Текст книги "Статья Пятая (ЛП)"

Автор книги: Кристен Симмонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Я посмотрела на его планшетку. На ней большими буквами было написано одно слово: "Отработано".

На какую-то долю секунды я вспомнила разговор с Ребеккой в школе реформации. Шон сказал ей, что слышал слово "отработать" в отношении нарушителей Статей. Тогда я наивно считала, что мою маму отправили на реабилитацию.

Когда дверь открылась, я поняла, почему Далила спрашивала меня о моем желудке.

Человек перед нами лежал, изогнувшись, на узкой кровати. Колени упираются в матрас, плечи смотрят в потолок. Темные волосы по-прежнему спутаны, на распухшей щеке чернеет синяк.

Но теперь он был мертв.

У меня в голове возник образ мужчины, умершего на площади. Его тело выглядело тонким и хрупким. Я вспомнила, как приняла его за спящего, хотя на самом деле он уже отошел.

Здесь было иначе. Этот человек выглядел мертвым. Серым, холодным и измученным, словно его разум нашел смерть до того, как тело подготовилось к ней. В этот миг я поняла, почему люди закрывают мертвым глаза. Эти безжизненные шары следили за мной, будто глаза Моны Лизы.

Я сделала шаг назад до того, как мои колени задрожали. Через несколько секунд меня всю трясло. Я не могла отвести взгляд от мертвеца. Мое воображение превратило его лицо в лицо Чейза. Его темные, пытливые глаза – пустые. Если его поймают, его судьба будет именно такой.

Даже сейчас я бы не хотела, чтобы Чейз погиб. Я надеялась, что он далеко отсюда. Что он скрылся, когда убедился в моем исчезновении.

Далила подняла тело и усадила его. Я почувствовала, как желчь дерет горло. Осторожно сглотнула. Далила перекатила тело на тележку, и оно глухо ударилось о металл.

Мне стало плохо. Я заставила себя сосредоточиться. Придать себе хоть немного сил.

– Ты еще в сознании? – спросила Далила, толкая тележку по коридору в сторону от лестницы.

Она не смотрела на меня, однако я кивнула, следуя за ней немного поодаль. Я уставилась себе на ноги, переводя глаза с одной на другую. Это было единственное, о чем я могла думать без тошноты.

– Помогает, если не думать о них, как о людях.

Да. Я представила, что это помогает.

В конце коридора находился грузовой лифт. Он был грязный, засаленный и темный. Далила втолкнула тележку внутрь, а я постаралась убедить себя, что в ней не было тела.

Мы доехали до нижнего этажа и вышли через неохраняемую дверь, которую Далила открыла ключом, висящем у нее на шее. Она везла тележку по узкой задней тропинке, пока мы не добрались до высокой ограды, увенчанной колючей проволокой. Там были ворота, управляемые двумя солдатами с пульта охраны. Они увидели тележку и пропустили нас без лишних вопросов.

– Полагаю, они знают, что мы делаем, – заметила я.

– Ты собираешься помогать? – спросила Далила, взявшись за работу. Я скользнула рядом с ней, контролируя тошноту, и ухватилась за металлическую ручку с одной стороны. Вместе мы потащили тележку вверх по крутой асфальтовой насыпи, огороженной огибающими здание с задней стороны парапетами с плоским верхом. Я вся вспотела к тому времени, как мы добрались до верха.

Нашим глазам открылось приземистое квадратное цементное здание. Оно было окружено красивыми наклоненными деревьями, контрастирующими с черным заводским дымом, поднимающимся из трубы. В воздухе воняло серой. Дорога изгибалась каплей перед входом.

– Нам в ту дверь, – показала Далила. Я помогла ей вкатить тяжелую тележку под тканевый навес около бокового входа. Она позвонила и, не дожидаясь ответа, пошла прочь.

– Мы просто оставим его – это – здесь? – спросила я.

Она кивнула.

– Крематорий.

У меня забурлило в животе.

Мою маму забрали в какое-то похожее место. На меня накатил такой ужас, что я едва не споткнулась.

Тошнота чуть отпустила, и я нашла в себе силы проследовать за Далилой на вершину холма. Там она помедлила. Я проследила за ее взглядом и в первый раз с того времени, как мы вошли в третью комнату, почувствовала, что стою на ногах тверже.

Перед нами простиралась база ФБР. Одинаковые, тусклые, серые здания, некоторые с пристройками, некоторые одиночные. Все та же роковая тематика. Между постройками виднелись небольшие подстриженные лужайки, а белые дорожки вели от одного входа к другому. База протянулась на несколько миль и была окружена высоким стальным забором, сквозь ворота которого мы прошли внизу. Вдалеке я видела реку и госпиталь, у которого мы оставили машину. В том же районе должна была быть и площадь, и гостиница "Веланд", где разрабатывало свои планы сопротивление.

Да, эту информацию я могла бы предложить Уоллису. Планировку изолятора предварительного содержания. Количество патрулирующих коридоры охранников. Географическую структуру базы. До сих пор я сомневалась, что смогла бы принести пользу сопротивлению. Теперь эти сомнения исчезли.

Я почувствовала, как внутри меня всколыхнулся огонек. Я едва узнала это ощущение.

Надежда.

Что, если я найду способ сообщить Уоллису? Даже если мне суждено умереть, эта информация может спасти других. Невинных людей, как мама. Мне было физически больно думать, что доступные мне сейчас сведения могли бы помочь кому-нибудь спасти ее.

Я обернулась и увидела останки покинутого города. Возможно, это был один из жилых пригородов Ноксвилла. Петляющие заасфальтированные улицы были обрамлены теснящимися двухэтажными домами и многоквартирными сооружениями. Издалека их крошечные дворики не казались неухоженными или поглощенными сорняками. Меченные дома и разбитые окна были слишком далеко, чтобы их можно было рассмотреть.

Мое внимание привлек прерывающий линию горизонта старый знак с ценами на топливо. Слева от линии моего взгляда проходила главная улица. Прямая дорога вела от нас вдаль.

– Это все тоже часть базы? – спросила я.

– Нет. База только там. Эта часть города была эвакуирована. Красная зона.

Мои брови сошлись на переносице.

– Вы хотите сказать, что сейчас мы не на территории базы?

– А ты сообразительная, – с издевкой произнесла женщина.

Меня охватило волнение.

– Как часто вы сюда выходите? – спросила я.

– Каждый раз, когда мне нужно вывозить отходы.

Я сморщилась от этого сравнения.

– И вам никогда не хотелось просто продолжить идти?

– Мне всегда этого хочется.

– Тогда почему вы все еще здесь?

Она повернула ко мне свое усталое лицо.

– Если бы там меня что-то ждало, я бы уже давно ушла.

Она задумчиво на меня посмотрела, оценивая мои намерения. Очевидно, мои мысли были так же прозрачны, как ее глаза.

Дома есть Бет. А Ребекка в опасности. Я могла бы пригодиться Уоллису и сопротивлению, и как я могу не помочь им после убийства мамы? Существовало слишком много людей вроде меня, людей, которые не знали, сколько смерти несет МН. И слишком много мертвых людей, чьи любимые все еще надеялись на воссоединение.

Мне нужно было сделать что-то, что угодно, каким бы незначительным это ни было. Ради мамы.

Если я побегу сейчас, Далиле нужно будет пройти менее десяти футов, чтобы поднять тревогу в пропускной будке. Но Такер сказал, что до моего суда было еще три дня. Если я заслужу достаточно доверия, чтобы меня выпустили сюда одну, то, возможно, смогу убежать.

– Хочешь пулю в спину, а? – Она не ждала ответа.

Далила потащилась вниз с холма. А я последовала за ней, строя планы.

* Город в штате Северная Каролина.

Глава 15

Остаток дня Далила не заговаривала со мной. Когда дневная смена подошла к концу, она поручила мне сложить полотенца в кладовой, даже не потрудившись скрыть свое раздражение от того, что меня не вернули в камеру.

Сирена возвестила комендантский час, и электропитание переключилось на резервный генератор. Однако это мало кто слышал: за исключением охранника на лестнице, коридор был уже пуст.

Такер заканчивал работать с какими-то документами, когда я наконец дотащилась до его кабинета.

– Чего тебе надо? – спросила я.

Он вытащил из кобуры пистолет, и я подумала: "Вот и все. Он собирается меня убить". Я приготовилась к боли, которая неизбежно должна была последовать. Но вместо этого он положил оружие в сейф в дальнем углу комнаты, запер его и опустил ключ в ящик стола. Я глубоко вздохнула, вновь наполнив легкие воздухом. Он подождал мгновение, разглядывая меня с непонятным выражением.

– Ты же не замужем, верно? – Он сказал это так, как ребенок десяти лет говорил бы о брокколи.

Я почувствовала, как по коже пополз легкий румянец – напоминание о том, что я все еще была живым человеком.

– Нет.

– Тогда к чему кольцо?

Я почти удивилась, увидев, что оно все еще у меня на пальце.

– Ни к чему. Просто нашла.

Это было кольцо, которое Чейз украл для меня у Лофтонов. Когда мы притворялись, что женаты. Между нами было много притворства.

Из-за того что Такер за мной наблюдал, я не стала снимать кольцо, но неожиданно оно показалось мне слишком тугим. На лицо Такера вернулось обычное высокомерие.

– Я говорил с начальством. До суда ты спишь в своей камере.

Это было мне давно понятно, но все равно меня пробрала дрожь. Кто доживет до утра?

– Я видела сегодня результат одного из ваших судов, – обвиняющим тоном сказала я.

Я вспомнила, как лицо солдата стало на моих глазах лицом Чейза. На долю секунды мне стало интересно, испытывал ли Чейз то же сосущее ощущение ужаса, когда я упоминала маму. Пронизывал ли его ужас каждый раз, когда он слышал ее имя. Но любопытство тут же испарилось, затуманенное предательством.

– И? – спросил Такер. Как будто казнь была мелочью. – Лучший способ подавить непокорность – действовать быстро и уверенно.

Несомненно, этой фразе его научил командир. От намека на гордость в его голосе мне стало настолько неприятно, что я почти вышла из кабинета, но затем подумала об Уоллисе и сопротивлении. О Ребекке, которая, возможно, все еще находилась где-то здесь, в этом здании. Тогда я поняла, что должна остаться.

– Вы даете им таблетку или что-то в этом роде?

– Укол стрихнина. Это препятствует дыханию. Мышцы сводит судорога и начинаются конвульсии. А затем ты умираешь. Это быстро. – Я почти было подумала, что последним предложением он пытался успокоить меня, но его голос был полностью лишен интонаций.

– Вы делаете с девушками то же? Укол стрихнина? – Я пыталась выглядеть напуганной, но страха не ощущала. Я стала испытывать к смерти меньше отвращения, чем раньше, и Такер Моррис меня не тревожил. Он был слаб. Он нуждался в МН. Ему нужно было во что-то верить, потому что, вероятно, в себя ему верить было слишком тягостно.

– Иногда. – Я знала, он думал о моей маме. Я ненавидела его за то, что она хоть в каком-то отношении присутствовала в его памяти.

– Не знаешь, девушку по имени Ребекка Лэнсинг тоже казнили? Она, вероятно, поступила из школы реформации Западной Виргинии. Блондинка, приятной наружности...

– С большой грудью.

– Наверное. – Я воспряла духом.

– Не-а.

– Ты только что сказал...

– Я не могу сообщать тебе такую информацию. – Его глаза заблестели осознанием власти. – Если ты, конечно, не...

– Если не что?

– Ну, я бы продал тебе эти сведения.

– За что? – скептически спросила я. И осознала, как мало места было в кабинете.

– Как насчет поцелуя? Посмотрим, к чему он нас приведет. – Такер откинулся к стене, разведя колени в стороны; его незагипсованная рука свободно повисла. Лицо его горело высокомерием. Я не могла поверить, что он хотел поцеловаться с кем-то, кто, как он знал, через несколько дней будет мертв.

– Не смеши меня.

Он рассмеялся.

– Могу поспорить, ему нравилось, когда ты строила из себя такую недотрогу.

Мое лицо вспыхнуло. Это его не касалось. Это было слишком личное.

Когда я повернулась, чтобы выйти из кабинета, он здоровой рукой захватил оба моих запястья и выкрутил их у меня над головой, отчего мои руки прошило болью. Он был быстрым, точно таким же, как и во время зачистки. Не следовало его недооценивать только потому, что у него сломана рука. Такер толкнул меня к шкафу и прижал меня к нему своим телом. От него веяло превосходством, как дорогим одеколоном.

Ярость затопила меня. Никто не смеет прикасаться ко мне без моего разрешения. Больше никогда.

Мне захотелось его избить.

Конечно он был больше и сильнее меня. Скорее всего, в итоге он победил бы. Но я могла бы по крайней мере провести пару хороших ударов. Особенно если как следует разозлюсь.

Я не могла поверить, что думаю подобным образом. Как Чейз. Я сходила с ума.

Его лицо было близко. Так близко, что я могла чувствовать его дыхание на своих губах. Его зеленые глаза горели желанием. Как сильно этот взгляд отличался от того, что я знала раньше. Чейз смотрел на меня, изучая мои чувства. Такер старался увидеть лишь свое собственное отражение.

Он беспокоил меня во многих отношениях.

– Назад, или я закричу.

Я точно знала, что Такер не мог рисковать, чтобы его застали с заключенной, которая была в большей или меньшей степени дрянью реформационной школы. И я не собиралась подыгрывать ему до тех пор, пока не буду уверена, что он выполнит свою часть сделки.

– О-ох, – тихо простонал он. – Я не думал, что ты так нечиста на язык.

– Сэр? – Далила просунула голову в дверной проем. – Ой! – Ее лицо покраснело, а глаза метнулись к полу. В мгновение ока Такер выпустил мои руки.

– Что тебе нужно? – прорычал он.

– Я прошу прощения, сэр. Просто ухожу домой. Я не была уверена, хотели ли вы, чтобы я завтра с мисс Миллер провела те же процедуры. – Она, очевидно смущенная, выпалила все это на одном дыхании. Я не могла не почувствовать краску стыда и сама. Я определенно не хотела, чтобы кто-то подумал, будто приставания Такера поощрялись с моей стороны.

– Да. Завтра выполняйте то же самое, – сказал Такер. Затем его губы медленно расплылись в улыбке. – И еще, Далила. Будь добра, немного больше осмотрительности. Я бы не хотел потерять тебя после всего, что ты сделала.

Далила, казалось, желала провалиться сквозь землю. Мы обе знали, что, когда Такер говорил "потерять", он имел в виду вовсе не увольнение.

Мне нельзя было терять больше ни минуты. Я почти грубо протолкнулась мимо Далилы в попытке выйти в коридор. Как раз в этот момент там проходил патрульный. Он коротко кивнул Такеру. Тот ответил тем же и закрыл за собой дверь кабинета.

Не произнося больше ни слова, он запер меня в моей камере.

* * *

Той ночью я не смогла уснуть. Я лежала, уставившись в потолок, и дрожала. С присущей ему невероятной добротой, Такер дал мне погрызенное крысами старое полотенце и одеяло. Это была демонстрация силы: он показывал, что мог предоставить мне удобства даже в этом обиталище смерти. Какой великодушный тюремщик.

Я разорвала тонкое полотенце в клочья, а одеяло оставила нетронутым.

Стоя на кровати, я могла выглянуть через высокое, зарешеченное окно, за которым простиралась база. На ее территории царила абсолютная неподвижность, если не считать одиночных охранников, прохаживающихся по зацементированным дорожкам. Я полагала, что здесь работали еще гражданские, подобные Далиле, но им, очевидно, нужно было соблюдать комендантский час. Даже если бы я смогла вырваться из здания изолятора сейчас, было бы самоубийством пытаться сбежать ночью.

Я сползла вниз по стене и подтянула колени к груди. Подула на запястья, которые до сих пор горели краснотой от захвата Такера.

Без всякой причины мои глаза наполнились слезами.

– Нет, – вслух сказала я. Если позволю упасть хоть одной слезе, за ней последует другая. Я не могла позволить себе слабость. Я должна была помочь сопротивлению. В память о маме. Ее смерть станет бессмысленной, если я тоже погибну.

Поэтому я балансировала на острие ножа, стараясь не поддаться ни безрассудству, ни отчаянию.

Я пыталась остановить образы, но они продолжали меня преследовать. Завеса тьмы служила фоном, и будто фильм разворачивались передо мной воспоминания Чейза.

Моя мама в камере. Одна, как я сейчас, но напуганная. Входит Чейз, за ним следуют Такер Моррис и другие солдаты. Пистолет Чейза поднят. Она сражалась? Могу поспорить, да. Затем страх, на смену которому пришло сочувствие, и шепот мольбы защитить меня. Извращенное осознание Чейзом, что попыткой сделать это будет убить ее. Но он не мог так поступить. За него казнь совершил командир его части. А Чейзу пришлось смотреть.

Я винила Чейза в ее смерти. Факты казались мне так ясны. Но, когда я еще раз обдумала случившееся, они представились мне искаженными, расплывчатыми. В МН из Чейза сделали козла отпущения лишь за то, что он был собой. Я больше не могла винить его.

Теперь я больше не могла сдерживаться. Слезы горя, отчаяния, ненависти затопили меня. Я стала настолько противна самой себе, что это чувство превзошло даже самобичевание, которое я видела в глазах Чейза. И оно было куда более справедливым.

Я совершила ужасную ошибку.

После Войны Чейз вернулся, чтобы найти меня. Он ответил на призыв, потому что я сказала ему это сделать. Он всегда пытался защищать меня, даже когда это включало в себя вероятность лишиться собственной жизни или лишить жизни другого. Его ложь должна была оградить меня от боли. Это было неправильно, но после всего, что он пережил, я больше не могла винить за сокрытие правды.

Он всегда хотел, чтобы я была в безопасности. Я отвергла это, швырнула его заботу ему прямо в лицо. Я хотела причинить ему большую боль, чем он уже испытывал. И у меня получилось.

Слова Шона ворвались в поток моих мучений.

"Это их вина, Миллер. Не наша. Это ФБР должно сожалеть".

Теперь я понимала это лучше, чем когда бы то ни было. В том, что произошло, не было вины Чейза. Не было и моей; и даже не было вины Такера. Во всем было виновато ФБР. Президент. Это они заставляли всех страдать, а тем, кому больно не было, промывали мозги.

Я с силой крутила миниатюрное золотое кольцо, обхватывающее мой палец.

К утру у меня был план.

Я собиралась покинуть базу. Вернуться к сопротивлению и найти Чейза, где бы он ни был. Я должна была попытаться все исправить. Ради него. Ради мамы. Ради Ребекки.

А если у меня не получится, то я умру, пытаясь.

* * *

К моему ужасу, утром "отработали" еще одного солдата. Мужчина, которого я кормила меньше дня назад, лежал, раскинувшись, на полу, наполовину под кроватью. Его губы побелели, лицо было серым. Мертво смотрели открытые глаза.

Я чувствовала отвращение. Не могла не задаваться вопросом: вдруг в моих силах было помочь ему. Спасти его. Я никогда не привыкну к этому, как, очевидно, привыкла Далила.

Мы делали то же, что и вчера. Только на этот раз я проглотила комок, раздирающий мое горло, и сосредоточилась на деталях. На том, как Далила выходила из лифта. На темном коридоре внизу, который казался необитаемым. На каждом случае, когда она пользовалась ключом. На точном месте, где она оставляла тележку у крематория.

Мне нужно было усвоить все это идеально. Когда я пройду по этому пути в следующий раз, я буду одна.

На обед было все то же столовское пюре. Оно мало успокоило мой желудок, но мне нужно было горючее, чтобы пережить предстоящее.

В конце дня я проследовала за Далилой на склад. На плечи у меня было наброшено одеяло, хоть в здании в рабочие часы и было тепло. Мне нужно было, чтобы Такер поверил, будто я оценила его сочувствие, и я добилась своего. Когда я встретила его раньше, он был единственным охранником, кто не проигнорировал мое присутствие.

То, что я приняла его дар, заставило его почувствовать, будто он контролирует ситуацию. Будто я не угроза. Он ослабил бдительность при мне, а это мне и было нужно.

Как и весь день, я наблюдала за Далилой. Мне нужен был универсальный ключ, который висел у нее на шее. Она не отдаст его – слишком глубоко в ней засели догмы МН. Мне придется украсть его. А чтобы она не испортила мой план, я должна была заслужить ее доверие.

Эта часть плана была завязана на Такере.

Когда я приблизилась к женщине, она выливала в слив воду из ведра.

– Мне нужно поговорить с Моррисом, – сказала я ей.

Не поднимая глаз, она махнула рукой, но ее впалые щеки залил румянец. Мы обе помнили сцену, при которой она застала нас прошлым вечером.

– Я приду за тобой утром, – сказала она.

Я кивнула.

Я заставила себя беспечно пройти по коридору к кабинету Такера. Ожидание того, что мне придется сделать, заставило адреналин заструиться по моим венам. Сражаясь с порывом нервно глянуть на дверь, я плотнее закуталась в одеяло.

Как и вчера, он заканчивал работать с документами. Ничего не сказал, лишь приподнял на меня одну бровь.

– Я хочу знать о Ребекке Лэнсинг.

– Ты знаешь расценки.

– Знаю.

С улыбкой, полной чувства собственной правоты, он обошел вокруг стола.

– Тогда плати.

– Погоди. Я... боюсь, что мимо пройдет охранник. – Я старалась, чтобы мой голос прозвучал нервно. Рассудила, что Такеру это понравится. Для пущего эффекта я потеребила кончики волос.

– Он проходил пять минут назад.

– Просто сходи и проверь, – попросила я. – Я не хочу, чтобы нас прервали, как вчера.

Его лицо озарилось.

– Хорошо. Жди здесь.

Как трогательно.

Его не было только несколько минут. Достаточно долго, чтобы я сделала то, что мне было нужно. Чтобы успела завести механизм завтрашнего побега.

Когда он вернулся, я сидела на тумбочке сейфа, крышка которого доставала мне до бедра. Отброшенное одеяло кучей лежало за мной. Я нетерпеливо раскачивала ногами и заставляла себя думать о свободе, а не о том, что собиралась сделать.

– Все чисто, – сказал он мне, приближаясь.

Он не колебался. Грубо встал между моими коленями, подтянув мои бедра к краю тумбочки. Его лицо опустилось к моему.

Он неправильно пах. Был неправильным на вкус. Его губы были слишком настойчивы. Руки – эгоистичны. Я пыталась отпрянуть, но он твердо положил загипсованную руку мне на плечи. Его другая рука проскользнула к моему животу. Поднялась выше, где колючая ткань покрывала мои ребра. И еще выше, туда, куда я не собиралась пускать его ладонь.

– Хватит. – Каждый мой нерв натянулся. Я отпихнула Такера, потрясенная самой собой.

– Еще нет. – Он снова наклонился ко мне, но я с силой оттолкнула его руки и подняла между нами колено. Когда он в следующий раз попытался приблизиться, моя ступня оказалась прижатой к его паху. Готовая ударить.

– Только попробуй, – предупредила я.

Он рассмеялся, примирительно поднял руки.

– Боже, жаль, Дженнингс этого не видел. Нам бы даже не пришлось убивать его. Он бы и так откинул копыта.

Во мне вспыхнуло раздражение.

– А ты много о нем говоришь. Не знай я наверняка, подумала бы, что ты ревнуешь, Такер.

Это было слишком.

Его ухмылка испарилась. Затем вернулась, привнеся в его зеленые глаза мстительное свечение. Его пальцы проскользнули по моему горлу, ощупали яремную вену. Его прикосновение было слишком нежным, и я почувствовала за ним силу. Я прерывисто дышала, кисти сжались в кулаки. Такер ревновал к Чейзу из-за внимания, которым того удостаивали. Он мог избить меня, лишь чтобы ранить своего бывшего партнера.

– Боишься? – прошептал он. – Знаешь, что я мог бы с тобой сделать?

– Ребекка Лэнсинг, – напомнила я, изо всех сил стараясь сглотнуть.

К моему облегчению, он выпустил мое горло.

– Центр по реабилитации в Чикаго.

Мое сердце ушло в пятки. Чикаго. Там Чейз жил со своим дядей. Туда его призвали. Непросто будет найти Ребекку в разоренном войной городе, где находилась одна из самых крупных военных баз в стране.

– Ее не убили?

– Ей повезло. Как знать, возможно, повезет и тебе.

Пора было уходить. Я слезла с тумбочки.

– Погоди, погоди. – Он заступил мне выход. – Мы только начали. Нельзя просто так заглушать двигатель.

Я пыталась сдержать рвотный позыв. Но затем насторожилась.

– Идет охранник. Хочешь продолжить валять дурака? Ему, возможно, захочется посмотреть.

Такер прислушался, затем вздрогнул, когда узнал шаги. Пока он был отвлечен, я схватила свое одеяло и по стеночке проскользнула в коридор. Как только охранник увидит меня, Такер не сможет скрыть, что мы были здесь вдвоем.

– Хорошо сыграно, – сказал он, тихо хлопнув в ладони. – А ты любительница дразниться, верно?

Мое лицо вспыхнуло, а зубы сжались, но я заставила себя спокойно идти по коридору: знала, что он следил за каждым моим шагом. Дождалась, пока он не открыл дверь и не впустил меня в мою камеру. Несколько мгновений спустя он обменялся приглушенными словами с дежурным. Я слушала, как они вместе дошли до лестницы.

А затем я развернула скомканное одеяло, и взору моему предстал пистолет – тот, что я украла, пока Такер проверял коридор. Я улыбнулась.

* * *

Не засыпая, я составляла план побега. Шаг за шагом.

Далила придет за мной, как только закончится комендантский час. Мы пойдем в кладовую, и я отберу у нее ключ. Надеюсь, она не поднимет шум, когда я запру ее там. Я отвезу тележку мимо кабинета к грузовому лифту и спущу ее на первый этаж. Охранники на воротах не станут меня останавливать: они подумают, что я иду к крематорию, и будут правы. Я оставлю тележку около боковой двери, под навесом. А потом побегу.

Я не позволяла себе обдумывать какие-либо отклонения от этого плана. Я уже знала, что буду делать, если что-то пойдет не так.

Я держала пистолет в руке, вертела его, согревая рукоятку в своей ладони. Привыкая к его присутствию. Это был такой же штатный пистолет, как у Чейза: гладкий, серебристый, с толстым стволом. Я щелкала предохранителем, чтобы привыкнуть к звуку и ощущениям.

Мне стало интересно, что подумали бы обо мне Бет и Райан, увидь они меня сейчас. Я больше не была маленькой испуганной девочкой, которую волокли в исправительный центр. Что-то внутри меня изменилось, стерлось и сделало меня жестче. Сомневаюсь даже, что я выглядела по-прежнему.

"Когда теряешь семью... начинаешь по-другому смотреть на страх", – однажды сказал мне Чейз. Да. Теперь я поняла. Страх не исчезал, но становился осязаемым, будто острый нож, который неизбежно приходится носить с собой.

Мое внимание привлекли приглушенные голоса из коридора. Слишком поздно было переводить заключенного – стояла полночь. Я спрятала пистолет под матрас и с любопытством прижалась ухом к двери.

– Вот уж ублюдок. Те двое, что дежурили, неделю проведут в лазарете.

– И тебе пару раз зарядил промеж глаз, а?

– Заткнись, Гаррисон. Не тебе говорить. Я-то хоть не обмочился в углу.

Смех. Затем стон. Шелест ткани по линолеуму. Звон ключей. Открываясь, тихо проскрипела дверь.

Теперь стало тише. Вероятно, они зашли внутрь. Затем я услышала, как по стене над моей кроватью что-то стукнуло. Жертву оставили в соседней камере. Я почувствовала волну жалости. Сердце отдалось болью за моего товарища по несчастью. Если он напал на солдат, то ничего хорошего ему не светило.

– Его бланк заполнен. – Это произнес третий голос. Возможно, дежурного. – Один из вас останется его караулить?

– Да погляди на него, приятель. Он едва дышит. Что заставляет тебя думать, что его надо караулить?

– Просто узнаю приказы, всего лишь.

– Начальство сказало оставить его здесь до утра. Как только очнется, он предстанет перед Советом. Уверен, для него приберегли что-то премиленькое.

Хохот. Звук закрываемой двери. Удаляющиеся шаги.

До утра не раздалось больше ни звука. Я гадала: вдруг мой новый сосед уже умер. И даже когда загорелся свет, возвещая конец комендантского часа, я поймала себя на том, что разумом возвращаюсь к этому бедняге. Я гордилась, что он дрался с солдатами. Чтобы пережить этот день, мне нужно будет быть такой же смелой.

Услышав, как в замке повернулся ключ, я подскочила. Пистолет был упрятан в мой бюстгальтер, и я снова накинула на плечи одеяло, чтобы скрыть излишнюю выпуклость. Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться и повернуться к двери. И все равно я едва не направила на Далилу пистолет, как только она вошла.

Женщина задумчиво на меня поглядела. Я могла лишь гадать, что, по ее мнению, произошло прошлым вечером между Такером и мной.

– Здрасте. – Я желала, чтобы мой голос прозвучал так, будто я с ужасом ожидала этого дня. На самом деле так и было.

– Идем. И пошевеливайся, – рявкнула она и отвернулась, чтобы направиться к складу. Мимо прошел охранник, отчего по моей коже пробежали мурашки. Мне казалось, он смотрит на меня. Знает, что я собиралась сделать.

Мне нужно было успокоиться.

Как только мы вошли на склад, Далила начала срывать со стены полотенца. Она протянула мне ведро, чтобы я наполнила его водой. Глубоко вздохнув, я поставила его на пол.

Сейчас или никогда.

Я повернулась к Далиле спиной и очень медленно потянулась к пистолету.

– Далила, мне нужно...

– Далила! По-моему, я приказал тебе шевелиться! – прокричал солдат с другого конца коридора.

Нет! Ей уже отдали приказы, значит, не исполни она их, ее придут искать.

– Быстро, быстро, быстро, – бормотала женщина напряженным голосом. – Разве я не сказала тебе налить в ведро воды?

– Д-да, – выдавила я и сделала, как мне было велено. С планом придется подождать до тех пор, пока солдаты не будут больше нуждаться в помощи Далилы.

– Через час придет офицер, чтобы поговорить с заключенным из четвертой камеры, – сказала она. – Его привели вчера ночью, и он в плохом состоянии. Все еще без сознания. Приведи его в чувство, чтобы его могли допросить.

"В чем смысл?" – подумала я. Вспомнила, как Далила приводила в чувство меня, перед тем как я встретила Такера.

– А вы что будете делать? – спросила я. Мне еще не давали самостоятельные поручения.

– Парень из второй камеры перерезал ночью вены. Кому-то придется убраться и доставить его тело в крематорий.

Я содрогнулась, не в состоянии остановить образ лица солдата, который вторгся в мой разум. Густые брови, щеки с веснушками. Неосознанный, потерянный взгляд. Вчера я приносила ему ужин.

– Я бы справилась с этим, – слабо предложила я. – Отвезла бы тело. А вы позаботьтесь о четвертой камере.

Далила фыркнула. Солдат из коридора снова криком позвал ее.

– Они хотят, чтобы с этим разобрались быстро, – с ударением произнесла она, будто бы я была не в состоянии выполнить это. Я подавила отвращение. Ее голос прозвучал так, будто она почти гордилась тем, что в ней нуждались. И тогда мне стало ее жалко; как мало в ней осталось души.

– Я справлюсь. Я знаю, вас беспокоит спина, – сделала я еще одну попытку. Я видела, как женщина вчера разминала спину, и надеялась, что не промахнулась со своим предположением.

– С твоей стороны будет мудро подчиниться приказам, – просто ответила женщина.

Сглатывая поражение, я проследовала за ней в коридор. Я говорила себе, что в течение дня мне предоставится еще один шанс. Он должен предоставиться, потому что завтра меня ожидал суд.

Пока Далила открывала дверь в камеру, что была рядом с моей, я мысленно готовилась побыстрее разобраться с этим солдатом. Если он придет в себя достаточно, чтобы говорить с офицером, до того, как Далила закончит с уборкой, у меня все еще может остаться возможность помочь ей отвезти тело в крематорий.