Текст книги "Разоблачение"
Автор книги: Кортни Милан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 20 страниц)
У «этого Тернера» было имя – Эш, – при одной мысли о котором в голове мгновенно всплывал его образ. Ямочка на подбородке. Высокие скулы. А еще непременно чуть ленивая манера улыбаться. С таким лицом он смотрел на нее, когда назвал удивительным созданием…
Ричард неверно истолковал ее молчание.
– Он обидел вас?
Маргарет покачала головой:
– Он не обидел меня. Вовсе нет.
– Он дикое, необузданное животное. И вы были так бледны. Вы леди, Маргарет – или, по крайней мере, благородная молодая женщина. Тернер всегда казался мне таким грубым и… приземленным.
– Приземленным?
Ричард сделал неопределенный жест рукой:
– Он не привык общаться с леди, не умеет соответствовать их возвышенным запросам.
– Ах да. Он слишком неотесанный для меня. – Брату не следует знать, насколько неотесанный. Неужели Эш все решил, как только впервые ее увидел? Тогда она была вне себя от гнева. Но если он решил чего-то добиться, не стал бы тратить время на обсуждения вопроса с другими.
– Вы несчастливы. В этом я совершенно уверен.
– Ричард… – Маргарет запнулась и посмотрела на брата.
Перед ней сидел тот же самый человек, что несколько лет назад выудил ее из злополучного фонтана. Чуть более прежнего погруженный в свои мысли, но все такой же добрый. Спокойный. Он готов был слушать и не хотел, чтобы сестра страдала. И если забота о ее благополучии в будущем не стояла пунктом номер один в списке его дел, то причиной тому была лишь природная рассеянность.
– Ричард, – уверенно произнесла Маргарет, – он сказал, что я очень важна для него.
– Вы для него что?
– Очень важна для него. Я ему необходима. После того как меня объявили незаконнорожденной, ни один человек не обращал на меня столько внимания. Но Эш Тернер сказал, что мое мнение имеет для него значение.
Брови Ричарда съехали вниз, лицо приобрело озадаченное выражение.
– Ясно, – сухо сказал он, немного скривив губы в сомнительной усмешке. – Последние несколько месяцев были весьма нелегкими. Но, Маргарет, после того, как парламент признает наши права, мнение Тернера не будет иметь никакого значения. Вот почему так важно – жизненно важно, – чтобы вы, Эдмунд и я выступили единым фронтом. Я не беспокоюсь о том, что палата общин сразу же примет билль. Но лорды… – Ричард пошевелил губами. – Никто не может с уверенностью сказать, к какому решению они придут, раз голоса до сего момента разделились поровну между теми, кто считает меня невинно пострадавшим, и теми, кто хочет признать меня бастардом, потому что когда-то наш отец крепко им досадил. Определенно перевес в любую сторону будет мизерным.
Маргарет молча смотрела на брата.
– Вы хотели сказать, признать нас бастардами.
– Да, разумеется. Именно это я и хотел сказать. – Ричард улыбнулся и, потянувшись, пожал сестре руку. – Вот увидите. Когда наши права будут признаны, вы станете вновь всем нужны. А Тернер не будет нужен вам.
Ричард ничего не понял. Собственный отец назвал ее бесполезной. До встречи с Эшем Маргарет уже начинала сомневаться, что она вообще существует.
То благородство, о котором говорит Ричард, – совершенно бессмысленная вещь. Его не существует. Благородное звание, данное человеку по праву рождения, – иллюзия. Она не будет полагаться на парламент, как и на окружавших ее людей, чтобы повысить собственную значимость. Их настроения переменчивы, им нельзя доверять.
Маргарет повернулась и принялась смотреть в окно. «Эш не будет единственным, кто ценит меня за мои личные качества. Будут и другие – с решением парламента или без него».
– Почему вы не рассказали мне о том, как с вами поступил Фредерик? – спросил Ричард. – Свадьба столько раз откладывалась, я полагал, вы не стремитесь замуж. К сожалению, я все слишком поздно понял. Надо было сообщить мне.
– Хотите знать правду? Вам было бы приятно услышать, что вашу сестру использовали?
– Разумеется, мне было бы больно о таком услышать, однако это слишком серьезно, и я обязан быть в курсе подобных обстоятельств. Я смог бы повлиять на него, чтобы все разрешилось на должном уровне.
– В связи с вновь возникшими обстоятельствами я рада, что вы этого не сделали. Когда мне было девятнадцать, казалось, я влюблена в него. Сейчас же я понимаю, насколько жалок этот джентльмен, и рада, что не связана с ним никакими узами. – Маргарет помолчала несколько мгновений и добавила: – Спасибо, что не читаете мне нотаций.
Ричард пожал плечами:
– Я понимаю ваше состояние. Мы оставили вас одну, без поддержки. Ничего удивительного, что вам стало одиноко. А Эш Тернер такой брутальный мужчина. – Он отвернулся и провел пальцем по оконной раме. – Я слышал, некоторые женщины ценят это. В любом случае я не очень в этом разбираюсь и не считаю себя вправе читать вам лекции о целомудрии.
Целомудрие. Маргарет улыбнулась. Эти слова вызвали в ней чувство ностальгии.
– Эдмунд порой пошучивал на эту тему, когда полагал, что я не слышу. Никаких любовниц? Вы могли бы поспособствовать созданию одной из глав книги мистера Марка Тернера о целомудрии.
Ричард поднял глаза.
– Марк Тернер пишет книгу о целомудрии? Как странно, не ожидал от него подобного. Помните то лето, когда Эдмунд вернулся из Итона с травмированной в трех местах рукой?
Маргарет растерянно кивнула:
– И два месяца жаловался, что не может скакать верхом и плавать. Мне казалось, что ему даже нравилось, что с ним все носятся.
– Ему сломал руку Марк Тернер – выбил плечевой сустав и вывернул так, что кость треснула. Кроме того, подбил глаз и сделал трещину в лодыжке. Их драка взорвала всю школу. На такие случаи в кодексе джентльменов существуют определенные правила. Запрещается ломать конечности. Так что все было сделано с предельной предусмотрительностью. Теперь вы понимаете мое удивление, когда я узнаю, что этот человек пишет трактат о целомудрии. И я, и отец пытались сделать все, чтобы его исключили из колледжа. Не представляю, сколько денег выложил Эш Тернер, чтобы его брат закончил обучение.
Маргарет зажмурилась и откинулась на спинку дивана. Если бы она была знакома только с Тернерами, то решила бы, что брат преувеличивает или даже лжет. Она представить себе не могла, что Марк способен сломать кому-то руку. Неужели он физически способен на такое? А морально?
– Я не обвиняю вас, Маргарет. Даже после того, что мне пришлось вынести от Тернеров. Когда-то я и сам полагал, что Марк милый тихий парень. А вот Смайт… – Ричард поднял руку и обхватил пальцами кожаный ремешок, свисавший с крыши кареты. – Если вы решите кого-то ненавидеть, – произнес он после некоторого молчания, – прежде всего познакомьтесь с ним. Я на себе испытал, это творит чудеса.
– Мы встречались, – ответила Маргарет.
Ричард выпрямился:
– Встречались? Что же вы о нем думаете?
– Жесткий, – ответила она. – Суровый, но справедливый.
Ричард покачал головой:
– Подождите момента, когда вы окажетесь в его власти. В этом человеке нет и капли сострадания. Обладает тем же талантом, что и старший брат, выворачивать сказанное так… – Ричард вздохнул. – После драки я говорил с директором и настаивал, чтобы Марка выгнали из колледжа, как только он вновь сможет ходить. Но, так или иначе, старший Тернер появился в школе даже не через двадцать четыре часа после происшествия. До сих пор не понимаю, как он так быстро добрался. За такое время до него не могли дойти даже вести о случившемся. Все это кажется странным и заранее спланированным. После его отъезда директор широко улыбался, и Марк Тернер остался в рядах учащихся. – Ричард опять покачал головой. – Ему, похоже, повиновались все, с кем он сталкивался. Тогда он казался нам чуть ли не стариком, хотя сейчас я понимаю, что его нельзя было назвать и вполне взрослым.
Эш не позволял таким пустякам, как юный возраст, мешать его планам. Единственный факт во всей истории, который Маргарет не подвергала сомнениям, – что Эш незамедлительно примчался на помощь брату. Но могло ли все остальное быть ложью? Она представить не могла, что Ричард добивается исключения ученика из школы за такую банальность. Ричард редко вмешивался в чужие дела, но, если это случалось, всегда оставался беспристрастным.
– Возможно, – предположила она, – это было лишь недоразумение.
Ричард внимательно посмотрел на сестру и в очередной раз вздохнул:
– Маргарет, из-за недоразумения кости не ломают. Недоразумение не становится поводом для подачи иска в церковный суд. Недоразумение не становится причиной распоряжения суда представить перечень собственности, чтобы так называемым незаконным наследникам не было передано ничего из наследства, на которое они посягают. Я понимаю, Эш Тернер сделал все, чтобы сбить вас с толку, но, поверьте, вас использовали как пешку. Чем быстрее вы это осознаете, тем проще нам будет действовать. Дело вовсе не в недоразумении, Маргарет. Это самая настоящая война.
Глава 19
Лондон, ноябрь 1837 года
Лондон очень изменился с момента ее предыдущего визита.
Последнее время события сменялись слишком быстро, чтобы Маргарет была способна их воспринимать. Процесс в суде. Признание незаконности прав. Расстроенная помолвка, смерть матери и, наконец, внезапная и необъяснимая болезнь отца. Маргарет с трудом держалась на ногах, силой воли заставляя колени не подгибаться. Она держалась, однако, когда все женщины, которых она считала подругами, в одночасье отвернулись от нее, Маргарет сдалась. Она вернулась в Парфорд и, дабы отвлечься от грустных мыслей, погрузилась в заботы об отце.
Смена времен года все же внесла некоторое изменение в облик города. Сейчас вместо привычно темно-серого, туманного, дождливого города под крышей серых облаков Лондон предстал светло-серым, туманным, дождливым, накрытым серыми облаками, смешанными с копотью. Немного изменились букетики цветов, продаваемые уличными торговцами; на лотках продавцов фруктов вместо мешочков сморщенных яблок появились корзинки с ягодами.
Однако самые разительные перемены коснулись не погоды или товаров. Город выглядел иначе, поскольку изменился ее внутренний настрой, она готовилась к борьбе. Прежде всего Маргарет ощущала перемены в самой себе. За последние недели лучшие люди общества вновь вернулись в Лондон. Была назначена дата заседания парламента. Молоточки на дверях ожили, из дома в дом стали разлетаться приглашения, словно созревшие семена могучего дерева под названием этикет.
На этот раз Маргарет не намерена отступать и бежать в провинцию, зализывать гноящиеся раны.
Именно поэтому в четвертый раз за прошедшие двенадцать дней она стояла на пороге особняка, где проживала леди Элейн Уоррен. На тротуаре за ее спиной переминалась с ноги на ногу сопровождавшая ее служанка. Когда Маргарет впервые пошла на штурм этой ветряной мельницы, молодая девушка была смущена и взволнована, однако через неделю уже более терпимо относилась к возможному отказу. Она пребывала в задумчивом настроении, на лице появилось суровое выражение. По ее сутулым плечам и опущенной голове Маргарет могла предположить, какие мысли крутятся в голове служанки: неужели она не может бросить все и вернуться, наконец, домой?
«Нет», – с грустью подумала Маргарет, надо довести дело до конца. Сегодня она посетила двенадцать домов. Двенадцать дверей, гостеприимно распахнутых для нее всего год назад, были сейчас плотно закрыты.
Наряд Маргарет цвета голубиного оперения с отделкой черным кружевом тончайшей работы не шел ни в какое сравнение с платьем сиделки в имении Парфорд. Плечи покрывала теплая мягкая накидка. Волосы были убраны в элегантную прическу, шею обрамляли локоны, которые слегка покачивались, когда она подняла руку к молоточку. Раздался вежливый, но все же настойчивый стук. Маргарет всегда была вежлива, когда вступала в борьбу.
На голове ее была милая шляпка, не доставлявшая хлопот, что позволяло Маргарет терпеливо ждать ответа, ощущая, как развеваются на ветру синие ленты и падают на плечи. Она пошевелила плечами, ощущая, как шелк приятно щекочет кожу.
В этот момент дверь открылась – маленькая победа. Дворецкий в черном камзоле оглядел Маргарет и поджал губы. В руках у него был обязательный в таком случае серебряный поднос. За много лет, что она приезжала с визитом к леди Элейн, ее всегда впускали в дом незамедлительно.
Однако сейчас все изменилось. Дворецкий видел перед собой не изысканную леди.
Маргарет вскинула подбородок. Ничего. Еще увидит.
Казалось, за те две недели, что она стучится в двери, она начала сдаваться. Казалось, что прошли годы после ее последней встречи с Эшем, хотя в действительности не прошло и двух месяцев. Плотный лондонский туман, смазавший очертания зданий, окутал мраком не только улицы города. Маргарет постаралась отделаться от воспоминаний о покинутом любовнике: сказочном герое, слишком прекрасном для ее теперешней жизни.
В туманной действительности перед ней стоит лишь дворецкий со строгим лицом. Стоит, преграждая ей путь в дом некогда добрых друзей.
Однако теперь Маргарет знала одну волшебную фразу, которую мысленно повторяла постоянно. Я особенная. Мое мнение имеет значение. Я не сдамся.
Вероятно, магические чары изменили ее саму к четвертому визиту. Она уверенно сделала шаг вперед и спешно положила на поднос визитную карточку, пока дворецкий не убрал его за спину.
– Ньютон, – произнесла она повелительным тоном, – потрудитесь сообщить леди Элейн, что ее желает видеть леди Анна Маргарет Далримпл.
Рискованный ход, Она больше не была леди Анной Маргарет Далримпл, как было написано на кусочке плотной бумаги кремового цвета.
Из дома доносились приглушенные звуки оживленного разговора. Неразборчивая болтовня, перемежаемая взрывами смеха. Маргарет узнала хриплый смех подруги с неизменным похрюкиванием в конце, О смехе Элейн ходили легенды. Маргарет могла бы в деталях описать происходящее сейчас за закрытыми дверями гостиной – начиная от продолжительности визита (они всегда были долгими), заканчивая точным числом раз, когда хозяйка высовывает голову из двери гостиной с просьбой принести еще бисквиты (часто).
Дворецкий кашлянул, напоминая Маргарет, что она еще не допущена к чаю.
– Леди Элейн, – произнес он тоном, не предполагающим дальнейшую дискуссию, – сейчас не принимает.
Судя по звукам, леди Элейн сейчас занималась именно этим. Принимала посетителей.
Маргарет пристально оглядела слугу и покачала головой. Ни одна мышца на лице слуги не дрогнула, щеки не залились краской стыда – он был слишком хорошо обучен, чтобы демонстрировать свои эмоции, – лишь через несколько секунд мужчина отвел взгляд.
– Ньютон, – произнесла Маргарет очень спокойно, – по крайней мере, передайте мою карточку. Я хочу знать, что леди Элейн отказала мне лично.
Ньютон даже не моргнул и, что самое главное, не сделал попытки покинуть свой пост. Его широкие плечи заслоняли дверной проем, оставляя лишь маленький зазор. Вероятно, по его мнению, это должно было выражать его сочувствие.
– Сколько раз вы проводили меня в гостиную леди Элейн? Сколько лет вы меня знаете?
– Мадам, вам лучше забрать свою карточку.
– Миледи, Ньютон, – поправила его Маргарет. – Если вы отказываете мне в визите, то, по крайней мере, имейте уважение к титулу, данному мне от рождения.
Ньютон неслышно выдохнул:
– Миледи. Хотя я не уверен, что дело в любезности. Вы самая настойчивая из всех, кому мне приходилось отказывать у дверей этого дома. Трудности вас не смущают. Отказ от дома вас не остановит. Чего же вы добиваетесь?
– Я отвечу на ваш вопрос, – задумчиво сказала Маргарет. – Вы отказываете мне, не позволяете войти. Мы вступаем в дискуссию, и я при этом остаюсь снаружи. Вы продолжаете убеждать меня, что леди Элейн меня не примет. Мы оба воспитанные люди и не станем поднимать шум, всего лишь продолжим вежливо настаивать каждый на своем, обсуждая условия моего возможного визита.
Уголки губ Ньютона поползли вниз.
– Возможного визита? Но это не произойдет, ни при каких условиях. Вы не войдете в дом.
Ей необходимо выиграть время.
– Разумеется. Но как не войду? Могу я пройти через вход для прислуги?
– Ни в коем случае!
– Полагаю, я не смогу проникнуть через окно, которое будет кем-то услужливо оставлено открытым?
– Никогда.
Щебетание женских голосов за дверями гостиной стихло, уступая место шорохам.
– Получается, что и через заднюю калитку я тоже не смогу пройти?
– Ни… – начал слуга, но в этот момент дверь гостиной приоткрылась и появилась головка леди Элейн.
– Ньютон, не могли бы вы… ох… – Взгляд светлых глаз остановился на Маргарет.
Это была та самая женщина, что отказывалась принимать ее. Маргарет полагала, что у подруги просто не хватало мужества высказать ей все в глаза. Леди Элейн, в сущности, была милой девушкой. Глуповатой и чуть более допустимого легкомысленной. Но душа у нее была добрая. И причиной того, что в возрасте двадцати пяти лет она все еще оставалась незамужней, было скорее небогатое приданое – и, конечно, пресловутая манера смеяться, – нежели что-то другое. Леди Элейн была миловидная, несколько пышнотелая, и теперь, когда она увидела перед собой Маргарет, губки на ее личике округлились.
Элейн поправила рукой светлые кудри.
– О-ох, – пролепетала она. – Маргарет. Отец приказал мне не общаться ни с кем, кто придет от ваших братьев. Он почти дословно так и сказал.
Перед глазами Маргарет возникло это предложение, с выделенными курсивом словами.
– Какое счастье, что я не собираюсь говорить с вами от имени моих братьев. Я пришла поговорить от своего собственного имени. Позвольте войти?
Ньютон не шевельнулся, а Элейн покачала головой:
– Не могу позволить – как бы мне ни хотелось. Ньютон получил строжайшие инструкции. Никто из вашей семьи не должен пересечь порог этого дома. Полагаю, отец намерен принять сторону ужасного мистера Тернера и теперь боится, что этот Тернер, как человек дикий и необузданный, придет в страшную ярость, если отец выкажет вам расположение.
– Мистер Эш Тернер? – Маргарет нахмурилась. – Дикий? Мы говорим об одном и том же человеке?
Он точно не стал бы держать ее в дверях в такую промозглую погоду. Возможно, в разговоре он не всегда следовал правилам этикета, заявления его были не всегда уместны, но, когда она бросила в него комок земли, он даже глазом не моргнул.
А когда решил, что Ричард ее обидел, чуть не отлупил ее бедного брата. Да, возможно, в нем и есть нечто дикое.
Леди Элейн смотрела на нее во все глаза.
– Маргарет, вы последняя, как мне кажется, кто должен оспаривать это утверждение. Он же практически простолюдин. О хороших манерах он не имеет никакого представления. Простых людей не учат контролировать свои эмоции. Они не в состоянии сдерживать свои порывы. Их так приучили.
Маргарет взглянула на Ньютона, который даже бровью не повел, выслушав речь хозяйки. Маргарет едва сдержалась, чтобы не отметить, что простолюдины, которые их окружают, пожалуй, единственные люди, кто по-настоящему привык скрывать свои эмоции.
– Позвольте мне вас сразу успокоить, – произнесла она вместо этого. – Я пришла вовсе не для того, чтобы заставлять вас идти наперекор воле отца. Мы женщины, Элейн, и не голосуем в парламенте. Не обладаем правом наследования. Мы знаем свое место. Я никогда бы не попыталась вмешаться в происходящее с вашей помощью. Я в любом случае не смогла бы повлиять на результат.
Леди Элейн смотрела на подругу с удивлением:
– Полагаю, вы правы. Приятно, что здравый смысл вас не покинул. Что же вы хотите?
– Всего лишь общения.
Леди Элейн рассмеялась – долгий хриплый смех, закончившийся похрюкиванием.
– О, Маргарет, я не такая глупая гусыня, чтобы поверить в эту сказку.
– Я совершенно серьезно, Элейн. Я соскучилась по вас – будь вы хоть глупой гусыней, – скучала все эти месяцы. Тосковала по вашим праздникам, сплетням. По вашей дружбе. Даже по вашему чудовищному смеху. Я скучала по всем друзьям. Я не изгнанница, заточенная в провинции. Теперь уже нет.
– О, Маргарет. – Леди Элейн прижала кончики пальцев к губам и покачала головой.
– Я дочь герцога. Да, незаконнорожденная. – Голос Маргарет задрожал, и она еще сильнее подняла подбородок. – Но я все равно его дочь. Не имеет значения, чем завершится процесс – выиграет мистер Тернер или проиграет, – я желаю вновь стать членом общества. Разумеется, я не рассчитываю быть принятой во всех домах, но хочу иметь больше, чем имею сейчас.
Заканчивая свою речь, Маргарет знала, что препятствие непреодолимо. Ей было бы проще разрушить Тауэр до самого основания, чем изменить законы английского общества. Все же это не означает, что она решила сдаться.
Элейн поджала губы.
– Что вам нужно?
– Приглашение, – медленно произнесла Маргарет.
Она ожидала опять услышать нервный смех подруги, но Элейн лишь молча кивнула.
– Думаю, – сказала она наконец, – в этом я смогу вам помочь.
– Вам совсем не обязательно это делать.
Эш ничего не ответил брату на столь простое заявление. Он даже не мог повернуться в его сторону, поскольку в этот момент камердинер завязывал ему галстук самым модным, по его утверждению, узлом – несомненно, это произведет впечатление на лордов, встреча с которыми назначена на полдень.
Эш смотрел перед собой, делая вид, что не осведомлен о прибытии Маргарет в город.
– Правда, Эш. Вам не обязательно это делать. Ричард и Эдмунд Далримплы не заслуживают такого вашего поступка по отношению к себе.
Камердинер сделал шаг назад, любуясь работой. Эш продолжал стоять, не поворачивая головы.
– Вспомни, как они повели себя с тобой. Как поступили с Хоуп. Черт, в конце концов, что они сделали с Маргарет. Скажи – доверяешь ли ты Далримплам нести ответственность за герцогство?
– Я их простил.
– Ты, – Эш сделал небольшую паузу, – не вполне понимаешь, что они сделали с Хоуп.
Он слышал, как брат прошелся по комнате.
– Месть – не для нас, смертных, Эш.
Камердинер подошел ближе, чтобы поправить воротник рубашки.
– Не надо читать сейчас проповеди. – Эш понизил голос. – Мне кажется, в свое время мы выслушали их достаточно.
Марк замолчал и прошелся по комнате, чтобы встать перед лицом брата, поэтому от него не ускользнул мелькнувший в его глазах укор.
– Достаточно? Что значит достаточно? Ты чуть не поплатился жизнью за матушкино поклонение пред мертвыми словами. Я не могу видеть, как ты сам заключаешь себя в те же оковы.
– В те же оковы? – В голосе Марка появились опасные интонации, но Эш не очень считался с чувствительностью брата к его высказываниям.
– Да, в те же оковы. Ты и Смайт, оба. Живете в воздержании и отречении, в то время как весь мир может лежать у ваших ног. Отвергаете любое предложение задолго до того, как оно сделано. Наша мать заставила вас подчиниться ее воле, и как вам не удалось вырваться из ее пут тогда, так и сейчас вы не позволяете себе стать свободными.
Марк вновь заходил по комнате, скрываясь от взора Эша, и тот остался стоять, уставившись в стену напротив.
– Вы действительно считаете, что мы со Смайтом одиноки в своих выводах? – раздался из-за спины голос Марка.
– Не сомневаюсь, что таких глупцов немало на свете.
– Послушайте, что вы говорите о мести. «И будете попирать нечестивых, ибо они будут прахом под стопами ног ваших». Прекрасная работа, вполне соответствует вашему имени.
– Не называй меня так.
– Не называть вас как?
– Так.
Марк лишь фыркнул:
– Ах, вы об этом? «И будете попирать нечестивых, ибо они будут прахом под стопами ног ваших». Это ваше имя, как бы вы ни хотели забыть о нем. И как вам роль ангела мщения, Эш?
Он сжал кулаки и резко дернул плечами, вызвав тихое неодобрение камердинера. Потребовалось приложить неимоверные усилия, чтобы держаться ровно и не сжаться в тугой комок, не обращая внимания на то, что на сюртуке появятся заломы.
Слова Марка будили в нем воспоминания детства, страшные воспоминания. Огонь, запах едкого дыма от дешевого угля; рука матери, худая настолько, что он чувствовал лишь кости, крепко сжала его запястье. Ровным тихим голосом мать произносит его имя, главу и стих.
Следом нахлынули мысли о последних днях жизни Хоуп, с тем болезненно-острым ощущением, что на этот раз он проиграл.
– Остановись. Хватит.
– Вы всегда были упрямы. Самым ранним воспоминанием из детства для меня…
– Хватит, – взмолился Эш. Он страшился того нарастающего отчаяния, осознания того, что, если преступит запретную черту, если совершит малейшую ошибку, та, чье присутствие играло немалую роль, может разрушить жизнь ее собственных детей.
– Она была не права, – продолжал Марк. – Позже совсем лишилась разума. Видела демонов и верила, что ангелы шепчут ей на ухо, что их надо уничтожать силой. Имя было дано вам для отмщения. Вы собираетесь всю жизнь преследовать обидчиков?
Эш никак не отреагировал на колкость брата, полагая, что обязан оставаться невозмутимым.
– И это то, кем вы стали? Таким, каким она мечтала вас сделать?
Эш резко дернул головой:
– Я… я таков, каков есть.
– Как и я. Я стал таким, каким стал, наперекор воле матери. Поступал так, как считал нужным, делал то, что считал правильным, несмотря сумасшествие матери, которое едва не вытравило из моей души лучшее, что там было. Я выбрал целомудрие, хотя разглагольствования матери толкали меня к обратному, из одного лишь внутреннего протеста. Я стал таким, каким хотел стать, Эш. И вам следует поступить так же.
– Нет. Я такого пути не выбирал.
Марк внимательно посмотрел на брата и отвел взгляд. В нем было столько тревоги, в этом взгляде, – дав оценку действиям брата, он отвергал их. Марк словно подсчитывал долю нравственности в них, суммировал философскую составляющую, анализировал с точки зрения морали и проводил прочие исследования, которым научили его в Оксфорде. Будучи подвергнутым столь тщательному анализу, Эш совершенно терял шансы на победу.
– Нет, – отрезал Эш. – И ты смеешь смотреть на меня свысока. Я не получил такого образования, как ты. Только бог знает, были ли у меня способности для этого. Но будь я проклят, если мой опыт ничего не значит. Вместо интеллекта я обладал интуицией, именно она, а не знания помогла мне понять, как должно поступить в той или иной ситуации, но я сомневаюсь, что тебе это понятно. Мое чутье подсказало мне купить одежду, что на тебе сейчас надета, и оплатить образование, которое позволяет теперь глумиться надо мной с видом всезнающего ученого. Мое чутье привело меня в Итон в тот день, когда вас собирались вышвырнуть оттуда за ухо. И оно же подсказывает мне сейчас, что ты и Смайт чувствуете себя несчастными именно из-за того, что я для вас сделал.
– Эш, я…
– И сейчас, – произнес он, предвидя, что может сказать Марк, – мое чутье подсказывает мне, что я должен довести дело Парфорда до конца. Ну же, Марк, скажи, что моя интуиция меня обманывает.
Брат молчал.
Камердинер чуть отошел в сторону, давая возможность Эшу развернуться и посмотреть на пораженного его речью брата.
– Эш, – собравшись с мыслями, произнес Марк. – Вы напрасно так считаете – я вовсе не глумился над вами. Вы же так не думаете, правда? Лишь потому, что вы не посещали с нами школу? Я никогда не считал вас менее способным, чем я и Смайт. Напротив. У вас получается все и сразу. Это поразительно. Но все, чего я прошу, – объяснение причин. Я не способен вас убедить, вы не даете мне такой возможности. Прошу вас – всего лишь раз – давайте поговорим о чем-то кроме вашей интуиции.
Марк говорил с той уверенностью, которая его убивала. Нет, брат ничего не понял.
Его слова нельзя было назвать насмешкой – он просто ничего не понимал. Они думали, он преуспел бы в школе. От этой мысли становилось смешно. Чутье – единственное, чем он обладает. И всегда обладал.
Я не умею читать.
Мысленно Эш тысячи раз признавался в этом брату. Иногда представлял, что Марк посмотрит на него с сожалением. Порой казалось, с презрением. Но сколько бы раз Эш ни представлял себе эту сцену, никогда не допускал мысли, что увидит в глазах Марка уважение.
Эш покачал головой и отвернулся.
План, который Маргарет и Элейн составили довольно быстро, был предельно прост. Поскольку Маргарет не могла быть принятой Элейн в доме, в связи с приказом ее отца, подруги условились встретиться в Гайд-парке.
– Лорд Роулинг дает бал, через три дня от сегодняшнего, – сказала Элейн, когда они шли под руку по берегу озера Серпантин.
Погода была непривычно теплой для ноябрьского дня. Предыдущим вечером прошел дождь, развеявший густой туман, и сейчас теплое солнце согревало спину Маргарет. Лишь резкие порывы ветра, трепавшие полы ее юбки, напоминали о приближении зимы.
– Догадываюсь, о чем вы думаете, – продолжала Элейн. – Роулинг – человек Тернера. Как может быть иначе? Он ведь купил свой титул всего три года назад. – Лицо ее исказилось, словно на свете не могло быть ничего ужаснее человека, не удостоенного титула от рождения.
Маргарет едва сдержала улыбку. Всего лишь год назад она разделила бы негодование подруги и страх оттого, что корона так отчаянно нуждается в средствах, что готова раздавать титулы любому, чье единственное достоинство заключается в возможности оплатить эту милость.
– Основная цель бала – представить мистера Тернера людям, которым предстоит рассматривать вопрос перед тем, как рассмотреть его в парламенте. Если вы сможете получить приглашение от Роулинга, остальные двери сами распахнутся перед вами. Не все, разумеется, но многие. Очень многие.
– Мы встретимся с лордом Роулингом здесь? В Гайд-парке? Как же мы получим от него приглашение?
– Он с друзьями частенько прогуливается здесь по субботам, – сообщила Элейн. – За последний год Роулинг неоднократно просил меня посетить хоть один из его праздников. Возможно, я и не самая очаровательная старая дева в городе, но все же происхожу из старинного рода, видимо, он счел, что это придаст его глупым приемам солидности. Он же не сможет пригласить меня, не вручив приглашение и вам. Хотя кто знает? В свете он человек новый. Может быть, он даже не знает, кто вы.
– Если он близок с Э… мистером Тернером и лоббирует его дело в парламенте, он не может ничего не знать о нашей семье.
Элейн кивнула, видимо сочтя ее логическое заключение убедительным.
– Будьте осторожны, Элейн. Если в обществе узнают о том, что вы мне помогаете, вас непременно подвергнут остракизму. Не хочу, чтобы вы из-за меня страдали.
Элейн посмотрела на нее немного странно, а затем рассмеялась – совершенно бестактно и вызывающе.
– Маргарет, меня приглашают на все приемы, но нигде не хотят видеть. Едва ли от этого я потеряю свою ценность. Я не изысканная дама. При этом небогата. Я всего лишь происхожу из очень, очень хорошего рода.
Маргарет прикусила язык. Одно дело знать, какого мнения придерживается общество по поводу Элейн, к совсем другое слышать, как она сама посмеивается над собой с такой легкостью.
