Текст книги "Три желания"

Переводчик КОСТИНА СВЕТЛАНА

Аннотация:

Когда Лили Джейкобс родилась, то унаследовала Фазира – джинна. Ее семья имела возможность загадать ему три желания, но они использовали только одно, поэтому Фазир полностью и застрял в человеческом мире, став даже членом их семьи.

Даже с джинном, подростковая жизнь Лили не была идеальной. Чтобы как-то защититься от школьных друзей, которые делали ее несчастной, Лили решила погрузиться в любовные романы. В один из дней, когда насмешек было уже через чур много, она использовала одно из своих желаний. Она сказала Фазиру, что хотела бы встретить мужчину такого, как в ее книгах, и она извлекла максимальную пользу из этого непростого желая, потому что Фазир такого никогда не слышал. Ее желанный мужчина должен был быть до невозможности красивый, мужественный, сильный, неистовый и безжалостный (среди десятка других характеристик).

Он также должен считать, что она самая красивая, и он должен влюбиться в нее так сильно, намного сильнее чем во что-либо в мире.

Натаниэль МакАллистер родился в жизни, где не существовало таких вещей, как джинны, исполняющие желания. В его жизни существовали наркотики, преступления и разврат. В подростковом возрасте он был на побегушках у гангстера, потом сама жизнь и упорный труд привели его к богатству и респектабельности, но где-то в глубине души, он всегда знал, что был «запачканным». Когда Нейт встретил Лили, то понял, что не достоин ее, мужественный, сильный, неистовый и безжалостный, а именно таким он и был, Нейт не шел ни в какое сравнение рядом с милой, невинной Лили.

К сожалению, исполнение желания Лили уже начинает действовать, и ей вместе со своим героем придется пройти через испытания и волнения, чтобы испытать свою любовь. Фазир не просто хороший джинн, он любил Лили, поэтому дал ей именно то, что она так хотела.

Книга содержит реальные сексуальные сцены и нецензурные выражения, предназначена для 18+

Посвящается Марку, чьи руки, пока мы сидели в ЗАГСе, с силой удерживали меня и спокойно подбадривали

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава 1.

Сара, Фазир и Ребекка

Апрель 1943

Сара прочитала телеграмму и снова вздохнула.

Она только и могла позволить себе вздохнуть. Бесполезно беспокоиться о том, чего она не знала. Во всяком случае пока, из-за того, что ей сообщил Джим. Ей хватает беспокойства на сегодня. Она позволит себе поволноваться об этом завтра. Или, может быть, после завтра. Или, скорее всего, (она надеялась на это) что вообще не будет волноваться об этом.

Она вошла в дом, который Джим построил своими собственными руками, ну, большую часть в нем, во всяком случае. Дорогой, в некоторой степени просторный белый дом из известняка штата Индиана в окружении десяти прекрасных акров сочных полей. Прямо во дворе был огромный пруд. Каждый подоконник, несмотря на то, что дом был далеко не величественный, отделан мрамором. Джим хотел, чтобы у нее было что-то эффектное и тщательно сделанное. Единственную малость, которую он мог себе позволить на зарплату учителя, были эти итальянские мраморные подоконники и, черт возьми, он положил их для нее.

Она вошла в детскую и подошла к кроватке, взглянув на Ребекку, которая спала послеобеденным сном. Она морщила свои детские губки и мило хмурилась, как будто тоже знала содержание телеграммы.

Сара почувствовала, как слезы с коварством начинают подниматься к горлу, но она решительно сглотнула их.

Джиму бы не понравилось, если бы она начала плакать.

Она подумает об этом завтра.

Может быть.

* * *

Май 1943 г.

Пришел пакет, который был так сильно помят, Сара была уверена, что все, что в нем находилось уже разбилось и, следовательно, стало бесполезным.

У нее это вызвало горькое разочарование, потому что пакет был от Джима.

Сара подумала про себя, что прибывший пакет был хорошим знаком вместе с полученным письмом, которое он написал много месяцев назад, а недели спустя его самолет был сбит над Германией, и он пропал без вестей. Они до сих пор не знают, где он, выжил ли или был захвачен в плен, или он пытался как-то вернуться домой или может... что-то еще.

К ее удивлению, предмет в пакете был в целости и сохранности, симпатичный хрупкий флакон, выполненный из обвитого вокруг винограда, из бирюзового стекла. Он выглядел элегантным, тщательно сделанным и восхитительным. Он имел полное основание, тонкое горлышко, которое вело к широкому шару, входящему в другое тонкое горлышко другого, более меньшего шара с таким же тонким горлом, наверху которого была необыкновенная закручивающаяся пробка.

Это было очень красиво.

Джим написал письмо, пришедшее с флаконом, сообщив, что нашел его на рынке где-то в Лондоне, и подумал, что она просто обязана иметь его.

Джим, как всегда, был прав.

Сара полюбила его.

Однако это могло быть и самым отвратительной безделушкой на всей земле, но Сара все равно бы полюбила его.

Она поставила его на почетное место, на комоде в столовой.

Каждый раз, когда она убиралась, тщательно стряхивала пыль с красивого, экзотического хрупкого флакона.

И вспоминала Джима.

И надеялась, что с ним все в порядке и что скоро он вернется домой.

* * *

Декабря 1945 года

Война закончилась, и большинство парней вернулись домой.

Но не Джим.

Сара ждала, но ни слова.

Она звонила, до сих ничего.

Она писала и без ответа.

Она посетила военное Министерство.

Никаких известий.

Джим, она боялась, ушел.

Она заплакала, стирая пыль с флакона, его последнего подарка ей, последняя вещь, которую он трогал, она также хотела касаться ее. Сара похудела, глаза ввалились, стали глубокими, темные круги залегли под ними.

Трехлетняя Ребекка играла на полу в столовой, Сара стирала пыль с флакона машинально и совсем не осторожно, а как обычно. Она судорожно терла его, возможно, даже немного безумно, словно хотела стереть с него весь цвет.

Тряпка для пыли выпала у нее из рук, но она этого даже не заметила. Она просто продолжала тереть флакон пальцами, тереть, тереть и тереть. Она подумала немного истерично, что может просто истереть его навсегда.

Пробка выпала, но она даже не заметила этого.

Ребекка, увидев красивую пробку, делая первые шаги подошла и схватила ее тут же засунув в рот.

Сара не заметила свою дочь, просто продолжала тереть флакон.

Она остановилась, потому что великолепный виноград переместился и дым бирюзового цвета выстрелил из горлышка флакона, приобретая очертания фигуры.

Фигура напоминала толстого, добродушного мужчину в красновато-лиловой феске с небольшой бирюзовой кисточкой на верху. На нем был экстравагантный наряд бирюзового цвета с вышитой лилово-красной гроздью винограда на короткой курточке без рукавов и вздымающиеся бирюзовые шаровары, которые заканчивались фиолетовыми туфлями с загнутыми заостренными носами. У него были широкие золотые браслеты, зафиксированные на запястьях, доходящие до предплечий, украшенные синими и пурпурными драгоценными камнями и толстые, золотые кольца свисали с мочек ушей. Он обладал копной угольно-черные волос и козлиной бородкой, высокомерно свисавшей с его подбородка. У него были блестящие карие глаза, немного задранные в уголках вверх, смотрящие из-под линии бровей, подведенных черной сурьмой.

Он парил в воздухе со скрещенными руками и ногами, и смотрел на нее сверху вниз, не доставая до потолка примерно два фута.

Сара подумала, что она окончательно сошла с ума. Возможно, ей не стоило беспокоиться о Джиме постоянно и той ужасной телеграмме, которая пришла. Возможно, ей следует тихо успокоиться, надеяться и думать, что все будет хорошо, для Джима, Ребекки и наконец, для самой Сары. Возможно, ей следовало примириться с потерей ее самого дорогого Джима, существовать одной, спать в одиночестве, есть одной и воспитывать ребенка своими собственными силами, одной на зарплату учителя. Возможно, поскольку она этого не сделала, а тихо все эти годы ползала по своим мыслям, они и привели ее к сумасшествию.

Потому что только сумасшедшая женщина увидит мужчину, парящего в ее столовой в фески, загнутых ботинках и козлиной бородкой.

– Ты, моя госпожа, у тебя есть три желания, – сказал мужчина.

Сара открыла рот, и если бы она обратила внимание на Ребекку, то увидела, что та тоже открыла рот, и пробка выпала изо рта малышки Бекки, покатившись, никем не замеченной, под шкаф.

– Кто ты? – выдохнула Сара.

– Я Фазир. Я джинн. И я здесь исполнить три твоих желания, – величественно и помпезно заявил он.

Сара уставилась на него во все глаза, она закрыла глаза и покачала головой, бормоча про себя: «Я сошла с ума».

– Ты не лишилась рассудка. Я джинн, и я здесь…

– Я слышала, что ты сказал! – цыкнула Сара на изумленного джинна, наклонилась, подхватила Бекку, бережно прижав к своему дрожащему телу. Она медленно пятилась, шепча: – Уходи.

– Я Фаз... э-э, что? – начал он своим напыщенным голосом джинна, но запнулся от ее слов. Никто и никогда не говорил ему, чтобы он уходил.

Никогда.

Обычно все были очень счастливы видеть его и довольно быстро говорили все свои желания. Несметное богатство, которые он мог им предоставить, это на самом деле было совершенно несложно. Долгую жизнь, немного сложнее, а вечная жизнь запрещалась Кодексом Джиннов. Месть, он не хотел этого делать, но желание других было законом. И так далее.

Но никто и никогда не говорил ему, чтобы он уходил.

Никогда.

И никто никогда не огрызался на него.

За исключением, конечно, когда они желали что-то глупое и это им выходило боком, но в этом не было вины Фазира.

Он попробовал еще раз.

– У тебя есть три желания. Твое желание для меня приказ.

Она продолжала по-прежнему пятиться и моргать. Постоянно. Каждый раз, когда она закрывала глаза, а затем открывала их снова, создавалось впечатление, что она была еще больше шокирована, видеть его перед собой.

Затем она выбежала из комнаты.

Он поплыл вслед за ней, повторяя снова и снова, что он учился в специальной школе для джиннов, где прошел обучение. Сара просто игнорировала его. Через несколько часов она собрала чемоданы, взяла ребенка, села в машину и уехала.

* * *

Прошло два дня

Сара осторожно подошла к красивому дому из белого известняка. Она выглядела спокойной и вполне нормальной.

Она вместе с Ребеккой были у матери. Сара болтала о своем бреде, и даже, в некоторой степени к своему ужасу, не могла остановиться, ее просто несло.

Потом она плакала целый день и ночь.

Потом заснула, и ее мать ухаживала за ее дочерью.

А теперь она вернулась домой.

Ее сердце было разбито.

Теперь она точно поняла, что Джим никогда не вернется домой.

И она решила для себя, что, если бы Гитлер не был уже мертв, она бы нашла бы его сама и свернула ему глупую, маленькую шею.

Напасть на Польшу, какому дураку могла прийти такая идея? Разве он не знает сколько горя он причинил? Так много жизней уничтожено – погибли целые семьи.

И Джим, жизненно необходимый, сильный, высокий, умный, замечательный Джим. Он никогда не будет опять играть в теннис, как было в первый раз, когда она увидела его. Он никогда больше не перекопает плодородную темную землю у них в саду. Он никогда не вырастит один из своих сочных и вкусных помидоров штата Индиана. Он никогда не обхватит ее своими руками, и он никогда не опустит глаза на красавицу дочь.

Ей необходимо было обвинить кого-то во всем этом, поэтому она обвиняла Гитлера. Конечно, он был виноват во многих вещах, и Сара была рада за свое вероисповедание (хотя за день до этого она прокляла Бога). Она была счастлива, потому что несмотря на веру, она могла представить совершенно отчетливо Гитлера, вытянутого на вертели над костром из древесного угля, крутящегося, как на гриле в вечной агонии.

Независимо от своих мстительных мыслей, Сара по-прежнему был усталой, безмерно грустной, и навечно сломленной из-за своей любви к Джиму.

Но по крайней мере, подумала она, уже не сумасшедшая, чтобы видеть джинна, летающего у нее в доме по воздуху.

Она чуть-чуть приоткрыла дверь и вошла внутрь со своей дочерью, как тут же джинн полетел к ней и несколько раздраженно спросил:

– Где ты была?

Она остановилась, а затем повернулась, чтобы ринуться опять за дверь.

– Нет, не уходи! Просто скажи мне свои три желания, я исполню их и вернусь обратно в бутылку, – она заколебалась, а джинн приковал ее к месту. – Так это работает. Я вернусь в бутылку. Ты закроешь ее пробкой, и отдашь меня или продашь, или... что-то еще. Единственное не члену твоей семьи или другу, и ты никому не должна рассказывать, что находится в бутылке. Мне нужно перейти к кому-то, кого ты не знаешь, и они не должны знать, что я делаю. И ты никогда никому не должна говорить, что я был здесь, или тысячу проклятий падет на твой род навеки. Таковы правила.

Сара никогда не могла предположить, что у джиннов могут быть правила. Она вообще никогда не думала, что джинны существуют.

Нет, она покачала головой, потому что точно знала, что джиннов не существует.

Фазир, наблюдая за ней, понял, что она все еще не верит в него.

Устало, потому что обычно на такую задачу он тратил обычно около пяти минут, а не несколько дней (обычно люди точно знали, чего они хотят, и не теряли время попусту, а он не получал по шее), он сказал:

– Просто пожелай чего-нибудь, и я покажу тебе, что смогу это осуществить.

Сара не колебалась ни минуты.

– Я хочу, чтобы вернулся Джим.

Фазир переместился на пару метров вниз и увидел неприкрытую боль на ее лице.

С помощью волшебства, конечно, он точно знал, чего она хотела, но он отрицательно покачал головой.

Это, к сожалению, а также мир во всем мире и искоренение всех пороков, нищеты, невежества, ханжества (который был также просто невежеством), эпидемий чумы и бла, бла, бла, он не мог сделать.

Таковы были правила. Большие Правила в Кодексе Джиннов, которые никто не нарушал.

Он мог вернуть Джима, только если нарушит правила, но не такого Джима она на самом деле хотела назад.

– Я хочу, чтобы Джим вернулся! – крикнула она, когда Фазир не ответил. – Я хотела бы, чтобы мой Джим вернулся! Вот мое желание. Это все, что я желаю... вернуть Джима назад.

Она кричала на него, и в ее голосе наполовину слышалась боль, наполовину страсть, Сара рухнула на пол и схватила свою малышку на руки, укачивая взад-вперед хорошенькую маленькую девочку, губы которой задрожали от страха перед криком матери.

Фазир понял, что проплыл еще ниже к полу (он не любил низко парить, годами он не дотрагивался до земли, и сама мысль заставила его задрожать от отвращения). Но все-таки, что-то в ней вынудило Фазира приблизиться.

– Женщина, я не могу сделать то, что ты просишь, твой Джим ушел, – мягко сказал он ей, – я не могу вернуть его. Ты должна пожелать чего-то еще.

Она молча отрицательно покачала головой.

– Может быть славы?

Она еще больше затрясла отрицательно головой.

– Богатства за пределами твоих самых смелых фантазий?

Она продолжала отрицательно качать головой.

– Хорошее здоровье? – продолжал Фазир.

Она просто качала головой, прижимая к себе ребенка и раскачиваясь взад-вперед.

– Я только хочу, Джима, – ее голос звучал надтреснуто, и Фазир находился в полном недоумении. Он еще не встречал такую форму человеческого существа. Обычно он просто видел жадных, или тех, кто превращался в жадных и ненасытных, ненавистных, как только они понимали, что могут иметь все, что пожелают.

Это был совершенно новый опыт для Фазира.

Он не знал, что делать. Он подумывал о возвращении в свою бутылку и вызвать Великого Гранд-Джинна Номер Один, попросить у него совета, но вместо этого Фазир решил следовать своим инстинктам.

И, годы спустя много раз вспоминая этот момент, когда ему казалось, что он сожалеет об этом, на самом деле, это было самое лучшее, что он когда-либо делал за свою очень длинную жизнь джинна.

Он протянул руку и погладил ее красивые светло-золотые волосы.

Он никогда не дотрагивался до человека за свои сотни и сотни лет.

К его глубочайшему удивлению, она повернулась своим лицом к его руке и потерлась щекой о его ладонь.

– Я скучаю по нему, – прошептала она.

– Я знаю, – прошептал он в ответ, хотя не знал, потому что он никогда ни по кому не скучал, но он не мог промолчать.

– Я отдам свои желания Ребекке, – сказала она мягко.

Фазир задрал на дюйм нос и уставился на маленького ребенка.

– Но она едва может говорить! – возразил он.

Сара встала, поставила ребенка на ножки, которая учась ходить направилась только ей ведомом направлении, и с ужасом Фазир смотрел ей вслед.

Затем Сара выпрямилась, расправила плечи и посмотрела на Фазира.

– Ну, я полагаю, тебе придется здесь задержаться на некоторое время, – сказала она спокойно.

* * *

Июль, много лет спустя

Фазир грелся на солнышке во дворе, держа трех створчатое зеркало, с картонной основой, которая Сара установила ему под подбородком, чтобы получить двойные солнечные лучи на лицо. Золотые лучи радостно отражались от пруда и было жарче, чем пекло в аду, Фазир знал не понаслышки. У него был друг, который посетил одного из мастеров в аду, и чувствовал тогда избыточное тепло, и Фазир тоже чувствовал распределяющуюся влажную жару штата Индианы в июле месяце, и скорее всего это было похоже именно на то, как описывал его друг.

Он пробыл здесь уже годы, но ни Сара, ни Бекка не использовали ни одного желания и не показывали никаких признаков.

Поначалу большинство его друзей джиннов думали, что это было весело – Фазир из всех мест застрял с семьей в небольшом фермерском городке в Индиане, и они показывали с большим удовольствием на него пальцем.

Фазир ходит по земле, подобно простым смертным.

Фазир одет в настоящую одежду, как люди.

Фазир поедает черничные кексы и клубничные пирожные, также как люди.

Фазир получает носок, наполненный лакомства на Рождество.

Фазир, берет юную Ребекка в автобус на игру в бейсбол (Фазиру нравилась... нет, он любил бейсбол и Бекки абсолютно тоже жила им).

Затем Фазир объяснял им, что домашние черничные кексы самые свежие из духовки и намазанные настоящим маслом, какие они на вкус. Он также подробно рассказал, что было в носке на Рождество. И он мог удариться в лирику о Большом шлеме, ударе за пределы поля более чем на пятнадцать минут.

Он рассказывал им свои истории, и его друзья-джинны стали вести себя немного тише со своими шутками. Потом они заревновали, потому что не могли дождаться, когда Фазир выйдет к ним на связь, чтобы рассказать им что-нибудь еще.

А Фазиру всегда было что рассказать особенно о Бекки.

Фазир наклонился на левую сторону и подобрал запотевший стакан сладкого виноградного сока, со вкусом газировки, самого любимого напитка человеком летом, он также полюбил зимой кремовый зефир Бекки с горячим шоколадом, тающим сверху. Он отхлебнул большой глоток из прохладного стакана и наблюдал за Бекки, спускающейся к нему.

Она была кругленькая и веселая, вылитая он, и очень высокая. Очень симпатичная с красивыми зелеными глазами и белого цвета золота волосами, как у ее матери. Фазир, хотя он не признавался об этом никому, ни джиннам, ни людям, но у него иногда возникала мысль о ней, как о своем ребенке. Он помог ее вырастить, решал ее проблемы и уговаривал ее не делать шаловливые вещи, пока она росла, поэтому Фазир предпочитал думать, что это было так.

Сейчас она работала по совместительству фотографом (она выиграла несколько наград и даже научила Фазира делать фотографии), она была замужем за Уиллом Джейкобсом, который думал, что солнце встает и садиться в ней.

Фазиру понравился Уилл. Он переехал к ним, а не забрал Бекки подальше от них, и Фазир одобрил это. Он обнаружил, что ему нравилось, когда дома было много людей, много разговоров, больше еды за столом. Уилл был немного напряженный, но в лучшем смысле этого слова. Он любил глубоко, упорно думал и заботился больше о людях, чем, ну, чем Сара и Бекки. Он также мог очень зло обидеть, поэтому Фазир пытался остаться с ним в хороших отношениях.

И он знал о Фазире и не возражал.

И, наконец, он полюбил бейсбол.

Да, Уилл был хорошим в Книге Фазира, а у Фазира на самом деле была Книга.

Бекки махнула рукой Фазиру, и рухнула на траву рядом с ним. Она была босиком в красивом платье. Она улыбнулась такой необычной, милой улыбкой, что перехватывало дыхание. Она также любила солнце, как и Фазир, и они часами могли лежать и печься летом.

– Добрый день, госпожа Бекки, – вальяжно поздоровался Фазир.

– Перестань называть меня так, – сказала она, но ее голос не звучал рассерженно. На самом деле, в ее голосе слышался смех. Он специально назвал ее так, потому что это ее раздражало, и она легко могла разозлиться. И иногда, когда она действительно раздражалась, он заставлял ее улыбаться или хихикать, и не было лучшего желания у Фазира, чем единственное – заставить Бекку улыбаться и смеяться.

Она была его госпожой, хотя он и пытался объяснить ей это множество раз, что сбился со счета.

– Ты становишься коричневым, – заметила она, глядя вниз на красивое загорелое округлое тело Фазира, намазанное маслом для загара в плавательных шортах.

– Ты хочешь пойти поплавать? – спросил он с надеждой. Он и Бекки предпочитали купаться в пруду больше раз, чем он мог припомнить. И сегодня такой жаркий день, что это прекрасная идея.

Она повернулась на бок и покачала головой. Он заметил впервые, что что-то было у нее на уме.

Он убрал зеркало от лица и тоже повернулся на бок.

Когда Бекки что-то не давало покоя, Фазир всегда был рядом, чтобы выслушать.

Он молчал, не говоря ни слова, просто ждал.

– Фазир... – начала она и отвела взгляд, – я боюсь даже спрашивать, – прошептала она.

– Ты можешь спрашивать меня, о чем угодно, Бекки, – и это было правдой. Он мало что знал, она это поняла много лет назад, учитывая, что была очень умной, большую часть своего существования он прожил в бутылках с двойным дном, но несмотря на это, он сделает все от него возможное.

Она кивнула и посмотрела на него своими зелеными глаза с теплотой, но, на самом деле, испуганно.

– Уилл и я пытаемся завести ребенка в течение многих лет.

– Я знаю, – кивнул Фазир с умным видом, она уже говорила с ним об этом раньше. Она говорила об этом и с Сарой. Она пыталась завести ребенка, но каждый раз она теряла его. Иногда это было очень болезненным, иногда она была вся в крови. Много раз. Иногда, нет, на самом деле каждый раз, это было очень страшно для Уилла, Сары и Фазира.

Потеря ребенка всегда навевала на нее грусть и с каждым разом было все хуже и хуже.

– Я хочу иметь ребенка, – сказала она поспешно, словно она боялась этого слова, боялась надеяться, желать. – Я не жадничаю, одного. Меня не волнует будет ли это мальчик или девочка. И не нужно какого-то особенного, просто того, кого мы будем любить, кого Уилл и я сотворили, кого…

Фазир был в совершенной готовности.

Все эти годы...

– Ты говоришь о желании, Бекка?

Она посмотрела на него внимательно, затем молча кивнула.

Он не мог в это поверить, после стольких лет. Она была старше большинства женщин, которые уже имели детей, но это, это было желание, которое он мог выполнить.

Он улыбнулся ей, протянул руку и коснулся ее живота.

Он посмотрел ей прямо в глаза и сказал:

– Твое желание для меня приказ.

* * *

Но Фазир не будет делать так, как она сказала.

Он сделал ее совершенной.

Он сделал ее яркой и смешной и очень, очень талантливой.

Он сделал ее милой и вдумчивой и очень, очень заботливой.

Он сделал ее щедрой и доброй и очень, очень любящей.

Он решил не делать ее прекрасной, по крайней мере, не сразу, потому что она должна узнать смирение, а не расти с раздутым самомнением.

Хотя, она станет прекрасной, великолепно красивой вне всякого сравнения.

Только... позднее.

Глава 2

Фазир и Лили

Октябрь, очень много-много лет спустя

Фазир наблюдал за Лили, пока она толкала велосипед по дорожке, утопающей в ярких осенних тонах, которые он так любил в Индиане.

Он хмурился, а делал это он из-за того, что видел грустную Лили.

Он не любил, когда Лили было грустно, но Лили большую часть времени в эти дни грустила.

Она никогда не грустила.

Она была настолько жизнерадостной, такой любимой, когда родилась – ну, пару часов спустя, потому что к счастью Фазир не присутствовал при родах, он слышал рассказы и чувствовал свою причастность к желанию, выполненному им – Бекки отдала свои два оставшихся желания своей новорожденной дочери.

Лили была очень смышленой, она опережала других детей в развитии, и начала говорить раньше, чем другие дети, также и читать. Сейчас же она на два грейта опережала других детей в школе, она была очень умной.

И она была невероятно жизнерадостной, счастливой, улыбающийся и любящей. Одно объятие от Лили и весь мир приобретал золотистые тона. У нее были абсолютно самые лучшие объятия.

И в тот момент, когда она смогла сложить три слова вместе, она начала рассказывать истории, которые всегда были самыми лучшими историями... когда-либо.

Если она рассказывала о чем-то, что произошло на самом деле, то могла сделать самое обыденное событие занимательным. И это было настолько отлично, намного лучше, когда она начинала придумывать истории с нуля, это было абсолютно самое лучшее из лучших.

И она была забавной. Она могла заставить даже старую леди Кравиц засмеяться, а старая леди Кравиц никогда не смеялась.

Все любили Лили, даже старая леди Кравиц.

Было много за что можно было любить. Лили была просто идеальной.

Кроме...

Фазиру пришлось признать, что он совершил крохотную, маленькую ошибку, когда исцелял утробу Бекки, делая ее плодовитой и осуществляя желание, чтобы появилась Лили.

Он должен был сделать, чтобы она становилась красивее намного быстрее.

Или, по крайней мере, симпатичной.

Он оправдывал себя тем, что не знал.

Он был создан Божеством, как полностью развитый взрослый джинн. Потом был направлен в Тренировочную Школу Джиннов, где нужно было сосредоточить все внимание на обучении, иначе ты можешь неправильно исполнить желания или не нарушить Кодекс Джиннов, и в результате будут последствия, о которых лучше даже не думать.

Фазир никогда не был в человеческой школе. Он не знал какими жестокими могли быть дети.

И Лили, хотя не была уродиной, но была не красивой, и ко всему прочему еще такой умной, другие дети думали, что она странная. И они насмехались над ней.

Сара, Бекки и Уилл беспокоились о Лили. Ну, Сара и Бекки беспокоились, а Уилл становился немного бешеннее, чем нечистая сила (этой фразе Сара научила его, но Фазир еще так и не понял, что значит «нечистая сила», но полагал, что это довольно что-то плохое, то что говорила Сара).

Шли годы, и Лили возвращалась домой из школы, все больше и больше такой, как сегодня.

Грустной.

Он испарился, как только она вошла в дом (так он делал большинство дней) и тайно наблюдал за ней, похитив три шоколадки Бэйб Рут (Бейб Рут (1895-1948) был американский аутфилдер бейсбола), (названных в честь одного из героев Фазира, Бейба Рута, отличного бейсболиста, который был почти таким же круглым, как Фазир).

Она схватила свою постоянную книгу (другую из сотни любовных романов, которые она читала) и устремилась из дома. Фазир наблюдал, как она шла вниз по скошенной лужайке, в свое укрытие под деревьями по извилистой, покрытой гравием тропинки.

И он точно знал, что она делает в этот момент – ест шоколадки. Она могла даже украсть чего-нибудь и побольше. У нее будет хороший ужин и десерт. Она украдет что-то еще, чтобы перекусить, прежде чем лечь спать.

Фазиру нравилась его еда, а Лили нет. Она ела не потому что ей нравилось, а потому что... ну, Фазир не знал почему.

И Лили было тучной. Не слишком тучной, но она выходила уже за пределы пухленькой.

И она читала эти любовные книги, что ж он знал почему, ему сказала Бекки. Они были ее спасением.

Фазир знал, это было все из-за детей в школе.

Сейчас впервые он захотел, чтобы его госпожа пожелала мести. Если он даже услышит, как кто-нибудь из детей скажет жестокие слова ей, которые Уилл сказал Fazire, что дети вероятно говорят ей такое, он осуществит свое собственное желание (которое явно будет за пределами Кодекса Джиннов) и последуют взрывные последствия.

Глупые, невежественные, завистливые дети.

Он подождал, пока она съела шоколадки и спрятала фантики, как и всегда делала, и спустился, чтобы присоединиться к ней.

Она сидела на подстилке из сухих опавших листьев красных, коричневых, желтых и оранжевых, на некоторых присутствовали одновременно все четыре цвета. Она прижалась спиной к стволу дерева, а голова цвета белого золота склонилась над любовным романом.

Но она не читала, а плакала.

– Что случилось, Лили? – тихо спросил Фазир.

Она дернулась и уставилась на него снизу-вверх, слезы блестели на ее лице.

– Фазир! – она попыталась спрятаться за улыбкой, которая не получилась. Он видел сотню раз ее фальшивую счастливую маску, которую она твердо устанавливала на лицо, но сейчас он застал ее прежде, чем она успела это сделать.

– Не пытайся от меня спрятаться, малышка Лили. Фазиру ты расскажешь. Я знаю все, – сказал он величественным голосом джинна из бутылки.

К его ужасу она не отшутилась и не попыталась скрыться, а разразилась безудержными, сотрясающими все тело рыданиями и слезами четырнадцатилетней девочки.

– Ах, Фаз... Фаз... Фазир. Это было ужасно.

Не раздумывая, он опустился рядом с ней, на листья (о, его друзья-джинны просто придут в ужас от его сидения больше-чем-на-земле на ложе из мертвых листьев), притянув ее в свои объятия и позволяя ей выплакаться.

– Расскажи мне об этом Лили. Выскажись. Твоя бабуля сказала мне, что она не говорила о своем Джиме, пропавшем без вести в войну, но потом она сделала все правильно, когда поделилась случившимся. Не храни это, словно в бутылке, мой дорогая. Я знаю, что такое быть в бутылке!

Она тихо хихикнула и покачала головой, продолжая себя держать под контролем.

– Это глупости, Фазир, – она старалась казаться сильной, но у нее это не получалось. – Просто один мальчик в школе сказал кое-что обо мне... о, ну, что я жирная. – Она вздрогнула от своих слов и продолжала смотреть в землю.

– Ты не жирная! – с возмущением воскликнул Фазир, хотя это было не совсем правдой, она была пухленькой давно, но он никогда не мог сказать, что она жирная.

Она подняла на меня глаза, не зная, что ей делать то ли смеяться надо мной, то ли плакать.

– Я жирная, Фазир, – тихо сказала она и затем вытащила фантики «Бэйби Рут» из кармана джинсов.

– О, малышка Лили, – он застонал и применил немного магии Джина, волшебства, которое было разрешено, поскольку касалось маленького беспорядка, а не какой-то личности, и одним щелчком пальцев фантики исчезли.