что должна быть сильной. Да, теперь мне нужно было быть особенно сильной.

Я слишком резко перебросила рюкзак через плечо, и мне пришлось схватиться за стену для опоры.

– Черт побери, Эмбер. Подожди. – Чейз попытался стянуть с меня рюкзак. В свете свечи его лицо было бледным.

– Нет. Мы уходим. У нас нет времени! – прокричала я. – Да что же с тобой? Нам нужно уходить!

– Эмбер, сними рюкзак.

– Чейз! Она в опасности! Возможно, именно сейчас за ней охотятся. Мы должны найти ее! – Горячие слезы, полные смятения и ужаса, хлынули из глаз. Я не злилась на него. Я была слишком напугана, чтобы злиться.

– Мы не можем уходить. Не сейчас.

– Она напугана! Я знаю ее. Никто не заботится о ней так, как я!

Он задом наперед отступал от меня, пока не уперся в стену. Его глаза, бездонные глаза, блестели тем же ужасом. На мгновения я подумала, что он наконец понял. Но я ошиблась.

– Эмбер, прости.

– Не извиняйся! Давай просто уйдем!

– Эмбер! – Он ударил кулаком по своей же ноге. Так сильно, что меня обдало холодом. – Она мертва.

"Как он может так говорить? – такова была моя первая мысль. – Как он мог сказать такую жестокую, страшную вещь?"

Рюкзак показался мне слишком тяжелым. Он тянул меня назад. С глухим стуком рухнул на пол.

– Что? – Этот голос показался мне далеким-далеким.

Он поднял ладони ко рту, как будто хотел обогреть их своих дыханием.

– Мне так жаль. Ее больше нет, Эм.

– Не называй меня так! – рявкнула я. – Почему ты говоришь такое?

– Она мертва.

– Прекрати! – закричала я. Слезы потекли с полной силой. Я не могла дышать.

– Прости.

– Ты ошибаешься! Ошибаешься!

Он покачал головой.

– Я был там. – Его голос надломился. Я почувствовала, как стена остановила мое падение.

– Ты... был там? О чем ты говоришь? Нам нужно уходить. – На этот раз мой голос совсем утратил громкость. В нем не было больше убежденности.

Каким-то образом мы оба оказались на полу. Чейз обхватил меня, крепко прижал к себе. Я была слишком изумлена, чтобы сопротивляться ему.

– Я думал, если скажу тебе, то ты откажешься уйти со мной. Или убежишь. Я знаю, что был не прав, Эмбер, мне так жаль. Я нужно было доставить тебя в убежище в первую очередь. Я собирался сказать тебе, когда мы окажемся там.

Он не обманывал меня. Пытка на его лице говорила, что это правда.

Мама мертва.

Я осознала, что в двух местах меня разрывает боль. Лоб и центр живота. Ледяные копья реальности пронзили именно эти места. Пронзили меня так, что я стала истекать кровью. Что мое тело вывернулось на изнанку.

Я слышала ее. Слышала ее голос. "Эмбер". Она звала меня по имени. Как она могла быть мертвой, когда я так ясно слышала ее голос?

– Мне так жаль, – повторял он раз за разом. – Я не хотел ранить тебя. Я лишь хотел, чтобы ты была в безопасности. Мне так жаль.

Он был слишком близко. Его присутствие давило на меня. Я оттолкнула его.

– Отойди, – простонала я.

– Что мне сделать? – в отчаянии спросил он меня. – Я не знаю, что мне делать.

– Что случилось с мамой? – спросила я.

Он колебался. Не хотел говорить.

– Скажи мне! – настаивала я. – Почему от меня все всё скрывают? Скажи мне!

– Эмбер, она погибла. Это всё, что тебе нужно знать.

– Не будь трусом!

– Ладно. Хорошо.

Он стал передо мной на колени, сложив ладони на животе. Его плечи дрожали. Струйка пота стекла по виску.

– Драки не обратили меня, поэтому командованию понадобилось что-то другое. Такер показал им письма. Те, что я писал тебе в ответ. Я думал, что их отправляют, но... он перехватывал их. Командование узнало о тебе. О том, что я не покончил с тобой, как должен был. Мне сказали, что я должен покориться или... Господи. Или тебе будет плохо. Поэтому я заключил сделку. Больше без драк. И без тебя. И меня повысят, чтобы показать остальным, что система всегда побеждает. Я делал все, что мне приказывали. Думал, это сработает и тебя оставят в покое, но вышло по-другому.

Это было последнее испытание. Твое изъятие. Тебя использовали, чтобы сломить меня.

Мы отвезли твою маму на базу в Лексингтоне вместе с остальными по штату, кто был по Пятой статье. Ее определили в камеру предварительного содержания. Командира моего подразделения, Бэйтмена, его разозлило то, что произошло у твоего дома. Я не подчинился приказам и не остался в машине. Он сказал, что я перешел границы дозволенного. Что как солдат я был ничтожеством. Он донес на меня командованию.

Чейз замолчал и наклонился над своими коленями, будто его могло сейчас вырвать.

– Заканчивай, – потребовала я. Я едва могла слышать его за криками в моем мозгу.

– Меня отправили на совет по дисциплине. Там был мой командир. Он сказал, что пришло время на практике осуществить то, чему меня учили. Что однажды я еще смогу стать капитаном. Он сказал, что я смогу отработать свои проступки... казнив задержанных, начиная с твоей матери. Я сказал ему "нет". Сказал, что я только водитель. Транспорт. Сказал, пусть меня выгоняют. Пусть меня с позором отстранят.

Чейз снова ударил себя по бедру. Я тихо рыдала.

– Он сказал, чтобы я следовал приказам. Что если я не сделаю этого, то кто-то другой выполнит мое задание. Что тебя заберут из школы реформации и сделают с тобой то же самое. Когда я опомнился, Такер вел меня к изолятору, а в руке у меня был пистолет.

Я хотела крикнуть ему, чтобы он замолчал. Но мне нужно было это услышать. Я должна была знать. Теперь слезы из моих глаз текли свободно.

– Твоя мама. Боже. Она плакала. У нее вся рубашка промокла. Она увидела меня, и она улыбнулась, и она подбежала ко мне и схватила меня за куртку и сказала: "Хвала Господу, ты здесь, Чейз". А я пришел, чтобы убить ее.

Я поднял пистолет, а она отступила к стулу и села на него, глядя на меня. Она просто смотрела на меня. На секунду мне показалось, что сейчас я это сделаю. Что мне придется. Но ничего не произошло. Сзади стоял мой командир. Он сказал, чтобы я давил на этот чертов курок, или я увижу, как убивают тебя. Твоя мама услышала его. Она схватила пистолет, который был в моей руке, и она наклонилась ко мне близко и сказала, чтобы я нашел тебя, где бы ты ни была, и позаботился о тебе. "Мое дитя" – она тебя так назвала. Она сказала мне не бояться. Сказала мне не бояться.

А потом он застрелил ее. И... она умерла. В футе от меня. Я даже не знаю, что произошло потом. Я на неделю оказался в карцере.

Тишина. Долгая, удушающая тишина.

Я чувствовала, как мой измученный разум пытался осознать все это, как он пытался стереть из памяти последние полчаса.

– Может быть, если бы ты поговорил со своим командиром. Может, если бы попытался сказать ему, что она этого не заслужила... – Мой голос звучал так слабо.

– Это никак на него не повлияло бы.

– Ты не можешь этого знать! Ты даже не попытался! Ты мог поговорить с ними и... и... ты мог не приходить домой... Во время обучения ты мог не быть настолько... собой! Ты мог подсказать нам бежать!

Мои слова сочились безумием, что бушевало внутри меня.

– Я знаю. – Он ничем не продолжил эту фразу.

Ледяной молот, бьющий меня по черепу. Я знала правду, хоть и не хотела.

– Она мертва, – осознала я.

Он кивнул.

– Да.

– Ты лгал мне. Позволил мне верить, что она жива. Где-то далеко, в убежище! – внезапно я сорвалась на крик. Теперь во мне клокотала ярость. Горячая, злая, ядовитая ярость внутри меня.

– Я знаю.

– Ты хоть когда-нибудь собирался сказать мне?

– Я сделал бы ты это, как только ты оказалась бы вдалеке от всего этого. А может быть, и нет. Я не хотел, чтобы ты вообще об этом знала. Ужасно, когда кому-то приходится слышать такие вещи.

– Хочешь сказать, что ты можешь выдержать это, а я нет? Это моя мама, Чейз!

– Я не имел в виду, что ты не справишься с этим. Я просто... не знаю. Я не хотел ранить тебя.

– То есть, по твоему мнению, лучше, чтобы я верила лжи, но не знала что-то, что ранило бы меня? Кто, черт возьми, дал тебе право решать это?

– Я не знаю. – Он был честен. Он не знал, что делает. Его ладони лежали открытыми на его коленях, умоляя о направляющей нити, за которую он мог бы ухватиться.

Я скатывалась. Как снежный ком по склону холма. Зная, что внизу кирпичная стена, о которую я разобьюсь. И разлечусь миллионом кусочков.

– Ты знал все это с самого начала. С того дня, как забрал меня из школы. Ты знал, что она мертва. Видел ее смерть. И скрыл это от меня.

– Да.

Я покатилась еще быстрее.

– Как ты мог так поступить?

Он покачал головой.

Внутри меня что-то сжалось. Все ненастоящее.

– Ты говорил... ты говорил все те вещи... и... я верила тебе.

– Погоди. Пожалуйста. Это была правда, – умолял он меня.

Я покачала головой. Не было никакой правды.

– Эмбер, я люблю тебя.

Меня резануло болью от его слов. Долгую секунду я смотрела на него, шокированная, осознав, что он впервые произнес эти слова. Думая, что правдой могло быть совершенно другое. Что, на самом деле, Чейз мог ненавидеть меня. Что именно поэтому он лгал мне. Что из-за этого он продолжал обижать меня. Как может кто-то быть настолько жестоким?

Его глаза были полны того, что я когда-то считала честностью.

– Мне не следовало это сейчас говорить. Это слишком. Я слишком многому тебя подвергаю. Но... Господи. Я говорю правду, я...

– Нет! Я доверяла тебе, и я думала, что права в этом, но ошибалась. Ты лгал мне. – Мне стало плохо, я почувствовала отвращение к самой себе. Я хотела сбросить свою кожу, оставить ее в этой грязной комнате уродливых истин.

– Все не так. Ты знаешь это. Пожалуйста, пойми.

Он потянулся к моей руке.

– Нет! – выкрикнула я. – Не прикасайся ко мне. Не смей прикасаться ко мне. Никогда.

И вот я врезалась в стену. Мой мир рушился. Все, чему я верила, разлетелось на кусочки. Все было ложью.

Я не думала. Да я и не могла. Я ринулась к нему и ударила изо всех сил. Мою ладонь сжало болью в том месте, которое встретилось с его челюстью. Я ударила его еще раз. И еще. Он не пытался остановить меня. Он подпер своей ладонью мой локоть, чтобы придать моей руке большей силы.

Когда во мне не осталось больше ярости, которую можно было бы выплеснуть, я сложила руки на животе, который скрутило болью. Я была не лучше Роя, который избивал мою маму. Я хотела снять боль насилием. Показать Чейзу, насколько он ошибался. От этого сравнения моя реальность стала еще более опустошающей.

– Все в порядке. Бей меня. Я заслуживаю этого.

Как будто это могло мне помочь. Как будто могло вернуть все, что я потеряла.

– Нет, – простонала я.

Он примирительно поднял руки.

– Эмбер, я сделаю все, что захочешь. Только прошу, позволь мне отвести тебя в безопасное место. Все дело в этом. Я знал: как только ты все выяснишь, то захочешь оказаться как можно дальше от меня, но если ты поверишь, что твоя мама в Южной Каролине, то позволишь мне доставить тебя туда. Я уже говорил тебе в самом начале: если после этого ты захочешь, чтобы я ушел, я уйду.

– Я никуда с тобой не пойду.

– Пожалуйста. Просто позволь мне отвести тебя в безопасное место.

Вся эта боль. Все эти утраты. Мама. Чейз. Бет. Ребекка. Вера. Любовь. Моя душа разлетелась маленькими кусочками.

– Нет.

– Если ты не станешь слушать меня, то сделай это ради нее. Лори хотела, чтобы ты оказалась в дали от всего этого.

– Замолчи! – выкрикнула я. Я не могла вынести звука ее имени.

Он опустил голову.

– Я все испортил. С самого начала. Я подвел тебя. Подвел твою маму. Она так любила тебя, Эмбер.

– Она умерла из-за тебя!

Но хуже всего было то, что я тоже была виновата в ее смерти. Ведь если бы я попыталась задержать Чейза, то он бы не пошел в солдаты. Его не заприметили бы. Нас не попытались бы использовать, чтобы сломить его. По роковому стечению обстоятельств я убила свою маму. Стыд был настолько велик, что я не могла выразить его.

Он отпрянул на пятки, затем встал. Я знала, что ранила его. Я сделала это специально. Я хотела, чтобы ему было больно. Чтобы он испытывал такую же боль, как и я. Но разве он был на это способен?

– Да, – просто сказал он. – Она умерла из-за меня.

– Уйди. Уйди от меня.

Прошли минуты. Но вот он ушел. Я слышала, как за ним тихо закрылась дверь.

* * *

Я проревела несколько часов, сжавшись в тугой комок. Я плакала, пока у меня не кончились слезы. А когда они кончились, мое тело плакало без них.

Каждый образ, возникавший в моем сознании, причинял боль. Все мысли заканчивались одинаково.

Я осталась одна. Совсем одна.

Когда я снова смогла дышать, я заставила себя подняться и проковыляла к окну. Я слышала, как в коридоре у Чейза спрашивали, что произошло. Он не отвечал. Это не имело значения.

Я ощущала тяжесть в руках. Тяжесть в голове. Как будто она распухла.

"Воздух. Как приятно," – подумала я рассеянно.

Через окно я выскользнула на пожарную лестницу: мне необходим был холодный водух, чтобы остановить жар. Балкон оказался слишком маленьким. Я могла бы спуститься вниз по лестнице. Могла бы выбраться на улицу. Отсюда она выглядела, как черная дыра. Наверное, я могла бы в ней исчезнуть.

Дождь принес утешение. Утешение впервые за тот промежуток времени, что показался мне вечностью. Он пропитал одежду, намочил волосы. Смыл соль с лица. Очистил глаза, проникая через слипшиеся ресницы.

Я шла. И шла. Не способная сосредоточиться ни на чем. Ничего не помня.

Огни не удивили меня. Лишь едва всколыхнули мое любопытство. Но вскоре рядом с тротуаром, где я стояла, остановилась машина. Вышли люди. Они что-то говорили грубыми голосами, которых я не понимала. Они взяли меня под руки. Они затащили меня на заднее сиденье, где дождь больше не мог добраться до меня.

* * *

Лязг металлической двери. Мои невидящие глаза моргнули и распахнулись. Прямо над моей головой жужжала и мигала лампа дневного света. Обшарпанный потолок был покрыт сухой кожурой белой краски. Матрас, на котором я лежала, был местами покрыт плесенью и вонял экскрементами. Подушки не было. Одеяла тоже.

Где я? Как долго я пробыла здесь? Не важно. Все это не важно.

– Она ничего не ест, – дверь приглушила чей-то голос.

– Да и плевать, – другой мужчина.

– Мне тоже, – усмехнулся первый, – но если она продолжит, то умрет до суда.

– Значит, умрет. Не первый раз.

Я закрыла уши от их грубого пренебрежения. Я закрылась от любых ощущений.

* * *

За плечо меня трясла чья-то ладонь. Затем последовал крепкий щипок чувствительной кожи руки у подмышки. От боли мои глаза распахнулись. Очевидно, я все еще могла что-то чувствовать.

– Тебе надо встать. Вставай! – Это был женский голос, в котором сочилось раздражение. Я застонала и откатилась прочь от ее руки. Мое лицо прижалось к холодной отштукатуренной стене.

– Если ты не оставишь эти шутки, у меня будут из-за этого проблемы.

– Уйдите, – слабо выдавила я.

– Ты уже три дня это твердишь. Пора начинать шевелиться.

Она снова потрясла меня за плечо. Когда я перекатилась на спину, она схватила меня за руки и дернула, заставляя сесть. Моя голова закружилась, разум был затуманен.

– Эй. – Она легонько хлопнула меня по щеке. – Тебя что, сейчас стошнит?

– Нет, – слабым голосом ответила я.

– Хм. В любом случае в твоем желудке и так ничего нет.

Она сунула мне на колени пластмассовую миску, которая была наполнена чем-то, что напоминало жидкую овсяную кашу. Я уставилась на еду пустым взглядом.

– Невероятно, – сказала женщина. Она набрала каши в ложку и сунула ее мне в рот.

Я поперхнулась и стала отплевываться. Но безвкусное, чуть теплое месиво проскользнуло сквозь мою глотку и попало в изголодавшийся желудок. Скоро мой рот наполнился слюной.

Я стала есть и в первый раз обратила внимание на женщину. У нее были узловатые от артрита пальцы и глубокие морщины у рта. На лице ее сохранялось выражение беспокойства, которое, казалось, никогда не пропадет. Глаза смотрели почти прозрачной голубизной. Я бы не удивилась, окажись женщина слепой, но уверенность ее движений опровергала это предположение.

Ее седые волосы были волнистыми, а одета она была в темно-синюю плиссированную юбку и блузку, застегнутую под горло. Форма скрывала ее сгорбившуюся фигуру не лучше, чем брезентовый мешок скрывает картошку.

"Ты никогда не видела Сестер спасения? – раздался в моей голове голос Розы. – Это ответ Милиции нравов на феминизм".

Как будто я никогда не покидала школы реформации.

Крошечная камера, в которой узкая постель у стены стояла почти впритык к металлическому унитазу, что был у ее подножья. Женщине едва хватало место, чтобы, находясь передо мной, не прикасаться коленями к моим.

– Где я? – спросила я. Мой голос надломился. Я давно им не пользовалась.

– Изолятор временного содержания, Ноксвилл.

Итак, меня все же поймали.

"Скоро меня убьют", – подумала я отвлеченно.

– Заканчивай, Миллер. – Женщина прихлопнула по боку моей миски, и часть кашицы выплеснулась на хлопчатобумажный халат, подобный тем, что носят в больницах. На каком-то этапе у меня забрали мою одежду.

– Вы знаете мое имя. – Стрижка не помогла мне остаться неузнанной. Ну и ладно.

Женщина хмыкнула.

– Одевайся. Ты не можешь остаться в этом.

Не выказывая ни капли стеснения, я разделась до белья и облачилась в слишком большую по размеру форму Сестер спасения, которой не доставало только шейного платка. Теперь я выглядела так же, как и голубоглазая женщина.

– Что теперь? – спросила я.

– Жди, пока за тобой не придут. – Она дважды постучала в дверь. Ту открыли снаружи, и женщина выскользнула в коридор.

Я уставилась на стену напротив, мой разум был пуст.

* * *

Некоторое время спустя я услышала, как по обивке двери звякнули ключи, затем раздался металлический лязг, и преграду убрали. За ней оказался стройный солдат с широкой грудью. У него было изящное лицо. Пронизывающие зеленые глаза. Зачесанные на сторону золотистые волосы. Большая ладонь держала планшетку и ручку. Другая рука от локтя до кисти была в гипсе.

К поясу рядом с дубинкой была пристегнута кобура с пистолетом. Я гадала, пришел ли он, чтобы застрелить меня, как застрелил мою мать командир части Чейза. Я удивилась, что мне было практически все равно. По крайней мере закончится этот кошмар.

Была в нем какая-то неуловимая черта. Мне казалось, будто я откуда-то его знаю. Кусочки мозаики по одному стали занимать свои места.

– Твои руки выглядят кошмарно. Чем ты занималась, боями в клетке?

Я опустила взгляд, замечая, что мои руки совсем неплохо выглядели. Корка слезла, оставив тонкие белые рубцы. Большая часть темных синяков исчезла. Я шевельнула пальцами. Лишь легкая тупая боль.

– Ты не имеешь ни малейшего понятия, кто я, – сказал он, бросая взгляд на дверь.

Я увидела на его шее три поблекших полосы. Царапины от ногтей. Моих ногтей.

– Такер Моррис.

– Ага, – медленно согласился он. Как если бы это было самым что ни на есть очевидным.

Молчание.

– Тебе совсем не любопытно, почему я здесь?

– Какая разница? Я уверена, меня в любом случае казнят. – Мой голос был пустым. В нем совершенно не было эмоций.

– Это отвратительно.

– Разве я не права?

Он ухмыльнулся.

– Где он?

– Я не понимаю, о ком ты, – произнесла я сквозь зубы.

– Молчание тебе не поможет.

– О, а мне еще можно помочь? – хмуро спросила я.

– Можно, если будешь дружить со мной. – Его голос был полон жизнерадостности. Как если бы он флиртовал. Меня едва не вырвало.

– Я не буду дружить с кем-то, кто участвует в убийствах невинных людей. – Слова опалили язык, но никак не тронули мое мертвое сердце.

– Так он сказал тебе? Я думал, струсит. Как и тогда с ней.

Вспышка ярости. Я хотела снова вцепиться в него ногтями, как тогда, когда он забирал маму. Но затем желание пропало. Осталась лишь горечь.

– Ты сукин сын, Такер.

– Я бы сказал то же самое о тебе. – Он ухмыльнулся своему остроумию. – Но следи за выражениями. Нельзя так разговаривать с солдатом.

Я фыркнула. Что он собирался сделать? Убить меня? Пусть становится в очередь.

Он помедлил.

– За Дженнингсом уже числится мелкое правонарушение, нападение со смертельно опасным оружием, хищение государственной собственности и еще как минимум десять незначительных проступков вдобавок к дезертирству. Он не тот, кого стоит защищать. Он никогда не ответит услугой на услугу.

Я не предоставила ему возможности попытаться защитить меня – я убежала, когда он охранял мою дверь. К тому времени, как он понял, что я исчезла, меня, возможно, уже бросили в эту камеру.

Я задалась вопросом, в чем обвиняли меня. Что-то по поводу побега из школы реформации. Кража и нападение. Что еще? Фиктивный брак, не одобренный правительством? Почему-то этот список меня позабавил. Теперь мне было бы все равно, даже если бы на меня повесили убийства снайпера.

– Почему ты вообще здесь? Я думала, ты в транспортной команде или чем-то подобном.

– Меня повысили. Я пошел вверх как по накатанной. Скоро, возможно, стану офицером.

– Поздравляю, – сказала я. Мой тон его не задел.

– Твой суд перенесли на конец недели.

– Черт. Сегодня все уже занято, а?

– Я подарил тебе еще три дня, чтобы ты подумала о своей судьбе. Хотел удостовериться, что ты испытаешь все прелести заключения. Любезность для нашего общего друга. – Его челюсть дернулась, когда он произнес это.

Такер был абсолютным злом. Даже более мерзким, чем Чейз.

– До вынесения приговора тебе приказано заниматься уборкой.

Он открыл дверь и жестом приказал мне выйти в коридор. Мои ноги ослабли от неподвижности, и на несколько секунд у меня закружилась голова. Я удивилась, что Такер позволил мне выйти без наручников.

Женщина, разбудившая меня раньше, была занята отскребанием полов. Возле нее стояло ведро с мыльной водой, а на руках были резиновые перчатки до локтей.

– Далила, это Эмбер Миллер, – сказал Такер от двери.

Она глянула вверх, а потом поднялась на ноги.

– Да, сэр.

– Она будет помогать тебе до своего суда.

Далила покорно кивнула. Перед тем как повернуться и уйти, Такер отвел меня в сторону.

– Я буду в том кабинете дальше по коридору. Зайди ко мне, когда она с тобой закончит.

– Жду не дождусь.

Уходя, он посмеивался.

– Возьми щетку. Вымоем полы, а затем будет другая уборка. – Далила была не слишком разговорчива.

Мы передвигались от камеры к камере, вымывая полы, заправляя кровати, очищая туалеты. Только две комнаты из всех были заняты, и мы не стали заходить туда сразу.

Пока я работала, по коридору с трудом прошел закованный в наручники мужчина с болезненно-желтой кожей и синяками на одной щеке. Его сопровождали четыре охранника, один из которых нес серебристый чемоданчик. Они грубо втолкнули заключенного в пустую камеру. Спустя несколько минут все охранники скрылись в том же направлении, откуда пришли.

– На суде был, – объяснила Далила. Мне стало болезненно любопытно, каким же оказался приговор.

Когда мы закончили, я отправилась следом за Далилой на нижний этаж в столовую, где мы взяли два подноса с серой кашей у солдата, на голове у которого была сетка для волос. Я смотрела, как несколько солдат входили и выходили через главный вход мимо охранника за толстой стеклянной панелью. Каждый раз, когда дверь открывалась, мои уши разрывались от пронзительного жужжания.

Наверху Далила открыла дверь камеры ключом, висевшим на тонкой металлической цепочке у нее на шее.

Находившийся внутри мужчина свернулся калачиком в углу кровати. Он был одет в ярко-желтый комбинезон и горестно раскачивался туда-сюда, что-то бормоча себе под нос.

– Еда, – сказала Далила, поставив поднос на незанятую сторону кровати.

Она закрыла дверь и поставила галочку в клетке напротив строчки "пища" на планшетке, закрепленной на ручке двери.

В следующей камере, прислонившись к стене, сидел мужчина с кожей оливкового цвета и грыз ногти.

– У вас есть одеяло или что-нибудь? – поспешно спросил он. – О, привет, – добавил он, заметив меня. Я с любопытством уставилась на него.

– Еда, – снова сказала Далила, ставя поднос на его кровать.

Мимо прошел охранник и направился вниз по лестнице.

– Куда он пошел? – спросила я Далилу.

– Обход. Они обходят коридоры каждые полчаса.

– Мне казалось, в тюрьме должно быть больше охраны.

Она покачала головой. – Это лишь небольшой следственный изолятор. Только камеры временного содержания. Здесь минимум охраны. Тюрьма находится в Шарлотт*.

Далила была весьма практична.

– Надеюсь, у тебя крепкий желудок, – произнесла она.

– Почему?

– Сейчас будет настоящая уборка.

Я прошла следом за ней на склад. Хлорка. Перчатки. Одежда для заключенных. Полотенца. Одеяла. Я подумала, что Далила возьмет одно для мужчины в той камере, но она этого не сделала и вместо одеяла взяла глубокую хозяйственную тележку с металлической крышкой. После чего мы пошли в третью занятую камеру, где находился солдат, которому недавно вынесли приговор.