Текст книги "Честь Джека Абсолюта"

Автор книги: Крис Хамфрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Он указал на дверь на другой стороне лестничной площадки.

– Еще одна спальня, – ответил Джек, – но она пустует. Там и мебели нет.

Рыжий Хью уже сел на кровать. Он начал стаскивать сапоги, но это явно причиняло ему боль, так что Джеку пришлось помочь другу. Потом он подошел к окну, чтобы закрыть ставни и отгородить засыпающего от утреннего света. Выглянув на улицу, он увидел, что у соседнего дома идут последние приготовления. Расставляли горшки с цветами, с перил фасадных балконов спускали красочные полотнища. Что сказал про эту спаленку его корнуолльский земляк? «Оттуда, молодой сквайр, лучший вид в Бате».

– Знаешь, – пробормотал он, – я был бы не прочь взглянуть, как король принимает свой дом.

– Не переживай, душа моя, не стоит, – донесся с кровати сонный голос. – Я расскажу тебе, как оно выйдет.

Глава тринадцатая
СЛАВА КОРОЛЮ

Вести трех лошадей по улицам Бата оказалось нелегким делом. Хорошо еще, что две из них были почтенными, смирными клячами, каких чаще всего сдают внаем хозяева постоялых дворов. Зато молодой мерин, на котором ехал Джек, имел вздорный нрав, что проявлялось в постоянных попытках укусить одну из двух шагающих рядом кобыл, а когда те оказывались вне досягаемости, то и прохожих. Причем, поскольку толпа на Стол-стрит по мере продвижения Джека становилась все гуще, такие попытки предпринимались все чаще, и всаднику то и дело приходилось, отчаянно чертыхаясь, вздергивать морду коня, а в паре случаев и огреть его палкой. Перед ним колыхалось море спин и голов. Люди вытягивали шеи, чтобы увидеть подробности редкого действа. Король, уже удостоивший своим посещением купальни курорта, теперь двигался по направлению к Цирку, дабы принять от верноподданных отцов города подношение в виде дома номер двадцать один.

Шум стоял ужасающий, ибо мало того, что глотки зевак на всем пути следования процессии без устали исторгали «ура», так шествие еще и стянуло к себе всех музыкантов округи. Официальный оркестр хотя и пытался задавать тон, исполняя столь популярные песни, как «Артур О’Брэдли» или «Черноглазая Сьюзен», но эти мелодии тонули в какофонии множества других инструментов и завываниях французских рожков, каковых в Бате, похоже, имелось в избытке, хотя их владельцы в своем большинстве умели только дуть в них что есть мочи. Понятное дело, вся эта теснотища и суматоха нервировали лошадей. Стало ясно, что пробиться тут не удастся, и Джек, крикнув кому-то из особенно сильно укушенных злобным мерином горожан: «Поцелуй меня в зад!», развернул лошадей в обратную сторону. Узнав улочку, ведущую к «Трем бочонкам», все три четвероногие твари проявили такую резвость, что, дабы побудить их миновать родную конюшню и выбраться к нижним городским стенам, Джеку пришлось опять пустить в дело трость. Конечно, теперь он избрал самый длинный путь к цели, однако все же надеялся намного опередить продвигавшегося туда напрямик короля.

До него по-прежнему доносились громкие возгласы, бурные приветствия и надсадные завывания оркестра. Звуки «Самсона» Генделя, исполнявшегося нанятым оркестром, с трудом пробивались сквозь все то, что не в лад и невпопад играли все, кому вздумается. У часовни Святой Марии дорогу вновь преградил людской поток, выплеснувшийся на Куин-сквер. Поворачивая лошадей налево, Джек оглянулся и мельком приметил поднявшегося под буйное ликование публики на каменное возвышение полноватого малого, вскинувшего над увенчанной париком головой треуголку. И помахавшего ею народу.

«Нучтож, – подумалось Джеку, – короля я, во всяком случае, увидал. Хотя запросто без того обошелся бы». С этой мыслью он погнал лошадей обходным путем дальше.

Ударил колокол. Прошел уже час с того времени, которое Хью рекомендовал как наилучшее для похищения, но привязать лошадей к ограде позади дома Летиции юноше удалось лишь еще через двадцать минут.

Он вздохнул, переводя дух, и, сняв шляпу, подставил голову зарядившему снова дождю. Если Джек уже и был мокрым, то не от временами усиливающейся мороси, а, несмотря на довольно промозглый денек, от постоянно пробивавшего его пота. Под мышками на мундире расплылись темные пятна, и теперь он надеялся, что под дождем они станут не так выделяться, а забирающиеся за ворот струйки заодно охладят его тело. Напоследок требовалось проверить седла, подпруги, уздечки, ибо существовала опасность, что Хью не удастся отвлечь цербершу на достаточно долгое время и им с Летти придется прыгать на лошадей и с места в карьер скакать прочь. Стремена серой кобылки, предназначенной девушке, Джек на глазок подогнал под ее рост и очень надеялся, что не ошибся. Другая лошадка была навьючена скудными пожитками Беверли, причем некоторые ремни оставались расстегнутыми, дабы приторочить к седлу и вещи беглянки. Хотелось верить, что Рыжий Хью в своем письме не забыл посоветовать ей путешествовать налегке, а она вняла совету.

Возле знакомой калитки он на мгновение задержался, поднял глаза к небу, пробормотал себе под нос: «Эх, парень, ну зачем тебе это?», затем решительно толкнул створку и получил ответ на только что заданный себе вопрос. Летти расхаживала в садике перед домом, сырой гравий поскрипывал под ее сапожками для верховой езды. На ней был самый скромный дорожный наряд из темно-коричневого полотна, на голове девушки была мужская треуголка с низко опущенными, прикрывавшими лицо полями, но безыскусность облачения лишь подчеркивала ее изумительную красоту.

– Летти! – воскликнул Джек.

Она обернулась, ее зеленые глаза широко раскрылись, и спустя мгновение он заключил возлюбленную в объятия.

– Твоя тетушка?

– Ушла посмотреть на короля.

– Мы с тобой, наверное, единственные люди в Бате, которых не влечет это зрелище.

– Мой король здесь.

Джек рассмеялся.

Такие слова были более чем уместны в устах героини одного из столь любимых ею романов или театральных трагедий. Ему пришлось напомнить себе, что ей всего семнадцать лет, так что по возрасту она моложе его на целый год, а по жизненному опыту так и вовсе на десять. Но разве эта наивность не являла собой неотъемлемую часть ее пленительного очарования? Что с того, что она погружена в мир сумасбродных фантазий? Мужчины могут напропалую заводить шашни со всяческими актрисками, горничными или вдовушками, но под венец предпочитают идти с другими особами. Такими вот, как Летти.

Джек привлек девушку ближе и почувствовал, что она вся дрожит.

– Ты замерзла, дорогая, – промолвил он, слегка отстранившись. – Я заставил тебя ждать в саду слишком долго.

– Чуть-чуть замерзла, да. И я ночь не спала… уже не первую… впрочем, это не важно.

Ее нижняя губка вдруг дернулась, а в глазах вспыхнули слезы.

– Но дело еще и в том… что… что…

– В чем, моя дорогая? Идем со мной… вот сюда.

Он подвел ее к укромной белой садовой скамье, укрытой со всех сторон и сверху багряником, а потому не очень намокшей, смахнул с нее рукавом несколько капель и осыпавшихся лепестков.

– Что тебя волнует, любимая? Расскажи мне.

Она вздохнула.

– Нам, наверное, пора ехать?

– Тянуть, в общем, не стоит. Но раз уж миссис О’Фаррелл ушла посмотреть на короля, она наверняка вернется не раньше, чем он получит свой дом. Что, судя по этой, – он махнул рукой, – музыке, произойдет очень не скоро. Я полагаю, что сейчас «молодой Джорджи» еще только покидает Куин-сквер.

Дальние, взмывшие над общим шумом звуки марша свидетельствовали, что так все и есть.

– Я… я… – слезы хлынули ручьем.

– Может быть, ты передумала?

Девушка сжала его руку.

– Что ты, никогда! Никогда! Но мне кажется, я поступаю дурно… дурно с людьми… которые меня любят. Что это… низкий обман!

«Низкий обман!» – мысленно повторил Джек, которому неожиданно стало не по себе. До сих пор все происходящее казалось ему увлекательной игрой, чем-то вроде одной из пьес, какие каждый день разыгрываются на театральных подмостках. Разве не об этом говорила ему Фанни Харпер его первым вечером в Бате? Разве не назвала она этот город огромной сценой, где каждый в свое удовольствие изображает кого ему вздумается, ничуть не заботясь о последствиях маскарада. Однако сейчас, когда Джек коснулся слезы на лице юной леди, ему пришло в голову, что, в чем бы ни заверял он Рыжего Хью, затеянное им предприятие не очень-то благородно. А уж по правде сказать, так и вовсе. Конечно, у него не было намерения морочить суженой голову до бесконечности, он просто хотел открыться ей несколько позже, где-нибудь в тихой шотландской деревушке, когда они получше узнают друг друга и упрочатся в своих чувствах… но слезы в зеленых глазах свидетельствовали, что план этот не так уж и безупречен.

– Летти, – сказал он, решившись, – есть кое-что…

Она прижала палец к губам.

– Тише! Тише! Не обращай на меня внимания. Молодые девушки временами капризничают. Идем!

Она поднялась со скамьи и потянула за собой Джека, ухватив его за обшлаг рукава.

– Мы поговорим обо всем, когда убедимся, что находимся в безопасности.

– Нет, милая. Послушай меня. Я…

Джек воспротивился ее порыву и уже собрался было признаться во всем, но тут послышался громкий треск.

Летиция растерянно взирала на оставшийся в ее руке оторвавшийся красный рукав.

Она охнула, потом рассмеялась, а потом они оба покатились со смеху, да так, что ей пришлось снова плюхнуться на скамью.

– Прошу прощения… сэр, – выдохнула она, когда к ней вернулась способность говорить.

Пьеса неожиданно превратилась в фарс!

– Пожалуйста, мадам, не обращайте внимания.

Джек забрал рукав, приставил его к болтающимся обрывкам.

– В таком виде этот… этот чертов камзол выглядит даже лучше, – пробормотал он, понимая, что удивляться случившемуся не приходится.

Мундир сам по себе уже был старым, заношенным, видавшим виды. Рукава его наверняка держались на нескольких нитках, которые под воздействием влаги и пота совершенно утратили крепость. Непонятно, как Джек вообще мог носить эту ветошь. Он, всегда славившийся своим франтовством. Как ему удавалось изо дня в день терпеть все эти смешки за спиной, все взгляды, исполненные презрения к затесавшемуся в приличное общество бедняку, вдобавок напрочь лишенному вкуса! И что могла чувствовать, озирая его вопиющую неприглядность, Летти?

А что она будет чувствовать, когда обман в конце концов раскроется, когда она простит ему безрассудства, на которые его толкнула любовь, и встанет перед шотландским священником возле вонючего оборванца, обряженного в мундир с одним рукавом? Возле пугала, красующегося в обносках никогда не существовавшего Беверли?!

Нет, этому никогда не бывать. Он женится на ней только как Джек Абсолют. И, черт возьми, на нем будет мундир Джека Абсолюта!

– Прости меня, – сказал он, поднимаясь. – Я сейчас вернусь.

Она тоже встала и с тревогой спросила:

– Ты куда?

– К себе на квартиру.

Девушка ахнула.

– Не бойся. У нас еще есть время. Если ты подождешь около лошадей…

– Ты не можешь уйти! – вскричала она с силой, которая его поразила. – Прислушайтесь к музыке, сэр. Оркестр приближается. Толпа может помешать вашему быстрому возвращению. Нет сейчас ничего более важного…

Теперь настал его черед возразить.

– Прости меня, но… У меня есть еще один мундир. Поновее. Не шитый золотом, – добавил он торопливо, – но лучше, чем эта… жуть! И… хорошо, что вспомнил, там осталась еще моя шпага, которая может нам пригодиться: дороги ведь небезопасны.

Он отстранился, чтобы уйти.

– Не бойся. Я не сунусь в толпу. Проберусь окольным путем, позади Цирка…

Она схватила его руку.

– Умоляю, не покидай меня. Сердце подсказывает мне, что, если мы сейчас расстанемся, все расстроится.

Страстность тона и слезы в ее глазах поколебали его решимость, и она, увидев это, припала к нему.

– Пожалуйста, Беверли, – попросила Летиция нежным, обволакивающим сознание голосом. – Не уходи!

Девушка прижималась к нему, а ее дорожное платье вовсе не было оснащено фижмами, обязательными для нарядов появлявшихся в общественных местах дам. Куда больше оно напоминало сейчас намокший, льнущий к телу и обрисовывающий фигуру полотняный балахон для купания, в котором Джек привык лицезреть ее по утрам. Причем восхитительные выпуклости, скрывающиеся под ним, теперь податливо приникали к его торсу и бедрам.

– О Летти, – просипел он севшим от волнения голосом.

– Не уходи, – попросила она еще раз с внезапно прорвавшимся в ее правильной речи акцентом. – Не будем разлучаться, пока не отправимся в путь.

Летиция отстранилась, но лишь настолько, чтобы вскинуть лицо. Джек заглянул в ее глаза и, как всегда, захотел утонуть в них.

Он наклонился, поцеловал послушно закрывшиеся веки, а когда его губы впились в ее губы, она даже не попыталась противиться, как это было на лестнице у причала.

Голова Джека пошла кругом.

Каким-то образом, пока он сжимал в своих ладонях ее запрокинутое лицо, а она обнимала его за шею, они отступили к скамейке, и девушка, натолкнувшись на нее, опять села, увлекая его за собой. Поцелуи их становились все более лихорадочными. Когда он провел кончиком языка по ее нёбу, она издала крик, перешедший в томительный стон. Джек сорвал с нее шляпу, запустил пальцы в роскошные волосы.

– Да! – выдохнула она ему в ухо. – Да!

– Да?

Подтверждение пришло с ее новым стоном. Она вдруг рывком выгнулась, упираясь лопатками в спинку скамейки, и подалась всем телом вперед. Его руки медленно скользнули ниже, огладили крепкие девичьи груди, пальцы непроизвольно сдавили твердеющие под ними соски.

– Да? – спросил он снова, хотя нужды в этом вопросе не было.

Вместо ответа она взяла его руку, поцеловала и повлекла дальше вниз.

Возможно, был момент, когда он еще мог остановиться, но потом, когда ее юбки поднялись, как паруса, обнажая широкие бедра, мир затуманился, тем паче что ее пальчики уже сумели управиться с пуговицами его брюк. В возне влюбленные сползли со скамьи, и Джек успел ощутить мимолетную боль, когда ткнулся коленями в гравий, но эта боль тут же улетучилась, уступив место совсем иным ощущениям. Все мысли угасли с ее легким вскриком. Он вошел в нее, и она замерла, принимая его в себя. Ноги Летиции оплели Джека так, что он не смог бы никуда деться, даже если бы очень этого захотел, но юноша вовсе к тому не стремился, и они, привыкая друг к другу, оставались в такой неудобной позиции, пока… пока оркестр, взревев, не умолк.

Оркестр, похоже, достиг высшей точки экстаза. Но не они. Не они.

Джек приподнялся, развернул девушку и переменил положение. Теперь он сидел на скамейке, а она сверху – на нем. Капли дождя скатывались с ее обнаженного, видневшегося из-под сорочки плеча, охлаждая его пылающее лицо, но ничуть не умеряя жар страсти. Дыхание его, под стать ее дыханию, участилось, стало прерывистым, на смену вздохам пришли стоны, потом каким-то образом она опять оказалась под ним, совершенно распластанная, но в тот момент, когда он не мог уже больше сдерживаться, ей удалось невозможное. Она погрузила его в себя еще глубже и удерживала до тех пор, пока не стихли все стоны и не унялись последние содрогания.

– Останься, – прозвучало произнесенное шепотом повеление, и Джек повиновался, сдвинувшись лишь настолько, чтобы тоже лечь на скамью и полой скомканного камзола прикрыть их обоих.

Некоторое время они лежали молча, она с закрытыми глазами, он с открытыми, глядя на жилку под ее горлом. Та трепыхалась, как пойманный мотылек.

– Летти, – шепнул он, и она сонно пошевелилась, пристраиваясь у него на груди.

Джек повернулся, чтобы ей было удобнее, и бросил взгляд на нависавший над ними багряник, вдруг поразившись яркости его цветов. Чистый пурпур. Как он не замечал этого раньше?

Он очнулся внезапно и сразу. Его рука, зажатая между телом Летти и скамейкой, затекла, и, скорее всего, юношу пробудило именно это, а вовсе не музыка, звучавшая теперь гораздо громче. Судя по шуму, оркестр приблизился к Цирку. Когда Джек высвободился и сел, девушка слегка всхлипнула, но не проснулась. Глядя на нее, он поежился. Дождь так и шел, и если уж ему было зябко, то она сейчас просто мерзла. Наверное, ее стоило разбудить, но ему не хотелось: она была так хороша во сне и вдобавок вроде бы говорила, что уже пару ночей не спала. Ну что ж, пусть поспит. Миссис О’Фаррелл наверняка глазеет на короля, так что в запасе есть время. Нужно только раздобыть для нее что-нибудь теплое, чтобы она могла быстро согреться. Да и в дороге лишнее одеяло не помешает.

Задняя дверь дома оказалась запертой, а ее тючки, приготовленные к побегу (к счастью, совсем небольшие: при всем своем романтизме она была отнюдь не глупа), уже стояли на крыльце, под навесом. Несколько отступив от здания, он посмотрел вверх, на окна первого этажа. Одно было приоткрыто и располагалось на высоте шести футов. «Как раз под мой рост», – с усмешкой подумал Джек. Правда, подтянуться, ухватившись за карниз, ему не удалось, поскольку тот был мокрым и скользким от моросящего непрестанно дождя, однако наружная кладка позволила юноше найти точку опоры и дотянуться рукой до нижней части вделанной в проем рамы. Рывок – и он очутился на подоконнике, затем отворил створку пошире и проник в дом.

Он находился возле заднего окна гостиной, того самого, где, по словам Летти, миссис О’Фаррелл имела обыкновение дремать под воздействием желудочного снадобья, следя, чтобы ее подопечная не вздумала выбраться в сад. Естественно, Джек ожидал увидеть там кресло и был немало удивлен тем, что не обнаружил его. Но удивление незваного гостя возросло во сто крат, когда он понял, что в помещении вообще нет никакой обстановки.

Когда где-то уже совсем близко снова взорвались приветственные крики и оглушительно грянул оркестр, Джек вышел в прихожую, заглянул во вторую гостиную и увидел, что она также пуста. Как и в первом случае, было ясно, что мебель отсюда отнюдь не вынесли, чтобы сменить или переставить. Здесь просто мебелью никогда и не пахло.

– Нет, – произнес он вслух, не веря своим глазам. – О нет!

Стремглав юноша взлетел на верхний этаж, в спальни, где не имелось кроватей. Пока он стоял там, разинув рот, из сада раздался крик, перекрывший даже громкую музыку:

– Беверли! Беверли! Где ты?

Джек моментально сбежал в гостиную.

– Здесь, – крикнул он из окна, быстро спрыгнул на землю и поспешил к дальним кустам. Летиция стояла возле скамейки.

– Где ты был? – спросила она.

– Искал что-нибудь, чем прикрыть тебя. Но ничего не нашел.

Теперь, подойдя ближе, он увидел в глазах девушки страх. Правда, голос ее был по-прежнему ровен.

– Мой плащ во вьюках.

– Не о том речь, – сказал он, сдерживая гнев. – Я был в доме. И не нашел там… ничего. Здание совершенно пустое. – Неожиданно Джек сорвался на крик: – Что здесь происходит?

Она вздрогнула, но не отпрянула.

– Я собиралась сказать тебе. Моя тетушка решила покинуть Бат. Вот почему я тебя торопила. Мы…

Она осеклась. Что-то в его лице заставило ее умолкнуть.

– Ты заманила меня сюда, – сказал он, указав на скамейку. – Ты ведь сама это сделала, а? Соблазнила меня, чтобы задержать здесь.

Подавшись вперед, Джек бесцеремонно схватил Летицию за руку.

– Разве не так?

– Нет, – воскликнула она. – Я клянусь в этом, Джек. Я…

Он оттолкнул ее руку.

– Что случилось? – спросила она. – Почему ты так смотришь?

– Потому что ты назвала меня Джеком.

Единственным желанием его сейчас было удержать тошноту, ибо он чувствовал себя так, как на палубе судна, гонимого штормом. Желудок скручивало, земля качалась.

– Ты назвала меня Джеком, – повторил он.

– Да, – она пожала плечами, опустив глаза. – Ты ведь Джек.

Он уставился на нее, открыв рот. И неожиданно в его сознании зазвучали слова, слышанные совсем недавно.

В этом доме, молодой сквайр, лучший вид во всем Бате.

Я расскажу тебе, как оно выйдет.

Затем проклюнулось нечто более раннее.

О нет, паренек, это раньше я был опасен. В молодости. Но что было, прошло.

А потом всплыло что-то совсем уж далекое. Люди, бегущие к пристани Ньюпорта за обнаженным ирландцем. Из-за неожиданной перемены ветра Джеку так и не удалось разобрать, что кричали они вслед беглецу. «Держи приятеля» вроде бы, но это ему уже и тогда показалось несколько странным.

– Они кричали «держи предателя», верно? Вслед твоему кузену, Рыжему Хью?! Он кого-то предал!

– Что? Нет, Беверли, нет… Джек, ты не должен…

Он отбросил в сторону простертую к нему руку, повернулся и со всех ног понесся к калитке. Ее крики неслись вдогонку, постепенно смешиваясь с доносившимися от Цирка восклицаниями толпы и какофонией французских рожков. Удивительно, но ему наконец удалось уловить во всем этом некий ритм.

– Один слон, – бормотал он на бегу. – Два слона. Три… четыре…

* * *

Иногда кружный путь короче прямого. Особенно если прямой пролегает через Цирк, забитый народом, пришедшим приветствовать короля.

Зато окольная тропа свободно вилась вдоль задних фасадов домов фешенебельного квартала. Местами она была посыпана гравием, но также имела и не приведенные в порядок участки, сейчас скользкие, вязкие, раскисшие от дождя. Пробираясь среди служебных построек, конюшен и каретных сараев, Джек увидал в просвет площадь и окруженный ликующими людьми помост. Оркестр смолк, было слышно, как кто-то громогласно декламирует торжественные стихи. Вновь, как и на Куин-сквер, собравшиеся удостоились милостивого кивка монарха, еще раз продемонстрировавшего народу свой серебристый великолепный парик.

А позади дома Джека, точно так же, как там, где он оставил Летти, к ограде была привязана тройка оседланных, снаряженных в дорогу лошадок.

Дверь в кухню была открыта, и возобновившийся на улице приветственный гвалт сопровождал его, заглушая шаги, когда он поднимался по лестнице. Сквозь доносившийся снаружи шум ему удалось различить и звуки, долетавшие из его собственной спальни. Впечатление было такое, будто по полу волокут что-то тяжелое. Достигнув площадки, Джек тихонько скользнул в противоположное помещение, тоже спальню, которую он использовал в качестве кладовой. Забытый мундир висел на спинке кровати, но юноша, не обращая на него внимания, полез под топчан задругой оставленной тут в спешке вещью.

Отыскав свою легкую шпагу, он снова вышел на лестничную площадку, пересек ее, подошел к двери спальни, взялся за ручку и…

Он думал обнаружить Рыжего Хью у окна и с гранатой. Однако ирландец, вытянувшись во весь рост и закинув руки за голову, преспокойно полеживал на кровати, хотя тут же вскочил и, издав невразумительный возглас, отпрыгнул в угол.

– Джек, – воскликнул он, хватаясь за ребра. – Ну и напугал ты меня. Я чуть в штаны не наделал, ей-ей. Думал, нагрянула стража.

Джек вошел в комнату, выставив перед собой шпагу. Будучи настороже, он быстро огляделся по сторонам и увидел то, что и ожидал: стул у окна, лежащие на нем три гранаты, свисавшую с его спинки кобуру с драгунским пистолетом и тлеющий запальный шнур.

– Проклятый предатель, – прошептал Джек.

– Кого же я предал? – покачал головой Рыжий Хью. – Я служу истинному королю, вот и все.

– Не в королях дело, мистер Макклуни. Ты предал меня.

– Нет, паренек, я…

Рыжий Хью слегка качнулся вперед, но Джек угрожающе шевельнул шпагой, и ирландец вновь замер.

– Вспомнить хотя бы твое притворное нежелание знакомить меня с Летти? Что это, как не подлая хитрость! Ты сделал ее наживкой и подцепил меня на крючок… меня… своего друга… – Ярость душила Джека. Он не говорил, он плевался словами. – Подложил… под меня собственную кузину… как какую-то шлюху.

Хью протестующее воздел руки.

– О чем ты говоришь? Ничего подобного, клянусь тебе, парень. Разве я не хотел подыскать для моей прелестной Летиции достойную партию? И разве я не знал о твоих прежних шашнях? Разве я не застал тебя с двумя милашками, которые вертелись перед тобой, как кошки перед котом? А до того ты оставил и вдовушку в Ньюпорте, и ту лондонскую актрису…

Джек, смотревший на Рыжего Хью поверх полосы стали, не мог взять в толк, какое отношение к случившемуся имеют его былые связи.

– Мои намерения в отношении твоей кузины всегда были честными, тогда как ты…

С площади донеслось очередное «ура», и они оба бросили быстрый взгляд на окно. Потом Рыжий Хью заговорил снова:

– Джек, я ведь знаю по опыту, как мало ценится то, что легко достается. Вот я и опасался, как бы ты через год не пустился во все тяжкие, заточив мою кузину в стенах Абсолют-холла или где-то еще.

– Неужели ты обо мне столь невысокого мнения?

– Точно такого же, как и обо всех молодых людях твоего возраста. Я и сам был точь-в-точь таким же. – Он опустил руки и простер их к Джеку. – Вот почему я предпочел устроить тебе маленькое испытание.

Это звучало очень правдоподобно. Рыжий Хью умел очаровывать и убеждать, однако лежащие на стуле гранаты красноречиво не позволяли поверить ни одному его слову.

– Ты сделал меня… ты использовал меня… – Джек сглотнул, пытаясь сдержать приступ гнева. – Использовал, чтобы арендовать этот дом. А поскольку денег на наем двух домов не хватало, потратил остаток призового аванса на покупку нарядов для своей приманки. Потому и понадобился весь этот маскарад с расставаниями возле калитки. Я ведь ни разу не видел, как твои родственницы входят в здание, где они якобы проживают. Тебе же нужно было лишь это! – Он обвел рукой стены спальни. – Боже мой, ты мной прикрылся, чтобы устроить покушение на короля!

– Ну, это уже совсем отдельная тема, – сухо промолвил ирландец. – Каковы бы ни были твои политические взгляды, я в это не встреваю. А ты, будь добр, не лезь в мои дела.

У Джека от возмущения отвисла челюсть.

– Отдельная тема? Ты косвенно вовлек меня в заговор, связал имя Абсолютов с изменой, нанес урон моей чести, впутав в интригу с твоей кузиной, а также и ее чести… если у нее вообще есть честь!

Наставленное на ирландца острие задрожало.

– Ты позволил ей дойти до… до…

Вспомнив багряник, Летти и скамью, он задохнулся.

– Короче говоря, я все понял!

– Понял, значит? А поймешь ли сейчас?

Обмениваясь словами, они кружили по комнате, не сводя друг с друга настороженных глаз, но, когда Джек переместился к окну, его отвлек резкий зов труб. Отвлек лишь на долю мгновения, однако Хью успел-таки дотянуться до собственной шпаги и выхватить ее из ножен.

– Ну, парень, – продолжил ирландец все с тем же неизменным спокойствием, – может, хватит валять дурака? А? У меня тут, – указал он клинком на окно, – одно дельце, которым я намерен заняться.

– Нет. Пока я здесь, у тебя ничего не выйдет, – заявил Джек.

– Значит, придется от тебя избавиться. Ох, как же мне не хочется причинять тебе боль. Сам ведь знаешь: тебе меня не осилить.

– Да откуда же мне это знать? – в тон ему отозвался Джек, переходя в наступление.

Они схватились между окном и кроватью. Шириной это пространство было примерно таким же, как и в фехтовальных залах, но не столь протяженным. Хью, как всегда, держал оружие в левой руке, Джек в правой, так что оба клинка находились в одинаковой близости к внешней стене помещения, за которой все не стихал ликующий шум.

Джек с одиннадцати лет посещал фехтовальную школу Хаймаркета. Хотя в последнее время ему чаще случалось пускать в ход тяжелую кавалерийскую саблю или ирокезский томагавк, ловчей всего он орудовал именно шпагой. Он вообще любил шпагу как вид оружия, требовавшего от бойца не грубой силы, а виртуозного мастерства, гибкости и своеобразного остроумия.

Он начал атаку обманным выпадом в грудь ирландца, клинок которого в попытке парировать этот удар прочертил воздух, тогда как Джек, резко повернув кисть, нанес укол в руку Хью. Цели выпад его не достиг, но, чтобы избежать нешуточного ранения, Хью пришлось увернуться и отступить. Его клинок взлетел вверх, чтобы отбить очередной выпад Джека… которого не последовало. Юноша лишь продвинулся вперед на отвоеванный шаг и в ожидании замер.

– Конечно, разве передо мной не задиристый петушок? – усмехнулся Рыжий Хью. – Не зря ведь ты мне так нравишься, парень. Правда, я и не подозревал, как ты хорош, когда распушишь свои перья. – Он стремительно отсалютовал шпагой. – Слушай, можно перед тем, как мы продолжим, я задам тебе один вопрос? Любопытство заело. Это что, новая английская мода – драться в камзоле с одним рукавом?

Буркнув что-то невразумительное, Джек атаковал из верхней защитной позиции, но Хью сместился в сторону и одновременно вперед, блокировав выпад снизу. Клинки скрестились, и противники замерли глаза в глаза, пытаясь разгадать намерения друг друга. Поскольку клинок Джека господствовал над клинком Хью, ирландец имел преимущественную возможность нанести нижний удар. Однако, чтобы подобный маневр оказался успешным, требовалась молниеносная быстрота, и Джек был готов поручиться, что враг не решится на это. Поворот запястья, меняющий угол удара, оставил бы грудь Хью открытой. Случись такое, бой мигом бы завершился.

Наконец Джек уловил во взгляде противника готовность атаковать и послал шпагу вниз, чтобы упредить выпад, но… лишь рассек пустоту. Чуть опешив, но вовремя отступив, юноша снова принял защитную стойку и, поймав краем глаза блеск стали, вскинул клинок, полагая, что уж теперь-то он возьмет верх.

Это было ошибкой. Расчет на то, что изрядно помятому в темных аллеях Бата ирландцу не хватит проворства, не оправдался: он в мгновение ока провел маневр. Рывок вперед сократил дистанцию, после чего, поймав шпагу Джека на свой клинок у самой гарды, Хью увлек ее вниз, а потом резким движением выбил из руки юноши. Шпага, взмыв к потолку, полетела через кровать и вонзилась в подушку, тогда как острие клинка Хью не сильно, но вполне ощутимо уткнулось Джеку в горло.

– Все в порядке, – тихонько пробормотал ирландец точно с той интонацией, с какой говорил это капитану Линку на борту «Нежной Элизы» перед тем, как обездвижить его. – Все будет в полном порядке.

Джек сглотнул, и движение его кадыка вдавило острие в кожу.

– Ты собираешься убить меня?

– Убить друга? Нет, паренек, как ты можешь так думать? Я здесь лишь затем, чтобы убить короля.

Джек, все еще глядя в насмешливые глаза, вдруг увидел, что взор ирландца сместился и теперь направлен на что-то, появившееся у него за спиной. Он обернулся, успел заметить подбиравшегося сзади человека с дубинкой и даже узнал в нем «разбойника», якобы нападавшего на Летти и миссис О’Фаррелл. Но увернуться от удара он уже не успел.