Текст книги "Жена завоевателя"
Автор книги: Крис Кеннеди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц)
Глава 18
Гриффин говорил, обращаясь к собеседнице из темного угла комнаты, но чувствовал себя легким и светлым. Образ женщины, в одиночестве гуляющей по крепостному валу, с темными, развеваемыми ветром волосами, женщины, уподобившейся в его воображении молнии, прочерчивающей небо, был слишком обольстительным. Ее дыхание овевало комнату, и та преображалась. У него было ощущение, что он подпал под действие магических чар. Он знал только одно – это была она. Его женщина.
Гвин смотрела на него сквозь тени. Время сжалось до минимума, до скорости слез, скользящих по ее щекам. Скамья под ним была крепкой и прочной, но ему казалось, будто он парит.
– Рейвен!
Через комнату до него донесся всплеск журчащего смеха.
– Это имя мне подходит. Если бы я могла, – сказала она, чувствуя, что эмоции душат ее, – я бы улетела.
– Но ты не улетела.
– Только потому, что у меня нет крыльев.
Она старалась собраться с сил’Ами, подавить короткие прерывистые всхлипы.
– Я так люблю свой дом, что это причиняет боль, – сказала она, прижимая кулачок к груди. – Но все, что я делала…
Голос ее прервался и умолк. Воцарилась тишина.
– Все, что я делала в жизни, будто вело меня к одной цели…
В груди Гриффина, казалось, забил молот:
– Какой же?
– Вот к этой… к тому, чтобы оказаться рядом с тобой. Он поднялся с места, двигаясь будто во сне, встал на колени возле постели и поднес ее руку к губам.
На краткий миг Гвин ощутила, что все ее чувства обострились до предела. У нее был выбор – отстраниться или приблизиться. Поверить надежде или упустить шанс.
Господи! Сколько времени она ждала момента, который соединил бы ее с таким человеком…
Она потянулась к нему и дотронулась до его щеки.
– Для меня не имеет значения твое имя или то, чем ты занимался в жизни. Сейчас мир отдалился от нас, и я предпочла бы, чтобы эта ночь длилась всегда.
И тогда он откинул прикрывавшие ее меха и низко склонился над ней, будто в молитве.
Потом со сноровкой, о которой она не имела представления, его длинное тело распростерлось поверх нее, жаркое и жаждущее. У нее перехватило дыхание, комната закружилась. В сокровенной глубине ее тела запульсировало жаркое и влажное желание. Там, где до сих пор гнездилась боль.
И Гвин почувствовала, что готова последовать за этим мужчиной даже в Ад.
Его рука, скользнув, обхватила ее талию, и он заставил ее бедра приподняться навстречу. В тело Гвин хлынули языки жидкого огня, достигая самой его сердцевины. Она желала большего, еще большего!
Он сам был демоническим огнем, он представлял опасность для ее души, и ока купалась в этом ощущении.
Когда Гвин согнула колено, когда ее влажные губы, касавшиеся его подбородка, шептали об этом желании и требовали большего, когда она позволила ему поднять ее бедра, он понял, что произошло нечто непредвиденное. Она проникла в его кровь и плоть, во все его существо. У него сдавило горло. Он не в силах был противостоять затопившему его ощущению! Он тонул в нем и задыхался. Годами подавляемая нежность грозила перелиться через край.
Надо было остановиться – теперь или никогда.
Она шептала нежные слова ему на ухо и называла его своим спасителем.
Никогда!
Он сорвал с себя рубаху и штаны, не прекращая ласкать ее тело. Гвин прижималась к нему, подчиняясь желанию и прерывисто дыша. Он хотел довести ее до края бездны и заставить содрогаться в пароксизме наслаждения.
Осторожно он ласкан бутоны ее сосков, пьянея при виде соблазнительного тела и прекрасного лица – высоких скул, спутанных эбеново-черных волос, припухших от поцелуев розовых губ.
Его руки спустились по ее бедрам ниже. Он осторожно раздвинул их, и пальцы двинулись по шелку ее кожи и замерли над розовыми лепестками плоти, Его рука скользнула во влажную их глубину. Его чуткие уверенные пальцы исследовали эту нежную плоть, и тело Гвиневры отвечало содроганиями, пока он не коснулся средоточия ее чувственности и не принялся нежно ласкать его, приподняв голову, чтобы видеть ее лицо.
Ее голова откинулась назад, а бедра приподнялись в воздух. Он видел краешек языка в углу ее рта, будто она боролась за жизнь и пыталась удержаться в ней. Ее тяжелое дыхание, с трудом вырывавшееся из легких, прерывалось стонами. Веки ее медленно приподнялись, и зеленые глаза встретили и удержали его взгляд.
– Что ты делаешь со мной? – спросила она прерывистым шепотом.
Уголок его рта приподнялся в кривой улыбке:
– Делаю тебя своей.
Приподнявшись и опираясь на одно колено, другим он еще шире раздвинул ее бедра.
– Теперь ты готова, – прошептал он хрипло, и в шепоте его слышалось удовлетворение.
– Пожалуйста! – послышался ее нежный голос, и это почти лишило его рассудка.
– Ты ведь всю жизнь ездила верхом, леди? – спросил он хрипло, занимая наилучшее положение между ее бедер.
Она кивнула, крепче обнимая его идею переплетенными пальцами.
– Тогда, возможно, даже в первый раз не испытаешь боли, – пророкотал он ей на ухо. Мысль о том, что он будет первым мужчиной в ее жизни, кто нырнет в эти глубины, не причинив ей яри этом боли, вызвала у него головокружение.
Гвин ощутила между ног нежную бархатистую твердость его жаркой плоти. Волны жара окатывали ее, и она инстинктивно выгнулась назад.
– Да, Язычник, да!
Он еще шире раздвинул ей ноги, и чувствительная, влажная, уже трепещущая от наслаждения плоть соприкоснулась с его возбужденной плотью.
Медленно он вошел в нее – одним плавным движением, без малейшего усилия, и ее ногти вонзились ему в шею, судорожно прошлись по ней. Он проник глубже, но не почувствовал препятствия, только ее влажное тепло, побуждавшее его продолжать. И Гриффин задвигался внутри ее, стараясь сдерживаться и в то же время наполнить ее всю, стараясь не спешить, чтобы она привыкла ощущать его в себе. Это походило на утонченную пытку. Ее влажная и тугая набухшая жаркая плоть, ее сладостные женственные глубины были предназначены для него. Мускулы его шеи и ног были напряжены. Еще один рывок вперед вызвал у нее сладострастный вздох, еще больше возбудивший его. Этот едва слышный слабый болезненный стон вызвал у него новый прилив желания, и без того бушевавшего в крови. Он издал невнятное ворчание, изменил положение и продвинулся чуть дальше.
– О! Как хорошо!
Ее голос был не громче вздоха – она поднимала бедра все выше, стараясь облегчить ему проникновение.
С хриплым стоном он вошел в нее глубоко и уже не мог сдерживаться. У него была потребность заполнить ее, чувствовать ее горячую влажную плоть по всей длине своей плоти. Он опустил голову, упершись локтями в постель по обе стороны ее тела. Его мускулы сокращались, тело блестело от пота. Голова его склонилась к ее груди. Их бедра двигались в одном ритме, она встречала каждый его долгий медлительный толчок.
– Иисусе, женщина! – выдохнул он хрипло.
– Не останавливайся, – простонала Гвин.
Будто он был в силах остановиться.
Отчаянная страсть все усиливалась с яростной неумолимой скоростью. Шея Гвин была выгнута, рот широко раскрыт, из него с трудом вырывалось дыхание, а бедра вздымались в ритме его движений. Переместив весь вес тела на локоть, другой рукой он подхватил ее под колени, и она оказалась на весу.
– О, Язычник!
Ее плоть трепетала и сокращалась, сжимая его. Толчок, скольжение – и вот он замирает.
Толчок – и еще более длительное скольжение…
– О, Язычник!
Он внезапно ощутил, как ее тело замерло и пальцы вцепились в его волосы. Горло ее исторгло неясные хриплые звуки, прервавшиеся, как от рыдания. Ее затуманенные страстью глаза закрылись.
Она уже шагнула через край. Голова ее запрокинулась, тело содрогалось в непрекращавшихся волнообразных спазмах, и он чувствовал их своей все еще возбужденной плотью и сам нырнул в эту бездну. Его тело тоже содрогнулось с отчаянной силой, отдавая последнюю дань этому соединению.
Гвин в экстазе выкрикивала его имя. И Гриффина захватило какое-то неведомое чувство. Оно пробилось сквозь бастионы отрицаний, сомнений, предубеждений и одиночества.
И душа его летела навстречу этому чувству, которое он не смел назвать.
Все время он держал ее в объятиях, пока их сердца не обрели нормальный ритм, а когда она успокоилась, он приподнялся и лег рядом с ней. Гвин повернулась к нему. Ее атласное влажное тело все еще трепетало.
Он закрыл Глаза и провел рукой по ее горячим волосам, ничего не говоря. Наконец ее бормотание смолкло.
Так они лежали довольно долго, и их разгоряченные тела все еще были переплетены.
Глава 19
Перед рассветом Гриффин шагал по прогалине перед саксонской крепостью, окруженный мужчинами, готовыми сесть на коней. Свет был тусклым и серым, тучи низко нависали над землей, прикрывая ее будто сочащимся влагой одеялом, время от времени ронявшим тучные капли на шлемы и туники воинов, собравшихся в кружок и ударявших себя руками по бедрам, чтобы согреться.
Гриффин прошел через этот круг до его центра, время от времени роняя слово-другое мужчинам, тихонько переговаривающимся между собой.
Подойдя к Александру, Гриффин усмехнулся и сказал:
– Все готово? Хорошо. Через день я нагоню вас на пристани Уэрхема.
Александр метнул быстрый взгляд на верхние окна строения.
– После аббатства Святого Альбана?
Гриффин молча кивнул.
– Разумно ли это?
Сделав глубокий вдох, Гриффин сжат губы к посмотрел на небо.
– Возможно, и нет.
Александр посмотрел на друга пытливо:
– Она знает, кто ты?
Гриффин поднял бровь:
– А ты знаешь, кто я?
Александр не обратил внимания на этот замаскированный выпад.
– Надеюсь, Язычник, ты сознаешь, что если дело обернется скверно, то уж сквернее и быть не может?
– Надейся, Алекс.
Александр поднял лопасть своей кольчуги и застегнул пряжку на плече.
– Как скажешь, милорд. Гриффин кивнул:
– Встретимся перед тем, как лошадей начнут грузить на корабль.
Александр натянул на голову шлем. Металлические звенья тяжело сдавили его светловолосую голову, и лицо его исказилось.
– Ты поедешь в аббатство Святого Альбана, оставишь там свой груз и доберешься до пристани Уэрхема в тот же день, что и мы, хотя мы отправимся туда прямо сейчас?
– Да.
Александр покачал головой и окликнул Эрве Фэреза.
– В чем дело? – спросил тот, приближаясь.
Александр сделал жест в сторону Гриффина:
– Язычник отправляется в аббатство Святого Альбана.
Фэрез бросил взгляд на дом.
– Из-за девушки? Да, ей не стоит здесь оставаться.
– Мы подождем его здесь, а остальные отправятся дальше.
Гриффин покачал головой:
– Нет. Вы отправитесь вместе со всеми.
– Нет, – возразил Александр, перенимая интонацию Гриффина и говоря так же убедительно и настойчиво, как и он. – Мы с Эрве останемся ждать здесь.
– В том, что говорит Алекс, осмелюсь заметить, милорд, есть смысл.
Гриффин провел ладонью по лицу.
– Не осмелишься.
Мокрое раскрасневшееся лицо Эрве было решительным.
– Никогда прежде, Язычник, ты не лишал меня слова. – Не начать ли теперь?
– Думаю, поздновато, – смущенно возразил Эрве. – Но, как я говорю, ты всегда, бываешь прав, и если ты говоришь…
– Благодарю.
– Если ты думаешь отправиться куда-то один, особенно в гавань, то это плохая идея, осмелюсь высказать свое мнение.
Гриффин потер ладонью пробивающуюся щетину на подбородке и щеках. Эрве никогда не проявлял неповиновения на словах, но всегда поступал по-своему.
– Как я уже сказал, – продолжал Александр, – если дойдет до худшего…
– Если дойдет до худшего… – повторил вслед за Александром Эрве, глядя на Гриффина так пристально, что это походило на угрозу. Губы его сжались, а пальцем он выразительно провел по шее.
– Я не дитя, – рассмеялся Гриффин. – Не надо пугать меня страшными историями, которые рассказывают детям на ночь.
– Я говорю не для того, чтобы напугать тебя, Язычник. Ты не вправе рисковать своей головой. И, – добавил Эрве, – если что-то случится с твоей головой, фиц Эмпресс не пощадит и наших.
– Он прав, – подтвердил Александр.
– Возможно, и прав, – твердо возразил Гриффин. – На всякий случай даю тебе совет, как управлять настроениями Генриха. Если я умру, то предлагаю тебе сообщить ему это известие после того, как он выпьет несколько чаш вина и проведет ночь с леди Алиенорой.
Эрве нахмурился:
– Право же, сэр, это вовсе не смешно.
– Да, не смешно. И потому вы отправитесь вместе с остальными. Вы нужны мне там.
– Ты тоже нужен нам там, – возразил Александр.
– И я там буду. Через день. А теперь отправляйтесь.
На этом спор прекратился. Члены группы, посовещавшись насчет планов, сели на лошадей и углубились в лес. Александр и Эрве тоже вскочили в седла. Один походил на гибкую тростинку, другой – на кряжистый пень. Гриффин бросил внимательный взгляд через плечо.
Они сделали круг по поляне, потом остановились под низко нависавшей веткой. Она осыпала их градом дождевых капель. Эрве был мрачен.
– Я помню, что сказал Язычник, но… – начал Александр.
– …Мы подождем, – закончил Эрве.
Александр кивнул:
– Обратно он поедет здесь, что бы там ни было.
Они повернули и медленно растворились в коричнево-зеленой чаще леса.
Гриффин пошел обратно к дому, ощущая нечто необычное и непредвиденное: ярость, копившаяся в нем восемнадцать лет, внезапно улетучилась.
Скоро они отберут страну у Стефана, и он отправится домой, в «Гнездо». И, возможно, женщина, спящая наверху, тоже будет там и станет его женой.
Глава 20
Солнце уже клонилось к западу, когда они добрались до аббатства Святого Альбана. Гвин сидела на коне позади Гриффина, обхватив руками за талию. Под покровом деревьев они ехали молча, и теперь находились в нескольких десятках шагов от стен аббатства.
У ворот аббатства суетилась и оживленно переговаривалась горстка монахов, но Гвин не могла расслышать о чем. Они жестикулировали и куда-то указывали пальцами. Гвин прижималась щекой к спине Язычника и сидела молча, окутанная его теплом и силой.
Он молча протянул руку назад и сжал ее запястье. Она знала, что это значит – расставание.
Это ничего не значит, убеждала она себя отчаянно. Она не знала ни кто он, ни откуда явился, но внутреннее чутье подсказало, что это прощание.
И ей захотелось умереть.
Из-за дальней вершины холма появилась кавалькада всадников. На них были шелковые туники, по диагонали пересеченные красным и желтым.
– Лорд Джон, – выкрикнул один из монахов. Его темная одежда полоскалась над мокрой землей, когда он бросился вперед приветствовать всадников.
– О, это Джон! – воскликнула Гвин. – Тот, кому я отправила послание прошлой ночью. Как, ради всего святого, он сумел добраться сюда так скоро?
Джон Кэнтербридж перекинул ногу через седло и, обойдя монахов, направился прямо к аббату, нерешительно стоявшему в воротах. Джон на ходу сорвал с головы шлем и оттеснил клирика так, что оба они оказались недалеко от того места, где под сенью леса находились Гвин и Язычник. Мужчины заговорили быстро и возбужденно.
– Не думал, что тебе это удастся, – сказал аббат Роберт.
Джон Кэнтербридж бросил на него суровый взгляд.
– Так мой посланец прибыл?
– Около часа назад.
Аббат поднял руку и сделал знак тому, кто находился внутри: монахи и мужчины в латах двинулись к воротам аббатства.
– Нам надо войти внутрь, милорд. Это опасное место…
– Да, если поблизости рыщет Эндшир, – мрачно закончил Джон Кэнтербридж, вытирая ладонью потное лицо. – Я возвращался домой с совета из Лондона, и, хвала Господу, меня нагнал всадник и сообщил, что леди Гвиневра направляется сюда.
– Но как? – воскликнул аббат.
Его щуплая фигурка скрывалась под одеянием бенедиктинца.
Джон покачал головой:
– Не знаю. Посланец был мне незнаком. У него не было ни эмблемы, ни печати. Он ничего мне не сообщил и исчез прежде, чем мои люди успели задержать и допросить его. Я подумал, – закончил он мрачно, – что это может быть ловушкой.
– Я ничего об этом не знаю. Но графини здесь нет.
– Черт побери! – рявкнул Джон Кэнтербридж.
– Милорд! – упрекнул его аббат, услышав богохульные слова.
– Приношу извинения вам и вашему Богу. Но где, дьявол ее побери, она может быть?
– Милорд! – на этот раз голос аббата прозвучал октавой ниже, потому что он услышал упрек в тоне собеседника.
Джон ответил вздохом.
– Я нес покаяние много лет, милорд аббат, Еще несколько лет епитимьи мне не повредят. Но сейчас меня беспокоит судьба леди Гвиневры. Вы ничего не слышали? Ничего не видели?
– Ничего.
Джон произнес что-то невнятное, потом добавил:
– Я пошлю своих людей прочесать эти леса. Возможно, она заблудилась.
– Но как в таком случае она послала вам весточку? – спросил аббат.
Джон покачал головой, они повернулись и направились к аббатству.
Гвин все плотнее прижималась к спине Язычника, будто хотела за ней укрыться, и это было самым странным, потому что разве не сода стремилась она попасть всю прошлую ночь? И разве не ее близкий друг явился сюда спасать ее?
Почему же она не могла избавиться от чувства, будто на нее идет охота?
– Тебе лучше идти туда, Рейвен.
– Да, – согласилась она, и голос ее был лишен выражения. Она соскользнула с лошади.
Он тоже спрыгнул и теперь стоял рядом.
– Язычник…
Он потянулся к ней, и она задержала дыхание. Вдруг он что-то изменит? Но он этого не сделал. Его пальцы пробежали по ее щеке, опустились вниз и исчезли в тени. Его серые глаза не отрывались от ее лица, будто он старался запомнить его. Ничто теперь не имело значения, кроме выражения его глаз: ни Джон, ни аббат, ни король с его войнами, ни отец, покоящийся в могиле.
Кто-то закричал. Она сделала резкое движение. Он отвел взгляд. Снова закричали. Кто-то звал ее по имени. Это означало, что ее ищут.
Один из людей Джона уже бежал к своей лошади.
Снова послышался крик от ворот аббатства. Гвин опять обернулась. Там были люди Джона Кэнтерориджа, потом она заметила и других. Их была целая толпа – мужчин, опоясанных красными перевязями с мечами поверх туник, и соболино-черное знамя, реющее в воротах аббатства.
Марк Эндшир.
Сердце ее перестало биться.
Если она войдет в аббатство со шкатулкой…
Гвин снова скользнула под покров леса с бешено бьющимся сердцем.
Она отцепила от пояса войлочный мешочек со шкатулкой и сунула Гриффину в руки:
– Возьми.
Его пальцы сжали мешочек:
– Что это?
– Семейное наследие. Храни его, ради Бога!
Лицо ее в тени деревьев было бледным и испуганным. Темные волосы упали на плечи, когда она потянулась к нему.
– Ты найдешь меня? – спросила она шепотом.
Он схватил ее руку и прижал к груди.
– Найду, – сказал Гриффин, думая, что никогда еще не видел ее столь прекрасной.
– Обещай!
– Клянусь жизнью, – проговорил он охрипшим голосом.
По щекам ее покатились слезы.
– Поклянись моей жизнью, Язычник. Поклянись моей жизнью!
Мгновенно ее лицо оказалось в его ладонях, и губы расплющил его яростный и властный поцелуй.
– Клянусь нашими обеими жизнями!
Выпустив ее из объятий, он жестом указал на ворота аббатства, медленно отворявшиеся, и вскочил на Нуара:
– Прощай!
Последнее, что она увидела сквозь застилавшие глаза слезы, был его с трудом различимый силуэт на приплясывающем коне. В знак прощания он поднял руку и исчез.
Глава 21
Лоснящийся круп гнедого коня, последнего в свите Марка, скрылся за воротами аббатства, когда конный рыцарь, мчавшийся галопом в сторону леса, заметил ее.
Гвин покорно вздохнула, когда незнакомый рыцарь поднял ее и посадил на лошадь. Он въехал вместе с ней во внешние ворота аббатства, и ворота закрыли за их спиной, а они затрусили мимо садов и лабиринта строений за стеной, защищавшей аббатство, укрепленное как крепость. Помещение капитула, крытая галерея, монашеские кельи и кладбище, а также амбар и трапезная монашеской братии. Наконец они добрались до покоев аббата, располагавшихся недалеко от церкви.
Гвин провели в опочивальню аббата, где ее встретил Джон Кэнтербридж, расхаживавший перед жаровней. Аббат обернулся и замер – в этот момент он как раз собирался передать пергамент Марку фиц Майлзу.
Все они уставились на нее. Протянутый лист пергамента, никем не замеченный, с шуршанием упал на пол. Гвин старалась смотреть на Джона, но блестящие глаза Марка притягивали ее взгляд.
– Вы в порядке, – заметил он холодно.
– Да, – огрызнулась Гвин, обретя наконец дар речи и голос и входя в комнату, – хотя не вашими заботами.
Джон поспешил к ней, на мгновение обнял, потом отстранил на длину руки и внимательно оглядел, не упуская ничего.
– Слава Богу, Гвин, – пробормотал он. – Как ты?
– Хорошо. – Она не могла позволить себе выказать слабость. – Почему здесь лорд Марк?
Аббат поспешил к ней.
– Леди Гвиневра, – сказал он, касаясь ее руки. – Мы очень о вас беспокоились. Слава Богу, вы вернулись к нам невредимой.
– Милорд аббат, я готова возблагодарить Господа, что вернулась к вам, но при чем здесь лорд Эндшир?
Она кивком указала на Марка, стоявшего рядом с аббатом с улыбкой спокойного и деликатного человека.
– Леди Гвиневра, вы склонны все преувеличивать. Это одна из ваших очаровательных черт, но, принимая во внимание кончину вашего батюшки и отсутствие покровителя, я все больше беспокоюсь о том, чтобы вы не причинили себе ущерба. – Марк взял ее руку и поцеловал.
Здравый смысл подсказывал ей придержать язык до тех пор, пока она сможет без свидетелей высказаться, но гнев душил ее.
– Марк, – прошипела она, когда он склонился к ее руке. – Побеспокойтесь о том, чтобы не нанесли ущерба вам.
Он выпрямился.
– Но я склонен беспокоиться о вас, миледи, как и все мы.
Он жестом указал на остальных присутствующих.
Холодок пополз по ее спине. Ее друг Джон смотрел на нее как на малого ребенка, едва не попавшего под копыта несущейся галопом лошади. Аббат же смотрел так, будто она сама и управляла этой лошадью. Он выразительно кивал, выказывая свою аккуратно выбритую тонзуру.
– Вы говорите справедливые вещи, лорд Эндшир, – забубнил он. – И мы разделяем и ценим ваше внимание. Без вас мы бы и не подумали опекать эту леди.
– Вы сообщили, что я пропала? – выкрикнула она, обращаясь к Марку.
Он склонил голову, изображая покорность и смирение:
– Я подумал, что вы могли направиться сюда, после того как так поспешно покинули Лондон вчера вечером.
– Я уехала так поспешно потому, – Гвин задыхалась от с трудом сдерживаемой ярости, – что вы угрожали жениться на мне против моей воли!
– Даже не пытался, миледи. Оскорблять вас никак не входило в мои намерения. У меня не было такого желания.
– Вы не пытались? Да вы мне угрожали!
– Я просто пояснил вам ценность подобного союза.
– Вы послали свои войска и осадили «Гнездо»…
– Только чтобы защитить вас.
– И сказали, что, если я не выйду за вас…
– Я сказал, что если вы за меня выйдете, то обещаю вам защиту и покровительство, – закончил он без запинки. – Мои люди под стенами вашего замка только ради того, чтобы защитить Эверут. Сейчас опасные времена, Гвин, – продолжал Марк, и лицо его становилось все более серьезным, по мере того как он перестал обращаться к ней официально, опуская ее титул и тем самым придавая своей речи интимный характер. – Теперь, когда ваш отец скончался, появились силы, вступившие в заговор против дома Эверута.
– В самом деле! И вы самый опасный из этих злодеев! Она повернулась к Джону, но беспокойство на его лице обрело теперь характер смятения.
– Миледи, – тихо заговорил Джон. Он взял ее за руку, и в его глазах, ока прочла беспокойство и доброту. – Вам следует взглянуть на вещи по-новому.
Она молча уставилась на дальнюю стену, подавленная ужасной реальностью. Они ей не верили. Они разделяли точку зрения Марка, не зная о его коварных намерениях, а, возможно, верить ему было для них удобнее. Оки считали ее бегство поступком, достойным капризного и импульсивного ребенка, не способного понять собственные желания и мыслить ясно.
Гвин молча повернулась, чтобы позволить Джону увести ее из комнаты.
– Откуда у вас этот плащ, миледи? – Голос Марка хлестнул ее по спине как холодная рука.
Она на мгновение приросла к полу, потом, поспешила вперед, потянув Джона за руку и пытаясь поскорее выйти из комнаты, прежде чем Марк снова задаст опасный вопрос.
– Миледи, откуда у вас этот шерстяной плащ?
– Джон, – обратилась она умоляюще к старому другу, – возможно, я не совсем здорова.
Она сглотнула горькую, как желчь, досаду и уставилась в глаза Джона, полные беспокойства.
– Ночь была тяжелой, и сейчас я хочу отдохнуть.
– Останьтесь, леди, – спокойно приказал Марк. – Я хочу немного поговорить с вами.
– Джон, – в отчаянии взмолилась ока. Марк положил руку ей на плечо:
– Подождите.
Гвин рванулась от него. Она была на опасной грани, готова была вспылить. Ей хотелось наброситься на Марка и рвать его зубами.
Они с Марком испепеляли друг друга взглядами.
– Миледи, – сурово прервал аббат эту безмолвную дуэль. – Лорд Эндшир не только принес нам весть о том, что вы в опасности, за что вы должны быть ему признательны. Он также сообщил нам, что наш король передал опекунство над вами лорду Эндширу, чтобы защитить вас и ваше имущество от посягательств.
Она в недоумении открыла рот.
– Мой король никогда бы этого не сделал! – выкрикнула она.
Гвин стремительно повернулась к Джону:
– Стефан дал обещание отцу, что никогда… никогда не отдаст меня никому без моего согласия!
– У короля Стефана есть и другие подданные, а не только вы, леди Гвиневра, – заметил Марк.
Аббат фыркнул:
– Это детский эгоизм, леди!
Марк продолжал так, будто клирик не произнес ни слова:
– Подданные, о счастье которых он тоже должен заботиться, как, разумеется, и о вашем. – Он улыбнулся. – Что же касается меня, я сделаю все возможное…
Этого не могло быть. Она с трудом сдерживалась. Руки Гвиневры были сжаты в кулаки, лицо пылало.
– И потому, – говорил Марк, – наш король испытывает потребность защитить свои интересы. А именно – Эверут.
– Вы хотели сказать – Эндшир, – выкрикнула она ему в лицо. – Вы солгали ему! Вы солгали моему королю!
– Леди Гвиневра, – попытался обуздать ее аббат.
– Именно так и было, – сказала она, внезапно успокоившись. – Вы продали свою лояльность королю за опекунство надо мной.
Марк отвесил легкий поклон:
– Вы того стоите, миледи.
– Но ведь это окончательно еще не решено, не так ли? – спросила она, обращаясь к Джону.
Тот печально покачал головой.
– Судя по вашим действиям, – заявил аббат, – это следует решить в ближайшем будущем. Мне становится совершенно очевидным, что такого рода опекунство необходимо.
В ушах у Гвиневры зазвенело, и она оперлась на руку Джона, стараясь побороть головокружение и охватившую ее панику.
– Гвин, – пробормотал Джон ободряюще, но его слова едва доносились до нее сквозь звон в ушах: – Может быть, тебе стоит остаться и побеседовать с лордом Марком?
Она провела языком по пересохшим губам. Он начнет ей задавать вопросы, на которые она не сможет ответить. Вопросы о том, где она раздобыла этот плащ, и о том, где провела ночь. И каждый ответ может решить участь Язычника, а каждый отказ – судьбу Эверута.
– Да, Джон. Я останусь. Марк улыбнулся.
Джон вышел, а аббат скользнул за шпалеры, закрывавшие вход в другую комнату, и оставил их вдвоем. Единственным звуком, нарушавшим тишину, было шуршание одежды удалявшегося аббата по каменным плитам пола. Потом наступила полная тишина. Марк указал на кресло возле полыхавшей жаровни:
– Сядьте, Гвин.
Она мысленно посоветовалась сама с собой и решила, что возражать бессмысленно и бесполезно до идиотизма. Поэтому села.
– Мы все так беспокоились о вас.
– Прекратите, Марк, – огрызнулась она. – Все ушли, и больше дурачить некого.
Он рассмеялся:
– У вас такой характер, что однажды может повлечь за собой вашу смерть.
– Или вашу, – парировала она.
Его смех медленно замер. Он положил руку на подлокотник кресла и наклонился над ней:
– Откуда у вас этот плащ?
Она повернула голову так, чтобы он не видел ее лица.
– Какая разница?
Другая его рука легла на спинку кресла таким образом, что она оказалась между его раздвинутыми руками. Он склонился еще ниже к ее липу:
– Откуда у вас плащ?
– Он мой.
– Ничего подобного, – зашипел он у самых ее губ.
Она нервно сглотнула:
– Какое это имеет значение, Марк?
Он так плотно сжал губы, что они побелели. Его аристократическое, обычно невозмутимое лицо с орлиным носом стало пунцовым.
– Да, едва ли, – согласился он. Дыхание его омывало ее лицо. В ноздри ей ударил кислый удушающий запах кожи и железа. – Но было бы уместно, если бы вы отвечали на мои вопросы.
Гвин попыталась было соскользнуть с кресла. Лоб ее покрылся густой испариной.
– Не понимаю, какой интерес может представлять для мужчины моя одежда, – сказала она, скрывая дрожь в голосе и возвращаясь к обычному для нее стилю общения с Марком – уверенному равнодушию. – Но если угодно, я могу адресовать вас к своей портнихе, если вы так впечатлены ее мастерством.
Он слегка отклонился назад и оглядел ее порванное и запачканное платье.
– Если она одевает вас так, то это не вызывает у меня никакого интереса.
Перед мысленным взором Гвин вдруг предстал образ Марка фиц Майлза, лорда Эндшира, одного из самых хитроумных и коварных лордов в королевстве, одетого в женскую тунику и головной убор и приплясывающего вокруг майского шеста.
Она усилием воли подавила желание расхохотаться, прикусив язык.
– Я знаю, что этот плащ не ваш, Гвин. И это имеет значение. Это важно.
В комнату вплыл аббат и бросил на них взгляд искоса.
Марк отпрянул от ее кресла и отошел к дальней стене. В этот момент вернулся Джон в сопровождении двух слуг. Один из них нес поднос с вином и яствами, другой – меха для Гвин.
Аббат оттеснил Марка к письменному столу в другом конце комнаты и заговорил о чем-то с ним, понизив голос.
Марк повернулся и теперь смотрел прямо на нее.
