Текст книги "В память о Саре"

Автор книги: Крис Муни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 33

Вполне уместный вопрос, – заявил Билл, переворачивая гамбургеры и хот-доги, жарившиеся на гриле, установленном на подъездной дорожке. Наступил чудесный весенний вечер, и гости и хозяева вышли во двор, наслаждаясь приятной прохладой. Далеко в воздухе разносились крики мальчишек, играющих в хоккей на другом конце улицы.

Чтобы отряхнуть желтый резиновый мячик от собачьей слюны, Майк пинком ноги отправил его в полет вдоль подъездной дорожки и, когда тот прикатился обратно, забросил его на задний двор Билла. Фанг с лаем устремился за ним.

– Ладно, я буду Человеком-пауком.

– Ты – идиот.

– Если бы я мог выбирать, кем из супергероев стать, то выбрал бы Человека-паука.

– Но Супермен может летать.

– И Человек-паук тоже. Он летает на паутине.

Билл покачал головой.

– Раскачиваться и прыгать на паутине – еще не значит летать, брат.

– Это одно и то же.

– Ничуть не бывало. Человеку-пауку нужны высокие здания, небоскребы – ну, ты понимаешь, всякая дрянь, чтобы было за что цеплять свою паутину. Иначе он так и останется сидеть на земле. Как, например, он может перепрыгнуть – прошу прощения, перелететь – через кукурузное поле?

– А зачем ему перелетать через кукурузное поле?

– Предположим, его позвали расследовать происхождение кругов на поле.

– Кругов на поле, – повторил Майк.

Фанг, держа в зубах мячик, подошел к грилю, принюхался, недовольно фыркнул и вперевалку направился к Майку.

– Их оставляют инопланетяне. Круги – составная часть их навигационной системы, – разгоняя дым, заявил Билл. – Ты что, не видел фильма «Знаки»?

– Нет. Кстати, чего ты сцепился с Патти из-за гриля?

– Потому что в прошлый раз она сунула на решетку сосиски из соевого творога и думала, что я не замечу разницы. Чертова штука на вкус напоминала подошву. Возьми в прокате и обязательно посмотри «Знаки». Парень, который снял это кино, Найт, – настоящий гений.

Майк подобрал мячик и тут заметил серебристый БМВ с тонированными стеклами, причаливший к тротуару прямо перед домом Билла.

– Ты не говорил мне, что Бам собирается приехать.

– Бам раскатывает на «лексусе», – отозвался Билл. – Эй, это, наверное, «Издательский клиринговый дом». Смотри, нет ли у них камеры и воздушных шариков – они выдают их с головой.

– Нет, те парни ездят на фургонах.

Дверца водителя распахнулась, и наружу вылез молодой человек с коротко стриженными платиновыми волосами, обильно смазанными гелем и торчащими в разные стороны. Неподобающую худобу его костлявого тела прикрывали – Господи Иисусе! – темно-бордовые брюки и черная рубашка. На кончике носа красовались солнцезащитные очки в черной оправе.

– Мистер Салливан! Это я, Энтони.

Билл приложился к бутылке «Сэма Адамса».

– Что ж, теперь я понимаю, почему ты перестал встречаться с девчонками.

– Это секретарь Сэм.

– Сэм держит такого красавчика в секретарях? Ну, иди, встречай его.

Майк зашвырнул мячик на задний двор и зашагал вниз по подъездной дорожке.

– Мы весь день пытались дозвониться вам на сотовый, – сообщил Энтони, когда Майк подошел.

– Вчера вечером я забыл зарядить батарею. Что стряслось?

– Ну, слушайте: ваш отец нанял мистера Вайнштейна в качестве своего адвоката.

Майк стиснул зубы, и на скулах у него заиграли желваки.

– Сэм предупреждала меня, что именно так вы, скорее всего, и отреагируете, – продолжал щебетать Энтони. – Насколько мне известно, вы вдвоем заключили нечто вроде сделки. Почему она сорвалась, я не знаю. Она просила передать, что перезвонит вам позже.

– Сэм сейчас у себя в конторе?

– Нет, до восьми она будет занята на совещании. Она позвонит, обещаю. – Энтони наклонился к открытому окну, взял с приборной панели белый конверт и протянул его Майку. Конверт был запечатан. – Мистер Вайнштейн просил передать его вам лично в руки. Наши курьеры так далеко не забираются, поэтому ваш покорный слуга предложил свои услуги.

– Благодарю, – сказал Майк. – С меня пиво.

– Заметано, – отозвался Энтони и подмигнул. Он сел в машину, высунул руку в окошко и, отъезжая, помахал на прощание.

Майк вскрыл конверт. Внутри лежал ключ от дома и клочок бумаги. Он развернул его и в свете сумерек прочел несколько строчек, нацарапанных Лу на гербовой бумаге адвокатской конторы.

Майкл!

Мне отказали в освобождении под залог и заперли в каталажке в Кембридже вплоть до заседания суда. Завтра в 10 утра у меня назначена встреча с адвокатом. Он рассчитывает получить аванс в сумме 50 тысяч долларов. Деньги лежат в сейфе под полом. Подними ковер в своей старой спальне и увидишь его. Комбинация: 34-26-34. Возьми оттуда деньги, а остальное не трогай.

Ты сказал, что хочешь совершить обмен. На дне сейфа лежат кое-какие вещи, принадлежавшие твоей матери. Завези мне завтра деньги, и я отвечу на все твои вопросы. Мне разрешено встречаться с посетителями.

Я не имею никакого отношения к сгоревшему охраннику.

Майк сложил клочок бумаги и зашагал обратно по подъездной дорожке. У него кружилась голова.

Билл ткнул в письмо щипцами для барбекю и поинтересовался:

– Это что, любовное послание от твоего модного гостя?

Майк развернул листок. Билл взял его щипцами за уголок и прочел.

– Надеюсь, твоему старику нравится жаркий климат, – сказал он и опустил письмо на решетку.

На глазах у Майка лист бумаги съежился и вспыхнул ярким пламенем. Он пожалел, что не может с такой же легкостью разделаться с вопросами, не дающими ему покоя. А как было бы здорово сложить из них погребальный костер и уйти не оглядываясь.

ГЛАВА 34

Прижав к уху сотовый телефон, Майк откинулся на спинку переднего сиденья своего грузовичка и сказал:

– Ты говорила, что Вайнштейн не возьмется за это дело, пока не получит разрешение от тебя.

– Твой отец оставил сообщение Миранде…

– Кому?

– Миранда – секретарь Мартина, – пояснила Сэм. – Так вот, твой отец оставил сообщение Миранде, в котором уведомил, что если Мартин возьмется за его дело, то получит бонус в сумме двадцать пять тысяч долларов. Если же Мартину удастся снять с твоего отца все обвинения, то бонус составит сотню тысяч. Волшебное слово здесь – «наличными». Ты понимаешь, что я имею в виду?

Еще бы он не понимал. Помимо тех процентов, которые контора выплатит Мартину Вайнштейну за то, что он взялся защищать клиента, он сможет разбогатеть сразу на сто двадцать пять тысяч долларов – причем чистыми, без налогов, поскольку Лу согласился заплатить ему наличными. Никаких записей, никаких банковских переводов, и Налоговому управлению придраться не к чему.

– Давай угадаю, – сказал Майк. – Мартину не придется делиться своим заработком с конторой, верно?

– Мартин отстегнет немножко Миранде, чтобы она держала язык за зубами, и она не станет болтать. Она работает с ним уже давно. И он хорошо платит ей за преданность.

– Ну, пока что она подвела его, раз не смогла удержать все в тайне.

– Это не Миранда посвятила меня в подробности, а Мартин.

– Мартину все равно, что это за деньги?

– Нет. Но он нуждается в них. Он положил глаз на новый «бентли».

– Славный малый, правда?

– Почему ты не сказал, что у твоего отца есть под рукой такая сумма?

– Потому что я и сам не подозревал об этом.

Лу никогда не любил светиться. Да, он носил костюмы, а не ходил в обносках, но никогда не швырял деньги на дорогие машины или модные курорты. В Белхэме он жил в одноэтажном фермерском доме, а в первые годы после его возвращения из Вьетнама с деньгами у них было по-настоящему туго.

– Когда мы с тобой в первый раз заговорили об этом, я сказала, что если ты решишь использовать имя Мартина как наживку – а ты, судя по всему, так и поступил, – то существует вероятность, что твой отец просто снимет трубку и сам позвонит Мартину.

– Вот почему я думал, что мы с тобой договорились.

– Ты не предупредил меня, что твой отец начнет разбрасываться наличными. Если бы я знала об этом, то, не исключено, предложила бы другую тактику.

Майк злился не на Сэм, а на себя самого. Мысль о том, как загнать Лу в угол, настолько увлекла его, что он совсем забыл о деньгах. Да, конечно, Майк знал об ограблениях банковских броневиков, как и о том, что похищенная сумма составила два миллиона. Его ошибка заключалась в том, что он полагал – без всяких на то оснований, как выяснилось, – что отец уже потратил свою долю. Майк не учел, что Лy – очень предусмотрительный человек, который мог припрятать заначку поблизости.

«Не забывай о том времени, что Лy провел во Флориде. Или ты думаешь, что он просто загорал там на солнышке?»

– Почему все это так тебя беспокоит? – спросила Сэм. – Я думала, что ты порвал с ним.

– Теперь это не имеет значения. Сколько я должен тебе за хлопоты?

– Нисколько.

– Тогда разреши пригласить тебя на ужин. Я приеду в город, и мы сходим в какое-нибудь приличное заведение.

– Приличное заведение может нанести ощутимый урон твоему кошельку.

– И о чем идет речь? О салатах по пятьдесят баксов за порцию?

– О нет. Больше, намного больше.

– Полагаю, мне придется еще и вырядиться, как на свадьбу?

– Можешь не сомневаться.

– Выбирай время и место. Я позвоню завтра.

Майк повесил трубку и посмотрел в окно на дом Лу – не стоит заблуждаться, это всегда был дом именно Лу, а мать и сын всего лишь жили в нем на правах гостей. В последний раз Майк был там, когда ему исполнилось восемнадцать. После того как Лу ушел на работу, он собрал свои вещи – все его имущество уместилось в двух картонных коробках – и переехал в комнату в доме О'Мэлли, комнату, освободившуюся после Чака и Джима О'Мэлли, которые одновременно записались на службу в армию.

Это было двадцать лет назад, и с тех пор в окрестностях произошли значительные перемены. Одноэтажные фермерские дома снесли, а на их месте возвели славные особняки в колониальном стиле, и у некоторых было даже по два гаража. Минуло двадцать лет, но за это время Лу не озаботился освежить внешний вид своего дома, и он сохранил мрачный облик заброшенной берлоги, в которой отсиживается серийный убийца.

Майк сидел в грузовичке, смотрел на свой старый дом и думал о записке Лу. Лу предлагал ему последний шанс. Если завтра утром Майк не привезет ему денег, между ними все будет кончено. Лу с радостью унесет с собой в могилу все тайны. Совсем как Джоуна.

«Из этого все равно ничего путного не выйдет. И ты прекрасно знаешь об этом».

Именно этот благоразумный внутренний голос помогал ему избегать неприятностей в юности. Благоразумный и убедительный. Совсем как его мать.

Майк вылез из кабины, захлопнул дверцу и зашагал по лужайке к передней двери, на ходу вынимая ключи из кармана джинсов. Он отпер дверь и вошел в гостиную, правой рукой шаря по стене в поисках выключателя.

В гостиной на полу по-прежнему лежал выцветший коричневый ковер, а стены все так же оставались голыми и выкрашенными в белый цвет. На них не было ни картин, ни фотографий. За гостиной располагалась небольшая кухонька – с тем же самым полом из белого линолеума, безукоризненно чистая и безликая, а в раковине и на столе с зеленой столешницей не было и следа грязной посуды. В воздухе ощущался легкий запах аммиака и хлорки – резкие антисептические ароматы, вполне уместные в такой холодной обстановке. Мебель выглядела так, словно ее перенесли сюда из больничной палаты или иного места, где люди залечивают раны, душевные и физические.

Майк закрыл за собой дверь. В шесть шагов он пересек гостиную и кухню. Щелкнув очередным выключателем, он свернул в узкий коридор, направляясь в свою старую спальню, как вдруг, проходя мимо открытой двери в спальню Лу, заметил какие-то фотографии в рамочках, стоявшие на комоде.

Майк замер на месте, а потом вошел в отцовскую спальню и включил верхний свет c фотографий на него смотрела Сара.

Их было четыре, и на всех дочка была снята в разном возрасте: Сара в сарафане, идущая босиком рядом с Фангом и держащаяся рукой за спину собаки, чтобы не упасть; Сара, нюхающая одуванчик; Сара, играющая с Полой О'Мэлли на гимнастическом комплексе на Холме; Сара в розовом лыжном костюме держит Майка за руку, и оба ожидают очереди, чтобы подняться на Холм.

Снимки выглядели знакомыми и чужими одновременно. Майк никогда не дарил отцу фотографий – и Джесс тоже. Ни за что на свете. Майк считался кем-то вроде семейного фотографа, поскольку у Джесс вечно не хватало терпения возиться с камерами. Она старалась держать обе руки свободными, чтобы подхватить Сару, если та упадет.

Так вот, эти снимки сделал не Майк, а Лу. Лу, которому он приказал держаться от дочки подальше. Вместо этого тот подсматривал за Сарой в видоискатель фотоаппарата и украл эти мгновения их жизни.

Наверняка фотографий Сары на самом деле больше. У отца должны остаться целые катушки отснятой пленки.

Первым делом Майк просмотрел содержимое выдвижных ящиков комода. Ничего не найдя, он перешел к ящикам прикроватной тумбочки, коробкам из-под обуви в шкафу и даже заглянул под кровать. Ничего.

Может, остальные фотографии лежат в сейфе.

Войдя в свою старую спальню, Майк включил свет. Комната была совершенно пуста. Как и шкаф. Он достал из кармана швейцарский армейский нож, подаренный ему детьми Билла на прошлое Рождество и, выбрав лезвие, опустился на колени, чтобы приподнять уголок ковра. Взявшись за самый краешек, он хорошенько рванул его кверху.

Лу пришлось изрядно постараться, чтобы оборудовать этот тайник. Майк немного разбирался в сейфах. Несколько лет назад, когда Джесс решила хранить кое-какие важные документы дома, а не мотаться всякий раз за ними в банковскую ячейку, Майк проконсультировался у мастера из бостонской компании «Транко Сейф» по поводу наиболее подходящей модели. И хотя внешне сейф Лу ничем не отличался от его собственного – квадратный, из твердой стали с крышкой заподлицо, чтобы не выступать из-под ковра, – Майк готов был биться об заклад, что в модели Лу установлены невысверливаемые стенки и еще какая-нибудь сверхнадежная защита против взлома чем-то наподобие кувалды. Сейф был вделан в бетон, так что извлечь его без помощи тяжелого строительного оборудования не представлялось возможным.

Когда он был маленьким, сейфа здесь еще не было. Он был установлен меньше пяти лет назад. Когда Сара исчезла, а Джоуна еще не стал главным подозреваемым, Меррик со своей командой взяли Лу на мушку и перевернули дом вверх дном, предполагая, что Сару похитил кто-то из прежних дружков Лу. Тугодум Эд даже не заикнулся о том, что они нашли нечто вроде сейфа, битком набитого банкнотами – или фотографиями Сары, если на то пошло.

Майк набрал комбинацию цифр, повернул колесико и услышал щелчок – замок открылся.

Первым делом в глаза ему бросились туго скатанные ролики стодолларовых купюр, перетянутых резинкой. Майк взял наугад один и пересчитал. Десять тысяч – и это только в одном ролике. А здесь их чертова пропасть, в зависимости от глубины сейфа. Еще через пять минут он знал точную цифру.

– Господи милосердный…

В сейфе лежало полмиллиона – наличными.

«Еще бы, – сказал внутренний голос. – Если бы он отнес деньги в банк, правительство вмешалось бы и заморозило его счета».

В голову Майка пришла безумная мысль – пожертвовать их на благотворительность. Да, Лy, я нашел деньги и подумал, что лучше бы им попасть в другие руки. Ну, ты меня понимаешь – отдать их тому, кто действительно в них нуждается. Поэтому я взял да и отдал их Американскому обществу против жестокого обращения с животными. Это ребята, которые подбирают и выхаживают потерявшихся и бродячих собак. Не благодари меня, Лу. Выражение твоего лица – вот лучшая награда для меня. Это было бы самое памятное мгновение в его жизни, но Лу, пожалуй, преследовал бы его до самой смерти.

На дне лежал конверт, завернутый в полиэтиленовую пленку. Майк достал его и открыл.

Внутри лежали фотографии, но не Сары. На верхнем снимке, выцветшем и слегка пожелтевшем от времени, видны были люди, идущие по улице, застроенной домами из красного и белого кирпича со множеством фонарей. Поначалу Майк решил, что это Фэнейл-Холл в Бостоне. Но улочка выглядела не такой открытой, и в ней ощущалось нечто чужеродное.

Париж.

Майк вгляделся в лица на фотографии. Все они были ему незнакомы. Судя по одежде, снимок был сделан весной или летом. На обороте фотографии он увидел печать фотоателье: «16 июля 1976 года».

Июль. В том месяце Лу летал в Париж. Следующий снимок: блондинка с искусственной проседью сидит за столиком на тротуаре под белым навесом. Она читает газету, и лицо ее скрывают круглые солнцезащитные темные очки. Вокруг сидят другие посетители, они разговаривают и пьют кофе. Майк взялся за следующую фотографию. Это была снятая крупным планом та же самая женщина, только сейчас она отложила очки в сторону и улыбалась сидящему напротив мужчине. Мужчина повернулся к объективу спиной, но лицо женщины было видно совершенно отчетливо.

Это была его мать.

Он быстро просмотрел остальные фотографии. На каждой была снята мать со своим спутником, неизвестным мужчиной намного выше ее с ястребиным профилем, длинными бакенбардами и густыми, вьющимися черными волосами – банкиром или инвестором, судя по его костюму. Трудно сказать. Зато мать была от него без ума – в этом не было никаких сомнений. На всех фотографиях она держала его за руку. На последнем снимке мужчина обнимал ее за плечи, когда они шли по оживленной улице, и мать радостно улыбалась, глядя куда-то в сторону. Она была счастлива, вернувшись в Париж, свой родной город, в котором прошли ее детство и юность.

ГЛАВА 35

Подсознательно Майк ожидал встретить кого-то похожего на Сэм в мужском обличье: высокого, консервативно одетого человека с поджарой фигурой, поддерживающего форму с помощью утренних пробежек и послеобеденных матчей в сквош, мужчину, отрывающегося в выходные вместе со своими приятелями Престоном и Эштоном на палубе яхты, которую держит на пристани у своего летнего дома где-нибудь в Хайаннисе.

– Вы спрашиваете себя, как могло получиться, что еврейский парнишка выглядит, как Тони Сопрано, верно? – улыбнулся Вайнштейн, демонстрируя крупные лошадиные зубы. Вес его приближался к добрым тремстам фунтам, но на теле не было ни капли жира. – Моя мать – стопроцентная итальянка, а отец – чистокровный еврей. Я и мои младшие братья унаследовали внешность матери и ум отца. Я женился на итальянке, а у моих двоих детей кожа бледная, как у ирландцев. Причуды генетики, вот что я вам скажу.

– Вот ваши деньги, – сказал Майк и перебросил конверт с купюрами Вайнштейну. – Я хочу повидаться с ним наедине.

– Вы тоже весь в отца, сразу берете быка за рога. Что ж, мне это по душе. Идемте. Я отведу вас к нему.

Двое охранников, старых служак с пивными брюшками и двойными подбородками, приказали Майку выложить содержимое карманов на пластиковый поднос.

– Ремень и шнурки тоже, – добавил один из них.

Вайнштейн пояснил:

– Потенциальное оружие. Не беспокойтесь, вам все вернут в целости и сохранности.

После того как Майк сдал все лишнее, другой охранник обшарил его палочкой металлодетектора, попросил снять ботинки и тщательно осмотрел каблуки и стельки, прежде чем вернуть их обратно.

Охранник кивнул своему напарнику, прозвенел зуммер, и решетка с металлическим лязгом поползла в сторону.

Они двинулись по коридорам. Двери открывались и вновь запирались за их спиной. Вайнштейн показывал дорогу, а Майк снова мысленно прокручивал предстоящий разговор с Лу.

Тюремный охранник кивнул, завидев Вайнштейна, вынул ключи и отпер дверь. Сквозь стеклянную панель Майк увидел Лу, сидящего на стуле и одетого в оранжевую тюремную робу. Опустив голову, он изучал наручники, сковывавшие запястья, цепь от которых обхватывала его талию.

– У вас есть пятнадцать минут, – сказал Вайнштейн, а потом, наклонившись к уху Майка и обдав его мятным запахом жевательной резинки, добавил: – И будьте с ним помягче, ладно? Ваш отец не спал всю ночь, его рвало и буквально колотило от озноба. Им пришлось даже вызывать врача. Похоже, он где-то подцепил простуду.

«Это не простуда. Правильный диагноз – клаустрофобия».

Адвокат открыл дверь. В небольшой комнате стояли лишь стол и два стула, здесь пахло мылом и кремом для бритья. Лу заговорил, по-прежнему не поднимая головы:

– Он передал тебе деньги, Мартин?

– Все в порядке, – ответил Вайнштейн. – Лу, если тебе что-нибудь понадобится, я буду за дверью.

Вайнштейн вышел и притворил за собой дверь. Майк придвинул стул и сел.

– Рассказывай.

– О Джесс или о фотографиях, которые ты нашел в сейфе? Ты ведь нашел их, верно?

– Нашел, – не стал Майк отрицать очевидного. – А еще я нашел фотографии Сары на твоем комоде. Когда ты их сделал?

При упоминании внучки Лу прищурился.

– А что говорит Джесс о своем романе выходного дня?

– Кто этот человек на фотографиях?

Лу поднял голову и улыбнулся. В свете флуоресцентных ламп лицо его выглядело серым, под глазами набрякли мешки от недосыпания, а в тонких губах не было ни кровинки. На лбу у него блестели мелкие капельки пота.

– У тебя не хватило духу расспросить ее, верно?

– Мы будем говорить о маме, и ты начнешь с того, что расскажешь, как узнал, где она скрывается.

– Скрывается… – повторил Лу. – Ты что, и впрямь настолько подзадержался в умственном развитии?

– Господом Богом клянусь, если ты намерен шутки шутить..

– Арнольд Макей.

– Это еще кто?

– Почтальон О'Мэлли. Макей регулярно захаживал к МакКарти каждую пятницу по вечерам. Однажды подходит он ко мне и спрашивает, дескать, почему письма для тебя приходят домой к О'Мэлли? Он видит, что я ничего не понимаю, и рассказывает о посылке, которую ты получил из Парижа. Мы разговорились, я поставил ему пару пива и попросил проследить, не будет ли еще писем на твое имя. А если будут и он принесет их мне вместо тебя, то я дам ему двести долларов.

– Значит, она прислала вторую посылку?

– Скорее, открытку. Дорогую, на плотной бумаге. Твоя мать всегда питала слабость к дорогим вещам. Я никогда не рассказывал тебе, как однажды она едва не разорила меня? Поначалу с деньгами у нас было негусто, но это не мешало твоей матери бывать в дорогих ресторанах и вообще развлекаться в Бостоне от души. Покупая вещи, она прятала их в доме. Ты никогда не замечал за ней ничего подобного?

– Что было написано в той открытке?

– Она говорила тебе, откуда у нее тот голубой шарфик?

– Не помню.

– А я-то думал, что ты пришел узнать правду, Майкл. Или ты ждешь, чтобы я подтвердил твою версию событий?

– Она сказала, что его подарил ей отец.

Лу откинулся на спинку стула и скрестил руки на животе.

– Ее отец работал официантом, так что им едва хватало даже на еду. А мать умерла, когда Мэри было четыре года.

Майк напряг память, пытаясь вспомнить, что рассказывала ему о своих родителях мать, надеясь опровергнуть слова Лу и уличить его во лжи. Так ничего и не вспомнив, он спросил:

– Что было написано в открытке?

– Я не помню в точности ее слова, но там было что-то о том, что она очень скучает по тебе, что она все время думает о тебе – ну, ты меня понимаешь, все эта сентиментальная чушь.

– И все? Она больше ничего не написала?

– Ты хочешь сказать, написала ли она, когда приедет за тобой? Помню, она назвала свой адрес, но номер телефона не указала. Я еще удивился, почему она не дала тебе его. – Лу улыбался с видом победителя. На лице его было написано выражение полного удовлетворения, какое появлялось всегда, когда он загонял собеседника в угол. – Знаешь, а я ведь сохранил ту открытку.

Майк почувствовал, как учащенно забилось сердце.

– Хочешь знать, где она? – осведомился Лу.

Лу предоставлял ему выбор – отступить или идти дальше.

– Ступай домой, Майкл.

– Где открытка?

– Внизу, в подвале, – ответил отец. – В верхнем ящике «Герстнера».

«Герстнером» был старый дубовый верстак для инструментов, сработанный компанией «X. Герстнер и сыновья». Именно там Лу хранил все свои драгоценные инструменты. Майк сказал:

– Значит, в открытке она указала обратный адрес. Вот так ты ее и нашел.

Лу подмигнул.

– В самую точку.

– А как только ты узнал ее адрес, то сел в самолет и полетел в Париж.

– Правильно.

– С фальшивым паспортом.

– В то время у меня с властями вышло одно недоразумение. Они почему-то решили, будто я имею какое-то отношение к краже электронных штучек со склада в Южном Бостоне.

– Вот только ты боишься летать, потому что страдаешь клаустрофобией.

– Я не летаю, потому что не доверяю аэропланам.

– Тогда почему ты не позвонил ей? Если уж у тебя был адрес, то узнать номер телефона было проще простого. К чему создавать себе проблемы и лететь на самолете?

– Мальчику нужна мать, – ответил Лу, и Майк ощутил в его голосе сдерживаемую ярость.

Почему он так уверенно ведет себя?

«Он водит тебя за нос».

Но ради чего?

– Ты всегда считал свою мать святой, – вновь заговорил Лу. – А как насчет меня? Все эти игры в мяч, велосипеды и машина, твое обучение у Святого Стефана. Когда вы с Биллом начали свое дело, я предложил тебе денег, даже направил к вам нескольких клиентов. Ты всегда получал то, что хотел.

– Включая побои.

– Тебе нужна была некоторая закалка. Приходская школа и вся эта церковная чушь сделали тебя мягкотелым. В этом и состоит проблема твоего поколения. Вам нравится нянчить самые пустяковые болячки, которые подкидывает вам жизнь, и вы только и делаете, что скулите и причитаете. Вот почему в наши дни развелось столько слабаков и гомиков. – Лу покачал головой и подался вперед. Кандалы его лязгнули. – Ты когда-нибудь слышал, чтобы я жаловался на свое положение? На то, что потерял брата па этой дерьмовой войне или провел больше года в лагере для военнопленных?

– Расскажи мне, что ты с ней сделал.

– Я попытался уговорить ее вернуться домой.

– Ты лжешь.

– Хочешь сказать, мы поссорились? Естественно. – В его лице и голосе не было заметно ни следа сожаления. – Несчастья случаются время от времени, верно? Как и тот вечер, когда ты пошел к Джоуне. Я больше чем уверен – ты не собирался избивать его до потери сознания.

Но когда ты услышал, как он лжет тебе в лицо, то просто нe мог сдержаться – или я что-то упустил?

– Ты недавно разговаривал со своим лучшим другом Кадиллаком Джеком?

– Я ее и пальцем не тронул. Если ты не хочешь этого признавать, дело твое. – Голос Лу звучал спокойно.

«Чересчур спокойно», – подумал Майк.

– Кто этот человек на фотографиях?

– Жан-Поль Латьер.

Майк был настолько удивлен, что не успел придать своему лицу равнодушное выражение.

– Да, я знаю, кто он такой, – продолжал Лу. – Они выросли вместе. Они были очень, очень близки, эти двое – не разлей вода, если можно так сказать. В молодости Жан-Поль и твоя мать были без ума друг от друга. Буквально неразлучны. Но потом твоя мать переехала в Штаты. Ей было пятнадцать, и она была безнадежно влюблена. Они с Жан-Полем переписывались и перезванивались – вот только звонить по большей части приходилось Жан-Полю, поскольку отец твоей матери, твой дед, не мог позволить себе роскошь названивать во Францию. Когда Жан-Полю исполнилось девятнадцать или около того, он стал прилетать сюда, чтобы повидаться с твоей матерью. Он-то вполне мог себе это позволить. Он работал в целлюлозно-бумажном бизнесе своего отца, когда твоя мать уехала из Франции. Ну, ты понимаешь, готовился стать наследником семейного предприятия и все такое. «Бумага Латьера». Крупная компания. Жан-Поль обожал осыпать твою мать дорогими подарками. Типа шарфика. В доме время от времени появлялись дорогие безделушки.

Майк потер лоб и обнаружил, что тот стал скользким от пота.

– Тебе, наверное, трудно поверить, что твоя мать, истинная святая, могла быть замешана в чем-то столь сомнительном?

– Если у нее и был роман, я не виню ее за это.

– Роман? Она любила его, когда мы встретились с ней.

– Тогда почему она вышла за тебя?

– Семья Жан-Поля была очень успешной и состоятельной. Знатное происхождение, изобретатели и политики – ну, ты понимаешь, вся эта родословная чушь, от которой кое-кто готов намочить штаны от восторга. Ничто не доставляло твоей матери такого удовольствия, как деньги. Но вся штука в том, что старик Жан-Поля не мог позволить сыну связаться с простолюдинкой, пусть даже она была такой красавицей, как твоя мать, – нужно думать о чистоте крови, понимаешь? Твоя мать очень походила на твою жену – прошу прощения, бывшую жену. Обе превыше всего ценили дорогие вещи, которые могли предложить деньги, вот только твоя мать не отличалась терпением. И я не знал, что она все еще питает надежды на брак с Жан-Полем, даже после того, как мы поженились. Я всегда знал, что те фотографии – дерьмо собачье.

– Какие фотографии?

– Твоя мать хранила фотоальбомы семейства Жан-Поля. Она наверняка показывала их тебе.

Фотоальбомы, которые она прятала в коробках в подвале, – те самые, что она забрала с собой. Майк вспомнил, как она спускалась в подвал и начинала перелистывать их. Несколько раз он заставал ее в слезах, и тогда она усаживала его рядом и рассказывала ему историю своей семьи. Своей семьи.

– Нет, – ответил он. – Не показывала.

– Он часто наезжал в Белхэм, пока я был на войне. Даже после того, как я вернулся домой, Жан-Поль продолжал бывать в Бостоне. Вы часто совершали тайные вылазки вдвоем, так что ты не мог не видеть его.

Слушая рассказ Лy, Майк рылся в памяти в поисках мужчины, которого видел на фотографиях. Но лицо француза казалось ему совершенно незнакомым. Слишком давно это было.

– Я никогда не видел его, – сказал Майк.

– Угу. Интересно знать почему. Есть идеи?

– Значит, ты знал об их романе?

– У меня были подозрения. Иногда в доме появлялись свежие цветы – она говорила, что купила их в цветочном магазине. Или безделушки типа серебряной рамочки для фотографии, или дорогие туфли, или платья – твоя мать говорила, что купила их на распродаже у «Гудвилла» или и других похожих местах. Она была очень убедительна со своим мягким, обволакивающим голоском – тебе это должно быть известно лучше, чем кому бы то ни было еще. Самая искусная лгунья, которую я когда-либо встречал. Ты знал о том, что в деловой части города она арендовала почтовый ящик? Туда Жан-Поль посылал подарки и деньги.

Майк попытался представить, как мать одевается, прихорашивается и едет в деловую часть Бостона, чтобы встретиться с этим Жан-Полем где-нибудь в отеле вроде «Четырех сезонов», но перед его мысленным взором вставали ее старомодная и безвкусная одежда, ее скупая бережливость и дешевый макияж, которым она старалась скрыть своп синяки. Именно такой образ запечатлелся у него в памяти, потому что это была правда – а сейчас Лу пытается разрушить его своей ложью. Поверить Лу – значило совершить неимоверную глупость. Ложь стала для Лу образом жизни, второй натурой, и сейчас он тоже лгал.

– Твоя мать знала, что я сделал те фотографии, – сказал Лу. – Господь свидетель, как мне хотелось…