Текст книги "Одиночка"

Автор книги: Крис Мориарти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 33 страниц)

– Это тебя шокирует?

Ли никогда не находилась рядом с конструкцией из Синдикатов, если не считать солдат серии «Д» и отдельных полевых офицеров. Ни разу ни с одной женщиной. И никогда не видела такую женщину, как Белла.

Белла была выше, чем представляла себе Ли. От нее исходил острый дикий запах, напоминавший о горных лесах. Ли мельком подумала, духи ли это или дорогой опцион, включенный в ее геном дизайнерами из Синдиката Мотаи.

– Почему это должно меня шокировать? Это не мое дело, с кем ты живешь.

Белла наклонилась к ней еще ближе. Звездный свет упал на ее лицо, и Ли увидела на ее тонкой скуле след синяка. Она взяла Беллу за подбородок и повернула ее лицо к свету.

– Кто тебя так?

Белла прикусила губу. Это было неосознанное движение, пугливое и чувственное одновременно, оно вызывало в Ли желание защитить ее.

Более чем защитить ее.

Ли отдернула руку и сказала:

– Ты можешь подать на него в суд.

Но, еще не закончив фразу, она осознала всю тщетность попытки.

Белла улыбнулась.

– Ты не любишь, когда людям причиняют боль, – сказала она. – Ты добрая. Как Ханна.

– Ты хорошо ее знала? – спросила Ли.

– Достаточно, чтобы почувствовать ее доброту.

– У нее в ежедневнике на странице, помеченной числом за несколько дней до смерти, стояла буква Б. Была ли у вас договоренность о встрече в ту неделю? Вы встретились? Говорили о чем-нибудь?

Белла отвернулась и принялась ходить по комнате, свет проникал сквозь складки ее юбки. На ходу она слегка касалась пальцами стульев, книжных полок, спинки дивана. Ли вздрагивала, словно Белла касалась ее собственной плоти, а не мертвой вирустали и кожаной обивки.

– Сядь, – попросила Белла. Ли села.

Белла остановилась перед блестящим черным ящиком потокопространственного терминала Хааса. Ее черные волосы спадали с плеч, словно вода, текущая по поверхности угля. Щелкнув замком, она открыла терминал и продемонстрировала плотное сплетение различных спин-устройств вокруг ярко светящихся стержней из квантового конденсата коммутационного класса.

Она раздвинула спутанные провода своим бледным пальцем и провела им по конденсатам.

– Они холодные. Они всегда холодные после форматирования. Странно. В шахте они говорят со мной, и только со мной. А здесь они говорят с каждым… а для меня – как мертвые камни.

Ли смотрела на внутренности терминала, пытаясь понять, что хотела сказать ей Белла.

– Тебе они слышны? – спросила Белла. – В шахте? Ты слышишь их?

– Не совсем, – ответила Ли. – Они просто нагревают мои внутренние устройства и все.

– А мне они поют. Слушать их – это самое прекрасное, что есть в моей жизни. Я создана для этого. То, что понятно мне, недоступно людям.

– Ты это и делала для Шарифи? Искала кристаллы? Вместо ответа Белла наклонилась над терминалом и вынула один из кристаллических стержней. Он излучал слабый свет. Белла подняла его и посмотрела сквозь него на Ли. Сквозь кристалл преломлялся темно-лиловый цвет ее глаз.

– Ты знаешь, как они работают на самом деле? – спросила Белла.

Ли пожала плечами.

– Я читала что-то перед выпускным экзаменом в офицерской школе. Хотя… ну кто может знать, как они работают на самом деле?

Белла отвернулась, тень от волос закрыла ее глаза.

– Ханна знала. Она знала о них все.

– Белла, – спросила Ли очень тихо. – Что делала Шарифи в шахте в день своей гибели?

– Работала.

– Нет, она спустилась, чтобы встретиться с кем-то. Кто это был?

Белла склонилась над клубком чипов и проводов, чтобы поставить кристаллический стержень на место.

– Если бы я помнила, – ответила она наконец, – то неужели ты думаешь, что я скрыла бы это от тебя?

Произнося это, она отвернулась от Ли, направив свой взгляд в темноту.

– Я стараюсь найти ее убийцу, Белла. Мне нужна твоя помощь. Мне нужна любая помощь.

Белла молча взглянула на Ли, подошла к ней, встала на колени перед ее креслом, обняла ее за бедра своими мягкими бледными руками и прошептала:

– Я хочу помочь. Ты должна мне верить. Я сделаю все, чтобы помочь тебе.

Ли чувствовала тепло ее рук даже сквозь толстую ткань своей военной формы. Она понимала, что должна сохранять дистанцию, и решила, что если продолжать сидеть в такой позе, откинувшись в кресле, то это могло выглядеть намеком на приглашение.

А Белла искала совершенно другого. Она искала помощи, поддержки и дружбы, что, очевидно, получала от Шарифи. Она совсем не желала, чтобы Ли была следующей после Хааса и многих других, желавших воспользоваться ею. И от мысли, что Ли смогла даже подумать, чтобы предложить это, ее замутило.

Ли взяла ладони Беллы и убрала их со своих бедер. Затем поднялась из кресла и обошла стоявшую на коленях женщину. Белла не пошевелилась, чтобы остановить ее.

– Ты когда-нибудь встречалась с Андреем Корчовым? – спросила Ли, когда успокоилась и собралась с мыслями.

В глазах у Беллы что-то дрогнуло.

– С кем?

– С Корчовым?

– Нет. А что?

– Мне кажется, он платил Шарифи за информацию об ее проекте.

– Нет! – Белла вскочила на ноги. – Ханна не могла этого делать. Ее совершенно не волновали деньги.

– Для человека, которого не волнуют деньги, она тратила слишком много времени на поиски фондов.

– Она вынуждена была этим заниматься. Вставляя микрофиши в принтеры и кубики в компьютеры. Так она это называла. Но для нее это было совсем не важно.

– А что ей было важно? Для чего она всем этим занималась?

Белла встала и разгладила платье у талии жестом, привычным для тех, кто вырос в низкой ротационной гравитации орбитальных станций.

– Все ради кристаллов. Она всегда говорила только о них. О том, что люди делают с ними. Она хотела защитить их.

– От чего?

Белла пожала плечами и провела рукой, словно объединяла потокопространственный терминал Хааса, планету под их ногами и все пространство Объединенных Наций.

– От… этого.

– Шахтеры думают, что конденсаты умирают. Это так, Белла?

В ответ она резко рассмеялась.

– Нам осталось двадцать лет добычи, от силы – тридцать. Геологи никак не могут договориться о точном числе, но разве оно имеет значение? Начальство никогда не пропускает отчеты. – Она улыбнулась. – Это маленький грязный секрет АМК.

– И Шарифи раскрыла этот секрет?

– Она ради этого сюда приехала.

– И что случилось в сияющей воронке, Белла? Шарифи пыталась заставить Хааса остановить добычу? Они спорили?

– Я тебе уже говорила. – Голос Беллы захрипел от досады. – Я не знаю. Я не могу вспомнить. Но искать нужно там. В шахте. Рядом с кристаллами.

СТАНЦИЯ АМК: 22.10.48

Ли пришлось однажды ознакомиться со своей спецификацией. Это произошло на техническом совещании, на военном корабле после взлета с обратной стороны пятой луны планеты Палестра накануне ее первой боевой операции.

Она пережила мучительный момент, но присутствовавшие в комнате не догадались, что она поступила на службу незаконно и не была всего лишь на четверть конструкцией, за которую она себя выдавала. И это изменило ее жизнь.

Ли сидела в комнате для инструктажей, наблюдая, как строки кодов бежали перед ней по экрану, и слушая, как техи обсуждали уравнения силы упругости, строение скелета, саморазвивающиеся иммунные системы, искусственно созданную флору кишечника и дыхательной системы. И она впервые в жизни осознала, что она и все генетические конструкции представляли собой универсальных рабочих животных межзвездной эпохи. Наивысшее достижение в результате вмешательства человека в генофонд Земли в течение десяти тысяч лет.

Это знание оставалось с ней во время скачков и на всех новых планетах, где она побывала после этого инструктажа. Мысль об этом таилась где-то глубоко в ее сознании, когда она таскала тяжести, работала до ночи, проникала в потокопространство, занималась любовью.

Она подумала об этом опять, когда сидела на тренировочном мате и наблюдала, как Маккуин снимал с себя пропотевшую футболку, обнажая веснушчатый торс. Его внешность демонстрировала хорошую тренированность и лишь слегка подкорректированный геном. Чуть покрепче, сильнее и шире нормы, но, несомненно, продукт двух родителей со случайным набором из сорока шести хромосом, он во всем соответствовал букве закона и был совершенно недосягаем для длинных рук Техкома.

– Ну и жара же здесь, – сказал Маккуин, бросив свою футболку на край мата. – Даже если не смотреть, что вы устроили мне нехватку кислорода. Вы уверены, что все было по-честному?

– Богом клянусь, – ответила Ли. – Я убавила в своей системе все, что было возможно.

Она поднялась, стащила с себя футболку и обтерла ею пот с лица.

– Ты это видишь? – Она показала рельефный мускул на своем животе. – Знаешь, чего стоило мне добиться этого? Вспоминай об этом каждый раз, когда захочешь подольше поспать, вместо того чтобы заставить себя пойти в тренировочный зал.

На дальней стене висело зеркало, и когда она обернулась, то увидела себя в нем. Ничего необычного: сбитое мускулистое тело, генетически запрограммированные шесть процентов жира, грудь достаточно плоская для того, чтобы свести к минимуму женскую застенчивость и необходимость надевать спортивное белье.

Требовалось много работы, чтобы поддерживать военное внутреннее оборудование в надлежащем состоянии. Часами она упражнялась в тренировочном зале только для поддержки силы мускулов и прочности костей, чтобы уберечься от переломов при перегрузках. И хотя ее конструктивные гены давали прекрасную возможность сводить тренировки к минимуму, она не пользовалась ею. Это было единственным проявлением ее тщеславия.

Она снова взглянула в зеркало. И, посмотрев на себя критически, подумала, что Коэн был прав и она действительно худая. Слишком много она совершила скачков и мало времени проводила в тренировочном зале. Нужно попросить Шарпа прислать ей упаковку гормональных препаратов, чтобы не перестараться и не растянуть что-нибудь.

– Вы на модные татуировки не тратитесь, да? – спросил Маккуин, показывая на голубенькую надпись «КПОН».

Это была единственная татуировка, которую она сделала вместе со всеми бойцами ее взвода, когда они пьянствовали целую неделю после первого настоящего боя. Имена первых боевых товарищей выпали из ее мягкой памяти, но она все еще помнила ощущение от укола холодной и острой иглы и напряженное лицо портового художника-татуировщика, склонившегося над работой.

– Хорошо еще, что татуировка не на той руке, – сказал Маккуин. – А то шрам пришелся бы как раз на нее.

Ли изогнулась, чтобы впервые за долгие годы посмотреть на эти синие буквы, и улыбнулась от смешной банальности татуировки:

– С ума сойти!

Она настояла на программе физической подготовки личного состава службы безопасности прежде всего ради удовольствия, хотя это имело значение и для морального состояния тех, кто постоянно находился на станции. Главное в этих занятиях было то, что несколько работников службы официально могли собраться вместе и помериться силами на борцовском ковре. Ли не собиралась внушать им идею о том, что постоянные тренировки при уменьшенной мощности внутренних устройств откроют для каждого рядового сотрудника новые горизонты карьерного роста. Она просто назначала время, а там – как получится. Если они хотели прийти – приходили. Если нет, то – нет.

И Маккуину это нравилось. Он приходил сюда каждое утро и получал от нее свою долю мучений. Он просто горел наивным желанием показать себя. Работая с ним, Ли обнаружила, что к ней возвращается былой пыл, острое ощущение счастья, которое она не испытывала уже давно, задолго до Метца. Она поймала себя на мысли, что если ей удастся помочь ему выбраться с Компсона, то можно будет сказать, что она потратила здесь время не впустую.

– Вы действительно не бывали здесь с самого поступления на службу? – спросил он, когда они отрабатывали стойку для особо трудного броска, которому Ли пыталась его научить. – А почему? Плохие воспоминания?

Ли отошла к краю мата, выпила воды, вытерла лицо и руки.

– Не совсем. Просто не было повода.

– А семьи нет?

– Насколько мне известно, нет.

Они отработали прием еще несколько раз молча. Маккуин все ловил на лету. Он заулыбался от радости, когда Ли наконец позволила бросить ее почти с полной силой. Правда, она моментально пожалела об этом, как только ее больное плечо коснулось мата.

– Без семьи, я думаю, еще и легче, – сказал он, продолжая беседу. – Мои родители не очень-то хотят, чтобы я попал в Космическую пехоту. Они читали о побочных эффектах невропродуктов, о скачковой амнезии.

Он улыбнулся и пожал плечами, стараясь отмахнуться от озабоченности родителей и их переживаний, свойственных старикам. Ли все же ответила на его скрытый вопрос:

– Если ты общаешься с психотехами и копируешь все очень аккуратно, то ты мало что забудешь. В противном случае… конечно, потери неизбежны. Но даже если что-то пойдет не так, то это совсем не та ситуация, которая была десять лет назад. Они минимизировали скачки, реже переводя личный состав с места на место. Даже рядовых.

Черт, можно получить постоянное назначение на планету и совершить не более пяти-шести скачков за всю службу. Если, конечно, будет мир.

– Если будет мир. В этом-то и проблема, верно?

– А что ты хотел? – спросила Ли, с удивлением обнаружив, что повторяет фразу, сказанную ей Хаасом несколько недель назад. – Обещаний?

Веснушчатое лицо Маккуина вспыхнуло.

– Я не это имел в виду. Я хотел сказать… что война дала многим колонистам шанс показать себя. Таким людям, как вы, например. Людям, которым в мирное время ни за что было не добраться до командных должностей. Теперь не то время. А дома еще хуже. Многопланетчики торгуют с Синдикатами, отнимая у местных жителей на Компсоне последние рабочие места. В южном полушарии уже есть шахты, в которых под землей работают конструкции серии «Д». Вместо шахтеров. Мой отец постоянно твердит, чтобы я оставался дома и занимался лавкой, но где здесь будущее? Как только многопланетчики поймут, что могут использовать рабочую силу Синдикатов, придет конец для независимых и вольноопределяющихся. А не будет вольноопределяющихся – на планете исчезнет валюта ООН. А не будет долларов ООН, останутся одни дензнаки компании. А это значит, что магазины компании вытеснят нас всех. Все к тому и идет, останутся только многопланетные компании из зоны Кольца и Синдикаты. Для маленького человека ничего не остается, как работать на правительство. Если он сможет найти такую работу.

– И в самом деле на шахтах работает серия «Д» ? – спросила Ли.

Ей еще не приходилось слышать об этом, и она не могла себе представить, как Техком разрешил это.

– Работают везде, – ответил Маккуин, – где только можно. Зачем нанимать местного рабочего, когда можно подписать тридцатилетний контракт и получить конструкцию, запрограммированную на бесплатную работу. В случае болезни или других неприятностей ее можно заменить другим клоном.

«А почему и нет, действительно?» – подумала Ли.

– Ладно, – сказал Маккуин, – извините за болтовню. Вы хотите поужинать сегодня с кем-то еще из дневной смены? Посмотреть игру или что-нибудь еще?

– Не могу, – с улыбкой ответила Ли. – У меня важная встреча.

Маккуин посмотрел на нее и закусил губу.

– А это еще что такое?

– Ну… вы не с Беллой встречаетесь?

– Прошу прощения?

– Станция маленькая. Разное говорят.

– Ну, в этом случае слухи безосновательны. Какими бы они ни были.

– Хорошо, – сказал Маккуин. Он немного подумал и добавил: – Мне просто не хотелось бы, чтобы вам было плохо.

Ли чуть не спросила, кто, по его мнению, мог бы сделать ей плохо, но в зал вошел Кинц в сопровождении своих приятелей.

– Доброе утро, – сказал он Брайану. – Берешь частные уроки?

Маккуин покраснел, к удовольствию Кинца. А у Ли внутри все закипело: Маккуин никогда не сможет командовать выпускным классом, не говоря уже о боевом подразделении, если не научится сдерживать себя.

– Грустно, что на тебя никто внимания не обращает? – бросила она Кинцу. – Я могу помочь.

В течение минуты она отправила остальных работать на тренажерах, и они с Кинцем встали в борцовскую стойку напротив друг друга на мате у двери. Кинц был быстр и точен, и, несмотря на то что в целях безопасности его внутренние устройства были поставлены в режим пониженной мощности, он двигался уверенно, как профессионал. В обычной обстановке Ли посчитала бы встречу с таким умелым противником настоящим удовольствием. Но Кинц вызывал у нее сильную неприязнь, и ей не хотелось входить с ним в клинч. Не хотелось даже дотрагиваться до него.

Она привела дыхание в порядок и постаралась почувствовать противника, чтобы найти его слабые места и использовать против него. Кинц выглядел молодцом. Лучше любого другого на станции. Он был самонадеян и любовался собой, и его самодовольство позволило Ли найти в его обороне достаточную дыру, чтобы въехать туда на танке.

Она заставляла его передвигаться по мату, оценивая его удары ногами и стараясь заставить его поверить, что некоторые из них достигли цели. А некоторые все же достигали ее. Невозможно было избежать этого из-за его длинных конечностей, и каждый раз, когда это случалось, Ли жалела о килограммах, которые она потеряла после Метца. Эти сброшенные килограммы могли бы сейчас смягчить удары по ребрам и вложили бы больше силы в ее ответные удары, когда он подходил на близкое расстояние.

Ли начала понимать, в каком направлении ей работать. Кинц предпочитал наносить удары правой рукой, и его стойка была особенно неуклюжей, когда она теснила его назад или заставляла двигаться влево. Трюк заключался в том, чтобы воспользоваться этим слабым местом, чтобы он не догадался. Для этого она должна была находиться с краю, постоянно менять свое положение, чтобы заставить его двигаться. И конечно, позволять ему наносить удары.

Она вытащила его на середину мата, танцуя вокруг него. И тут он неожиданно ударил, но не по колену, куда целился, а по стопе. В результате она потеряла равновесие, и он смог в это мгновение схватить ее.

Они сцепились, каждый старался ухватить соперника так, чтобы удержать равновесие. Он захватил ее в неудобном положении, и она сразу почувствовала, как он начал брать ее в замок. Она отставила ногу, уперлась в него здоровым плечом, рыча от усилия, и оттолкнула его.

Вспышка ярости в его глазах была очевидна, но он быстро восстановил равновесие и позицию.

– Хороший прием, – сказал он. – Думаю, ты карьеру делала не только в постели.

– Могу тебе еще показать кое-что, – ответила она, сдерживая желание наступить ему на пальцы.

Маккуин и другие подошли поближе, привлеченные звуком падения Кинца на мат.

– Если вы считаете, что на это стоит смотреть, то вам еще учиться и учиться, – сказала им Ли, и они отошли со смущенным видом.

Теперь активность перешла на сторону Кинца. В пристрелочном спарринге он делал свои оценки и выводы и теперь, повинуясь сильному инстинкту уличного бойца, нацелился на больную руку соперницы. Но он начал задыхаться. Ли были слышны слабые свистящие звуки, раздававшиеся при каждом его вздохе. Она подумала, что этим можно воспользоваться, и сделала рискованное движение, поднырнув под его руки, согнутые в защите.

Лет пять назад это бы сработало. Но она не была уже такой быстрой, как пять лет назад. Он ударил ее в бок так, что она пошатнулась, и в момент ее замешательства на долю секунды он достал ее. Он старался схватить ее за больную руку, а она увертывалась, не давая ему сделать это. В конце концов ему удалось захватить ее за шею.

Когда он заговорил, его голос был настолько искажен от усилия, вложенного им в захват, что она сначала никак не могла разобрать слов. Потом поняла и почувствовала холод от адреналина по всему телу.

– Я прямо сейчас могу сломать тебе шею. И все поверят, что это был несчастный случай. Я могу сказать, что ты захотела побороться с выключенной защитой и тебе просто не повезло.

Она попыталась просунуть свои кисти под его руки, но он так сдавил ее, что она и думать забыла об этом.

– Ты думаешь, что ты – особенная, да? – прошептал он, – Ты думаешь, можно вот так прийти и начать указывать людям? И мы все запрыгаем? Слушаюсь, майор! Что пожелаете, майор?

Ли согнула ноги в коленях, почувствовала недостаток равновесия у Кинца, воспользовалась моментом и снова бросила его на мат.

– Вы меня достали, Кинц. Ты и Хаас. Ты ведь у него на побегушках, так?

Кинц вытер рот, и его рука запачкалась кровью.

– А что у тебя против нас есть? Да, ничего, – сказал он.

Потом встал, и они снова сцепились.

Она не смогла понять, как ему удалось одолеть ее в очередной раз, но неожиданно он сделал это. Его правая рука внезапно вылетела откуда-то и ударила ее в челюсть снизу. Левой рукой он вывернул ее больную руку за спину так сильно, что послышался скрежет сталекерамики по хрящам. Пользуясь своим ростом, он приподнял ее так, что пальцы ее ног еле касались мата. Она ощущала его ребра, прижатые к ее спине, запах пота и дешевого лосьона. Она собралась, поджала ноги, как написано в учебнике, и попыталась скинуть его.

Кинц рассмеялся.

– И это все, что ты можешь, майор?

Он возвышался над ней, крепкий, как скала. Адреналин уже несколько раз в течение схватки ударял по ее внутренним устройствам, и она успевала быстро отключать их. Теперь она включила все, что у нее было, на полную мощность. Она выкручивалась, напрягая протестующие сухожилия и связки почти до разрыва. Ничего не получалось. Он держал ее очень крепко. Несмотря на то что она напряглась почти до предела, было очевидно, что он значительно сильнее ее.

– Космическая пехота больше не давит из вас сок, ребята, так, как это было раньше, – сказал Кинц. – Или, может быть, ты уже не в списках.

Он так вывернул ей руку, что у нее подогнулись колени и перед глазами поплыли красные круги.

– Я знаю, кто ты есть, – прошептал он ей в самое ухо. – В каждом борделе в Хелене полно таких, как ты, шлюх-полукровок. Это тебе не Гилеад. Тебя здесь армия не поддержит. И я покажу тебе, что это значит, если ты будешь продолжать совать свой нос куда не следует.

Ее первым побуждением было сопротивляться, из-за больших доз адреналина ее внутренние устройства заставляли ее систему работать быстрее. Но, подумав, она почти рассмеялась над этим, как над детской глупостью. Почему ее это так беспокоит? Для чего вредить себе только ради того, чтобы не дать Кинцу возможности похвастать впоследствии тем, что он побил ее на тренировочном мате? Она расслабилась в его руках и стала ждать.

До известной степени это сработало.

– Тупая сука, – пробормотал Кинц на выдохе.

Он отпустил ее руку, но одновременно подставил ей ногу так, что она чуть не кувырнулась. Ее внутренние устройства позволили ей удержаться на ногах. А когда она обернулась, он уже скрестил руки на груди, а на его лице сияла привычная ухмылка.

Она рассмеялась, хотя у нее от ярости дрожали руки.

– Было здорово. Как-нибудь повторим.

– Конечно, – все еще улыбаясь, поддержал он. – Еще увидимся.

Она проводила его взглядом до самой двери, стоя посередине мата на цыпочках. Должно быть, она выглядела потрясенной. Она еще не успела прийти в себя, как Маккуин подошел к ней с встревоженным выражением на лице.

– Все в порядке, майор? Она расслышала его голос сквозь пелену адреналина.

Казалось, что он говорил откуда-то издалека.

– Со мной все хорошо, – сказала она, проводя мокрой рукой по волосам. – Но этого сукиного сына придется наказать.

Сияющая воронка.

Свет и тишина. Полнота пространства, как шум в морской раковине. Колонны, как ребра, подпирающие природные веерные своды, создавали живую картину готического собора.

Ли видела это и в темноте, и под водой. Теперь она смотрела на это глазами шахтеров, видела это так, как Шарифи. И Белла была права: все вокруг пело. Возможно, Ли слышала не ту музыку, которую слышала ведьма, но ее внутренние устройства вели себя очень неспокойно под напором квантового шторма, бушевавшего в блестящем нутре сияющей воронки.

Осушить ее было непросто. Бригаде, занимавшейся уборкой, потребовалось гораздо больше времени, чем предполагалось, чтобы укрепить окружавшие воронку проходы и запустить насосы. Несколько напряженных дней было потрачено на поиск подземной реки, вышедшей из берегов в результате пожара и последовавшего за ним подъема воды. Вода продолжала поступать в нижние горизонты «Тринидада» с той же скоростью, с какой они ее откачивали.

Работа задерживалась еще и потому, что шахтеры, за исключением католиков, отказывались работать в сияющей воронке. Это место было окружено путающими суевериями и отталкивало некоторых настолько сильно, насколько манило к себе Шарифи.

Что-то щелкнуло и быстро откатилось из-под ног Ли. Она наклонилась, от лампы на ее голове по неровному полу побежали тени. С пола на нее смотрели два блестящих красных глаза. Она дотронулась до них и услышала легкий стук. Она подняла предмет. Это был дешевый пластиковый продукт местного производства, всегда продававшийся на рынках Компсона. Два красных шарика, соединенных между собой петелькой из черной резинки. Эта дешевая безделушка называлась «Любовь в Токио» и служила для того, чтобы завязывать девчоночьи косички. Когда-то в туманном прошлом Ли была девочкой с косичкой и носила такую же штучку. Не задумываясь, она надела резинку себе на запястье, пропустив пластиковый шарик через петельку. Послышался щелчок, и резинка затянула ей запястье так, что стало ощущаться легкое давление шариков на кожу. Из глубины подсознания всплыли воспоминания ночных детских страхов, сильные и точные.

Она была в какой-то другой блестящей воронке, а не в этой. Из той воронки все давно уже было вынуто и продано АМК или какой-то другой компании. Она – на руках у матери. Отец – где-то здесь, рядом, но не с ними. Это другое месторождение; она помнила долгие часы, проведенные на неровных горных дорогах, о том, как взятые напрокат дыхательные аппараты переходили из рук в руки в трясущемся грузовике под хлопающим брезентовым тентом. Было темно, когда они выехали, еще темнее, когда добрались до места, но самая темень была в той жаркой шахте с невнятными звуками повсюду. Ее страшили эти звуки, эти тонны камней, громоздившиеся над ее головой.

«Я – внутри зверя, – думала она. – Меня проглотили, как Иону».

Воспоминание ушло. Она встряхнула головой и осмотрелась. Что они делали в той сияющей воронке? Почему они туда попали? Она попыталась еще раз проследить нить памяти, вспомнить, что было дальше, извлечь разрозненные воспоминания. Ничего.

– Что это? – спросил Маккуин, показывая на шарики. Ли подпрыгнула от неожиданности, поскольку совсем забыла о нем. Она протянула ему безделушку. Он посмотрел на нее и улыбнулся.

– Не похоже, что это в стиле Шарифи.

– Возможно ли, чтобы Картрайт или кто-то еще приводили сюда вниз детей?

Маккуин выглядел неловко.

– Ну, АМК старается остановить их. Но что они могут сделать? Они не могут закрыть каждый шурф и вентиляционный штрек.

– А что тебе известно о сияющих воронках, Маккуин?

Он посмотрел на нее так, словно в вопросе был подвох.

– На самом деле я забыл уже многое, что знал раньше… до того, как поступил на службу. – Маккуин перевел дыхание и нахмурил брови. – Это то, что геологи называют белыми телами, – уплотнения породы, проходящие через несколько ее пластов. Лучшие кристаллы всегда находятся в этих белых телах. Некоторые из них с начала и до конца – транспортной категории. Когда компания попадает на такое… ну, это – большие деньги. Начинается настоящий бум.

– Но ведь это больше чем деньги, так? Почему Картрайт так волнуется об этом?

– Я – пятидесятник, – сказал Маккуин, и в голосе его проступило едва заметное недовольство, которое можно было и не заметить.

Но Ли его услышала, поскольку ожидала.

– Это все опять касается шахтных священников, – медленно сказала Ли. – И профсоюза.

– А какая разница? – спросил Маккуин.

– Ну, прекрати, Брайан. Это важно.

– Я… знаю только, о чем говорят. Я не думаю, что большинство католиков знают больше. Вовсе не значит, что Рим это одобряет.

– И?

– И ничего. Священники – те, кто верит в это, – ищут белые тела. Тем же внизу и занимается Картрайт. И в АМК не знают, что он священник. Иначе они бы с него живого содрали шкуру.

– И что они делают, когда находят сияющую воронку?

– Обычно спускаются туда и пялят на нее глаза. А что, скажем, люди делают, когда приезжает Папа Римский?

– И?

Выражение его лица стало непроницаемым.

– И ничего.

– Если бы было ничего, то ты не смотрел бы на меня так. Расскажи-ка, что ты решил от меня утаить.

– Я не собирался ничего от вас утаивать. Я просто не люблю повторять сплетни. Скажем, я ведь не назвал всех тех, кто, по слухам, сражался на стороне «временных», правда? Поскольку мне ясно, что это не так. Просто люди языками треплют.

– Фактически, многие из них были в этом замешаны, – сказала Ли.

Маккуин уставился на нее.

– Ну, ничего себе. – Даже при свете лампы можно, было разглядеть удивление на его лице. – И кто же?

– Чак Кинни, например.

– Но он же – конструкция.

– Ну и что? И хозяин бара «У Молли». Без сомнения. А еще и те два брата, рыжие, лет на пять старше меня.

– Матт и Джеф?

– Господи, их все так же кличут?

– Ну, а как их еще назвать, вы только на них посмотрите.

Ли рассмеялась.

– И что выдуманного в слухах о том, чем они занимаются? – спросила она, надеясь, что Маккуин разговорился достаточно, чтобы смена темы не повлияла на его настроение.

– Ой, это гораздо более странно, чем игры ИРА. Больше похоже на те страшные истории, которые рассказывают детям, чтобы они слушались старших. – Он улыбнулся. – Помню, моя тетушка, а может, и кто-то другой, рассказывала мне. А вы… действительно не помните этого?

– Иногда помню, иногда забываю. – Она улыбнулась. – Скоро сам убедишься.

– Хорошо. О сияющих воронках рассказывают, что когда священники приводят вниз кого-то, то… они чем-то их кормят.

Ли рассмеялась.

– Что-то вроде ритуального каннибализма?

– Я говорил вам, что это смешно.

Ли уже собралась согласиться, что это смешно. Но не успела она открыть рот, как своды закружились перед глазами и она оказалась во власти еще одного воспоминания.

Отец с матерью были рядом с ней. Но удивительно, они стали как-то меньше, чем в последнем воспоминании. Потребовалось несколько секунд, пока до нее не дошло, что изменилась она сама.

Она старалась разглядеть лица, но не могла. Абстрактно было понятно, кто это, но их конкретные черты были ей невидимы. Словно на них обоих были надеты белые маски с надписями «Мать» и «Отец». Словно у них совсем не было лиц.

За отцом в тени стояли двое мужчин. Одного она узнала по наклону плеч и вертикальному шраму на шее: это был Картрайт. Второго, худого и жилистого, прятавшего голову под воротник, она не узнала. Она посмотрела на мать и обнаружила, что та беззвучно плакала, слезы текли у нее по щекам. Она повернулась к отцу и чуть не упала в обморок от ужаса.