Текст книги "Я — Оззи"

Автор книги: Крис Айрс

Соавторы: Оззи Осборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

3. Баба Яга и нацист

Мы были убиты горем, зная что никогда не найдем другого такого гитариста как Тони. С ним у нас все получалось. Может потому, что мы выросли на соседних улицах? Может потому, что мы были голодранцами, лишенными надежд и отдавали себе отчет в том, как сложится наша жизнь без рок-н-ролла. Во всяком случае, мы понимали друг друга с полуслова, это мог подтвердить каждый, кто видел нас вместе на сцене.

Помню, как после той злосчастной репетиции, я лежал в постели, закрыв лицо руками. В комнату вошел отец и присел на кровати.

– Поди-ка, сынок, выпей с друзьями – и вложил мне в руку десять шиллингов. Должно быть, я выглядел настолько хреново, раз он так поступил, принимая во внимание неоплаченные счета на кухонном столе, над которыми сокрушалась мама. – Свет клином на Тони не сошелся. Найдете другого гитариста.

Хорошим человеком был мой отец. Но в этот раз ошибся – другие гитаристы для нас не существовали – таких как Тони не было.

Так я оказался в пабе вместе с Биллом, где мы с горя нажрались. Билл, как обычно, заливался сидром, деревенским пойлом, на вкус чуть лучше, чем отрава. Чтобы сидр был не очень кислым, Билл разбавлял его соком черной смородины. Большой бокал тогда стоил два шиллинга, поэтому все его глушили. Но Билл не изменил своей привычке, даже когда уже мог себе позволить шампанское. Реально подсел на сидр. Этим пойлом трудно было упиться, просто после пары бокалов трещала башка.

В тот вечер главной темой наших разговоров был Тони и я могу с абсолютной уверенностью сказать, что нас не съедала зависть. Просто мы были подавлены. Хотя мы оба любили «Jethro Tull», но считали, что «Earth» может быть в сто раз лучше. Тони перед уходом колдовал над мощными риффами – самыми тяжелыми, которые я когда-либо слышал, а Гизер начал писать улетные тексты в тему. Что касается меня и Билла, то мы прогрессировали с каждым концертом. В отличие от большинства групп – однодневок из хит-парада, мы не выглядели как подделка. Нас собрал вместе не какой-то хрен в галстуке где-нибудь в прокуренном лондонском кабинете. Одна звезда, крутое название плюс банда сессионных музыкантов, причем для каждого тура – разные. Все это не про нас. Мы давали, блин, настоящий продукт.

Тони ушел от нас в декабре 1968 года.

Зима была такой морозной, что я начал припоминать те времена, когда вкалывал водопроводчиком, заглядывая в колодцы, а моя жопа покрывалась инеем. Не хер нам было ловить без Тони. Мы просиживали целыми днями, жалуясь на судьбу, запивая это чаем. Все наши концерты были отменены, а так как мы дневную работу давно позабросили – ни у кого из нас денег не было. А значит, отменялись и походы в пивную.

Несмотря на это, никто и не задумался о поиске «настоящей» работы.

– В 1968 году Джон Осборн был восходящей звездой рок-н-ролла – пародировал я голос за кадром, меряя шагами свою комнату. – В 1969 году он уже стал восходящей звездой помоек.

Единственное, что нас держало на плаву-то, что мы увидим Тони по телеку. Би-Би-Си планировало трансляцию лондонского концерта «Rolling Stones». Все это под названием «Рок-н-ролльный цирк «Rolling Stones». Такого еще не было: «Стоуны», собственно, организовывали частный концерт с участием приглашенных друзей по цеху. Действо должно было пройти в «Intertel Studios» в лондонском районе Уэмбли, где была построена сцена в виде цирковой арены и накрыта большим шатром. Представление открывали «Jethro Tull», потом на арену выходили парни из «The Who», Мик Джаггер даже уговорил Джона Леннона исполнить новую версию «Yer Blues» в сопровождении спешно сколоченной специально для этого случая группы «Dirty Mac»: Эрик Клэптон, барабанщик Митч Митчелл, бас – Кейт Ричардс. Я даже не знал, что Ричардс умеет играть на бас-гитаре. Пресса просто визжала от восторга, это было первое публичное выступление Леннона со времен последнего шоу «Битлз» 1966 года. (Позже мне рассказали, как один из крутых продюсеров Би-Би-Си позвонил Леннону с вопросом, какой бы он хотел усилитель. На что Джон коротко ответил: «Исправный». Просто отпад. Жаль, что я с ним не был знаком.)

В конце концов, Би-Би-Си ничего не показало. Дело запороли «Стоуны», поговаривают, Джеггеру не понравилось звучание группы во время концерта. И только 28 лет спустя этот материал был показан на нью-йоркском кинофестивале. Если будете смотреть, парень в белом капюшоне с огромными усами – это Тони. Хорошо у него получился «Song For Jeffrey», но между ним и Иэном Андерсоном нет искорки. Может поэтому, спустя четыре дня, Тони решил оттуда уйти.

* * *

– Как это ты ушел?! – спрашивает Гизер на военном совете в пабе, за несколько дней до Рождества.

– Не моя тема – говорит Тони и пожимает плечами. В тот день он проставлялся.

– Как можно играть в «Jethro Tull» и говорить «не мое» – удивился Гизер. – Ты же выступал вместе с Джоном Ленноном, старик!

– Я предпочитаю играть в собственной группе. Не хочу быть чьим-то наемником.

– Так что, Иэн Андерсон – мудило? – спрашиваю я, переходя к сути.

– Нет, он парень в порядке. Ну, разве что, не было в этом никакого прикола. Не то, что с вами.

Билл уже приговорил третий бокал сидра, Билл выглядел так, будто вот-вот расплачется.

– Ну что, снова вместе? – Гизер всегда спокоен, старается не улыбаться.

– Если вы меня примете.

– Хорошо, только прошу вас, давайте придумаем другое название – предлагаю я.

– Послушайте, название – это все чушь! – говорит Тони. – Мы должны четко себе уяснить, что это серьезно. Завязываем валять дурака. Я видел, как пашут в «Jethro Tull». Они, в натуре, пашут. Перед каждым концертом – четыре дня репетиций. Мы тоже должны так делать. Обязательно играть собственные песни на собственные тексты, даже если нас зафукают. Пипл схавает. Только так мы выработаем свой фирменный стиль. Мы должны подумать о пластинке. Поговорим завтра с Джимом Симпсоном.

Все уважительно закивали головами.

Скажу как на духу, никто из нас не осознал тогда, как же нам чертовски повезло. Не сошел ли Тони с ума? Люди в здравом рассудке не уходят из таких групп, откуда ушел Тони. Даже Роберт Плант, в конце концов, махнул на свою «Хоббсхрень» и рванул к Джимми Пэйджу, чтобы влиться в «The New Yardbirds». В общем, я бы не поступил, так как Тони. Как бы я не горевал, когда распалась «Earth», но если бы мне предложили место в популярной английской группе, красной строкой выступающей на рок-фестивалях, с контрактом на запись пластинки – сказал бы только: «Э… Ну пока, парни!» Подводя итог: снимаем шляпу перед Тони Айомми. Он знал, чего хочет и, скорее всего, знал, что добьется успеха без помощи Иэна Андерсона.

А мы должны были просто доказать, что он принял верное решение.

– Ладно, парни! – подытожил Тони, грохнув пустым бокалом о стол. – За работу!

Как только Джим Симпсон стал нашим менеджером, первым делом выслал нас в «тур по Европе». Итак, мы должны были загрузить аппаратуру в фургон Тони («Коммер» пошел в отставку, его заменил «Форд Транзит»), доехать до порта Харвич, доплыть паромом до Хук-ван-Холланд по ту сторону Северного моря и молиться, чтобы двигатель завелся, когда надо будет продолжить наш путь. В Дании было минус 20. Мы двигались на Копенгаген, где у нас был запланирован первый концерт.

Припоминаю, что в это путешествие я взял с собою весь свой гардероб: рубашку на вешалке из проволоки, трусы на смену, все в одном пакетике. Остальное носил на себе: джинсы, бэушную лётную куртку, футболку с надписью «Henry's Blues House» и ботинки на шнуровке.

День первый: поломался фургон. Было так холодно, что замерз тросик газа: когда Тони нажал на педаль, он просто оборвался. Так мы застряли где-то в глуши, на полпути до Копенгагена. За окном – метель, а Тони говорит, что моим заданием «в качестве официального представителя группы» является поиск и обеспечение буксировки. Ну, значит, иду я по полям – снег метет в лицо, из носа свисают две сопли – и вдали замечаю свет на какой-то ферме. Потом я упал в канаву. Наконец, выбираюсь из этого дерьма, доползаю через заносы к входным дверям и громко стучу.

– Halloj? – открывает мне двери огромный красномордый эскимос.

– Ну, слава яйцам! – говорю я, тяжело дыша, шмыгаю носом. – Фургон заглох. Нас бы по… потянуть?!

– Halloj?

Датским я не владею, показываю на дорогу и говорю:

– Фургон. Эль капутски. Я?

Краснокожий смотрит на меня и начинает выковыривать серу из ушей.

– Bobby Charlton, ja? – спрашивает он.

– Чего?

– Bobby Charlton, betydningsfuld skuespiller, ja?

– Прости, старичок! Спико инглишки?

– Det forstar jeg ikke (Я не понимаю), – пожимает плечами краснокожий.

– Чего?

Минуту мы стоим, молчим, таращимся друг на друга.

В конце концов, тот говорит: «Undskyld, farvel» (Прости, прощай!)и захлопывает дверь у меня перед носом. В сердцах я пинаю ее ногой и пробираюсь по сугробам обратно. Замерз так, что аж руки посинели. Когда я добрался до дороги, заметил подъезжающую машину и практически бросился под колеса. Оказалось, это были датские фараоны, слава Богу, настроенные миролюбиво. Они дали мне напиться из фляги, не знаю, что это было, но я мигом пришел в себя. Полицейские быстро организовали буксир, которым нас затащили к механику в близлежащую деревеньку.

Отличные ребята, эти датские фараоны. Прощаясь, они просили передать привет Бобби Чарлтону.

– Хорошо, передадим ему привет от вас – пообещал Гизер.

День второй: поломался фургон. На этот раз подвел злосчастный датчик топлива. В баке стало пусто, а мы ни сном, ни духом. Я снова был послан за помощью, но в этот раз поступил более рационально. Мы застряли около белой церквушки, перед которой стояла машина, возможно, пастора. Я подумал, что он будет не прочь побыть добрым самаритянином, поэтому с помощью шланга перекачал топливо из бака в бак. Все прошло гладко, разве что я хлебнул бензина, когда полилось из шланга. До самого вечера меня мучила токсичная и огнеопасная отрыжка.

Всякий раз меня перекашивало, когда я опускал стекло, чтобы избавиться от бензина вместе со рвотой.

– Фу! Как я ненавижу четыре звезды! [25]25
  Этилированый бензин типа Аи-93.


[Закрыть].

Между выступлениями мы начали импровизировать, из чего постепенно рождались песни. И вот тут Тони подкинул нам идейку насчет зловещего звучания. Возле дома культуры в Сикс Вэйз, где мы репетировали, находился кинотеатр «Ориент» и как только показывали фильм ужасов, очередь уходила за горизонт. Помню, Тони как-то сказал:

– А вас не удивляет, что люди отваливают такие деньжищи за то, чтобы их напугали? Может нам следует отказаться от блюза и писать страшную музыку?

Мы с Биллом считали, что это классная идея и взялись за работу. Вскоре появилось несколько текстов, позже ставших основой песни «Black Sabbath». Одним словом, это история о парне, который видит, как темная личность приближается к нему, чтобы затащить его в озеро огня.

Тони придумал жутко звучащий рифф, я подкинул мелодию и, в конечном итоге, получилось офигенно, лучше, чем что-либо до сих пор – в разы. Позже мне кто-то сказал, что рифф Тони построен на так называемом «дьявольском интервале» или «тритоне». Говорят, в средневековье церковь запрещала его использовать в религиозных песнопениях, люди срали от страха. Органист начинал играть, а прихожанам мерещилось, что дьявол, вот-вот выскочит из-за алтаря.

Если речь идет о названии песни, то его придумал Гизер. В кинотеатрах показывали фильм с участием Бориса Карлоффа. Но, честно говоря, я думаю, что Гизер никогда его не видел. Я-то уж точно – нет, только много лет спустя узнал о том, что есть такой фильм. Смешно, хоть мы двигались в новом направлении, но, по сути, играли тот же двенадцатитактный блюз. Если прислушаться внимательней, в нашем звучании можно обнаружить огромное влияние джаза, например, свинговое вступление к «Wicked World», одному из наших первых номеров. Разница была в том, что мы лабали в тысячу раз громче, чем джаз-бэнд.

Сегодня некоторые утверждают, что это мы своей песней «Black Sabbath» породили «хэви-метал». Меня же это утверждение раздражает, как не имеющее никакой связи с музыкой – особенно теперь, когда существует «хэви-метал» 70-х, «хэви-метал» 80-х, 90-х, нового тысячелетия. Каждый абсолютно иной, хотя для обычного человека разницы никакой нет. На самом деле, я впервые услышал этот термин в тексте песни «Born to be Wild». Но пресса этот ярлык подхватила и понеслось. Мы его абсолютно не придумывали. Мы считали себя обыкновенной блюзовой группой, которая решила поиграть немного с мрачным звучанием. Но с другой стороны, мы давно не записывали подобную музыку, а люди продолжали говорить: «А, это «металлисты». Наверняка поют о сатане и конце света». Именно поэтому я так возненавидел это определение.

Увы, не помню, где мы впервые сыграли «Black Sabbath», но отлично припоминаю реакцию публики. Все девки выбежали с визгами из зала. Я ворчал позже, мол, мы для чего играем в группе, чтобы трахать телок или чтобы их распугивать?

– Привыкнут – прокомментировал Гизер.

Другое памятное исполнение «Black Sabbath» состоялось в какой-то ратуше под Манчестером. Когда мы выгружались из фургона, нас уже поджидал празднично одетый, в костюме с галстуком, организатор концерта. Жаль, что вы не видели его физиономии, когда он рассмотрел нас поближе.

– И в таком виде вы собираетесь выступать на сцене? – спрашивает он, вылупившись на мои босые ноги и верх от пижамы.

– Нет, нет – прикидываюсь я озабоченным. – Я всегда выступаю в золотом спандексе [26]26
  Spandex или эластан – общее название полиуретановых эластичных нитей. Слово появилось в результате перестановки слогов в слове «expand» (растягивать). В Северной Америке предпочитают говорить «спандекс», за её пределами – «эластан» (elastane). В 1970-х и 1980-х годах популярность среди многих рок-групп приобрели леггинсы из эластана. Основной причиной этого послужило то, что он сохранял способность растягиваться и плотно облегать тело даже после многих применений в отличие от джинсов или кожаных штанов. Эластан не стеснял движений музыкантов на сцене, позволяя им высоко прыгать либо ставить ноги на мониторы).


[Закрыть]. Вы когда-нибудь видели концерт Элвиса? Я немного на него похож, но у меня сиськи поменьше.

– Ну да, ну да – соглашается организатор.

Аппаратура выставлена, настраиваемся. Тони берет начальный рифф «Black Sabbath» – ты-ды-дыын! – после первых слов на сцену выскакивает красный как помидор устроитель и начинает вопить:

– Стоп! Стоп! Стоп! Вы что, на хер, с ума посходили?! Вы должны играть танцевальные версии песен из хит-парада. Кто вы такие?

– «Earth» – отвечает Тони и пожимает плечами. – Вы же нас сюда пригласили.

– Я рассчитывал услышать нечто иное! Я думал, вы сыграете «Yellow Mellow», «California Dreamin'».

– Кто? Мы? – Тони смеется.

– Именно это мне обещал ваш менеджер!

– Джим Симпсон пообещал вам такое?!

– А кто это такой?

– Ага – Тони догадывается, что случилось. Оборачивается к нам и говорит: «Парни, не только мы называемся «Earth»».

Он был прав. Где-то на дне музыкального мирка существовал еще один «Earth». Они не играли сатанинскую музыку, предпочитали поп и каверы «Motown». А рекламный плакат, изготовленный Джимом Симпсоном, добавил неразберихи, мы выглядели как группа хиппарей. Вокруг большого солнца в облаках были размещены наши портреты, нарисованные от руки. Название «Earth» было написано нечеткими буквами в психоделической манере.

– Сами видите, название пахнет нафталином – говорю я. – Прошу вас, давайте, в конце концов, придумаем что-то, что не звучит как…

– Послушайте – прерывает меня организатор. – Вот двадцатка за беспокойство, вы ведь приехали издалека. А сейчас отвалите. Ага, и этот мальчик-бомж правильно говорит – смените название. Хотя я не уверен, кто в здравом уме хотел бы слушать это говно.

Через несколько недель я писал:

Дорогая мама, мы едем на концерты в «Star Club» в Гамбург. Там играли «Битлы»! Сейчас я плыву на пароме в Дюнкерк. Надеюсь, тебе понравится фотография белых скал (с обратной стороны), я сейчас на них смотрю. А теперь бомба: по возвращении в Англию мы меняем название на «Black Sabbath». Может, в конце концов, пробьемся. Всех обнимаю,

Джон.

PS. Позвоню Джин из Гамбурга.

PPS. Когда у вас появится телефон? Скажи папе, что на дворе уже 70-е!!!

Было 9 августа 1969 года. Именно в этот день Чарлз Мэнсон расстрелял людей в Лос-Анжелесе. Но мы не следили за новостями, тогда купить английскую газету в Европе было практически невозможно, а если и удавалось, то это был номер за прошлый месяц. А, кроме того, мы были сконцентрированы на концертах и не забивали себе голову тем, что творилось на свете.

Мы уже выступали в «Star Club» на известной улице Реепербанн, где в мини-юбках и чулках в сеточку дефилируют все эти барышни легкого поведения, а значит, догадывались, чего можно ожидать. Но в этот раз мы выступали на постоянной основе, то есть на гарантии. Плюс нас поселили в раздолбанном помещении над сценой, неоднократно горевшем в огне. И, взамен за это, мы должны были играть семь раз в день, заполняя паузу между выступлениями приезжих групп. В общем, неплохое развлечение, хотя чертовски изматывало. Мы каждый день начинали в полдень, а заканчивали в два часа ночи. Подбадривали себя «спидом», таблетками, травкой, пивом – всем, что попадало под руку, только бы не уснуть. Кто-то подсчитал наши выступления в «Star Club» и получилось, что мы сыграли там больше концертов, чем «Битлы». Имейте в виду, 1969 год – это семь лет после золотой эпохи «Битлз» и клуб немного испаскудился. В общем, мы были одной из последних английских групп, которые там выступали постоянной основе. Заведение закрылось насовсем за день до Нового года.

А потом клуб сгорел дотла.

Так или иначе, концерты в «Star Club» были для нас той практикой, о которой мы мечтали. Выступление вживую – это не репетиция, нужно было выстоять до конца, даже в состоянии нестояния, что было нашим обычным состоянием. Мои кривляния на сцене не требовали специальной подготовки, я был придурком от рождения, а дураки – они дураки и есть. Зато в Гамбурге мы отшлифовали все новые вещи, такие как «The Wizard», «N.I.B.» (навеяно бородой Билла, которая нам напоминала кончик пера), «War Pigs», «Rat Salad» и «Fairies Wear Boots» (до сих пор не знаю, о чем эта песня, хотя люди говорят, что я написал текст). В «Star Club» мне удалось победить страх перед сценой. Я расслаблялся, вытворял все б ольшие глупости и шоу раскручивалось. А парни меня подбадривали. Когда они замечали, что публика скучает, Тони кричал: – Оззи, давай жару!

Это был сигнал, чтобы я выкинул какой-то безумный фортель, чем привлек внимание зала. Однажды нашел где-то за сценой банку фиолетовой краски и, заслышав сигнал Тони, макнул туда нос. И все бы хорошо, только эта хрень не отмывалась.

Несколько недель не мог смыть эту гадость. Люди подходили ко мне и спрашивали: «Ты че, ебанутый, паря?» Или чаще всего, вообще не подходили, думали, что я псих.

Каждый из нас по-своему отличился в клубе. Однажды Тони, обкурившись травкой, вздумал поиграть на флейте, но утратил ориентацию в пространстве и вместо рта прикладывал инструмент к подбородку. Так и простоял до конца песни, дул в микрофон, а люди думали: «Ну что за фигня-то?» Отпад!

Был один способ скрасить себе пребывание в «Star Club». Для этого нужно было подцепить немецкую телочку и зависнуть у нее на хате, чтобы не делить многоярусную кровать с пердящими, чешущими яйца товарищами по группе. Если говорить о телках, то мы были ребятами непривередливыми, мы-то тоже с виду не принцы. А если девки нам еще выставляли пиво и угощали сигаретами, мы рассматривали это как приятное дополнение. Если же нам не ставили пива и не угощали сигаретами, мы старались их обчистить. Чаще всего приманкой был Тони, по нему сохли все телки. План был такой: Тони идет в наш схрон, затягивает телку на верхний ярус кровати и начинает с ней обжиманцы, а в это время я как спецназовец, по-пластунски ползу туда, где она оставила свою сумочку, ну и потрошу кошелек. Гордиться нечем, но нам же нужно было, на хер, что-то жрать.

Мы давали телкам клички, которые с перспективы времени выглядят довольно жестокими, а порою и брутальными. Например, я завис на хате у девчонки, которую все называли «Баба Яга», у нее был шнобель побольше, чем у Гизера.

Мой союз с «Бабой Ягой» не прошел испытания временем. Она привела меня как-то к себе, а утром проснулась, сделала кофе и сказала перед уходом: – Мне пора на работу. Ты можешь остаться, только ничего не трогай, договорились?

Но ведь понятно, что с ее стороны было крайне неосмотрительно говорить мне такое. Только двери закрылись, как я принялся потрошить шкафчики, выискивая то, чего не должен был видеть. И пожалуйста: глубоко в шкафу нахожу идеально выглаженный немецкий мундир. Наверняка он принадлежал ее отцу или ее родственникам. Я же тогда подумал: «Ебануться, это же Клондайк». Одеваю мундир, нахожу в комнате небольшой бар и уже через минуту марширую по залу и с издевательским немецким акцентом отдаю приказания мебели. Курю сигареты, а меня вставляет все больше и больше. Ну люблю я военные реликвии!

Через час развлечений снимаю мундир, вешаю его в шкаф, убедившись, что ничего не помял и прикидываюсь, типа, ничего не было. Примерно в полдень пришла Баба Яга и быстро меня раскусила. Пошла прямиком к шкафу, открыла двери, посмотрела на мундир и как разорется.

Не успела она оглянуться, как я уже оседлал ее метлу и вылетел из квартиры.

По возвращении в Англию мы встретились с Джимом Симпсоном у него дома, чтобы сообщить об изменении названия группы на «Black Sabbath». Он не скакал от радости, хотя, откровенно говоря, мог быть дезориентирован моим фиолетовым носом. Джим не обмолвился об этом ни словом, но по роже я понял, что у него на уме, потому что он все время с опаской вглядывался в мое лицо. Наверняка подумал, что я подхватил в Германии какую-нибудь редкую болезнь, типа того. На той встрече вроде бы присутствовал Элвин Ли из «Ten Years After». Ему еще больше не понравилось новое название группы:

– Сомневаюсь я, парни, что вы далеко пойдете с таким названием.

Откровенно говоря – что было дальше – я помню весьма смутно. Помню только, что Джим договорился с типом по имени Тони Холл, он был музыкальным продюсером и пообещал нам помочь в издании пластинки, если в случае успеха отвалим ему доляху – что-то в этом роде. Я в этом не шарю. Про контракты, бабки и тому подобное меня лучше не спрашивать.

Во всяком случае, Тони Холл сказал, что мы «клевая блюзовая группа», но нам нужен дебютный сингл, хотя группы вроде нашей редко выпускают синглы. Он поставил нам вещицу «Evil Woman» в исполнении американской группы «Crow» и спросил, не хотим ли мы записать свою версию. Зная, что мы подходим к этому делу осторожно, предложил «утяжелить» гитары. Нам по-прежнему эта затея была не в смак, но Тони предложил зарезервировать на какое-то время «Trident Studios» в Сохо, а мы подумали: «Хрен с ним, а почему бы и нет?»

Получилось не совсем то, что ожидалось. Мы понятия не имели о записи в студии, не знали, с какого краю подойти, просто расставились, нажали кнопку «запись» и сыграли нашу концертную программу. Вот что у нас получилось почти профессионально, так это надпись черными буквами «Black Sabbath». Ее вырезал из изоленты и наклеил на бочку Билла один техник.

Продюсером был Гас Даджон. В его присутствии мы робели; как же, он работал с Эриком Клэптоном, «Moody Blues» и «Rolling Stones». Оглядываясь назад, я понимаю, что он к нам относился хорошо, хотя временами любил покомандовать, а к выполнению приказов мы не привыкли. Однако результат говорит сам за себя: парень был гением. После выпуска «Evil Woman», Гас продюсировал в 70-е и 80-е несколько больших хитов Элтона Джона. Все были подавлены, когда в 2002 году он погиб в автокатастрофе вместе с женой Шейлой. Гас принадлежал к числу тех, кто оказал огромное влияние на развитие британской музыкальной индустрии, несмотря на то, что его имя не было широко известно. И хотя тогда мы не смогли по достоинству оценить это, нам неимоверно повезло, что он помог на раннем этапе нашей карьеры.

Мы сыграли в нескольких лондонских клубах. Перед одним из этих концертов ди-джей поставил пластинку, которая просто снесла мне крышу. Голос вокалиста мне показался знакомым. И тут меня озарило: Роберт Плант! Ну, я подхожу к ди-джею и спрашиваю:

– Это новая пластинка «The New Yardbirds»?

– Нет, это новая группа «Led Zeppelin».

– Неужели?

– Сто пудов, чувак. Даю слово.

Отыграли концерт, а в голове у меня все крутится эта пластинка. Опять подхожу к ди-джею и спрашиваю:

– А ты уверен, что это не «The New Yardbirds»? Я знаю вокалиста и, вообще-то, он не поет в группе под названием «Led Zeppelin». А что написано на конверте, кто еще играет в группе?

Читает мне имена: – Джимми Пэйдж, Джон Бонэм, Джон Пол Джонс, Роберт Плант.

Я не верил своим ушам. Парни из «The New Yardbirds» должны были сменить название на «Led Zeppelin», и выпустили самую лучшую пластинку, которую я услышал за последние годы. По дороге домой, в фургоне, я спросил Тони: – Слышал этот тяжелый саунд «Led Zeppelin»?

Тот, не моргнув глазом, ответил: – Мы сыграем тяжелее.

В конце 1969 года изо всех сил мы пробовали взобраться на следующий уровень, однако, несмотря на бесконечные концерты, оставались группой из третьей лиги. Последний концерт в том году мы должны были сыграть 24 декабря в Камберленде (нас охотно туда приглашали), а именно, в Wigton Market Hall. Оказалось, что возле концертного зала находилась психиатрическая больница для женщин и каждый год на Рождество врачи отпускали пациенток на праздничные танцы. Мы об этом понятия не имели, а если и догадывались, то никто из нас не мог предположить, что в этот раз в дурдоме решат пойти на концерт «Black Sabbath». Но так и случилось. Играем «N.I.B», и где-то посреди номера, через двери в конце зала входят ровным строем все эти полоумные девки. Под конец песни уже начинается заварушка. Это нужно было видеть: чокнутые телки лупят по морде парней, а их девчонки колотят телок с дурки. Полный дурдом! Когда приехала полиция, на полу штабелями лежали бабы с подбитыми глазами, расквашенными носами и разорванными губами.

А потом они запели «Give Peace A Chance» (Дайте миру шанс). Мы в это время стоим на сцене, в колонках шум. Я переглядываюсь с Тони: – Ебануться! – беззвучно шевелю губами. Тони пожимает плечами, подкручивает громкость и начинает играть «We Wish You A Merry Christmas» (Желаем Вам счастливого Рождества).

В январе 1970 года наконец-то случилось.

Мы подписали контракт на запись пластинки.

Несколько месяцев Джим Симпсон пробовал нас продать. Приглашал важных шишек из Лондона на наши концерты, но никто не заинтересовался. Пока однажды вечером не приехал в Бирмингем парень из «Philips», чтобы посмотреть на наше выступление в «Henry's House Blues» и решил на нас поставить. Думаю, название группы «Black Sabbath» было выстрелом в десятку. В те времена списки бестселлеров оккупировали оккультные книги Денниса Уитли. Фильмы ужасов киностудии «Hammer Film» зарабатывали огромные деньги в кинотеатрах, а телевидение вовсю трубило об убийствах Мэнсона. Значит, был огромный спрос на все, что имело зловещий характер. Не поймите меня неправильно: наверняка и так бы его получили благодаря нашей музыке, но, порою, если речь идет о подписании контракта, в нужное время все составляющие должны быть идеально подогнаны.

И никогда не повредит немного везения.

Помогло нам и то, что «Philips» создавал тогда альтернативный проект «Vertigo», а мы туда идеально вписались. Самым смешным было то, что пока «Vertigo» раскрутилось, сингл «Evil Woman» вышел под другим лэйблом «Филипса», «Fontana», и только после этого, был переиздан с логотипом «Vertigo».

Но это синглу ни хера не помогло. Оба раза он шел на дно в чартах как камень. Но нас это не беспокоило, ведь Би-Би-Си передало нашу песню по «Radio 1». Один раз. В шесть утра.

Я был так возбужден, что проснулся в пять и выпил, наверное, восемь чашек чаю.

– Не поставят – убеждал себя. – Не поставят.

И вдруг:

БАМ! БАМ! Тын Дыын! БААМ! Тын дын! Ты-ды-дын, дыын! Бам-Бам! Ты-ды! Ту-Дууу-Ду. Тын – Ды. Ту-Дуу-Ду…

Невозможно описать, что чувствует человек, когда впервые услышит свой голос на «Radio 1». Это как в сказке, даже круче! Я носился по дому и орал: «Меня передают по радио! Бля, я на радио!» В конце концов, вниз спустилась мама в ночнушке и сказала, чтобы я заткнулся.

– Evil Woman! – я врубил на всю громкость. – Don't You Play Games With Me!

А потом выскочил из дому и с ужасным криком пронесся по улице.

И если тот факт, что ты услышал себя по «Radio 1», был просто радостным, это не шло ни в какое сравнение с авансом от «Филипса»: по сто пять фунтов на брата!

Я никогда в руках не держал заработанного червонца, про сотку вообще молчу. Чтобы заработать такие деньги, я должен был целый год настраивать сигналы на заводе «Лукас». Всю неделю чувствовал себя, будто выиграл в лотерею. Первое, что купил – лосьон после бритья «Brut», чтобы лучше пахнуть. Потом справил себе новенькие ботинки, старые развалились в Дании. Что осталось, отдал маме на оплату счетов. А потом постоянно клянчил у нее, чтобы пойти обмыть это дело в пабе.

А потом опять за работу.

Если я не ошибаюсь, у нас не было ни демо-записей, никакого официального обсуждения выпуска пластинки тоже не состоялось. Просто однажды Джим сообщил, что нас пригласили на неделю в Цюрих, а по дороге туда мы должны были заскочить в «Regent Sound Studios» в Сохо и записать там несколько композиций под руководством продюсера Роджера Бэйна и звукорежиссера Тома Аллома. Что мы и сделали. Так же как и в прошлый раз, расставили аппаратуру и сыграли как на концерте, только без зрителей. Покончив с этим, за несколько часов отшлифовали гитары и вокал, тут и делу конец. Записано! Мы даже успели подкрепиться в пабе. На все про все – не больше двенадцати часов.

По-моему, именно так должны записываться альбомы. Чихать я хотел на тех, кто записывает второй «Bridge Over Troubled Water», ковыряется в одной пластинке пять, десять, пятнадцать лет, как «Guns N' Roses». Это, просто смешно и точка. За это время ты как исполнитель умер, возродился вновь и затем снова умер.

Заметьте, мы тогда не могли так разбазаривать время, такой вариант даже не рассматривался. Просто пришли в студию, записали пластинку, а на следующий день выехали на «транзите» в Цюрих, цель – кабак под названием «Hirschen Club». Даже не успели услышать готового сведенного материала, тем более – увидеть обложки. Так в те времена функционировал шоу-бизнес. У группы было меньше прав, чем у уборщицы туалетов в офисе директора фирмы грамзаписи. Помню, путешествие в Швейцарию фургоном тянулось бесконечно долго. Мы курили травку, чтобы убить время. До фигища травы! Когда наконец-то добрались до Цюриха, подыхали с голоду, значит, первым делом направились в одну из этих вылизанных швейцарских кафешек, где устроили соревнования: кто больше всех съест бананового мороженого. Прежде чем хозяин нас вышвырнул, я успел сожрать 25 штук. Вся морда в креме. И еще парочку бы осилил.

Потом мы отправились на поиски «Hirschen Club». Оказалось, что это еще большая дыра, чем «Star Club». Там была микроскопическая сцена, в двух шагах от нее бар, было темно и повсюду крутились шлюхи. Нас разместили в завшивленной комнатушке на этаже, а значит, в первую очередь, каждый из нас должен был найти себе телочку с жилплощадью.