355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Крис Хамфрис » Честь Джека Абсолюта » Текст книги (страница 1)
Честь Джека Абсолюта
  • Текст добавлен: 26 сентября 2016, 14:15

Текст книги "Честь Джека Абсолюта"


Автор книги: Крис Хамфрис



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 26 страниц)

Крис Хамфрис
Честь Джека Абсолюта

Часть первая
ИРЛАНДСКИЙ ГРЕНАДЕР

Глава первая
ВДОВА

Ньюпорт, Род-Айленд, апрель 1761 года

Холодный ветер дул с берега, вздымая за линией причала волны, и стоявшие в гавани суда болтались, словно яблоки в бочонке с сидром. Кутаясь в плащ, Джек Абсолют рассеянно созерцал, как пара из трех собиравшихся в рейс кораблей готовится к выходу в море. Одни матросы сновали по реям и ставили паруса, другие налегали на кабестаны. Якоря уже высунулись из воды, и теперь их с натугой поднимали все выше.

А вот на борту третьего корабля пока никакой суматохи не наблюдалось, хотя намеревавшийся убыть именно с этой посудиной Джек прекрасно знал, что ее капитану тоже весьма желательно двинуться в путь, во всяком случае ничуть не меньше, чем прочим. Совсем недавно туда ушла шлюпка с последней партией провианта, и помощник боцмана, отчаливая, прокричал, что он вскоре вернется. Не преминув добавить, что, если задерживающийся пассажир не соизволит к тому моменту явиться, его вещи и груз бросят в воду, а корабль отплывет без него.

Дивясь беззаботности опаздывающего к отходу парусника человека, Джек невольно вздохнул. Лично ему, например, очень хотелось побыстрей оказаться на судне. Впрочем, это стремление отнюдь не порождалось в нем жаждой опять вдохнуть вольный воздух странствий, покоряя водный простор, ибо полтора года назад, во время перехода в Канаду, его две недели мучила морская болезнь, невзирая на то что океан, как позже ему объяснили, был на редкость спокойным. Причина нетерпеливости Джека имела куда более прозаическую подоплеку: он ненавидел тягомотину расставаний. Все, что требовалось сказать или сделать, было сказано, равно как и сделано еще на рассвете.

– Не означает ли этот вздох, лейтенант Абсолют, что ваши планы могут перемениться?

Джеку потребовалось мгновение, чтобы придать своей физиономии скорбное выражение, прежде чем обернуться. Провожающей его женщине вовсе незачем было видеть, как он торопится с ней распрощаться. Она сделала для него столько, что напускная опечаленность предстоящей разлукой являлась, пожалуй, наименьшим, чем он мог ее отблагодарить.

– Нет, миссис Симкин. Увы, но, как вы сами знаете, это невозможно.

– Несмотря на столь прекрасные перспективы?

Она воззрилась на него из-под кружевной каймы белого капора изумительными лазоревыми глазами.

– Я, разумеется, имею в виду наши успехи в торговле.

Миссис Симкин снова потупила очи, сосредоточив взгляд на своих скромно сложенных, затянутых в черные перчатки руках.

«Наши успехи в постели, вот что ты имеешь в виду», – подумал Джек.

Менее трех часов назад, совсем незадолго до того момента, когда поднималась домашняя челядь, а кое-кому приходила пора крадучись пробираться в свою отдаленную спальню, она, как бывало, разбудила его, нырнув к нему под ночную рубашку своими сноровистыми пальчиками и губами. Поначалу такого рода пробуждения были у них в ходу, потом миссис Симкин, сохраняя прежнюю ночную рьяность, умерила утренний пыл, но сегодня вернулась к нему в полной мере. Фактически Джек почти не спал и чувствовал себя таким вымотанным, что ноги его подгибались. Кажется, обнаружься на досках причала какая-нибудь подстилка, он просто рухнул бы на нее и погрузился в сон.

– Как вам известно, мадам, меня призывает долг перед моим королем…

Он осекся, обеспокоенный легким движением ее головы. Разумеется, все их разговоры о том, что по выполнении своей миссии расторопный агент миссис Симкин снова вернется в ее постель и к ее торговым делам – то есть ко всему тому, чем он неустанно занимался во время своего пребывания в Ньюпорте, – были всего лишь утешающим мифом. Да и депеши, врученные Джеку генералом Мерреем еще год назад и сообщавшие о французской капитуляции в Монреале, уже безнадежно устарели. Король Георг получил известия о победе своей армии из других рук, тогда как Джек, избранный на роль приносящего радостные вести Меркурия, сначала не поспел в Бостон к отплытию последнего в тот сезон корабля, а потом был вынужден дожидаться открытия навигации, чтобы наконец-то убраться отсюда.

И он, и она понимали, что фраза о долге – не более чем отговорка, хотя, разумеется, не подавали виду. Но все же прощание – как, впрочем, и подобает таким вехам в человеческой жизни – получалось тягостным. И то сказать, за прошедшие месяцы у них сложилось замечательное партнерство, как в постели, так и вне ее.

Сейчас Джек пытался взглянуть на вдовушку со стороны, стараясь увидеть ее такой, какой, должно быть, она выглядела в глазах матросов и какой при первом знакомстве показалась ему самому – типичной ханжой-квакершей в черном платье и белом капоре, из-под которого не выбивалось ни единого волоска, с постным благочестивым лицом без каких-либо следов пудры, помады, румян или еще чего-нибудь столь же греховного. Тогда он лишь скользнул по ней взглядом и вряд ли бы посмотрел второй раз, если бы обстоятельства не склонили их к более длительному общению.

Разглядывая потупившуюся миссис Симкин, Джек уже в который раз благословлял свое везение. Предполагая, что путь посланца домой займет не больше нескольких недель, Меррей, отправляя молодого человека в дорогу, снабдил его лишь мундиром, депешами и суммой в пять фунтов – не столь уж большой, но вполне достаточной, чтобы добраться до места.

Однако Джек, которому за год походной жизни осточертело непрерывное воздержание, большую часть этой суммы пропил и просадил в карты еще в Бостоне, а когда судьба забросила его в Ньюпорт, последние деньги ушли на скверную еду и столь же скверное жилье. Обратиться за помощью было не к кому: Ньюпорт являлся торговым городом, и военных властей там не имелось. Королевскому лейтенанту пришлось жить и кормиться в долг, причем очень быстро стало ясно, что его вскоре вышвырнут даже из той паршивой лачуги, где он ютился. И вышвырнут прямо зимой, когда к голоду добавляется холод.

Предыдущую зиму Джеку вдвоем с побратавшимся с ним ирокезом Ате довелось коротать вдали от людей в случайно обнаруженной ими пещере. Удобным это убежище назвать было нельзя, и все же в сравнении с тем, что мог обещать оставшемуся без гроша за душой солдату холодный Род-Айленд, оно представлялось просто райским местечком, сулящим кров, тепло и уют.

Но тут, в самый отчаянный момент. Абсолюту улыбнулась фортуна. Отираясь возле какой-то лавчонки и уныло размышляя о том, не зайти ли туда и не продать ли последнее, что у него осталось, – спасшую ему жизнь в канадских снегах медвежью шкуру, Джек вдруг услышал, что люди внутри заведения изъясняются на знакомом наречии. Да что там изъясняются – уже просто кричат!

Лавочник и ирокез, отчаянно торгуясь, плохо понимали друг друга, из-за чего дело у них быстро дошло до нешуточной перебранки. Джек вмешался, растолковав договаривавшимся сторонам, что разногласия их вовсе не столь велики, как им кажется, и помог заключить сделку. Оба рассыпались в благодарностях: лавочник выставил угощение, не скупясь на превосходный ньюпортский ром, именовавшийся чаще «гвинейским», поскольку нравился африканским вождям и хорошо шел в обмен на рабов, а ирокез, охотник из племени сенека по имени Тайада, предложил Джеку принять участие в промысловом походе с тем, чтобы тот по возвращении помог сбыть добычу за лучшую цену. Джек, которому осточертели как собственная нищета, так и набожность городка, где церквей было втрое больше, чем кабачков, не раздумывая согласился.

Два месяца спустя они вернулись с сотней шкурок горностаев и основательным запасом прочего меха, однако владелец лавки смог предложить им только кредит. Когда Джек от имени туземных своих доверителей отказался, его угрюмо направили по другому адресу.

– Раз так, тебе лучше обратиться к вдовушке Симкин, – проворчал лавочник. – Она богата, как содержательница борделя, и вдвое святее самого Бога.

Вдовушка Симкин. Тогда, как и сейчас, весь ее облик дышал религиозным смирением и подчеркнутой скромностью: потупленный взор, сложенные руки, поджатые губы. Говорила она мало, и Джек лишь потом понял, что молчание составляет часть ценного умения вести торг, хотя бы потому, что сбивает оппонента с толку. Однажды, уже много позже, желая обратить своего постояльца к Господу, она взяла его с собой на квакерскую службу, где они просидели, не обмениваясь ни словом, более двух часов! А в момент их первой встречи эта женщина умудрилась, практически ничего не сказав, приобрести весь товар с большой выгодой для себя. Впрочем, Тайада и остальные индейцы, похоже, остались довольны и, получив деньги, тут же направились, как у них это водится, пропивать большую часть выручки. Джек, наверное, тоже примкнул бы к ним, но тут миссис Симкин подняла на него глаза (он наконец их увидел!) и промолвила тихо:

– Я собираюсь отужинать, лейтенант Абсолют. Может быть, вы согласитесь преломить со мной хлеб?

Вообще-то после двух месяцев блуждания по лесам Джеку хотелось более промочить глотку, чем преломлять с кем-то хлеб, но в этих глазах (даже не говоря об их изумительном цвете) было нечто такое, что он согласился.

«Вот, дьявол, неужели эта шлюпка никогда не вернется?» – подумал Джек, но вслух, разумеется, ничего подобного не произнес. Невзирая на все свое настоятельное желание побыстрее куда-нибудь деться, он благоразумно сдержал порыв чертыхнуться в присутствии набожной вдовушки. Интересное дело – в койке она выделывала невесть что и порой требовала от него таких фортелей, какие вогнали бы в краску и самых отпетых шлюх Ковент-Гарден, однако произнести при ней всуе имя Господне, а тем паче помянуть вдруг лукавого…

К ее потупленным очам подступила влага.

«Это из-за сильного ветра», – подумал Джек, знавший, что в слезы вдовушку бросало лишь по ночам, после особенно сильных судорог страсти. Однако, когда она заговорила, в ее голосе послышалась дрожь, побудившая Джека оторвать взор от моря и опять обратить его к ней.

– Мы уже говорили о том, насколько… полезно было бы для нас обоих ваше возвращение в Ньюпорт. Ваши исключительные способности… – Она слегка покраснела. – Я имею в виду ваше умение ладить с этими дикарями, которое весьма помогло мне вести с ними торг. Мои прибыли существенно возросли, да и вы, надо думать, не остались внакладе.

«Это точно», – мысленно согласился с ней Джек, уже отправивший на борт корабля сотню горностаевых шкурок и хорошо помнивший адрес меховщика в Уайтчепел, который мог дать за них настоящую цену. Лондон совсем не тот город, где можно жить в свое удовольствие на одно жалованье драгунского лейтенанта.

– К тому же, – продолжила она, – вы видели Ньюпорт только зимой, в самую унылую пору. Поверьте мне, летом он выглядит совсем иначе. Поймите, когда начнется сезон и торговля по-настоящему оживится, такой человек, как вы, без сомнения, мог бы…

– Прошу прощения, мадам, – прервал ее Джек, – но, как я уже говорил прежде, торговля – это не совсем та стезя, которой мне хотелось бы следовать.

В прежней своей жизни молодой Абсолют не особо задумывался о правомерности процветавшего за Атлантикой рабства, невзирая на все пылкие обличительные тирады, которые так любила произносить на эту тему его дражайшая матушка, всегда и всюду стоявшая за равноправие и справедливость. Однако после того как ему довелось оказаться в плену у племени абенаков и испытать на собственной шкуре все прелести невольничьей жизни, проблема стала восприниматься им по-иному. Правда, Джеку и по сей день с трудом верилось в то, что миссис Симкин принадлежит к числу крупнейших работорговцев Ньюпорта, главного центра купли-продажи невольников в северных колониях. Между тем и она, и ее единоверцы – квакеры – занимали в этом весьма, кстати, прибыльном промысле господствующее положение.

– Что ж, довольно об этом.

Она снова опустила глаза, вернувшись к молчанию, которым всегда заканчивались их споры. Правда, краска на ее щеках и влага в глазах задержались, что вызвало у него воспоминание о том случае, когда она впервые зарделась при нем. Случилось это неделю спустя после того, как Джек принял предложение оказывать ей посреднические услуги в обмен на комнатушку, жалованье и долю от выручки.

Вдовушке было около сорока, то есть вдвое больше, чем Джеку. Своего мужа, мистера Симкина, она похоронила более десяти лет назад и с тех пор считалась образцовой, богобоязненной особой, служившей примером для подражания. Поскольку женщина редко поднимала глаза, он тоже почти не смотрел на нее. До тех пор пока она не пришла однажды в субботний вечер и не сказала ему, что в купальной лохани на кухне осталась теплая вода и что он может воспользоваться ею, если пожелает. Джек проложил тропку в снегу от своего флигеля к главному дому, не обнаружил в кухонной его части никого из слуг (надо думать, они получили заслуженный выходной) и с наслаждением погрузился в еще не успевшую остыть воду. Это был первый сюрприз. Вторым оказалась сама вдовушка Симкин. Без своего обычного черного платья – и без какого-либо облачения вообще! – она забралась в лохань рядом с ним. Места хватало, однако вдова была крупной женщиной, хотя и почти идеальных пропорций. Джек чуть было не утонул, причем дважды; один раз в воде, второй – меж ее пышных грудей.

Это воспоминание заставило его покраснеть под стать миссис Симкин, и он опять отвернулся к океану. От борта «Нежной Элизы» снова отвалила шлюпка. Плыть до причала ей было недолго, а значит, момент расставания приближался.

Как истинный кавалер, он оставил под подушкой возлюбленной стихотворное послание, однако приготовил и речь, но, когда обернулся, чтобы произнести ее, вдовушка неожиданно шагнула вперед и взяла его за руки.

– Джек, – промолвила она, преподнеся тем самым еще один сюрприз, поскольку доселе называла его по имени только в постели. – Джек, я хочу, чтобы ты знал, что я до нашей встречи никогда… никогда не делала ничего из того, что у нас было с тобой…

«Сдается мне, – подумал Джек, – ты начиталась каких-нибудь чертовых слезливых романов». Впрочем, не желая портить минуту прощания, он даже собрался ответить ей чем-нибудь в том же сентиментальном роде, но она стремительно продолжила:

– Я никогда не испытывала таких чувств раньше. Вот почему мне необходимо сказать… сказать тебе…

– Лейтенант Абсолют! Сэр! Сэр!

Один из матросов окликал его с моря. Лодка уже подходила к причалу.

Вдовушка Симкин отступила назад, снова потупя взор. Но она оставила что-то в руках Джека и, не глядя на него, быстро проговорила:

– Прочти это, когда будешь в море. Спроси свое сердце. Может быть, то, что ты там найдешь, побудит тебя возвратиться.

Джек глянул на простой конверт и нащупал внутри листок бумаги.

«Как мило, – подумал он, – Она тоже написала мне что-то прощальное, хотя, подозреваю, не александрийским стихом».

– Я сохраню это, как сокровище, – объявил он.

– Нет, – сказала она, – ты…

– Лейтенант Абсолют!

За окликом последовал глухой удар: шлюпка стукнулась бортом о пристань, и рядом с прощавшейся парой упал тяжелый канат.

– Сэр, – пробасил вспрыгнувший на причал матрос, – капитан сказал мне, чтобы я тащил этого чертова – прошу прощения, мэм! – ирландца на судно, но где же нам его взять? Если мы еще хоть малость задержимся, то пропустим прилив и сегодня не отплывем. А если пришвартуемся снова, то останемся без команды, потому как ребята уже пропили свои подъемные ко всем собачьим чертям.

Была ли тому причиной грубая речь моряка или сказалась напряженность момента, но только вдовушка повернулась и быстрым шагом направилась к дощатому спуску на пристань.

– Спасибо, миссис Симкин, – крикнул Джек ей вослед. – Спасибо за… доброту и за понимание.

Отклика не последовало: черная, чуть пригнувшаяся фигура удалялась, преодолевая напор дувшего с суши холодного ветра.

«Ветра, который понесет меня в Англию», – подумал с неожиданным воодушевлением Джек.

Все закончилось не так уж плохо. Прощание с налетом печали, но без всяких истерик, да еще и письмо, которое по пути к родным берегам послужит дополнением к приятным воспоминаниям. Конечно, ему будет недоставать пылкости вдовушки, но…

Один матрос помог ему спуститься в шлюпку, другой оттолкнул лодку от причала, взялся за весло, и скоро они уже вовсю гребли к «Нежной Элизе». Которой предстояло стать домом Джека на ближайшие недели, а может быть, даже и месяцы путешествия по волнам.

При хорошем попутном ветре и умелом кормчем корабль способен пересечь Атлантику за пять недель. Но если не повезет ни с тем ни с другим, то… он слышал о плаваниях, которые длились до полугода. Малоприятная перспектива столь затяжного болтания в море усугубила горечь разлуки, и взгляд Джека опять отыскал быстро взбиравшуюся вверх по склону фигуру. Он не прижал прощальное послание вдовы Симкин к сердцу – моряки ведь известные болтуны, а кавалер обязан беречь репутацию дамы, – но мысленно послал ей привет, искренне опечаленный тем, что она вот-вот исчезнет из виду.

Неожиданно уже почти достигшая верхней точки подъема миссис Симкин остановилась и прижалась к поручням ограждения. Спустя мгновение к шуму волн и разносившемуся над водой немолчному гомону чаек добавились летящие с берега людские крики. На гребень холма со стороны города выскочил человек – но кричал точно не он. Ему было не до того, поскольку он явно удирал со всех ног.

Поначалу Джек даже не сообразил, что с ним не так: ведь погоня за кем-нибудь по эту сторону океана была делом более чем обычным. Надо думать, рассерженные горожане опять ловят неудачливого воришку или кого-то еще в этом роде. Но вот странность, именно резкое движение вдовы Симкин, вдруг повернувшейся к пробегавшему мимо мужчине спиной, побудило Джека увидеть то, чего он пока что не брал в разумение.

Беглец был совершенно голым.

Что-то случилось с ветром. Еще недавно дувший шлюпке в корму, он вдруг ударил с правого борта, отчего крики сделались почти неразличимыми. Вроде бы люди, выбежавшие на гребень холма следом за голым малым, орали: «Держи его!», но кого – то ли «мечтателя», то ли «подателя»? – разобрать было нельзя. «Держи приятеля!» – вдруг послышалось Джеку, но это казалось совсем уже вздором, а боковой ветер крепчал.

Матросы, уставясь на берег, перестали грести, но теперь заорали на корабле, побуждая их пошевеливаться, а не филонить. Даже Джек, не будучи мореходом, смекнул, что перемена ветра может задержать судно в бухте, а моряки снова взялись за весла.

Тем временем обнаженный мужчина, опережавший своих преследователей ярдов на пятьдесят, выскочил на причал. Даже с расстояния в добрых две сотни ярдов Джек видел, что это человек высокого роста, с мощной мускулатурой и развевающимися огненно-рыжими волосами. У самой воды беглец резко остановился, к чему Джек отнесся с пониманием – для купания денек был явно холодноват. Однако, как оказалось, рассудил он неправильно.

Голый верзила огляделся, приметил у пристани еще один ялик и, неожиданно подхватив с пирса какой-то бочонок, с силой швырнул его в маленькую скорлупку, которая, накренившись, зачерпнула воды и почти мгновенно пошла на дно. Потом, задержавшись лишь для того, чтобы вконец взбесить находившихся уже ярдах в десяти от него разъяренных преследователей оскорбительным жестом, он бросился в Атлантический океан.

Это зрелище настолько потрясло матросов, что они, несмотря на крики и брань, летящие с «Нежной Элизы», снова перестали грести. Тем паче что их неожиданно поддержал Джек.

– Ну-ка замрите, – скомандовал он, и матросы повиновались, благо он был в мундире королевского офицера. – Бог свидетель, – пробормотал Джек, слегка приподнимаясь на своей скамье, – по-моему, этот малый загребает прямиком к нам.

Так оно и было. Рыжий беглец, рассекая воду на манер спаниеля, пущенного за подстреленной уткой, приближался к ним, в то время как погоня рассеялась по причалу, пытаясь найти хоть какую-нибудь лодчонку. Преследователи по-прежнему что-то кричали, но ветер сносил их вопли.

– Сэр, – крикнул Джек пловцу, который при всей его силе, похоже, начинал выдыхаться, – сюда. Сюда! Держитесь!

В то время как матросы без приказа переместились к другому борту, чтобы уравновесить шлюпку, Джек потянулся к пловцу. Пальцы утопающего скользнули по пальцам спасателя, но всколыхнувшаяся волна разнесла их. Рыжая голова скрылась под водой, но, когда пловец вынырнул снова, Джеку удалось ухватить его за большой палец, а потом – уже второй рукой – он сумел прихватить и запястье. Очередная волна едва не разделила их вновь, но незнакомец вскинул левую руку, и Джек, напрягшись из последних сил, словно вытаскивая из моря огромного загарпуненного тунца, втянул-таки его в шлюпку.

При этом они едва не перевернулись, но все закончилось благополучно – пловец растянулся на днище, уткнувшись в шпигат, Джек с размаху сел обратно на банку, шлюпка выровнялась, и матросы схватились за весла.

Джек присмотрелся к незнакомцу, представлявшему собой прелюбопытное зрелище, поскольку кожа его была сплошь синей от холода, но лишь в тех местах, где ее не покрывали рыжие волосы. Особенно густыми они были на груди, на лице и в паху беглеца. Кроме того, на фоне всей этой синевы и огненной шерсти выделялись шрамы, в великом множестве и во всех направлениях испещрявшие тело спасенного.

Сорвав с себя плащ, Джек накинул его на голого пловца, который судорожно закутался в него и попытался что-то сказать. Но не смог – у него лязгали зубы.

– Куда плывем, сэр? – спросил один матрос Джека. – К кораблю или к берегу?

До сих пор Джек не задавался этим вопросом, но теперь задумался о том, как поступить с беглецом. Омытая морской водой нагота словно бы придавала его облику младенческую невинность, а у самого Абсолюта во всем Ньюпорте оставался лишь один человек, до которого ему было дело.

– Уж не вор ли вы, сэр? Не следует ли нам сдать вас властям как преступника, которого ждет повешение?

Голова спасенного закачалась. Дрожащие губы неловко зашевелились.

– Не… не… не…

– Так оно, значит, вот, – встрял другой матрос. – Этот парень, небось, тот самый распоследний чертов ирландец, которого мы, стало быть, ждали.

Рыжий пловец отреагировал на сказанное энергичными кивками, а потом и словами, сбивчивыми, но прозвучавшими с безошибочным ирландским акцентом:

– Я… самый и есть. И если вы… вы… вы отвезете меня обратно, то, ох, ребята… – Он сбросил плащ и жестом указал на свои сморщившиеся от холода гениталии: – Му-му-муженек одной особы закончит работу, которую на… начало море, и сделает меня по-настоящему последним монархом Ирландии!

Матросы расхохотались, и Джек присоединился к ним.

– Гребите, – сказал он, – ибо, похоже, все пассажиры готовы взойти на борт.

Наклонившись, молодой офицер взял ирландца за руку:

– Джек Абсолют, сэр, к вашим услугам.

– Вы уже оказали мне услугу, сэр, выхватив меня из волн, как Эней Анхиза из пылающей Трои. За что я пребуду перед вами в долгу, ибо никогда не забываю ни обид, ни благодеяний. Это так же верно, как то, что меня зовут Хью Макклуни, а если проще, то Рыжий Хью.

Высвободив руку, Джек вспомнил, что в ней был конверт, но, когда бросил взгляд на воду, понял, что прощальные слова миссис Симкин поглотило море.

«Ну и ладно, – подумал Джек, погладив грудь. – Она у меня здесь и так. А некая частица меня тоже всегда пребудет с нею».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю