Текст книги "Неизбежный (ЛП)"

Автор книги: Кристен Граната

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

ГЛАВА 6

ЭВА

– ПРОСТИ ЗА ВЧЕРАШНЕЕ.

Диана отмахивается от меня.

– Не стоит. Все в порядке.

– Нет, Ди. Это не нормально. Мне не следовало так на тебя огрызаться. Ты мой лучший друг, и просто пыталась помочь.

Она кивает.

– Это правда. Мне больно видеть тебя расстроенной.

– Знаю. – Я протираю глаза, а затем провожу пальцами по волосам, тяжело выдыхая. – Впрочем, ты прав. Если расстраиваюсь, то с концами.

– Уже почти время ужина, а ты проработала весь обед. Я никогда раньше не видела тебя такой.

Смотрю вниз на все карточки с местами, разбросанные вокруг.

– Мы только наполовину закончили с рассадкой гостей. Я просто хочу покончить с этим, чтобы уже не думать об этом.

– Мы опережаем график. Не загоняйся.

Я бросаю взгляд в противоположную сторону комнаты, где находится Грэм.

– Наверное, просто пытаюсь чем-то себя занять. Мыслями о том факте, когда Грэм признался, что хотел меня прошлой ночью.

За этим следует тот факт, что он стыдится этого.

Он считает себя недостойным, чем я заслуживаю, словно я хочу такого же роскошного образа жизни, в котором родилась. Но для счастья мне не нужны деньги. Мой мир и так наполнен дорогими вещами, но я существую, будто пустая оболочка самой себя, мертвая внутри. Ничто здесь не заставляет меня чувствовать себя живой.

Не так, как Грэм заставлял меня чувствовать себя на прошлой неделе.

Диана приподнимает свои идеально выщипанные брови.

– И это имеет какое-нибудь отношение к стоящему вон там куску человеческого мяса ростом шесть футов четыре дюйма?

Я закрываю лицо руками.

– Если скажу «да», ты будешь кричать?

– О… Боже мой, – визжит она шепотом, отрывая мои руки от лица. – Так и знала!

– П-ф-ф. Ты ничего не знала.

– Пожалуйста. Напряжение в этой комнате ощутимо. И он продолжает бросать эти тоскующие взгляды в твою сторону всякий раз, когда ты не смотришь. Чувак выглядит так, будто кто-то пнул его щенка.

Я скрещиваю руки на груди.

– Ты можешь все это сказать, даже если на нем солнечные очки?

Она пожимает плечами.

– Это моя сверхспособность.

– Он работает на моего отца, Ди. Ему платят за то, чтобы он был со мной. Если бы папа уволил его сегодня, он бы ушел.

– Не используй это как оправдание. Если ты что-то чувствуешь к нему, тогда сделай шаг. Действуй. И если он попытается уйти, не позволяй ему это сделать.

– Мы говорим метафорически, или ты предлагаешь мне надрать задницу Кэти Бейтс, если он попытается меня бросить?

Диана хихикает и толкает меня в плечо.

– Знаешь, что я имею в виду. Добивайся того, чего хочешь. Ты заслуживаешь быть счастливой.

Я это знаю, правда? И Эрик тоже.

Возможно, я смогу попытаться стать счастливой за нас обоих, младший братик.

Диана поднимает меня на ноги.

– А теперь ступай. С рассадкой разберемся завтра.

Я обнимаю ее за плечи и притягиваю в объятия.

– Люблю тебя, Ди-Кэш.

– Я тоже люблю тебя, Эва-распутница.

Набрасываю на плечи свою кожаную куртку и направляюсь к Грэму.

– Пошли, Здоровяк. Я умираю с голоду.

Он поднимает с пола коричневый бумажный пакет и протягивает его мне. Внутри буррито, завернутое в фольгу, из магазина тако, расположенного дальше по улице.

Когда поднимаю на него взгляд, он пожимает плечами, как будто в этом нет ничего особенного.

– Я так и думал, что ты проголодаешься.

Когда в последний раз кто-то делал для меня что-то не из чувства долга? Грэму платят за то, что он мой телохранитель, но ему платят не за то, чтобы он приносил мне латте и буррито.

Это совсем другое. Сердце бешено колотится в груди. Добивайся того, чего хочешь.

– Хочешь прокатиться со мной?

– Разве не устала? – спрашивает он. – Ты сегодня вкалывала как проклятая.

– Я высплюсь, когда умру. Ну же. Знаю идеальное место.

***

Я ПРИКУСЫВАЮ НИЖНЮЮ ГУБУ, ЧТОБЫ СДЕРЖАТЬ РВУЩИЙСЯ НАРУЖУ СМЕХ.

– Если ты будешь смеяться, я не буду этого делать.

Грэм смотрит на меня сверху вниз, что в данный момент внушает примерно столько же страха, сколько котенок.

На нем мой запасной мотоциклетный шлем, который я купила для Дианы, чтобы она надевала его всякий раз, когда ездит со мной.

Он ярко-розовый с фиолетовыми наклейками в виде гибискуса по бокам.

– Думаю, розовый действительно подчеркивает цвет твоих глаз, – говорю я.

– Просто садись на этот чертов мотоцикл и поехали.

Перекидываю ногу через байк.

– Ты когда-нибудь раньше ездил пассажиром?

– А ты когда-нибудь раньше ездила с таким тяжелым пассажиром вроде меня?

– Не волнуйся. Знаю, как справиться с таким большим парнем, как ты. – Подмигиваю и похлопываю по сиденью за своей спиной.

Все это весело и кокетливо, пока он не садится верхом на сиденье позади, прижимаясь вплотную к моей спине, его выпуклость прижимается к моей заднице.

– Ты уверена в этом, принцесса?

От низкого рокота его голоса у меня в ухе по коже бегут мурашки. Огромные руки обхватывают мой живот, и я изо всех сил стараюсь дышать ровно, молясь, чтобы Грэм не почувствовал мой учащенный пульс. Его огромное присутствие окружает, и я не могу скрыть реакцию своего тела на то, каково это – быть так близко к нему.

Поворачиваю ключ и завожу двигатель. Когда на горизонте становится чисто, вливаюсь в поток машин и петляю по оживленным улицам. Мы пролетаем через туннель, ведущий из города, и как только оказываемся на другой его стороне, я врезаюсь в него.

Есть что-то успокаивающее в езде на полной скорости, рассекая воздух и оставляя мир позади себя.

Иногда думаю о том, чтобы уехать и никогда не возвращаться.

Манхэттен – единственное место, где я когда-либо жила. Не знаю, куда бы еще я пошла и что бы делала, когда добралась туда. Но я бы с этим разобралась. Это мысль манила.

Добравшись до места назначения, сбавляю скорость и съезжаю с дороги, чтобы припарковаться.

Мы встаем и потягиваемся, вешая шлемы на каждую ручку.

Грэм осматривает местность.

– Итак, где мы?

– Нигде. – Я хватаю пакет с буррито и ступаю в заросшую траву. – Следуй за мной.

Мы исчезаем в густом лесу. Я знаю, что уже рядом, когда слышу звук льющейся воды. Деревья впереди расступаются, и становится виден берег реки.

– Никогда бы не подумал, что ты любительница природы.

– Я же говорила тебе, что полна сюрпризов.

Опускаюсь перед рекой до тех пор, пока задницей не касаюсь земли.

Грэм занимает место рядом со мной, упираясь локтями в колени.

– Как ты нашла это место?

– После смерти Эрика моя мама съехала. Это было так неожиданно. Она просто собрала вещи и ушла. В одну секунду у меня была семья, а в следующую… Все потеряла. Не меня неожиданно навалилось все разом. Я не могла с этим смириться. Таким образом, уехала из города и продолжала ехать, притворяясь, что могу оставить эту жизнь позади и начать новую. Однажды мельком увидела реку сквозь деревья. Здесь было так тихо, все отличалось от бетонных джунглей, в которых мы живем, – я пожимаю плечами. – Здесь чертовски спокойно.

– Куда сбежала твоя мама?

– Не знаю, мне все равно.

– Черт, – бормочет он. – Это отстой.

– Иногда я ей завидую. Она свободна. Ходит, куда ей заблагорассудится.

– Это не значит, что она счастлива.

Он прав.

Никогда не думала об этом с такой точки зрения. Я представляла ее довольной и беззаботной, живущей лучшей жизнью без нас. До сих пор до меня не доходило, что ее демоны могли последовать за ней.

Выдавливаю из себя смешок.

– Брат умер, мама бросила. У меня довольно много багажа, да?

– У меня тоже есть багаж. У всех он есть. – Он ложится на спину на траву, закидывает руки за голову и устремляет взгляд в небо. – Не стыдись делиться этим перед кем-то.

Я лежала на боку, лицом к нему, наслаждаясь открытым видом его прекрасного лица.

– Если бы ты мог делать что угодно, быть кем угодно, что бы ты выбрал?

Грэм молчит. Я даю ему время подумать, радуясь, что он не выдал стандартный ответ.

– Всегда думал, что стану бойцом.

Мои брови приподнимаются.

– Типо боксера?

– Боец ММА. У меня были спонсоры в очереди и все такое.

– Что случилось?

– У моей мамы обнаружили опухоль головного мозга. Она не хотела идти на химиотерапию, поэтому врач сказал, что жить ей осталось меньше шести месяцев. Я проводил с ней все свое время, желая впитать в себя как можно больше этого. Был слишком напуган, чтобы оставить ее даже на час, потому что не знал, увижу ли ее еще раз. Итак, я перестал бороться. Сдался.

У меня болит грудь в том же самом пустом месте, которое оставил Эрик после своей смерти. Грэм понимает горе так же хорошо, как и я. Протягиваю руку и осторожно поворачиваю его лицо, чтобы он посмотрел на меня.

– Ты не сдался. Ты поставил свою мать на первое место, а это то, что должна делать семья.

Его блестящие глаза отражают мои.

– После того, как она умерла, я не смог заставить себя снова сражаться. Во мне не было того огня. Потерял искру. Ничто не имело значения, если ее там не было, чтобы увидеть это.

– Теперь ты можешь найти то, что важно для тебя. Твоя мама хотела бы, чтобы ты

это сделал.

– Как и твой брат.

Снова в точку.

Открыться Грэму не трудно. Чем больше мы делимся, тем глубже я хочу узнать о нём. Он проникал в меня, как дерево; его корни опутывают и извиваются вокруг моего сердца. И это опасно.

– Ладно, хватит этого кашеобразного дерьма. – Я поднимаюсь и отряхиваю грязь и траву с себя.

Он приподнимается на локтях.

– Что ты задумала?

– Хочу немного повеселиться.

Сбрасывая ботинки, я расстегиваю пуговицу на джинсах и стягиваю их вниз.

Грэм не сводит с меня своих широко раскрытых глаз. Должна отдать ему должное, у него есть выдержка. Если бы ситуация была обратной, я бы трахала глазами каждый обнаженный дюйм его идеального телосложения. Даже когда стягиваю рубашку через голову, его взгляд ни на секунду не отрывается.

Разворачиваюсь и расстегиваю лифчик, позволяя ему соскользнуть по моим рукам на землю.

Затем с важным видом направляюсь к реке, одетая только в черные кружевные стринги с улыбку на губах.

Прежде чем опускаю палец ноги в воду, Грэм оказывается позади меня. Мои мышцы напрягаются, напряжение скручивает живот. Он так близко, но не прикасается ко мне.

– Кажется, вода холодная.

Его глубокий голос разжигает огонь внутри меня, горячее дыхание на моей коже заставляет волосы на шее вставать дыбом.

– Не волнуйся, Здоровяк. Я знаю, что из-за холода кожа стягивается и становится морщинистой. Не буду судить.

Грэм усмехается.

– О, морщины меня не волнуют.

Он проносится мимо меня, открывая самый великолепный вид на его гладкую, широкую спину и круглую, мускулистую задницу. Затем парень ныряет в воду.

После того, как я отрываю челюсть от земли, прыгаю вслед за ним и радуюсь прохладной воде вокруг. Мы пытаемся удержаться на плаву, стараясь изо всех сил двигать ногами.

– Ты со всеми своими клиентами купаешься нагишом? – Брызгаю водой ему в лицо.

– Только, если она заноза в заднице.

– Значит, только со мной.

Он ухмыляется.

– Да, получается.

Я кружу вокруг него, как акула.

– Мог ли ты однажды научить меня драться?

Его голова склоняется набок.

– Ты это серьезно?

– Почему нет? Тебя не всегда будет рядом, чтобы защитить меня.

Почему эта мысль так сильно ранит?

– Хорошо. Могу научить тебя нескольким приемам. – Спина Грэма выпрямляется, как шомпол. – Э-э, Эва…?

– Что такое?

– Пожалуйста, скажи, что это твоя нога только что задела мою.

Мой желудок сжимается, и я качаю головой.

– Какие существа обитают в этой реке?

– Не знаю, но однажды видела кое-что в Planet Earth (прим. пер.: Планета Земля (англ. Planet Earth) – документальный сериал производства телеканала BBC) о… черт! Что-то снова коснулось меня.

Затем что-то скользит по моей ноге, и я кричу.

– Меня это тоже только что тронуло!

– Черт, а что, если это аллигатор?

– Не говори так! – Я бросаюсь к нему и ныряю в его объятия, обхватывая ногами его талию и цепляясь за него изо всех сил. – Что нам делать?

Грэм запрокидывает голову и смеется. Этот ублюдок смеется.

– Это из-за нервозности? Почему ты смеешься, когда нас вот-вот съест аллигатор?

Его глаза плотно закрываются, и теперь он смеется еще громче.

– Я просто прикалывался над тобой. Ничто не касалось моей ноги.

Рычу и бью его по груди.

– Ты идиот! Ты напугал меня до чертиков!

Но его глубокий смех заставляет меня хихикать, и вскоре я смеюсь вместе с ним.

И какое это зрелище – видеть, как Грэм смеется от души. Это трогает что-то внутри меня, и появляется сильная потребность заставлять его смеяться вот так почаще.

Я приняла решение: смеющийся Грэм гораздо сексуальнее, чем его хмурая версия.

Когда наш смех стихает, наступает осознание нашей полной наготы. Его сильные руки обхватывают меня за талию, мои груди прижимаются к его обнаженной груди, наши самые чувствительные места всего в пару дюймах друг от друга.

Внезапно мысль о возможной опасности, исходящей от аллигатора, вылетает из головы.

Сердце Грэма бьется о мою кожу в том же ритме, что и мое. Провожу кончиком пальца по пульсирующей вене на его шее, и его глаза закрываются, когда он позволяет моим рукам продолжать исследовать верхнюю часть его тела.

Прижимаюсь губами к его правому плечу, оставляя дорожку поцелуев на его груди, и прикусываю его левое плечо, когда добираюсь туда.

Он вздрагивает, и хватка на моих бедрах усиливается.

Чувствуя внутри смелость, желая подтолкнуть его еще больше, я провожу языком по его шее и посасываю мочку уха, наслаждаясь низким рычанием, которое раздается в нем.

– Я хочу тебя, Грэм, – шепчу. – И ты хочешь меня.

Он прерывисто выдыхает, и его челюсть сжимается.

– Да…

– Тогда возьми меня.

Мои глаза выражают безмолвную мольбу, умоляя его взять меня, поцеловать и прикоснуться ко мне.

Поглотить меня.

– Не могу.

Он отпускает меня.

– Почему? – Я пытаюсь убрать с лица выражение неприязни. – Что останавливает?

Грэм смотрит на меня через плечо, когда начинает плыть обратно к берегу, в его глазах читаются боль и сомнение.

Однако он не отвечает.

Ничего не говорит.

Ни единого слова за всю обратную дорогу в город.

ГЛАВА 7

ГРЭМ

РАНЬШЕ Я ДУМАЛ, ЧТО БЫТЬ ЧАСТНЫМ ДЕТЕКТИВОМ – это все равно что быть детективом в полиции.

За вычетом славы, конечно, и с более высоким риском получить по морде.

Теперь я знаю правду. Сравнивать частного детектива с обычным – все равно что чокнутую проститутку на случайном углу улицы с дорогим эскортом высокого класса.

Я хочу уйти. Покончить с этой работой и образом жизни. Больше всего – с моим отцом. В течение многих лет он говорил мне, что я никогда ничего не добьюсь, что у таких людей, как я, не бывает счастливого конца, что мое место в грязи вместе с остальными ничтожествами из низов. Он убедил меня увидеть худшее в себе, а когда ты застрял в темноте, невозможно найти путь к свету.

Но Эва сияет, как луч света. Она не видит того, что видит он. Того, что я видел раньше. Чувствую то, чего никогда ни к кому раньше не испытывал. Желая того, чего, как думал, никогда не смогу иметь. Когда с ней, верю, что все возможно.

Может, так оно и есть.

Боже, то, как она прижималась ко мне в воде прошлой ночью, было нереально. Ее обнаженное тело обвилось вокруг моего, рот прижался к коже. У нее, наверное, синяки на бедрах от того, как сильно я сжимал ее, пытаясь удержаться от того, чтобы не поддаться девушке. Моя сила воли слабеет, но не могу позволить себе по-настоящему обладать ею так, как хочу. Нет, пока не придумаю, как выбраться из этой передряги.

Кстати, об этом: в кармане звонит телефон. Как будто папа чувствует, что в этот самый момент я нахожусь в кабинете Монтальбано.

– Да?

– Грэм, у тебя есть что-нибудь для меня?

– Пока нет. В его столе много файлов, которые нужно просмотреть.

– Продолжай искать.

– Понял, отец. – Говорю тише, выскальзывая из кабинета и направляясь обратно на кухню. Эва должна выйти из душа с минуты на минуту.

– Там должно что-то быть. Я чувствую это.

– Иначе и быта не должно. Что произойдет, если этот парень чист?

Папа разражается лающим смехом.

– Это не так. Поверь мне.

– Давай просто признаем это. Притворись, что все обыскал и ничего не нашел. Как долго я должен продолжать это делать, чтобы ты смирился с этим и двигался дальше?

– Ты будешь делать это столько, сколько потребуется, – говорит он, слишком уверенный в себе. – Не надо сейчас давить на жалость, мальчик. Не забывай свое место. Ты принадлежишь мне. И выполняешь мои приказы.

Моя челюсть сжимается, зубы скрежещут друг о друга.

– А что, если я этого не сделаю? Что, если уйду, и ты никогда больше меня не увидишь?

Папин голос похож на низкое, зловещее рычание.

– Если ты уйдешь от меня, значит уйдешь и от своей сестры и ее дочери. Или ты забыл? Ты мог бы повернуться ко мне спиной, сынок, но я знаю, что ты не поступишь так с ними.

– Знаешь, ты тоже мог бы им помочь. Позаботиться о них хоть раз.

– Если ты уйдешь, я не дам им ни цента.

– Ты бы сделал это со своей собственной дочерью, со своей внучкой, просто чтобы досадить мне?

– Даже не задумываясь.

Он заканчивает разговор, и я бросаю телефон на кухонную стойку, пытаясь проглотить кислый комок, застрявший в горле.

Какое отношение этот человек вообще имеет ко мне? Он больной ублюдок. Он…

– Грэм, ты в порядке? – Нежный голос Эвы вырывает меня из мыслей.

Отвечаю сдержанным кивком.

Она подходит ближе и проводит ладонями по моим рукам.

– Точно? Ты дрожишь.

Закрываю глаза и делаю глубокий вдох, вдыхая ее свежий цветочный аромат.

– Все нормально. Только что разговаривал по телефону с отцом.

Она морщится.

– Все настолько плохо?

– Ты даже не представляешь.

– Ну, на данный момент он бросил трубку. Ты достаточно поел? Розали уйдет до обеда, но могу приготовить что-нибудь еще, если все еще голоден.

Я смотрю вниз на ее великолепное лицо, отмечая кремовое платье-свитер, которое облегает изгибы, а также черное колье и армейские ботинки, чтобы придать ему пикантности, как она всегда это делает.

В голове и сердце все смешалось. Мое тело находится в эпицентре гражданской войны, и в любом случае я проигрываю.

Моя рука движется по собственной воле и поднимается, чтобы погладить ее по щеке.

– Ты прекрасна, Эва.

Она наклоняется навстречу моему прикосновению, на мгновение закрывая глаза.

– Это все новое платье.

Я качаю головой и приподнимаю ее подбородок, чтобы убедиться, что девушка смотрит на меня, когда говорю ей:

– Дело вовсе не в платье.

Ее щеки вспыхивают, когда она отстраняется.

– Ладно, Здоровяк. Больше никаких комплиментов, пока я не выпью по крайней мере еще две чашки кофе.

Эва этого не заслуживает. Это не имеет к ней никакого отношения, вендетта моего отца против ее отца. И все же в конце концов именно она попадет под полыхающий огонь.

Она еще не знает этого, но Эва играет роль Джульетты в этой запутанной трагедии.

* * *

ПОСЛЕ ОЧЕРЕДНОГО ДНЯ, ПРОВЕДЕННОГО В ОТЕЛЕ «УОЛДОРФ», МЫ С ЭВОЙ ВЫХОДИМ ИЗ ЛИФТА на ее этаж.

– Тебе не скучно здесь совсем одному? – спрашивает она, поворачивая ключ в своей двери и открывая ее.

Я пожимаю плечами.

– Это часть моей работы.

– Почему бы тебе не войти?

– Не хочу мешать, если там твой папа.

– Эванджелина, – зовет мистер Монтальбано. – Скажи Грэму, чтобы зашел внутрь. Мне нужно с ним поговорить.

Эва приподнимает брови и распахивает дверь пошире. – Заходи, Здоровяк.

Монтальбано пожимает мне руку, когда вхожу в его дом.

– Грэм, я уезжаю в деловую поездку на следующие несколько дней. Машина уже внизу. Мой рейс вылетает через несколько часов. Хочу, чтобы ты осталась здесь с моей Эванджелиной, пока меня не будет. Разумеется, тебе будет выплачена компенсация.

– Да, сэр.

– Здесь есть гостевая спальня, в которой можешь остаться. Не хочу, чтобы ты отходил от моей дочери, пока меня не будет.

– Понял.

Он поворачивается, чтобы заключить Эву в объятия, когда она закатывает глаза у него за спиной.

– Я люблю тебя. Увидимся через пару дней, когда вернусь.

– Счастливого пути, – сухо произносит она. – Идем, Здоровяк. Давай найдем тебе что-нибудь поесть.

Монтальбано смотрит ей вслед, прежде чем снова поднять на меня свои темные глаза.

– Как продвигаются дела?

– Прекрасно, сэр. Эва усердно работала на сборе средств.

Он одаривает меня грустной улыбкой.

– Эва сильнее всех нас. Я бы хотел, чтобы она не чувствовала себя такой, какой должна быть. Хотел, чтобы позволила мне быть ее отцом, как раньше.

Засовываю руки в карманы, не зная, что сказать.

– Боль заставляет нас взрослеть раньше, чем нам хотелось бы.

Его голова наклоняется, когда смотрит на меня снизу вверх.

– Ты говоришь так, словно знаешь, что такое боль.

Я киваю.

– Так и есть, сэр.

– Папа, – зовет Эва из конца коридора. – Разве тебе не нужно на самолет?

Он вздыхает.

– Скоро увидимся. Оставайся в безопасности.

Запираю за ним дверь и встречаюсь с Эвой в другом конце коридора.

– Похоже, у нас намечается пижамная вечеринка. – Она одаривает меня озорной ухмылкой, и я следую за ней, позволяя покачиваться ее заднице в этом кремовом платье впереди.

– Папа всегда дает сотрудникам отгул, пока его нет, так что здесь только ты и я. – Она рывком открывает дверцу холодильника и заглядывает внутрь. – Чего бы тебе хотелось?

Тебя.

Я хватаю ее за локоть и закрываю дверь.

– Почему бы тебе не пойти принять ванну, о которой ты так мечтала? Я приготовлю ужин.

Ее брови доходили до линии роста волос.

– Ты умеешь готовить?

– Умею делать два дела одновременно, Эва.

Она вытягивает шею, приподнимается на носочки и запечатлевает поцелуй на моей щеке. Ее губы задерживаются у моего уха, когда она понижает голос и говорит:

– Я умираю от желания, чтобы ты показал мне все, на что ты способен.

Затем она уходит, оставляя меня стоять посреди кухни с неистовым стояком.

Сильно качаю головой, надеясь, что образ Эвы, обнаженной в своей ванне, сотрется из сознания, как гравюра с наброском.

Нет времени, чтобы приготовить еду и порыться в кабинете Монтальбано. Зато есть полная свобода действий в этом доме на следующие пару дней, но сегодня о работе не может быть и речи.

Сегодня вечером я с удовольствием проведу время с Эвой.

ЭВА

Я СТОНУ, ХВАТАЯСЬ ЗА ЖИВОТ.

– Это было так чертовски вкусно.

Грэм хихикает и встает, ставя мою тарелку поверх своей.

– Рад, что тебе понравилось.

Следую за ним к раковине и толкаю его бедром.

– Ты готовил. Я убираю.

– Ты работала весь день. Иди отдохни.

Моя рука взлетает к бедру.

– Ты тоже. И даже сейчас.

– Наблюдение за тобой вряд ли можно назвать работой. Твой отец, по сути, платит мне за то, чтобы я целыми днями пялился на твою задницу. Не уверен, что он держал бы меня здесь, если бы узнал, чем я на самом деле занимаюсь.

Смеюсь, но мои щеки горят при мысли о том, что он так на меня смотрит.

– Отлично. Завтра вечером моя очередь позаботиться о тебе.

– Договорились.

Запрыгиваю на столешницу рядом с раковиной.

– Где ты научился так готовить?

– Когда моя мама болела, я хотел облегчить ей жизнь, насколько это было возможно. Купил множество кулинарных книг и перепробовал разные рецепты.

Мое сердце сжимается.

– Ей повезло с тобой.

Его челюсть сжимается, а брови сходятся вместе. Я наблюдаю за ним, пока он моет посуду, гадая, какие мрачные мысли крутятся у него в голове.

Есть так много вопросов, слишком многого о нем не знаю. Хочу узнать больше. Я хочу узнать его. Хочу, чтобы Грэм отдал мне все, что у него есть, потому что почти уверена, что отдала бы ему все до последней частички себя, если бы он попросил меня об этом.

Грэм закрывает кран и вытирает руки кухонным полотенцем.

– Чем теперь займемся? Не хочешь показать мне мою комнату?

Соскальзываю со стойки и скрываю свою злую ухмылку. Его комната. Как будто сегодня он будет спать где угодно, только не в моей.

– Конечно, Здоровяк. Следуйте за мной. Операция «Соблазни Грэма» продолжается.

Я прохожу мимо гостевой спальни и веду Грэма в свою. Щелкаю выключателем и машу рукой, как Ванна Уайт.

Его глаза бегают по комнате. В то время как остальная часть дома выкрашена в различные оттенки белого, кремового и серого и оформлена скучным дизайнером интерьера, моя комната – полная противоположность. Стены выкрашены в темно-малиновый, а мебель сделана из темного дерева в деревенском стиле. Стеганое одеяло на моей кровати размера «кинг-сайз» черное, а поверх него наброшено большое пушистое леопардовое. Гардеробная полупуста, к большому разочарованию Дианы. Никаких дорогих украшений на стенах или причудливой люстры, свисающей с потолка. Только несколько фотографий Эрика и моих друзей, а также пару постеров рок-групп, которые так и не удосужилась снять.

Это единственное место в этом доме, которое по-настоящему принадлежит мне.

Грэм выгибает бровь.

– Значит, это твоя комната.

Плюхаюсь на кровать и откидываюсь назад, закидывая руки за голову.

– Да, верно.

Он придвигается ближе к моему столу. Из высокого окна открывается вид на Центральный парк.

– Это мое любимое место.

– Понимаю. – Он проводит пальцами по обложке моего альбома для рисования, лежащего на столе. – Диана сказала, что ты раньше рисовала.

– Мы с Эриком ходили в парк и сидели на большом одеяле. Он рисовал, а я делала наброски. Мы бы говорили о смысле жизни или придумывали сценарии о проходящих мимо людях. – Легкая улыбка трогает мои губы. – Мне действительно не хватает этого.

Грэм опускается рядом со мной на матрас.

– Я знаю, что ты имеешь ввиду. – Он проводит по моей щеке тыльной стороной ладони.

– У тебя есть братья или сестры?

– Сестра.

Мои брови приподнимаются.

– Ты никогда не говоришь о ней.

Он отодвигается дальше, пока его спина не ударяется о спинку кровати.

– Ее зовут Джен. У нее есть дочь Гвенни.

– У тебя племянница?

Он кивает, погруженный в свои мысли, оглядывая мою комнату.

– Расскажи о них. – Кладу голову ему на плечо и закрываю глаза, позволяя звуку глубокого голоса успокоить меня.

– Джен на год младше меня. Мы всегда были близки. Присматривали друг за другом. Она всегда поддерживала меня, ходила на каждый мой бой. После смерти мамы, я был в выпускном классе средней школы. И на какое-то время потерял себя. Напивался, пропадал на несколько дней, возвращался домой весь в синяках после драк со случайными мужчинами вдвое крупнее меня и крови. Джен вытащила меня из этого ада

– Как?

Его грудь поднимается и опускается, когда он находит мою руку и переплетает наши пальцы.

– Однажды ночью, после того как меня не было несколько дней, она отправилась на мои поиски. А именно в плохую часть города, и ее нашли не те люди.

Его рука сжимает мою, и я сжимаю ее в ответ, давая ему понять, что здесь ради него.

– Кто-то изнасиловал ее. Затащил в переулок и овладел силой. Она пострадала из-за меня. Когда наконец вернулся домой и узнал, что произошло… Просто не мог в это поверить. Кто-то причинил боль моей младшей сестренке, потому что я был эгоистом и думал только о себе. Знал, что должен что-то изменить.

Поднимаю голову и поворачиваюсь к нему лицом, сжимая его руку.

– Грэм, ты не можешь винить себя за это. Единственный человек, которого следует винить, – это парень, который сделал это с ней.

Он пожимает плечами, и я знаю, что он мне не верит.

– Единственное, что из этого вышло хорошего, – это Гвенни. Джен оставила ребенка вопреки желанию моего отца, и теперь у нее самая удивительная маленькая девочка. – Улыбка Грэма горько-сладкая.

– Она бы тебе понравилась. Такая же вспыльчивая, как и ты.

– Мне бы хотелось однажды с ней познакомиться.

Глаза Грэма встречаются с моими.

– Я бы с удовольствием. – Удовольствие… Любовь…

От одного этого слова по коже бегут мурашки. Так вот что это такое? Разум кричит мне бежать, в то время как сердце влечет к нему, мое тело горит в его присутствии. Сидим здесь в моей комнате, месте, где не бывал никто, кроме моих самых близких друзей, делимся самыми глубокими историями боли и правды, раскрываем души, и находим утешение друг в друге… это, конечно, очень похоже на то, какой я представляла себе любовь. Я никогда раньше этого не чувствовала.

Никто не давал мне повода полагать, что такое чувство существует.

– Что? – Грэм заправляет прядь волос мне за ухо. – Что происходит в этой милой головке? – Кажется, я влюбляюсь в тебя.

Должна ли я сказать ему?

Что, если он не чувствует того же?

А что, если да?

– Грэм, я… – Проглатываю эмоции, застрявшие в горле, и пытаюсь выдавить из себя слова.

Но мне и не нужно этого делать, потому что губы Грэма впиваются в мои.

Сильный и властный, его поцелуй высасывает весь воздух из моих легких. Я застигнута врасплох, но осознание этого не занимает много времени. Его губы прижимаются к моим, бархатисто-мягкие и теплые. Целую его так, словно он вода, а я застряла в пустыне больше чем на столетие.

Забираюсь к нему на колени и, оседлав парня, беру его лицо в ладони и притягиваю ближе. Грэм хватает меня за затылок, сжимая в кулаке мои волосы, удерживая именно там, где он хочет. Мои губы приоткрываются, и язык высовывается в поисках его. Мы оба стонем, когда нахожу, то что искала, углубляя наш поцелуй.

Наши рты двигаются синхронно, горячие и влажные, отдающие и берущие, медленные и всепоглощающие. Нет ни напряжения, ни здравого смысла

– Наконец-то! – Есть только желание, страсть, здесь и сейчас. Чем дольше мы целуемся, тем более неистовыми становимся.

Грэм срывает мою футболку вверх и через голову, а я вцепляюсь в его, пока он не заводит руку за шею и не сдергивает ее. Наши губы тут же соединяются снова, не в силах вынести тех нескольких секунд, что были врозь. Моя обнаженная грудь вплотную прижимается к его, и моя кожа горит от соприкосновения.

Я стону, он кряхтит, в нашем поцелуе одна первобытность. Он тверд как скала подо мной, и я двигаю бедрами, чтобы создать трение, в котором так отчаянно нуждаюсь. Руки Грэма взлетают к моей заднице, покачивая меня взад-вперед на себе, толкая и притягивая, беря под контроль, то, что ему нужно.

– Да, Грэм. – Мой голос хриплый и нуждающийся. – Возьми меня, умоляю. – Но мои слова произвели эффект ведра холодной воды.

Движения парня замирают, и губы отрываются от моих. Тяжело дыша, он закрывает глаза.

– Боже, Эва. Я чертовски сильно хочу тебя.

Приподнимаю его подбородок, пока он не встречается со мной взглядом.

– У тебя есть я, Грэм и тоже хочу тебя. Мы не должны останавливаться.

Он разочарованно выдыхает и отодвигает меня от себя, его глаза умоляют.

– Я не могу. Не так. Не сейчас, когда работаю на твоего отца.

– Серьезно? Ты слишком этичен, чтобы быть со мной, пока работаешь на моего отца? – Ничего не могу поделать с насмешливым тоном, сквозящим в моих словах. Я тянусь через край кровати за своей рубашкой и сердито натягиваю ее через голову.

– Клянусь, Эва. Когда придет время, мы будем вместе. Просто не хочу пользоваться этой ситуацией, тобой.

– Это из-за денег? Ты боишься, что мой отец тебя уволит? Потому что у меня достаточно денег для нас обоих.

Грэм проводит рукой по волосам, на его лице появляется страдальческое выражение.