Текст книги "Королевская охота"

Автор книги: Крис Уэйнрайт (Уэнрайт)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Отец с сыном следовали верхом сразу же за королевским экипажем, в котором, впрочем, ехала только Белеза: король на огромном вороном жеребце скакал рядом, иногда наклоняясь к окошечку кареты, чтобы перекинутся парой слов со своей фавориткой.

Чуть позади Конана держался Паллантид, командир королевской охраны, а его солдаты цепочкой растянулись с двух сторон кортежа Его Величества. Их алые плащи, скрепленные на левом плече брошью в виде дракона, развевались от быстрой скачки, и гвардейцы были похожи на огромных птиц, закрывающих своими крыльями вереницу экипажей и всадников. За Паллантидом следовали советники, затем карета тучного Публия, который не слишком любил верховые прогулки, а за ними – бесчисленные повозки дворцовой челяди и приближенных к королю нобилей.

Альгимант время от времени отставал от отца и подъезжал к карете, в которой ехала красавица Мелисса.

Он терпеливо гарцевал около экипажа, ожидая, пока откроется занавеска и девушка выглянет наружу. Не один он пытался привлечь ее внимание: немало молодых людей кружило около экипажа падчерицы графа Этельстейна. Временами Альгиманту везло, и девушка удостаивала его улыбки и нескольких коротких фраз, но чаще она специально выглядывала с другой стороны, где в это время, как назло, оказывался Тасвел или еще кто-нибудь из претендентов на ее руку.

– Ты говоришь, что без меня жить не можешь? – капризно надув хорошенькие губки, спросила в один из счастливых для молодого офицера моментов Мелисса, прекрасно зная, какой получит ответ.

– Да, это так, – весь светясь счастьем, что она, наконец, обратила на него внимание, отвечал Альгимант.

– Ну что ж, посмотрим, – засмеялась красавица, – все вы часто так говорите, чтобы завоевать расположение бедных девушек, а когда доходит до серьезного разговора, так никого рядом и не оказывается.

– Как же никого? – отвечал Альгимант почти с обидой. – Ты разве не замечаешь, сколько вокруг тебя вьется кавалеров?

– Ну и что с того? – кокетливо взмахнула ручкой Мелисса. – Всех привлекает лишь то, что я падчерица графа Этельстейна – и ничего больше.

– Помилосердствуй! Как ты можешь так говорить? Мне совершенно наплевать на то, из какой ты семьи, – горячо воскликнул Альгимант, – даже если бы ты была простой крестьянкой, неужели ты думаешь, я бы стал относиться к тебе хуже?

– Крестьянкой? – в глазах девушки мелькнул огонек презрения. – Как ты можешь даже подумать о таком? Я – и крестьянка? Фи! Вот сыну барона Патриана такая глупость вряд ли пришла бы в голову. Не так ли, мой друг? – обратилась она к подъехавшему к ее карете Тасвелу, чей темно-зеленый камзол Альгимант заметил еще издалека, но мог только скрипеть зубами в досаде от появления соперника.

– Ты совершенно права, – склоняясь в галантном поклоне, ответил Тасвел, с превосходством глядя на Альгиманта, – не все могут понять нас, аристократов. Многим это не дано от рождения, что тут поделаешь!

– Ты не на меня ли намекаешь? – вспыхнул молодой офицер.

– О боги! – ехидно улыбнулся соперник. – Тебя-то я и не приметил. Нет, нет, дорогой друг, речь, разумеется, не о тебе, а о простолюдинах, к которым ты, насколько мне известно, ведь не относишься?

– Мы завтра посмотрим, кто к кому относится, – сжав кулаки, пообещал Альгимант и, стегнув коня, поскакал вперед.

– Ха-ха-ха! – слышал он за спиной переливчатый смех Мелиссы. – До чего же вы все смешные, и всегда говорите одно и то же! Боги, как забавно…

Альгимант догнал отца и поехал рядом с весьма хмурым видом.

– Опять пытался любезничать со своей подругой? – сочувственно поинтересовался Брегант. – И снова она тебя отшила? – Старый солдат и выражался частенько по-солдатски.

– Да… – с неохотой сознался Альгимант.

– Бросил бы ты это занятие, – мягко сказал отец. – Вряд ли эта девушка будет тебе хорошей парой. Мы же простые люди, а она из графской семьи…

– Но король благоволит к тебе, – вспыхнул молодой офицер, – неужели он не может сделать своего советника графом или…

– Или герцогом? – перебил его с усмешкой Брегант. – Не в моих правилах выпрашивать себе титулы, сынок. Да и, честно говоря, не больно мне они и нужны. Успокойся и думай о другом: самое главное для тебя сейчас – победить на турнире. Может, тогда и твоя красавица сменит гнев на милость. Не буду врать, что мне будет о сердцу такая невестка, но что уж с тобой поделаешь, я же вижу, как ты сходишь по ней с ума… Кстати, мы почти доехали, – меняя тему разговора, кивнул он вперед.

Действительно, дорога сделала резкий поворот вправо, поднимаясь еще чуть выше на склон холма, и за поворотом открылся вид на величественный замок и раскинувшееся перед ним поле. Разноцветные флаги над длинным деревянным помостом, сооруженным для размещения благородных зрителей, слегка покачивались от ленивого течения почти неподвижного осеннего воздуха.

Поодаль виднелось множество шатров и палаток: гостей было столько, что все не могли разместиться в покоях баронского жилища, и для людей попроще, а также слуг нобилей было устроено нечто вроде походного лагеря. /

Увидев приближающийся королевский кортеж, стражники отворили ворота, и сам хозяин, барон Самора, предупрежденный слугами, выехал встречать своего повелителя. Его гнедой жеребец, управляемый опытной рукой, взвился на дыбы, как бы приветствуя приближающийся кортеж. Черные Драконы расступились, и королевская карета со скачущим рядом киммерийцем без помех покатила вперед к подъемному мосту, перекинутому через ров, окружающий высокие старые стены. Взревели трубы, и над высокой башней, венчающей въезд в замок, заплескалось полотнище королевского флага. Караван так растянулся, что когда Конан и его ближайшие сановники уже находились у замковых ворот, последние повозки еще только показались из-за окаймляющих поле деревьев.

– Привет тебе, благородный хозяин! – отвечая на поклон Саморы, прокричал Конан. – Наверное, найдется чем удивить гостей и на этот раз?

– Непременно, – довольно улыбаясь ответил барон. – Ждем только тебя, мой король, а чудеса уже готовы!

Варвар не напрасно задал такой вопрос, Самора слыл мастером на всяческие неожиданности, и гостям, ежегодно собирающимся на его праздники, всегда находилось чем позабавиться: то он вдруг устраивал гонки на верблюдах и ради этого специально привозил откуда-нибудь из Заморы или Турана как животных, так и ездоков, то для удовольствия благородных зрителей собирал целую толпу всяческих уродов или потчевал гостей неизвестными большинству яствами, доставленными чуть ли не из Кхитая – поэтому все с таким нетерпением ожидали дня открытия, когда барон доводил до всеобщего сведения свой очередной сюрприз.

– Все готово! – барон указал рукой на помост. – Но, может быть, ты желаешь сперва от дохнуть с дороги?

– Да ты за кого меня принимаешь? – расхохотался киммериец, спрыгивая с коня. – Неужели я похож на изнеженную барышню или на этого разряженного павлина? – он кивком головы указал на выбирающегося из кареты Публия, одетого по последней моде и увешанного множеством украшений – молодая канцлерша весьма ревностно относилась к тому, чтобы ее упитанный коротышка-супруг выглядел не хуже приборных щеголей. – Что-то ты бледен, дорогой, – счастливо обратился он к канцлеру, – не укачало случаем, в дороге? Смотри, береги себя, ты мне нужен, да и не только мне: Аквилония без тебя не обойдется! Давай, веди! – последнее относилось уже к барону, который спешился и почтительно ожидал королевских приказаний.

Самора махнул рукой, и вновь зазвенели трубы. По их сигналу из замковых ворот медленно двинулась разряженная толпа нобилей и членов их семейств – тех, кто прибыл сюда отдельно от королевского кортежа. Многие были из дальних аквилонских земель, и встреча с королем была для них не менее долгожданным зрелищем, чем лицезрение уродов или еще каких-нибудь диковин, устраивать которые был большой мастак хозяин замка.

Правда, многие из них видели киммерийца не так уж и давно: не прошло и полугода, как они участвовали в боях с офирцами и кофийцами, и Конан, обладавший хорошей памятью, узнавал и окликал по именам приветствовавших его храбрых воинов. Вышедшие из дворца и приехавшие вместе с королем нобили постепенно заполнили все пространство между крепостным рвом и помостом, разместившись полумесяцем и выжидательно посматривая на варвара и хозяина замка.

– Смотри, Самора! – похлопал киммериец барона по плечу. – Все уже заждались нас. Приступим, пожалуй!

Король вместе с хозяином двинулись к помосту, а за ними, соблюдая определенное для каждого место в свите, потянулись остальные гости. Нобили оживленно, приветствовали друг друга, окликали знакомых, обменивались мнениями о том, будет ли нынешний праздник интереснее предыдущего, так что гомон над полем стоял изрядный.

Постепенно все приглашенные расселись на длинных скамьях, установленных на помосте, и шум слегка утих. Конан сидел на возвышении в центре, на походном королевском троне, принесенном слугами под руководством расторопного Гаримета.

– Ну, так чем ты нас порадуешь? – повернувшись к Саморе, кивнул варвар на полукруглую решетку, разместившуюся вплотную к помосту прямо по центру. – Схваткой гладиаторов? Или, может быть, поединком амазонок? Скажу тебе, на это стоит поглядеть! Одна такая в свое время чуть не отхватила мне кинжалом то, без чего мужчина уже и не совсем может так называться… в общем, сам понимаешь! – захохотал киммериец. – Не всякий рыцарь мог бы с ней сладить… а бились мы вот в такой же железной корзине, – Конан указал вниз.

– На этот раз, мой господин, такой опасности для тебя не предвидится, – на лету подхватил шутку барон. – Однако зрелище будет, надеюсь, не хуже! – Самора засмеялся вслед за сидящими рядом с королем, а потом дал знак начинать. Что? О чем они говорят? – спрашивали те, находился чуть поодаль от трона. Им объясняли, они передавали содержание шутки своим соседям, и волны смеха катились вдоль помоста, правда, те, кто находился дальше с и до кого произнесенное варваром дошло уже в сильно искаженном пересказе, поняли лишь то, что есть какие-то странные женщины, у которых снизу все устроено, как у мужчин, и его величество нарезал в свое время этого добра целую корзину. Это было не так уж смешно, но все равно вызывало взрывы хохота, потому что смех и веселье – вещь заразительная, а что служило его причиной, не так уж и важно.

По знаку барона, открылась дверца под помостом, и на посыпанную песком полукруглую арену выскочил огромный тигр. По рядам зрителей, многие из которых впервые видели такого зверя живьем, прошел легкий шум. Хищник лениво посмотрел на притихших людей и, оскалив пасть, прошелся пару раз вдоль решетки, потом улегся прямо напротив короля, время от времени постукивая длинным хвостом о землю.

– О-о-о! – раздался возглас сотен глоток, потому что вслед за полосатым хищником на арену выскочил лев и грозно зарычал на тигра.

Тот приподнялся было на передних лапах, но отвернул морду в сторону и только глухо проворчал в ответ, что было встречено громом аплодисментов и криками собравшихся: как никак лев был символом аквилонского королевства. Большинство из гостей впервые видели и этого зверя, и даже киммериец, склонившись к уху Саморы, сказал:

– Ну, барон, удивил так удивил! Я видел как-то подобное чудище, но был тогда, можно считать, чуть ли не в гостях у самого Сета. Неужели он из…

– Точно, мой повелитель, – даже не дослушав, радостно потер ладони хозяин замка. – Этого красавца доставили прямо из Стигии.

Последние слова Саморы заглушил ропот зрителей: на арену, переваливаясь, вышел медведь. Зверь, конечно, всем знакомый и, можно сказать, почти свой, но такого огромного владыку северных лесов вряд ли приводилось видеть кому-либо из присутствующих.

Медведь, между тем, медленно поднялся на задние лапы, и оскалившиеся было громадные кошки сразу как-то присмирели и остались на своих местах, настороженно глядя на нового пришельца.

Медведь не стал продвигаться вперед и улегся у самого входа, так что три зверя расположились почти по кругу, не спуская глаз друг с друга. Толпа зрителей гудела в ожидании того, что последует дальше.

– Как считает его величество, – повернулся к Конану барон, – я думаю, крупнее этого мишки и быть не может?

– Да-а-а, – услышал позади себя варвар голос графа Просперо, элегантного, щегольски одетого вельможи из Пуантена. Невзирая на свой несколько легкомысленный вид, Просперо, давний соратник киммерийца, командовал армией Аквилонии и не единожды показал себя талантливым полководцем. При недавнем разгроме объединенных армий Офира и Кофа пуантенец собственноручно зарубил офирского монарха Амальруса. – Пожалуй, Самора прав. Уж сколько я на медведей охотился, но такого громадного припомнить не могу.

– А вот мне, друг Просперо, привелось как-то столкнуться и с более крупной бестией! – заметил, повернувшись к нему, киммериец. – И, скажу тебе, та зверюга была раза в два побольше этой. Я человек не слишком пугливый, но поверь мне, мороз тогда по коже прошел. Правда, потом выяснилось, что это был не простой медведь, а призрак коварно убитого своим братом Хельсингерского герцога Гюннюльфа… – Конан, внезапно посерьезнев, замолчал, и Самора, уже порывавшийся было вставить словечко, почтительно затих.

«Что-то в последнее время я стал часто возвращаться мыслями к Хельсингеру… – думал меж тем варвар. – Я ведь, наверное, специально старался не вспоминать Хайделинду – они с Эрлендом по-настоящему любили друг друга, и, не сомневаюсь, счастливы и поныне… И все-таки, – легкая улыбка тронула губы короля, – в ту ночь в затерянной среди леса лощине мы были вместе… и юная герцогиня, как мне показалось, осталась вполне довольна. Какая она была красавица! Высокая, гибкая, с густыми светло-пепельными волосами, огромные фиалковые глаза… Одна из самых красивых женщин, которые мне встречались… Хотя, – усмехнулся про себя киммериец, – все они были самыми лучшими – каждая в свой час. И какова шельма – я ведь тогда не хотел ее трогать, Эрленд все-таки был моим другом, а она сама… – он полузакрыл глаза и снова на мгновение пережил прекрасное, уже почти забытое ощущение прикосновения к гладкой коже прелестной немедийки. – Понравился я ей… или просто девчонке стало любопытно… Кто знает! Вот уж действительно: до конца этих женщин понять невозможно…»

Как бы подтверждая мысль короля о женском сумасбродстве и непредсказуемости, в толпе придворных послышался легкий вскрик, и собравшиеся зрители увидели, как случайно оброненная кем-то черная женская перчатка мягко шлепнулась в песок, как раз посреди трех хищников. Вслед за этим в наступившей тишине послышался звонкий девичий голос:

– Ведь ты говорил, Альгимант, что на все готов ради меня! Достань мне перчатку, и я смогу поверить твоим словам!

– Изволь! – раздалось в ответ, и в то же мгновение на арену спрыгнул высокий молодой мужчина.

Все оцепенели, над ареной повисла мертвая тишина. Звери, заметив вторжение на уже поденную ими территорию, глухо заворчали, но никто из них пока не двинулся с места. Альгимант, а это был он, смело прошел по центру песчаного круга и, наклонившись, поднял перчатку. Положив руку на рукоять кинжала и наблюдая краем глаза за поведением зверей, он сделал несколько шагов к помосту и остановился: все увидели, что у юноши нет возможности выбраться обратно, даже если звери, набросившись не разорвут его на части.

Край помоста находился довольно высоко, но Альгимант мог бы взобраться по переплетениям решетки, однако там, где она примыкала к возвышению для зрителей, с одной стороны лежал тигр, а с другой – медведь. Собравшиеся зрители затаили дыхание: гибель молодого офицера казалась неминуемой.

– Держи! – Конан быстрее всех сориентировался в ситуации и, сделав два стремительных шага к краю помоста, сорвал с себя и протянул вниз свой пояс.

Альгиманта не пришлось уговаривать дважды: он метнулся вперед и цепко ухватился за свисающий конец ремня. Помогая себе носками сапог, он в два счета, очутился наверху.

Общий вздох облегчения был такой силы, что заглушил даже чей-то истерический вскрик. После мгновения тишины все дружно захлопали в ладоши, приветствуя храбреца и спасшего ему жизнь короля Аквилонии.

– А ты смелый парень, – похлопал юношу по плечу варвар. – В отца, наверное…

Альгимант, бледный, как полотно, повернулся, даже не поблагодарив короля, и подошел к сидевшей в нескольких шагах Мелиссе.

Учтиво поклонившись девушке, он протянул ей перчатку и произнес:

– В награде не нуждаюсь.

Голос его звучал глухо, но в мертвой тишине, по-прежнему царившей вокруг, слова были услышаны всеми. Молодой офицер резко повернулся и пошел прочь. Зрители, еще до конца не пришедшие в себя после столь взволновавшего их происшествия, расступались, давая ему дорогу. Мелисса, сдавленно вскрикнув, рухнула на руки подхватившего ее графа Этельстейна. Во всеобщей сумятице, возникшей за этим, никто и не заметил, как звери, подгоняемые крючьями служителей, убрались с арены.

Для нобилей увиденного было более чем достаточно. Зрелище, свидетелями которого они стали, затмило все, что мог бы предложить им хитроумный барон Самора.

– Твой сын показал себя во всей красе, – заметил Бреганту киммериец, – Далеко пойдет, можешь не сомневаться… Ему теперь и турнир не требуется, и так ясно, что сравниться с ним никто не может. То, что совершил твой парень, может быть, и нам с тобой не по плечу. Как считаешь, старый вояка?

– Может быть, ты и прав, но я считаю, что мой сын, хоть и наделен отвагой, страдает пока отсутствием разума, – поскреб подбородок советник. – Потерять голову от этой вертихвостки! Надо же что удумала, оторва: послать парня прямо в пасть к таким бестиям! Надеюсь, теперь-то хоть поймет, что к чему. И ты, король, ведь не забудешь Альгиманта, если со мной что-нибудь произойдет?..

– Да ты что? – засмеялся Конан. – Помирать никак собрался? Да мы с тобой еще повоюем! Уж чего-чего, а этого на наш с тобой век хватит только поворачиваться успевай! А вот насчет сына ты, мне кажется, не совсем прав, старый вояка. Повороши-ка в памяти, может, и вспомнишь что-нибудь подобное из своей молодости. Разве ты сам не совершал безрассудных поступков? Конечно, с годами набираешься того, что люди называют умом и опытом, но ведь что-то и теряешь, не так ли?

– Согласен, – вставил словечко Самора, до той поры почтительно слушавший разговор короля и советника, – теряешь иногда даже очень много. Вот я, к примеру, когда был помоложе, мог…

– Знаем, знаем, – захохотал варвар, – ты мог за одну ночь переспать с десятью женщинами! А сейчас набрался ума, и сила в голове оттягивает кровь из других мест? Я угадал? Или как?

– Ну, что-то в этом роде, – засмеялся ничуть не смутившийся барон. – Только я ведь не вру, спроси хоть у Тальпеуса!

– У Тальпеуса, говоришь? А где он? – оглянулся киммериец.

– Точно! – кивнул головой тот, кого искал король. – Сам видел!

– Видел? – изумился варвар. – Так ты что, смотрел и считал, что ли?

– Угу, – мрачно подтвердил барон Тальпеус. – Проиграл я тогда на этом деле седло иранистанской работы и еще сотню монет… Лучше бы не спорил, конечно, но как ты совершенно справедливо упомянул, мой король, мудрость приходит со временем.

– Ха-ха-ха! – захохотали окружавшие Конана придворные, и веселье вновь покатилось по рядам, растекаясь кругами от королевского трона как рябь от брошенного в воду камня.

– Ну вот, видишь, – утирая слезы от смеха, толкнул в бок Бреганта варвар, – у твоего сына еще имеется возможность приобрести мудрость и благоразумие – и надеяться, конечно, не потерять что-нибудь важное! А пока он счастлив тем, что молод, и все у него впереди! Кстати, у меня в свое время было приключение почище того, о чем поведал благородный Самора.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся Брегант, но на всякий случай спросил, как бы между прочим: – И сколько же их было, мой король?

– Двадцать три, – понизив голос, чтобы его слышал только собеседник, ответил киммериец, – двадцать три, я это точно запомнил! К тому же добавлю, что и надо мной сидел, как вон в свое время Тальпеус, один из слуг Бро Иутина и считал…

Однако голос у варвара был все-таки достаточно зычным, и его слова достигли не только ушей Бреганта.

– Бро Иутин, мой король, я не ослышался? Конан оглянулся и встретился взглядом с графом Просперо.

– Точно он, как сейчас помню, – ответил варвар. – А ты что, слышал о нем?

– Не только слышал, но и знал хана кочевников с таким именем, – ответил пуантенец, – большой силы был человек! Его владения лежали в пустынных землях где-то на границе с Кофом. Забавный народ эти кочевники, они все там помешались на разведении ослов. А наложниц у него было… – Просперо от восхищения даже цокнул языком, – тьма, не счесть. Так это, значит, о тебе, мой король, он специально составил письмо соседскому хану, у которого ты выиграл на спор какого-то особенно ценного осла?

– Угу, – усмехнулся Конан, в душе приятно польщенный тем, что подвиг мужской силы, совершенный им в молодости, не остался безвестным, – а письмо он написал для того, чтобы соседний степняк, я забыл уже сейчас его имя, поверил в то, что мне удалось совершить.

– Расскажи, расскажи, мой король, – наперебой раздались голоса вокруг короля, и варвару ничего не оставалось, как удовлетворить любопытство своих подданных.

А история состояла в том, что киммериец, которому в ту пору еще не исполнилось и двадцати, поспорил с ханом гизов, племени, что обитает в степях, где сходятся границы Заморы, Хаурана, Кофа и Турана. Может быть, выпил чуть лишку, или по горячности и молодости, но суть спора состояла в том, что Конан проберется в шатер хана хиршей Бро Иутина и переспит с его самой дорогой, только что купленной наложницей.

– Я поставил на спор своего коня, серого в яблоках великолепного боевого жеребца туранской породы, – варвар прикрыл глаза, словно пытаясь вновь увидеть его, а слушатели с пониманием закивали: кто же не знает, что такое туранский конь!

– А этот сын шелудивой ослицы, хан гизов, – со смехом продолжал киммериец, – поставил на кон осла, причем я мог выбрать любого из его стада.

– Я слышал, что длинноухие упрямцы из тех мест весьма высоко ценятся на всем востоке, – вставил словечко Тальпеус.

– Да, – кивнул Конан, – именно так. Бывает, – добавил он, – что платят за хорошего осла серебром по его весу!

Слушатели загалдели, обмениваясь впечатлениями об услышанном. Варвар сделал короткую паузу, наслаждаясь произведенным впечатлением, а затем продолжил:

– Теперь то я понимаю, что этот вероломный негодяй, скорее всего, просто хотел меня подставить: подъезжая к владениям хана хиршей, я встретил в степи несколько сотен воинов Бро Иутина, под конвоем которых мне и пришлось проследовать к его шатру.

– И что дальше? – Самора даже вытянул шею, настолько его захватила рассказываемая королем история.

– Да ничего особенного, – усмехнулся киммериец. – Этот, как только что упомянул Просперо, весьма достойный человек, в свою очередь, предложил мне небогатый выбор: или переспать с двадцатью его наложницами – причем за одну ночь, или же в случае отказа, обещал закатать меня в сырые ослиные шкуры и выставить на солнце. До сих пор помню его слова: «Самое важное для тебя, сын мой, встретить утро в моем шатре за чашей вина, а не на холмах, закатанным в сырые шкуры. Страшная смерть, клянусь милостью Митры! Солнце палит, шкуры сохнут, везде чешется, а не почесаться! Представляешь, сдохнуть, не почесавшись! Что может быть хуже!» Старый паршивец! – хохотнул варвар.

– И что же выбрал мой король? – послышался лукавый женский голос – ясно было, что дама нимало не сомневалась в ответе короля и с нетерпением ожидала продолжения столь занимательной истории.

– А! Госпожа Эриона! – чуть насмешливо поклонился Конан, отыскав глазами вопрошавшую прелестницу. – Далее, учитывая твое благородное происхождение и нежность женских ушек, постараюсь обойтись без некоторых подробностей. В общем, смерть в ослиных шкурах, хвала Солнцеликому, меня миновала, и я пришел утром в шатер хана…

– А сколько же их было? – перебила короля другая слушательница. К этому моменту вокруг Конана уже успело собраться довольно большое общество, с огромным интересом внимавшее рассказу короля.

– Двадцать три, моя дорогая, – скромно ответил киммериец, и окружившие его люди разразились восторженными возгласами. – После этого старый шакал… то есть достойный хан хиршей написал письмо, скрепив его своими печатями, для той ослиной морды… вспомнил! – вдруг радостно воскликнул Конан, – имя ему было Сибарра Клам. Так вот, Бро Иутин послал со мной письмо, подтвердившее, что я выиграл спор, и кроме того…

– Кроме того? – заворожено глядя на рассказчика, повторил хор слушателей.

– Кроме того хан хиршей посоветовал взять в качестве награды хромоногого осла с белой отметиной и обещал мне за него серебра по его весу. Как ты и упомянул, почтенный Тальпеус, некоторые длинноухие ценятся в тех краях чрезвычайно высоко хорошо. Вот, собственно, и вся история.

Придворные загомонили, перебивая друг друга и посмеиваясь.

Рассказ короля произвел на них, по всей видимости, неизгладимое впечатление, мужская сила ценилась в эти времена, как впрочем, и всегда под небом Хайбории, ничуть не ниже, чем ослы ценных пород в степях на границе Кофа и Хаурана.

– А деньги тебе за того осла Бро Иутин отдал? – поинтересовался Публий.

– Ты все об одном! – усмехнулся Конан. – Может быть, и отдал, давно это все было, почитай, больше двух десятков лет назад, всего не упомнишь. Да, что-то я проголодался! Самора, – резко переменил тему разговора король, – ты, случаем, не собираешься попотчевать нас чем-нибудь, кроме зрелищ и историй, которые, кстати, приходится рассказывать мне?

– Обед ждет его величество, – коротко ответил барон Самора, слегка расстроившийся после рассказа киммерийца, ибо его собственные подвиги вмиг померкли в сравнении с удивительной историей Конана.

Воспоминания киммерийца о Бро Иутине и его наложницах рассеяли тягостное впечатление, овладевшее было гостями после случая с перчаткой Мелиссы и последовавшими за этим событиями. Гости, оживленно обмениваясь впечатлениями, веселой толпой направились вслед за королем в залы, где уже были приготовлены пиршественные столы – повара барона Самора были большими мастерами своего дела.

* * *

Конан высказал мнение, что сыну Бреганта теперь можно и не соревноваться в турнирах, однако Альгимант с удвоенным усердием принимал участие во всех играх и упражнениях доблестных и благородных воинов.

Возможностей для молодых нобилей показать свою силу и удаль предоставилось немало, и зрители бурно приветствовали победителей. После каждого состязания король награждал выигравшего серебряной цепью с гербом Аквилонии, а, кроме того, героя ждали объятия и поцелуи первых красавиц, надевавших на шею отличившегося венок, сплетенный из гибких стеблей асфоделей.

Альгимант и Тасвел изо всех сил старались не отстать друг от друга и к последнему дню праздника их достижения оказались равными: сын Патриана выиграл соревнования по стрельбе из лука и метанию дротика, быстрее всех взобрался на высокий столб, врытый посреди поляны, зато Альгиманту не было равных в бросках копья и быстроте, с которой он срубил семь глиняных фигур, а также в разбивании деревянных щитов камнями из пращи.

Кое в каких состязаниях оба юноши не оказались в числе первых, к примеру, невысокий, но ладно скроенный Арвелег выиграл скачки на своем буланом жеребце, а сын одного из баронов откуда-то с севера Аквилонии поразил всех недюжинной силой, закатив большой каменный шар по наклонному помосту выше как Тасвела, так и сына Бреганта.

Оставалось последнее и самое главное состязание, прибереженное напоследок: поединки рыцарей, когда два участника, пришпорив коней, неслись навстречу друг другу, чтобы встретиться у столба, врытого посреди поляны.

Каждый имел при себе щит и толстое короткое копье с тупым наконечником, и победителем считался тот, кто сбросит противника на землю. Здесь обоим юношам, и Тасвелу, и Альгиманту было равных, и под смех, восторженные кри-и улюлюканье зрителей их противники, как:, сыпались из седел. Альгиманту, правда, в одном из туров достался тот самый здоровяк, который отличился в игре с каменным шаром, после второй попытки сын генерала и новоиспеченного королевского советника все-таки вышиб северянина из седла, да с такой силой, что от падения огромного тела образовал вмятину на вытоптанной траве поляны.

Итак, к середине дня все, утром мечтавшие выйти победителями, расстались со своими надеждами; вернее, все, кроме двоих. Зрители, заполнившие помост, затихли, в ожидании решающего сражения, которое должно определить, кто же из этих двоих станет героем турнира и сможет считаться лучшим молодым воином Аквилонии.

Большинство мужчин, собравшихся здесь, понимали толк в воинском искусстве и сами еще совсем недавно с оружием в руках отстаивали королевский престол в боях с войсками вероломно напавших на Аквилонию Амальруса и Страбонуса. Тасвел и Альгимант также отличились в тех боях, но одно дело, когда ты вместе со своими товарищами участвуешь в жаркой сече и нет времени считать, чей меч снес больше вражеских голов, и совсем другое, когда предстоит выяснить свое превосходство один на один с таким же сильным и умелым противником.

– Клянусь милостью Митры, они оба достойны быть первыми, – Конан был явно доволен праздником и турниром, за которым наблюдал с неослабевающим интересом. – Эх, жаль, что мы с тобой не можем показать им кое-что из того, на что способны, – хлопнул он по плечу своего давнего друга и соратника графа Троцеро. В изящно завитых, черных, как вороново крыло локонах пуантенца уже пробивалась седина, но было видно, что он по-прежнему силен и ловок. – Как думаешь, сумел бы ты противостоять этим молодцам?

– Трудно сказать, – граф Пуантенский залпом осушил свой кубок. – Оба парня, и в самом деле, хоть куда. Но ведь это вполне естественно! Если бы, не приведи Солнцеликий, наши дети не превосходили бы отцов, через некоторое время мы превратились бы в таких же кривоногих недоростков, как пикты.

– Ну, похоже, подобная напасть нам не грозит, – засмеялся киммериец. – За твое здоровье! – и он последовал примеру своего военачальника, опрокинув содержимое кубка в глотку. – Хорошее вино! – похвалил он напиток. – Ну, что ж, – кивнул он Саморе. – Начинайте!

Барон поднял правую руку, и по его сигналу чернокожая рабыня, одетая только в узкую, шириной с ладонь, юбочку и ожерелье из белых камней, подошла к висящему на краю помоста колоколу.

Звонкий гул пронесся по полю, и все зрители затихли, устремив взгляды на двух соперников, медленно начинавших двигаться навстречу друг другу. Через несколько мгновений они пустили коней в галоп, и из-под копыт скакунов полетели комья земли; легкое облачко пыли, точно шлейф, тянулось за каждым всадником. Перехватив копья наперевес, они неумолимо сближались, зрители напряженно ждали, когда произойдет неминуемое столкновение.