Текст книги "Неизбежный (ЛП)"

Автор книги: Кристен Граната

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 3

ГРЭМ

– ДОБРОЕ УТРО, ГРЭМ.

Энтони Монтальбано распахивает дверь и выходит в коридор. В безупречно застегнутом на все пуговицы темно-синем костюме, с накрахмаленным белым воротничком и подобранным по цвету галстуком.

Я сдержанно киваю ему.

– Доброе, сэр.

– Розмари приготовила на кухне замечательное блюдо. Заходи, попробуй.

– Нет, спасибо. – Поднимаю свою чашку на вынос. – Я купил кофе по дороге сюда.

– Чепуха. Человек, который защищает мою дочь, заслуживает весь завтрак, который он может впихнуть в себя. Пожалуйста, я настаиваю.

Энтони уходит на работу, что дало бы мне беспрепятственный доступ в дом. Это именно та возможность, которая нужна, но я не могу показаться слишком нетерпеливым.

– Эва не будет возражать против нашего вторжения, сэр?

Он морщится.

– Она доставляет тебе столько же хлопот, сколько и мне?

– Я справлюсь с этим.

Он протягивает руку и похлопывает меня по плечу.

– Позаботься о ней. Эва моя единственная малышка. Она – все, что у меня осталось.

Чувство вины подступает к горлу, заглушая мой ответ.

Это больше, чем сказал бы обо мне отец.

Пока что этот мужчина не кажется таким уж плохим.

– Будет сделано, сэр. – Я переступаю порог и иду по длинному коридору, чувствуя себя волком, которого только что впустили в курятник.

Когда нахожу кухню, Розмари, как полагаю, ахает и хватается за грудь.

– Черт, прошу прощения. – Поднимаю руки по обе стороны от головы. – Мистер Монтальбано впустил меня. Я телохранитель Эванджелины.

Женщина смеется, прижимая ладонь к груди.

– О, все в порядке. Просто не ждала никаких посетителей. Немного не по себе с тех пор, как похитили мисс Эванджелину.

От этого у меня скручивает живот.

– Это понятно. – Протягиваю свою руку. – Грэм.

– Приятно с вами познакомиться. Розмари. Мисс Эванджелина все еще спит. Хотя скоро должна встать.

– Мистер Монтальбано велел мне позавтракать, пока Эва не проснулась.

– Конечно. Давай я положу тебе.

– Нет, спасибо. Могу сам.

Розмари одаривает меня благодарной улыбкой.

– Тогда сбегаю за продуктами, потом вернусь. Угощайся, еды много.

– Спасибо. Э-э, здесь есть кто-нибудь, кроме Эванджелины? Не хочу больше никого пугать.

Розмари качает головой.

– Сельма, домработница, должна быть здесь около одиннадцати. А до тех пор будем только мы.

Она обегает меня и исчезает в коридоре.

Я жду, пока не услышу щелчок закрываемой двери, затем выбегаю из кухни в поисках кабинета Монтальбано.

Это место – гребаный лабиринт, занимающий весь верхний этаж здания. Большая часть пространства представляет собой концепцию открытого этажа, но отдельные комнаты становятся более уединенными по мере продолжения коридора. Я заглядываю в каждую комнату, пока не нахожу нужную.

Дверь кабинета не только не заперта, но и открыта настежь. Это говорит об одной из двух вещей: либо Монтальбано нечего скрывать, либо ему нечего бояться. И если думает о втором, то он глупее, чем я думал.

Начинаю с его стола. У этого мужчины какое-то серьезное ОКР. Все в столе помечено. Налоги, квитанции – даже на упаковке со скрепками написано «Скрепки для бумаги». Все находится на своих местах, а это значит, что здесь нет ничего незаконного или грязного.

Если только все не помечено так, чтобы сбить кого-то вроде меня со следа. Пока слишком рано говорить, с каким из двух случаев я здесь имею дело, но знаю, что разберусь с этим достаточно скоро.

Страшно, насколько быстро научился находить то, что люди так старательно пытаются скрыть.

Я начал работать на своего отца с ошибочным представлением о том, что помогаю людям. Семьи, потерявшие связь со своими близкими, женщины, пытающиеся застать своих мужей-изменников на месте преступления. Люди страдают по всему миру, и убедил себя, что меняю ситуацию к лучшему.

Но это? Рыться в столе Монтальбано в его домашнем кабинете, пока тот на работе? Это не помогает никому, кроме моего отца.

Это делает меня тем куском дерьма, которым учил быть отец.

Я обыскиваю стол около десяти минут, пока в комнату не доносится слабый звук женского голоса.

Принцесса проснулась.

запихиваю папки, которые держу в руках, обратно в ящик и выскакиваю в коридор.

Итак, в какой стороне была кухня?

Иду налево, и голос становится громче по мере того, как крадусь по коридору. Эва поет. Чем ближе подхожу, тем лучше могу разобрать текст, и не могу сдержать улыбку, когда добираюсь до живого выступления на кухне.

Эванджелина, закутанная в пушистый леопардовый халат и тапочки в тон, стоит спиной ко мне. Ее черно-рыжие волосы в беспорядке собраны в пучок на макушке, и она что-то напевает в нож для масла, накладывая себе на тарелку блинчики и фрукты.

Девушка поворачивается, чтобы взять последнюю ноту припева, крепко зажмурив глаза, вкладывая в это все, что у нее есть.

Совершенно фальшиво, могу заметить.

Но черт меня побери, если она не самое милое создание, которое я когда-либо видел.

Эва загипнотизировала меня. Настолько, что забываю о том, что девушка понятия не имеет о моем пребывании в ее доме. Она открывает глаза и визжит, пронзая барабанные перепонки – вместе со звуковым барьером – и швыряет в меня своей тарелкой, как фрисби. Поднимаю руки, чтобы заблокировать предмет посуды, и тот разбивается вдребезги, когда падает на пол, блинчики и черника разлетаются по кафелю.

– Какого хрена ты здесь делаешь, урод?

– Твой отец впустил меня. Он…

– Мой отец. – Эва смеется. – Впустил незнакомого мужчину в свой дом, в то время как его дочь лежит голая в своей постели. Отец этого гребаного года.

Я приподнимаю бровь.

– Ты спишь голая?

Румянец окрашивает ее щеки.

– Убирайся. Нахрен.

Вместо того чтобы уйти, что было бы правильным решением, прохожу дальше в кухню. Ее глаза расширяются, когда протягиваю руку за своей чашкой кофе, которая стоит на стойке позади, и делаю глоток. Затем отворачиваюсь и накладываю себе на тарелку блинчики, бекон и яичницу-болтунью.

Указываю вилкой на пол.

– Возможно, стоит это убрать. Черника испачкает дорогую белую плитку. С другой стороны, скорее всего, здесь есть люди, которые делают это за тебя. Ты щелкаешь пальцами или просто звонишь в колокольчик?

Девушка вторгается в личное пространство, ее меховой халат задевает мой бицепс, она стискивает зубы и свирепо смотрит на меня снизу вверх.

– Пошел ты. Я не для кого не щелкаю пальцами.

Отправляю в рот кусочек хрустящего бекона.

– Удивительно.

– У тебя есть своя еда, придурок. А теперь уходи.

– Почти закончил.

Хватаю кувшин с сиропом и поливаю им все, что лежит у меня на тарелке, чем заслуживаю презрительную усмешку от принцессы с трастовым фондом.

– Не могу не добавить сироп. Зная вашу семью, думаю, что это, вероятно, только что добылось с кленового дерева сегодня утром.

Девушка упирает руку в бедро.

– Ты ни хрена не знаешь о моей семье.

– Я знаю, что ты не пользуешься брендом из обычных магазинов, как остальные смертные.

Пар должен валить у нее из ушей, учитывая, какое красное лицо. Я нажимаю на все нужные кнопки, и мне это очень нравится. Эва – огненный шар, когда злится, и по какой-то причине хочу продолжать разжигать это пламя.

– Теперь закончил?

Киваю и несу свою тарелку к двери, стараясь не раздавить чернику под собой.

Останавливаюсь и поворачиваю голову, чтобы посмотреть на нее через плечо.

– Кстати, Linkin Park? Серьезно? Неплохой выбор, хотя в конце ты немного фальшивила.

– Боже! – визжит она.

И я пригибаюсь, когда маффин пролетает по воздуху.

ЭВА

ЗДОРОВЯК ЗАПЫХАЛСЯ, когда подъехал к отелю «Уолдорф Астория». Через двадцать минут после меня.

Не могу сдержать ухмылку, которая расползается по лицу. Так ему и надо за то, что он напугал меня до полусмерти, а потом оскорбил на собственной кухне ранее.

– Неужели так все и будет? – Он ковыляет ко мне, его грудь и плечи вздымаются. – Я должен преследовать тебя каждый раз, когда ты выходишь из дома?

Уклончиво пожимаю плечами.

– Думала, ты идешь следом.

– Чушь собачья.

Грэм прижимает руку к животу, как будто у него судорога, и я поджимаю губы, чтобы удержаться от смеха.

– Ты в плохой форме, Здоровяк.

– Послушай, если с тобой что-то случится, а я не окажусь рядом, твой отец меня уволит.

– В том-то и дело, гений.

– Если это буду не я, то будет кто-то другой. Он наймет другого. Кого-то старше, кто не сможет защитить тебя так, как могу я.

– Потому что ты такой большой, крепкий мужчина? – Закатываю глаза. – Средь бела дня со мной ничего не случится. Ты просто злишься, потому что не мог угнаться за мной. Смирись с этим.

Веду себя как стерва, знаю. Я вымещаю свое дерьмо на нем, когда оно должно быть направлено на моего отца. Но что-то в том, как телохранитель выглядит, когда злится, заставляет меня хотеть разозлить его еще больше. Стиснутые челюсти, вена, выступающая на шее. Эмоции под всей этой мускулатурой видны невооруженным взглядом, и я хочу обнажить их.

Мне нравится тыкать в этого медведя.

Дианна замечает нас и подходит, вальсируя, с широкой улыбкой.

– Привет, красотка. Привет, телохранитель.

Грэм приподнимает подбородок в знак согласия и отступает назад, прислоняясь к ближайшей стене. Это примерно столько уединения, сколько он мне позволит.

– Мероприятие действительно начинает объединять нас, – говорит Дианна. – Ты все изменишь.

– Спасибо. Надеюсь, мы соберем много денег.

– Обязательно. – Она сжимает мое плечо. – Эрик гордился бы тобой.

Печаль подкрадывается к животу каждый раз, когда упоминается его имя.

Интересно, всегда ли так будет?

В этом году я руковожу мероприятием Национального альянса по борьбе с психическими заболеваниями. Планировала это с тех пор, как в прошлом году окончила среднюю школу. Теперь все это начинает приносить плоды, и нужно, чтобы все было идеально. Для меня это дело, которое является чем-то большим, чем просто способом для моей семьи вернуть что-то обществу. Больше, чем повод устроить еще одну вечеринку.

В прошлом году мой брат покончил с собой.

Шок и опустошение все еще не прошли. Иногда кажется, что я все еще не верю своим ушам. Непринятие. Как будто все это одна дурацкая шутка, и Эрик может войти в дверь в любой момент.

Это раскололо мою семью на части. Моя мама не выдержала этого и ушла. Один день была здесь, а на следующий собрала свои вещи и сказала мне, как ей жаль. Она бросила меня, когда я больше всего в ней нуждалась. Потеряла своего брата, а потом и мать. Мой отец только сильнее ограничил мои бразды правления. Я стала единственной, кто у него остался, так что теперь его миссия состоит в том, чтобы контролировать каждый мой шаг.

Эта благотворительная организация собирает деньги для поддержки людей, страдающих психическими заболеваниями. Это сближает их семьи, и я бы хотела, чтобы Эрик был здесь именно ради этого.

Не проходит и дня, чтобы я не скучала по нему. Что не думаю о нем. Что я не хотела бы, чтобы было что-то еще, что могла бы сделать, чтобы спасти его от самого себя.

Я могла бы помочь ему.

Мне следовало стараться больше.

Должна был сделать что-то.

Горячие слезы наворачиваются на глаза.

– Сейчас вернусь.

Я проталкиваюсь мимо Дианны.

– Беги, а потом приступим к рассадке гостей.

Не успеваю пробыть в коридоре и двух секунд, как позади меня раздается стук ботинок по полу.

Черт возьми, не сейчас.

– Ты даже в ванную следуешь за мной, Здоровяк?

– Это зависит от обстоятельств. – Он разворачивает меня так, что я прижимаюсь спиной к стене, сердито глядя на меня сквозь свои дурацкие солнцезащитные очки.

– Каких?

– Если ты расскажешь, что не так.

Почему, черт возьми, его это волнует?

Мои слезящиеся глаза закатываются.

– Я в порядке. Просто мне правда нужно пописать.

– Тебя рвет каждый раз, когда тебе нужно пописать?

Приподнимаю плечо и смотрю в конец длинного коридора, отказываясь сдаваться.

– Врачи не смогли этого объяснить. Ты в курсе, что один из 2000 человек плачет каждый раз, когда у него возникает позыв к мочеиспусканию?

– Эва. – Его голос низкий и на удивление нежный. – Что случилось?

Никто никогда не спрашивает меня, что случилось. Они либо слишком погружены в себя, чтобы замечать, либо слишком чопорны, чтобы говорить о настоящем дерьме. Видят, что кто-то расстроен, и игнорируют это, притворяясь, что все в порядке. Это сводит с ума. Это все равно что оказаться в ловушке в гребаном Плезантвилле (прим. пер.: фильм 1998 года с Риз Уизерспун и Тоби Магуайр в главной роли)

Но этот парень, совершенно незнакомый, спрашивает меня, что случилось.

И будь я проклята, если не хочу ему рассказать.

Одинокая слезинка скатывается по моей щеке. Грэм протягивает руку и смахивает ее большим пальцем. Его обжигающее прикосновение задерживается, скользя вдоль линии моего подбородка, пока не достигает дрожащего подбородка.

Провожу руками по его груди, желая оттолкнуть, убежать, но вместо этого притягиваю ближе и зарываюсь лицом в рубашку. Руки парня обхватывают меня и в его объятиях я еще меньше.

Он утешает меня.

Может быть, дело в том, что Грэм совсем не похож на людей из моего круга. Возможно, дело в том, что он должен быть моим личным защитником. Или, может, я просто умираю от желания найти кого-то, кто по-настоящему поймет меня.

Разве не все мы такие?

Тихие рыдания сотрясают меня, освобождение, в котором я и не подозревала, что нуждаюсь. Запихнув боль от потери Эрика так глубоко, что она не может вырваться наружу. Чертовски уверена, что никогда и никому не позволю видеть мои слезы. Но по мере приближения годовщины его смерти контролировать это становится все труднее. Мои эмоции берут надо мной верх, как бы сильно я с этим ни боролась.

Теряю счет тому, как долго мы здесь стоим, но он крепко держит меня, не разжимая объятий. Я не могу не наслаждаться тем, насколько это невероятно. Быть под защитой. Чувствовать себя в безопасности в чьих-то объятиях. Чувствовать, что мне позволено плакать столько, сколько мне нужно, без разочарования от того, что другой человек отстраняется первым.

Потому что иногда нам нужно, чтобы нас держали чуть дольше, чем мы это демонстрируем.

Вот почему я должна вырваться из его объятий. Это нужно прекратить. Не могу открыться ему. Даже не знаю этого парня. Вытираю глаза тыльной стороной ладони, пока он молча наблюдает за мной, ожидая, когда объясню, что происходит.

Но я не могу.

Не буду.

Поэтому проскальзываю в уборную и запираю за собой дверь.

***

Остаток дня я провожу, сосредоточившись на благотворительном мероприятии.

В перерывах между краткими взглядами на моего телохранителя в другом конце комнаты.

И я не единственная, кто делает также. Каждая женщина, проходящая мимо него, бесстыдно оглядывает его с ног до головы, как будто он выставлен в музее. Несколько отчаянных кугуаров даже набираются смелости попытаться заговорить с ним. Парень хорошо относится к этому, уважительно, но уделяет им не так уж много внимания. И ни разу не улыбается. Он очень серьезно относится к своей работе.

Ко мне. Я – его работа.

Кое-что, о чем должна постоянно напоминать себе. Грэм околачивается рядом со мной не потому, что этого хочется.

Тогда почему ему, казалось, было не все равно, почему была расстроена раньше? Папа не платит за услуги психотерапевта. Почему парню было не все равно, что я плачу?

– Все хорошо? – Дианна опускает голову, чтобы встретиться со мной взглядом. – Ты улетела куда-то на секунду.

Моргаю несколько раз.

– Да, просто болит голова.

– Ты ведь не думаешь о нем, не так ли?

Дерьмо. Она собирается отчитать меня за то, что я пялюсь на своего горячего телохранителя. Поэтому прикидываюсь дурачкой.

– Думаею о ком?

– Доминик, – говорит она, как будто это должно быть очевидно.

Мой бывший парень-изменщик?

– О, черт возьми, нет. Точно нет.

– Хорошо. Потому что лживый мешок дерьма, который не стоит твоего времени.

– Аминь, сестра.

Ее брови сходятся вместе.

– Итак, если ты не расстраиваешься из-за него, тогда из-за чего?

Я пожимаю плечами.

– Думаю, все дело в этом вечере. Хочу, чтобы все было идеально.

– О, так и будет. – Она подталкивает меня плечом. – И в этом году у тебя будет секси плюс один.

Я выгибаю бровь.

– Мой телохранитель не считается моим плюсом один.

– Ага! – кричит она, тыча указательным пальцем мне в лицо. – Ты только что призналась, что считаешь его сексуальным.

– Нет. Я подтвердила, что ты считаешь его сексуальным.

– Ага. Так я и поверила.

Бросаю взгляд на него, на его ничего не выражающее лицо.

– Эти солнцезащитные очки так раздражают. Не могу понять, куда он смотрит.

– Не волнуйся. Он не смотрит ни на одного из этих жаждущих стервятников, парящих вокруг него.

Я усмехаюсь.

– И вовсе не волнуюсь,

Дианна улыбается и качает головой.

Она не верит, и мне это ни капельки не нравится.

– Давай на этом закроем тему. Я умираю с голоду. – Поднимаюсь на ноги и вытягиваю руки над головой. – Хочешь тако?

– Извини, не могу. Встречаюсь с Уиллом за ужином. Он хочет увидеть меня перед нашим девичником позже.

Я шлепаю ее по заднице и ухмыляюсь.

– Рада за тебя. Сходи принеси немного.

– Я могла бы сказать тебе то же самое. – Бросаю на нее свирепый взгляд, и она хихикает, неторопливо удаляясь. Принеси немного.

Я бы поспорила, что этот мой большой и ужасный телохранитель смог бы… нет.

Ни за что.

Туда не пойду.

Перекидываю сумочку через плечо и с важным видом прохожу мимо него.

Он следует за мной, как хорошая собачка.

Я слишком устала, чтобы бегать по городу, пытаясь оторваться от него, поэтому мы в тишине возвращаемся на такси ко мне домой. Он смотрит в свое окно, а я – в свое, все это время притворяясь, что не чувствую жара, исходящего от его бедра, прижатого к моему. Чувак занимает все заднее сиденье.

Это неловкая поездка, но благодарна ему за то, что он не заговорил о моем порыве слез раньше. Это был момент слабости, и он больше не повторится.

Когда мы заходим в лифт и прислоняемся каждый к своей стенки, он говорит:

– Почему бы тебе не воспользоваться услугами своего водителя, чтобы передвигаться по городу?

– Потому что мне не нужна шикарная машина с шофером. Я вполне способна самостоятельно ориентироваться в этом городе.

Кивок.

– Видимо, деньги на такси каждый день не проблема для человека вроде тебя.

И сейчас он просто все испортил.

– Заткнись! Ты ничего не знаешь о ком-то вроде меня, так что перестань вести себя так, как будто знаешь.

Грэм держит рот на замке, пока я киплю оставшуюся часть поездки в лифте. Предпочитаю, чтобы все было именно так. С закрытым ртом он выглядит лучше.

Когда добираемся до моего этажа, выбегаю в коридор, чтобы убраться от него подальше.

Потом вспоминаю, что сегодня вечером иду гулять с девочками.

Он хочет продолжать оскорблять меня? Я буду продолжать издеваться над ним.

– На сегодня никаких планов, – говорю я, едва оглядываясь через плечо, пока поворачиваю ключ в замке. – Твои услуги не понадобятся. – Затем захлопываю дверь у него перед носом.

ГЛАВА 4

ГРЭМ

– КАК ДЕЛА, СЫНОК?

– Хорошо.

– Нашел что-нибудь интересное?

Естественно, отец звонит не для того, чтобы спросить обо мне.

– Прошло всего пару дней. Это займет время, папа. Ты ведь понимаешь, верно?

– Да, да, конечно. Просто подумал, что стоит спросить. Как обстоят дела с этой девушкой?

Ухмылка появляется на моих губах при мысли о Эве.

– Она не в восторге от того, что я здесь.

– А, ну что ж, уверен, ты сломаешь ее в мгновение ока. Томми сказал, она капризная малышка. Прошлой ночью заставила парней побегать за их деньгами.

Крепче сжимаю телефон.

– Тебе еще что-нибудь нужно? У меня мало времени.

– Нет, просто проверяю, чтобы…

Заканчиваю разговор прежде, чем отец успевает сказать что-нибудь еще, и моя голова с глухим стуком откидывается назад, к стене.

Ненавижу его за то, что поставил меня в такое положение. За то, что заставлял делать за него грязную работу. Я ненавижу его за то, что он не заботится ни о ком, кроме себя.

Но больше всего на свете ненавижу это желание доказать ему, что я такой, какой есть. Что именно доказывать? Что могу добиться успеха, даже если отказался от своей мечты? Что лучше его? Что я достоин его любви?

Этот человек не любит никого, кроме самого себя. Он продемонстрировал это, когда предпочел игры в покер моим поединкам по борьбе. Когда выгнал мою сестру из дома после того, как она забеременела в шестнадцать лет. Когда отказался поддержать маму во время ее химиотерапии.

Каждую ночь лежу без сна и думаю о том, какой была бы моя жизнь, если бы ушел от него. Я мог бы быть кем угодно, если бы захотел. Жить там, где захочу. Мог бы сам делать свой выбор, честно зарабатывать на жизнь. Не имело бы значения, что я делаю, если бы это не касалось его.

Но что случилось бы с моей сестрой?

Согласится ли она пойти со мной? Увезти мою племянницу из ее дома, подальше от ее школьных друзей? Найду ли работу, за которую платят достаточно, чтобы заботиться о нас троих?

Дверь открывается, вырывая меня из моих раздумий. Медленно скрипит петля, и я уже знаю, кто это, прежде чем выглянуть из-за угла. Эва сказала, что останется дома на ночь, и это дало понять, что она сегодня не останется дома.

Лгунья, лгунья. Идеальная чушь, Принцесса.

– Чертова дверь, – бормочет Эва себе под нос.

Девушка на цыпочках, в мультяшном стиле, пересекает холл, пока не добирается до лифта.

Я бы рассмеялся, если бы она не выглядела такой сногсшибательно сексуальной.

Ее джинсы в обтяжку подчеркивают талию в форме песочных часов, а под кожаной курткой на ней надет крошечный желтый топ на бретельках, который можно использовать как купальник. Ее сиськи – две идеальные горошины, живот подтянут. У девушки изгибы во всех нужных местах. Соберись, чувак. У тебя есть работа, которую нужно выполнить.

Я подумываю о том, чтобы выскочить прямо сейчас и напугать ее до усрачки, но это было бы слишком просто. Если она будет продолжать сбивать меня со своего следа, мне придется показать ей, как сильно нуждается во мне рядом.

Позволяю ей зайти в лифт и, когда дверь закрывается, спускаюсь на следующем лифте. Когда я добираюсь до вестибюля, она толкает вращающуюся дверь, ведущую на улицу. Держусь на безопасном расстоянии позади нее и следую за ней несколько кварталов на восток, выжидая подходящего момента.

Стараюсь не позволять покачиванию ее задницы слишком сильно отвлекать меня.

Мой шаг ускоряется, когда она приближается к следующему кварталу. Когда оказываюсь достаточно близко, я обхватываю ее рукой за талию и тащу за угол. Она вскрикивает, когда прижимаю ее к стене здания, держа за запястья и вдавливаясь в нее бедрами так, что она не может пошевелиться. Ее темные глаза расширяются от страха, а грудь вздымается, когда девушка сопротивляется мне.

Я напугал ее.

Миссия выполнена.

Ее глаза сужаются, когда она понимает, кто я такой.

– Какого хрена ты делаешь?

– Доказываю свою правоту. Посмотри, как легко я тебя поймал.

– Ты псих!

– Тебе повезло, что я не оказался кем-то другим.

– А так хочется, – выплевывает она в ответ.

Я прижимаюсь губами к ее уху.

– Нет, Эва. Ты этого не хочешь.

Не скучаю по тому, как ее тело вздрагивает рядом со мной. Но она ничего не говорит, потому что знает, что я прав.

И потому что чертовски упряма.

– Итак, куда мы направляемся? – Спрашиваю так, словно разговариваю с воспитателем детского сада.

– Я иду на вечеринку.

– Тогда я иду с тобой.

Веселье проскальзывает в ее глазах.

– Думаю, тогда тебе придется отпустить меня, Здоровяк. Или, может быть, тебе нравятся такого рода вещи, а? Удерживать девушку, заставляя ее умолять об этом. – Она прижимается ко мне бедрами. – Вот, что тебя заводит?

Мой член дергается, и отпускаю ее руки, делая шаг назад.

Давая ей идеальное возможность, чтобы ударить меня коленом по яйцам.

– Черт возьми, – кричу я, сгорбившись и крепко зажмурив глаза.

Смех Эвы удаляется, когда она перебегает улицу.

Заставляю свои ноги двигаться, несмотря на стреляющую боль, отдающуюся в паху. Я не позволю ей уйти.

Прохожу целых два квартала, выглядя как инопланетянин из «Людей в черном», которому понадобилось добавить в воду побольше сахара, прежде чем смог полностью выпрямиться. Делая глубокий вдох и выдохи, я не отрываю глаз от ее затылка, пока она пробирается сквозь толпу.

Время от времени Эва оглядывается через плечо и замечает меня. Она может вести себя так враждебно, как ей хочется, но ее глаза каждый раз выдают ее.

Эве нравится эта маленькая игра в кошки-мышки, которую мы затеяли.

И мне тоже.

Однако не моим яйцам.

К тому времени, как я догоняю ее, Эва уже входит в шикарный многоквартирный дом. Когда девушка заходит внутрь, моя грудь ударяется о ее спину, вторгаясь в личное пространство, в каждое движение. Она притворяется, что это ее не волнует, но могу сказать, что это так, судя по ее крошечным сжатым кулачкам по бокам.

Мы входим в переполненный лифт, и я остаюсь позади нее. Как девчонка, которой она и является, Эва прижимается своей задницей прямо к моей промежности и подмигивает в отражении зеркальной стены. Мои пальцы впиваются в ее талию, приказывая ей остановиться или продолжать, на данный момент я ни хрена не понимаю. Кончики ее волос щекочут мои руки, и я представляю, как оборачиваю их вокруг кулака, пока я…Дзынь.

Дверь лифта открывается, и все вываливаются наружу. Громкий бас от музыки на вечеринке отдается в ушах, когда мы приближаемся к двери в конце коридора.

Это будет долгая ночь.

***

– ЧЕРТ, С НИМ ВСЕ В ПОРЯДКЕ.

Эва закатывает глаза и осушает рюмку текилы.

– Этот парень словно герпес. Как раз в тот момент, когда ты думаешь, что избавился от него, бум! Он снова, вернулся за добавкой.

Дианна качает головой, ее глаза раздевают меня с того места, где я стою в нескольких футах от нее.

– Я бы была не против, чтобы он заразил меня герпесом.

– Во-первых, это отвратительно. И ты не представляешь, каково это, когда за тобой следят повсюду, куда бы ты ни пошел.

Эва все еще злится из-за того, что я набросился на нее раньше. Еще больше разозлило то, что она не смогла меня оттолкнуть.

– Мне неловко, что он здесь, – говорит она. – Ни у одной из этих чопорных сук нет телохранителей. Из-за этого я выгляжу нелепо.

– Думаю, это добавляет тебе шарма и делает важной персоной, которой ты и являешься.

Брюнетка обнимает Эву за плечи.

– Забудь о нем и постарайся весело провести время.

Улыбка Дианны меркнет, и выражение ее лица становится суровым.

– Доминик здесь, но он не один.

Я прослеживаю за их взглядами через всю комнату, останавливаясь на каком-то чуваке в черных слаксах и розовой рубашке. Его волосы намазаны гелем, зачесаны в сторону, как у какого-то наемника, и он обнимает пышногрудую блондинку.

Кто такой этот Доминик для Эвы, и почему от его присутствия она вся краснеет?

Что еще более важно, почему меня злит, что кто-то вроде него оказывает на нее такое воздействие?

– Мне все равно, – говорит Эва, хотя язык тела доказывает обратное.

Она наливает себе еще рюмку и осушает ее снова. Затем хватает Дианну за руку и ведет ее на импровизированную танцплощадку в центре просторного зала. Проталкиваясь в середину толпы, встает так, чтобы быть спиной к Доминику. Ее друзья собираются вокруг нее, и они танцуют под ужасную музыку, ревущую из динамиков.

Эва одета не так, как другие девушки здесь, даже ее подруги. Она выделяется, как больной палец, и я удивляюсь, зачем ей понадобилось приходить на подобную вечеринку. Это не в ее стиле.

Доминику не требуется много времени, чтобы заметить ее, и когда он направляется на танцпол, ответ становится ясен: Эва здесь не для того, чтобы веселиться. Она здесь, чтобы что-то доказать.

Ее глаза закрыты, руки подняты над головой, бедра покачиваются в такт. Она насмехается над ним. Показывая ему, что он потерял.

Дианна наклоняется, чтобы прошептать ей на ухо, и глаза Эвы распахиваются, чтобы встретиться с моими.

Я уже начинаю двигаться, но она качает головой, взглядом умоляя меня оставаться на месте.

Она хочет этого, хочет услышать все, что он скажет. Моя челюсть сжимается, но я киваю и даю ей понять, что буду вести себя прилично.

Но только сегодня.

Доминик улыбается друзьям Эвы, когда приближается, но они скрещивают руки на груди, свирепо глядя на него, как и подобает лучшим друзьям.

Эва оглядывается через плечо, едва узнавая его, прежде чем снова повернуться и продолжить танцевать.

Этот хуесос встает перед ней и обвивает руками ее талию. Эва прижимает обе руки к его груди и отталкивает парня. Они обмениваются словами, но я не слышу, о чем именно говорят.

Я двигаюсь к ним, расталкивая людей со своего пути.

Дианна встает передо мной прежде, чем я успеваю подойти.

– Подожди. Она должна это сделать.

– Кто он такой?

– Ее бывший. Он изменил ей. Эва узнала об этом в ту ночь, когда напали. У нее была тяжелая неделя.

Чувство вины скручивает мои внутренности.

– Этот парень – настоящий кусок дерьма, – продолжает Дианна. – Она не была в него влюблена или что-то в этом роде. Эва никогда никого не подпускает к себе слишком близко, но все же…

Руки Эвы взлетают, когда она кричит на него, и указывает на блондинку, с которой Доминик обнимался несколько мгновений назад.

Он качает головой, вероятно, придумывая ей какое-нибудь жалкое оправдание. Но она на это не купилась. Эва отшвыривает его и начинает пробираться сквозь толпу в противоположном направлении.

Умная девочка.

Затем Доминик хватает ее за запястье и притягивает обратно к себе.

И мое терпение лопается, как нитка.

В два прыжка я оказываюсь рядом и оттаскиваю его назад за шиворот. Тащу парня на другую сторону танцпола и не останавливаюсь, пока не выталкиваю через выход.

Он, спотыкаясь, выходит в коридор и резко оборачивается.

– Какого хрена, братан?

– Держись, блядь, подальше от Эвы.

Доминик приглаживает растрепавшиеся волосы на своей дурацкой, намазанной гелем голове.

– Кто ты, черт возьми, такой?

Собираюсь показать ему, кто я такой, черт возьми, когда рука Эвы обхватывает мой бицепс.

– Он со мной.

Мой член твердеет от этих двух слов.

Рот придурка отвисает, глаза мечутся между нами двумя.

– Эва, ты сейчас серьезно? Он?

Я ухмыляюсь.

– Похоже, твой член-карандаш как у Ричи Рича (прим. пер-ка.: фильм 1994 года с Маколеем Калкиным в главной роли) просто не делает то, что могу я.

Доминик сжимает руки в кулаки и бросается на меня. Одним быстрым движением отталкиваю Эву себе за спину и ударяю кулаком ему в челюсть. Он отшатывается назад, и я упираюсь предплечьем ему в шею, прижимая его к стене.

– Повторяю в последний раз, держись подальше от Эвы. Иначе ты подавишься собственным членом, когда я оторву его и воткну тебе в глотку. Ты понял это, красавчик?

Он кивает, отплевываясь от давления моей руки на его яремную вену (прим. пер-ка.: пара вен, находящихся на шеи и обеспечивающие кровообмен между головой и остальным телом). Мне следовало бы остановиться, но удерживаю его просто для того, чтобы донести свою мысль до сознания. Приятно дать слабину, снять часть этого напряжения. Лицо засранца приобретает приятный пурпурный оттенок, и я прижимаю руку сильнее.