Текст книги "В память о Саре"
Автор книги: Крис Муни
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА 43
На следующий день телефон Майка зазвонил в 5:45 утра.
– Сегодня Надин устраивает вечеринку у Бама с гаданием по ладони, – сообщил Дикий Билл.
– А Бам знает об этом?
– Знает и даже собирается присутствовать. Как и мы с тобой. Будем по очереди снимать на камеру, как у Бама читают ауру. Что ты сейчас делаешь?
– Лежу в постели рядом с большим мокрым пятном.
– Какой ты молодец!
– Это собачья слюна. А что там за крики?
– Это близнецы. Они носятся по дому – клянусь, Патти подсыпает им кофеин в молоко. А я сижу за столом в кухне, и передо мной стоит тарелка овсянки. Кстати, «Лаки чармз» на самом деле не такая уж и вкусная. Ты уже завтракал?
– Некоторым из нас нравится поспать подольше в воскресенье.
– Приезжай ко мне. Прихвати с собой собаку – и отца Джека. Близнецам нужен экзорцист.
Майк отправился в душ. Сегодня Нэнси Чайлдз собиралась побывать на крещении в Уэлфлите, городке на крайней точке мыса Кейп, а потом вернуться сюда после обеда, чтобы, если получится, побеседовать с сиделкой Джоуны, Терри Рассел. Нэнси пообещала позвонить где-то в середине недели и рассказать о том, что ей удалось узнать. На этом они и расстались вчера вечером.
И что теперь? Майк не видел смысла ждать. О том, что происходит, Нэнси знала не больше его – собственно говоря, даже меньше, так почему бы не попробовать? Почему самому не сдвинуть дело с мертвой точки? Лучшее время для разговоров – утро, после ночного отдыха, когда вы еще свежи и полны сил.
Одевшись, Майк прихватил с собой рабочий блокнот в кожаной обложке и отправился к дому Терри Рассел.
На ее подъездной дорожке стояли два автомобиля. Майк припарковался у тротуара, вышел из машины и поднялся по ступенькам дома Терри. Передние окна были открыты, но жалюзи опущены, и между подоконником и краем ставни оставался зазор в пару дюймов. Майку захотелось удостовериться, что она уже не спит, – все-таки было только половина девятого утра, – поэтому он наклонился, заглянул в щель и с облегчением заметил тень, скользнувшую по дальней стене, у которой виднелись два ряда аккуратно перевязанных коробок. Терри была дома и, судя по слабому звону стекла, как раз разгружала посудомоечную машину.
Он выпрямился и надавил кнопку звонка, ожидая услышать ее шаги. Прождав добрую минуту, он вернулся к окну и вновь заглянул в щелочку. Тень Терри больше не двигалась. Сиделка замерла на месте и не шевелилась.
– Терри, это Майк Салливан. Я могу поговорить с вами? Это ненадолго.
Из кухни показалась пара ног. Не успел Майк выпрямиться и вернуться на крыльцо, как Терри осторожно приоткрыла дверь.
– Извините, я приняла вас за репортера, – прошептала она из-за проволочной сетки.
На ней были джинсы, кеды и серая спортивная куртка «Чемпион». На груди, по обыкновению, выставлен на всеобщее обозрение золотой крестик. На ней были такие же желтые хозяйственные резиновые перчатки, в каких Джесс чистила ванну, раковину и кухонную плиту.
– Входите.
В квартире витал резкий аромат «Пайн сола». Книжные шкафы зияли голыми полками – все их содержимое было аккуратно сложено в картонные ящики с соответствующими надписями, стоящие у окна.
– А я и не знал, что вы уезжаете, – сказал он.
– До недавнего времени я и сама не подозревала об этом. Но вот подвернулась прекрасная возможность, и я решила не отказываться.
– Судя по улыбке, на сей раз вам не придется иметь дело с пациентами хосписа.
Ее улыбка стала еще шире.
– Одна моя хорошая знакомая работает в санатории в Фениксе. Это в Аризоне. Вчера вечером она позвонила и рассказала, что их водолечебница ищет терапевта-массажиста. Салли – так зовут мою знакомую – знала, что когда-то я работала массажисткой. Ну вот, мы заговорили об этом, и она принялась расписывать мне, какая хорошая у них погода, как там тепло и все время светит солнце, – словом, отличная погода для человека, страдающего фибромиалгией.
Майк в недоумении уставился на нее.
– Фибромиалгия… В общем, врачи и сами не знают, что это такое. Она похожа на сильную простуду, когда все время болят мышцы. В холодную погоду болезнь обостряется, а нынешняя зима выдалась для меня особенно тяжелой. К тому же, – жизнерадостно продолжала Терри, – Салли одинока, как и я, и у нее есть замечательный небольшой домик. Она предложила мне пожить с ней, пока я не подберу себе подходящую квартиру, хотя она не будет возражать, если я останусь у нее насовсем.
– Звучит заманчиво.
– Еще бы! Особенно после всего, что здесь… – Она оборвала себя на полуслове. – Простите меня. Я бы не хотела показаться вам бесчувственной.
– Ничего, все нормально. Я рад за вас.
– Спасибо. Итак, что привело вас ко мне в столь ранний час? Да еще и с блокнотом в руках.
– Я уверен, что вам уже смертельно надоело отвечать на вопросы.
Терри вежливо улыбнулась:
– Я бы покривила душой, сказав «нет».
– Репортеры все еще докучают вам? – спросил Майк. Его самого они уже оставили в покое, или, что тоже не исключено, им просто надоело гоняться за ним.
– Звонки практически прекратились, но время от времени кто-нибудь является без приглашения. Только, пожалуйста, не принимайте мои слова на свой счет!
Майк отмахнулся.
– Можете поверить, я понимаю вас лучше, чем кто бы то ни было. Просто мне стала известна кое-какая информация, и я не захотел ждать, пока сюда приедет Нэнси Чайлдз, детектив. Скорее всего, она заглянет к вам сегодня после обеда. Вы еще будете на месте?
Вот теперь Терри выглядела растерянной.
– А я-то думала, что дело закрыто, – так, по крайней мере, сказал детектив Меррик.
– Прошу прощения. Эта женщина, Нэнси, – частный детектив. Мой вопрос может показаться вам неожиданным, но я все равно хотел бы получить на него ответ.
– Давайте присядем.
– Вчера я случайно узнал, что моя жена, как и женщины из двух других семей, Роза Жиро и Маргарет Кларксон… Что эти три истые католички сделали… – Майк замялся. Ему не хотелось произносить слово «аборт» в присутствии суперкатолички, и он выразился иначе: – Они предпочли прервать беременность.
Шокированное выражение, появившееся на лице Терри, не могло скрыть ее негодования.
– Насчет Маргарет Кларксон я не совсем уверен, – продолжал Майк, – но знаю наверняка, что Роза Жиро и моя жена сделали эту операцию в одной клинике в Нью-Гэмпшире. Роза, мать Эшли, рассказала мне, что говорила об этом с Джоуной.
– На исповеди?
– Да. Первый священник, к которому она обратилась, воспринял это известие не слишком любезно и заявил…
– А чего вы ожидали? Та женщина совершила убийство.
– Джоуна отпустил ей…
– Это убийство! Некоторые священники отпускают подобный грех – точно так же, как некоторые папы и кардиналы переводят сексуальных насильников в другие приходы и епархии, покрывая их отвратительные поступки. Использовать свою власть для того, чтобы замять подобные вещи, – это позор и бесчестье. Это смертный грех. И Господь покарает грешников, как он покарал отца Джоуну!
В комнате воцарилось молчание.
– Прошу прощения, – наконец заговорил Майк. – Я не хотел расстроить вас.
Негодование, явственно читавшееся у Терри на лице, постепенно растаяло, черты ее смягчились, и она вновь превратилась в милую и приятную женщину, которая вежливо приветствовала его у дверей.
– Извиниться должна я, – сказала она. – Я вовсе не собиралась выходить из себя. Просто… Учитывая то, что произошло в Бостоне с кардиналом Лоу [19]19
Бернард Фрэнсис Лоу (род. 4 ноября 1931 г.) – Его Высокопреосвященство, американский кардинал Римской католической церкви. Архиепископ Бостона в 1984–1992 гг. Ушел в отставку с этого поста в декабре 2002 г. в связи с так называемым «педофильским скандалом».
[Закрыть], и то, что вы только что рассказали мне об отце Джоуне… После такого трудно сохранить веру.
– В Бога?
– Нет, не в Бога.
«Нет, конечно, не в Бога, идиот! Как ты смел вообще подумать такое?»
– Когда я была маленькой, – сказала Терри, – то никогда не считала католическую церковь политической организацией. Но сейчас именно это она собой и представляет. Это бизнес. И так было, наверное, всегда, но я не отдавала себе в этом отчета до тех пор, пока моя сестра не попыталась расторгнуть свой первый брак. Она пробыла замужем всего год, и у нее родилась дочка, когда ее первый муж просто собрал вещи и ушел. Не пожелал больше иметь с ней ничего общего. И церковь отказалась расторгать ее брак из-за ребенка. А теперь возьмите, к примеру, сына сенатора – вы понимаете, о ком я говорю? – который был женат двадцать с чем-то лет и имеет четверых детей. И священник, не моргнув глазом, моментально расторг его брак. Такие вещи подрывают веру и вселяют уныние, но такова жизнь – и католическая церковь вместе с ней. Вы не поверите, если узнаете, какие ужасы рассказывал мне отец Джоуна.
– Например?
– Он говорил, что церковь руководствуется политическими соображениями. Мне показалось, что отчасти – а может быть, и не только отчасти – его разочарование в Святом Престоле проистекало из того, что его лишили сана. Ему очень этого не хватало. Я имею в виду служение людям.
«И завесы секретности, которую он при этом получал», – добавил про себя Майк.
– Я знаю, что отец Джоуна часто и подолгу разговаривал с отцом Коннелли, – сказала она. – Это священник церкви Святого Стефана. Отец Джоуна благосклонно отзывался о нем.
– Отец Джек – следующий в моем списке. Можете добавить еще что-то? Что угодно, любая мелочь может оказаться полезной.
Но Майк уже понял, что тянет пустышку.
– Я уже рассказала все, что знала. Та сторона натуры отца Джоуны, которая причинила боль этим девочкам и хранила их вещи под полом в его спальне… с этой стороны я его совсем не знала. – Она пожала плечами. – Мне очень жаль.
– Ну что же, не буду вас отвлекать от уборки, – сказал Майк и встал. – Еще раз спасибо, что уделили мне время.
ГЛАВА 44
Возвращаясь домой, Майк позвонил Нэнси на сотовый и оставил сообщение с кратким пересказом своей беседы с Терри Рассел, после чего заехал в «Маккензи-маркет». Заведение обрело поистине бешеную популярность после того, как три года назад местный парень купил здесь лотерейный билет и выиграл по нему тридцать миллионов долларов. В универсаме был и небольшой гастроном, в котором продавались итальянские деликатесы и мясные полуфабрикаты, а по утрам – бутерброды на завтрак.
Майк заказал яичницу, бутерброды с ветчиной из цельного пшеничного хлеба и кофе, после чего купил воскресные номера «Глоуб» и «Геральд». Вернувшись в грузовичок, он принялся поглощать бутерброды, водрузив на руль «Глоуб», в спортивном разделе которой слишком много внимания, на его взгляд, уделялось бейсболу. С другой стороны, сезон был в самом разгаре, так что удивляться нечему. Десять минут спустя, отложив газету на пассажирское сиденье, он заметил группу подростков, идущих по Делани с пластмассовыми битами и мячами в руках. Наверное, собрались в Раггер-парк. По вечерам там делать нечего, если только вам срочно не понадобилась доза, а по утрам рядом со скамейками или в укромных местечках за кустами, где шлюхи принимали клиентов, землю усеивали использованные презервативы, сигаретные окурки и пустые бутылки из-под спиртного.
Парк не всегда был таким. Когда Майк был маленьким – строго говоря, совсем недавно, верно? – летом там давали концерты местные группы. Здесь он играл в футбол, и самым страшным, чего стоило опасаться, было битое стекло. Как-то летом – это было последнее лето, которое он провел с матерью, – Майк упал на зазубренное донышко пивной бутылки и раскроил себе коленку. Боль была такой сильной, что он не сомневался – осколок пропорол ногу насквозь.
Ехать домой на велосипеде он не мог, поэтому Билл и этот худой, жилистый придурок Джерри Нительбалм повели его к «Маккензи». Мистер Демаркис, сосед Джерри, увидел его кровоточащую рану и приказал ему забираться на заднее сиденье машины. Билл поехал с ними.
Поскольку Майк был несовершеннолетним, то врачам, чтобы начать лечение, требовалось письменное разрешение кого-то из родителей или опекуна. Он полчаса названивал домой, но мать упорно не брала трубку.
– Она говорила, что весь день будет дома, – сказал Майк Биллу.
– Тебе придется позвонить отцу.
– Ты спятил?
– А ты что, собрался сидеть здесь до ночи? Смотри, кровь течет и течет.
Билл позвонил в гараж, попросил к телефону Кадиллака Джека и объяснил ему ситуацию. Через пятнадцать минут в больнице появился Лу. Лицо его побагровело, когда он выслушал от Билла историю несчастного случая в парке, хотя Билл и налегал на словосочетание «несчастный случай».
– Сколько раз я говорил тебе не играть там, потому что в траве полно битого стекла? – осведомился Лу. – Колено ты загубил, это ясно. Так что осенью – никакого футбола в лиге Уорнера.
Билл заявил:
– Это я во всем виноват, мистер Салливан. Майк не хотел идти, но я его уговорил.
– Катись-ка ты домой, Билли! – отрезал Лу.
Билл приостановился в дверях перевязочной, повернулся и, прежде чем выйти, обращаясь к Майку, прошептал:
– Мне очень жаль.
Двумя часами позже, с раной, стянутой скобками, и забинтованным коленом, Майк, опираясь на костыли, смотрел, как Лу отделяет три стодолларовые банкноты, чтобы оплатить больничный счет. Когда Майк с трудом вышел из дверей, на ступеньках его поджидал Билл со своим отцом.
– Салли, – спросил мистер О'Мэлли, – как твое колено?
Вместо сына ответил Лу:
– Несколько порезов, но глубоких. Ему чертовски повезло, что он не лишился колена.
– Несчастный случай, что тут поделаешь, – примирительно сказал мистер О'Мэлли и повернулся к Лу: – Ты ведь помнишь, как было в наше время, а? Как ты валял дурака на пруду Салмон-Брук, поскользнулся и сломал запястье? А тебе было уже шестнадцать. Помнишь?
Лу молча прошел мимо.
На обратном пути Майк сидел на заднем сиденье, а Лу спереди. Он курил сигарету и медленно наливался яростью. Майк старался не падать духом, пытаясь отвлечься от того, что, как он прекрасно знал, обрушится на него в ту же секунду, как они окажутся дома, и чувствовал, как холодеет в животе, а на глаза наворачиваются слезы.
Но ничего не случилось – с ним, по крайней мере. Но когда порог дома переступила мать… Из-за закрытой двери спальни донесся звон битой посуды и крик о помощи, хотя Лу накрыл ей голову подушкой. Лу взбесился, потому что это его жена должна была со всех ног мчаться в больницу, а не он. По крайней мере, Майк решил, что скандал разразился из-за этого.
Таксофон находился на прежнем месте, возле мусорного контейнера. Это была новомодная ярко-желтая модель «Веризон», которая прекрасно смотрелась бы рядом с новым «фордом» Билла. Майк долго смотрел на таксофон, вспоминая ту давнюю историю с больницей. Он не понимал, где ее место сейчас и на какую полочку памяти он должен ее теперь поместить.
А я-то думал, что ты пришел узнать правду, Майкл.
Слова Лу, сказанные в тюрьме во время их встречи.
Майк вылез из кабины грузовика и, на ходу доставая бумажник, подошел к таксофону. Клочок бумаги с номерами телефонов был засунут в то же отделение, где лежала телефонная карточка, которой он пользовался, когда его сотовый выходил из строя. Он снял трубку и набрал «0», вызывая телефонистку.
– Мне нужно сделать звонок, и я хочу оплатить его своей телефонной картой, – сказал он, когда ему ответили.
– По какому номеру вы хотите позвонить, сэр?
– Это во Франции, – сказал Майк. – Вы можете набрать его для меня?
– Да, сэр. Продиктуйте его, пожалуйста.
«Попробуй сначала домашний телефон, а потом будет видно».
Майк продиктовал комбинацию цифр, потом номер своей телефонной карточки, и телефонистка попросила его подождать. Мгновением позже он услышал щелчок соединения, и гудок оживил телефонный аппарат где-то на другой половине земного шара. В животе у Майка образовался ледяной комок, и ему вдруг захотелось повесить трубку.
На другом конце провода сняли трубку.
– Алло, – произнес мужской голос по-французски.
У Майка перехватило дыхание.
– Алло?
– Мне нужен Жан-Поль Латьер.
– C'est Jean Paul [20]20
C'est Jean Paul – Жан-Поль слушает (фр.).
[Закрыть].
– Прошу прощения, я не говорю по-французски.
– Жан-Поль слушает.
– Я звоню вам насчет Мэри Салливан.
– Прошу прощения, но я не знаю никого с таким…
– Меня зовут Майкл Салливан. Я – ее сын.
На том конце линии воцарилось молчание, и Майк быстро заговорил в трубку:
– У меня есть фотография, на которой вы оба сняты во Франции. Я знаю, что она уехала отсюда, чтобы быть с вами. Мне все известно о вас и вашей связи с ней. – Слова цеплялись друг за друга, торопясь слететь с его губ. – Все это время я думал, что Лу… Он был ее мужем. Лу Салливан. Я уверен, она рассказывала вам о нем. О том, чем он зарабатывает на жизнь.
Мгновения тишины падали в трубку. Майк перевел дух, представляя себе Жан-Поля в шикарном костюме, сидящего в каком-нибудь антикварном кресле в своем особняке или как они там называются, Жан-Поля, мысленно взвешивающего, стоит ли продолжать разговор или просто извиниться и положить трубку.
– У меня к вам всего пара вопросов.
– Господи Иисусе…
– Взгляните на это с моей точки зрения, – сказал Майк. – Вы бы захотели узнать все, верно?
На другом конце линии Жан-Поль тяжело вздохнул:
– Э-э… Я бы не хотел продолжать этот разговор.
– Я должен знать, – повторил Майк, изо всех сил стискивая трубку. – Пожалуйста.
Прошла целая минута, прежде чем Жан-Поль заговорил вновь:
– Франсин Бру. Ваша мать сменила имя и фамилию. Она очень боялась вашего отца.
– Я совершенно точно знаю, что Лу летал во Францию и нашел ее.
– Да. – Последовал тяжелый вздох, потом Жан-Поль добавил: – Мне все известно об этом.
– Что случилось?
– Он избил ее. Сломал нос и два ребра.
Майк оперся левой рукой о телефон и подался вперед. Проведя языком по губам, он вдруг обнаружил, что во рту пересохло.
– Здесь ей жилось хорошо, – сказал Жан-Поль. – Я очень любил ее.
В его голосе прозвучал надрыв, и Майку отчаянно захотелось повесить трубку и убежать прочь.
– Это случилось около года назад, – сказал Жан-Поль. – Она проснулась от боли в груди. Я сразу же повез ее в больницу, но… Мне очень жаль.
Оказывается, все это время его мать была жива.
У Майка защипало глаза, и он заморгал, сдерживая слезы.
– Мы встречались однажды, не так ли? В Бостоне, помните? Я был с мамой, мы приехали на рождественскую экскурсию в Бикон-Хилл, и она сделала вид, будто случайно наткнулась на вас, и представила вас своим другом.
Вновь пауза, потом Жан-Поль сказал:
– Да. Это был я.
– Вы не рассчитывали, что она придет вместе со мной.
Жан-Поль промолчал.
– Возвращаясь к тому вечеру… – продолжал Майк. – Что это было? Мама пыталась убедить вас позволить ей взять меня с собой?
– Я с юности знал одну вещь: я не гожусь на роль любящего отца. Я большой эгоист. Самовлюбленный и занятый только собой.
– Она ведь не собиралась возвращаться за мной, верно?
Жан-Поль ничего не ответил.
– Она настойчиво внушала мне, что Лу не должен узнать, где она скрывается, – сказал Майк. – Только это не имело значения, узнает он или нет. Она с самого начала не собиралась возвращаться. Она опустила письма в почтовый ящик, прекрасно понимая, что, когда она не приедет за мной, я во всем буду винить Лу.
– Меня потряс выбор вашей матери.
– Но вы и не сожалели о нем.
– Мы были молоды, – попытался объяснить Жан-Поль. – В молодости все совершают глупые поступки. Вы не останавливаетесь, чтобы подумать о последствиях. О том, как придется жить с этим потом.
– Она никогда не сожалела о своем решении?
– Я не могу говорить от имени вашей матери.
– Вы только что это сделали.
Майк повесил трубку и почувствовал, как на шее шевельнулся медальон Святого Антония, который подарила ему мать в тот вечер в церкви.
ГЛАВА 45
Майк выезжал со стоянки у «Маккензи», когда зазвонил его сотовый телефон.
– Когда я последний раз проверяла свою голосовую почту, у меня еще не было напарника, – вместо приветствия заявила Нэнси.
– Вы были заняты сегодня, и я решил помочь, сдвинуть дело с места, так сказать, – пояснил Майк.
– Если бы мне нужна была помощь, я бы сказала об этом еще вчера вечером. Не суйтесь туда, куда вас…
– Нэнси, предупреждаю, я не в настроении.
Похоже, она поперхнулась от возмущения, но потом справилась с собой и сказала:
– Ваше сообщение гласит, что она слетела с катушек, стоило вам упомянуть об абортах.
– Ну да, есть немного.
– Опишите мне ее поведение в мельчайших подробностях. Ничего не упускайте.
В течение следующих пяти минут Майк дословно описывал, как Терри «слетела с катушек».
– Довольно странная реакция, – заметила Нэнси, когда он закончил.
– Эта женщина – католичка. С большой буквы «К». Она носит крестик напоказ, поверх блузки.
– Я тоже католичка.
– Но не с большой буквы «К». Поверьте, это огромная разница.
– Все равно, я не стала бы выходить из себя перед незнакомым человеком. Что еще?
– Я уже упоминал о том, что она переезжает в Аризону?
– Из-за своей фибромиалгии?
– Отчасти. У меня сложилось впечатление, что главным образом это как-то связано с ее подругой.
– Как зовут подругу?
Майк ненадолго задумался.
– Я не запомнил ее имени, – признался он наконец.
– Господи Иисусе!
– А какая разница? Она же не подозреваемая, Нэнси.
– Не спешите с выводами. Кто вчера просил меня покопаться в этом деле?
– Я просил, но…
– Моя работа заключается в том, чтобы разговаривать с людьми, задавать им вопросы и выискивать нестыковки в ответах. И когда что-то не складывается, когда кажется, что чего-то не хватает, я начинаю копать. А теперь отвечайте: вы хотите, чтобы я дальше занималась вашим делом, или займетесь им самостоятельно?
– Хочу, – сквозь зубы пробормотал Майк. – Я хочу, чтобы им занимались вы.
– Ладно, проехали. Терри ничего не говорила о Джоуне?
– Нет. Собственно, она все время подчеркивала, что ту, другую его сторону, как она выразилась, она не знает.
– Именно так она и сказала? Это были ее собственные слова?
– Что-то в этом роде. «Та сторона натуры отца Джоуны, которая причинила боль этим девочкам и хранила их вещи под полом в его спальне… с этой стороны я его совсем не знала».
– То есть она сказала, что их вещи лежали под полом в его спальне?
– Да, именно так.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
– А ведь об этом не было ни слова ни в газетах, ни по телевидению.
Майк не смотрел новости по телевизору и не читал газет.
– Ну, может, она услышала об этом от Меррика, – предположил он.
– Меррик не стал бы вдаваться в такие подробности в разговоре с ней.
– Но мне-то он сказал?
– Вы другое дело. Он поступил так, чтобы убедить вас… – Нэнси оборвала себя на полуслове. – убедить меня, что все кончено? Вы это хотели сказать?
– Когда она в последний раз разговаривала с Мерриком?
– Понятия не имею. Хотите, чтобы я вернулся к ней и спросил?
– Нет. Но поскольку вам не терпится поиграть в сыщиков, присмотрите за Терри Рассел, пока я не подъеду, – распорядилась Нэнси. – Сидите на заднице в своем грузовичке и немедленно звоните мне, если она попробует уехать. Я не хочу, чтобы она исчезла до того, как я поговорю с ней. Все, выезжаю. Ждите.