Текст книги "В память о Саре"

Автор книги: Крис Муни

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 15

Чертежи пристройки Майк оставил в своем офисе, поэтому и решил заехать домой, с облегчением отметив, что репортеров поблизости не видно. Люди приходили и оставляли цветы, открытки и фотографии Сары на его передней лужайке. Он припарковался прямо и гараже, прихватив с собой мешок с корреспонденцией, которую забрал, заглянув на почту. Майк заблокировал свой почтовый ящик на следующий день после того, как Пыла найдена куртка Сары.

Часы показывали начало двенадцатого. Спать ему не хотелось, и он решил просмотреть почту. Занавески в гостиной были задернуты. Он достал банку колы из холодильника, принес из кухни мусорное ведро, включил телевизор, настроил его на канал ESPN и принялся разбирать гору конвертов, бандеролей и каталогов.

Писем от сумасшедших, утверждавших, будто это они надели куртку на крест, или заявлявших, что знают, что сделал с Сарой Джоуна, пока не было. Такие письма, если они приходили, он складывал в отдельную кучку и передавал Меррику. Большая часть писем содержала молитвенные открытки [7]7
  Молитвенная открытка – открытка размером с игральную каргу, на одной стороне которой изображен какой-либо святой или библейская сцена, а на другой напечатана молитва.


[Закрыть]или послания от экстрасенсов, как, например, вот это, написанное на розовой бумаге: «МАДАМ ДОРА, МЕЖДУНАРОДНЫЙ МЕДИУМ». К письму прилагалась цветная брошюра с фотографией этой дамы, на которой она походила на Билла в соломенном парике. Майк скомкал письмо и отправил его в мусорную корзину в углу.

Куртка Сары все еще находилась в лаборатории. Руки в латексных перчатках подкручивали микроскопы и вставляли в них предметные стекла, собираясь выведать у находки ее тайны.

Итак, что же заставило Джоуну спустя столько времени не только предъявить куртку, но и надеть ее на крест?

Майк снова и снова задавал себе этот вопрос, но так и не смог найти на него ответа. Разумеется, это не мешало целой своре отставных криминалистов ФБР и так называемых экспертов по психологии преступников мелькать на телевидении. Вчерашняя «Геральд» со ссылкой на местное светило в области психопатических отклонений личности заявила нечто вроде того, что Джоуна по-своему, неким извращенным способом пытался дать понять полиции, что готов к разговору. Он, дескать, знает, что умирает, и посему считает своим долгом сделать признание, но вся штука якобы в том, что не может же он просто снять трубку и позвонить. Нет, его необходимо принудить к этому, и поэтому он подбросил улики и теперь ждет ответного хода полиции.

Кто-то постучал в переднюю дверь.

Майк подошел к окну, осторожно отодвинул занавеску и выглянул наружу. Нигде не было видно ни фургона, ни машины какой-нибудь телекомпании, так что это не мог быть репортер.

«Может, это Меррик?»

Стук раздался снова, и Майк вышел в прихожую. Он открыл дверь и уставился на гостя через застекленную створку.

– Вообще-то из вежливости полагается пригласить меня войти, – сказал Лу.

Майк немного подумал и отворил вторую дверь. Лу шагнул в прихожую. Майк выглянул, ища глазами машину, на которой приехал отец, но ничего не увидел. Лу что, следит за ним?

– Ты хорошо выглядишь, Майкл. Стройный, сильный и готовый на подвиги.

То же самое можно было сказать и о самом Лу. Он был и остался сухощавым и поджарым, подлость и готовая в любую минуту выплеснуться ярость словно законсервировали его. Волосы его поседели, солнце продубило кожу, но и облике Лу по-прежнему проглядывали бравада и чванство, свойственные ему еще в молодости, когда он был удачливым уличным бойцом, знающим, как ударить так, чтобы противник несколько недель не мог встать с кровати.

«Или исчез вообще, – добавил внутренний голос. – Не стоит забывать и об этом его таланте».

Майк запер дверь.

– Полиция знает, что ты в городе?

– Нет, и я был бы тебе благодарен, если бы ты сохранил мой визит в тайне, – сказал Лу. На нем был черный костюм и белая рубашка, черные лакированные туфли сверкали. – Полагаю, ты все еще корешишься с местным копом, ну, тем, который похож на Майка Тайсона в отставке? Как его там, Зуковски?

– Что тебе нужно?

– Я пришел поговорить. – Лу прикурил от золотой зажигалки, на лицевой стороне которой была выгравирована эмблема Корпуса морской пехоты. Эта зажигалка была у него всегда, сколько Майк себя помнил. Крошечное пламя на мгновение осветило лицо Лу и тут же исчезло. – Мы гак и будем стоять здесь или все же присядем?

– Как по мне, так и здесь нормально.

Лу затянулся сигаретой и огляделся. Лицо его оставалось невозмутимым.

– Здесь раньше жил доктор Джексон. Вон там он устраивал партии в покер. – Он показал на гостиную. – Славный малый. Хотя никогда не мог остановиться вовремя.

– Тот самый, которого ты обработал трубой на Девон-стрит?

Лу снял с языка зернышко табака и внимательно осмотрел его.

– Я надеялся, что, учитывая обстоятельства, ты стал терпимее.

– Ты ошибся адресом. Церковь Святого Стефана в другой стороне.

Его слова не возымели никакого действия и провалились в глаза Лу, словно камешки в бездонный колодец.

– Ты знаешь, что Джоуна умирает, – сказал Лу.

– Об этом все знают.

– Я имею в виду, что он может сыграть в ящик в любую минуту. Его прикроватная тумбочка и кухонный стол завалены всевозможными лекарствами – морфином, демеролом, прозаком и тому подобным. Я удивляюсь, что этот сукин сын еще переставляет ноги.

Майк открыл было рот, но предпочел промолчать.

Лу знал о лекарствах, потому что наверняка побывал в доме Джоуны.

– Там творится черт знает что, – продолжал Лу. – Новогодние гирлянды и игрушки висят у него по всему дому – в спальне, в гостиной, везде. Фил говорил мне…

– Фил?

– Фил Дебруссио, один из телохранителей Джоуны. Их там двое. Пресса не оставляет Джоуну в покое с тех пор, как была найдена куртка Сары.

Сара. Лу произнес ее имя так, словно девочка принадлежала и ему.

– Все эти фокусы с новогодними игрушками и гирляндами называются депрессией, – заявил Лу. – Сиделка из хосписа, приставленная к Джоуне, эта Терри Рассел, так вот, она говорит, что ее пациент умирает. Он возвращает-ся в прошлое, в счастливые времена своей прежней жизни, понимаешь?

– Это она сама тебе сказала?

– Разумеется, нет. Она не станет говорить со мной и уж, конечно, ни за что не станет откровенничать с тобой. Девчонка получила самые строгие распоряжения от Меррика не говорить тебе ни слова, как и тот парнишка со своим веб-сайтом, кстати. – Лу помолчал, давая Майку время осмыслить свои слова и уловить намек. Он в очередной раз затянулся сигаретой. – Когда у Джоуны случается просветление, он подолгу беседует со своим адвокатом, – выдохнув клуб дыма, сообщил Лу. – Он панически боится умереть в тюрьме. Поэтому адвокат все время говорит ему, чтобы он не беспокоился об этом.

«Господи, он установил «жучки» в доме Джоуны!»

– Думаю, настало время Джоуне заговорить, – заявил Лу с беззаботной, магнетической уверенностью, и Майк сразу же вспомнил, как мать снова и снова верила словам мужа о том, что в следующий раз он сумеет держать себя в руках, не даст волю гневу и не станет доказывать свою правоту кулаками.

– Я не стану впутывать тебя в это дело, – продолжал Лу, – но если к тебе нагрянет полиция и начнет задавать вопросы, мне может понадобиться алиби.

Ни единого разу Майк не вмешивался в ту, вторую, жизнь Лу. Когда он подрос, то всякий раз уходил к Биллу, если к ним заглядывал на огонек Кадиллак Джек или кто-либо еще из уголовников. Если же сбежать не удавалось, он запирался у себя в спальне и включал на полную громкость черно-белый телевизор или радио.

– Предоставь это полиции, – сказал Майк.

– Значит, ты этого хочешь?

– Они знают, что делают.

– Интересно, как, по-твоему, Джоуне удалось незамеченным выскользнуть из дома в ту ночь? – ухмыльнулся Лу, а потом добавил: – Когда в следующий раз увидишься со своим приятелем Зуковски, спроси у него, почему малый, которого они приставили наблюдать за Джоуной, спит на посту.

– Если ты вмешаешься в это дело и напортачишь, – ровным голосом пообещал Майк, – я расскажу Меррику о нашем разговоре.

В глазах Лу появилось безмятежное, отсутствующее выражение. Он шагнул вперед. В уголке рта у него дымилась сигарета, и Майк вновь почувствовал себя маленьким, а взгляд его помимо воли метнулся к рукам Лу. Он смотрел, не сожмутся ли они в кулаки, что служило верным признаком того, что ему предстоит трепка. Эти самые руки любили мать Майка, избивали ее и, в чем Майк не сомневался, похоронили ее.

– После того как в тот вечер мы столкнулись с тобой у МакКарти, на следующее утро я узнал, что ты отправил Джоуну в кому.

– Это был несчастный случай, – сказал Майк, глядя ему в лицо. – Я не собирался этого делать.

– Значит, вот что ты говоришь себе, когда смотришься в зеркало?

Майк выдержал отцовский взгляд.

– Это правда.

– Полиция, по твоим словам, прекрасно справляется с расследованием. Тогда какого черта ты поперся к Джоуне в прошлую пятницу?

– Не лезь в это дело.

– Джоуна часто разговаривает во сне. Мне немногое удалось разобрать, но он несколько раз повторил имя Сары. Если передумаешь, шепни словечко Джорджу в заведении «У МакКарти». Он будет знать, как связаться со мной.

ГЛАВА 16

Майку было известно, что в первую пятницу каждого месяца Тугодум Эд играет в покер с приятелями из автоклуба Хайленда. Он заглянул в гараж и уже через десять минут знал, где началась сегодняшняя игра.

Майк выехал из гаража, придерживая руль одной рукой, а другой набирая номер Билла на сотовом телефоне.

– Как прошла операция? – Сегодня днем Биллу сделали вазэктомию [8]8
  Вазэктомия – иссечение семявыносящего протока (мужская стерилизация).


[Закрыть].

– Прошло уже четыре часа, а у меня яйца до сих пор размером с мускусную дыню, – ответил Билл. – Небольшая опухоль, черт бы их побрал. Можешь привезти мне еще льда?

– Конечно. Что-нибудь еще?

– Два галлона обезжиренного молока. Грейс только что выплеснула в унитаз последний галлон – лучше не спрашивай почему. Да, и захвати упаковку «Ролэйдз». Патти готовит на ужин мясной рулет с индюшатиной.

– Ладно. Буду у тебя через несколько минут.

– Поспеши. У меня такое ощущение, будто я попал в сумасшедший дом.

Майк поехал в торговую часть города. Даже сейчас, при ярком свете дня, она производила гнетущее впечатление запустения. «Телик», мастерская, в которой мистер Демпсон чинил видеомагнитофоны и телевизоры, был заколочен досками, став еще одной жертвой менталитета одноразовых покупок: к чему возиться с починкой, если можно выбросить устаревшую технику и купить новую и более дешевую? Обувной магазин «Кингворлд шуз» не смог предложить такой же низкой бросовой цены на свои товары и вынужден был закрыться. Два года назад пожар уничтожил ледовый каток, на котором Сара отпраздновала несколько своих дней рождения, а заодно и пустующий магазин по соседству, «Кусиак фабрикс» (некогда на нем красовалась горделивая вывеска «Наш магазин пользуется всемирной известностью с 1912 года»). Старый кинотеатр «Стрэнд», куда он ходил с матерью и куда водил Сару посмотреть «Инопланетянина», ожидал сноса. Единственным уцелевшим зданием оставалась публичная библиотека. Лу, когда у него случались приступы великодушия, ездил туда, и Майк сидел с отцом на ступеньках, слушая, как тот рассуждает о том, что если к его жизни добавить время, проведенное им в ожидании женщин, то он прожил бы никак не меньше ста лет.

Бакалейную лавку «Колетт гросери» ждала такая же печальная участь. Уже в следующем году она должна была превратиться в один из огромных сетевых супермаркетов с аптекой и фотолабораторией. Вокруг изменился не только пейзаж, но и сама атмосфера, но никому, похоже, до этого не было дела.

Майк решил, что, раз уж оказался здесь, нужно купить кое-какие продукты. Он покатил тележку в молочный отдел, где заприметил отца Коннелли, одетого в джинсы и толстовку. Священник увлеченно рассматривал йогурты. Майк спросил себя, а не повернуть ли назад. Слишком поздно. Отец Джек увидел его.

– Майкл.

«Почему он нервничает? И почему смотрит мне за спину?»

Майк обернулся.

Фрэнсис Джоуна указывал на картонную упаковку апельсинового сока, другой рукой опираясь на трость. Рядом с ним стояли два верзилы в штатских костюмах – телохранители, здоровенные широкоплечие ребята. Один из них, с наголо бритой головой, подхватил упаковку и водрузил ее на тележку. Второй, пониже ростом, коротко стриженный, с бриллиантовой сережкой в ухе, в упор смотрел на Майка.

– Уходите, мистер Салливан, – сказал Ежик. – Вы знаете правила.

Майк не пошевелился, глядя, как Джоуна отвернулся от упаковок с апельсиновым соком и отнял от лица кислородную маску.

– Ты слышал, что тебе говорят, – прохрипел он. – убирайся.

В памяти у Майка всплыло испуганное лицо Сары, для которой мир вокруг превращался в размытое пятно, когда она теряла свои очки, и он представил, как она кричит, и ужасе отодвигаясь от жадных рук, которые тянутся к ней.

– Ты нарушаешь условия испытательного срока, – заявил Джоуна. – У меня есть сотовый телефон и свидетели. Правильно, отец Коннелли? Ладно, Чаки, звони.

Отец Джек схватил Майка за плечо.

– Предоставьте его Господу, – прошептал он.

Джоуна облизнул губы. Глаза его блестели.

Реджи Демпсон по-прежнему жил в большом фермерском доме, где вырос вместе с тремя сестрами и матерью, Полоумной Элис, которая заставляла детей спать с металлической фольгой на голове, чтобы НЛО, кружившие над домом по ночам, не могли прочесть их мыслей. Машина Тугодума Эда, «Хонда Аккорд» цвета «брызги шампанского», стояла на подъездной дорожке.

Без четверти десять Майк припарковался на другой стороне улицы, заглушил двигатель, достал непочатую пачку «Мальборо», закурил и стал ждать.

Когда пачка опустела наполовину, в десять тридцать из дверей дома Демпсона вышел Тугодум Эд, задержавшись на ступеньках, чтобы попрощаться с Реджи. Майк завел мотор и опустил окно в тот самый миг, когда Тугодум Эд подошел к своей машине.

– Это не слишком хорошая идея – садиться за руль пьяным, офицер Зуковски. Позвольте подвезти вас домой.

– Поговори с Мерриком, – огрызнулся Тугодум Эд, открывая дверцу.

– У вашего начальника нет привычки отвечать на телефонные звонки.

– Может, он боится, что в следующий раз ты все-таки вышибешь Джоуне мозги.

– Значит, у Меррика все-таки есть что-то на Джоуну.

– Это сказал ты, а не я.

– Да ладно тебе, Эд, я просто хочу быть в курсе. Вы уже должны что-нибудь знать.

– Я уже ответил тебе: поговори с Мерриком.

– Я слышал, что парень, которого вы отрядили наблюдать за домом Джоуны, спит на посту, – сказал Майк. – Надеюсь, пресса еще не пронюхала об этом.

Тугодум Эд выпрямился, неторопливо подошел к грузовичку и, положив одну руку на крышу, наклонился к окошку.

– Салли, ты мне нравишься. Я всегда считал тебя нормальным парнем и поэтому решил не сдавать тогда. Можешь мне поверить, мы копаем под Джоуну, проверяем его прошлое, в том числе и то, почему он сменил фамилию перед тем, как переехать сюда, – причем, заметь, я говорю тебе все это чисто по-дружески, а ты готов отблагодарить меня, играя Уайетта Эрпа [9]9
  Уайетт Эрп (1848–1929) – американский страж закона, ганфайтер, картежник времен освоения американского Запада.


[Закрыть], так, что ли?

– Я никогда не рассказывал Меррику о нашем с тобой разговоре.

– Но он знает, что проболтался кто-то из его отдела. Угадай, кому из копов засунули тогда микроскоп в задницу?

– Сколько мне можно извиняться? Говорю тебе, я был пьян. И ты прекрасно знаешь, что больше я не пью.

– Я не имею в виду твое пьянство. Ты вроде бы прошел курс управления гневом. Как тогда понимать твое появление вчера вечером на крыльце Джоуны? Что это за фокусы, а? Там тебя ждут с нетерпением, кстати. А теперь выкладывай.

– Вы ведете наблюдение за Джоуной из дома того парнишки, правильно? Нила Сонненберга. Он организовал целый веб-сайт с фотографиями.

Тугодум Эд промолчал.

– Я читал его интерактивный журнал, – продолжал Майк. – Меррик отредактировал там все или только по-||овину?

– Ни слова. Парень просто решил повыделываться перед дружками.

– Тогда почему веб-сайт прикрыли?

– А ты хочешь, чтобы эти фотографии появились в газетах и на телевидении?

– Это продолжается уже две недели, а я ни сном ни духом.

– Меррик делает все, что в его силах, Салли. Вот тебе истинный крест.

– Я так больше не могу. Еще немного, и я просто не выдержу.

Тугодум Эд побарабанил пальцами по крыше кабины.

I lap от его дыхания клубами висел в ночном воздухе.

– Дай мне что-нибудь, чтобы я поверил, что вы, ребята, обложили его, и, клянусь, я отойду в сторону.

Тугодум Эд перестал барабанить и оперся о крышу и второй рукой.

– Слово?

– Слово.

Полицейский помолчал немного, а потом заговорил:

– Меррик привлек к делу психолога из ФБР. Они сошлись на том, что заставить Джоуну рассказать все, что он знает, можно, только предъявив ему веские доказательства. Ну, ты понимаешь – показать ему, что у него нет другого выхода.

– У него и так нет выхода. Он умирает.

– Об этом я и говорю. Как только Меррик получит свои неопровержимые доказательства, он поставит Джоуну перед выбором: или тот рассказывает нам все, что ему известно о девочках, или сдохнет в тюрьме. Как, по-твоему, что предпочтет Джоуна?

– Вы уже получили результаты лабораторного исследования?

– Только предварительные выводы. Повторяю, предварительные. Так что сейчас мы ждем окончательных результатов, и тогда Меррик возьмется за Джоуну всерьез.

– И сколько еще вы намерены ждать?

– Все зависит от экспертов.

– Хотя бы примерно?

Тугодум Эд опять немного помолчал и сказал:

– Думаю, не больше недели.

– К тому времени он умрет.

– Не каркай.

– Ты видел его в последнее время? – поинтересовался Майк, вспоминая, как Джоуна выглядел в бакалейной лавке: скелет, обтянутый кожей, на котором одежда болталась, как на вешалке.

– Все эти фильмы об экспертах-криминалистах, что показывают по телевизору, – чушь собачья. Или ты и впрямь думаешь, что можно свалить все улики на этих парней, а они тебе через час дадут результаты ДНК-теста и исследований волокон?

– А у вас есть ДНК?

– Я этого не говорил. Послушай, наша цель – заставить Джоуну заговорить, и я уверен, что мы расколем его. Наберись терпения и подожди еще немного.

Майк лег грудью на руль и уставился сквозь ветровое стекло.

– Мне это не нравится.

Тугодум Эд заметил:

– Если бы Джоуна не позвонил по 9-1-1, если бы кто-нибудь увидел, как он втыкает в землю крест или держит и руках куртку Сары, да, тогда все было бы по-другому. Может, он признался бы прямо там, на Холме. Не знаю. Мы играем теми картами, которые у нас есть.

– Я говорю о том, как все обращаются с Джоуной. Словно он невиновен.

– Мы делаем все, что можем, Салли.

Майк вновь мысленно вернулся к сцене в бакалейной лавке. Поворачивайся и уходи, сказал тогда Джоуна. И Майк повиновался, словно проститутка по вызову.

– Я хочу, чтобы он горел в аду, Эд. Поклянись мне, что этот сукин сын будет гореть в аду.

ГЛАВА 17

Работенку ему предложили непыльную – ухаживать за стариком, который одной ногой уже стоял в могиле. Чаки Бреслер с пеленок занимался подобными вещами, начав с должности вышибалы в баре своего отца в Саути, а уже потом перебрался в более престижные клубы на Лансдоун-стрит. Он без особого труда наловчился разнимать повздоривших пьяниц. Требовались лишь твердая рука да немного мускулов, и его слушались беспрекословно.

Почти всегда.

Проблемой были позеры. Да, конечно, вычислить их было легко – ребятишки в обтягивающих рубашках с короткими рукавами, увешанные золотыми цепями и прочими железяками, сорящие «зеленью» и с важным видом расхаживающие по бару, словно заведение принадлежит им, и напрашивающиеся на неприятности. В те времена, когда в клубах еще не стояли на входе металлодетекторы и вас не обшаривали с ног до головы переносными устройствами, эти пижоны запросто могли пронести с собой нож или даже пушку. Самому Чаки никогда не угрожали пистолетом, но однажды банда панков из Маттапана устроила разборку прямо в баре, так что, когда Чаки вмешался в драку, трое из них были уже холодными. А ему самому воткнули в спину лезвие выкидного ножа.

Врачу пришлось изрядно повозиться, чтобы починить проколотую почку. Благодарение Господу, его спасли болеутоляющие. Пока Чаки валялся в больнице, к нему в палату заявился здоровенный чернокожий мужик в дорогом прикиде и заявил, что на него произвела большое впечатление сноровка, с которой Чаки управился с приснопамятными разборками в клубе. Мужика звали Букером, и он владел частным охранным агентством в деловой части Бостона. Тебя интересует постоянная работа, достойный заработок, оплачиваемый больничный, отпуск и членство в дорогом спортивном клубе? Еще бы.

Это было почти десять лет назад, и за это время Чаки, которому сейчас стукнуло уже сорок три, ни разу не пожалел о своем выборе. Он ни в чем не нуждался, и его единственной постоянной белой партнершей была питбуль в юбке по прозвищу Снежок. Если в Бостон приезжали кинозвезды, рекламирующие очередное дерьмо, в котором снимались, Чаки предлагали поработать охранником во время легких и необременительных, хотя и многолюдных, светских мероприятий. Но по большей части ему приходилось служить телохранителем у клиентов Марка Томпсона, парней, вышедших под залог, которым нужна была сиделка, – вот как этому малому по имени Фрэнсис Джоуна.

С шести вечера Джоуна восседал в кресле-качалке, закутавшись в шерстяной плед и глядя в окно, выходившее на задний двор. Сейчас был уже час ночи, а он пока не собирался отправляться на боковую, по-прежнему покачиваясь в кресле и бездумно пялясь в окно. Какой смысл спать, когда знаешь, что твои дни сочтены, верно? Одного взгляда было довольно, чтобы понять – ему осталось недолго. Из его ноздрей торчали дыхательные трубки, рядом на полу стоял переносной баллон с кислородом, под прозрачной пожелтевшей кожей виднелись синие прожилки вен, а в глазах уже навечно поселилось отсутствующее выражение. Чаки столько раз приходилось видеть этот взгляд в своей профессиональной карьере, что он мгновенно распознал его.

– Хотите что-нибудь съесть или выпить, мистер Джоуна? – спросил Фил Дебруссио. Он был напарником Чаки. В таких делах всегда работают вдвоем.

Джоуна пробормотал себе под нос что-то неразборчивое.

– Простите, мистер Джоуна?

Никакого ответа. Впрочем, ничего удивительного. Джоуна предпочитал молча разговаривать сам с собой, не слыша или не обращая ни на кого ни малейшего внимания. А может, он просто молился. Любой человек на его месте, зная, что вот-вот сыграет в ящик, наверняка стер бы язык в молитвах, разговаривая с тем парнем наверху, чтобы убедиться, что его ждет теплый прием.

Вот только этот самый приятель мог молиться двадцать семь часов в сутки и все равно ничего бы не добился. После того, что он сотворил с теми маленькими девочками, его ждет куда более жаркий климат.

– Я собираюсь сделать себе бутерброд, – сообщил Фил Чаки. – Хочешь чего-нибудь?

Чаки покачал головой, и Фил поднялся на ноги, прошел по коридору и скрылся в кухне. Чаки же вернулся к статье, в которой рассматривались плюсы и минусы имплантатов для увеличения груди. Сугубо медицинская статья была интересной, спасу нет, но в ней ничего не говорилось о том, какую грудь предпочитают мужчины.

– Шейла Бреслер – ваша сестра, – слабым голосом прохрипел Джоуна.

Чаки захлопнул «Ньюсуик» и постарался придать лицу непроницаемое выражение, прежде чем взглянуть на клиента. Джоуна перестал раскачиваться. Он склонил голову набок, откинув ее на подголовник кресла-качалки, и Чаки показалось, будто эти мечтательные, отсутствующие глаза проникли ему в самую душу.

– Статья в «Глоуб», – прошелестел Джоуна. – Там шла речь о вашей сестре. Она умерла от передозировки героина.

Интервью было напечатано в «Глоуб» примерно месяц назад. Автором был один репортер из местных, решивший обсудить эпидемию героина в Саути, и Чаки ухватился за представившуюся возможность обеими руками. Ему хотелось показать всем, что его сестра была не просто конченой наркоманкой, загнувшейся в комнате дешевого мотеля.

– Я понимаю. Иногда боль оказывается такой сильной, что становится невыносимой. Господь понимает это. Он не осуждает нас, а принимает такими, какие мы есть. Не носите боль в себе. Если вы отпустите ее, Господь освободит нас. Он исцелит вас. Поверьте мне.

Чаки швырнул «Ньюсуик» на край стола и встал. Колени его щелкнули. Не говоря ни слова, он вышел из гостиной на кухню.

Фил отложил бутерброд.

– Что стряслось?

– Выйду покурить.

Чаки снял с вешалки свой темно-синий бушлат и, сунув руку в рукав, понял, что он ему мал.

Это был не его бушлат, а Джоуны.

Правильно. У Джоуны откуда-то был точно такой же морской бушлат, как и у Чаки.

Фил обронил:

– Что-то ты белый, как стенка.

– Ты сможешь сам поднять его по лестнице?

Фил прикинулся оскорбленным.

– Чаки, долларовая бумажка и то весит больше этого старика.

– Вздремни, если хочешь. Я подежурю первым.

Чаки взял свой бушлат, надел его и вышел на заднее крыльцо. Потом, когда он будет лежать в больнице и врачи сумеют унять нестерпимую боль, он еще успеет подумать о том, как череда самых незначительных событий может сложиться в торпеду, которая к чертовой матери взорвет устоявшийся порядок твоей жизни.

Вызванный морфином психоз. Джоуна не помнил простых вещей, например, куда он положил свои очки и ключи, зато с легкостью мог вызвать в памяти воспоминания о детстве или статье в журнале месячной давности. Очень странно. Впрочем, Чаки уже приходилось сталкиваться с этим раньше. Когда рак груди у Труди, его мачехи, вступил в последнюю стадию, она иногда не могла вспомнить, кто он такой. А потом, ни с того ни с сего, вдруг начинала без запинки перечислять ингредиенты рецепта, который вычитала сто лет назад в «Книге о вкусной и здоровой пище». Морфин вырывал отдельные воспоминания, перемешивал их в кучу и создавал некое подобие памяти.

Слава богу, ночной воздух был прохладным, сладким и чистым. Стоит провести хотя бы час в этом доме с закрытыми окнами, когда плинтусное отопление разогревает все чихи и кашли Джоуны, и начинаешь ценить свежий воздух. Сейчас здесь было тихо, на улице не теснились машины репортеров – по крайней мере, он не видел ни одной. Бесконечный поток корреспондентов ненадолго прервался и иссяк. Прошлой ночью, примерно в это же самое время, Джоуна решил прогуляться. И он опять отказался воспользоваться ходунками. Они стояли на своем обычном месте, в углу у верхней ступеньки.

Чаки наклонился, взял их и потянулся. После первой передозировки Шейла ослабела настолько, что только с их помощью могла добрести до туалета. Она испробовала все процедуры детоксикации и лечения, какие только существуют на свете, но в конечном итоге все заканчивалось иглой. Она не могла жить без укола, и Чаки знал это. В глубине души он сознавал, что это лишь вопрос времени, и рано или поздно ему придется сказать «прощай». Он начал готовиться к неизбежному заранее, полагая, что заблаговременная печаль, если можно так выразиться, смягчит боль потери, которая ждала его в будущем. Он ошибался. Когда случилось самое худшее, избежать скорби и горя не удалось. Все равно приходится выделять кусочек души, в котором хранится память об утрате, и придумывать способ, как дальше нести свою любовь к этому человеку, чтобы не утонуть в ней. Чаки Бреслер не услышал сухого щелканья зажигалки, как не увидел и вспыхнувшего огонька, зато до него донесся хруст снега под чьими-то тяжелыми шагами. Когда он вскинул голову, стеклянная бутылка уже вдребезги разбилась о перила, обрызгав бензином его лицо и одежду, и пламя поглотило его.