Текст книги "Древний странник"

Автор книги: Крис Риддел

Соавторы: Пол Стюарт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

– Соберись с духом! – говорил он сам себе. – Он здесь. И я найду его.

Оставалось ещё десять колонн. Квинт переходил от одной к другой, но, как он и опасался, ни на одной из них не было написано «Воздушные Жители», Таким образом, в результате своих поисков он вернулся к самому началу.

Он присел на корточки перед колонной. Да, это опять она… Социальные Жесты… Позвольте! Минуточку! Он всмотрелся внимательнее.

– Невероятно! – воскликнул он. – Она! Воздушные Жители. Теперь вижу. Подумать только, ведь я с неё и начал!

Обозлённый на себя самого за свою ошибку, но обрадованный так трудно доставшейся ему удачей, Квинт не терял больше времени. Он был ловок, совершенно не боялся высоты, – обожжённая рука достаточно зажила, чтобы не тревожить его. Годы на пиратском корабле, подъём на мачты, работа с такелажем… В мгновение ока он был у первой развилки.

– Птицы не птицы, – прочитал он слова, вырезанные на дереве таким же кудрявым шрифтом.

Как и было ему велено, он выбрал не птицы и продолжил путь. От этой точки и далее подъём уже не был вертикальным, колышки кончились, Квинт должен был тщательно следить за своими движениями, тем более что света становилось всё меньше.

То, что профессор назвал «правилом отрицания», заставило Квинта призадуматься о предмете поиска. Поначалу он просто сворачивал в сторону «не», совершенно не придавая значения смыслу надписи. Неизбежный / не неизбежный.

Стабильный / нестабильный. Психически нормальный / психически ненормальный.

– Нестабильный и ненормальный, – бормотал Квинт беспокойно.

Его заинтересовало, для чего профессору нужна информация о таком малопривлекательном создании. Оно было в распоряжении профессора? Или профессор хотел его заполучить? Что за человек сам профессор? А ещё важнее стало ему казаться, какой следующий выбор между что-то / не что-то ему предстоит.

Прокопавшись около десяти минут в почти полной темноте под куполом и не найдя никаких надписей на поверхности дерева, Квинт серьёзно забеспокоился. Он находился на тонкой; почти горизонтальной «ветке», на головокружительной высоте. Несмотря на его ловкость, ситуация была неблагоприятной. При каждом его движении «ветка» зловеще раскачивалась. Если она сломается, внизу его ждёт неизбежная смерть. Он старался оставаться спокойным. Должно быть, все отрицания правила отрицания позади. Квинт неуклюже огляделся. В темноте он мог только различить очертания висящих вокруг него свитков.

Некоторые висели отдельно, некоторые гроздьями, в чехлах и без чехлов. Чтобы найти тот, нужный профессору… «Найди две веточки», вспомнил он. Легендарные и… и какие?.. У Квинта кружилась голова. Ноги тряслись. Он не мог вспомнить… Пройти такой путь, чтобы в конце его остаться с носом!.. Как он ни пытался, память отказывалась подчиняться ему.

– Чёрт! – пробормотал он.

Хотя и тихо было произнесено это слово, оно многократно отразилось от стен круглого помещения, летя по нему и оскверняя заполнявшую библиотеку тишину; перед тем как стихнуть. И сразу же полная луна выглянула из-за облаков, вливая свой свет через окна венчающей здание башенки, как раз над головой Квинта. Чудесный серебристый свет заполнил Большую Библиотеку.

–  Небесные, – сказал счастливый Квинт. – Вот оно. Я…

Узкая ветвь выгнулась и нырнула. Квинт истошно завопил и в диком порыве прильнул к ветке, его щека плотно прижималась к дереву. Постепенно раскачивание прекратилось. Квинт посмотрел вокруг. Потом вверх. Потом вниз.

– Слава Небесам! – прошептал он.

Со вздохом облегчения Квинт подался немного назад и опустился в ближайшую корзину. Облачко пыли, слетевшей с натянувшейся верёвки, сверкнуло в лунном свете. Потянув за верёвки, Квинт начал передвигаться, проверяя каждый выступ, каждый встречающийся свиток. Чем дальше он двигался и чем больше видел, тем больше возрастал его интерес к тем древним землеведам, которые разработали такую утончённую систему классификации и были достаточно ловкими, чтобы ею пользоваться. Наконец по библиотеке эхом разнёсся победный возглас: Квинт нашёл то, что искал.

– Легендарные – прочитал он вслух, – и небесные. – Он посмотрел вверх и увидел, что на их пересечении, как раз как сказал профессор, висел одинокий свиток. Квинт ухмыльнулся. – Вот он! – Оправдание долгих часов поисков!

Квинт потянул Верёвку, чтобы продвинуться к свитку. Корзина покачнулась, но с места не тронулась. Квинт снова потянул за верёвку, на этот раз сильнее. Ещё сильнее… Безрезультатно.

– Проклятая штуковина! – пробормотал он и посмотрел на свиток, так соблазнительно близкий. – Может быть, смогу дотянуться…

Он вскарабкался на край корзины и, держась за прикреплённую к ней верёвку, потянулся к свитку. Никак. Под ним зияла зловещая бездна. Передвигая трясущиеся руки вдоль верёвки, Квинт вытянулся ещё дальше.

Кончики его пальцев приблизились к свитку. Они царапнули поверхность свитка, заставив его поворачиваться.

– Ещё чуть-чуть, – шептал он.

Свиток коры продолжал вращаться раздражающе медленно. Квинт напряжённо вытянулся и ждал, когда свиток раскачается посильнее. Его глаза выпучились, руки дрожали, жилы на шее напряглись.

И вот его пальцы сомкнулись вокруг свитка! Свиток был у него!

Квинт свистнул от облегчения, осторожно подался назад и спрыгнул в корзину.

– Ужасное место. Это…

И тут сзади раздался резкий, звук. Квинт обернулся и увидел, что затянувшийся узел верёвки рвётся, волокно за волокном. За пару секунд он стал похож на пушистый цветок лесного чертополоха. Приподнятое настроение Квинта сменилось отчаянием.

– Нет… – пробормотал он. Стук сердца отдавался у него в голове. – Нет… – Он засунул свиток за пазуху и вцепился в верёвку на борту корзины. Последние волокна лопнули. – На помощь! – закричал он, низвергаясь с высоты вместе с корзиной.

Вниз, вниз, вниз, мальчик и корзина проламывались сквозь ветви, срывали контейнеры со свитками и рассеивали их содержимое в воздухе. Корзина вертелась и кувыркалась; Квинт, потеряв свою опору, вывалился наружу.

Он падал навстречу своей неминуемой смерти… как вдруг ниоткуда – рука сжала его запястье.

– Держись! – Чей-то голос прошептал в его ухо. Квинт тщетно пытался вывернуть шею, чтобы увидеть, кто же его спас. Всё произошло слишком быстро.

Но он чётко различил сухой скрипучий голос и зрелый, сочный аромат, похожий на запах гниющих листьев. В следующий момент его рвануло в сторону. От страха он зажмурился. На мгновение он вообразил, что находится на борту «Укротителя Вихрей» во время свирепого шторма. Тут одновременно с глухим стуком он почувствовал что-то твёрдое под ногами. Посмотрев вниз, он увидел, что находится на рабочей платформе, высоко на одном из «деревьев».

Но кто его сюда втащил? С трудом встав на трясущиеся ноги, Квинт вглядывался в лес колонн-«деревьев», пытаясь обнаружить того, кто остановил его падение.

Никого.

Квинт нахмурился.

– Вы спасли мне жизнь, – пробормотал он. Он пощупал свёрнутый свиток, всё ещё надёжно спрятанный под рубашкой, и ухмыльнулся. И не один раз.

Хоть Квинт и понимал, что отсутствовал долго, но точного представления о времени у него не было.

Когда он подошёл к Дворцу Теней, уже занимался новый день и горизонт вдали светился красным и розовым. Он повернул большую латунную ручку и толкнул тяжёлую входную дверь. Печальный скрип огласил входной холл. Квинт вошёл.

– Где ты был? – услышал он. В центре помещения стояла Марис, упёршись руками в бока.

– Я… я выполнял поручение твоего отца, – сказал Квинт и вытащил из-под рубашки свиток. – Он просил меня принести ему это. – Квинт подошёл ближе. – Я немедленно должен ему это отдать.

– О нет, ни в коем случае. Ты же знаешь, как он устаёт.

– Но…

– Он снова работал всю ночь, – не уступала Марис. – Его ни в коем случае нельзя беспокоить.

– Но, Марис!.. – запротестовал Квинт. Он не мог её понять. Может быть, он ей не нравился? Иногда казалось, что он её просто раздражает.

– Дай мне, – сказала она нетерпеливо, вытянув руку вперёд. – Я передам ему, как только он проснётся.

Поколебавшись, Квинт подчинился.

– Спасибо, – сухо сказала Марис. – А сейчас иди умойся и переоденься. Не пойдёшь же ты в школу в таком виде. Господина Словотока хватит удар, и это плохо отразится на отце и на мне.

– Школа? Словоток? – смутился Квинт, – Сколько времени?

В этот момент часы Большого Зала пробили три четверти.

– Без четверти шесть, – сказала Марис. – До начала занятий пятнадцать минут.

Глава четвертая. Вельма Лесная Колючка

Воздух в кухне был горяч и удушлив. Над раскалённой плитой колебался мираж, а высокий сводчатый потолок терялся в густых клубах пара. Но Вельма всё ещё была недовольна.

– Больше жару! – пыхтела она, накачивая воздух в плиту при помощи ножных мехов, одной ногой, другой, вверх-вниз, вверх-вниз…

Сжатый воздух шипел в трубах. Пламя в плите гудело.

Марис отбросила прядь волос с блестевшего лба и подняла глаза. Продрожав всё утро на сквозняке в холодном классе профессора Словотока, теперь у неё кружилась голова от близости пышущей жаром плиты.

– Она обязательно должна быть такой раскалённой? – спросила Марис.

– Если мы не хотим… чтобы наши лепёшки… получились каменными, с трудом переводя дыхание, ответила Вельма. – Чем жарче огонь…

– …Тем легче тесто, – закончила Марис и засмеялась. Она уже много раз слышала эти слова. Это была одна из многих поговорок многих поколений лесных троллей, которые Вельма принесла с собой из Дремучих Лесов.

Она слышала их от своей матери, та в свою очередь от своей, а Вельма, у которой не было своих детей, передавала их Марис.

Вельма обернулась и увидела молодую госпожу сидящей за круглым столом, с ухмылкой от уха до уха. Она поправила передник.

– Прости меня, но я думала, что ты любишь, когда лепёшки румяные снаружи и воздушные внутри.

– Конечно, – сказала Марис.

– Но для этого нам нужно сделать две вещи, – сказала Вельма. – Первое, чтобы печь была горячей, как плавильня. Второе… – Её взгляд остановился на взбивалке, праздно зажатой в руке Марис. – Мы должны взбить смесь до пены. – Её глаза сузились. – Это– пена? – вопросила она.

Марис посмотрела в миску. Липкая масса льнула к дну.

– Не совсем, – ответила она, несколько пристыженная.

– Ну так взбивай, дитя, взбивай! – сказала Вельма. – А я присмотрю за лесными яблоками.

Марис кивнула, подхватила громадную миску, прижала её к себе и начала рьяно взбивать полужидкую смесь. С самого раннего возраста из всех пирожных, пирожков и иной разнообразной выпечки, которую Вельма готовила с ней вместе, больше всего ей нравились лепёшки с начинкой.

Прекрасные уже сами по себе, с традиционной водгисовской начинкой из лесных яблок в меду ни сливками, они были бесподобны. В этот раз Марис сама предложила сделать их для Квинта. Сейчас, когда её правая рука болела, а левая затекала, она начинала раскаиваться в своей щедрости.

– Как у тебя развиваются отношения с молодым сыном пиратского капитана? – спросила Вельма, помешивая стоящие на огне лесные яблоки.

Марис вздрогнула. Не в первый раз она подозревала, что её старая нянька умеет читать мысли. Если бы она не была уже раскрасневшейся от кухонного жара, она бы наверняка покраснела от неожиданности.

– Нормально, – сказала она.

– Более чем нормально, – настаивала Вельма. – В конце концов, с чего бы иначе мы делали ему водгисовские лепёшки с начинкой?

Марис бешено колотила венчиком смесь в миске. Брызги летели ей на лоб, на стол, на пол.

– Я же сказала. У нас нормальные отношения.

– Только ты говорила, что он, по-твоему, немного… – она накрыла крышкой булькающую в горшке смесь, – грубоват и резковат.

– Такой он и есть, – фыркнула Марис.

– Хмм, – задумчиво промычала Вельма, – твой отец, конечно же, его очень высоко ценит.

Марис надула губы:

– Правда? – Она начала с таким неистовством колотить венчиком, что здоровенная клякса угодила ей в лицо. – Ух! – вскрикнула она, когда миска выскользнула из рук и грохнулась на каменный пол. – Нет! – закричала Марис и зарыдала. – Ой, няня, – всхлипывала она. – Я безнадёжна! Я бесполезна! Я ничего не могу сделать как следует!

– Марис, конфетка моя. – Лицо Вельмы озабоченно наморщилось. Она заспешила к Марис и крепко прижала её к себе. – Ну-ну, – шептала она, вытирая лицо Марис своим передником.

– Не расстраивайся, это всего лишь немножко теста.

– Но я всё испортила! Жгучие слёзы струились по её лицу. – Теперь всё нужно делать заново. Разбивать яйца птицы-зимника, просеивать ячменную муку, молоть специи…

Вельма посмотрела на пол и покачала головой:

– Нет, не нужно. Посмотри…

К своему удивлению, Марис увидела, что миска из железного дерева упала на дно, и её лёгкое пенистое тесто не пострадало. Она подняла её, поставила на стол и вытерла глаза.

– Видишь, – сказала Вельма, взяв руки Марис в свои. – Всё не так плохо, как кажется сначала.

Марис вздрогнула. Всё не так плохо, как кажется сначала. Эти слова отозвались в её голове. Всё не так плохо, как кажется сначала. Она вырвала руки и горько засмеялась:

– Всё не так плохо!!! Конечно, не так плохо! Всё гораздо хуже! Намного хуже!

– Как? Почему? – растерялась Вельма. – О чем, во имя Неба, ты говоришь, дитя? Что хуже?

– Всё! – вопила Марис. – Я стараюсь… я стараюсь как могу. – Она всхлипнула. – Я стараюсь, а отец не замечает меня, что бы я ни делала. Я знаю, он не виноват. Он тратит так много времени на свои Великие Обязанности… Вельма, я так беспокоюсь о нём. Он, кажется, никогда не спит…

Вельма сочувственно кивала. Она хорошо знала, как сильно молодая госпожа беспокоилась о своём отце.

– И тут появляется этот! Этот наглый, самоуверенный всезнайка, сын воздушного пирата. Квинт!

– Но ты сказала, у вас нормальные отношения, сказала Вельма, потрепав её по плечу.

– Да, сказала. Так оно и есть. Но теперь у отца ещё меньше времени для меня. Только и слышно: «Квинт, можешь ли ты сделать это? Квинт, не сможешь ли ты сделать то?..» – Она отвела глаза. – Как будто у него сын, а не дочь…

– Ну, довольно, Марис! – оборвала её Вельма. – Прекрати! Я не хочу сказать, что Высочайший Академик не тратит слишком много времени на работу. Но это не значит, что он изза этого меньше любит тебя. Работа есть работа, а семья есть семья, а…

– А Квинт для него и то и другое, – перебила Марис. – Работа и семья.

– Нет, – сказала Вельма.

– Да, – сказала Марис. – Отец всё время с ним. Посылает его с поручениями, даёт ему задания… Он никогда не дал мне никакого задания! – Марис сердито подняла глаза.

– Квинт – его ученик, – мягко вставила Вельма. – Это работа ученика.

– Да, а что он сказал Шакалу Ветров? – спросила Марис, всё ещё удерживая слёзы. – «Пока Квинт здесь, он будет мне как собственный сын». Его собственный сын! Видишь! Работа и семья. Это Квинт. А где здесь место для меня?

– Марис, сокровище моё, – сказала Вельма, – извини, но ты, кажется, немножечко ревнуешь.

– Ревную? – Марис бушевала, – К этому олуху? Смешно! Я не ревнива. Я… я… – Её нижняя губа задрожала. – Я одинока, – медленно выговорила она, наконец, тихим и дрожащим голосом.

Вельма печально покачала головой.

– Ох, Марис, – Прошептала она.

– Ничего тут не сделаешь, – огрызнулась Марис. – Вот так я себя чувствую.

–  Что ты чувствуешь, то и чувствуешь, как говорят лесные тролли. – Вельма похлопала Марис по плечу. – Знать, что ты чувствуешь, – это первый шаг к тому, чтобы изменить, что ты чувствуешь. Если только действительно хочешь этого.

Марис пожала Плечами. Ей всё ещё хотелось плакать.

– Как я могу изменить то, что изменить невозможно? Отец продолжает работать так же напряжённо, а Квинт так же пользуется его вниманием всё время.

– Если подумать, ты можешь попробовать всё изменить, – сказала Вельма.

– Как?

Глаза Вельмы замигали.

– Посмотрим на это с другой стороны, – сказала она медленно. – Ты чувствуешь, что твой отец не обращает на тебя внимания. Тебе кажется, что ты не можешь с ним сблизиться. И ты одинока. Квинт, с другой стороны, кажется, близок к нему. Но он здесь новичок. У него нет друзей. Я думаю, он и сам немного одинок. Наверное, ему хотелось бы поговорить с кем-то из ровесников…

– Ты хочешь сказать, мне бы надо подружиться с Квинтом?

Вельма улыбнулась:

– Я хочу сказать, что изумительные водгисовские лепёшки к чаю – вовсе не плохая вещь. Так что давай, Марис, выкладывай тесто на лист, а я ещё разок поддую в печь…

– И когда они будут в печи… – сказала Марис.

– Что? – спросила Вельма.

– Можно мне очистить миску?

Вельма заулыбалась так, что её глаза совершенно исчезли, а носик-пуговка наморщился.

– Конечно, конфетка моя, конечно можно.

В верхней галерее кухни, высоко над головами молодой госпожи и её няньки-троллихи, виднелась одинокая фигура. Её голова была окутана поднимавшимся туманом. Это был Квинт.

Слишком уставший после долгой ночи в Большой Библиотеке, чтобы выполнять домашние задания Словотока, но и слишком возбуждённый, чтобы спать, он прогуливался по коридорам Дворца. Ему было интересно в этом здании. Он только что был в музыкальном кабинете. Это было замечательно. На платформе стоял клавинет, клавишный инструмент, от пощипывания струн внутри корпуса он издавал приятные звуки. Рядом стояли три стула, на каждом из них по музыкальному инструменту. Один духовой инструмент, один струнный, а ещё один представлял собой сочетание обоих типов, К спинке стула был приставлен смычок. Корпус был сделан из наружной оболочки какого-то гигантского жука-короеда, к которому был приделан полый ствол лафа, а струны свиты из кишки лесного кота. Было видно, что музыкант, играющий на этом инструменте, должен дуть в мундштук и водить смычком.

Больше всего на Квинта произвёл впечатление порядок, царивший в комнате. Благодаря Стараниям Твизла всё было не просто чисто, но и находилось в состоянии готовности. В любой момент в музыкальный салон могли войти исполнители, взять инструменты и начать играть.

И такими были все помещения Дворца, в которые Квинт заходил во время своих бессистемных прогулок по коридорам, этаж за Этажом, комната за комнатой. Во всех помещениях чувствовалось любовное внимание, ухоженность и вместе с тем забытость!

Среди них была на первом этаже Совещательная Комната облицованная деревянными панелями комната с кожаными креслами, когда-то использовавшаяся старшими библиотекарями, после смерти очередного Высочайшего Академика собиравшимися здесь для выборов его преемника. На четвёртом этаже в Зале Подарков стояли вместительные стеклянные шкафы со множеством официально подученных даров – от хрустальных кубков для древесного грога до вызолоченного чучела бандербера. Далее по коридору находилась Портретная Галерея с изображениями Высочайших Академиков – каждое заботливо протёрто – за множество столетий. Некоторые из них знамениты, как Ферумикс-математик или Архемакс, философские размышления которого о свете когда-то считались еретическими. Другие ничего собой не представляли и бывали забыты даже прежде, чем белые вороны Каменных Садов очищали их кости и освобождали их дух.

Квинт несколько минут постоял перед портретом Линиуса Паллитакса, От него пахло свежей краской, и по датам на табличке, внизу можно было видеть, что это было первое полотно, помещённое здесь за десятилетия, – одна из старых традиций, возрождённых нынешним Высочайшим Академиком.

Конечно, сходство было разительным. Нос крючком, тонкая бородка, уши почти скручены на кончиках – точь-в-точь как в жизни. Что касается глаз, то художник в совершенстве передал их выражение: взгляд, по-детски целеустремлённый, но всё же проскальзывает в нём… что?

– Что в этом взгляде? – бормотал Квинт. – Утомлённость? Отчаяние? Страх? – Он потряс головой. – Быть может, всё вместе? – Он вздохнул. – Но ты же мне не скажешь? – спросил он у портрета. – Я должен определить это сам.

Когда Квинт закрыл двери Портретной Галереи, все мысли о Высочайшем Академике вылетели из его головы. Их вытеснил запах, заполнявший коридор.

Сладкий, фруктовый, сдобренный мёдом и специями – так пахнул настой из дубовых яблок, который когда-то делала его мать… Задрав голову и вытянув нос, Квинт пустился за запахом по коридору, вниз по лестнице, в заднюю часть дворца и через маленькую дверь…

– Ммм, – вздохнул он. Он нашёл источник этого соблазнительного запаха. Облака его кружили вокруг головы Квинта, истекая откуда-то снизу. Квинт подошёл к каменной балюстраде и глянул вниз. Меж облаками пара он увидел какое-то оборудование.

Сначала он подумал, что нашёл какую-то мастерскую. Присмотревшись внимательнее, он догадался, что стоит на галерее над громадной кухней. Непонятные машины были просто котлы, печи, духовые и жарильные шкафы в размере и количестве, достаточном для прокормления армии академиков и обслуживающего персонала, которая когда-то наполняла тогдашний Дворец Света. Теперь, во Дворце Теней, число обслуживаемых сократилось до пяти, а за кухонным оборудованием, как за многим другим в этом величественном здании, заботливо следили, но не пользовались.

– Но кто-то что-то готовит, – пробормотал он. Он чувствовал запах стоящих на огне дубовых яблок. Он почти чувствовал их вкус.

Квинт уставился вниз. Источник тумана находился прямо под ним. Там должна была находиться печь, которую было не видно, – и он уже собрался перейти на другую сторону галереи, как вдруг…

– Квинт!

Квинт подпрыгнул.

– Квинт!

Голос раздавался внизу, в кухне. Это была Марис.

– Квинт!

В третий раз. В чём он ещё провинился?

Он наклонился и прислушался, но разобрать, о чём говорят, было невозможно. Он смог только помять, что она разговаривает с Ведьмой, но крики прекратились, а бормотание, в которое превратилась их беседа, не было слышно вообще.

Квинт повернулся, покинул кухонную галерею и вернулся в свою комнату. Гнев и раздражение в голосе Марис, когда она выкрикивала его имя, угадывались совершенно безошибочно.

– Она ненавидит меня – откровенно сказал он себе самому. – Это единственный ответ. Она ненавидит меня. – Он закрыл дверь своей спальни и бросился на кровать. – Надутая зазнайка!

– Как обитательнице Дремучих Лесов, мне нравится то, что пытается сделать в Санктафраксе твой отец, – говорила Вельма. – Эти небоведы слишком Занеслись со своими анализами тумана, пробами дождя и большими башнями повсюду. Их послушать, так Дремучих Лесов нет и в помине. Но они есть, и были времена, когда землеведение что-то значило. Старые библиотекари знали это, как знает и твой отец…

Удивлённая Марис слушала, вылизывая венчик. Обсуждение политики Санктафракса было неожиданным со стороны Вельмы, но, как только тесто попало в печь, она говорила не умолкая.

– Я согласна, что очень удобно знать, когда пойдёт дождь. Но, как житель Дремучих Лесов, я скажу, что знать всякие тонкости существ и растений тоже важно. Что съедобно, а что нет, что можно надеть, а что нельзя, что можно использовать как лекарство… Библиотекарям всё это было известно в прежнее время. Сейчас кто-то должен позаботиться о накопленных знаниях.

Марис кивала. Она вынула венчик из рта и сказала:

– Я только хочу, чтобы этот кто-то был не мой отец.

– Я знаю, сокровище моё, – сказала Вельма. – Он взвалил на себя тяжёлую ношу. И он так целеустремлён, что я боюсь за него.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Марис.

Вельма нахмурилась.

– Помнишь старую сказку, которую я рассказывала тебе? – спросила она. – О дереве, которое хотело летать?

– Кажется, да, – улыбнулась Марис.

– Тогда расскажи мне её.

Марис отложила взбивалку на стол.

– Значит, так: это о лафовом дереве и свинцовом дереве. Лаф твердил: «Я буду летать, я буду летать, даже если это будет последним, что я сделаю». Свинцовое дерево говорило: «Докажи!»

Вельма ободряюще улыбнулась.

– Лаф замахал ветвями, но не мог взлететь. Он крутил листьями, но не мог взлететь. Он тряс корнями, но всё равно не мог взлететь. И вот, когда свинцовое дерево начало терять терпение со своим хвастливым соседом, в лаф ударила молния. Он вспыхнул, а так как лаф горит бурно, то вырвался из земли и взмыл в небо. «Я говорил, что полечу», – крикнул лаф вниз. «Да, мой друг, – ответило свинцовое дерево. – Ты говорил, что взлетишь, даже если это будет последним, что ты сделаешь. Так и случилось». – Марис слабо улыбнулась. – Когда я была маленькой, мне казалось, что это история со счастливым концом. Но ведь это не так?

– Это как поглядеть, – сказала Вельма. – Желание лафа в итоге исполнилось.

– Да, но он ведь весь сгорел, – сказала Марис.

– Верно, – сказала Вельма. – А ты помнишь мораль этой басни? Твой успех убьёт тебя.

Марис вздрогнула:

– Ты думаешь, мой отец похож на этот лаф?..

В это мгновение тяжёлая двустворчатая дверь кухни распахнулась, створки грохнулись о стену. Марис и Вельма резко обернулись и увидели в дверном проёме Линиуса Паллитакса. Его одежда была в беспорядке, волосы всклокочены. Лицо бледное, осунувшееся, глаза красные. Сразу было видно, что он разгневан.

– Почему никто меня не разбудил? Я уже потерял почти весь день.

– Но ты всю ночь не спал, – нервно сказала Марис. – Тебе нужен сон.

– Даже при ночном образе жизни, – суховато добавила Вельма.

– Когда мне нужны будут советы, как и когда мне спать, я спрошу! – отрезал он. – Кто-нибудь видел Квинта? – Он огляделся по сторонам.

– Нет, – сказала Марис, – с тех пор…

– Великое Небо! – возопил он. – Всё нужно делать самому! Я послал его по важному, срочному делу, и что же происходит? Он исчезает!

Марис нахмурилась:

– Срочному? – Она порылась в своём боковом кармане и вытащила свёрнутый свиток. – Тебе нужно это?

Её отец прохромал через кухню, выхватил свиток у неё из рук и открыл его.

– Да, – прошептал он. – Да! – Он повернулся к дочери, глаза его сверкали.

– Но почему Квинт не отдал его сразу мне?

– Потому что… потому что я сказала ему не… – Марис запиналась. Её лицо горело, в глазах щипало. – Ты… ты спал. Я не хотела, чтобы он тебя беспокоил…

– Когда он вернулся?

Марис опустила голову:

– Утром. Около шести часов.

– Шесть часов! – завопил он. – Марис, это абсолютно нетерпимо. Не вмешивайся в дела, в которых ты ничего не понимаешь.

– Но я только хотела…

– Прекрати вмешиваться в мои дела. Я понятно говорю?

– Д… да, отец, – сказала Марис, запинаясь. Не говоря более ни слова, Линиус повернулся и вышел. Двойная дверь захлопнулась за ним.

– Вот видишь? – закричала Марис, как только он исчез. – Всегда одно и то же. Что бы я ни сделала, всё не так.

– Не расстраивайся, конфетка моя, – утешала Вельма. – Он так не думает. Ты же видела, как устало он выглядит.

– Это все Квинт! – с горечью продолжала Марис. – Притащил отцу свой дурацкий свиток. Он из-за этого расстроился. Из-за этого кричал… кричал на меня… – Из её глаз хлынули слезы.

– Ну, Марис, Марис… – мягко сказала Вельма.

Но Марис была неутешна. Она оттолкнула Вельму и закрыла лицо ладонями. Слегка пожав плечами, Вельма затрусила к печи и открыла дверцу. Марис услышала её причитания и подняла взгляд. Из печи валил густой чёрный дым.

– Хороши мы с тобой, хороши… – сказала Вельма. – Со всем этим переполохом я забыла про лепёшки.

– Они пропали! – снова залилась слезами Марис.

– Я попробую их отскрести, – предложила Вельма.

– Выкинь!!! Всё равно Квинт их не заслуживает! Зарёванная выбежала она из кухни и понеслась вверх по лестнице. Навстречу двигался Твизл, крепко держа поднос в своих прозрачных лапах-захватах, но Марис пренебрегла его почтительным поклоном и резко отмела в сторону.

– Молодая госпожа?! – обеспокоено прозвучал на лестнице скрипучий голос паука.

Без задержки Марис пронеслась дальше, но не в свою спальню, где её прежде всего стала бы искать Вельма – а она не хотела, чтобы её нашли, – а на балкон. Протопав по деревянному полу, она откинула кружевной занавес и распахнула стеклянную дверь.

Тяжело дыша, она остановилась у края балкона и втянула тёплый, душный воздух. Справа от неё была Западная Пристань с её восьмиугольными башенками, слева – Обсерватория Лофтуса, а внизу, едва видные сквозь узкий просвет между зданиями, – Ступени Виадука. Там бурлила жизнь.

– Академики Санктафракса, – пробормотала она презрительно, глядя туда, – как букашки: ползают, суетятся, сговариваются, интригуют, врут… – Она фыркнула и отбросила волосы назад. – Мой отец, Линиус Паллитакс, Высочайший Академик Санктафракса, лучше вас всех, вместе взятых…